355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элис Клэр » Лунный лик Фортуны » Текст книги (страница 13)
Лунный лик Фортуны
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 20:46

Текст книги "Лунный лик Фортуны"


Автор книги: Элис Клэр



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Полностью отдавая себе отчет, что новая тема заставит его гостя сидеть и слушать достаточно долго, Брайс поднялся и в очередной раз наполнил кружку Жосса.

– До нашей встречи, – обратился он к гостю, – сложилось ли у вас какое-нибудь впечатление о Гунноре из Уинноулендз?

Жосс, аккуратно и, как он надеялся, незаметно отодвинув полную кружку за пределы своей досягаемости, задумался.

– Отчасти да, – ответил он. – Из того, что мне рассказали, я смог заключить, что она была замкнутой, недружелюбной и своекорыстной.

– Как проницательно, – пробормотал Брайс. – В ней все это и было. Я знал ее с раннего детства. Земли моего отца граничили с землями Аларда, и две семьи неизбежно существовали в условиях некоторой близости. Гуннора была на несколько лет моложе меня, и тем не менее именно с ней я учился танцевать, именно ей я подпевал, когда нас приглашали спеть родителям наши детские песенки.

– Вам она не нравилась, – предположил Жосс.

– Не очень. Я уважал ее, потому что она была умна и, когда направляла свой ум на дело, искусна. Но… – Густые брови Брайса поползли вниз, на его лице появилось выражение напряженного раздумья. – Она всегда излучала какое-то высокомерие, будто в глубине души думала: «Я лучше, чем вы, но присоединяюсь к вашим бессмысленным занятиям только потому, что как раз сейчас мне нравится это делать».

Брайс взглянул на Жосса.

– Она могла быть жестокой. Одна из женщин нашего дома, служанка ее отца, влюбилась в конюха – красивого, но безмозглого парня, который был на несколько лет моложе, – и он отверг ее. Гуннора, притворяясь, что утешает бедную, униженную женщину, сказала, что особе в ее летах и с ее внешностью лучше привлекать внимание мужчин своего возраста.

– Без сомнения, разумный совет, – заметил Жосс.

Брайс мрачно улыбнулся.

– Верно. Если не считать того, что она не удовольствовалась этим. Она стала предлагать служанке подходящего, по ее мнению, мужчину – полуслепого старого дурака, жирного и вонючего, законченного бездельника. Сказала, что за ним нужно ухаживать, но Кэт – служанку звали Кэтрин – вполне справится с этой работой.

– Немного бессердечно.

– Более чем! Если бы вы видели этих двух мужчин: один – сама привлекательность, второй – сама мерзость. Гуннора ясно дала понять Кэт – она считает, что Кэтрин выглядит так же, как тот мерзкий старик.

– Я начинаю понимать, что вы имеете в виду, – произнес Жосс. Это было похоже на ничем не оправданное злобствование. – А Гуннора? Она была красивой? – Жосс видел ее после смерти, и ее черты казались достаточно правильными. Но мертвое лицо не может подсказать, каким оно было в жизни, когда его оживляли десятки самых разных чувств.

– Она могла бы быть очень красивой, – ответил Брайс. – Густые темные волосы, безупречная кожа, большие темно-синие глаза, как и у ее сестры. Но подбородок слишком маленький. Само по себе это вряд ли уменьшало ее привлекательность, но в сочетании с поджатыми губами эффект был слишком сильным, чтобы его не заметить.

– Вы хорошо ее изучили, – заметил Жосс.

И снова мимолетная улыбка.

– Подразумевалось, что она станет моей женой.

– Однако она любила вашего брата и не любила вас.

Брайс задумался.

– Мой брат определенно любил ее. А вот что касается Гунноры… – Казалось, он не мог подобрать слова.

– Когда все это началось? – пришел ему на помощь Жосс. Ему часто доводилось наблюдать, что люди рассказывают истории лучше, если побудить их начать сначала.

– Ну что ж, когда ей исполнилось восемнадцать, отец объявил ей, что наступило время официально объявить о нашей помолвке. К тому времени мой покойный отец уже давно убедил меня, что этот брак в моих интересах: коль скоро я унаследую Родербридж, союз с Гуннорой объединит наше поместье с Уинноулендз. Это была здравая мысль, и я все прекрасно понимал. Что касается женитьбы на Гунноре – у меня все равно не было каких-то особенных чувств к кому бы то ни было. Не было никакой другой женщины, которую я бы любил, но даже если бы и была, это не сыграло бы существенной роли. И, как я уже говорил, Гуннора была умна, привлекательна и сообразительна. – Он искоса взглянул на Жосса. – Что еще мужчина может ждать от своей жены?

– И в самом деле, – пробормотал Жосс.

– Однако Гуннора не согласилась. Она вела себя так, будто для нее вся эта помолвка – невероятный сюрприз, чего на самом деле просто не могло быть. Она заявила, что не желает выходить за меня замуж, а когда от нее потребовали объяснений, ответствовала, что как муж я ей совершенно не нравлюсь. Для Аларда этого оказалось недостаточно. Он начал целую кампанию, чтобы заставить ее изменить решение. Алард запирал ее в комнате, угрожал поколотить, отнимал ее восхитительные наряды и оставлял вместо них негодное старье, но все это она принимала с каким-то восторгом самоистязания, подобно мученице, перед которой выкладывают орудия пыток. Гуннора была достаточно смышленой, чтобы понять: если она будет вести себя так, словно наказания удовлетворяют ее извращенное упрямство, вместо того чтобы заставить повиноваться, тогда они, скорее всего, быстро прекратятся. Что и произошло. Алард был простой человек, бедный дурачок, не чета его старшей дочери.

– И вы думаете, что все это время настоящей причиной отказа была ее любовь к вашему брату?

Брайс озадачился.

– Не знаю. Похоже на то, если посмотреть. То есть, понятно, ее разговоры о нежелании стать женой и игрушкой богатого человека – да, я был богатым человеком, к тому времени мой отец уже умер – ничего не значили. Было что-то еще. Она изучила меня достаточно хорошо, чтобы понимать: я не стану превращать ее в игрушку! – неожиданно воскликнул он. – Возможно, я не любил Гуннору, но я уважал ее. И жизнь богатого человека, уверяю вас, лучше, чем что-либо другое.

– Вам не нужно убеждать меня, – ответил Жосс. – Почему же она не сказала, что хочет выйти замуж за Оливара? Если он, конечно, просил ее об этом?

– Он просил, бессчетное число раз. Но Гуннора каждый раз заявляла, что отец не согласится с этим, так как ее мужем должен стать либо старший сын-наследник, либо – никто.

– Так и было?

Брайс пожал плечами.

– Не знаю. Думаю, да. В любом случае, мне надоела вся эта неприятная история. Однажды летним вечером я пригласил Диллиан на прогулку под луной. Это случилось после семейного праздника, где все мы выпили слишком много, чтобы оставаться благоразумными. Она выглядела так прелестно, левкои источали такой сладкий аромат… И соловьи пели только для нас… – Неожиданно Брайс умолк. При этом воспоминании на его лице появилась улыбка. – Я еще не понял, что происходит, а мы уже целовались. Думаю, это была в основном ее инициатива, хотя, наверное, не по-рыцарски так говорить. – Улыбка снова осветила его лицо. – Она была чудесной девушкой, сэр Жосс, я не смог устоять. Не скажу, что очень старался. Наша женитьба казалась счастливым разрешением, и мы поженились. Остальное вы знаете.

Улыбка внезапно погасла. Брайс повернулся к очагу, чтобы подкинуть дров. Заметив, как ссутулились его широкие плечи, Жосс почувствовал, что было бы слишком жестоко настаивать на продолжении этой части истории.

Выждав, по его мнению, достаточное время, он спросил:

– И затем Гуннора пришла в Хокенли?

– Нет, – сказал Брайс со вздохом. – Она ушла раньше. По ее словам, это был единственный способ прекратить нападки отца. «Я собираюсь стать монахиней, – сказала она ему. – Тогда я не буду отвечать ни перед кем!» Алард заметил, что в таком случае ей придется отвечать перед Богом и аббатисой, но Гуннора заявила, что уж насчет этого она позаботится.

– А что почувствовал Оливар, когда женщина, которую он любил, захотела стать монахиней?

– Он сказал мне, что она делает все лишь затем, чтобы избежать брака со мной, – ответил Брайс. – Право, когда оглядываешься назад, все это выглядит довольно глупо. Если бы она немного подождала, у нее не было бы причин беспокоиться, потому что я женился на ее сестре. В любом случае, ее замысел был таков: остаться в Хокенли на год, а затем, когда придет время первого из постоянных обетов, заявить, что она передумала. Она решила начать свою жизнь в обители как монахиня, полная набожности и энтузиазма, а затем мало-помалу становиться все менее дружелюбной и все менее послушной. Она была совершенно уверена, что если будет действовать таким образом, аббатство крайне обрадуется, увидев ее спину

Да, подумал Жосс, она в этом преуспела. Причем блестяще.

– Затем она собиралась вернуться и найти Оливара?

– Таков был замысел. Она догадывалась, что произойдет здесь в ее отсутствие. Понимала, что я, наверное, женюсь на Диллиан. Может быть, она даже знала, что Диллиан весьма нравится эта идея. Вероятно, она придумала приключение с монастырем для самой себя, решив, что ничего не теряет.

Жосс откинулся на спинку кресла. Боже милосердный, думал он, Гуннора действительно была своекорыстной! Как много человеческих жизней было вовлечено – причем глубоко вовлечено – в ее интриги? Ее отец, сестра, Брайс, Оливар. Не говоря уже об аббатисе Элевайз и монахинях, которые радушно приняли Гуннору, поверили в ее призвание и делали все возможное, чтобы помочь ей привыкнуть к религиозной жизни.

Не так уж удивительно, вдруг подумал Жосс, что кто-то перерезал ей горло.

– А сейчас она мертва, – продолжал Брайс, – и мой брат баюкает свое разбитое сердце.

– Ваш брат дома?

– Был. Он ездил со мной в Кентербери, знаете ли, и был надежной опорой во время моих разнообразных суровых испытаний. Потом Оливар проводил меня домой. Но до конца он так и не умиротворился. Думаю, во время нашего пребывания в Кентербери он нашел так же много утешения, как и я, возможно, даже больше. Новая часовня Святого Томаса выглядит очень трогательно – вы видели ее?

– Пока нет.

– Рекомендую побывать там, особенно тем, кто в печали. Как бы там ни было, Оливар сказал, что должен вернуться. Я одобрил его решение – человек должен искать утешения везде, где он может найти его.

– Аминь, – отозвался Жосс.

Наступило недолгое, задумчивое молчание. Размышляя над услышанным – насколько это позволяли выпитые кружки эля, – Жосс твердо знал, что должен спросить что-то еще. Что же?

Он заставил себя ни о чем не думать, сейчас это было совсем нетрудно. И – образ вспыхнул в его сознании. Да! Он вспомнил!

– У вашей жены был крест, украшенный рубинами? – спросил Жосс.

– Да. Алард подарил такие им обеим, почти одинаковые. И меньшего размера – кузине Эланоре.

– Могу я взглянуть на крест Диллиан?

Брайс удивился.

– Если хотите. Пойдемте со мной.

Он прошел к лестнице в конце залы и отдернул гобелен, который висел над входом. Спиральная лестница, вырубленная глубоко в стене, вела на верхний этаж. Последовав за Брайсом в сводчатый проем, Жосс оказался, по всей видимости, в спальне хозяйки, просто, но уютно обставленной. Кажется, здесь убирали не слишком старательно. Покрывало, лежавшее поверх шерстяного матраса, было разглаженным и выровненным, но в углу валялись две маленькие туфельки из мягкой кожи; одна из них стояла как полагается, зато вторая лежала на боку. Деревянный сундук был чуть-чуть приоткрыт, и из него выглядывала яркая шелковая ткань с узорчатой каймой, возможно, шаль. Казалось, комната была покинута совсем недавно и ожидала возвращения госпожи.

Это производило странное щемящее впечатление.

– Она держала свои драгоценности здесь. – Брайс поднял потертую бархатную коробочку обшитую стеклянными бусинами. – Безвкусная вещица, но для Диллиан она была дорога. Диллиан говорила, что это подарок ее старой няни. Я купил ей вот что. – Брайс показал на вместительную, красиво отделанную серебряную шкатулку, стоящую на полу позади сундука. – Она очень мило поблагодарила меня и сказала, что будет держать там перчатки.

Улыбаясь, он открыл бархатную коробочку.

Внутри было жемчужное ожерелье, брошка с сапфирами, янтарные бусы, четыре или пять колечек, а также золотой венец, который украшали два сердечка, выполненные крошечными жемчужинами.

– Я подарил ей это на свадьбу, – объяснил Брайс, коснувшись пальцем венца.

Кажется, он уже забыл, зачем они с Жоссом пришли сюда.

Но Жосс помнил. И для него не было никакого сюрприза в том, что креста в коробке не оказалось. Жосс прекрасно знал, где эта вещь находится сейчас.

– Креста нет, – заметил он.

Брайс вздрогнул.

– Что? Боже, вы правы!

Он принялся копаться в драгоценностях, словно крест мог быть спрятан под ними. Затем отшвырнул коробку, схватил серебряную шкатулку, выбросил перчатки, перевернул и начал трясти.

– Не волнуйтесь, мой господин Брайс, – поспешил сказать Жосс. Серебряная шкатулка не была предназначена для такого обращения. – Я убежден, что знаю, где находится крест с рубинами.

Брайс с взбешенным лицом повернулся к нему

– Так почему вы заставили меня подниматься за ним сюда?

– Приношу свои извинения. До сего момента я не был уверен в этом до конца. – Ложь, но Брайсу совсем не обязательно было знать об этом. – Крест нашли рядом с телом Гунноры, и мы – аббатиса Элевайз и я – считаем, что это тот самый крест, который принадлежал вашей покойной жене.

– Но у Гунноры был свой, такой же, я говорил вам! Разумеется, ее крест лежал рядом с ней!

– Нет, свой она отдала аббатисе на хранение.

Брайс задумчиво качал головой.

– Крест Диллиан? Диллиан? Найден рядом с Гуннорой? Это какая-то бессмыслица!

Жосс так не думал.

– Кто еще знал, где она хранила свои драгоценности?

– О, любой, кто был знаком с ней достаточно хорошо. Ее сестра. Служанка. Я, конечно.

– А кузина? – Жосс едва осмелился спросить.

– Эланора? Пожалуй, да. Полагаю, что так. Она довольно часто приезжала в Родербридж, и они с Диллиан часами сидели здесь, в этой комнате. – Брайс поднял золотой венец и принялся вертеть его в руках. – Она носила его поверх покрывала. Она была такой прелестной… Такой страстной…

Жосс узнал все, что ему было необходимо. Теперь его настойчивым желанием было как можно быстрее вернуться в Хокенли. Он и так задержался здесь дольше, чем следовало. Нужно было поторопиться, чтобы успеть в аббатство до наступления темноты.

Брайс все еще был погружен в воспоминания. Жосс почувствовал себя виноватым – ведь именно его присутствие стало причиной грустной задумчивости Брайса, именно его вопросы вновь причинили ему боль недавнего прошлого.

– Мой господин Брайс, – сказал Жосс, – сожалею, но должен покинуть вас. До Хокенли долгий путь, а с вашим даром я хотел бы прибыть туда засветло.

Брайс обернулся.

– С даром? О да. Конечно.

Затем, вспомнив о привитых в детстве манерах, он предложил:

– Позвольте мне проводить вас к вашему коню. Могу я предложить вам что-либо освежающее, чтобы поддержать вас в вашей поездке?

Я и так принял больше, чем нужно, подумал Жосс. Хотя его голова была удивительно ясной.

– Благодарю вас, но все-таки нет.

Сев на коня, он наклонился и протянул Брайсу руку.

– Благодарю вас, мой господин. Я прослежу, чтобы крест вашей покойной жены вернулся к вам.

Брайс кивнул.

– И я благодарю вас.

Когда Жосс уже развернул коня, Брайс крикнул:

– Вы найдете человека, который убил Гуннору?

И Жосс ответил:

– Думаю, я уже сделал это.

Всю дорогу до Хокенли Жосс думал: «Это должен быть он! Как я и говорил, Гуннору убил Милон. Все сходится! Он с самого начала знал, что должен будет представить убийство кражей или насилием, или и тем и другим вместе, а потому поручил Эланоре добыть крест Гунноры, чтобы потом бросить его возле тела. Но Эланора пошла еще дальше – может быть, она думала, что завладеть крестом Гунноры в Хокенли очень сложно, – и украла крест Диллиан, перед тем как покинуть дом. Наверное, это было довольно легко – посетить комнату ее покойной кузины».

Проклятье! Жосс вспомнил, что должен был спросить Брайса, приезжала ли к нему Эланора после смерти Диллиан.

Конечно, приезжала, решил Жосс. Как иначе могло случиться, что крест Диллиан оказался рядом с трупом ее убитой сестры?

Эти двое были умнее, чем я думал, заключил Жосс. Может быть, Милон и Эланора и походили на детей, которые обожгли руки, заигравшись с огнем мира взрослых, но они устроили целое представление! Как тщательно они подготовили первое убийство! И какое жестокое! Отвернулась ли Эланора, когда Милон перерезал горло ее кузине? Повлиял ли ужас пролитой крови на хватку, сжимавшую кисти Гунноры? Не ослабли ли руки, когда Эланора зашаталась, едва теряя сознание?

Он никогда не узнает этого.

Обратив мысли к вещам практическим – как ему убедить аббатису, что его версия происшедшего верна? – Жосс пришпорил коня и галопом поскакал в Хокенли.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Элевайз присела внутри Святыни в долине, пристально вглядываясь в изображение Девы Марии.

Она все еще чувствовала последствия нервного потрясения. Сестра Евфимия пыталась оставить ее в больничной постели, пока Элевайз не окрепнет, но аббатиса решительно ответила, что предпочитает пойти помолиться.

Лекарка полагала, будто Элевайз имеет в виду церковь аббатства – то есть она будет поблизости, и в случае необходимости сестра сможет помочь ей, – однако Евфимия ошибалась.

Элевайз не могла сосредоточиться на молитве. Она чувствовала себя как-то странно. Голова была столь легкой, что, казалось, аббатиса могла без всяких усилий подняться к потолку, или, вылетев через дверной проем, проплыть над деревьями. И ее все еще сильно подташнивало.

– Очень неприятный порез, – говорила Евфимия, промывая указательный палец на правой руке Элевайз. – Что же вы делали, аббатиса, милая?

– Я проверяла, насколько острое лезвие, – ответила Элевайз, что в точности соответствовало действительности.

– Ох, Господи! Ох, Господи Боже мой! – Евфимия считала, что аббатисе следовало быть более разумной, и с этим нельзя было не согласиться. Просто все случилось так неожиданно…

– В следующий раз, аббатиса, проверяйте ножи на том, что не чувствует боли! – посоветовала Евфимия.

Элевайз чувствовала боль, это уж точно. Очень сильную боль. Евфимии не без труда удалось остановить кровотечение – подушечка пальца Элевайз была рассечена надвое. Аббатисе пришлось сидеть несколько минут, подняв руку над головой, чтобы остановилась кровь, пока сестра Евфимия соединяла края разреза. Потом сестра наложила лечебную мазь из конской мяты, которая жгла, как адское пламя, и туго перевязала всю кисть, наказав Элевайз не забывать держать ее повыше, на левом плече.

Помнить об этом и впрямь не составляло никакого труда: как только рука опускалась, кровь в ране начинала пульсировать так неистово, что боль усиливалась десятикратно.

Именно из-за потери крови аббатиса чувствовала сильную слабость, – во всяком случае, так объясняла Евфимия.

– Слабость, – бормотала Элевайз. – Слабость…

Эта слабость осложняла все дело. Возможно, Евфимия права и мне следует лечь? Не на больничную койку, я бы не смогла это вынести, – но на мою кровать в собственной спальне? О нет! Аббатисы не позволяют себе поступать так, даже с рассеченным надвое пальцем. Аббатисы держат спину ровно, с достоинством сохраняя спокойствие и авторитет. Лежать на кровати? Еще чего!

Ее взгляд остановился на статуе Девы, и она приказала себе не быть такой немощной. Аббатисе показалось, что Святая Дева слегка наклонила голову – неужели она смотрит на меня?! – но, приглядевшись получше, Элевайз поняла, что ошибается. Она подумала, не начались ли у нее видения.

– Аве Мария… – приступила она к молитве.

Но слова, которые аббатиса произнесла, наверное, много тысяч раз, отказывались приходить. Как и утешение, которое она находила в них.

Зажав порезанный палец другой рукой, она прикрыла глаза и стала ждать в покойной тишине пустой Святыни возвращения Жосса.

Спустя какое-то время она услышала, как он входит в Святыню. Услышала звук шагов на ступеньках. Это должен быть Жосс, ведь монахи и братья-миряне носят мягкие сандалии.

– Вы вернулись, – сказала она и услышала несколько невнятных слов, выражающих согласие.

Она открыла глаза и начала поворачиваться, чтобы взглянуть на Жосса, но от этого движения почувствовала такую тошноту, что тотчас остановилась. Ей показалось, что стены Святыни кружатся вокруг нее, как волчок. Она опять закрыла глаза.

Аббатиса услышала, что Жосс приблизился и сел рядом с ней на узкую скамью.

К ее смутному удивлению – она обнаружила, что сейчас все ее чувства были смутными, – какое-то время она не могла вспомнить, куда он ездил. Потом в ее памяти всплыл образ посыльного. Да. Верно. Прибежал какой-то мальчик, он задыхался от спешки, его слова путались. Мальчик объявил, что должен увидеть сэра Жосса Аквинского. Он принес сообщение – Брайс Родербриджский приглашал сэра Жосса навестить его. Интересно, что все это значило?

– Вы нашли лорда Брайса в добром здравии? – спросила она.

Какое-то время Жосс не отвечал. Затем голосом, который она никогда раньше не слышала, сказал:

– Да, Брайс снова стал прежним. Он исповедался, принял суровое наказание и получил прощение.

В этих словах было такое отчаяние, что сердце аббатисы наполнилось жалостью.

Открыв глаза, Элевайз очень осторожно повернула голову влево.

Судя по гладкой коже лица, этому мужчине не было и тридцати, но он выглядел намного, намного старше. Не только из-за бросающейся в глаза седой пряди, переплетавшейся с темными волосами. И не из-за тяжелой осанки усталого, сдавшегося человека. Старыми были его глаза. Темные глаза с невидящим взглядом, набухшими веками и мрачными кругами, будто покрытыми грязной черной пылью.

Неудивительно, что об исцелении Брайса он говорил с такой безнадежной завистью. Аббатиса не сомневалась, что перед ней – человек, страдающий так сильно, переносящий такие адские муки, что радость прощения должна казаться ему столь же недостижимой, как луна.

Кто он? Очевидно, кто-то, знакомый с Брайсом Родербриджским. Но все по порядку.

Очень спокойно и очень тихо она сказала:

– Вы пришли, чтобы помолиться, мой друг?

Обращение аббатисы зажгло огонек надежды в глазах мужчины, но, едва появившись, огонек тут же исчез.

– Я не могу молиться, – ответил он глухо. – Я пытался. Другие тоже пытались молиться со мной. Монахи самой священной обители в Англии делали для меня все, что было в их силах. Бесполезно. Для меня недоступно спасение.

– Нет человека, для которого недоступна любовь Господа, – продолжала аббатиса все тем же тихим голосом. – Таково послание нам Христа: искренне раскаявшись, мы можем быть прощены.

Наступило молчание.

Казалось, он не собирался нарушить его. Аббатиса продолжила:

– Не помолитесь ли вы со мной? Наша Пресвятая Дева здесь – видите? – услышит вас.

Это помогало многим, даже в самой нижней точке их падения. Там, наверху, в аббатстве и здесь, внизу, в Святыне, Элевайз сталкивалась, казалось бы, с безнадежными случаями. Она спокойно беседовала с падшими, внимательно выслушивала потоки слов о жизни, которая пошла вкривь и вкось, признания в одном плохом поступке, который с ужасающей неизбежностью вел к следующим, пока уходящая вниз спираль грехов не выходила из-под контроля, а затем, когда все слова были исчерпаны, слышались рыдания, и аббатиса начинала помогать падшим в их долгом и трудном пути наверх.

Да. Ей доводилось видеть мужчин и женщин, которые оказались далеко за пределами любви Господа и тем не менее возвращались в лоно Церкви.

Она изучала темноволосого мужчину. Он медленно поднял голову, и его печальные глаза остановились на статуе Девы. Едва заметная улыбка на мгновение оживила его красивые черты, но затем исчезла. Лицо мужчины потемнело, и он хрипло сказал:

– Здесь, в этом самом месте, как нигде больше, я не могу молиться. Она… Святая Дева… смотрит на меня, как той ночью. Она знает, что произошло. Она знает, что без меня Гуннора все еще была бы жива.

Он повернулся к Элевайз. Его руки неожиданно схватили аббатису за плечи с поразительной силой.

– Она пообещала мне! – закричал он. – Пообещала! Это было в ту самую ночь. После всех этих лет ожидания она сказала мне… Я не торопил ее, не отговаривал от того, чтобы она ушла к вам, и все-таки чувствовал, что это было неправильно. Вы радушно приняли ее, правда ведь? Верили, что у нее действительно есть призвание, хотели, чтобы она стала хорошей монахиней! А все это время монастырь был для нее всего лишь местом, где она могла бы спрятаться, пока все не уляжется и Брайс не женится счастливо.

В голове Элевайз крутились десятки вопросов, но сейчас, когда эта страдающая душа была готова вылить всю свою боль, время было неподходящее.

Она ответила:

– Да, мы радушно приняли ее.

Мужчина уронил руки.

– Я знаю. Я с самого начала это понял. Вы хорошая женщина, слишком хорошая для…

Слишком хорошая для Гунноры? Мужчина резко замолчал, судорожно удерживая себя от этого предательства.

– Нам нужно было рассказать им всем. Я имею в виду, дома, в самом начале, – продолжил он. – Нет, это было бы нелегко, ведь отец заставлял ее выйти замуж за Брайса, но я верю, что мы смогли бы уговорить его. Он сам считал себя добрым отцом. Не думаю, что он упорно настаивал бы на своем, когда все остальные хотели, чтобы все было иначе. Но Гунноре не надо было отступать! – Мужчина взглянул на Элевайз. – Какое-то время, в начале, я очень волновался. Я боялся, что ей и в самом деле понравится быть монахиней, и я был в ужасе, что она решит остаться в Хокенли. Ведь тогда я потерял бы ее…

Элевайз заметила, что, говоря, он перебирал пальцами край своей туники – сжимал, растягивал, теребил с такой силой, что в некоторых местах ткань уже пришла в негодность. Эти непрестанные движения выдавали его глубокое волнение.

В первый раз аббатисе стало страшно.

Не думай о себе, приказала она своей дрожавшей душе, думай о нем.

Это помогло.

– Она знала, как сильно вы любили ее? – спросила Элевайз. Мужчина не говорил о любви, но она была совершенно уверена, что имеет полное право предположить это.

– Конечно! Я говорил ей снова и снова!

– А она отвечала на вашу любовь?

– Да! Да! – Затем после паузы: – Думаю, да. Однажды она сказала: ей кажется, будто она любит меня. Но ее чувство могло усилиться! – Мужчина говорил очень быстро, словно хотел защититься от возражений, выдвинуть которые у Элевайз не было никакой возможности. – Было достаточно, что она начинала любить меня! Разве нет?

– Конечно. – Это был единственно возможный ответ.

– Мой брат сказал, что я глупец, – продолжал он. – Брайса нисколько не задевало, что Гуннора не хотела выходить за него. Он никогда не мог понять, почему я так сильно люблю ее. Но ведь мы выросли вместе. Как и все остальные, я считал, что она выйдет замуж за Брайса, но всегда надеялся – вдруг что-нибудь случится… Да простит меня Господь, но как-то раз я поймал себя на том, что жду его смерти, ведь тогда она вышла бы за меня. Смерти моего родного брата! – Из его глаз полились слезы.

– Порой у всех у нас бывают дурные мысли, – сказала Элевайз, – но в действительности мы не имеем в виду ничего подобного, разве не так? Ведь вы никогда не хотели, чтобы ваша мимолетная тайная надежда на смерть брата стала реальностью, правда? И если бы он действительно умер, вы были бы глубоко и искренне опечалены.

– Да! Да! Конечно, да.

– Ну что ж, – Элевайз улыбнулась ему, надеясь ободрить, – Бог смотрит в наши сердца, и вы знаете об этом. Воздайте ему за это хвалу.

Мужчина медленно кивнул.

– Да, то же мне говорили монахи в Кентербери. – На долю секунды лицо мужчины просветлело, но затем им снова овладела какая-то страшная мысль, и он печально возразил: – Нет, Христос и его Святая Мать не поймут, как все получилось с Гуннорой.

Вознеся краткую молитву, Элевайз глубоко вздохнула и ответила:

– Я думаю, что я это уже поняла. Почему же не довериться Им – вдруг Они поймут тоже?

В аббатстве Жоссу сказали, что аббатиса Элевайз молится. Не найдя ее в церкви, он поспешил вниз, в долину, и по какой-то неведомой причине приблизился к Святыне очень тихо.

Дверь была приоткрыта. Подойдя, он заглянул внутрь.

Внизу, у подножия лестницы, на скамье, стоявшей на единственном ровном здесь месте, сидели Элевайз и Оливар.

Инстинктивно он хотел броситься к ним, так как какое-то неясное чувство – он не стал копаться в нем – подсказывало, что аббатиса в опасности.

Жосс заставил себя остановиться. Он стоял совершенно неподвижно, прислушиваясь.

Элевайз возложила туго перевязанную руку на кисти Оливара. Она наклонилась к нему, и Жосс услышал конец ее фразы: «…довериться Им – вдруг Они поймут тоже?»

Несколько мгновений Оливар не отвечал, и во время этой краткой паузы Жосс с тревогой подумал: что этот человек делает здесь? Он пришел, чтобы оплакать Гуннору в самом близком к месту убийства святилище? Или – ужасная мысль! – Оливар каким-то образом узнал, что Милон виновен в смерти его возлюбленной, и пришел, чтобы найти его и отомстить?

Элевайз – какая же умная женщина! – кажется, успокоила его. Оливар расслабился, и Жосс подумал, что, быть может, аббатиса убедила его – молитва за душу Гунноры лучше, чем охота за ее убийцей, и…

Оливар снова заговорил. Жосс начал вслушиваться.

– Мы условились встретиться здесь, в Святыне, в час перед рассветом, – сказал он. – Она должна была присутствовать с сестрами на Утрене, а потом вернуться в спальню. Как только она поняла бы, что все заснули, она поднялась бы и выскользнула. Я сказал ей, что буду ждать с полуночи – совершенно не важно, сколько мне предстояло ждать до ее прихода, я просто не хотел, чтобы она пришла первой. Я пробрался сюда, пока вы были на вашей службе.

– Должно быть, вы долго бодрствовали, – сказала Элевайз мягко.

– Да, но я был так счастлив при мысли, что увижу ее опять, что не обратил на это никакого внимания. Прошли уже месяцы с тех пор, как мы виделись последний раз. Мы смогли увидеться здесь лишь после того, как ее глупая кузина забавы ради тоже ушла в монастырь. Понимаете, я дал Эланоре письмо для Гунноры. Я много написал там, рассказал о своей любви. Наверно, я написал даже слишком много. Но не думаю, что это имело значение, – письмо было только для глаз Гунноры. Эланора не умела читать. Как, впрочем, и Гуннора. По крайней мере, она читала не бегло. Я полагал, что зря потратил время. – В его голосе послышались едва различимые веселые нотки. – Затем она – Гуннора – сделала так, как я ей посоветовал, и оставила для меня короткий ответ, спрятав его в щели вон в той стене. – Он махнул рукой по направлению к выходу.

Жосс, опасаясь, что кто-нибудь из них может обернуться, быстро подался назад.

– И из этой записки вы узнали, что она придет, – проговорила Элевайз.

– Да. В своем письме я написал, что год заканчивается, настало время осуществить наш замысел и объявить, что она покидает монастырь. Я надеялся, что она назначит точную дату, чтобы я мог ждать ее за воротами аббатства. Мы могли бы сразу же найти священника и попросить его поженить нас. Тайная встреча здесь, глубокой ночью… – это было совсем не то, чего я ожидал. Я не хотел, чтобы встреча была такой секретной. Будто мы стыдимся чего-то.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю