Текст книги "Тайники души"

Автор книги: Элизабет Хардвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

4

– Ваша мама никогда не говорила вам, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок? – спросил Люк с лукавой искоркой в глазах, отодвигая пустую вазочку из-под десерта, который Робин подала ему всего несколько минут назад.

Она поспешила отвлечь его десертом сразу же, как только повесила трубку, чтобы избежать необходимости обсуждать свой разговор с Дотти. Она вовсе не собиралась делиться с Люком своими мыслями на эту тему, хотя, судя по его заинтересованному взгляду, он был бы не прочь их узнать.

Робин взяла со стола бокал и отпила еще вина. Весь последний год она не прикасалась к спиртному, да и раньше пила вино лишь изредка, в компании, чтобы расслабиться и стать общительнее. Но здесь ее общительность никому не нужна, и меньше всего ей самой.

Зачем тогда, спрашивается, она попросила его поставить на стол вино?

Может быть, потому, что после нескольких месяцев почти полной изоляции ей хотелось хотя бы иллюзии нормальной человеческой жизни? Удовольствия сидеть за столом вместе с другим человеком, болтая о разных пустяках и попивая вино? Возможно. Но и сидящему напротив нее мужчине должно было хотеться того же самого. Робин уже достаточно знала о нем, чтобы понять: образ жизни Люка весьма далек от нормального, хотя, похоже, отшельничество ничуть не тяготит его, более того, он в отличие от Робин наслаждается им.

– Моя мама, конечно, говорила мне нечто подобное, – наконец ответила она на вопрос Люка. – Но знаете, для того чтобы это стало правдой, у мужчины должен быть не только желудок, но и сердце.

Веселость сбежала с лица Люка, а губы скривились в знакомой безрадостной усмешке.

– Насколько я понимаю, вы намекаете, что применительно ко мне эта мудрость не работает, потому что у меня нет сердца.

Робин вздохнула.

– Я ни на что не намекаю. Я просто ответила на ваш вопрос. Прошу прощения, если допустила бестактность.

– Нет, – помолчав, ответил Люк, – это я прошу у вас прощения. Я так давно довольствуюсь компанией одного Гарма, что почти забыл, что это значит – жить рядом с другими людьми. Мое общество вам в тягость, не так ли?

– Не очень, – с облегчением отозвалась Робин. – И я даже в чем-то могу вас понять. Если бы ситуация повернулась наоборот и в мою частную жизнь вторгся совершенно незнакомый человек, я бы тоже не слишком обрадовалась.

Впрочем, даже в страшном сне Робин не могла вообразить ситуации, в которой Люк постучался бы в ее дверь с просьбой предоставить ему ночлег.

– Это не совсем верно, – возразил Люк. – Я был предупрежден о вашем приезде.

– О нашем приезде, – поправила его Робин. – Вы ожидали, что Дотти тоже будет здесь и позаботится обо мне.

Он тяжело втянул в себя воздух и с шумом выдохнул его.

– Может быть, попробуем начать наше знакомство сначала, Робин… Я только сейчас понял, что не знаю вашей фамилии. Дотти всегда называла вас только по имени. – И он выжидательно посмотрел на Робин.

Та колебалась. Она не собиралась скрывать от него свою фамилию. Вопрос был в том, как именно ей представиться: Пауэр или Уайт?

Выйдя замуж за Теренса, она взяла его фамилию, но на работе продолжала пользоваться девичьей, потому что имя Робин Пауэр никому ни о чем не говорило, а Робин Уайт было уже довольно известно в ее кругу.

– Пауэр, – сказала она наконец. – Робин Пауэр, – повторила она уже тверже и, чтобы исключить всякие сомнения, добавила: – Миссис Пауэр.

– Миссис Пауэр… – повторил Люк. – Фамилия пишется так же, как у Теренса Пауэра, художника?

Робин кивнула. Ей казалось, что Люк непременно должен знать эту часть ее биографии, но как же трудно оказалось произнести необходимые слова! На ее глаза снова навернулись слезы.

– Боже мой, что я за идиот! Мне и в голову не приходило… Простите меня, пожалуйста!

– Все в порядке, – успокоила его Робин, незаметно смахивая слезы. – Мне нужно было сказать вам об этом раньше, тогда, когда я увидела рисунок, но я…

– Вы не хотели обсуждать со мной вашу личную жизнь, – догадался Люк. – Но Дотти… она-то должна была меня предупредить!

– Нет, не должна была, – заявила Робин. – Какая теперь разница… Я была замужем, и мой муж… – Она судорожно сглотнула. – Мой муж умер.

Люк посмотрел на ее левую руку, где на безымянном пальце до сих пор блестел тонкий золотой ободок.

– А я ведь даже не заметил, что вы носите его, – немного растерянно и с обращенным к самому себе укором произнес он.

– Я уже сказала, это неважно. – Робин почувствовала настоятельную необходимость сменить тему: эта была еще чересчур болезненной.

Люк хотел было не согласиться с ней, но поднял глаза на ее побледневшее лицо и мягко спросил:

– Так мы начнем сначала, Робин?

К чему это все? Она пробудет здесь совсем недолго, и их пути вряд ли еще когда-нибудь пересекутся. Но ради Дотти…

– Конечно, Люк, – легко согласилась она и, памятуя о малоприятном начале их знакомства, поинтересовалась: – А где же Гарм?

– Я решил, что лучше ему пока побыть снаружи, – объяснил Люк. – Я как раз выходил покормить его, когда позвонила Дотти.

– Если вы выставили его на улицу из-за меня, то, пожалуйста, впустите обратно. – За окном страшно выл ветер, и ветки деревьев царапали по стеклу. – Думаю, он быстро поймет, что я не представляю для вас угрозы.

– Я не был бы в этом так уверен, – туманно ответил Люк.

Робин некоторое время смотрела на него, пытаясь понять, что именно он имел в виду, но затем оставила бесполезное занятие. Может быть, в устах другого человека эти слова показались бы приглашением к флирту, но Люк… Мотивы его поступков оставались загадкой для Робин.

Внезапно она поняла, какое чувство может испытывать к ней человек, готовый устроить похороны для мертвой бродячей собаки.

– Скажите, Люк, – спросила она, – вы в детстве не подбирали выпавших из гнезда птенцов и брошенных котят?

Вопрос сбил его с толку.

– Не делал ли я – чего? О чем вы говорите, Робин?

– Не надо жалеть меня, Люк, – сухо пояснила она. – Я не выношу жалости. – В том числе и жалости к самой себе, могла бы добавить Робин.

Она повернулась к мойке и включила воду, чтобы сполоснуть посуду после ужина. Вдруг сильная рука схватила ее за плечо и развернула, так что Робин оказалась лицом к лицу с разъяренным Люком.

– Я и не думал жалеть вас! – прорычал он. – И никогда, слышите, никогда не смейте мне указывать, что я должен делать и чего не должен!

Она отстранилась от него.

– Я и не собиралась…

– Нет, вы собирались! Более того, вы только что сделали это. Вы… Проклятье!..

Он оборвал себя на полуслове и неожиданно, наклонившись к ней, впился в губы Робин жарким поцелуем.

Ошеломленная, она сначала не сопротивлялась, замерев в прочном кольце его рук и каждой клеточкой ощущая напряжение всех мышц его тела, пока он целовал ее. Более того, она даже почувствовала прилив давно забытого желания, поднимающегося из глубины ее существа, словно раскаленная лава, и грозящего затопить все другие чувства. Под этим безудержным напором толстая корка льда, покрывшая ее сердце после смерти Теренса, треснула и начала таять…

Только не этот человек! Кто угодно, только не он!

Робин, задыхаясь, отвернула голову от Люка.

– Прекратите! – выкрикнула она, вырываясь из его объятий. – Я не хочу…

– Нет? – Он продолжал удерживать Робин, глядя на нее с непередаваемой усмешкой. – А мне показалось…

– Отпустите меня, – потребовала Робин, отталкивая его руки. – Я не такая женщина, за которую вы меня принимаете.

– А с чего вы взяли, что я принимаю вас за «такую» женщину, что бы это ни значило? – притворно удивился он.

– Я не отчаявшаяся вдовушка, которую нужно немедленно утешить.

– Я думал, мы уже покончили с этим, – медленно произнес он, отступая на шаг. На его виске стремительно пульсировала жилка. – Я просто поцеловал вас. И уверяю вас, вовсе не рассчитывал, что этот поцелуй завершится победным шествием в спальню. Ну хорошо, в следующий раз вам придется попросить самой.

– В следующий раз? – Робин не верила своим ушам. Она еще вся дрожала от пережитого потрясения.

– Я не сказал, что это будет обязательно со мной, – усмехнулся Люк. – Хотя кто знает…

Она знала. Более того, была уверена, что никогда в жизни не попросит Люка Харрингтона снова поцеловать ее! Разве что…

Робин обессиленно опустилась на стул. Ее губы еще горели от прикосновения чужих губ, кровь гудела в ушах словно колокол. Как она могла позволить этому ужасному человеку поцеловать себя?

Хотя, если быть честной, она и не позволяла ему этого. Просто Люк действовал слишком быстро и неожиданно, так что она не сразу поняла, что происходит, и не смогла воспротивиться его действиям.

Люк Харрингтон. Почему из всех мужчин на свете это был именно он, так непохожий на ее мужа. Теренс был огромным, добродушным, жизнерадостным блондином. Улыбка не сходила с его губ. Их дом с утра до вечера полнился гостями и звенел смехом. Люк же, похоже, вообще не знает, что это такое.

– Поздоровайся с очаровательной леди, Гарм!

Огромный пес одним прыжком влетел в кухню. Хозяин следовал за ним по пятам.

– Вряд ли он решит попробовать вас на вкус, – язвительно заметил Люк, наблюдая за Робин, которая при появлении собаки боязливо поежилась. – Вас слишком мало, ему не хватит и на один зуб.

Робин покраснела, поняв, что он намеренно пытается задеть ее. Но в данных обстоятельствах это было лучше, чем его попытки быть любезным с ней.

– Привет, Гарм, – поздоровалась Робин с псом, протягивая руку, чтобы он мог ее обнюхать. Огромная морда деликатно ткнулась в ладонь.

– Собаки чаще нападают на тех, кто их боится, – заметил Люк. – Они очень тонко чувствуют подобные вещи.

И не только собаки, подумала Робин. Впрочем, она вовсе не боялась Люка, просто находила его до отвращения таинственным и противоречивым. Особенно после того, что только что случилось.

Как за такое короткое время зародившееся в нем сочувствие к ее судьбе могло превратиться в страсть, с которой он целовал ее?

– Хороший мальчик! – Робин потрепала Гарма по голове, когда он попытался лизнуть ее руку. – Пускай даже ты делаешь это только потому, что чувствуешь запах мясного пирога.

– Вы напрасно недооцениваете силу своего личного обаяния, – хмыкнул Люк. – Возможно, я повел себя неделикатно, но это только лишний раз доказывает, что вы привлекательная женщина.

Робин молча отвернулась. Ей не хотелось сейчас слышать, что она – привлекательная женщина. И особенно не хотелось слышать это от Люка.

Принимая приглашение Дотти, она так радовалась возможности провести несколько дней вместе с подругой, что совсем не думала о предполагаемом присутствии ее брата. Конечно, она знала, что Люк будет жить в доме, но считала, что он не станет обременять женщин своим обществом. Может быть, так бы и случилось, если бы Дотти приехала вовремя…

Впрочем, вряд ли. Люк Харрингтон совсем не тот человек, которого можно не заметить. К нему нельзя остаться равнодушным: люди, подобные ему, могут вызывать лишь сильные чувства. Горячую любовь или не менее горячую ненависть.

Любовь?

Робин сильно сомневалась, что хоть одна женщина в целом свете может полюбить человека с таким переменчивым характером и чувствовать себя при этом счастливой. Она даже начала жалеть эту незнакомую ей Шарлотту…

– Сейчас же прекратите так улыбаться! – Голос Люка оторвал ее от размышлений. – Я уже начинаю ненавидеть эту улыбку Джоконды.

– Прошу прощения?

Гримаса на лице Люка была на редкость выразительной.

– Иногда вы так улыбаетесь, словно знаете какой-то ужасно забавный секрет, которым не намерены делиться с другими.

Разумеется, она не собиралась делиться с ним!

– На самом деле я просто устала и мои мысли бродят неизвестно где. – Робин нарочито зевнула. – Вы не будете возражать, если я пожелаю вам спокойной ночи и пойду спать?

Последнее было сказано из чистой вежливости. Робин намеревалась отправиться в отведенную ей комнату независимо от того, что думает по этому поводу Люк. Ее совершенно не прельщала возможность провести в его компании остаток вечера. И завтрашний день тоже!

Кривая усмешка Люка стала еще язвительнее, как будто он угадал намерение Робин.

– Чувствуйте себя как дома, – сказал он. – И оставьте всю посуду на столе: я сам вымою ее. Это меньшее, что я могу сделать в благодарность за прекрасный ужин. Наверху есть библиотека. Можете воспользоваться ею, если вам нужна книга, чтобы заснуть. Вторая дверь налево. Там множество кровавых историй, которые вы так любите.

– Благодарю вас, – холодно ответила Робин. – Надеюсь, Гарм не станет возражать, если я встану и выйду из кухни.

Люк оглянулся на собаку, которая теперь лежала, растянувшись у камина и опустив тяжелую голову на передние лапы.

– Попробуйте – и увидите! – издевательски предложил он.

Робин колебалась. Несмотря на размеры, пес был очень проворный и мог в два прыжка догнать ее. Конечно, он беспрекословно повинуется Люку, и тот сможет остановить его прежде, чем он схватит Робин своими ужасными клыками.

Если захочет остановить…

Робин встала и направилась к двери, краем глаза следя за собакой. Огромный зверь даже не поднял головы, только шевельнул ухом, прислушиваясь к происходящему. Робин с торжествующим видом вышла из кухни, удержавшись от того, чтобы посмотреть на выражение лица Люка.

Библиотека оказалась действительно большой. Робин нечасто приходилось видеть столько книг, собранных в одном доме. Все четыре стены от пола до потолка были заняты книжными полками, на которых плотно, переплет к переплету, стояли самые разнообразные книги. На гигантском письменном столе в центре комнаты тоже громоздились стопки книг, так же как и на подоконнике, и на полу под окном. Если Люк действительно ухитрился все это прочитать, то ему, должно быть, приходилось тратить на чтение все свободное время!

Она обратила внимание, что книги стоят на полках вперемешку, без всякого порядка: научные труды бок о бок с бульварными романами, сборники стихов – с кулинарными книгами. Наверное, хозяину дома стоило немалого труда найти нужную книгу. Впрочем, при его образе жизни времени у него хоть отбавляй.

Робин выбрала тяжелый том в кожаном переплете, посвященный фламандской живописи. Книга была редкой и старинной и должна была доставить ей много удовольствия.

В доме царила странная тишина, когда Робин возвращалась по галерее в свою комнату. Все лампы в холле были погашены, и свет падал только из приоткрытой двери ее комнаты. Пробираясь к себе мимо многочисленных закрытых дверей, Робин чувствовала, что по ее спине пробегает дрожь. Огромный и почти нежилой дом напоминал ей мавзолей.

– Я забыл предупредить вас, чтобы вы не пугались, если, проснувшись, не застанете меня дома.

Люк стоял у подножия лестницы, почти незаметный в темноте. Робин пришлось перегнуться через перила, чтобы разглядеть его.

– Вы куда-то уезжаете? – спросила она. Отчего-то ей стало не по себе при мысли о том, что она останется одна в огромном пустом доме. По сравнению с этим даже общество Люка казалось не таким невыносимым.

Он пожал плечами.

– Каждое утро я выхожу на прогулку с Гармом. И обычно это занимает не меньше двух часов.

Ну разумеется, такой огромной собаке необходимо много бегать.

– Я могу пойти с вами, – быстро сказала Робин и почти сразу же пожалела об этом, вспомнив, что собиралась уехать на весь день в город.

– Можете, – равнодушно согласился он, – если у вас найдется подходящая одежда и обувь, чтобы карабкаться по холмам. Там, где мы обычно гуляем, не слишком много тропинок.

Робин как раз взяла с собой подходящую экипировку, потому что рассчитывала гулять по окрестностям с Дотти. Она много слышала о живописных нормандских пейзажах и хотела увидеть их своими глазами.

С Дотти, но не с Люком.

– В таком случае, можете присоединиться к нам около восьми часов. Если, конечно, это не слишком рано для вас, – не преминул он уколоть ее.

Его равнодушный тон говорил о том, что ему совершенно безразлично, пойдет с ними Робин или нет. Он выходит в восемь утра, и точка.

А почему бы и нет? Люк уже не раз давал ей понять, что ставит свои желания и потребности превыше всего. И, что самое странное, Робин начала понемногу привыкать к этому.

5

Ночью Робин спала беспокойно. Ей снилось, что она превратилась в огромную собаку и Люк читает ей лекцию о том, какие сложные, непостижимые и противоречивые существа – женщины. Робин хотелось возразить ему, но из собачьей пасти вылетало лишь негромкое поскуливание. Она проснулась, все еще возмущенная своим неожиданным бессилием, а затем, сообразив, что это был только сон, тихонько рассмеялась и поудобнее устроилась в постели, чтобы заснуть снова. Но сон не шел. Некоторое время Робин ворочалась с боку на бок в тщетных попытках уснуть, но наконец сдалась и стала лежать тихо, вслушиваясь в темноту.

В противоположность другим старым домам «Медвежий угол» был удивительно тих. Ничто в нем не скрипело, не кряхтело, не постукивало, не скреблись мыши – Робин подумала, что их, должно быть, давно повыловил храбрый Гарм. Только шумел ветер за окном, да изредка откуда-то доносился жалобный крик ночной птицы. Наконец, измученная бессонницей, Робин решила спуститься в кухню и приготовить себе горячего молока. Это верное средство никогда еще ее не подводило. Она встала, накинула халат и толкнула дверь своей комнаты.

Сначала ей показалось, что дверь заперта, но затем Робин поняла, что ее просто подперли чем-то тяжелым. Навалившись всем телом, Робин сумела немного приоткрыть ее и в образовавшуюся щель увидела темно-серую шкуру Гарма. Пес спал, привалившись спиной к двери и вытянув мощные лапы. Открывающаяся дверь побеспокоила его, и он, не просыпаясь, издал уже знакомое Робин низкое предостерегающее рычание.

Робин снова захлопнула дверь и бросилась на кровать. Не было никаких сомнений, что Люк специально оставил у двери пса, чтобы помешать ей выйти. Должно быть, она действительно слышала сквозь сон, как он разговаривает с собакой около ее двери. Робин со всей силы стукнула кулаком по подушке. Пес за дверью завозился, устраиваясь поудобнее, громко зевнул и снова затих. Неожиданно для себя Робин тоже довольно быстро заснула.

Утром ее ждало еще одно потрясение. Проснувшись около семи утра, она подошла к окну, чтобы посмотреть, не улучшилась ли погода. Но, раздвинув занавески, застыла словно громом пораженная.

Чуть поодаль возвышался крутой утес. На вершине его, на самом краю, росла одинокая сосна. Странно изогнутый ствол, широко раскинутые ветви – все было до мельчайшей черточки знакомо Робин. Сотни раз она видела эту сосну и этот утес на картине в своей гостиной.

На картине Теренса.

Он подарил ей эту картину в тот день, когда сделал предложение. После его смерти Робин сняла пейзаж со стены, чтобы убрать в кладовку, потому что его вид пробуждал в ней слишком грустные мысли о недавней утрате, но так и не смогла этого сделать. Много-много часов провела она на диване в странном оцепенении, устремив взгляд на стоящую у стены картину. Подолгу перебирала в памяти каждую свою встречу с Теренсом, каждый час, проведенный с ним, упиваясь сладкой болью, которую причиняли эти воспоминания.

И вот теперь они нахлынули вновь…

Без четверти восемь Робин спустилась вниз. Люка нигде не было, но теплый чайник на плите в кухне ясно показывал, что он вышел совсем недавно. Робин снова зажгла газ, села за стол и задумалась. Неужели Люк ушел без нее? Она бы не удивилась этому, если бы сейчас было хотя бы пять минут девятого, но вряд ли он решится уйти на пятнадцать минут раньше им самим назначенного времени, просто чтобы позлить ее.

Она уже допивала кофе, когда услышала знакомый стук входной двери. Люк появился на пороге и смерил ее взглядом с головы до ног.

– Гмм… что-то вы не похожи на раннюю пташку, – сказал он вместо приветствия.

– Доброе утро, – со значением произнесла она.

– Доброе, если вы так считаете, – согласился Люк, но в его глазах плясали смешинки. – Надеюсь, вы хорошо спали ночью.

– Благодарю вас, я замечательно выспалась, – холодно ответила Робин, решив ни словом не упоминать о собаке.

Люк недоверчиво посмотрел на нее, потом подошел к плите и принялся готовить кофе для себя.

– Я попросил Гарма провести ночь у вашей двери, – сказал он, не оборачиваясь.

– Вот как? – заметила она с великолепно разыгранным удивлением. – Для чего?

– Я подумал, что так вы будете чувствовать себя в безопасности.

– В безопасности от кого?

Вопрос был резонный. Люк был единственным, кроме Робин, человеком в «Медвежьем углу», а уж ему-то Гарм никак не стал бы препятствовать, реши он войти в ее спальню.

– Ну… просто в безопасности, – невнятно пробормотал Люк. – Прошу меня простить, если я был не прав.

На самом же деле он ничуть не выглядел виноватым.

– Так вы все-таки собираетесь отправиться с нами на прогулку? – спросил он, присаживаясь к столу с чашкой кофе и оглядывая ее костюм – теплый вязаный свитер, джинсы и ботинки на толстой подошве.

– Это очевидно, – хмуро отозвалась Робин. Сегодня у нее совсем не было настроения пикироваться с Люком.

– Очевидно, – подтвердил Люк, с видимым наслаждением прихлебывая кофе.

Было уже начало девятого, но Люк, похоже, никуда не торопился. Это дало Робин еще один повод почувствовать себя рассерженной. Боясь опоздать, она спустилась вниз, не успев даже принять душ, а теперь ей приходилось просто сидеть и ждать, пока он позавтракает.

– Разве нам не пора идти? – наконец нетерпеливо произнесла она. Ей уже становилось жарко в теплом свитере, предназначенном для прогулок.

– Нам некуда спешить, – заметил Люк. – Холмы никуда не денутся ни за полчаса, ни даже за час.

Робин резко выпрямилась.

– Я подожду вас во дворе, – сказала она. В конце концов, она собиралась подышать свежим воздухом, и общество Люка для этого вовсе не обязательно.

– Отлично, – спокойно ответил он, с прежней неторопливостью отпивая еще глоток кофе.

Свежий, пожалуй даже чересчур свежий, воздух на улице помог Робин восстановить душевное равновесие. Туман совсем рассеялся, и день обещал быть ясным. Машина Робин, которую Люк перегнал с шоссе еще вчера, пока она принимала ванну, стояла во внутреннем дворе, соседствуя с «ситроеном» хозяина дома. Ворота были распахнуты настежь.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что Гарма во дворе нет, Робин решилась выглянуть за ворота. На месте вчерашней ямы темнел холмик свежевскопанной земли. Трупа собаки нигде не было видно.

Робин почувствовала легкий укол совести. Люку, должно быть, пришлось встать очень рано, чтобы закончить прерванную вчера работу. Понятно, что после этого ему хотелось спокойно отдохнуть за чашкой кофе, поэтому зря она так рассердилась на него.

Забавно. Каждый раз, когда поведение Люка начинало особенно раздражать ее, обязательно находилось что-то, что заставляло думать о нем лучше. Но стоило Робин мысленно хоть немного примириться с ним, тотчас же его очередная выходка сводила благоприятное впечатление на нет.

– Вы готовы?

Люк стоял в дверном проеме, держа Гарма за ошейник. Пес нетерпеливо перебирал лапами, его длинный, тонкий хвост возбужденно ходил из стороны в сторону.

– Готова, – немного резко ответила она. – Куда мы пойдем?

– Для вас это имеет какое-то значение? – усмехнулся он.

Внезапно ей в голову пришла мысль.

– Мы можем подняться на утес, который виден из окна моей комнаты? Тот, на котором растет сосна?

– Вы имеете в виду Па-о-Сьель? – уточнил Люк.

– Па-о-Сьель? Что это?

– Так здесь называют это место. По-французски это значит «Шаг в небо». Дерево нависает над шоссе, и местные жители твердят, что нужно срубить его, пока оно не свалилось кому-нибудь на голову. Но в действительности никто и пальцем не шевельнет. И знаете почему?

– Почему? – машинально спросила Робин, занятая своими мыслями. Она всегда удивлялась, почему Теренс назвал свою картину «Шаг в небо», а оказывается, он просто перевел название местечка на английский… Или здесь было что-то еще?

– Потому что в глубине души каждый ждет, что оно не рухнет, а взлетит. Это дерево растет там уже полвека и наверняка заслуживает награды за свое упорство. Мы, французы, знаете ли, романтичный народ…

Робин фыркнула. Понятие «романтичный» в приложении к Люку звучало особенно забавно. Чтобы не показаться невежливой, она поспешила сказать другое:

– Вы говорите «мы» так, словно вы тоже француз…

Люк бросил на нее острый, пронизывающий взгляд.

– Я очень давно живу здесь, – лаконично пояснил он.

Заперев ворота, Люк указал Робин на полузаросшую тропинку, огибающую дом. Гарм весело потрусил впереди.

Робин брела рядом со ставшим вдруг неразговорчивым Людом и вспоминала, как вчера он ее поцеловал. Со дня смерти Теренса ни один мужчина не целовал ее, и она чувствовала себя выбитой из колеи теперь, когда это произошло.

Наверное, больше всего потрясло Робин то, что Люку вообще пришло в голову поцеловать ее. Но сегодня утром ничто в его поведении не говорит о том, что он помнит этот поцелуй, подумала Робин, испытывая одновременно облегчение и легкое сожаление.

Постепенно красота окружающего пейзажа захватила ее. Тропинка вилась между зеленых холмов, то карабкаясь на них, то ныряя в лощины. То слева, то справа среди зелени мелькали вдруг белоснежные камни скалистых обрывов. Где-то далеко на горизонте иногда удавалось различить ровную синеву моря. А на вершине одного из холмов Робин с замиранием сердца увидела руины средневекового замка: нагромождение каменных блоков, в котором еще угадывались очертания арок.

Наконец Люк вывел ее на вершину знакомого утеса. Отсюда росшее на его краю дерево казалось еще выше, еще мощнее. Извилистые корни переплелись в клубок, вцепившись в каменистый грунт. Осторожно ступая по ним, Робин добралась до ствола и коснулась рукой шершавой красноватой коры.

– Держись, – прошептала она. – Держись крепче! Ведь ты-то знаешь, что в твоей жизни может быть только один полет, головокружительный и короткий, – туда, вниз, на шоссе. Полет – и неизбежное падение. Так что держись и не давай увлечь себя ложными надеждами…

Она скользнула взглядом вверх по стволу, до самой вершины, и ахнула.

Дерево жило своей собственной, непостижимой жизнью. Оно крепко держалось за скалу и не собиралось сдаваться на милость силе тяготения. Огромная крона его распласталась в воздухе подобно крыльям диковинной птицы. Она парила в лазурном небе, удерживаемая лишь толстым канатом ствола. У Робин закружилась голова…

– Осторожнее! – Насмешливый голос Люка вернул ей ощущение реальности. – А то улетите вместе с сосной.

Он устроился неподалеку на огромном валуне. Гарм носился поблизости, отыскивая кроликов, реальных или воображаемых.

– Как здесь красиво! – крикнула Робин, пробираясь к нему.

– Шшш! – отозвался он. – Это самый большой секрет во всей Нормандии.

– Но Дотти говорила мне, что летом здесь полно туристов.

– К сожалению, немногие в наше время умеют хранить секреты, – кивнул Люк. – И что самое страшное, больше половины побывавших здесь однажды возвращаются снова и снова.

Робин рассмеялась, чувствуя себя неожиданно легко и свободно.

– А я? Как думаете, я вернусь сюда еще?

Люк посмотрел на нее, затем на сосну, обвел взглядом залитые солнцем холмы и почти безоблачное небо и очень серьезно ответил:

– Думаю, вы обязательно вернетесь сюда, Робин.

Он поднялся с валуна и не спеша двинулся вниз по тропинке. Почему-то вдруг притихшая Робин поспешила за ним.

На повороте тропы она остановилась и в последний раз оглянулась на утес Па-о-Сьель. Вся боль и одиночество прошедших месяцев словно остались там, на обрыве, и с каждым шагом она все больше удалялась от них. Навсегда.

Она вдруг подумала, что теперь каждый раз, глядя на картину в гостиной, будет вспоминать не тонкое золотое колечко в огромной руке Теренса, а холодный ветер и пронзительную белизну нормандских скал.

Они возвращались молча, так же как и шли к холму.

Робин не хотелось разговаривать, она все еще находилась под впечатлением от встречи с парящей сосной. Ее не оставляла мысль, что дерево каким-то образом ответило на ее слова о безнадежности попытки взлететь и что в этом ответе звучала нотка сочувствия к ней…

Снова дает себя знать больное воображение, вздохнула Робин.

Люк, казалось, тоже был захвачен великолепием природы. Резкие морщины на его лице разгладились, выражение глаз сделалось задумчивым. Робин с удивлением отметила в нем эту перемену, но заговорить не решилась. Ей казалось, что она чувствует его желание побыть одному, и не только чувствует, но и разделяет его.

Когда они снова очутились в уютной кухне «Медвежьего угла», было уже больше одиннадцати утра. Прогулка закончилась, но чувство эйфории не покидало Робин. Сейчас ей хотелось быть в ладу со всем миром. Даже если это включает Люка Харрингтона.

– Вы снова делаете это! – резко сказал он, заглядывая ей в лицо.

– Делаю – что? – удивилась Робин, выныривая из своих грез.

– Загадочно улыбаетесь, – раздраженно пояснил Люк, наполняя чайник водой.

Робин сразу расхотелось улыбаться.

– Возвращаясь к сказанному вами вчера вечером… – начала она. – Моя мама говорила мне много разных вещей, в том числе, что никогда нельзя позволять мужчине узнать все твои мысли. Пусть он лучше теряется в догадках!

– Типично женское замечание, – проворчал Люк. – Надеюсь, вашей матери еще выпадет случай переменить свое мнение на сей счет.

Приподнятое настроение Робин мигом обратилось в свою противоположность.

– Она умерла год назад, – сказала она, делая вид, что целиком поглощена поисками чайной заварки в шкафчике. – У нее не выдержало сердце в день похорон моего мужа.

Люк на мгновение замер, затем снова принялся возиться с чайником.

Как некстати, что он затронул эту тему именно сегодня! Но что она могла ему ответить, кроме правды? И вот теперь не знала, что сказать, чтобы сгладить возникшую неловкость.

Руки Люка обняли ее за плечи, мягко повернули, и он прижал Робин к своей груди. Ее голова уютно угнездилась под его подбородком, пока его ладонь нежно касалась ее волос.

Может быть, Робин и сумела бы сдержаться, как сдерживалась на протяжении всех этих месяцев, если бы Люк молчал. Но он заговорил.

– Бедная моя малышка, – произнес он, и в его хриплом голосе была нежность. – Я не думал, что у тебя тоже… Впрочем, неважно. Теперь я понимаю, почему ты так испугалась вчера вечером, когда увидела могилу. Ведь это было последнее, что тебе хотелось бы видеть, верно? А я, идиот, назвал тебя дамочкой с больным воображением…

– Откуда ты мог знать… – прошептала Робин, которая была даже рада, что Дотти не распространялась о ее личной жизни.

– Как же ты прожила этот год? – качая головой, произнес он.

– Пожалуйста, не надо об этом, – чуть не всхлипнула Робин и затрясла головой в надежде, что тягостное наваждение развеется. – Мне было так хорошо сегодня утром! – отчаянно выкрикнула она.