Текст книги "Пепел стихий"
Автор книги: Элис Клэр
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Вернувшись домой, Жосс ничуть не удивился, услышав стук молотка.
«Ясное дело, еще одна задержка, – уныло подумал он. – Наверняка в эту самую минуту главный каменщик раздумывает, как бы сообщить мне, что работы в Новом Уинноулендзе не будут закончены до Рождества, причем таким образом, чтобы я не слишком рассердился».
Но все было не столь уж плохо. Каменщик пообещал, что строительство закончится всего лишь через неделю, самое большее – через две, а в остальном уютный дом Жосса уже сейчас являл собой то, о чем только может мечтать человек. Уилл вышел навстречу, чтобы принять Горация. Жосс хорошо знал, что слуга будет ухаживать за конем также заботливо, как это сделал бы он сам. Одного взгляда на опрятный и чистый внутренний двор с постройками было достаточно, чтобы увидеть: в его новых владениях все в полном порядке.
Элла хорошо потрудилась, убирая после рабочих: лишь небольшая горстка опилок пятнала каменные плиты в зале, отполированные до блеска. Элла натерла воском прекрасное дерево стола, стульев и скамеек, а в глубоких проемах окон поставила вазы с цветами.
Поздоровавшись, она спросила:
– Вы будете есть, сэр? Я тушу в горшке утку, а Уилл выдернул несколько свежих молодых луковиц, таких белых и гладких.
У Жосса потекли слюнки.
– Звучит великолепно. Да, Элла, тащи сюда еду! И поскорее!
* * *
Рыцарь наслаждался покоем в предвечерней жаре – не спал, как и приказал себе, просто отдыхал с закрытыми глазами, – когда услышал, что кто-то въехал во двор. Жосс поднялся, пересек залу, подошел к открытой двери и с верхней ступени лестницы выглянул во двор. Там Уилл беседовал с каким-то всадником, очевидно, посыльным.
Жосс сразу подумал об аббатисе, однако он не узнал посланника; было не похоже, что тот прибыл из Хокенли. Рыцарь увидел, что Уилл спешно поднимается к нему по лестнице.
– Сэр Жосс, этот человек привез сообщение от кого-то по имени Тобиас Дюран, – доложил слуга. – Он сказал, что вы знаете его хозяина, и он – то есть хозяин – приглашает вас приехать к нему и его леди.
– Неужели? – едва слышно произнес Жосс.
– Сэр?
– Спасибо, Уилл, я сам поговорю с ним.
Рыцарь спустился вниз и подошел к всаднику, который, будучи вышколенным и приученным к хорошим манерам, соскочил с лошади и отвесил Жоссу учтивый поклон.
– Передай своему хозяину и его леди, что я принимаю приглашение, – сказал Жосс.
Мужчина – на самом деле это был юноша, почти мальчик – поднял голову.
– Когда вы приедете, сэр? Я должен сообщить это моему господину.
– Скажи… – Жосс задумался. – Скажи, в конце недели.
– В конце недели, – повторил юноша. Потом добавил: – Будет лучше, если я объясню вам дорогу.
* * *
Жосс выехал в пятницу утром, но не слишком рано. Дорога к дому Тобиаса Дюрана, по словам юноши-посыльного, занимала чуть больше часа.
По пути Жосс погрузился в раздумья. С чего это вдруг Тобиас изъявил желание с ним увидеться? Рыцарь стал вспоминать, что аббатиса рассказывала ему об этом человеке. В общем-то ничего существенного. Что ж, ладно. Придется во всем разобраться самому.
* * *
Дом был великолепен. Не то чтобы очень большой, но отлично задуманный и построенный. А когда статный и преисполненный чувства собственного достоинства слуга проводил гостя внутрь, Жосс обнаружил, что дом еще и превосходно обставлен по самой последней моде.
Не вызывало сомнений, что у живущих здесь достаточно средств.
Непонятно было только, где Тобиас раздобыл деньги, чтобы оплатить все это…
Дюран устремился навстречу гостю из дальнего конца залы.
– Сэр Жосс, как я рад вас видеть! – восторженно заговорил он. – Мы в солнечной комнате, наслаждаемся теплыми лучами. Вы не присоединитесь к нам? Пол! – крикнул он слуге. – Принеси нам вина! Наполни кувшин из того бочонка, что мы открыли вчера вечером.
Жосс последовал за Тобиасом через залу, из нее – вверх по винтовой лестнице. Наверху открывалась залитая светом солнечная комната, и Жосс с легким удивлением заметил, что в ее небольшое окно вставлено стекло. Стекло!
Перед окном сидела женщина и вышивала на пяльцах. Весь ее вид выражал безмятежное спокойствие.
Как только она повернула голову, Тобиас сказал:
– Дорогая, позволь представить тебе сэра Жосса Аквинского, королевского рыцаря и хозяина поместья Новый Уинноулендз.
Затем он повернулся к Жоссу:
– Сэр Жосс, моя супруга Петронилла.
«Это весьма кстати, – промелькнуло в голове у Жосса, когда, шагнув вперед, он склонился, чтобы поцеловать протянутую ему руку, – весьма кстати, что Тобиас сразу представил ее так быстро и так четко».
Потому что иначе Жосс мог принять женщину скорее за мать Тобиаса, чем за его жену.
– Прошу вас, сэр Жосс, садитесь, – проговорила Петронилла, показывая на стул с кожаным сиденьем. – Вот сюда, на солнышко, рядом со мной.
– Благодарю вас, леди.
Тобиас стал разливать принесенное слугой вино, а Жосс, прислушиваясь к незначительным репликам, которыми они с женой обменивались, воспользовался возможностью рассмотреть Петрониллу Дюран.
У нее было худое лицо, и была она настолько костлявой, что, казалось, состояла из одних углов.
«Должно быть, ей по меньшей мере сорок пять», – подумал Жосс, стараясь быть милосердным.
Седеющие на висках волосы под гладкой накрахмаленной льняной барбеттой старили ее, как и тонкие губы, окруженные сеточкой морщин. Морщин, которые, как заметил Жосс, все без исключения бежали вниз.
«Леди Петронилла могла бы смягчить свой суровый вид, добавив немного плоти на эти кости, – пришла ему в голову мысль, – и тогда она выглядела бы на несколько лет моложе. А так…»
Если он не ошибался насчет возраста Тобиаса, тот был лет на пятнадцать моложе супруги. Возможно, Петронилла была не так уж стара, чтобы казаться его матерью, но тем не менее ей не хватало до этого совсем немногого.
– …вышивает узор, чтобы отметить наши первые три месяца в этом прелестном доме, – говорил тем временем Тобиас. – Посмотрите, сэр Жосс, какая изумительная работа! – Он показал на ткань в руках Петрониллы с изображением полевых фиалок. Пурпурный и ярко-желтый цвета составляли разительный, но приятный глазу контраст.
– В самом деле изумительно, моя леди. – Жосс поднял голову и взглянул на бледное лицо, обратив внимание на паутину мелких морщин вокруг ее глубоко посаженных глаз. – Какая работа! Должно быть, она отняла у вас много часов.
– Мне нравится вышивать, – отвечала хозяйка. Ее голос был низким и грубым, как у селянки. Она поджала губы, отчего они почти исчезли, и Жосс с некоторой жалостью отметил про себя, что эта ее типичная мина вряд ли делала Петрониллу хоть немного привлекательнее. – Это занятие всегда дарит мне наслаждение.
– Понимаю. Я…
– Петронилла была фрейлиной королевы Алиеноры, – перебил его Тобиас. – Моя жена и королева – старые подруги.
«Возможно, слово «старые» здесь не совсем к месту, – сказал себе Жосс. – Можно подумать, что королева и леди Дюран ровесницы».
– Петронилла была при дворе королевы и здесь, в Англии, и во Франции.
Слабый румянец оживил бледные, немного блестящие щеки Петрониллы.
– Я полагаю, едва ли нужно… – начала она.
– Ох, любимая, не скромничай! – снова вмешался ее муж. – Сэру Жоссу будет интересно послушать о тех днях, что ты провела в королевских кругах, ведь он сам человек короля Ричарда! Разве вам не интересно, сэр Жосс?
– Конечно, интересно, – ответил Жосс со всем воодушевлением, на которое был способен.
– Возможно, вы обнаружите, что у вас есть один-два общих друга, – продолжал Тобиас. – Да, и если я буду мешать вам предаваться приятным воспоминаниям, так и скажите!
Жосс подумал, не проверяет ли его Тобиас. Возможно, он хочет убедиться, действительно ли Жосс тот, за кого себя выдает. Не исключено, что Дюран уговорил свою жену задать гостю несколько наводящих вопросов.
Если так, Жосс был более чем готов ответить на них.
Петронилла повернулась к нему и любезно проговорила:
– Сэр Жосс, мой муж преувеличивает. Я и в самом деле имела честь служить королеве, и мне хочется верить, что мы стали друзьями. Однако я провела при дворе весьма непродолжительное время – всего несколько лет от возвращения королевы Алиеноры из ее резиденции в Винчестере до смерти моего отца.
– Я сочувствую вашей потере, – искренне сказал Жосс. – Это произошло недавно, не так ли?
– Да, – ответила Петронилла тихо. – Около шести месяцев назад.
Наступило короткое и, как показалось Жоссу, неловкое молчание.
«Возможно, это моя совесть делает молчание неловким», – подумал он.
Жосс действительно чувствовал себя несколько виноватым: он не мог отделаться от, вероятно, недостойной мысли, что теперь уж точно знает, почему молодой, полный жизненных сил и очень привлекательный мужчина вроде Тобиаса Дюрана женился на женщине с тонкими губами, пятнадцатью годами старше его.
Причина в том – иного и быть не могло, – что она унаследовала богатство своего покойного отца.
Тобиас, видимо, прекрасно понял, о чем подумал Жосс, потому что он спокойно произнес:
– Так случилось, что Перонилла искала у меня утешения в своей потере. Позволю себе скромное удовольствие вспомнить об этом. – Он одарил жену теплой улыбкой. – А после того как мы стали мужем и женой, мы вместе решили сделать дом ее отца нашим собственным жилищем.
«Как мило с вашей стороны», – подумал Жосс. Но, несмотря на иронию, его цинизм поубавился. Украдкой наблюдая за Петрониллой, он увидел, как просветлело ее лицо в ответ на улыбку мужа. Бросив взгляд на Тобиаса, Жосс не смог прочесть в его лице ничего, кроме нежности. На какой-то миг в глазах молодого человека даже блеснули слезы. Неужели чувства Тобиаса к жене, которая намного старше его, и впрямь так глубоки?
А почему бы и нет? Возможно, он на самом деле любит свою избранницу, несмотря на ее возраст.
Жосс решил, что повременит с выводами.
В любом случае – женился Тобиас по любви или ради богатства – подозрения Жосса насчет него пошатнулись.
Потому что, если Дюран получил доступ к большим деньгам – а ведь было совершенно ясно, что на этот дом потрачена лишь часть из них, – вряд ли у него возникла необходимость рисковать свободой, более того, рисковать жизнью, участвуя в воровском предприятии с Хаммом, Юэном и Сифом.
Разве что тщеславие пробудило в нем желание добыть свое собственное богатство.
Возможно ли такое? Жосс пребывал в сомнениях.
Он все еще размышлял над этим и в то же самое время вел непринужденную беседу с Петрониллой, касающуюся их общих знакомых при дворе Плантагенета, когда появился сдута, чтобы пригласить их к столу.
* * *
Еда была превосходной. Слуга Пол, все время находившийся под рукой, выполнял тихие распоряжения хозяйки и то и дело наполнял кубки Жосса и Тобиаса сладким вином. Петронилла, как заметил Жосс, пила совсем немного.
Когда они съели последние медовые печенья, что последовали за рыбой и дичью, Петронилла встала и объявила, что удалится в свою комнату, дабы немного отдохнуть. Слуга также исчез. Тобиас разлил Жоссу и себе оставшееся в кувшине вино.
– Благодарю вас, Тобиас, – сказал Жосс. Набитый живот заставил его откинуться назад. – Обед был восхитителен. У вас с женой превосходный стол.
– Да, мы неплохо живем, – согласился тот.
Жосс усиленно пытался привести свои затуманенные мысли в порядок и придумать тактичный ход, чтобы задать Тобиасу несколько хитроумных вопросов о его домочадцах, как вдруг молодой человек залпом допил вино из кубка, вскочил, словно ему надоело сидеть на одном месте, и предложил:
– Пойдемте, сэр Жосс! Давайте прогуляемся на солнце!
Жосс сумел выразить должное восхищение, когда Дюран почти с ребяческой гордостью показал ему свое хозяйство – от сараев и загонов для скота до охотничьих птиц и великолепных лошадей. Они уже возвращались в дом, но тут кто-то из слуг – судя по состоянию одежды и грязи на обуви и штанах, дворовый работник – позвал Тобиаса. Быстро извинившись, хозяин вернулся во двор.
Жосс оказался в зале в одиночестве. Он огляделся. Стены украшали гобелены, их цвета были слишком свежими и насыщенными, чтобы предположить, будто они висят здесь давно. На длинном деревянном столе, что стоял у противоположной стены, гость увидел несколько украшений. Ему бросились в глаза статуэтка мадонны из слоновой кости и деревянный триптих с искусно вырезанным распятием в центральной части и изображениями ангелов и херувимов на створках. Это была отличная работа. Жосс, знавший толк в подобных вещах, отдал триптиху должное. Глубокий синий цвет, позолота – вероятно, он стоил немалых денег.
Рыцарь оглянулся. Тобиас еще разговаривал с работником. В его распоряжении было несколько минут…
Жосс открыл деревянный сундук, стоявший под столом, и обнаружил в нем белое полотно – видимо, столовое льняное белье. Никаких римских сокровищ там не было. Он перешел к следующему сундуку и уже поднимал крышку, когда тихий голос произнес:
– Что вы делаете, сэр Жосс?
Жосс резко обернулся. В нескольких шагах от него стояла Петронилла.
Ему было нечего сказать. В голову не приходило никаких приемлемых объяснений. Жосс просто опустил голову и пробормотал:
– Леди, простите меня.
Некоторое время хозяйка не отвечала. Наконец она прервала молчание. К удивлению Жосса, Петронилла не обрушила на него поток обвинений, которых он и ожидал, и заслужил.
– Мы с Тобиасом заключили сделку, – сказала она и подошла к двери, откуда могла видеть своего молодого мужа, стоявшего во дворе. – Я знаю, сэр Жосс, что вы думаете. Это все думают. По общему мнению, лишь мои деньги могли привлечь такого прекрасного молодого человека, как Тобиас. – Петронилла повернулась к Жоссу, чтобы посмотреть ему в глаза. Ее взгляд был на удивление спокоен. – Это правда, брак со мной дал ему богатство, о котором он даже и мечтать не мог. Поймите, Тобиас сирота, его воспитывала сестра матери, пожилая тетка, которая вела свое жалкое хозяйство, не мечтая ни о блеске, ни о комфорте. – Она на миг замолкла и вдруг с неожиданной страстностью воскликнула: – Разве удивительно, что Тобиас вступил на путь бесчестья? Будьте милосердны, сэр Жосс, в жизни молодого человека обязательно должно быть что-то волнующее!
– Я… – начал гость.
Но Петронилла еще не закончила.
– Нет, сэр рыцарь! Позвольте мне договорить. Тобиас сказал вам правду – он действительно утешал меня, после того как я потеряла моего дорогого отца. Не будучи настолько глупой, как меня считаете вы и весь остальной мир, я, естественно, подозревала о его намерениях. Однако, когда он сам сказал, что будет бесконечно рад помочь мне управлять моим состоянием, и пообещал, что за это станет преданным, если не страстно любящим мужем… – Петронилла порывисто шагнула к Жоссу, и он заметил блеск в ее темных глазах. – Тобиас пообещал мне, да, пообещал, сэр Жосс, что если я соглашусь выйти за него замуж, со всеми вытекающими последствиями, то он оставит свою… оставит свою прежнюю жизнь, сойдет с пути, на котором впустую растратил юность… – Слабая улыбка на мгновение изогнула ее тонкие губы. – И я приняла его предложение.
Жосс открыл было рот, но не сумел произнести ничего, что могло бы хоть в малейшей мере выразить его чувства, и снова сомкнул губы.
– Если вам угодно, можете обыскать мой дом, – продолжала Петронилла уже отстраненным голосом. – Вы найдете много дорогих вещей, и все они – подарки от меня моему мужу. Или, коль скоро он, естественно, свободен распоряжаться ими так, как считает нужным, – подарки мне от него.
Стыд, который испытывал Жосс, начал понемногу утихать. Рыцарь понял, что в нем растет иное чувство – раздражение. Возможно, Петронилла и поверила в обещание Тобиаса исправиться, но перед глазами Жосса стояла яркая картина: окрыленный удачей молодой человек выезжает утром из леса, после того как там убили Юэна Ашера. Можно ли было поверить, что Тобиас оставил прежний путь?
– Моя леди, – сказал Жосс, стараясь говорить как можно более мягко, – ваш муж дал слово, что теперь он будет образцом порядочности. Но…
– …но откуда мне знать, что я могу ему верить? – закончила она за него.
К удивлению Жосса, Петронилла рассмеялась. Смех тут же умолк, в нем присутствовала заметная доля иронии, но все же это был смех.
– Сэр рыцарь, я следила за ним! Когда Тобиас в первый раз объявил, что отправляется на соколиную охоту, я попросила моего преданного Пола последовать за ним. – Петронилла приблизила свое лицо к лицу Жосса. – Я послала слугу шпионить за мужем! Не слишком красиво для женщины, недавно ставшей супругой, правда?
– Возможно, – кратко отозвался Жосс. – Но необходимо.
– Не было никакой необходимости! – горячо воскликнула она. – Все его поездки – даже когда он отсутствовал и день, и ночь – были невинны, словно я всегда была рядом! Соколиная охота и ничего больше! Тобиас говорил чистую правду.
– Вы больше не следите за ним? – спросил Жосс, хотя подумал, что уже знает ответ.
Петронилла долго изучающее смотрела на него. Затем ответила:
– Редко.
Она говорила правду? Или ей просто хотелось заставить Жосса поверить, что она вовсе не ослепленная страстью, ничего не замечающая жена, за которую он ее принял?
Рыцарь решил, что никогда не узнает этого.
Он увидел, что Тобиас, закончив разговор, направился к дому. Молодой супруг поднял голову, поймал взгляд Петрониллы, стоявшей на верхней ступени лестницы, махнул ей рукой и послал воздушный поцелуй. Петронилла ответила громким чувственным вздохом.
Придерживая длинные юбки, с сияющей улыбкой, осветившей ее бледное, покрытое морщинами лицо, она сошла вниз и поспешила навстречу мужу.
«Самое время уходить», – подумал Жосс.
Он последовал за Петрониллой во двор, поблагодарил хозяев и поспешил откланяться.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯЭлевайз не забыла о своем обещании известить Жосса, если что-нибудь произойдет. Но за исключением того, что Сиф Миллер был обвинен в убийстве Юэна Ашера и суд должен был состояться примерно через шесть недель, ничего не произошло.
Аббатиса еще раз попыталась поговорить с Эсиллт. Попробовала убедить ее пойти на мессу, но после такого предложения глаза девушки расширились от ужаса:
– Я не могу! – прошептала она.
«Не можешь, потому что совершила смертный грех?» – подумала Элевайз, обеспокоенная до глубины души.
– Исповедуйся, дитя! – воззвала она. – Что бы ты ни сделала, Господь поймет!
Но Эсиллт лишь покачала головой и отвернулась. Сердце аббатисы было готово разорваться.
* * *
Элевайз решила наведаться в тюрьму и посетить Сифа Миллера в его дурно пахнущей камере. Шериф Пелем, очевидно, не ожидавший увидеть здесь аббатису, сначала наотрез отказался впустить ее.
– Неподходящее это место для леди, да и для монахини, сест… я хочу сказать, аббатиса! – заявил он.
Но Элевайз стояла на своем.
– Нам предписано Господом посещать больных и узников, не так ли, шериф? – возразила она. – Разве сам Иисус не сказал: «…так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне»?[5]5
Мат. XXV, 40.
[Закрыть]
– Да, но… Хм… Ладно, аббатиса, но только на пару минут. – Пелем доверительно наклонился к ней. – Вы же понимаете, что он опасен! Не забывайте, он прикончил своего дружка.
Однако Элевайз, которой разрешили приблизиться к снабженной прочными засовами деревянной двери, отгораживавшей Сифа от остального человечества, не думала, что заключенный опасен. Он сидел, сгорбившись, прислонившись к влажной каменной стене, покрытой слизью неясного происхождения. Из-за кандалов вокруг лодыжек вздулись болезненные красные рубцы. Заплесневелая солома, которая покрывала каменный пол, источала гнилостный запах. Были и другие, еще более зловонные ароматы – очевидно, Сифу приходилось справлять нужду там, где он сидел…
– Сиф! – позвала Элевайз.
Он поднял голову.
– Кто здесь?
– Аббатиса Элевайз из Хокенли, – ответила она. – Ты помолишься со мной?
– Да, леди. – Сиф с трудом преклонил колени и стал горячо вторить молитвам аббатисы.
Когда они закончили, Элевайз спросила:
– Сиф, хочешь, я пришлю к тебе священника?
– Священника?
– Чтобы он исповедовал тебя, – сказала аббатиса мягко.
– Исповедовать? – Сиф все понял. – Я не убивал Юэна, аббатиса, клянусь вам! Он уже был мертв, когда я нашел его! Во имя Господа, это чистая правда!
– Я понимаю.
Говорил ли он правду? Слова звучали вполне искренне, но человек, которому грозит повешение за убийство, разумеется, будет отрицать преступление со всей убедительностью, на которую он способен.
– А как же насчет воровства, Сиф? – спросила аббатиса. – Вы трое – ты, Хамм и Юэн – копали под поваленным дубом, правильно? Даже срубили здоровое дерево, чтобы это помогло вам в поисках сокровищ. Так?
– Да, да, – пробормотал Сиф. – Боже милостивый, как бы я хотел сказать Хамму, куда ему засунуть его монеты! Прошу прощения, леди, – добавил он.
– Это Хамм нашел клад?
– Да. Он ставил капканы для дичи и всякого такого прочего и увидел, что под упавшим деревом что-то блестит. Это была монета. Он копнул глубже и понял, что этих монет там целая куча. Да не только монет! Он позвал меня и Юэна, потому что одному там было не справиться. Затем мы втроем срубили второе дерево, оно сильно мешало. Это было непросто, скажу я вам! Хамм мне кузен, то есть двоюродный брат, и мы всегда работали вместе.
– Нет, Сиф, вы всегда воровали вместе, – поправила аббатиса.
Он с тоской поглядел на Элевайз.
– Пусть так, – вздохнул он. – Но теперь они схватили меня за то, что я никогда не делал, и меня скоро повесят. – Он судорожно всхлипнул. – Ведь правда?
Если бы аббатиса могла сказать что-нибудь другое! Увы, ей пришлось согласиться. Она медленно кивнула.
Сиф снова опустился на пол и, отвернувшись, прижался к стене грязным лицом, на котором застыло отчаяние.
– Тогда, наверно, лучше позовите священника.
* * *
Прошло немногим меньше месяца. В одну из ночей, когда луна снова выросла и стала почти полной, что-то нарушило глубокий сон Элевайз.
Она села на своей узкой постели, недоумевая, что ее разбудило. Женщины спали, вокруг слышались привычные звуки: тихое бормотание, ровное дыхание, кое-кто похрапывал.
Ко всем этим звукам аббатиса давно привыкла.
Что же потревожило ее?
Она встала, выглянула за занавеску, отгораживавшую ее постель. Все было тихо. Никаких шорохов, никаких крадущихся шагов, ни единой…
Нет, кто-то все же был.
Кто-то стоял у двери спальни. Элевайз увидела, как стройная фигура сошла на две ступеньки лестницы.
Элевайз босиком поспешила к выходу, остановилась в дверях, держась за дверной косяк. Фигура была уже на третьей ступеньке, тонкие руки цеплялись за перила, напряженная поза, словно девушка всем своим существом стремилась к предмету ее жгучего вожделения.
К лесу.
Не замечая, что за ней наблюдают, Калиста запела – по воздуху снова понеслись тихие мурлыкающие звуки.
Во второй раз это поражало не менее, а возможно, даже более сильно. Глазам Элевайз открылось удивительное зрелище – яркий лунный свет разливался над зловещим мраком деревьев. Эта картина в сочетании с проснувшимися воспоминаниями о недавних событиях породила в аббатисе глубокий ужас.
Впрочем, ужас там или еще какое чувство, но Элевайз рассудила, что ночь довольна прохладная, и ни для нее, ни для Калисты нет ничего хорошего в том, чтобы стоять снаружи на ступеньках.
Разыгравшееся воображение уступило место здравому смыслу. Элевайз собралась с духом, тихо спустилась по лестнице и осторожно взяла Калисту за руку.
– Пойдем, дитя, – сказала она ласково. – Пора возвращаться в кровать. Здесь слишком холодно, чтобы гулять в одной рубашке.
Пение Калисты стало пресекаться, потом совсем стихло. Девушка глядела на Элевайз широко открытыми невидящими глазами. Казалось, она смотрит сквозь нее.
– Сестра Калиста, не пойму, ты спишь или нет? – прошептала Элевайз. Никакого ответа. Настойчиво потянув девушку за руку, аббатиса вернулась с ней в спальню и провела через всю комнату к ее постели. Калиста легла и закрыла глаза, как послушный ребенок. Элевайз поправила покрывало, потом опустила занавеску и удалилась.
Внезапно она заметила, что дверь спальни осталась открытой. Тихо досадуя на собственную беспечность, Элевайз пошла обратно.
Закрывая дверь, она снова услышала мелодичное мурлыканье.
Теперь пение звучало намного тише. Это была такая же диковинная и непонятная череда звуков, как у Калисты, но доносились они из леса.
Кто-то там, далеко, в необъятной темноте, услышал странную песню Калисты и послал ответ.
Весь следующий день аббатиса никак не могла сосредоточиться на своих обязанностях и молитвах. Она решила внимательно понаблюдать за сестрой Калистой. Вид девушки вызывал тревогу: она выглядела бледной, возбужденной, а взгляд широко раскрытых глаз казался таким же отсутствующим, как и ночью. Словом, юная послушница совсем не походила на себя прежнюю – безмятежную и улыбающуюся.
Когда Элевайз мягко спросила, хорошо ли Калиста себя чувствует и – что более важно – хорошо ли она спала, девушка недоуменно нахмурилась.
– Со мной все в порядке, благодарю вас, аббатиса, – ответила она. – Да, я спала крепко. А что?
– О, мне показалось, что ты выглядишь немного усталой, – на ходу придумала Элевайз.
Калиста с нежностью улыбнулась ей.
– Как хорошо вы заботитесь о нас, – благодарно сказала она.
Элевайз не смогла ей ответить. Ее обожгла мысль, что по крайней мере об одном члене ее маленькой общины она заботилась явно недостаточно.
Аббатиса оставила Калисту ее трудам – девушка стирала грязные лечебные повязки и развешивала отмытые ленты под яркими лучами солнца, что, по убеждению сестры Евфимии, было наилучшим способом сделать их безвредными и пригодными для использования заново, – и направилась в свою комнату.
«Похоже, – подумала Элевайз, пересекая внутренний двор, – у Калисты не осталось никаких воспоминаний о хождении во сне».
Что, однако, делало все это еще более странным.
Озабоченность Элевайз была вызвана тем, что, как аббатиса ни старалась, она не могла избавиться от леденящего душу впечатления, полученного прошлой ночью.
Порой аббатисе казалось, что она все еще слышит эхо того странного, почти нечеловеческого мурлыканья…
Но Калиста была не единственной причиной для беспокойства. Ничуть не меньше аббатису заботила Эсиллт. После убийства в лесу девушка разительно переменилась, она словно бы стала совсем другим человеком, и Элевайз постоянно терзали угрызения совести, потому что она так и не узнала, в чем дело.
Заглянув еще раз в дом для престарелых, Элевайз заметила, что Эсиллт похудела. Она по-прежнему оставалась прекрасно сложенной, сильной юной женщиной, но ее лицо осунулось. И было что-то еще… Вот, именно это. Наблюдая, как Эсиллт направляется к ней, чтобы поздороваться, Элевайз задумчиво кивнула. Эсиллт утратила свою гордую осанку, которая подчеркивала ее изящную фигуру. Теперь она двигалась так, будто на ее спину была взвалена ноша. И очень тяжелая ноша!
– Аббатиса, вы хотите поговорить с сестрой Эмануэль? – спросила Эсиллт после поклона. – Но она недавно вышла со старым братом Охозией и…
Движением руки Элевайз остановила ее.
– Нет, Эсиллт. Я хочу поговорить с тобой.
– Ох…
«Поразительно, как много чувства может быть вложено в столь краткий ответ», – промелькнуло у Элевайз.
– Может быть, ты хочешь рассказать мне… – начала аббатиса и умолкла. Ведь она и раньше пыталась добиться откровенности от Эсиллт, однако из этого ничего не вышло. Почему же она ждет, что у нее получится сейчас? Вместо того чтобы продолжить, Элевайз приблизилась к девушке, протянула руки и обняла ее.
На какой-то миг Эсиллт, кажется, откликнулась. Она приникла к Элевайз и всхлипнула.
– Ну, ну, дитя, – проговорила аббатиса. – Не плачь, ну же! – Элевайз погладила волосы девушки. – Позволь мне помочь тебе, – продолжала она тихо. – Невыносимо видеть, что ты так страдаешь, и я…
Однако минутная слабость Эсиллт уже прошла. Выпрямившись и отстранившись от Элевайз, она вытерла слезы и произнесла:
– Благодарю вас, аббатиса, но тут ничего не поделаешь.
Потом отвернулась и едва слышно добавила:
– Никто ничего не сможет поделать.
Эсиллт удалилась, и Элевайз не оставалось ничего другого, как проводить ее долгим взглядом.
Затем аббатиса отправилась на поиски сестры Эмануэль.
Та сидела на скамье рядом с очень старым человеком в монашеском одеянии. Она держала его за руку и время от времени вытирала слезы на щеках старика лоскутком безупречно чистого льняного полотна.
Увидев аббатису, сестра Эмануэль попыталась подняться, но Элевайз знаком попросила ее не вставать. Старик, казалось, даже не заметил ее появления.
Элевайз подошла и села рядом с сестрой Эмануэль.
– Что с ним? – тихо спросила она.
Сестра Эмануэль с нежностью взглянула на старика.
– Ничего плохого, поверьте. Все в порядке, – ответила она в полный голос. – Брат Охозия не очень хорошо слышит, – добавила сестра Эмануэль. – Да и видит не вполне хорошо. – Она вздохнула. – Его глаза слезятся от яркого солнца, вот и все.
Элевайз кивнула. Ей нечего было ответить.
– Ему нравится, когда лучи солнца падают на его лицо, – заметила сестра Эмануэль. – В сущности, это единственное оставшееся у него удовольствие, поэтому я стараюсь, чтобы он наслаждался им как можно чаще.
Некоторое время обе молчали. Потом сестра Эмануэль спросила:
– Вы искали меня, аббатиса?
Элевайз тоже наслаждалась лучами солнца, подставляя им свое лицо. Она с усилием вернулась к тому делу, ради которого и пришла сюда.
– Да, сестра. Я беспокоюсь об Эсиллт.
– Я тоже, – молвила сестра Эмануэль. – Она… – Монахиня нахмурилась, словно сомневаясь, надо ли продолжать, но через несколько мгновений заговорила снова: – Она прямо-таки чахнет на глазах. Не ест и, думаю, почти не спит. Не могу пожаловаться, что она стала меньше работать, наоборот, она изнуряет себя. Вот только получается у нее теперь все значительно хуже. – Сестра Эмануэль тихо вздохнула. – Не слишком милосердно с моей стороны так отзываться о том, кто, как я убеждена, пребывает в глубоком унынии… Но, аббатиса, я считаю своим долгом рассказать вам о своих наблюдениях.
– Прошу вас, – с волнением ответила Элевайз. – Продолжайте.
– Эсиллт потеряла свой дар, – печально сказала сестра Эмануэль. – Раньше в ней было какое-то радостное чувство, и оно передавалось даже таким людям, как вот он, кто едва ли может слышать или видеть. – Она показала на брата Охозию, который сидел рядом и бормотал что-то себе под нос. – Но теперь Эсиллт… – Сестра Эмануэль не договорила.
– Чахнет… – повторила за ней Элевайз.
– Что вы сказали, аббатиса?
– Это ваши слова. Но из-за чего она чахнет, сестра Эмануэль?
Сестра Эмануэль бросила на нее грустный взгляд.
– Ах, аббатиса, если бы я знала!..
* * *
Переживания и размышления не дали ничего, кроме головной боли. Во время Часа шестого аббатиса решила, что этому пора положить конец. «Надо всецело отдаться молитве и открыть свое сердце Всевышнему, – сказала она себе. – Тогда Отец Небесный ниспошлет мне стойкость и мудрость». Усилием воли Элевайз заставила себя не думать о своих собственных проблемах, и, покидая церковь аббатства, она уже точно знала, что наконец должна сделать.
