Текст книги "Пейзаж с незнакомцем"

Автор книги: Элизабет Хой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Глава 5

Какое-то время они стояли, обнявшись, их сердца спокойно бились в унисон, словно все в мире встало на свои места и больше не будет причин для страха и сомнений. По крайней мере, так казалось Дженни. Хотелось бы знать, испытывает ли ее спутник те же чувства?

– Ах, Дженни, все не так! Вовсе не так я мечтал встретиться с вами сегодня вечером, – сказал он, не выпуская ее из объятий. – Я видел, какой у вас был взгляд, когда я отвернулся от вас утром, – продолжал он. – Словно я вас ударил! Я не могу забыть этого!

– Вы пришли сюда, чтобы пожалеть меня?

– Нет, я пришел потому, что испугался за вас… и за себя. Вчера ночью, когда я поцеловал вас, между нами что-то произошло… вероятно, то, чего ни один из нас не ожидал. Давайте сейчас будем честны и с собой, и друг с другом!

На мгновение у Дженни перехватило дыхание, неожиданное признание Глена глубоко поразило ее. Если он заговорил о честности, это не просто легкая болтовня, а нечто большее.

– Давайте пройдем немного вперед, – предложил он. – Мне надо поговорить с вами, Дженни, дорогая! Вы такая милая, такая юная…

– Но вы тоже не Мафусаил, – улыбнулась она.

– Мне тридцать четыре года, – ответил он на замечание о Мафусаиле.

– А мне двадцать.

Они шли по ровной тропинке, проложенной сквозь заросли розмарина и тимьяна. Высоко в небе появились первые звездочки.

– Дело не только в разнице в возрасте, – сказал Глен. – Вы ничего обо мне не знаете.

– А это так важно?

– В данном случае, полагаю, да. Жизненно важно. – Помолчав, он тихо и печально произнес: – Вы не должны влюбляться в меня, Дженни. У нас ничего не выйдет.

Ее хрупкое счастье пошатнулось, к боли прибавилось удивление: почему они говорят об этом? Неужели он не допускает мысли, что чувство может быть взаимным?

– Мы только что познакомились, – начала она. – И все же… и все же… когда вы поцеловали меня вчера ночью…

– Не продолжайте! – резко перебил он девушку. – Есть вещи, которые нам не следует говорить друг другу. Когда что-то остается недосказанным, это сильно облегчает ситуацию… к тому же так безопаснее. Я для вас не больше чем незнакомец. У меня своя жизнь, у вас своя. Не сомневаюсь, у вас найдутся более подходящие друзья, чем я. Например, этот симпатичный мальчик, которого вы сегодня провожали.

– Жерве – младший брат мужа моей сестры. Меня с ним никогда ничего не связывало… в том смысле, о котором говорите вы.

– Но есть же кто-то, к кому вы неравнодушны? – не унимался Харни.

Джон! Она знала, что должна обязательно сказать о нем. Молчание было бы подлым предательством.

– У меня есть жених, – безжизненным тоном призналась она. – Во вторник он приезжает на остров.

– Так это же прекрасно! – весело и с нескрываемым облегчением воскликнул Глен.

Они дошли до конца тропинки и повернули назад.

– Вот здесь наши пути разойдутся, – произнес Глен. – Я оставлю вас у ворот виллы, Дженни, дорогая, и если буду держаться подальше от вас, вы это поймете. Это не значит, что я не благодарен вам за проявленную ко мне доброту, но теперь нам лучше расстаться!

Они подошли к воротам виллы. Он протянул руку.

– Но мы не можем так просто расстаться, – выпалила Дженни. – С вами хочет познакомиться папа. – Было бы куда разумнее держать язык за зубами!

– Ваш отец? – поразился Глен.

– Я рассказала ему, что вы пишете историю Зелена, и о вашем интересе к собору. Он просил меня пригласить вас завтра на ленч.

У Глена перехватило дыхание.

– Да это же превосходно! Как мне вас отблагодарить? – Охваченный радостью, он, похоже, совершенно забыл о своем решении больше не встречаться с ней.

– Не надо благодарить меня, – тихо ответила Дженни. – Встреча с вами доставит удовольствие папе. Сейчас он нездоров и вынужден несколько дней лежать в постели. Ему очень скучно. Такой собеседник, как вы, его очень обрадует.

– Но это же замечательно! Я поражен… какая честь…

– Тогда мы ждем вас завтра. Примерно в полдень вас устроит?

– Я обязательно приду! – Он положил руку ей на плечо. – И все это благодаря вам, Дженни. Ступив на Зелен, я не мог даже надеяться на что-либо подобное.

Она почувствовала, что отошла для него на второй план. Теперь она была для него всего лишь дочерью знаменитого художника, неуловимого Эдриэна Роумейна.

На следующий день Эдриэну Роумейну настолько полегчало, что доктор разрешил ему несколько часов посидеть в шезлонге на балконе.

Утром Дженни заглянула к нему, и он попросил ее остаться и прочесть ему «Таймс». Когда она наконец отложила газету, отец спросил, не собирается ли она на пляж.

Дженни ответила, что сегодня утром решила остаться дома, чтобы подготовиться к визиту мистера Харни.

– Ах да! Твой странствующий историк!

Дженни уже сказала отцу, что Глен принял приглашение на ленч.

– Похоже, ему не терпится посмотреть твою картину! Но может быть, тебе хочется самому показать ее? Я могу предложить ему прийти тогда, когда ты будешь в состоянии пройти в мастерскую!

– Нет, нет! – возразил Эдриэн. – Я бы хотел, чтобы он посмотрел картину прежде, чем ты приведешь его сюда. Тогда мы сможем поговорить о ней.

Эта картина была самым крупным из его полотен, амбициозная и неординарная сложная композиция.

– Такой изысканный маленький собор, – продолжал Эдриэн. – Если он интересуется историей Зелена, то найдет для себя много нового. Этот собор – сердце острова, его камни хранят веру и надежду почти пять столетий!

– Синьор Роумейн, вам пора отдохнуть и подкрепиться! – заявила сестра Тереза, входя в комнату с чашкой бульона.

Эдриэн помахал Дженни на прощание рукой, а она, уже в дверях, послала ему воздушный поцелуй.

– После ленча я вернусь сюда с мистером Харни!

– Только после того, как синьор отдохнет! – заявила сестра Тереза. – И учтите: гость не должен слишком задерживаться!

В коридоре Дженни остановилась, взволнованная предстоящей встречей. Глен Харни. С самого утра, пробудившись, она ждала его прихода. Войдя в свою комнату, она, ненадолго задержавшись перед зеркалом, сделала несколько ритуальных движений: убрала волосы со лба, коснулась губ неяркой помадой. Как она сегодня встретится с Гленом Харни? Как они поздороваются друг с другом? Неужели только вчера вечером он держал ее в своих объятиях, а потом сказал, что она не должна его любить?

Выглянув в открытое окно, Дженни увидела, как он вошел в ворота виллы. Едва касаясь ступенек ногами, она устремилась в холл, а оттуда на террасу, где в тени виноградных лоз, смягчающих жару полуденного солнца, стоял он, высокий, неулыбчивый. Они молча посмотрели друг на друга. Обычные слова приветствия казались им неподходящими.

– Значит, вы пришли, – произнесла наконец Дженни.

– Да, пришел! – улыбнулся Глен Харни.

Они не подошли друг к другу, не обменялись рукопожатием. Казалось, оба не находили слов.

– Как ваш отец? Надеюсь, сегодня ему лучше? – начал Глен.

– Намного лучше. Ему не терпится увидеться с вами после того, как вы посетите мастерскую и посмотрите его картину с изображением собора.

– Ах да, собор, – сказал появившийся Жан Дюпре. – Необыкновенно сложная вещь…

Дженни представила их, и Глен Харни тепло пожал Жану руку.

– Я восхищаюсь вашими работами, месье Дюпре, – к немалому удивлению Дженни, заявил он.

Трудные для понимания, эксцентричные скульптуры Жана Дюпре предназначены для узкого круга ценителей. Он мало известен за пределами Франции. Должно быть, Харни неплохо информирован, если слышал о Жане Дюпре. Похоже, он не только историк, но и знаток современной скульптуры.

– Присаживайтесь, а я принесу что-нибудь выпить.

Дженни оставила мужчин беседовать, а сама ушла в гостиную.

Там она поставила бутылки и бокалы на тележку для коктейлей, внутренне благословляя Жана за его своевременное появление.

Выкатив тележку на террасу, она с облегчением увидела, что Клэр и Жак возвращаются с пляжа. Опять последовали представления. Разлили напитки, и разговор возобновился.

Наконец Жан сообщил, что уедет на завтрашнем пароходе.

– У вас в доме больной, и лишняя обуза вам ни к чему.

– Но с кем же отец будет беседовать о живописи? – запротестовала Клэр.

– Месье Харни, несомненно, время от времени будет навещать его, – заметил Жан. – Насколько я понимаю, он разбирается в искусстве не хуже меня.

Ленч подали в прохладную, тенистую столовую. Простую, но отлично приготовленную еду подавала Янна, местная девушка, помогавшая Мари на кухне. Сестра Тереза сидела за столом вместе со всеми, но участия в беседе почти не принимала. Дженни тоже помалкивала, слушая Жака, развивавшего свою любимую тему – ценность кино как формы искусства. Глен снова, похоже, проявил интерес и недюжинную осведомленность в области кинематографии. Или он действительно специалист в этой области, или невероятно искусный собеседник?

Светский человек, умный и блестяще образованный. Как она могла надеяться привлечь его внимание… или вызвать более глубокое чувство? Теперь слова, которые были произнесены вчера лунной ночью, казались совершенно невозможными. И все же… и все же! Наблюдая за его беседой с Жаком, глядя на его сильное, чувственное лицо, она переживала неугасающую боль в сердце.

После кофе Дженни отвела Глена в мастерскую. И снова, когда они остались одни, между ними воцарилось неловкое молчание. За столом он достаточно живо болтал с Жаном и Жаком, время от времени вовлекал в разговор Клэр, проявляя к ней должную почтительность гостя по отношению к хозяйке. Но с Дженни не обмолвился даже словом и ни разу не взглянул на нее.

Неумело поворочав большим ключом, она отперла дверь мастерской и провела гостя в темное помещение, освещаемое несколькими окнами, занавешенными зелеными жалюзи. Дженни потребовалось некоторое время, чтобы отдернуть длинные полосы, и Глен предложил ей помочь. Совместная работа, похоже, ослабила напряжение между ними. Глен, мгновенно насторожившийся, с интересом оглядывал мастерскую. Построенная из местного камня, огромная, величественная мастерская когда-то служила амбаром или флигелем. Много лет назад, впервые приехав на остров, Эдриэн Роумейн превратил это строение в идеальную мастерскую, и теперь она была заполнена инструментами, необходимыми художнику. Дюжина полотен, повернутых лицевой стороной к стене, длинная сосновая скамья, измазанная краской. На ней лежали палитры, мастихины, тюбики с краской и баночки с кистями. В воздухе витал запах краски и скипидара.

Однако, когда мастерскую заполнил свет, стало ясно: вот оно, самое главное, доминирующее творение художника! За двумя высокими крутыми лестницами, ведущими на дощатые подмостки, натянутое на огромный подрамник, стояло огромное полотно величиной во всю стену.

– Боже правый! – удивленно воскликнул Глен. – Сколько же труда в него вложено! – изумился он. – Неудивительно, что ваш батюшка переутомился. Для человека его возраста это почти непосильная задача.

Он молча рассматривал картину. Мастерство и превосходные краски воспроизводили блеск мрамора и мельчайшие подробности архитектурного решения собора. Пасторали, батальные сцены, история и аллегория, факты и мифы – все смешалось в этом полотне. В отдельных местах в него были вкраплены аппликации из кусков ткани с изображениями людей и животных. В одном здании с золотыми шпилями вместился весь мир! И все это на фоне пейзажа, дышавшего миром и спокойствием, где не было места ни битвам, ни смертям! Только оливковые рощи и кукурузные поля да мирно играющие дети у подножия мраморных стен.

Через некоторое время Глен кончил рассматривать картину и глубоко вздохнул.

– Картина похожа на какую-то огромную зашифрованную книгу, – сказал он. – Ее нужно читать снова и снова, прежде чем начнешь понимать, что в ней сказано!

– Я вас понимаю, – горячо согласилась Дженни. – Я видела картину много раз, но по-прежнему теряюсь, когда стою перед ней.

Глен не ответил, поглощенный гениальной работой.

– Отец не ждет, что вы оцените картину с первого взгляда. Но знайте, она имеет для него огромное значение! – горячо воскликнула она.

Он повернулся и удивленно взглянул на нее:

– Я счел за честь, что ваш отец пожелал поговорить со мной о ней. Я и не мечтал о таком счастье!

В студии были еще полотна, но он не стал смотреть их.

– В другой раз, – сказал он. – Сейчас я не в состоянии воспринять ничего больше. Это гигантское полотно обладает невероятной силой!

– И вас ждет папа, – напомнила Дженни. Когда он помогал ей задернуть жалюзи, его рука коснулась ее руки. Они молча стояли лицом друг к другу в затененной мастерской перед огромным монументальным полотном. Между ними пробежала искра мимолетного чувства. «Держи меня, Глен! – хотелось крикнуть Дженни. – Прижми к себе крепче! Позволь мне почувствовать, как твое сердце бьется в унисон с моим, ощутить твой поцелуй на моих губах!»

Он заметил, как слегка дрогнуло ее лицо, словно она произнесла эти безумные слова вслух. Они пристально, беззащитно и без тени смущения глядели друг на друга. Подняв руку, он мягко провел ею по ее лицу и векам, закрывая глаза.

– Мне легче, когда я не вижу ваших глаз, – произнес Глен и, повернувшись, первым вышел на солнечный свет.

«Он неравнодушен ко мне, – подумала Дженни, выходя за ним. – Какое-то чувство ко мне он все-таки испытывает!» И в ту же минуту с горечью вопрошала: кто дал ей право спекулировать этим чувством? Она невеста Джона. Запутавшаяся, неверная, но все же невеста Джона! До прихода парохода, то есть до утра вторника, она обязана взять себя в руки!

Навстречу им из дома шли Димплс с няней. Девочка только что встала после дневного сна. Увидев их, она побежала к ним, протянув пухленькие маленькие ручки.

– Дядя! – обхватив колени Глена, с восторгом закричала она.

Глен и Дженни засмеялись, и он, наклонившись, потрепал мягкие светлые локоны.

– К вам так липнут все женщины? – все еще смеясь, спросила Дженни.

Насмешливо взглянув на Дженни, Глен взял девочку на руки.

– Только очень юные и красивые, – ответил он.

Димплс, обняв его за шею, с обожанием смотрела на него.

– Дядя! – довольным тоном промурлыкала она. – Добрый дядя!

– Как бы высоко я ни ценил твой комплимент, боюсь, нам надо идти, – опуская девочку на землю, сказал он. – Нас ждет твой дедушка.

– Деда, – эхом повторила она. – Бедный деда болен – Понимающе кивнув, Димплс без капризов пошла с няней.

– Вы блестяще выдержали маленькое испытание, – не могла не сказать Дженни, когда они вошли в дом. – Димплс явно намеревалась покататься у вас на плечах. И она способна поднять адский шум, если не получает желаемого. Но вы все правильно ей объяснили.

– Славная девчушка. Ваша племянница, полагаю, – не отреагировав на похвалу, заметил он.

– Да, – ответила Дженни с тем странным чувством, которое неизбежно обуревало ее, когда она осознавала, что она тетя, причем незамужняя тетя.

Эдриэн, сидевший в кресле, приветливо поздоровался с гостем. Проницательные, всевидящие глаза художника внимательно рассматривали Глена, когда Дженни представляла его.

– Я слышал, вы работаете над историей нашего острова, – начал он разговор, когда Дженни и гость уселись в кресла, заранее приготовленные заботливой сестрой Терезой.

Говоря о своем любимом острове, отец заметно воодушевился. Он рассказал Глену, что проводит тут каждое лето почти с момента окончания войны.

– Я бывал здесь и до войны, в тридцатых годах. Тогда визиты сюда были для меня чем-то вроде приключения, потому что после Лондона я попадал в довольно бедную, почти средневековую обстановку.

Он рассказывал, с каким трудом крестьяне выращивали урожай на своей земле. Суровые законы, издаваемые хозяевами, ограничили рыбную ловлю, их основной промысел.

– Здесь нередко можно было встретить нищих, которые с большим достоинством просили милостыню. Вместо дорог здесь были проложены тропы для скота, а о машинах никто и не слышал. Теперь положение улучшилось, остров процветает. С присущим им славянским упорством жители Зелена, так же как и жители материка, преодолели последствия десятилетий иностранного владычества и стали независимыми. – Немного помолчав, он задумчиво добавил: – Кое-что из этого я попытался привнести в мою картину. Дженни вам уже показала ее?

– Показала! – подтвердил Глен и начал взахлеб рассказывать о своем впечатлении от великого, как он считал, полотна. Он говорил о красноречивых лицах на картине, батальных сценах и удивительной гармонии мирного пейзажа, служащего фоном.

– Этих людей никто никогда не побеждал, – сказал Эдриэн и, многозначительно понизив голос, добавил: – До сих пор. Теперь впервые они находятся в настоящей опасности, причем опасность исходит не от войны, а от мира! Пойдите посмотрите еще раз на мою картину. В одном из углов вы увидите самолет, на первый взгляд незначительный атрибут современности, но он смертоносен, как никому не видимая бактерия! – Эдриэн снова замолчал, чтобы перевести дыхание – Мне говорили, что план открытия воздушного сообщения с Зеленом уже принят. Это только вопрос времени, и очень недалекого. Туризм сделает то, что не удалось захватчикам за многие столетия: испортит прекрасные сельские пейзажи, постепенно изменит всю атмосферу острова. Здесь построят отели, рестораны, казино, первозданную тишину заглушат звуки современной музыки, зазвенят монеты, остров потеряет свое очарование. – Он провел рукой по лбу. – Впрочем, надеюсь, я не доживу до этого!

– Ах, папа! – воскликнула Дженни. – Не надо так говорить только из-за того, что ты себя не очень хорошо чувствуешь и на острове будет построен новый отель!

Эдриэн добродушно засмеялся.

– Вероятно, я стал склонен к меланхолии, – признался он, ободряюще взглянув на Дженни. – Мне надоело, что меня держат взаперти в собственной комнате и распоряжаются мной! Ну вот, легка на помине…

Дверь спальни открылась, и на пороге появилась сестра Тереза.

– Вы достаточно поговорили с вашим гостем, синьор Роумейн, – твердо заявила она и, повернувшись к Дженни и Глену, добавила: – Я должна просить вас уйти.

– Что я вам говорил! – состроив комически печальную гримасу, простонал Эдриэн. – Я запуган до смерти в собственном доме… убит добротой. Вы придете снова? – пожимая на прощание руку Глену, спросил он. – Я получил удовольствие от нашей беседы. И позвольте нам в меру наших сил помогать вам в исследовании острова. Я уверен, Дженни отвезет вас в любое интересное место, которое может оказаться для вас полезным.

– Конечно, – согласилась Дженни, надеясь, что не слишком выдает свою заинтересованность.

– Это очень любезно с вашей стороны, мисс Роумейн, – официальным тоном ответил Глен.

Глава 6

Глен Харни не замедлил воспользоваться сердечным приглашением Эдриэна Роумейна. Клэр поддержала его, предложив мистеру Харни поплавать с ними в их укромном местечке на дальней стороне острова. Глен понравился ей с первого взгляда так же, как и ее маленькой дочурке.

Таким образом, три дня, оставшиеся до прибытия парохода, на котором должен приехать Джон, этот совершенно посторонний человек провел многие часы в кругу семьи Роумейн. Утром он ходил с ними на пляж, а после ленча некоторое время сидел на балконе с Эдриэном. Молодой человек нравился отцу все больше и больше.

– У него подлинный интерес к истории, – говорил он. – Он согласен со мной, что бесполезно пытаться остановить поток так называемого прогресса, который рано или поздно обязательно ворвется в жизнь нашего идиллического острова. Но он надеется, что и в крушении может быть что-то положительное. Из хаоса возникает новая жизнь. – В голосе старика зазвучали мечтательные нотки. – Из смерти возникает возрождение, из зимы – весна. Феникс возрождается из пепла. Это болезненные и необратимые процессы эволюции, и Харни признает их.

– Я в этом уверена, – отсутствующим тоном ответила Дженни, не в первый раз удивляясь привязанности отца к этому человеку. И она не могла сказать, радуют ее или огорчают ежедневные визиты Харни.

– Я был счастлив поговорить с ним, – продолжал старик. – Он питает меня свежими идеями, открывает новые перспективы. Вероятно, в последние годы я превратился в затворника. Но Харни довольно настойчив. На днях мы даже говорили о моих мемуарах.

– О твоих мемуарах? – словно эхо, с опаской переспросила Дженни.

– Не мемуарах в общепринятом смысле, – объяснил Роумейн. – Я никогда не сяду за объемистый труд, которого ждут от каждого человека, достигшего в нашем беспокойном веке хоть какой-то известности. Слово, которое я оставлю, должно быть прочтено в моих картинах! Я сказал об этом Харни, и он, я чувствую, понял меня, как никто другой.

«Действительно ли это так, или Глен просто невероятно проницателен?» – задумалась Дженни. Но ей никак не удавалось поговорить с ним с глазу на глаз. Она редко оказывалась с ним наедине, разве что на несколько минут. Утренние походы на пляж были радостным семейным мероприятием. Время от времени они забегали в чистую воду, приглашая друг друга вместе поплавать и понырять.

Наблюдая, как мускулистое тело Глена прорезает голубую воду, Дженни испытывала какое-то странное чувство опустошения и одиночества, которое так часто накатывало на нее в эти дни ожидания. Как хорошо, что скоро приедет Джон! По крайней мере, жизненный уклад поменяется, но как именно, она не позволяла себе думать.

Стояло воскресенье. Во вторник придет пароход, а Дженни так и не рассказала о желании Джона пожениться осенью. Она оправдывалась перед собой, что всему виной болезнь отца. Перспектива грядущей свадьбы вызвала бы нежелательный переполох в доме Роумейнов. А сейчас Эдриэну может повредить даже приятное волнение.

Отдыхая после утомительного заплыва, лежа на горячем песке под лучами яркого солнца, Дженни предавалась этим нежелательным мыслям. Если бы ее жизнь оставалась такой же скучной и спокойной, как сейчас! Но вскоре здесь будет Джон. Она попыталась представить себе их встречу на причале ранним утром под суетливый шум рыночной площади. Дженни ясно видела ларьки, женщин, снующих вокруг них, пароход, подходящий к пристани, но Джон, как она ни старалась его представить, оставался тенью… призраком! Его лицо было неясным пятном. А вот Глена Харни, лежащего на песке меньше чем на расстоянии вытянутой руки, она ощущала каждым нервом! В любой момент она могла до него дотронуться, и, если бы они были одни, ей было бы трудно противостоять искушению.

Она, наверное, сошла с ума! Что за увлечение фактически незнакомым человеком? Она должна думать только о Джоне и о том, что они скажут друг другу, когда он приедет! Очевидно, прежде всего они обсудят намеченную на осень свадьбу. Эта мысль отрезвляла ее, спуская с небес на землю. Ей предстоит свадьба с Джоном, которого она так давно любит!

Вероятно, когда она встретит его во вторник, все встанет на свои места. Странные чары, под которые она попала, развеются. В этот момент она услышала, как Клэр зовет всех на ленч.

– Вы позавтракаете с нами, правда, Глен? – пригласила Клэр, но тот не принял приглашения.

– Я и так злоупотребляю вашим гостеприимством, – ответил он Клэр. – Настало время отплатить вам. Я приглашаю всех вас сегодня вечером на обед в «Славонию»…

– Всех троих? – уточнила Клэр. – Но в «Славонии» очень дорогой ресторан!

– Пусть это вас не волнует, – улыбнулся Глен.

После недолгих споров они, наконец, договорились: в восемь часов Клэр, Дженни и Жак подъедут к «Славонии», где их будет ждать Глен.

Возвращаясь в Модиц, Дженни думала, что он специально не упомянул ее, приглашая всех на обед. Сейчас он сидел рядом с ней, а машину вел Жак. Дженни повернулась и увидела, как пристально и волнующе он смотрит на нее.

– Мне говорили, в «Славонии» хороший танцевальный оркестр, – сказал он. – Вы любите танцевать?

– Да, – ответила она, чувствуя, как краска приливает к ее щекам, – люблю.

– Вот и великолепно, – заключил он с довольным видом. – Я тоже.

Для него само собой разумеется, что они будут танцевать вместе… и они, конечно, будут. Зачем придавать этому такое значение? Но до вечера, когда они приедут в большой веселый отель, еще нужно как-то прожить почти весь день! Дженни хорошо знала это место. С тех пор как открыли отель, они несколько раз отмечали там семейные праздники. И они не раз бывали там с Джоном.

Тут ее мысли приняли более прозаическое направление: какое платье надеть сегодня вечером? Голубое, решила она, самое нарядное из всех ее платьев, с обтягивающим лифом, глубоким декольте и элегантной, струящейся юбкой.

Глен ждал их в утопающем в цветах холле, высокий, стройный, в подходящем случаю белом смокинге и черном галстуке. Очевидно, этот человек привык к шикарным отелям и ресторанам. Он провел их на мягко освещенную террасу, где им подали аперитив.

Пока они баловали себя напитками, наступили сумерки. В соседнем зале играл оркестр и многие танцевали. Позже, во время обеда, в перерыве между блюдами, Глен пригласил Клэр, и Дженни ничего не оставалось, как принять приглашение Жака, хотя тот танцевал с ней лишь из чувства долга, с отсутствующим видом, все время поглядывая на жену и ее роскошного партнера.

– Недешево ему обойдется этот вечер, – предположил Жак. – Для приходящих посетителей цены здесь довольно крутые. Должно быть, он успешный писатель, хорошо зарабатывающий своими книгами. Вот уж не думал, что поверхностные истории средиземноморских островов могут приносить такие доходы. – В голосе Жака чувствовалось сомнение. – Интересно, чем он занимается на самом деле?

Ответ на этот вопрос Дженни хотела бы найти до окончания этого вечера. Но прежде ей предстоит пережить момент, которого она отчасти боится, отчасти с нетерпением ждет: когда Глен пригласит ее на танцевальную площадку.

Доиграв вальс, оркестр начал музыкальное вступление к песне Энгельберта Хампердинка «Пожалуйста, отпусти меня… Отпусти меня!». Вероятно, это совпало с желанием Глена, потому что, когда они сделали два тура, Дженни почувствовала, что ее мягко увлекают к открытой двери на террасу.

– Пройдем к пляжу? – предложил Глен. – Хоть немного подышим воздухом. В такой жаркий вечер танцы утомляют… – Он многозначительно оттянул ворот рубашки.

«Зачем?» – подумала она. Все и так ясно! Несмотря на любовь к танцам, Глен не хочет танцевать с ней! Дженни пронзила острая боль.

Но когда они остановились у воды, ей показалось, будто они попали в другой мир, где нет места бурным эмоциям и нет ничего, кроме тихого плеска волн под ногами. Позади них возвышались похожие на бастионы утесы, на которых располагался старинный город с залитыми лунным светом шпилями собора, устремленными к звездам.

Некоторое время они молчали, словно не желая нарушать очарование моря и неба. В этой тишине, под звездами, создавалось чувство интимности и покоя. Дженни взяла его за руку, и его пальцы, крепкие и сильные, сжали ее нежные пальчики.

– Здесь так прекрасно, – тихо произнесла она.

– Я всегда буду вспоминать, как мы ездили в Урбино и танцевали с местными жителями под аккомпанемент скрипки, – сказал он с печалью в голосе.

Похоже, она для него уже не более чем воспоминание… человек из прошлого.

– Ах, Глен! – прошептала она с отчаянной, невыразимой мольбой.

– Дорогая Дженни, это всего лишь сон в летнюю ночь… может быть, очень сладкий, но не более чем сон. Вы же это понимаете, не так ли? А сны имеют свойство развеиваться.

– Это и для вас сон? – спросила она.

Но он не ответил, а мгновение спустя твердо произнес:

– Пора возвращаться к остальным!

Клэр и Жак сидели на террасе, куда подали кофе с ликером.

– Куда вы оба пропали? – немного резко спросила Клэр.

– Вышли подышать воздухом, – спокойно ответил Глен. – В танцевальном зале очень душно!

Некоторое время между ними шла беззаботная беседа, в которой принимала участие и Дженни, любой ценой стараясь делать вид, будто ничего не произошло. Будет ужасно, если Клэр заподозрит, что она испытывает какие-то чувства к Глену Харни, и, как заботливая старшая сестра, начнет задавать неловкие вопросы.

Наконец из зала вышел официант и протянул Глену счет. Глен подписал его и, поблагодарив, отпустил официанта.

– У вас здесь счет? – удивилась Клэр.

– Да, – неохотно признался он. – Сегодня вечером, перед самым вашим приездом, я заказал две комнаты для своих операторов. Они приедут во вторник.

– Операторов? – словно эхо, переспросила Дженни.

Глен откашлялся, глотнул сливового бренди и с отчаянием оглядел своих спутников.

– Я должен вам кое-что объяснить, – начал он. – Вообще-то я не был до конца откровенен, рассказывая о своей работе на Зелене.

– Вы пишете серию книг или буклетов по истории различных средиземноморских островов, – напомнил ему Жак и, засмеявшись добавил: – Какие зловещие цели кроются за столь безобидным занятием?

– Кроется довольно много, – ответил Глен и, расправив плечи, решительно продолжил: – Это не столько книги, сколько… сценарии для серии телевизионных документальных фильмов, которые я пишу для лондонского телевидения.

Наступила тишина. Дюжина вопросов возникла в голове Дженни, но она не могла произнести ни слова. Первым заговорил Жак.

– Вы выбрали Зелен, потому что знали, что недоступный Эдриэн Роумейн живет здесь летом в полном одиночестве? – раздраженным тоном спросил он.

– Конечно, я знал, что мистер Роумейн скрывается здесь летом, и о том, что многочисленные журналисты и агенты издательств безуспешно пытались найти его, – признался Глен и, помолчав, добавил: – Поверьте, в мои намерения не входило вторгаться в личную жизнь мистера Роумейна!

– Но вы же познакомились с Дженни, – напомнила ему Клэр.

– Нас свела судьба и неуклюжий крановщик! С тех пор ситуация развивалась сама собой. Как это ни поразительно, я был приглашен на виллу встретиться с вашим отцом. Меня впустили в мастерскую, показали его великолепную картину с изображением собора, и, пожалуйста, поверьте мне, я бы ему уже тогда рассказал, кто я такой, но Дженни предупредила меня, что отец болен. Я решил, что присутствие на острове телевизионного репортера может его расстроить.

– Конечно, это расстроило бы его, – сухо согласилась Клэр. – И расстроит, если он об этом узнает!

– Придется идти на поводу у обстоятельств, – предположил он и умоляюще взглянул на Клэр. – Может быть, не стоит говорить ему, кто я на самом деле? Я себя не выдам, можете положиться на меня! Теперь, когда он оказал мне честь своим необыкновенным гостеприимством и… дружбой, если это не слишком громко звучит… я считаю себя обязанным уважать его чувства!

– Если вы действительно уважаете его чувства, самое лучшее, что вы можете сделать, – это отменить проект, касающийся Зелена, и найти для своей серии другой остров в Адриатическом море, – предложила Клэр.

– Боюсь, я не смогу отменить проект, касающийся Зелена, – бросив на нее виноватый взгляд, ответил Глен. – В моем контракте особо оговорен фильм об острове.