Текст книги "Сын Моржа и Куницы (СИ)"

Автор книги: Елисей Дым

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Сын Моржа и Куницы

ПРОЛОГ

 

Ленинградский вокзал построили из черепа левиафана.

Куней прижалась лицом к окну и, щурясь от лучей летнего солнца, рассматривала приближающееся здание и перроны.

Поезд медленно выползал из-под Рижской эстакады. Здесь железнодорожные пути изгибались и перед пассажирами постепенно открывался вид на чудовищную морду с двумя парами освещённых электричеством глазниц, колоссальную пасть с частоколом наполовину выбитых клыков и острый гребень, в котором прорезали три ряда окон и вставили стеклопакеты.

Строго говоря, был это не левиафан, а последний из тевтонских великих змеев. Сбили его в ноябре сорок третьего над Москвой. Радостные победители быстро растащили тело змея на трофеи, вырезав всё ценное. За одну ночь от змея остался скелет, да несколько кусков шкуры, каждым из которых можно накрыть стадион.

Наградная комиссия отличить останки змея от скелета левиафана не смогла. Скорее, и не пыталась. Чего их, левиафанов, жалеть! Пиши больше, авось не кончатся.

Но Куней знала правду.

Один из старейшин племени в сорок третьем пошёл добровольцем в ПВО, успел под самый конец войны. И в бою этом довелось поучаствовать, пусть и младшим подносчиком рунных камней. Он и рассказал племени о великой битве, отчаянной атаке тевтонской военной машины на столицу Союза.

Две недели вокруг Москвы вставали огненные стены, дрожала и лопалась метровыми трещинами земля, с неба сыпались обгорелые виверны и обломки астральных брандеров. Когда подошли сибирские батальоны со Старшими ведунами – огненный ад сменился ледяным. Немцы отступили на сотни верст от столицы, оставляя на дорогах колонны заметённых снегом ледяных изваяний: людей, машин, лошадей, танков.

В той битве сломали хребет тевтонским Орденам.

А через три дня неизвестно кто нанёс удар высшей огненной магитурой по Дрездену. Город плавился и горел. Земля просела огромной воронкой. И теперь там мелкое Дрезденское море, из вод которого торчит оплавленный огарок собора.

По сути, на том война и кончилась.

Все, кто участвовал – уползли зализывать раны.

Союз тоже.

Известно, что в замках старых родов хранятся скелеты магических чудищ, – свидетельства силы и воинской удачи хозяев. Вот и государство решило на страх врагам трофей сохранить. А чтобы просто так территорию города не занимал, сделали из него вокзал. Вместо того, на который великий змей свалился и до основания разрушил, дёргаясь в агонии.

Нищее военное время, разруха и голод: любой ресурс в дело шёл.

Консервов из змеиного мяса тоже понаделали. В тогдашней неразберихе еду раскидали куда смогли, несколько вагонов с консервами попали к простецам, в сиротские приюты. Отчего после войны и взросло поколение злых и голодных магов, названное как Неизвестные братья.

А теперь за последними банками настоящая охота идёт, на аукционах если лот появляется – сметают сразу, круглого золота не щадя.

…Куней отвернулась от окна. Помнила она те времена, хоть и старалась забыть. Стая тогда голодала, рунные камни шли на вес жизней соплеменников. То ли дело сейчас? На червонец пару камней купить можно, даже не торгуясь.

Состав задёргался, лязгнул сцепками. Заскрипели тормоза.

Звякнули гранёные стаканы в подстаканниках на столе.

– …Наш поезд прибывает в город-герой Москва. Просим не оставлять вещи в вагоне, всё забытое в течение суток распределяется в сиротские приюты. Внимание! На вокзале проводятся мероприятия, просьба приготовить документы.

Мимо потянулись серые привокзальные конструкции. На мощных столбах, вырубленных из костей чудовища, положили полукруглые дуги распиленных рёбер. Сверху обтянули шкурой. Хватило аж на три линии перронов, остальные построили из железа и бетона.

– Опять волшебеи шалят, – проворчала седенькая старушка, соседка по купе, искоса приглядываясь к Куней. – Деточка, ты не из северных ли будешь?

– Нет, бабушка, из восточных. И не волшебейка вовсе, в наших краях их не водится.

– А чем-то похожа, деточка, – вздохнула надоедливая старушка и подслеповато сощурилась. – Был у меня знакомец из северных, точь-в-точь твоё лицо!

– Северные совсем другие, – хихикнула деточка и указательными пальцами провела вдоль лица, показывая свой острый, почти треугольный абрис. – У северных скулы широкие и подбородок мощный. И волосы белые, синие или с прозеленью, а не красные как у меня. Врал знакомец, не с Севера он.

– Значит, из ваших, говоришь?

– Да нет у нас волшебеев, бабушка. Не выживают, – и красноволосая девица хищно щёлкнула зубами. – Мы их съедаем!

– Ох, шалишь, деточка. Дело молодое, понимаю.

Поездвздрогнул раз, другой, и остановился. Захлопали двери в вагоне.

Схватив с полки тощую торбу с кожаными узорами и плетёными фенечками, Куней одёрнула короткую красную юбку, поправила зелёный топик, помахала старушке и распахнула купейную дверь

– Я не шалю, я правду говорю! – весело бросила напоследок и, напевая, протанцевала в коридор. – Не шалю! Не шалю!

Выскочив на перрон, огляделась. У ближней колонны высилась мощная фигура. Коротко стриженый седой здоровяк с грубоватыми чертами лица и курчавой, седой же, бородкой, был одет в льняные свободные штаны, дырявые мокасины на босу ногу и плотную светлую рубашку, распахнутую у бычьей шеи.

Мужчина отклеился от столба и шагнул навстречу.

Куней завизжала и бросилась на него. Седой заметно поёжился, наклонился и осторожно принял рыжую в объятья. Обслюнявив щёки, ну, куда дотянулась, девица немедленно вырвалась из рук знакомого.

Высоко подпрыгнула, повисла одной рукой на распорке навеса и завопила:

– Эй-эй-эй! Москва, встречай, к вам приехала Куней!

Спрыгнула мягко и неслышно.

Седой сунул палец в ухо и потряс.

– Громко. Но нескладно.

– Зато стихи!

– Без рифмы?

– Это закольцованная рифма! – рыжая снова взлетела и зацепилась за распорку. Крикнула сверху: – Послушай сам: «Эй-эй-эй!» и «Куней!» отлично рифмуются.

Спрыгнула.

– Хватит скакать. У нормальных людей голова закружится и нам штраф выпишут.

– Вот и заплатишь. Раз ты такой противный, значит и золото у тебя есть! А с меня-то что? Откуда у лисы монеты?

– Только вагон хитрости, – буркнул седой, – и бочка притворства.

– Ха! Ты прав, у меня много достоинств, – и рыжая поскакала на выход.

Впереди, то тут, то там, среди спешащих пассажиров возникали бурления. Одинаковые группы из троицы затянутых в черные мундиры госгвардейцев останавливали людей и проверяли документы.

Ближе всех оказалась примечательная троица.

Мощный телом высокий сержант со сложными наколками. Кинолог со здоровым ящиком рации за спиной и собакой на поводке, в рыже-чёрной шерсти которой иногда блистали золотые пряди. Худощавый рядовой, с крупноватыми, для человека-то, глазами и резкими птичьими движениями.

Бугай-сержант возвышался почти на голову над толпой и лишь ненамного ниже седого здоровяка, что для людей требовало серьёзной прокачки возвышающими зельями. Ну, или просто повезло с родителем-троллем.

Увидев патрульную троицу, рыжая бросилась к ним, расталкивая пассажиров.

– Вот! – с гордым видом протянула толстую книжку паспорта.

Седой отдал свой документ.

Сержант передал паспорта щуплому напарнику. Тот лупнул глазами и в секунду перелистнул страницы одного, затем другого. После чего открыл паспорта на середине и внимательно вчитался.

Куней присела и почесала собаку за ухом. Та обнюхала руку и толкнула лбом.

– Ага! – обрадовалась рыжая. – Ваш пёс говорит, что я хорошая собачка и ни в чём не виновна.

Бугай обернулся к кинологу.

Тот молча кивнул.

– Добро пожаловать в Москву! – возвратил паспорт сержант и прикоснулся к краю кепи. – Желаю приятного пребывания. И будьте осторожнее, в последние дни участились нападения на астральников.

Куней приняла молодцеватый вид и повернулась через левое плечо. Так, не то направление. Ещё повернулась и зашагала к выходу.

Седой поспешил за ней.

– Смотрю, многое в Москве поменялось за год. Госгвардейцы все как один зельями заливаются? Или нам повезло попасть на такую группу?

– Я за людьми не слежу, сама понимаешь. Но слышал, что простецы продавили в Моссовете программу возвышения. Вроде с этого года детишкам-выпускникам базовый комплект от города полагается.

– А гвардейцы что?

– Под шумок и они своё затеяли. Уже полгода вижу залитых под пробку. На Младших не тянут, но крепкие Щенки в нижней трети.

– Эх! Стоило оставить Москву на тебя, как всё покатилось под откос!

– Для нас ничего не поменялось, больше разговоров.

– Войны были?

– Тихо, даже чуток подозрительно.

– Значит, будут.

Седой здоровяк молча согласился. Где это видано, чтобы кланы перестали собачиться? Просто отложили на время, в тишине пирог делят.

А рыжая строила планы:

– Так, давай-ка по-быстрому на Красную площадь скатаемся! Жуть как интересно, стоят ли ещё храмы или их по кирпичику простецы растащили? А потом – в гостиницу, устала я чертовски.

– Погоди, непоседа. А дело?! Дело обсудить! Или думаешь, я тебя из-за ерунды вызвал?

– До метро две минуты, успеешь. Ладно, пять! – Куней поволокла подельника через площадь к дальнему входу в метро у Казанского вокзала. – А я тебе подарок из Питера привезла, жевательный янтарь. Хочешь плитку?

…Два тяжёлых чёрных минивэна «Хатанга» в особом исполнении свернули с Енисейской улицы, попетляли по дворам и заехали на задний двор бывшего Дома быта. Машины с широкой балкой-бампером, зеленоватыми стёклами и дверцами в тридцать сантиметров толщиной, встали бок о бок, развернувшись носом к выезду со двора.

Из открывшихся с обоих сторон сдвижных дверей шустро выскочили люди с подозрительного вида чёрными пакетами в руках. Разойдясь по сторонам, они парами пробежались по ближайшим дворам панельных пятиэтажек и вернулись обратно.

Всё заняло не больше пяти минут.

Серое двухэтажное здание, сложенное из бетонных блоков, с разрисованными стенами и ободранными рекламными плакатами, поломанными вывесками и едва теплящейся жизнью в рюмочной и круглосуточном магазинчике, принимало неожиданных гостей. Бывший Дом быта был продан за копейки в 90-х и с тех пор пребывал в перманентном ремонте. Но сегодня ожил.

Когда охранники вернулись, из «Хатанги» выбрался мужчина средних лет. Был он худым и жилистым, чего не мог скрыть даже костюм из отличной английской шерсти. Шести футов ростом и ста пятидесяти фунтов живого веса.

Почему же футы, фунты и шерсть? А всё дело во взгляде. В нём чуялось то, что можно уловить в глазах британского колонизатора при встрече с сипаями.

Гостя вышел встречать сам хозяин.

Из широко распахнутой задней двери просеменил сгорбленный старикашка, этакий гоблин с кожей цвета тёмной меди и татуировками на лице, кланяясь на каждом шагу. Одет старикашка был в юбку и короткую рубашку-распашонку, сшитые с вырвиглазным сочетанием ярко-алых, зелёных, жёлтых, ржавых и золотых полос, углов и пиктографических иероглифов.

По босым ногам от колен и до лодыжек спускались строчки чёрных символов.

Поверх рубашки и юбки древний пенёк накинул простой хлопчатобумажный халат в рубчик, грязный и засаленный, давно потерявший цвет.

– Какая радасть выдеть вас, г’сспадин Калинин! – проскрипел хозяин и поклонился, мазнув широкими рукавами халата по запылённому асфальту. – Вы так быстра-быстра приехали, г’сспадин, нам нада ещё савсем чуть-чуть нымнога времени!

– Веди.

Согбенный старикашка пошаркал обратно, время от времени оборачиваясь и странными жестами, будто кривляясь, приглашая гостя следовать за ним.

«Англичанин» шёл молча, дорога была ему знакома. Охрана осталась на улице.

Внутри здания, рядом со входом, нашлась широкая лестница. По ней и спустились в подвал с необычно высокими потолками. Метра четыре, не меньше. Миновали пару тёмных извилистых проходов и выбрались в скудно освещённый зал.

Старик засуетился, кликнул помощников.

Безликие тени в серых балахонах поспешно приволокли уродливый овальный стол в эдвардианском стиле и неудобное кресло той же эпохи. Установили у стены. Принесли на серебряном подносе фарфоровую чашку и высокий кувшин зелёного стекла с жёлтым соком внутри. Сыпанули в кувшин горку колотого льда. На край стола поставили подсвечник с пятью коптящими сальными свечами.

У гостя едва заметно дернулся правый глаз.

– Распылагайтеся с полным счастьем, г’сспадин! Скора-скора всё будет!

Тот опустился в кресло. К питью не притронулся.

Гоблин всех гоблинов приблизился к столу и недвижно замер слева от визитёра. Казалось, за мгновение жизнь покинула его и старик превратился в памятник самому себе.

Ждали долго.

«Англичанин» хмурился и поглядывал на часы. Старик стоял статуей, не моргая и не дыша. Наконец, где-то вдали послышались голоса, несколько раз лязгнуло, загудел грузовой лифт, взвизгнули двери и заскрипело стальное колесо по бетону пола.

Десяток мелких и суетливых теней, перебрасываясь невнятными возгласами, втащили в зал две гидравлические тележки с деревянными поддонами. На поддонах стояло нечто высокое и широкое, закутанное в черный полиэтилен и перехваченное верёвками, цепями и пропиленовыми стропами. Оба груза изрядно перекосило, серые тени с трудом удерживали их вертикально.

Ощутимо похолодало.

Из-под поддонов скользнули робкие струйки воды.

Старикан отмер и осклабился.

– Мы вся сделали, многа-многа харашо, г’сспадин! Извольтя выдеть.

– Что это?

– Извольтя смытреть, г’сспадин!

По знаку старика безликие тени размотали верёвки, сбросили цепи и сдернули черную плёнку. В тусклом свете подземелья открылись две здоровенные глыбы льда, высотой метра в три и шириной… шириной в человека с распахнутыми руками.

Калинин встал.

Подошёл.

Осмотрел глыбы.

В одной застыла почти обнажённая огневолосая девушка. Невысокая, но очень ладная. Небрежно замотанная в белое полотенце, почти ничего не закрывающее, она казалась статуей дискобола в момент метания диска. Бугрились мышцы. Замерли в напряжении стройные бедра. Вздулись вены на руках. А вместо спортивного снаряда в руке пылал огненный кинжал. Пламя остановилось на полувздохе.

Позволь времени двинуться и рыжая разогнётся, с дикой силой метнёт огненный клинок. И если противник недостаточно силён – его пробьёт навылет.

Калинин облизал губы.

Руки непроизвольно сжались в кулаки.

Отступив, он перевёл взгляд на другую ледяную фигуру.

А там было на что посмотреть! Мужчина-гигант, седой и мощный, босой и в широких штанах стоял в защитной позе. Над поднятой левой рукой, прикрывающей лицо, распахнулась блистающая серебром полусфера. Правую отвёл назад и вверх, будто готовясь ударить… чем-то. Рука хоть пуста, но легко представить в ней палицу или молот. Оружия не было, из полусжатого кулака вырывалась плотная полоса тумана.

И ещё нашлось интересное. Полусфера выходила к самой поверхности льда, отрубив кому-то руку. Видимо, невезучему противнику гиганта. И теперь эта рука с размазанными по застывшему воздуху кровавыми каплями, была вморожена в глыбу.

Огневолосая и седой не сдались без боя.

Но силу превозмогла сила много выше. И теперь оба – жуки, наколотые на булавку в альбоме коллекционера.

– Впечатляет, – мёртвым голосом признал гость. – Какое заклинание применили?

– Ох, г’сспадин, наш бог ны любит ымён. Братья ударили его волей, без нызваний.

– Это ведь воздушный щит, уровня второго?

– Чытвёртаго, г’сспадин.

– Чья рука?

– Уже нычья, г’сспадин. Хозяын ытой руки ушёл ны встречу с ВыликойТ’мой. Ныудачникам ныт места в нашем мире, – захихикал старикашка и утёр грязным рукавом сопливый нос.

И вновь возникли серые тени.

Шустро и со знанием дела растащили глыбы, опустили поддоны с ледяными грузом на пол и уволокли тележки. После чего заметались туда и сюда, притаскивая из темноты старые стулья, барные табуретки, даже деревянные ящики из-под водки. Расставили вокруг глыб в одном им известном порядке.

На всё это, как на постаменты, водрузили уже знакомые подсвечники с коптящими свечами. Зал тут же наполнился отвратительной вонью горящего сала.

– Что это? – спросил гость и поморщился. – Экономите?

Жрец оскалился:

– Храм беден, нам ны да жыру. Или да жыру? Дыа, савсем-савсем да жыру!

И заперхал, хихикая.

– И как?

– Высё палучается, г’сспадин. А еслы работает, зычем тратить больше?

Калинин вернулся в кресло, задумчиво налил себе сока. Понюхал и отставил в сторону.

– Рассказывай.

– Наш чылавек в Круге ныемныков, очень савсем чуть-чуть дорогой знакомыц…

– Сколько?

– Трыццать кругляшков, г’сспадин. Так, наш дорогой знакомыц прислал бумажку. Ваши увыжаемые друзья запросыли в Круге двух наёмныков. Паручение сходить савсем многа-многа далеко и прывести одного чылавека. Мы подмыгнули знакомцу…

– Сколько?

– Пытдесят кругляшков, г’сспадин. Знакомыц памог нам, наёмныки паселились гды нада. Мы пазалатили ручку и… и братья вашли, а патом волей бога нашега и ушли. Са льдом.

– Сколько?

– Савсем мало-мало нымного, г’сспадин. Сотня кругляшков.

Дышать в зале становилось всё тяжелее. Сладковатая гарь растекалась по помещению и выплёскивалась в кривые коридоры, заполняя подвал смрадом, в котором явственно, даже для неодарённого гостя, ощущалась дикая и равнодушная сила.

Но серым теням и меднокожему гоблину всё нипочём: тени жирной и вонючей смесью чертили на полу странные фигуры вокруг ледяных статуй, а старик всё зудел и зудел, вытягивая круглое золото из Калинина. Вытащил уже больше трёх сотен, впрочем гость был готов заплатить много больше.

Старикашка совершил ошибку: ненадолго умолк, желая савсем чуть-чуть передохнуть. Тяжёлая работка-то и опасная, – нервная, ой как! – разводить на золото главу теховского Конгломерата Калининых.

Гость и вклинился в монолог.

– Ритуал?

– Дыа, г’сспадин.

– Подчинение?

Старик замотал головой:

– Ныт, господин, ныльзя! Бог наш, Безымянный, протыв рабства!

– А что?

– Паследний прыказ. И нымного забвения, чтобы утром нычего ны вспомнили.

Калинин слышал о таком.

В жертву ритуала внедрялся особый духовный ключ. И человек, владеющий этим ключом, мог отдать жертве приказ. Любой. Но – один-единственный. Если потерпевший силён духом или находится на высоком уровне, он мог затянуть исполнение приказа, но в конце концов всё равно его исполнял.

А дальше… дальше по-разному. Иные попавшие под ритуал позже со всем тщанием и изобретательностью казнили своих обидчиков.

– Ты подготовил жертвы?

– Дыа, г’сспадин, извольтя взглынуть. Прыкрасные экзымпляры!

Калинин саркастически хмыкнул.

Вот ещё чего, самому себе обвинительный приговор шить. Всегда надо помнить, что есть существа много могущественнее тебя, способные выпотрошить твою память. И если слова могут быть сказаны любые, от них можно отбиться, то лично увидеть приготовленных в жертву людей и существ… Тут не отбояришься незнанием. Придётся платить. Откупиться можно, раз или два. Раз, два, а потом и расценки поднимутся до цены твоей жизни.

Да и кто уважает глупца, с готовностью лезущего в ловушку? Вот этот же старший жрец гнусного и забытого всеми храма первым задумается – где можно безопасно надуть?

Гоблин же сверкнул глазами, сбился на мгновение, но продолжил:

– Есть сывсем чуть-чуть мелкая прыблема, г’сспадин. Еслы рытуал основать на крывавой жертве, то воздействые будет ныкак ны меньше трытьего круга.

– Моржи не заметят. У них не осталось сильных водных магов.

– Зыметят, г’сспадин. У ных двое Старших-на-Сыребре, а от сильного сыребра ныдалеко да воды, еслы помныть о… о том, о чём вы прасыли ны упыминать.

Гость помолчал.

Покривился.

Признал правоту старикашки.

– Предлагай!

– Пырвый круг, г’сспадин. Крывавые жертвы ны нужны. Давление ляжет ны на рытуал, а на магические ядра наёмныков. Но каму ынтересна, что там с ых ядрами? Падумаешь, пывреждены. Быльшое дело! Пазволю зыметить, Моржи относятся к астральныкам лучшы, чем многые арыстократы, но ровнёй людям ны считают. Ны станут оны сматреть ядра, ны по чину тварям такая честь. Еслы кто и увидит тень рытуала, то савсем-савсем чуть-чуть по сыльна ныудачному случаю. А удачу и купыть можна!

– Пожалуй. Поклонюсь дарами богине удачи. Макошь?

– Осмелюсь зыметить, г’сспадин, что Средный – Островной. Макоши не ынтересен Остров, можна пыклониться и ей. Но лиса радилась в этих краях, ны Урале, и пытому лучшы найти ыное божество, савсем чуть-чуть дальше.

– Восточники? Далеко. – Калинин покривился. – Это время и золото, много золота.

Гоблин всего вонючего сложил сухие лапки в замок и склонил голову, поглядывая на гостя масляными глазами.

– Осмелюсь прыдложить пыклониться дарами маему богу. Он дылёк от всыго твардного, но сила ыго со мной. Еслы г’сспадин пожыртвует трысста кругляшков, то удача в этом деле будет ны ыго стороне.

Калинин задумался.

– Триста?

– Пытьсот было бы лучшы, – старик жадно облизнулся и его глаза блеснули во тьме. И добавил, слегка разочарованно: – Но Безымянный ны терпыт чрезмерности. Трысста!

– Триста червонцев для бога, имени которого не знаю? – Калинин усмехнулся, подначивая своего давнего… слугу, не слугу, но исполнителя деликатных поручений. За хорошую плату жрец брался почти за любые дела. Исполнял, правда, криво и косо, по каким-то своим мотивам и пониманию, но и такой результат пригождался.

Жрец забытого храма ответил не сразу.

Хмурился, молча шевелил губами.

И – разродился.

– Я жы был пылезен, г’сспадин?

– Пожалуй.

– Развы за всы годы я пыдвёл вас хыть раз?

– Не припомню такого.

– Мой бог ны имеет ымени, г’сспадин. В давние врымена правыл людьми с кожей краснаго цвыта и люди звали ыго по ымени, но то давно в прошлам. Сыйчас он бог всех, кто ны носит ымён.

– Ты мне это уже говорил.

– Ыстина ны станет хуже, еслы её павтарить.

– Но надоест.

– Прышу прощения, г’сспадин, но еслы в угоду вашему ызволению я прыдумаю для Безымянного ымя… – старик пожал плечами и акцент в его речи усилился. – Ын прогнывается. Ы я ысчезну, ы вам плоха прыдётся.

– Триста, согласен. Ритуал скоро?

– Дыа, г’сспадин. Вот прямо скора-скора сейчас.

– И какие для них последствия ритуала первого круга?

– Оны быстро умрут, г’сспадин. Жертв ныт, эныргии мало, откуда силу брать? Из ядра. Ядро ны выдержит и сы временем расколется. Пыначалу Младшая дажы начнёт быстрее развываться, ныгрузка ны ядро даст свой ыффект. Еслы повезёт, обрытёт третий хвост. Но позже – крак! И всё. – Старик похихикал и умолк. Продолжил более деловым тоном: – За нысколька дней перед смертью ей станыт плоха, можыт о чём-то и догадаытся, еслы обратится к старейшинам стаи. Но ыё стая дылеко, да и слышал я, что Младшая с ными пассорилась.

– Средний? – равнодушно спросил гость.

– Средный простоват. Ныплох для Остравного волка, но там ценят силу, ны ум. Нычего ны поймёт до самаго конца, ведь для ныго почти нычего ны изменится. И он тоже гордец, поывляется ны Острове раз в дысять лет. Кажытся, тамошний Погонщик стаи украл у ныго нывесту. – Гоблин захихикал. – Очень выгадно для нас.

– Значит, первый круг… – процедил Калинин.

– Первый круг сырьёзно ныдооценивают, г’сспадин. В ныкоторых случаях это идеальныйший ынструмент: тихий, нызаметный, как будто ныопасный. От ныго легко защититься. Как будто.

Старик издал мерзенький смешок.

– И когда умрут?

– Этот рытуал – в сваей сути магическый кантракт, но са сломанными условыями, каторые ны пазволят кантракт ысполнить. – развёл руками жрец. – Патаму стандартный срок для обычных кантрактов, г’сспадин. Буквальна как в учебныке «Магия и время: секунды, минуты и внезапная смерть» некоега Трабессиуса Эл Кей.

Калинин прищурился.

– Седьмая таблица? Один год и один день?

– Дыа, г’сспадин, вы великалепна знаете тему! Как и ожыдалась от… – старик заткнулся и даже зажал рот руками. – Прастите, г’сспадин. И еслы пожелаете, то до срока ны дотянут. Мы ускорим ых воссаединение с Великой Т’мой.

Гость обдумал предложение и отказался.

– Спешить не будем. Пусть проживут свой срок. Один год и один день – неплохо. Есть шанс. Да, надо им помочь, пусть Моржи возьмут их принятыми. А в конце срока ты их, как сегодня, пригласишь. И расспросишь.

– Как пажылаете, г’сспадин, – глубоко поклонился жрец.

Тем временем суета в зале затихла. Все жирные гадости на полу намалёваны, стулья и водочные ящики подвинуты на свои места, вонючие свечи трещат огнём, потёки воды убраны грязными тряпками.

Храм Безымянного сокрытый в трупе Дома быта подготовился к ритуалу.

И гость бросил, не рассчитывая на успех, да и не особо того желая:

– Хочу посмотреть как пройдёт.

Гоблин всех гоблинов заполошно запрыгал вокруг гостя, размахивая рукавами засаленного халата. На миг Калинину почудилось, что даже яркие полосы и знаки на юбке и рубашке старика нервно задёргались.

– Ох, ны надо вам смытреть на всы эти скучные рытуалы. Оны такые долгие и ужасна ныприятные, г’сспадин. Зачем вам выдеть лышнее? Вдруг вас будут рысспрашивать люды нымалых дыстоинств? Что ответыте на ых ныстойчивые вопросы? Еслы ны видели – то и ны видели, честно прызнаетесь.

– Хм. А если спросят тебя, что скажешь?

– Ох, г’сспадин… Кому нужен нычтожный жрец бога, каторого нет в этом мире?

– Хорошо устроился.

– Пойдёмте, г’сспадин, провожу вас. Многа, ох, многа работы сыгодня!

Гость позволил себя увести. Не так уж он и хотел дальше находиться в пропитанном смрадом подвале. Техническая сторона ритуала интересовала его постольку поскольку. Бесполезно всё это знание, пока…

Пока он – не одарённый.

Вскоре старик вернулся.

Прошаркал до стола, уселся. С брезгливостью выплеснул на пол сок. Протёр чашку полой халата, особенно ручку, к которой прикасался гость, набулькал из кувшина и жадно выпил.

Тяжёлая работа – быть последним Старшим в храме того, кого нет на Тварде.

Но всё изменится!

Не может не измениться!

И эти, расходные, – он бросил взгляд на замороженные глыбы, – помогут.

Лицо старика-гоблина постепенно разглаживалось, исчезали морщины и бродавки. Жрец разогнулся, куда-то делся намечавшийся горб. Тощие кривые лапки обратились во вполне нормальные руки нестарого ещё человека.

Серые тени с трудом вволокли в зал с оплывшими ледяными глыбами тяжёлый каменный стол. Тащили на двух тележках сразу. Сгрузили в центре и тележки увезли. И сами исчезли, кроме одного.

Жрец поднялся и подошёл к гранитному столу, где его ожидал помощник.

Тот и спросил:

– Кажется, Калинин решил, что мы используем магию воды?

Оба расхохотались.

– Пусть думает, главное чтобы мы не забыли источник нашей силы.

– А что с ним? Он пытается залезть слишком глубоко.

– Он пусть платит. Запомни, Слушающий. Он хочет мести? Мы дадим ему месть. Алчет знаний? Мы выкрадем знания. Жаждет убить конкурентов? Мы подарим им смерть. И возьмём-то самую малость… – помолодевшиймужчина, которого стариком уженазвать было нельзя, засмеялся. – Мизер, который мухе на укус не хватит. Ничтожнейшую плату – дорогу в мир, куда ушёл Безымянный.

– Но если бы он настаивал показать ритуал?

– Ты знаешь ответ! – Голос жреца гулким ударом колокола отозвался по всему подземелью. С каждым словом набирал силу. – Во имя вкуса Красной земли и свежести Текучей воды, во сладость Зерна маиса, в память червя Ма и берцовой кости предка Му, во славу Утренней сестры бегущей по небу и биения сердца Гончарного круга… – последние слова заставили дрожать здание: – Он бы умер!

И с грохотом ударил кулаком в гранитную столешницу.

Убрал руку.

Из камня торчала тонкая бронзовая спица, над ней курился чёрный дымок.

– Теперь иди-ка за светлой водой, её потребуется много. А я разотру в порошок немного Красной земли. Кажется, готовых запасов не хватит.

…Мелвиг слышал краем уха, что в парке Горького поставили новые высокие качели. На беду свою, поделился новостью с рыжей и потому тотчас после завтрака напарница поволокла седого в парк.

Сразупо выходу из метро попали под мелкий, но сильный дождь, чему дурная девица только обрадовалась. Неслась через мост, вздымая шлейф водяной пыли, у входа в парк притормозила и подождала отставшего Мелвига.

Куней бегала по мокрым дорожкам, танцевала, ловя капли дождя губами. Весело проводила время, развлекаясь как могла. Красная юбка прилипла к стройным сильным ногам, зелёный топик промок так, что из него струи текли, а когда девица особенно резко поворачивалась, то из ложбинки аж выплёскивалось.

Седой здоровяк тащился следом, стараясь не раздражаться. Уж что, а дожди ему и на Острове приелись много лет назад. Правда, в Москве редко случалась та серая ледяная морось и косохлёст пополам с морской пеной, как на родном Острове.

Косохлёста с пеной точно не было. Климат и география другие, моря нет. Ну и жители местные против. А когда против голосует архимагистр-ветровик, то природа уступает. Вот как сейчас, – и седой покосился на здоровенное светлое пятно в небе, разрыв в облаках в районе Фрунзенской набережной.

Мелвиг тоже так хотел уметь, но пока не мог.

Рыжая бросила взгляд в ту же сторону.

– Всегда удивлялась, почему на Острове так мало водников и ветровиков. Из всех Островных только ты у меня знакомый ветровик.

– Так получилось. Я ж не спрашиваю, почему ты, приехавшая из Питера, так дождю радуешься.

– А ты спроси, спроси! – зазвенела смехом рыжая, остановилась, забросила потемневшие от воды алые волосы за спину и разулыбалась.

– Спрашиваю, – вздохнул её спутник, подозревая дурацкий ответ. И угадал.

– Так я последние полгода в Калахари провела! Представь – огроменные стаи песчаных червей, толпы тупых духов огня, пыльные демоны и до ужаса жадные туземцы! Да ещё пара поднятых шаманов-скелетонов, которых незнамо когда анимировали и они за сотни лет так разожрались, что упокоить их пара магистров приехала. Скелеты одного из магов подрали изрядно, за что всей охране штраф выкатили. Мне тоже, – мрачно завершила она.

– Погоди. А в Питере ты чего делала?

– А через Питер я по твоему зову возвращалась. Схватила билет на теховскую игрушку, пока в кассе были. Ну, на эту железную трубу с крыльями. Ух, и трясёт там! И того, прилетела, будто не огневичка, а самая натуральная простечка с чемоданом круглого золота.

– Могла бы предупредить, – буркнул бывший напарник. – Я бы чего придумал.

– А! Достала меня пустыня, делать там нечего. Уныло и опасно. И вообще, дама скучает, под дождем мокнет… Купи мороженку!

– Чего?! – натурально офигел седой.

– Мороженку хочу. Видишь, ларёк стоит? Купи! Купи! Купи!

Прикрыв глаза рукой, седой побрёл к киоску мороженого. Нет, в рыжей он не сомневался, напарница надёжная и, несмотря на молодость, – умелая. Но засомневался в себе, надо заново привыкать к этой живой суматохе.

Дождь тем временем утих, солнце выглянуло из-за туч.

Получив мороженое, Куней устремилась вперёд, к видневшимся впереди качелям. Разогнала простецов, детей и подростков, заняла самое козырное место в центре и принялась энергично раскачиваться. А как взлетела выше облаков, свистнула и похлопала по доске рядом с собой.

Будущий напарник улучил момент и запрыгнул. Качели, было, замотылялись, но парой толчков ветра седой их успокоил. Дети восхищённо засвистели, но повторять подвиг не рискнули. Учёные уже, видели разное. Скорее всего в школе проходили.