Текст книги "Тайники души"

Автор книги: Элизабет Хардвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– В данный момент, – произнесла Робин, продолжая сидеть на полу, – я пытаюсь собрать себя по кусочкам. Если вам неважно, что будет со мной, пожалели бы хоть дверь!

– Хватит вилять, Робин! – приказал Люк, входя в комнату и осторожно закрывая дверь за собой: видимо, замечание Робин все же возымело свое действие. – Дотти сказала, что вам дурно!

– Она преувеличивает.

– У Дотти, безусловно, есть свои недостатки, но этот в их число не входит. Так что я еще раз спрашиваю: что с вами творится?

Робин смотрела на него, не пытаясь ответить. Да и что она могла бы сказать? Она любила этого человека, любила вопреки тому, что подсказывали ей здравый смысл и интуиция. И она не могла бы перестать любить его, даже если бы это убило ее.

Люк подхватил ее за талию и помог подняться. Его крепкие руки надежно держали ее, темные глаза смотрели пытливо и с какой-то затаенной нежностью.

– Ничего не получится, – вполголоса произнес он.

– Ничего, – эхом отозвалась Робин.

– И было бы просто глупо надеяться, что это не так.

– Верно.

– Ты живешь в Лондоне, а я не собираюсь покидать Францию.

– Да.

– Все эти годы я мечтал и боялся встретить такую, как ты. Ты воплощаешь в себе все, чего я должен избегать.

– Да… да… да…

Он судорожно сжал руки.

– Тогда какого дьявола я здесь делаю?

– Я не знаю…

– Нет, знаешь! – Люк говорил тихо, но в голосе его звенело отчаяние.

Да, Робин знала. Знала, что он сейчас так же, как и она, беспомощен перед лицом захватившей их головокружительной и непреодолимой страсти. Страсти, которой не желали ни он, ни она.

Робин мягко коснулась его руки.

– Я очень любила моего мужа, Люк, – сказала она, не замечая, что впервые говорит об этом в прошедшем времени.

– Да, – кивнул он.

– И я не хочу связывать мою жизнь с кем-то еще.

– Я понимаю.

– Скажи мне, – попросила она, – когда Теренс жил здесь… как это было?

– Хочешь узнать, стали ли мы с ним приятелями? Делился ли он со мной своими мыслями и чувствами? – Робин кивнула. – Должен тебя огорчить: этого не было. Да никто из нас и не стремился к подобной доверительности. Я провел с ним всего два дня до своего отъезда, показал ему, что и где находится, вот и все. Но если ты спросишь, понравились ли мы друг другу, я отвечу «да». Твой муж был славным парнем, Робин.

– Да, он был таким, – прошептала Робин, проглотив слезы. Теренс был славным парнем, но про Люка такого не скажешь. У него слишком много шипов.

Люк печально улыбнулся, словно услышав ее мысли.

– Можешь мне не верить, но у меня никогда не было проблем в общении с другими мужчинами, – сказал он.

Вероятно, потому, что он никогда не воспринимал мужчин как своих врагов – в отличие от женщин. По крайней мере, большинство их. Дотти в этот список не входила.

– Я верю тебе, – сказала она. – Но куда нас это приведет?

У них не было и не могло быть совместного будущего, будь то кратковременный флирт или более серьезные отношения. Не будет долгих прогулок и совместных обедов. Не будет тех невыразимо сладостных минут, когда два человека просто наслаждаются обществом друг друга, не требуя большего. Не будет зеленых холмов Нормандии. Не будет Па-о-Сьель…

Робин осторожно отстранилась.

– Мне действительно нужно уехать, Люк, – тихо, но твердо сказала она.

Вместо ответа он наклонился и коснулся ее губ своими. Головокружительное, опустошающее чувство захватило ее, усиливаясь по мере того, как губы Люка становились все настойчивее.

Безумие – вот что это было. Но в тот момент Робин была счастлива, что Люк разделяет это безумие с ней.

Ее пальцы ласкающим движением скользнули вверх по его плечам, легко коснулись шеи, зарылись во влажные от испарины волосы. Она изогнулась в его объятиях так, что не осталось ни малейшего зазора между ее трепещущим телом и напряженными мышцами его сильной груди и бедер. Казалось, они слились в единое, нераздельное целое. Слились, чтобы никогда не разлучаться.

Платье соскользнуло с ее плеч, открывая его восхищенному взору и нежным пальцам высокую грудь с порозовевшими сосками. Покинув ее губы, он устремился ниже, и Робин чуть слышно застонала.

Она хотела его, хотела всего целиком. Хотела чувствовать его сильное тело каждой клеточкой обнаженной кожи. Хотела принадлежать ему безраздельно, ощущая жар его страсти сразу снаружи и внутри себя.

Люк вдруг оторвался от нее и замер, повернув голову к двери.

– Проклятье, – прошептал он, прижимая Робин к себе еще сильнее, словно пытаясь защитить от неизбежного расставания.

Теперь и Робин услышала непрекращающийся стук в дверь и голос Дотти:

– Люк! Открой, пожалуйста!

Робин отпрянула от него, поспешно устраняя следы беспорядка в одежде. Пальцы плохо повиновались ей, щеки по-прежнему пылали, дыхание пресекалось.

Люк так и не пошевельнулся.

Кое-как взяв себя в руки, Робин слегка коснулась его плеча. Он вздрогнул как от удара током.

– Надо узнать, чего хочет Дотти, – мягко сказала она.

– Меня не волнует, чего хочет Дотти.

– А должно бы волновать, – настаивала она.

В его черных глазах вспыхнула ярость от того, что им помешали, и от того, что Робин так спокойно оставила его.

– Хорошо, я спрошу у Дотти, что ей нужно, – с угрозой сказал он. – Но потом мы с тобой серьезно поговорим.

– Мы уже поговорили, – отрезала Робин. – И последние пять минут ничего не меняют, – добавила она с решимостью, удивившей ее саму.

Люк тряхнул головой, пытаясь совладать с охватившим его гневом, шагнул к двери и распахнул ее.

– Что случилось, Дотти? – рявкнул он так, что стоявшая за дверью Дотти невольно попятилась.

– Я не хотела беспокоить вас… – начала она.

– Но побеспокоила! – с тем же напором продолжил Люк. – Что дальше?

– Я подумала, что вы, наверное, не слышите телефонного звонка, раз у вас дверь закрыта…

– Короче! – оборвал ее Люк. – Что им нужно?

– Звонит Сэм. Ему нужен ты. Прости, Люк, но он говорит, что это очень срочно. – Робин за его спиной тихо ахнула и зажала рот рукой. – Что случилось, Робин? – тут же спросила Дотти.

Она только сейчас вспомнила, что так и не рассказала Люку о первом звонке Сэма, о том звонке, который открыл ей тайну Люка. Глупо надеяться, что Сэм не упомянет в разговоре об этом.

– Э-э-э… Люк, – начала она, – я забыла сказать тебе, что он уже звонил раньше. Я имею в виду, Сэм.

Лицо Люка словно окаменело. Темные глаза, еще несколько минут назад обжигавшие огнем, превратились в две льдинки.

– И что он сказал, когда звонил? – Голос тоже звучал холодно и безжизненно.

– Он сказал, что возник какой-то вопрос в связи с твоим новым романом. Кажется, издатели хотят, чтобы в анонсе упоминалось, что «Кольца Сатурна» номинированы на премию.

– Понятно, – процедил Люк, направляясь к двери.

– Люк! – крикнула Робин, инстинктивно чувствуя, что не должна позволить ему вот так уйти, но не зная, что сделать, чтобы задержать его.

Он остановился и медленно повернулся к ней. Ее поразило выражение его лица. За одну минуту он словно постарел на десять лет.

– Да?

Что она могла сказать ему? Все уже было сказано сегодня, и тысячи причин, по которым они не могут быть вместе, были названы. Теперь к ним добавилась еще одна: Люк знал, что ей известно, кто он.

– Ничего, – вздохнула Робин. – Абсолютно ничего.

Сейчас ей хотелось только остаться наедине со своим горем.

Люк коротко наклонил голову, затем выпрямился и вышел, задержавшись лишь на минуту, чтобы слегка сжать тонкие пальцы Дотти жестом, полным любви и утешения.

Повисшее между двумя женщинами молчание было полно незаданных вопросов.

Вопросов, на которые не было ответов.

11

Через полчаса Люк вернулся к Робин и Дотти, которые за это время успели перекинуться лишь несколькими ничего не значащими фразами.

– Вы, кажется, собирались уезжать? – обратился он к Робин со свойственной ему прямотой, которая на сей раз граничила с грубостью. – В таком случае вам пора собираться.

– Люк! – ахнула Дотти. – Почему ты так невежливо ведешь себя с Робин?

Он не удостоил ее даже взглядом. Он холодно следил за тем, как Робин поднимается из глубокого кресла, в которое она рухнула сразу же после его ухода.

– Очень приятно было познакомиться с вами, мисс Уайт, – скороговоркой произнес он. – Позвольте пожелать вам счастливого пути и удачного разрешения ваших чрезвычайных обстоятельств на работе. – Люк обернулся к Дотти. – Надеюсь, это было достаточно вежливо? – язвительно поинтересовался он.

– Да, – растерянно кивнула та, – но…

– Оставь, Дотти, не надо, – попросила Робин, принимаясь складывать вещи. Любые разговоры были бы сейчас бесполезны. Они могли бы только усугубить и без того неприятную ситуацию.

– Да, оставь, Дотти, – эхом отозвался Люк. – Мы с мисс Уайт уже сказали друг другу все, что считали нужным.

Он повернулся и вышел. Дотти бросилась за ним, оставив Робин грустно размышлять о том, что, наверное, сейчас она в последний раз в жизни видела Люка Бланшана.

Дотти решила отправиться вместе с Робин в Лондон и провести с ней несколько дней там. По вполне понятной причине ей не хотелось оставаться в «Медвежьем углу» наедине с Люком.

– В конце концов, я устроила себе этот отпуск, чтобы встретиться с тобой, – сказала она Робин в ответ на ее слабый протест. Таким образом, одиночество, о котором мечтала Робин, отодвинулось на неопределенный срок.

Впрочем, всю дорогу в Этрета и дальше, до Гавра, обе подруги провели в молчании. Робин просто не знала, что ей сказать, а Дотти… Раньше Робин казалось, что подруга для нее – открытая книга, но теперь была вынуждена признать, что мысли Дотти остаются для нее полнейшей загадкой.

Только когда Робин и Дотти заняли свои места на пароме, отправляющемся в Саутгемптон, Дотти решила заговорить.

– Люк не виноват, – сказала она.

Робин вопросительно посмотрела на нее. В чем именно, по ее мнению, не виноват Люк? В том, что так грубо вел себя при расставании? В том, что между ним и Дотти существует какая-то неизвестная Робин связь? В том, что их отношения с Робин так запутались?

– Сестры Стилуотер, – пояснила Дотти. – Клэр и Вирджиния.

Так вот о чем она хотела поговорить!

Сестры Стилуотер. Дочери английского обувного короля и известного мецената Говарда Стилуотера. Десять лет назад они входили в число самых завидных невест Англии. Старшая, Клэр, собиралась выйти замуж за подающего большие надежды молодого писателя Люка Бланшана. Жених подолгу гостил в загородной усадьбе Стилуотеров, ходил на охоту с будущим тестем, занимал гостей на музыкальных вечерах миссис Стилуотер и играл в теннис с младшей сестрой Клэр, Джинни.

В один прекрасный день Люк отправился на прогулку с обеими сестрами. На полпути Клэр почувствовала себя нехорошо и вернулась домой. Еще через три часа вернулся Люк, ведя за собой лошадь Джинни с оборванным поводом. По его словам, лошадь, на которой он ехал, испугалась чего-то и понесла, так что Люк потерял свою спутницу из виду. Будучи неопытным наездником, он сумел справиться с конем лишь через довольно долгое время и только тогда отправился на поиски Джинни. Девушку он не нашел, но обнаружил ее лошадь, которая паслась на лужайке. По оборванному поводу Люк понял, что произошло несчастье, и примчался в поместье за помощью.

Немедленно был организован поисковый отряд, который несколько часов безрезультатно обшаривал окрестности. Затем, так как полил дождь и стало слишком темно, было решено продолжить поиски утром. Но около полуночи Джинни постучалась в дверь маленькой фермы в десяти милях от отцовского дома. Платье ее было разорвано и заляпано грязью, лицо и руки покрыты синяками и ссадинами. Девушка еле держалась на ногах, но все же нашла в себе силы рассказать о том, что с ней случилось.

История, поведанная Вирджинией, попала в газеты и на несколько дней повергла в шок всю Англию. По ее словам, оставшись наедине с сестрой своей невесты, Люк признался, что давно любит ее, и стал требовать взаимности. Джинни ответила отказом, и тогда он предпринял попытку овладеть ею насильно. Девушка так отчаянно сопротивлялась, что, даже будучи намного сильнее, Люк не мог с ней справиться. В какой-то момент оба оказались на краю обрыва.

Разъяренный сопротивлением Джинни, Люк пригрозил ей: «Если не станешь моей, то не достанешься никому!» и столкнул вниз. Обрыв был крутой и высокий, с острыми камнями на дне, так что убийца был вполне уверен, что его жертва не спасется. Он привел в порядок одежду, взял обеих лошадей и спокойно уехал.

Но Джинни осталась жива. Платье зацепилось за торчащий выступ примерно на середине склона. Ей удалось спуститься вниз и пешком добраться до фермы.

К счастью, у владельца фермы оказался телефон, и через час вся округа знала подробности произошедшего. Вирджинию в полубессознательном состоянии привезли домой. Вскоре туда же прибыла полиция. Словоохотливый фермер, доставивший девушку, подробно пересказал услышанное от нее. Клэр выслушала рассказ и, не сказав ни слова, ушла к себе.

Люка арестовали, хотя он все отрицал, и отправили в Лондон. Наутро горничная обнаружила Клэр повесившейся у себя в спальне. При известии о смерти сестры у Вирджинии случился нервный припадок такой силы, что пришлось поместить ее в больницу. Полиция усиленно искала доказательства совершенного Люком преступления, но прошедший ночью дождь смыл следы. Удалось найти только обрывок платья Джинни на камнях под обрывом.

Через две недели стало известно, что пережитое потрясение оказалось слишком тяжелым для нервной системы Вирджинии Стилуотер, и врачи признали ее невменяемой.

Состоявшийся вскоре суд оправдал Люка за недостаточностью улик, но общественное мнение вынесло другой приговор. Люк вышел из тюрьмы и через несколько дней покинул Англию, унося на себе клеймо убийцы.

Теперь Робин знала, что он поселился во Франции, где вел уединенную жизнь отшельника, продолжая писать книги. И вот через десять лет появилась она, Робин, чтобы снова воскресить в его памяти эту историю.

Робин покачала головой. Дотти, пристально следившая за выражением лица подруги, пока та припоминала полузабытые подробности, мягко обняла ее за плечи.

– Люк не делал этого, – сказала она. – Он никогда не поступил бы так с Джинни. И тем более с Клэр. Да, он бывает грубоватым и раздражительным, но никогда – жестоким. Поверь мне, Робин, я знаю Люка всю жизнь. Он не способен на такое.

Помолчав, она заговорила снова:

– Я знаю, плохо говорить о мертвых не принято. Но я уверена, что Джинни придумала все это нарочно, чтобы рассорить Клэр с Люком. Я знала обеих сестер. Джинни просто не могла вынести, что Клэр удалось хоть в чем-то превзойти ее. Она сама была влюблена в Люка и пришла в ярость, когда он сделал предложение ее сестре. Вот и решила отомстить сразу обоим. Кто мог знать, что Клэр примет ее выдумки слишком близко к сердцу!

Робин молча смотрела на подругу. Все произошло слишком давно, чтобы теперь выяснять, что было правдой, а что нет.

– Ты не веришь ни одному моему слову! – с укором воскликнула Дотти, и на глазах ее выступили слезы.

– Если это так важно для тебя, – медленно произнесла Робин, заглядывая ей в лицо, – я верю тебе.

– Конечно, это очень важно для меня, – всхлипнула Дотти. – Люк, он особенный. Он добрый, великодушный, заботливый… Он лучше всех!

– Хорошо, хорошо, – попыталась успокоить ее Робин. – Если ты считаешь, что он лучше всех, значит, так оно и есть.

Дотти слабо улыбнулась и попыталась утереть слезы, которые все еще продолжали стекать по ее щекам.

– Если бы я хуже знала тебя, Робин, то решила бы, что ты надо мной издеваешься.

– Конечно нет, – отозвалась Робин. – То, как ты относишься к Люку, только и может быть единственно верным для тебя. – Даже если весь мир восстанет против этого, добавила она мысленно.

Дотти вздохнула.

– Мир жесток, я крепко усвоила это за свою жизнь, а мир людей искусства жесток и переменчив вдвойне. Сегодня ты на гребне волны, а завтра тебя ввергнут в пучину те, кто еще недавно восхищался тобой. Мне приходится все время быть начеку в том, что касается взаимоотношений с другими людьми. Возможно, благодаря этому мне и удалось добиться успеха на сцене. Понимаешь, я прилагаю все усилия, чтобы моя личная жизнь не стала всеобщим достоянием, а значит, не могла помешать карьере. Возможно, это звучит цинично, но, после того что случилось с Люком, я не хочу рисковать. К сожалению, придерживаясь таких взглядов, я не могу себе позволить иметь много друзей. Отчасти именно поэтому я так ценю нашу дружбу!

– О, Дотти, дорогая! – воскликнула Робин, поддавшись эмоциональному порыву, и крепко обняла подругу.

– Ты всегда была для меня в этом смысле примером, – продолжала Дотти. – Ты сумела добиться успеха, не выставляя личную жизнь напоказ. И я очень рада, что мы с тобой стали друзьями задолго до того, как добились успеха – каждая в своей области.

– И всегда останемся друзьями, – нежно сказала Робин. – Разве может что-нибудь разрушить нашу дружбу?

Она умолкла, не в силах отделаться от мысли, что Дотти скрывает от нее свои отношения с Теренсом. Да если на то пошло, и свои отношения с Люком тоже!

Дотти не заметила странного молчания подруги. Растроганная, она схватила ее за руку и крепко сжала ее.

– Робин, милая, я так люблю тебя! – воскликнула она. – И чувствую себя такой виноватой из-за Теренса!

– О чем ты говоришь, Дотти? – пробормотала Робин, чувствуя себя не готовой слушать исповедь Дотти о ее любви к своему мужу.

Пусть Теренс погиб, но они-то обе живы, и, быть может, лучше не ворошить прошлое? Но если Дотти хватило мужества отпустить Теренса к подруге и столько времени хранить эту тайну, то и она, Робин, должна суметь выдержать признание Дотти о ее отношениях с Теренсом.

– Если бы я только не вздумала вас познакомить! – горестно вздохнула Дотти. – Подумать только, ведь ты могла бы встретить другого мужчину, полюбить его и даже выйти за него замуж! И не было бы этого кошмара год назад! И твоя мать – прости, что напоминаю тебе об этом! – твоя мать, возможно, до сих пор была бы жива! О, если бы я не познакомила вас!

– Если бы ты не познакомила нас, – сказала Робин, внутренне ликуя от того, что тайна Дотти оказалась столь невинной, – я не испытала бы самого большого счастья в своей жизни. Я прожила с Теренсом одиннадцать великолепных месяцев, которые не променяла бы ни на что другое! И я очень благодарна тебе, глупышка! Ведь если бы не ты, этих одиннадцати месяцев тоже не было бы. И уж подавно ты не виновата в гибели Теренса и смерти мамы. Ты же знаешь, никто не застрахован от случайностей и любой из нас мог бы попасть в авиакатастрофу, как Теренс! А мама… у нее было слабое сердце. Любое потрясение могло убить ее. Так что не переживай так сильно: ты ни в чем не виновата передо мной. Наша жизнь состоит из множества «если», и никто не может предугадать всех последствий своих поступков.

– Спасибо тебе, Робин! – проговорила сквозь слезы Дотти. – Знаешь, после того как я увидела, в каком отчаянии ты была на похоронах матери, мне стало просто невыносимо думать, что я виной всему этому. Я даже боялась встречаться с тобой: выдумывала какие-то неотложные дела, важные встречи. Даже добилась этого ангажемента в Дублине, только чтобы не попадаться тебе на глаза. Я знала, что ты никогда не упрекнешь меня в том, что я натворила, но мысль, что в глубине души ты винишь меня в своих несчастьях, мучила меня.

– Это было очень глупо с твоей стороны, Дотти, – ответила Робин. – Тебе нужно было уже давно поговорить со мной так, как сейчас. Я бы объяснила тебе, насколько ты заблуждаешься.

– Я решилась пригласить тебя во Францию только потому, что, когда мы в последний раз говорили по телефону, мне показалось, будто ты начинаешь приходить в себя, – призналась Дотти.

– Так оно и есть, – подтвердила Робин. – И лучшее тому подтверждение то, что я приняла твое приглашение. И морской воздух, он тоже пошел мне на пользу.

Дотти послала ей лукавый взгляд.

– А мне кажется, что кое-что другое пошло тебе на пользу. Признайся, ведь тебе нравится Люк?

Робин нахмурилась. Люк? Вот уж кто не сделал ничего, чтобы облегчить ей жизнь! Даже не пожелал выйти проститься, когда она уезжала. Хотя Дотти уверяла, что он передал Робин пожелание счастливого пути.

– Люк? – повторила она вслух. – Не знаю, что ты имеешь в виду, Дотти.

Даже в мыслях она не хотела обращаться к тем чувствам, которые пробуждал в ней этот человек.

– Джинни Стилуотер разбила его жизнь десять лет назад, – с горечью произнесла Дотти. – Да что там, она принесла несчастье всей нашей семье!

– Как это? – непонимающе нахмурилась Робин.

– Как, по-твоему, – Дотти уперла кулаки в бедра и с вызывающим видом уставилась на Робин, – почему мне пришлось сменить колледж за год до выпуска? Потому что во всех газетах склоняли имя Люка, и родители решили, что будет спокойнее отправить меня учиться в другое место. Туда, где никто не знал бы, что Люк Бланшан – мой брат!

– Но ведь твоя фамилия – Харрингтон! – Робин никак не могла сопоставить то, что сказала ей Дотти, со словами, произнесенными Люком сегодня утром. Он ведь ясно дал понять, что не приходится Дотти братом!

– Конечно, – кивнула та. – Дело в том, что на самом деле Люк – мой кузен. Наши матери были сестрами, но моя умерла, когда я была совсем маленькой. Семья Люка приняла меня, но это было так давно, что я привыкла считать мистера и миссис Бланшан папой и мамой, а Люка – братом.

Вот и разъяснилась еще одна терзавшая Робин загадка! Дотти была приемной дочерью в семье родственников, но сохранила фамилию своих родителей. Что ж, такое случается нередко. Ну почему она, Робин, так склонна всегда подозревать худшее? Из-за этой отвратительной привычки она оскорбила подозрением, пусть и невысказанным, но от этого не менее несправедливым, свою лучшую подругу.

Свою единственную подругу.

– Отец Люка – француз, и он, естественно, носит его фамилию, – рассказывала меж тем Дотти. – Когда Люк был маленьким, вся семья жила в «Медвежьем углу». Потом, когда умерла мама, они перебрались в Англию, но меня все равно вырастила няня-француженка, та же, которая воспитывала Люка. Мы все часто приезжали в «Медвежий угол» на лето. Многие в Этрета до сих пор считают Люка французом. В этом маленьком городке никто и не подозревает, что Люк писатель, тем более что пишет он на английском. Поэтому он и приехал жить в Нормандию, когда… Послушай, Робин, – решительно сказала она вдруг, – я хочу, чтобы ты знала: я не позволю грязной лжи, придуманной Джинни Стилуотер, во второй раз разрушить счастье Люка!

– О чем ты, Дотти?

Упоминание о Джинни Стилуотер было неприятно Робин. Но разговор о Люке, который так настойчиво заводила Дотти, ранил ее в самое сердце.

– Неужели ты еще не поняла, почему я пригласила тебя во Францию вместо того, чтобы встретиться с тобой в Лондоне? – безнадежно вздохнула Дотти. – После смерти Теренса ты так долго сторонилась других мужчин… Словом, я надеялась, что ты обратишь внимание на Люка.

Да, Дотти не ошиблась в своих надеждах. В некотором смысле. Трудно не обратить внимания на мужчину, с которым проводишь все свое время. Особенно если речь идет о таком мужчине, как Люк. Но это же не значит…

– Дотти, – медленно проговорила Робин, потрясенная неожиданно пришедшей ей в голову мыслью. – Скажи, это не из-за чувства вины, о котором упоминала, ты так задержалась с приездом в «Медвежий угол»? Ты хотела дать нам с Люком возможность получше узнать друг друга, не так ли? – Предположение казалось невероятным, абсурдным, и все же… – Ты надеялась, что Люк сможет заменить мне Теренса?

– Это было бы глупостью с моей стороны, да? – отозвалась Дотти. – И потом, мне пришлось бы заручиться поддержкой Люка. Неужели ты недостаточно разобралась в его характере за это время, чтобы понять: никакая сила в мире не могла бы заставить его ввязаться в подобную авантюру!

Это было правдой, не могла не признать Робин. Но это не было ответом на ее вопрос.

Дотти всегда мечтала, чтобы окружающие любили друг друга так же, как она любила всех вокруг!

– И все же, Дотти…

– Я же сказала: мне было бы очень приятно, если бы мой любимый брат и моя лучшая подруга нашли друг друга привлекательными, – прервала ее Дотти. – И кстати, – добавила она, проницательно глядя на Робин, – кое-что, что я заметила вчера, заставляет меня предположить, что так оно и случилось!

Робин почувствовала, что у нее горят щеки. Действительно у Дотти было немало возможностей, чтобы уловить возникшую между ней и Люком близость. И не далее чем несколько часов назад она застала Люка в спальне Робин!

– Это было сродни… физическому притяжению, – сбивчиво принялась объяснять она. – И пожалуйста, Дотти, не нужно видеть в этом нечто большее. Я живу в Лондоне, целыми днями занята в галерее. А когда удается выкроить пару свободных часов, собираю материал для очередной публикации в журнале…

– Только не говори мне, что ты настолько занята, что у тебя нет времени для мужчин, – быстро сказала Дотти. – Ведь ты делала то же самое, когда была замужем за Теренсом!

– Я совсем не это имела в виду, – возразила Робин. – Я говорю о невозможности каких-либо отношений между мной и Люком. – И Люк со всей беспощадностью доказал ей это! – Моя жизнь и его – несовместимы!

– Но…

– Давай закончим наш разговор, Дотти. – Робин мягко, но решительно остановила подругу, у которой, без сомнения, еще нашлось бы, что сказать.

Дотти скорчила недовольную гримасу.

– Люк просил меня позвонить ему, когда мы доберемся до Лондона, – сказала она.

– Ах вот как? – с деланным равнодушием заметила Робин.

Какой заботливый брат этот Люк! Заботливый двоюродный брат.

Робин еще ощущала некоторую неловкость из-за своих заблуждений относительно Дотти и Люка. Хорошо еще, никто никогда не узнает, куда было готово завести ее больное воображение!

И все же в жизни Люка была женщина, та самая Шарлотта, которую он называл «дорогая» и которой говорил, что соскучился по ней! Известно ли о ней Дотти? Робин сомневалась в этом.

– Люк просил, чтобы я обязательно сообщила ему, все ли с тобой в порядке, – продолжила Дотти.

– А что со мной может быть не в порядке? – спросила Робин чуть резче, чем следовало.

Дотти смешалась.

– Этого он не сказал. Сказал только, что я должна позвонить ему.

– Какое ему до меня дело! – гневно воскликнула Робин. – То, что он два раза поцеловал меня, еще не дает ему права…

– Ага! – торжествующе вскричала Дотти.

– Ничего не «ага»! – отрезала Робин. – И на этом кончим наш разговор.

– Ладно, – покладисто кивнула Дотти.

Робин смерила ее подозрительным взглядом.

– Что-то ты больно легко сдаешься.

– Я просто устала, – засмеялась подруга. – Вот отдохну немного и с новыми силами возьмусь за тебя!

Она подобрала под себя ноги, склонила голову на плечо Робин и притворилась, что дремлет.

Робин вздохнула. Похоже, ей еще не раз придется объяснять Дотти, почему между ней и Люком ничего быть не может.

Ведь верно, не может?