Текст книги "Лавина чувств"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Веселое настроение Мод начало улетучиваться, и, наклонившись, она нежно прикоснулась к колену Линнет.
– Вас что-нибудь беспокоит?
К горлу подступил комок, и Линнет замотала головой.
– Нет, нет. Ничего.
Штора, висевшая над дверью, закачалась, затем отлетела в сторону, и убегающий от Эллы Роберт, смеясь, вбежал в комнату.
– Немедленно идите сюда, господин Роберт, и вымойте свои грязные руки! – прокричала служанка и, поймав мальчика, стала щекотать его, пока он не подчинился ее уговорам и не дал подвести себя к умывальнику.
Отвлеченная этим внезапным вторжением, Мод, вытянув шею, наблюдала, как ребенок, жалуясь, корчил рожи, пока его мыли.
– Я никогда не имела собственных детей, – с тоской в голосе произнесла она. – Потомство Вильяма было и моей семьей.
Линнет взглянула на печальную улыбку Мод и на ее руки, как будто созданные для того, чтобы нянчить малышей.
– У Роберта нет ни дедушек, ни бабушек, – сказала она. – Может быть, вы согласитесь стать одной из них?
Мод с благодарностью и благоговением посмотрела на Линнет, словно та только что предложила ей место на небесах, и ее глаза наполнились слезами радости.
– Ничто на свете не сможет доставить мне большего удовольствия. – Ее голос дрожал от счастья. – Мартин уедет из Арнсби после Рождества, чтобы стать оруженосцем у Ричарда де Люси, а мне так одиноко, когда рядом нет детей. Знать, что я могу приезжать сюда и быть чем-то особенным для Роберта... благодарю вас. Это бесценный дар. – Она горячо обняла Линнет.
– Мне это так же необходимо, как и вам, – ответила Линнет чуть приглушенным голосом. Она почувствовала слегка выдохшийся запах лаванды и миндаля. – Моя мать умерла, когда я была еще совсем ребенком. С тех пор мне не удавалось сблизиться ни с одной женщиной, с которой я могла бы поделиться своими сокровенными мыслями, если не считать редких встреч с женой де Люси и графиней Петрониллой.
– Так зовут мою лошадь! – Подслушав их разговор, Роберт вприпрыжку, словно белка, подбежал к женщинам. – Иногда я называю ее Петра. Малькольм учит меня, как, сидя на ней верхом, брать препятствия. – И он подпрыгнул, демонстрируя скачок. – Джослин сказал, что когда он вернется домой, то покажет мне, как делать выпад с копьем у столба с мишенью, и еще он пообещал мне несколько колокольчиков на упряжь. Джослин теперь мой папа.
– Да, моя прелесть, я знаю. Поэтому ты и я тоже теперь родственники, – ласково ответила Мод и, достав из плаща маленькую коробочку со сладкими липкими финиками, дала ее мальчику. – Только не съешь все сразу: у тебя может заболеть живот, и твоя мама рассердится на меня.
Но Роберта больше забавляли узоры на коробочке со сладостями, чем ее содержимое. Мод помогла ему достать один из блестящих темных фиников и справилась о кроликах.
– Щиплют траву в свое удовольствие, – сказала Линнет. – Плотник смастерил специальный загон для их безопасности и для того, чтобы уберечь от них грядки с салатом.
– Крольчата сначала были розовыми и слепыми, зато теперь у них черный мех, – немного запинаясь, объявил Роберт. – Гонец сказал, что хотел бы иметь плащ из кроличьего меха, но Малькольм ответил ему, что мои кролики – не простые домашние животные.
– Какой гонец, мой сладкий? – Линнет схватила Роберта за руку.
– Тот, который приехал, когда мы распрягали Петру. Он был весь в пыли, а его лошадь вся взмыленная. Сестра Генри предложила ему что-то выпить.
Линнет вскочила на ноги. Во рту у нее пересохло, а сердце бешено заколотилось. Она успела сделать лишь два шага по направлению к двери, как услышала голоса на лестнице и на пороге появились Малькольм и Майлс. За ними вошел явно уставший после долгой дороги молодой воин в потрепанной и грязной одежде.
Линнет судорожно сжала складки платья и с пепельным лицом осталась стоять прямо и неподвижно.
– Какие новости? – потребовала она. – Говорите же!
Посыльный, выйдя вперед, преклонил колено, и она узнала в нем одного из бретанских воинов Конана – коренастого молодого человека, едва вышедшего из юношеского возраста, с пушком бороды.
– Не надо так волноваться, миледи, у меня отличные новости, – объявил он, открыто посмотрев ей в глаза, когда она властным жестом велела ему подняться. – Наши войска столкнулись с людьми Лестера возле местечка, которое называется Форнем. Болотистая там земля, даже невозможно нормально сражаться, но мы тем не менее вынудили их вступить в битву и разбили в пух и прах. А тех, которым посчастливилось улизнуть от нас, догнали крестьяне, вооруженные вилами и острогами. Самого графа взяли в плен, и его графиню тоже схватили. – Порывшись в своей сумке, он достал помятый мокрый пакет. – Письмо от милорда. Он передал на словах, чтобы его ждали послезавтра, если все сложится благополучно.
Краска вновь вернулась на лицо Линнет, и она взяла пакет из огрубевших пальцев наемника.
– А сам он цел? Есть какие-нибудь ранения?
– Нет, миледи. – Молодой человек улыбнулся, показывая недавно потерянный передний зуб. – Это и сражением трудно назвать, так, одна потеха. Под конец мы сжалились над этими подонками и отпустили их бежать в болота. – Он с полным безразличием пожал своими широкими плечами. – Вряд ли это пойдет им на пользу. Будем надеяться, что их не засосет там трясина. Ну а пропадут в этой адской бездне – туда им и дорога. – Его голос осекся, и он закашлялся.
Мод быстро налила вина из кувшина, стоявшего на столе у стены, и поднесла ему выпить.
– Вы не знаете, что стало со сводными братьями вашего лорда, Рагнаром и Иво де Роше? – озабоченно спросила она.
Наемник сделал два быстрых глотка.
– Нет, миледи. Могу вам только сказать, что их не схватили вместе с графом и его женой. Сэр Вильям предложил вознаграждение за их благополучную доставку под его охрану и остался в Форнеме в надежде, что они объявятся. Лорд Джослин правильно заметил, что сэру Вильяму лучше поехать домой, так как сырая погода может повредить его здоровью, но он непоколебим. Говорит, что ему наплевать, живы или нет его сыновья, но они все равно вернутся домой.
Развернув гладкий кремовый пергамент, Линнет увидела темные буквы, выведенные уверенной рукой Джослина. «У него такой же красивый почерк, как у писца, – подумала она, – хотя линии слишком размашисты для настоящего мастера». Она представила себе, как он сидит за столом, запустив одну руку в свои каштановые волосы, а другой держа перо. Получился очень милый образ, и она снова и снова представляла его именно таким и гнала от себя мысль о другом Джослине, скачущем верхом на Уайтсоксе и размахивающем мечом.
– Мое сердце обливается кровью, – сказала ей Мод, когда посыльный ушел. – А что, если Рагнар и Иво мертвы? Как Вильям станет жить с такой тяжестью в сердце, зная, что и он мог быть их убийцей? Только на первый взгляд они выглядят как взрослые мужчины, но в сущности они все еще мальчики. – И она промокнула глаза свисающим концом рукава.
Роберт предложил Мод посмотреть на кроликов. Та охотно согласилась пойти с ним и остановила Линнет, когда заметила, что молодая хозяйка собирается сопровождать ее.
– Оставайтесь здесь и прочитайте письмо, – сказала она. – Я знаю, какими редкими бывают минуты покоя.
Подойдя с пергаментом к окну, Линнет уселась в полном одиночестве. Луч сентябрьского солнца, падающий на мягкие кожаные ботинки, согревал ее ноги. До нее доносился только приглушенный разговор двух служанок, которые плели веревку возле камина.
Еще ребенком Линнет научилась чтению у домашнего священника и могла читать и писать, правда, недостаточно бегло, и это затрудняло ее понимание. Она бережно относилась к каждому слову, написанному Джослином, и по нескольку раз перечитывала одну и ту же фразу, разглядывая ее, как драгоценный камень, любуясь разными оттенками, и мысленно возвращалась к минутам, проведенным вместе с ним.
«Джослин де Гейл с приветствием к моей любимой жене.
Когда вы будете читать это письмо, вам уже сообщат, что я живым и невредимым возвращаюсь домой после нашего столкновения с графом Лестерским. Мы договорились о перемирии с повстанцами до начала весны, и потому у нас будет достаточно времени, чтобы сказать друг другу то, что осталось невысказанным.
В Ноттингем мы прибудем послезавтра. Я останусь там на ночь в доме моего отца, а как только улажу все дела с шерифом, приеду домой. А пока я постоянно думаю о вас.
Написано мною в десятый день после Михайлова дня, года тысяча сто семьдесят третьего от Рождества Христова».
Любимая жена. Эти слова согрели ее сильнее, чем яркий луч солнца, и глупые слезы полились по ее щекам. С раннего детства она лишилась любви, и только Роберт до последнего времени был ее единственным утешением. Польстившись однажды на ласковые руки и нежный убедительный голос, она поверила, будто Раймонд де Монсоррель влюбился в нее. Но он всего лишь играл с нею, как кот с доверчивой маленькой мышкой, желая лишний раз доказать себе, что ни одна женщина в мире, будь то воспитанная леди или последняя шлюха из подворотни, не сможет ему отказать. Это тешило его самолюбие и гордость.
Солнечный свет заиграл по пергаменту, когда она нежно складывала его, задерживая свои пальцы в тех местах, где виднелись строки, оставленные рукой Джослина. Она подошла к корзине с шитьем и, взяв шило, проделала в уголке сложенного письма отверстие. Затем продела туда шнурок, висевший у нее на шее, на котором также находился крестик. Шнурок с пергаментом лег ей на грудь, и теперь ее сердце находилось рядом с сердцем Джослина.
ГЛАВА 22
– Мы что, заблудились? – запричитал Иво.
Рагнар сжал в руках мокрые скользкие поводья и, повернувшись в седле, сердито посмотрел на брата.
– Боже мой, перестань наконец хныкать! – процедил он сквозь зубы. – Ты ведь еще живой, не так ли?
Дождь шел с самого рассвета, превращая день в лесу в однотонные зеленые сумерки. Вода била по шлему Рагнара, капала на плащ с двойной подкладкой, который уже давно промок насквозь. На его кольчуге виднелась кровоточащая рана цвета ржавчины. Он натер бедра о седло, и теперь каждый шаг его усталой лошади давался ему с большим трудом, отдаваясь болью по всему телу.
Под этим жутким дождем армия Лестера пробиралась через всю страну в центральные графства под защиту своих крепостей. Но на болотистых землях близ деревушки Форнем она столкнулась на свою погибель с рыцарями Хью де Боэна. Граф Роберт слишком понадеялся на своих новобранцев – плохо подготовленных фламандцев, которые по большей части были простыми ремесленниками, – и воины Хью де Боэна разбили их наголову. Перепуганный Рагнар бежал с поля боя, таща за собой своего брата Иво. Леса, окружавшие Бэри и Третфорд, простирались на много миль, лишь изредка попадались черные жилища погорельцев. А за пределами этого мрачного зеленого царства, укрывшего беглецов, насколько понимал Рагнар, поджидали люди Хью де Боэна, чтобы расправиться со всяким, кто уцелел от меча и не сгинул в болотах.
– Моя лошадь прихрамывает, – пожаловался Иво. – Как ты думаешь, мы скоро найдем убежище?
Рагнар закрыл глаза, проглотив слюну. Еще немного и он предложит Иво убежище – шесть футов глубиной с покрывалом из пожелтевших листьев. От этого глупца, как от продырявленного кожаного мешка для воды, не дождешься никакой пользы. Ни сражаться, ни думать он не может. Дохлая рыба составила бы лучшую компанию. Он ничего не ответил, а лишь погнал собственную лошадь более быстрым шагом. Если кобыла Иво действительно прихрамывает, то, может быть, хоть тогда он оставит его в покое.
А дождь все лил не переставая. Под пологом леса каждая яма напоминала открытый влажный рот какого-нибудь гигантского чудовища, поджидающего свою неосторожную жертву. Казалось, чудовище уже высунуло свой мерзкий покрытый мхом язык, словно перекидной мост, чтобы жертва по нему проскользнула в его ненасытную утробу. Запах плесени и гнилых грибов был почти непереносим.
Его глаза устали, ничего не различая, кроме массы промокших листьев, слившихся в его сознании в огромный зеленый океан. Рагнар стал повстанцем, изгоем, умирающим от холода в этих заболоченных лесах. Первая искра восстания, подхлестнувшая в нем дружескую симпатию к молодому Генриху и заставившая его поддержать нового претендента на престол, погасла. Желание уязвить своего отца и в то же время доказать, что и он чего-то стоит, по-прежнему мучило его больное самолюбие. Он жаждал уважения и восхищения собой, и чем несбыточнее становились эти мечты, тем жажда его росла все сильнее, доводя до отчаяния.
– Рагнар, подожди! – Крик брошенного Иво едва доносился сквозь темно-зеленую пелену ливня.
Рагнар со злостью ударил ногами по бокам лошади. Но та, испугавшись пролетавшего над тропой дятла, метнулась в сторону, споткнувшись о корень дерева и издав при этом резкий пронзительный крик. Рагнар обеими руками ухватился за упряжь, чтобы удержаться в седле. Одним плечом он ударился о ствол дерева и выругался от боли. Однако ему удалось обуздать напуганную лошадь, и он, остановившись, прислушался к приближавшемуся стуку копыт. Иво поспешно догонял его.
– Рагнар... – произнес несчастный Иво.
Рагнар набрал в грудь сырого воздуха, чтобы наорать на брата, как у него внезапно перехватило дыхание. Позади Иво скакал улыбающийся английский воин, держа наготове копье. За ним следовало около полудюжины вооруженных людей.
– Если твоя рука потянется к мечу, то, надеюсь, лишь затем, чтобы сдать его, – произнес англичанин с сильным французским акцентом. – Дай мне лишь небольшой повод, нормандец, и твои кишки будут болтаться на моем копье.
Рагнар вздрогнул и побледнел, раздумывая над прозвучавшей угрозой и собираясь дать этому воину тот повод, о котором он говорил. Все было бы так просто. Один взмах, и со всем покончено. Но где гарантия, не считая пустых заверений священника, что небесная жизнь лучше земной? И, взявшись за рукоятку меча, он медленно стал доставать его из своих обшитых шерстью ножен.
– Рагнар, ради бога, отдай его им! – прокричал Иво с огромными от страха глазами. – За нас дадут выкуп, – пробормотал он, бросая взгляд на сжимающийся круг воинов. – Мы сыновья Вильяма де Роше, известного как Железное Сердце... фактически, его наследники. – Он облизнул губы.
Рагнар бросил на Иво взгляд крайнего презрения и кинул меч на плотную подстилку из гнилых листьев у передних копыт своего коня, словно подавая монету нищему.
Англичанин ухмыльнулся.
– Сыновья великого Железного Сердца? – в его голосе послышалась глубокая удовлетворенность. – Интересно, сколько ваш знаменитый отец заплатит за возвращение двух заблудших черных овечек. Надеюсь, намного больше, чем вы на самом деле стоите, а то мне вообще не захочется связываться с вашим выкупом.
– Он заплатит вам столько, сколько запросите, – с беспокойством принялся Иво убеждать англичанина. – Правда ведь, Рагнар?
Рагнар прищурил свои светло-карие глаза.
– Да, – пробормотал он. – Он заплатит.
* * *
Стоял сырой вечер на исходе октября. Резкий ветер гнал по небу стада туч на север и дул в лицо Вильяму де Роше, остановившемуся со своими людьми у деревенской пивной, к которой привел их проводник-англичанин.
– Это и есть то самое место? – спросил Вильям. От переживаний за судьбу своих сыновей и постоянных перемен настроения от надежды до полного отчаяния – его голос стал еще более грубым и сердитым.
– Да, милорд. – Проводник искоса посмотрел на него. – Возможно, выглядит не очень внушительно, но под полом находится прочный и крепкий погреб.
От волнения у Железного Сердца задергался нерв на щеке.
– И мои сыновья в этом погребе?
– Самое надежное для них место. Если бы они не стоили хороших денег, то уже давно кормили бы воронов в лесах Халлоус-Вуд.
– Попридержи язык, – оборвал его Железное Сердце, и англичанин шустро соскочил с лошади. – Не думай, что можешь позволять себе вольности только потому, что у вас находится то, что мне нужно.
Молодой воин смерил его взглядом.
– Ну, что вы, милорд. Просто вас все знают как человека, который всегда говорит напрямик, и я вам ничего, кроме правды, не сказал. Многие из войска Лестера никогда не увидят, как за них платят выкуп.
Вильям внимательно посмотрел на парня, чувствуя черную зависть к молодости и энергии юнца, и, медленно бросив через круп лошади закоченевшую правую ногу, спрыгнул на землю. Земля под ногами казалась мягкой от слоя облетевших листьев. Они, кружась, падали с высоких вязов, словно души, улетающие в темноту, и ложились Вильяму под ноги. Дождь бил ему в лицо, заставляя прищуриться. Кругом виднелись заполненные грязной водой лужи, тянувшиеся вдоль всей деревенской улицы. Со стороны пивной донесся громкий смех, и хриплый голос затянул английскую балладу о девушке и кузнеце.
– Они все еще празднуют победу над армией Лестера, – сказал проводник со сдержанной улыбкой, когда хорошо подвыпивший житель деревни показался на пороге пивной и, шатаясь, побрел к сбившимся в кучку домам. – Будущие поколения долго еще будут рассказывать, как какой-то дед разбил орды фламандцев одними вилами.
– Ближе к делу, – холодно оборвал его Железное Сердце. – Мне нужны мои сыновья. Сейчас же.
Улыбка пропала с лица воина.
– Конечно, – спокойно сказал он. – Сюда, милорд. – Он живо направился к пивной, будто слуга, провожающий великого лорда в великолепный зал. Потребовалось все терпение Железного Сердца, чтобы не дать ему оплеуху и не окунуть лицом в грязь.
* * *
Рагнар дремал. В этой тесной холодной тюрьме крепкий сон убегал от него. С пленником грубо обращались, подстрекаемые его несговорчивостью и горевшим в его глазах презрением. Те места на теле, по которым они били его ногами, закоченели, и, так как здесь практически негде было развернуться, он устроился возле мокрой стены.
В неглубокой кошмарной дреме ему привиделась ведьма в образе красивой девушки с длинными темными волосами и сверкающими зелеными глазами, которые очень гармонировали с ее бархатным платьем. Но потом с ней что-то случилось. С лица начала сползать кожа, пока оно не превратилось в уродливый череп. Вытянутая вперед рука стала белой костлявой дланью. И череп прошептал: «Посмотри на меня». Напуганный, но вынужденный подчиниться, он поднял глаза и взглянул в пустые и темные, как пещеры, глазницы и увидел глаза свой матери, наблюдавшей за ним.
Рагнар вздрогнул и пришел в себя. Он задыхался, а сердце билось так, будто хотело вырваться из груди на волю. Сладкий запах яблок заполнял темноту, как бы напоминая о том, что скоро плоды перезреют и начнут гнить. Сгорбившись, рядом с ним сидел Иво и что-то бормотал во сне. Иво избивали меньше, так как он не спорил со своими тюремщиками и вел себя не так вызывающе.
Над их головами звуки внешнего мира слились в приглушенную какофонию шагов, голосов и хриплого смеха. Праздник в честь победы над мятежниками набирал силу. Рагнар теперь думал о допущенных ошибках и о том, как он, когда выберется из этой ямы, будет их исправлять. Ощупывая темноту, он нашел буханку хлеба, оставленную их сторожами ранее. «Угощайтесь яблочками», – смеясь, говорили захватившие их в плен воины. Он вонзил зубы в грубую, как опилки, буханку и подумал о нежном золотистом хлебе, который его тетка Мод всегда пекла по праздничным дням. При этом воспоминании у него потекли слюнки, и ему по крайней мере удалось дожевать то жалкое подобие хлеба, который теперь стал его пищей.
Он с трудом проглотил кусок, а затем поднял голову и насторожился, так как общий шум утих и тяжелая деревянная скамья, стоящая над погребом, с грохотом отодвинулась в сторону.
– Иво! – взволнованно зашептал он, толкнув локтем брата. Иво подскочил и испуганно спросил, что происходит.
Засов над их ловушкой убрали, люк открылся, и тусклый свет упал на прямоугольную почерневшую балку под потолком, увешанную тремя кольцами колбасы и связкой веников. Но все это сразу же затмили тени людей, склонившихся над входом. Они всматривались вниз.
– Целы и невредимы, как я вам и говорил, – раздался довольный голос англичанина, который периодически передавал еду Рагнару и Иво. – Им удобно, как яблокам в бочонке. – И он весело причмокнул.
– Рагнар, Иво? – Голос Железного Сердца напоминал скрип ржавого колодезного ворота. – Я пришел забрать вас домой. Господь свидетель – ни один из вас не стоит выкупа, но по крайней мере мне будет не в чем себя упрекнуть перед вашими потомками. Я обязан исполнить свой долг хотя бы перед ними.
Обязан! Рагнара чуть не стошнило, когда он услышал это слово. Как же часто ему вкладывали его в рот как лекарство от всех болезней. О боже, ну покажет он папаше, что тот обязан!
– Отец? – он, робко вставая на ноги, посмотрел на широкую фигуру, затемняющую подвал. – Я пытался разыскать вас, но эти грязные ублюдки схватили меня и Иво ради выкупа, заточив нас сюда.
– Грязные ублюдки! – проревел английский воин. – Да мы могли бы бросить ваши изрубленные тела в лесу лисам и воронам на пропитание.
– Мы бы и вас взяли за компанию! – Рагнар плюнул, сжимая кулаки. Затем он глубоко вздохнул и взял себя в руки. – Отец, вы оказались правы насчет графа Лестерского и молодого Генриха. Они не стоят ни единого плевка тех, кто присягал им на верность.
Иво попытался встать, но даже при плохом освещении Рагнар заметил, что его глаза округлились, как блюдца.
– Но вы говорили... О-ой! – Иво упал, так как Рагнар заехал ему локтем по животу.
– Что с ним такое? – спросил Железное Сердце. Принесли деревянную лестницу и спустили ее через отверстие в полу.
– Живот прихватило, – ответил Рагнар. – Он съел слишком много яблок.
Иво застонал, его стошнило, а Рагнар тем временем медленно полез по лестнице вверх на свободу. У него все ныло, ноги его не слушались и скорее напоминали деревянные палки, а когда отец, протянув руки, вытащил его на свет, лицо Рагнара исказилось от боли. После темного погреба с яблоками помещение пивной казалось огромным и светлым, как дворец, хотя посетители имели вид явно отпетых негодяев и попрошаек. Отец казался среди них королем в своей мокрой потрепанной одежде, с седыми нечесаными волосами. У него был усталый, измученный вид.
Рагнара как громом поразило. О боже, на него смотрел согбенный старец, а не герой его детства, перед которым он испытывал чувство благоговения.
– Я знал, что вы опомнитесь, – Железное Сердце презрительно скривился. – Жаль только, что потребовалось так много времени и средств.
– Да, отец. – Рагнар уставился в пол, изображая покорность.
– Только не думай обмануть меня своим кротким и смиренным видом. Можешь пускать пыль в глаза кому-нибудь другому. Ты по своей природе волк и никогда не станешь ручным псом! Посмотри на меня!
Рагнар поднял голову. В его глазах горел вызов, и он ничего не мог с собой поделать, чтобы скрыть его, однако неожиданно на лице Железного Сердца появилось подобие улыбки.
– Ну вот, так-то лучше. Я знаю, у тебя есть характер. – Он перевел взгляд на Иво, который без посторонней помощи выполз из погреба. – Твой братец – это совсем другое дело. – Он схватил Иво за шиворот и подтянул к свету. – У него в кишках одно свернувшееся молоко!
Сгорбившись и дрожа, Иво стоял, словно бык на скотобойне, не пытаясь защищаться. У Рагнара сжался комок в горле, и его губы затряслись. За всю свою жизнь он никогда не ощущал такой ненависти в своем сердце, хотя и понимал, что стоит отцу сделать первый шаг навстречу, и эта ненависть превратится во взрыв любви и сожаления.
Но Железное Сердце, оставаясь все таким же суровым и твердым как камень, приказал:
– Ступайте во двор и ждите меня. Там для вас оседланные лошади и мои люди.
Жена хозяина пивной с ухмылкой на толстом лице подала им два поношенных крестьянских плаща. Прекрасные обшитые мехом плащи, в которых братьев доставили сюда, уже лежали в сундуке рядом с приданым ее дочери.
– Мы находимся под охраной? – спросил Рагнар охрипшим голосом.
– Нет, – ответил Железное Сердце.
– Тогда мы свободно можем уехать?
– И куда же вы собираетесь отправиться? Железное Сердце отвязал от ремня два тяжелых мешочка с серебром и передал их воинам, стоящим возле жаровни. – Кочевать по рыцарским турнирам ради корочки хлеба? Слушай теперь меня, Рагнар, иначе вам может опять не поздоровиться. В следующий раз я не стану вас разыскивать. С какой стати, если у меня есть сын дома и еще один, в чьей верности я никогда не сомневался?
От приступа гнева Рагнар стиснул зубы, но заставил себя сдержаться, чтобы не ответить отцу, как тот того заслуживал. Приобретенный им опыт подсказывал, что нельзя действовать во вред себе под влиянием собственной ярости и сиюминутных чувств. Взяв плащ у женщины, он набросил его себе на плечи. Потрепанная изорванная одежда, свисавшая до колен, застежка, выточенная из куриной косточки – все это выглядело комично.
– Я знаю свое место, отец, – ответил он с горечью спокойным голосом. – Надеюсь, что и вы тоже. – И он вышел в темную дождливую ночь к ожидавшим воинам.
ГЛАВА 23
Рынок Уикдей в Ноттингеме показался Джослину почти таким же оживленным, как и Чипсайд в Лондоне. Он с трудом пробился через толпу у мясных прилавков на углу Флешер-гейт и Блоубладдер-лейн и направился вверх по холму к магазинчикам и лавкам, которые громоздились вдоль дороги, ведущей к церкви Святой девы Марии. Здесь яблоку негде было упасть. Торговцы расхваливали достоинства своего товара, а ремесленники, сидевшие за стойками, о чем-то спорили с покупателями.
Возле цирюльни Джослин приобрел небольшой набор колокольчиков на упряжь, сдержав, таким образом, обещание, данное Роберту. Колокольчики весело позванивали на кожаных шнурках, когда он засовывал их в кошелек. Ему припомнились темные глаза Джуэля, восхищавшегося такими яркими безделушками, поблескивающими у одного прилавка в Париже. В те тяжелые и уже такие далекие дни он мог позволить себе потратить деньги разве что на хлеб и дрова. Он подумал о подарке для Линнет. В его кошельке оставалось еще достаточно денег. К тому же они не являлись частью наследства Роберта, он заработал их сам, своими собственными силами, получив в уплату за участие в битве против войска Лестера. Куда более выгодно вести войну, запрашивая выкуп, а не бездумно подставлять свою грудь на поле боя. На этот раз ему и в самом деле удалось неплохо заработать на войне.
Тут же стояла масса торговцев серебром и золотом, предлагавших искусно отделанные кольца и броши, серьги и подвески. Он помнил, что у Линнет не очень много драгоценностей, но то, что он видел, совсем не привлекало. Все выглядело слишком банальным. У каждой женщины со средствами имелась круглая брошь с тайным посланием, выгравированным на обратной стороне: Amor vincit omnia1 или Vous et nul autre2. В свое время он купил Бреаке такую же из дешевой бронзы, когда она в первый раз забеременела. Воспоминания опять нахлынули с такой силой, что Джослину пришлось отвести глаза от прилавка. Один ювелир предложил ему крестик, в котором среди серебра и горного хрусталя находились святые мощи, небольшая косточка самой Приснодевы, во всяком случае, так ему сказали. Впрочем, скорее всего источником этой святыни были свиные кости какого-нибудь купца, решил Джослин, и с легкостью отказался от сделки.
Наконец он все-таки купил маленький прекрасно вырезанный деревянный гребень, покрытый перламутром. Продавца, бывшего наемника, звали Геймел. Сейчас он зарабатывал себе на жизнь, вырезая игральные кости и всякие безделушки для друзей из того отряда, к которому когда-то принадлежал. В боях он лишился ноги до колена, но остался жить, несмотря на лихорадку от раны, а потом, поправившись, немного неуклюже, но уверенно ковылял на своей культе. Теперь она валялась рядом с ним возле сумки с инструментами на полу пивной. Геймел с радостью принял бокал пива от Джослина.
– Да благословит вас Бог, сэр. – Его глаза засияли от удовольствия, когда он сделал большой глоток.
– Как нога? – Джослин сел рядом с ним на узкую скамью. Прошлое неотступно следовало за ним, и любое напоминание о нем заставляло его вздрагивать. Горькие воспоминания нахлынули на него, едва он окунулся в дымную и шумную атмосферу тусклой маленькой таверны. Он не знал Геймела, когда тот еще ходил на двух ногах. Впервые они встретились через несколько месяцев после того, как Геймел потерял ногу и сидел в караульном помещении замка, строгая колыбель для новорожденной дочери одного из слуг.
– Неплохо, неплохо. Мне нельзя жаловаться, иначе никто не станет угощать меня пивом. – Геймел усмехнулся. – В прошлом месяце мне хорошо досталось. Новая собака нашего хозяина повадилась жевать мою деревяшку. Регулярно забавлялась с нею. Вы бы видели, какие там остались следы от ее огромных зубов.
– Я видел эту собаку, – с сочувствием произнес Джослин. Посаженный на цепь зверь походил на помесь овчарки и волкодава, но казался крупнее и злее обеих.
– Я ее когда-нибудь удавлю, – пробормотал Геймел, сделав еще один большой глоток пива. Потом он искоса посмотрел на Джослина. – Ходят слухи, будто вы теперь большой человек.
Джослин улыбнулся любопытству Геймела и широко развел руками.
– Разве можно спорить со слухами?
Геймел причмокнул.
– Хорошие земли вы себе получили.
– И прекрасную жену. – Джослин взглянул на гребень, лежащий у него в руках. Он хотел преподнести Линнет подарок на память об их первой брачной ночи.
– Да пошлет вам Господь много прекрасных детишек, – провозгласил тост Геймел и, закончив пить, высоко поднял свой пустой кубок, подзывая служанку. – У меня особенно хорошо получаются колыбели. – Он замолчал, так как в пивную ввалились четверо воинов и громко приказали поскорее их обслужить. Один из них задержал женщину, направлявшуюся к Геймелу и Джослину.
– Давай-ка, сладкая, сначала воинам, калеки могут и подождать, – усмехнулся он, схватив ее за руку и поворачивая к себе.
Джослин только собрался ответить, но Геймел ткнул его локтем, намекая помолчать.
– Черт с ними. Лучше не связываться с людьми Роберта Феррерса, особенно когда они много выпили.
– Ты позволишь им остаться безнаказанными? За свои слова нужно отвечать. – Джослин с отвращением посмотрел на хохочущих воинов. Он знал этот тип людей. Дай им меч, и они начинают думать, что могут задирать свои носы перед любым встречным. Дай им выпить пива, как от их мужества не остается и следа. Приглядевшись, он решил, что они уже приняли достаточно.
– В любом случае их слишком много. Последнее время город просто кишит ими. В этом районе Снейнтона их полно в каждой пивнушке.
Джослин потер подбородок. Роберт Феррерс, граф Дербский, был известным союзником Лестера. Если бы фламандская армия Лестера добралась до центральных графств, Феррерс поспешил бы присоединиться к ней. В этом никто не сомневался. Несмотря на то, что семья Феррерсов владела значительными землями в Ноттингеме, город остался верен короне и не выказывал никаких признаков мятежа. При заточенном в тюрьму Лестере и заключенном до весны перемирии не стоило ожидать здесь никаких перемен, в том числе и в дурном настроении.
