Текст книги "У кромки прибоя"

Автор книги: Элизабет Хардвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

9

Мэри растерялась, проснувшись на следующее утро не в кровати Томаса и не в его объятиях, а в собственной комнате, в своей постели и в полном одиночестве.

Должно быть, Томас перенес ее сюда ночью или ранним утром. Сев на кровати, она увидела на стуле свою аккуратно сложенную одежду.

Нина…

Томас в отличие от Мэри осознавал, что Нина не должна обнаружить их утром уютно устроившимися на его кровати. Или какой-нибудь предмет туалета Мэри, оброненный в гостиной!

Она опять вытянулась на кровати, чувствуя, что ее тело стало каким-то другим после мучительного удовольствия, которое доставили ей руки и губы Томаса. Она сожалела лишь об одном: что не узнала полного обладания. Но это, возможно, еще впереди.

Как он поведет себя с нею сегодня утром? Превратится ли опять в работодателя? Или в его глазах сохранятся отсветы пламени прошедшей ночи? Господи, как она надеялась, что так и будет! Вряд ли она переживет, если Томас решит проигнорировать страсть, которую они с такой полнотой разделяли…

– Чай! – радостно объявила Нина, входя в спальню после почти неслышного стука. Она поставила чашку на столик и села на край кровати. – Не бойтесь, его готовил не папа! – Девочка многозначительно усмехнулась и немного печально добавила: – Он ушел.

Мэри, нахмурившись, взглянула на часы. Она опять проспала, правда сейчас была лишь половина девятого. С кем же встречается Томас так рано воскресным утром? Вряд ли он каждое воскресенье, несмотря ни на что, ходит в церковь…

Садясь на кровати, чтобы выпить чаю, она поняла, что лежала под одеялом совершенно голая, и поспешно натянула его до подбородка.

– Куда же он пошел? – стараясь казаться незаинтересованной, спросила Мэри.

– Папа кому-то позвонил, потом сказал, что уходит, а куда – не сообщил. И когда вернется – тоже.

Мэри прикрыла глаза, чтобы девочка не заметила боли, прятавшейся в их глубине. Что, если прошлой ночью она ошиблась и Томас уклонился от занятий любовью не из-за ее невинности, а потому что в мыслях был с другой?

Он отправился к Эстер. Она знала это так же верно, как если бы Томас сам сказал ей об этом. О Боже!..

– С вами все в порядке, Мэри? – встревоженно спросила Нина. – Может, я слишком неожиданно вас разбудила?

Это уж точно! Она лежала, погрузившись в грезы о Томасе, о прошедшей ночи, об их возможном совместном будущем… Как глупо! Как по-детски! Только то, что мужчина готов заняться любовью, вовсе не означает, что он намерен провести с тобой остаток жизни. Разве она забыла об ошибках собственной матери? И разве Томас не отправился сегодня на встречу с Эстер?..

Она перевела дыхание, открыла глаза и безмятежно улыбнулась Нине. Меньше всего Мэри хотелось тревожить своими внутренними неурядицами ребенка, потому что Нина наверняка расскажет о ее состоянии отцу, а тот немедленно догадается, почему она так расстроена.

Ей нужно трезво взглянуть на вещи. Что же все-таки произошло между нею и Томасом? Для нее – все. Но для Томаса, человека, явно обладающего немалым опытом, – возможно, не так уж много. Она была очередной добычей, женщиной, согласившейся разделить с ним постель. Потому что та, которую он по-настоящему хотел, ему отказала.

– Нет-нет, ты не слишком неожиданно меня разбудила, – тепло заверила она Нину, и обеспокоенное лицо девочки немедленно прояснилось. – Хочешь к завтраку кексов? – Ответ был известен заранее. – Дай мне десять минут, – попросила Мэри, когда девочка энергично закивала, – а потом я спущусь в кухню и испеку их.

– Пойду все приготовлю для вас! – с энтузиазмом откликнулась Нина, вскакивая с кровати и вприпрыжку выбегая из комнаты.

Оставшись одна, Мэри снова упала на подушки, желая, чтобы и у нее было столько энергии – и жизнерадостности! – позволяющей так скакать. Утро вернуло ее к суровой реальности, и прошедшая ночь уже начинала казаться сном.

А может быть, так и есть? Может, она проснулась не в постели Томаса, потому что ее там никогда и не было?

Но, поднявшись с собственной постели, Мэри поняла, что все было наяву: ее соски немного саднило от ласк Томаса, мышцы бедер, которых она никогда раньше не ощущала, побаливали, и все тело наполняла какая-то странная истома. Она могла лишь желать, чтобы этого никогда не случалось, однако это, несомненно, случилось.

И, когда вернется Томас, ей придется предстать перед ним с этим знанием, накрепко запечатленным в ее теле и в ее душе!..

Нина уже съела кексы, а Мэри выпила две чашки кофе, когда хлопнула входная дверь, возвещая приход Томаса. Услышав этот звук, Мэри замерла, повернувшись спиной к двери в кухню, и принялась за третью чашку. Она надеялась, что это наконец ее разбудит окончательно, а заодно и придаст смелости. Однако, услышав, как открывается кухонная дверь, поняла, что кофе не помог. Под ложечкой засосало, а руки слегка тряслись, когда она ставила чашку на блюдце.

– Папа! – радостно вскричала Нина при виде отца и от возбуждения даже подпрыгнула, боль в колене теперь уже почти забылась.

Мэри не двигалась. А надо бы, иначе Томас поймет, что что-то не так. Она вовсе не хотела, чтобы он знал, чем была для нее минувшая ночь. У нее есть все-таки гордость!

Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, и медленно повернувшись, Мэри съежилась на стуле, увидев лицо Томаса. О прошедшей ночи, учитывая обстоятельства, можно было бы сожалеть, но не настолько же!

– Сколько времени вам потребуется, чтобы собраться? Мы возвращаемся в «Дом на мысу»! – рявкнул он.

Мэри была ошеломлена и его холодным тоном, и самим заявлением. Вчера он велел им запасти продуктов на пару дней, а сейчас собирался уехать немедленно. Что в этот промежуток времени заставило его так внезапно поменять планы?

Минувшая ночь…

И, судя по надменно-отчужденному лицу Томаса, он не намерен был обсуждать это, не говоря уж о том, чтобы повторять.

– «Дом на мысу»? – первой нарушив молчание, плаксиво переспросила Нина. – Но папа, ты же говорил…

– Я знаю, что я говорил, Нина, – прервал ее он. – Но… обстоятельства изменились. Мы возвращаемся сегодня.

Томас даже не удостоил Мэри взглядом, упомянув об изменившихся обстоятельствах, но она все равно уловила в его голосе обвиняющие нотки. Очевидно, что ложиться в постель с няней дочери – второй по счету! – не входило в его планы. Как, впрочем, и в ее. Мэри даже в голову не могло прийти, что она проведет уик-энд подобным образом.

В данной ситуации ей тоже не терпелось уехать. Что может быть ужаснее, чем провести здесь еще пару дней, стараясь ради Нины быть вежливыми друг с другом!

– Пятнадцать минут, – ледяным тоном ответила она на первый вопрос Томаса, глядя в его направлении, но не фокусируя на нем взгляда. Холодность, которую она ранее заметила на его лице, удерживала Мэри от того, чтобы смотреть на него в упор.

– У вас есть полчаса, – коротко сказал он. – Мне необходимо выпить чашку кофе, прежде чем мы отправимся.

– Я пойду собираться, – сообщила Мэри, даже не попытавшись предложить приготовить ему кофе. Если она немедленно не уберется из этой комнаты, то как полная дура разразится слезами у него на глазах.

– Мэри! – Томас схватил ее за руку, когда она проходила мимо него. – Вы очень бледны.

Возможно, потому что для нее в отличие от Томаса последняя ночь была единственной и неповторимой. Заснуть в его объятиях! Это волшебное ощущение было несравнимо ни с чем из того, что она знала в жизни. И на короткое – очень короткое! – мгновение она вообразила, что так будет и впредь.

Как наивна, как глупа она была. Прошлая ночь не повторится никогда. И вовсе он не заботился о ее невинности, его, наверное, словно холодным душем окатила догадка о ее неискушенности. И вовсе он не был добр, а просто потерял к ней интерес, как только понял, что она неопытная девственница!

– Нам нужно поговорить…

– Я так не думаю, – ответила она намного спокойнее, чем чувствовала. Легким движением Мэри высвободила руку. – Если только это не касается возвращения в «Дом на мысу», – деловым тоном добавила она, вспомнив, что работает на этого человека.

– Нет. – Томас посмотрел на нее. – Поверьте, Мэри, нам действительно нужно поговорить. И простите за то, что меня не было сегодня утром…

– Очевидно, вас призвали важные дела, – прервала она его, бросив многозначительный взгляд в сторону Нины. Ей совсем не хотелось, чтобы девочка поняла, что Томас говорит о своем отсутствии в постели рядом с Мэри, когда та проснулась. Это было бы ужасно!

– Это не дела, – процедил он. – Но не менее важно. И пока я так или иначе не разберусь в ситуации, это будет занимать меня в первую очередь. Вы сможете смириться с этим? – Его взгляд внезапно потеплел.

И Мэри почувствовала, что не в силах противостоять этому взгляду. Когда она отводила глаза от Томаса, ее щеки уже не были бледными, а горели от ярких воспоминаний о прошлой ночи.

– Разумеется, смогу, – сдержанно сказала она. – Я всего лишь служащая, Томас. Я делаю все, что мне прикажут.

Томас приподнял ее подбородок, вынуждая посмотреть ему прямо в глаза. Его взгляд внимательно изучал лицо Мэри. Карие глаза, которые не могли скрыть испытываемой ею обиды, легкие тени под ними – следствие бессонной ночи в его объятиях, с трудом сдерживаемое дрожание губ, вот-вот готовые брызнуть слезы.

– Я ни секунды не относился к вам так, Мэри, – хрипло сказал он. – Господи, всему виной эта проклятая неразбериха! – Томас в волнении запустил руки в темные густые волосы. – Смогли бы вы потерпеть немного, пока я не выясню все до конца?

Пока не поймет, что чувствует по отношению к Эстер? Разве для этого ему не хватило сегодняшнего утра? А что касается самой Мэри, то ей не в чем разбираться: она любит – по-прежнему любит! – и ее явно бросили. Ей нечего было сказать. Потому что сколько ни говори – ничего не изменится…

Мэри снова сделала движение, чтобы уйти.

– Все мы совершаем ошибки, Томас, – просто сказала она. – Давайте отнесем прошлую ночь в этот разряд.

– Так вот, значит, чем это было для вас? – требовательно спросил он. – Ошибкой?

– Совершенно верно! – Мэри содрогнулась, вспомнив, до чего была глупа. По своей наивности, она полагала, что, если Томас займется с ней любовью, все между ними воцарится мир и взаимопонимание до гробовой доски. Но сейчас ей стало ясно, что мужчина может переспать с одной женщиной, на самом деле любя другую. У мужчин инстинкты вовсе не обязательно следуют за чувствами.

Томас отступил. Лицо его стало отчужденным и абсолютно непроницаемым.

– Нина, пойди помоги Мэри собрать то, что ты хочешь с собой взять.

Девочка состроила гримасу.

– Это значит, что я смогу завтра вернуться в школу?

Лицо Томаса смягчилось, когда он взглянул на дочь.

– Очень может быть. Глядя на то, как ты в последние несколько дней управляешься со своей коленкой, я думаю, ты, если потребуется, пробежишь милю за четыре минуты!

– О! – Она скорчила еще одну рожицу.

– Пойдем, Нина, – подбодрила ее Мэри. – Только представь: завтра ты расскажешь Кэти обо всем, что произошло с тобой за неделю.

– Да, правда, – неохотно признала она и, совершенно не хромая, пересекла комнату, чтобы присоединиться к Мэри, поджидавшей ее на пороге.

Мэри понадобилось меньше десяти минут, чтобы собрать те немногие вещи, которые она привезла с собой, но Томас сказал «полчаса» – значит, она проведет их здесь до последней минуты. Оставшееся время она употребила на то, чтобы наложить косметику. Окончательный результат был вполне удовлетворительным – по крайней мере, она перестала казаться больной, румяна придали ее щекам нежно-персиковый оттенок. С разочарованием, написанным на лице, дело обстояло иначе: пудрой его не скрыть!

Обратная поездка в «Дом на мысу» прошла почти в полном молчании. Нина снова предпочла заснуть на заднем сиденье, Томас с каменным лицом погрузился в собственные мысли, а Мэри молча страдала.

Это было самое долгое путешествие из всех, какие ей приходилось предпринимать, – и дело было не в расстоянии, а в мучительности переживаемой ею душевной травмы. Никогда она так не радовалась, увидев величественные очертания «Дома на мысу», – даже тогда, когда впервые приехала сюда работать!..

Казалось, это было очень давно…

Так много всего случилось за два месяца. Сначала она решила, что влюбилась, но Генри оказался совсем не таким, каким она представляла его себе. Затем полюбила по-настоящему человека, который был именно таким, и даже более того, – но его сердце принадлежало другой женщине.

Мэри с трудом дождалась момента, когда Томас остановил машину перед парадным входом.

– Ступайте в дом, багаж я принесу, – сказал он девушке, выходя из машины.

Мэри не требовалось подгонять, она испытывала огромное облегчение, избавившись наконец от присутствия Томаса. Должно быть, очень трудно будет держаться от него подальше в оставшиеся дни его пребывания здесь, но именно это она и собиралась делать. Если ей не придется видеться с ним, то боль внутри, может быть, утихнет.

Когда Мэри и Нина входили в дом, Джулия уже направлялась им навстречу. Лишь слегка приподнятые светлые брови свидетельствовали о том, что она удивлена их появлением.

– Вернулись, – ровным голосом констатировала она. – Не ожидала вас так скоро.

– У Томаса появились какие-то дела, требующие его присутствия, – решилась ответить Мэри.

– Так он с вами? – В ее голосе появилась резкая нотка. – Он не остался в Эдинбурге?

– Нет, я здесь, Джулия, – отозвался Томас, входя в дом с багажом.

Мачеха холодно посмотрела на него.

– И кого из прислуги ты намерен уволить на этот раз?

Глаза Томаса сузились.

– Насколько я понимаю, ты намекаешь на Уолтера?

– Да, – отрывисто подтвердила Джулия.

– Тогда, боюсь, ты все неправильно поняла. Я не увольнял Уолтера. Он сам решил, что ему пора в отставку.

– Вот как? – Джулия скептически скривила губы. – Несколько неожиданно, ты не находишь?

– Он сам так решил, – спокойно повторил Томас. – Уолтер считает, что случай с Ниной произошел по его вине, и после беседы с ним я склонен с этим согласиться…

– Думаю, нам стоит пойти в мою гостиную и обсудить это наедине, – резко прервала его Джулия.

Подальше от меня, подслушивающей прислуги, решила Мэри. Но если, как сказал Томас, Уолтер ушел в отставку из-за того, что чувствовал свою ответственность за случившееся с Ниной…

– Уолтер ушел? – встревоженно вскричала Нина, поворачиваясь к отцу. – Папа…

– Как я уже сказал твоей бабушке… – Он бросил на Джулию осуждающий взгляд за то, что та заговорила об этом в присутствии ребенка. – Уолтеру кажется, что он виноват в твоем падении. Он считает, что должным образом не проверил, как оседлана твоя лошадь…

– Но я бы тоже могла это сделать! – возопила расстроенная Нина. – Ты всегда говорил мне, чтобы я проверяла, а я…

– Нина, думаю, нам с тобой лучше отнести вещи наверх. – Мэри ласково подтолкнула девочку к лестнице. – Твоим папе и бабушке нужно поговорить наедине.

– Но…

– А потом ты сможешь позвонить Кэти и сказать ей, что завтра придешь в школу, – добавила она при виде воинственного выражения на лице девочки.

– Хорошо, – неохотно подчинилась Нина. – Увидимся позже, папа, – добавила она почти вопросительно, словно боялась, что он может уехать после беседы с бабушкой.

– Конечно, – ласково подтвердил он. – Мэри!..

Этот оклик застал ее на середине широкой лестницы. Она медленно обернулась, испытывая чуть ли не ужас при мысли о том, что он собирается ей сказать.

– С вами мы тоже увидимся, – хрипловато проговорил Томас.

Мэри несколько секунд, нахмурившись, смотрела на него, затем кивнула.

– Я буду в детской.

Остаток лестницы они прошествовали никем не потревоженные, и Мэри обрадовалась, достигнув спальни Нины. Наконец-то она могла свободно вздохнуть. Казалось, у нее не было такой возможности целую вечность. Фактически с тех пор, как она проснулась сегодня утром!

Что же ей делать? Весь день она избегала задавать себе этот вопрос. Даже если Томас вскоре уедет, он, разумеется, вернется. И следовательно, она вынуждена будет сталкиваться с ним снова и снова. По-прежнему любя его. Потому что ее любовь к Томасу не была похожа ни на что, испытанное ею прежде. И Мэри была уверена, что и впредь не испытает подобного ни к кому другому. Но Томас влюблен в другую. В женщину, которая, похоже, отвергает его любовь. Что за треугольник безответных чувств!

– Могу я теперь спуститься и позвонить Кэти?

Мэри рассеянно взглянула на Нину. Она даже не осознавала, что они вдвоем уже распаковали то немногое, что девочка брала с собой в поездку. Но дело было сделано, и сейчас Нина хотела получить обещанное. Однако Мэри сомневалась в том, что Томас и Джулия уже ушли из холла: в их глазах светилась обоюдная жажда битвы!

– Позвони из моей спальни, – предложила Мэри. – В этом случае ты сможешь говорить сколько тебе угодно.

Нина, обрадованная таким поворотом событий, немедленно побежала в комнату няни. Оставив девушку в одиночестве, о котором та так мечтала. Теперь Мэри могла наконец подумать. И все ее мысли были о Томасе.

Эстер все еще в Эдинбурге, тогда почему Томас, надеявшийся вернуть ее, так поспешил уехать оттуда? Может быть, он просто хотел избавиться от нее и Нины и, вопреки тому, что сказал внизу, собирается вновь вернуться в Эдинбург? Конечно, остаться в городе одному имело для него прямой смысл. Во всяком случае, без Мэри. Особенно после того, что произошло между ними минувшей ночью. Всего лишь прошлой ночью?.. Сейчас она казалась нереальной, почти сном – или, скорее, ночным кошмаром!

Но не может же она вечно сидеть в детской, копаясь в собственных мыслях и чувствах! Все уже разложено по своим местам и прибрано, и ей больше нечего здесь делать. Чашка кофе показалась ей заманчивой идеей. Мэри сможет захватить с собой и сок для Нины.

Но что, если Томас и Джулия все еще стоят у подножия лестницы? Ну конечно же нет. Джулия никогда не будет вести личную беседу там, где ее может подслушать кто-либо из слуг! А, судя по сердитым лицам обоих, беседа между двумя Тэлфордами обещала быть очень личной!

Мэри была права. Когда она спустилась, холл был пуст, во всем доме не слышалось даже отдаленных голосов, что свидетельствовало хотя бы о том, что Томас и Джулия не кричат друг на друга. Они…

– Мэри!.. Слава Богу! – На пороге гостиной Джулии возник возбужденный Томас. – Позвоните на станцию «скорой помощи» и попросите прислать машину как можно скорее!

Она озадаченно заморгала. Ведь не дошло же у них с Джулией дело до драки? Вряд ли. Томас был на многое способен, но поднять руку на женщину точно не мог. Тогда что же?..

– Мэри, да вызовите же наконец «скорую»! – яростно повторил он. – Джулия без сознания. Боюсь, это инфаркт!

10

К Мэри мгновенно вернулась способность действовать, и она кинулась к ближайшему телефону. Закончив разговор, она тут же поспешила в гостиную и увидела склонившегося над мачехой Томаса. Джулия лежала на диване, лицо ее казалось серым и неожиданно очень старым, вся надменность куда-то исчезла.

– Что случилось? – мягко спросила Мэри, встав рядом с Томасом.

Он не поднял взгляда.

– Мы говорили – правда, должен признать, довольно горячо… Но ведь мы с Джулией всегда так говорим, – хрипло сказал Томас. – Однако на этот раз она вдруг посерела и упала в обморок.

Мэри опустилась на корточки рядом с диваном.

– А о чем вы говорили?

– О Генри! – с отвращением воскликнул Томас. – О чем же еще?

Девушка прикоснулась к щеке Джулии – та была липкой, а руки старой женщины – ледяными.

– Она очень его любит, – сказала Мэри. – И очень им гордится.

– Он себялюбивый, эгоистичный, бесчувственный ублюдок! – с силой проскрежетал Томас.

– Он ее сын, – мягко напомнила Мэри. – А материнская любовь способна многое простить.

Томас резко выпрямился.

– Мне об этом ничего не известно.

Мэри взглянула на него снизу вверх карими затуманенными глазами.

– Мне тоже. Но я уверена: если у меня будет ребенок, я буду трястись над ним так же, как Джулия над Генри. И как вы – над Ниной.

Прежде чем он повернулся к ней спиной и уставился в окно, Мэри заметила, как заходили желваки на его скулах.

Интересно, подумала Мэри, увидел ли он там что-то или просто старается не смотреть на нее и на серолицую женщину, лежащую на диване? Скорее последнее, решила она. Чем бы ни была вызвана злость, овладевшая Томасом сегодня утром, она не оставила его до сих пор. И теперь была направлена на Генри…

– «Скорая» приехала, – внезапно сказал Томас, отворачиваясь от окна. – Думаю, я поеду в больницу с Джулией, а вы побудете здесь с Ниной. И дождитесь возвращения Генри, – ледяным тоном добавил он. – По-видимому, он поехал отвозить Эйлин в Эдинбург и вернется ближе к вечеру…

Когда машина «скорой помощи» увезла Джулию и Томаса, в доме воцарилась жутковатая тишина. Жутковатая – поскольку в ней не было настоящего спокойствия.

Мэри было предоставлено право сообщить новость остальным домашним, включая Нину, которая, когда ее оторвали от оживленной болтовни с Кэти, стала вдруг очень тихой.

– Бабушка умрет? – прошептала девочка, стараясь проглотить подступавшие слезы.

Было бы очень просто сказать: нет, не умрет, а затем молиться о том, чтобы это оказалось правдой. Но Мэри не могла так поступить, не представляя, насколько серьезно состояние Джулии.

– Я не знаю, Нина, – призналась она.

– Мой дедушка умер, когда я была совсем маленькой, – доверчиво сообщила Нина.

Мэри крепко сжала руку девочки.

– Я знаю, милая.

– Моя мама тоже умерла, – напряженно сказала Нина.

Мэри почувствовала, как у нее сжалось сердце от горькой правды, прозвучавшей из уст девочки. Ее мать умерла, покинула ее. Как и мать Мэри. И мать Томаса. Все умирают – рано или поздно. Это был единственный факт жизни, которого невозможно избежать.

Ее рука еще крепче сжала ручку Нины.

– Давай надеяться, что бабушка поправится.

Девочка прикусила нижнюю губу, все еще пытаясь справиться со слезами.

– Мама уплыла на лодке с дядей Генри… и больше не вернулась.

Мэри нахмурилась. Синтия и Генри?.. Был ли это тот самый несчастный случай, о котором упоминал Томас при их первой встрече? Синтия и Генри?

– Но из этого вовсе не следует, что бабушка не вернется из больницы, – заверила она Нину.

– А я смогу навестить ее? – настаивала девочка, внезапно став опять совсем маленькой.

– Если твой папа скажет, что она достаточно хорошо себя чувствует, – ответила Мэри уклончиво, так как и сама не знала, насколько больна Джулия. – Давай сыграем партию в шахматы, пока дожидаемся известий, – попыталась отвлечь она Нину. – Твой папа говорил, что ты хорошо играешь.

Нина бросила на Мэри насмешливый взгляд, до боли напомнивший ей Томаса.

– А мне папа говорил, что вы играете еще лучше.

Мэри рассмеялась, с облегчением почувствовав, что еще в состоянии над чем-то смеяться.

– Он был не очень внимателен, когда мы с ним играли вчера вечером. – Еще бы, его мыслями целиком владела другая женщина!

– Я не боюсь проигрывать, – призналась Нина. – Папа сказал, что это полезный опыт.

– Вот как? – сухо заметила Мэри; она очень сомневалась, что сам Томас когда-либо радовался опыту поражений!

Нина хихикнула, заметив кислое выражение на лице няни.

– Но мне кажется, что вчера вечером он так не думал!.. Я все еще не могу поверить, что вы его победили. – Она покачала головой, садясь напротив Мэри за шахматную доску. – Такого с ним раньше не случалось.

Мэри склонила голову над фигурами, ее улыбка потускнела. Не случалось и не случится впредь. Вряд ли ей когда-нибудь еще удастся остаться наедине с Томасом…

Однако она чувствовала облегчение оттого, что игра отвлекла Нину от навязчивых мыслей о смерти. Печально, что малышке через всю жизнь придется пронести груз трагических воспоминаний. И ужасно, что ее мать умерла такой смертью. Она тонула, борясь за каждый глоток воздуха, и погибла только потому, что вода возобладала над воздухом. Такого и врагу не пожелаешь!

Но сейчас она, по крайней мере знала, что не Синтия покончила с собой в бухте. А это означало, что той женщиной была, очевидно, мать Томаса… Как ужасно, что две женщины из семейства Тэлфорд нашли свою смерть в воде!

А сейчас Джулия, третья женщина из этого семейства, оказалась на больничной койке… Мэри понимала, что у нее самой появилась навязчивая идея, а это еще никому и ни в чем не помогало!

Как быстро она погрузилась в жизнь и переживания этой семьи – семьи, словно бы преследуемой злым роком. Даже Генри женится на женщине, с которой не намерен вести себя честно. Одна надежда, что Томас прав и Тэлфорды не типичны!

Мэри без труда удалось обыграть Нину, хотя по манере ее игры было ясно, что с возрастом она станет противником, с которым следует считаться. Девочка, несомненно, обладала не меньшей, чем у отца, волей к победе.

– Вы думаете, папа позвонит нам, как только узнает, что с бабушкой? – спросила Нина, когда они убрали фигуры. Игра не отвлекла внимания девочки от печального происшествия.

– Будем надеяться. – Мэри встала. – Пойдем, пора приготовить что-нибудь к ланчу.

Было уже около трех часов пополудни, когда раздался долгожданный звонок. Голос Томаса звучал невероятно устало:

– Джулия очнулась. Это оказался не инфаркт, но ей в любом случае придется провести в больнице несколько дней. Сейчас ее устраивают в отдельной палате. Я скоро вернусь.

Он, видимо, о многом умолчал. Если это не инфаркт, то почему тогда Джулия потеряла сознание? Почему ее на несколько дней оставляют в больнице? Ведь для обследования вполне достаточно двадцати четырех часов.

Но Мэри не давало сосредоточиться присутствие Нины, переминавшейся с ноги на ногу и жаждавшей удостовериться, что ее бабушка не собирается умирать.

– Нина хотела бы повидаться с Джулией, – коротко сообщила она Томасу, надеясь, что тот сам поймет, почему дочери не терпится сделать это.

– Не сегодня, – хрипло проговорил Томас. – Может быть, завтра, когда Джулия будет более… собранной.

Его голос звучал странно и принадлежал, казалось, вовсе не тому уверенному в себе человеку, к которому Мэри привыкла. Возможно, болезнь Джулии заставила его понять, что он все-таки привязан к своей мачехе…

– Не могли бы вы передать Джулии, что Нина ее любит? – Мэри улыбнулась, заметив, с каким энтузиазмом закивала девочка. – И мои наилучшие пожелания.

– Хорошо, передам, – сдержанно ответил Томас. – Полагаю, Генри еще не вернулся? – Его голос стал жестким, когда он заговорил о брате.

– Нет, – просто ответила Мэри.

– Прекрасно, – пробурчал он. – Я звонил родителям Эйлин в надежде застать его там, но Генри, по-видимому, уехал оттуда пару часов назад.

А это означало, что он может появиться в любой момент. У Мэри засосало под ложечкой при мысли о том, что им снова придется встретиться. Когда они говорили в последний раз, Генри предложил ей стать его любовницей и получил недвусмысленный отказ…

– Мэри…

Она мысленно встряхнулась, поняв, что Томас по-прежнему разговаривает с ней.

– Да?

– Не попадитесь на удочку жалости к Генри только из-за того, что его мать нездорова, – бросил Томас. – Он все тот же ублюдок. И останется им до конца своих дней.

Мэри покоробил его снисходительный тон. Да, она непростительно глупо вела себя с Генри, но не была безнадежно тупой.

– Я учту ваш совет, – сдержанно отозвалась она. – Что-нибудь еще?

Ответный хохоток был вовсе не тем, что она ожидала услышать.

– Я вернусь очень скоро, Мэри, – грубовато сказал Томас. – Согрейте для меня постель.

Что-о!..

Она отшатнулась от телефонной трубки так, словно та ударила током, и бросила ее с громким стуком на рычаг. Как он смеет?! Как он может?! Ее целый день мучит стыд за то, что случилось между ними вчера вечером, а он превращает это в шутку!

– Мэри, что случилось? – Пораженная Нина обеспокоенно смотрела на нее.

Она испугала девочку своим поведением, а этого ни в коем случае не следовало делать.

– Твой папа должен еще позаботиться об отдельной палате для твоей бабушки, – улыбнулась она, отводя шелковистую прядь со лба Нины. – Но все в порядке. И твой папа скоро вернется. – Чего сейчас она страшилась даже больше, чем встречи с Генри…

– Вот они где, мои красавицы!

Казалось, мысли о Генри каким-то образом заставили материализоваться его высокую стройную фигуру на пороге библиотеки, где Мэри с Ниной устроились после ланча. Он излучал прежнее обаяние и, похоже, совершенно не помнил о последнем разговоре с Мэри, улыбаясь ей самой очаровательной из своих улыбок. Очевидно, он забыл, что последнее, что произнесла Мэри перед отъездом в Эдинбург, была угроза дать ему по носу. Или же просто не воспринял их разговор всерьез. Или посчитал его за часть игры…

– Дядя Генри! – Нина, вскочив, бросилась к нему в объятия. – Я так рада, что ты здесь.

– Приятно сознавать, что хоть кто-то этому рад, – протянул он, вопросительно глядя на Мэри через плечо девочки, повисшей у него на шее.

– Твоя мать больна. – Она не собиралась так прямолинейно заявлять ему об этом, но так уж получилось. – Томас сейчас с ней в больнице и…

– В больнице? – медленно повторил Генри, опуская Нину на ковер и пристально глядя на Мэри. – Моя мать в больнице?

Мэри проглотила комок в горле.

– У нее был… Она потеряла сознание вскоре после того, как мы вернулись из Эдинбурга…

– И где же был Томас, когда с ней случился… обморок? – прервал ее Генри, который в этот момент очень походил на сводного брата.

– Папа разговаривал с бабушкой…

– Будь он проклят! – взорвался Генри. Его глаза зловеще сузились.

Почувствовав недоброе, Мэри повернулась к Нине.

– Стало холодновато. Не могла бы ты подняться в мою спальню и принести мне джемпер? – с улыбкой попросила она.

– Но…

– Пожалуйста, Нина, – твердо пресекла Мэри возражения девочки.

Неохотно повиновавшись, Нина отправилась искать никому не нужную вещь. Мэри подождала, пока девочка не удалится на безопасное расстояние, и повернулась к Генри.

– Томас и твоя мать разговаривали, когда она почувствовала себя плохо, – подтвердила она. – Томас только что звонил из больницы…

– Из какой? – воскликнул Генри с напряженным лицом.

Мэри смутилась.

– Понятия не имею… – Она только сейчас с изумлением поняла, что не удосужилась спросить об этом. – Но с твоей матерью все в порядке. Оказалось, что это не инфаркт или что-нибудь в этом роде. Ее оставили для обследования на некоторое время… на несколько дней, – упавшим голосом продолжала она. Томас своим звонком так вывел Мэри из себя, что ей не удалось выяснить что-то определенное о состоянии Джулии. – Томас скоро вернется… – беспомощно закончила она.

Несколько минут назад она думала о возвращении Томаса с ужасом, а сейчас хотела лишь одного – чтобы он оказался уже здесь.

– Было бы лучше для всех, если бы он никогда больше не вернулся сюда, – процедил Генри сквозь зубы. – Каждый раз, когда он приезжает, случается что-то малоприятное. Теперь ты понимаешь, какая это на самом деле сеющая смуту скотина?