Текст книги "Пепел стихий"
Автор книги: Элис Клэр
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Он тоже заснул.
Но ненадолго.
Чувство самосохранения, наследие боевого прошлого, все еще присутствовавшее в нем, не покинуло Жосса и в этот нелегкий час.
Он увидел яркий сон.
Рыцарь был на поляне. Там, на открытом месте, он стоял в одиночестве в ярком свете луны. А сзади, подкрадываясь тайком, к нему приближались седая женщина и девушка с темными волосами – каждая с дротиком, и наконечники целились прямо ему в спину.
Но Жосс заметил их.
Содрогнувшись и издав хриплый звук, рыцарь проснулся. Он тяжело дышал от ужаса, все его тело было в поту.
Жосс резко повернулся – и со всего размаха ударился носом о ствол дерева.
Слава Богу! Слава Богу! Он не стоял на поляне, и два дротика не должны были вот-вот пронзить его сердце.
Вскочив на ноги, рыцарь схватил Элевайз за руку и зашептал:
– Аббатиса, проснитесь! Нам нельзя оставаться здесь! Мы…
Перед его глазами все закружилось. Жосс еле успел отвернуться, и его вырвало на росший рядом папоротник.
Когда рыцарь смог выпрямиться, он рискнул искоса посмотреть на аббатису. Разбуженная Элевайз тоже выглядела не лучшим образом.
– В чем дело? – прошептала она. – Нам нужно поспать, Жосс! Я так устала…
Рыцарь взял аббатису за руки и попытался поднять. Нелегкая задача: мало того, что Элевайз была высокой и хорошо сложенной, но она к тому же почти лишилась чувств.
– Вставайте!
Жосс встряхнул ее. Аббатиса неохотно выпрямилась, однако тут же пошатнулась и прислонилась к стволу дуба.
– О Боже мой! – прошептала она. – Что?.. – Элевайз нахмурилась, но затем, очевидно, вспомнив, где они находятся и какое зрелище совсем недавно открылось их глазам, пришла в себя. – Мы должны выбраться отсюда, – решительно заявила она, – и найти безопасное место.
Жосс направил ее к деревьям, к зарослям, через которые они пришли сюда некоторое время назад – им показалось, что прошла целая вечность.
«Мудрая мысль, – подумал рыцарь, – но как некстати, что аббатиса высказала ее так громко!».
Назад – по заросшей тропинке… Назад – через большую поляну с поваленными дубами… Назад – к тропе, по которой они выберутся отсюда и которая приведет их домой.
Жосс мог бы догадаться и раньше. Мог бы предположить: если уж ему стало плохо, то что говорить об Элевайз? Правда, он уже пришел в чувство, но аббатиса-то не пришла. Явно нет!
То обстоятельство, что Элевайз так быстро поспевала за ним, ввело его в заблуждение, и он решил, что с ней все в порядке. Так ли это?
Когда они оказались в относительной безопасности среди деревьев на другой стороне поляны с поваленными дубами, Жосс услышал тихий стон. Оглянувшись, он увидел, как Элевайз согнулась пополам. Он ничем не мог помочь ей. Элевайз выпрямилась, вытерла рот одной рукой и, махнув ему другой, крикнула:
– Не останавливайтесь! Торопитесь и найдите укрытие!
Вняв ее настойчивости, Жосс побежал. Он знал, что аббатиса следует за ним: шаг, другой, третий, четвертый – ее ноги с глухим звуком касались твердой земли.
Пробегая под деревьями, Жосс пригнулся и вдруг услышал зловещий стук.
Рыцарь остановился как вкопанный, оглянулся и увидел, как Элевайз опускается на землю под ближайшим к ней деревом.
Ее только что рвало. Вероятно, она чувствовала ужасное головокружение. В любом случае аббатиса была не в состоянии мчаться через лес, полный раскидистых деревьев с низкими ветвями.
Жосс уже пришел в себя и потому не забывал пригибаться, а вот Элевайз пока еще не успела опомниться.
Ударившись головой о толстую ветку дуба, она потеряла сознание.
Упав на колени рядом с ней, Жосс увидел, как на лбу аббатисы из-под накрахмаленного белого полотна вимпла выступила кровь. Охваченный ужасом, он сорвал вимпл и прикоснулся пальцами к шее Элевайз.
Несколько страшных секунд он не мог уловить пульс, а затем почувствовал биение. Неровное, слабое, но все же биение.
– Благодарю тебя, Господи! О, благодарю тебя, Господи! – с жаром воскликнул он.
Из глубокой тени возле тропинки кто-то ответил:
– Аминь.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯЖосс поднял голову. Оглядываясь по сторонам, он всмотрелся в мрачную темноту деревьев. Никого.
Потом появилась она. Все было очень странно: только что он не видел ничего, кроме стволов деревьев и непроходимых зарослей, и вдруг, как видение, там возникла фигура.
Его сознание было затуманено. Жосс не был уверен, спит он или бодрствует.
Облаченная в длинное одеяние фигура приблизилась. Казалось, она не шла, а плыла по воздуху, словно ее поддерживало легкое облако напоенного сладкими ароматами дыма. Когда она наклонилась над Жоссом и Элевайз, ее длинные серебристые волосы коснулись лица рыцаря. Она пахла так же сладко, как дым. Аромат цветов, свежей зелени…
Женщина протянула руку с тонкими пальцами, коснулась щеки аббатисы, положила ладонь на ее лоб.
– Она ранена, – тихо сказала она.
– Она ударилась головой, – объяснил Жосс и сам удивился звучанию своих слов – его голос звучал отстраненно, словно издалека. – Когда мы бежали под деревьями, она со всего маха ударилась лбом о толстую ветку.
Ответа не последовало.
Фигура в длинном одеянии исчезла, но через какое-то время появилась вновь. Жосс догадался о ее возвращении по приближающемуся свету – женщина держала в руке зажженный факел.
Она подошла и протянула светоч Жоссу.
– Разведи костер, – прозвучал ее мелодичный голос. – Здесь, в лесу, это запрещено, если я не дала разрешения. Но сейчас я позволяю это. Женщине нужно тепло.
Жосс заметил, что она держала что-то в другой руке: это был его мешок. Наверное, он оставил его в той роще, где они наблюдали за обрядом. В свете факела на мешке что-то блеснуло, и Жосс вспомнил, что, перед тем как они с аббатисой отправились в путь, он прикрепил на лямку оберег.
– Благодарю вас, леди, – сказал он, с трудом выдавливая слова, как будто его рот был набит шерстью.
Несколько мгновений женщина смотрела на него сверху вниз. Потом произнесла:
– Я – Наставница.
Она плавно заскользила по поляне и исчезла под кронами деревьев, Жосс рассеянно подумал, что готов биться об заклад: «наставница» – это такой же титул, как и «аббатиса».
* * *
Луна зашла.
В предрассветном сумраке стремительно холодало.
И Жосс снова и снова воздавал благодарность Наставнице и ее огню.
* * *
Оставшись наедине с бесчувственной аббатисой, Жосс поспешил сделать для нее какое-нибудь укрытие. Естественно, при этом у него не было даже намерения тревожить ее, пока она сама не очнется. Только бы это произошло до наступления утра! Если Элевайз не проснется, Жоссу придется оставить ее здесь, в чащобе, и отправиться за помощью.
Это мысль была для него мучительна.
Держа факел Наставницы, он шагнул под деревья и в густых зарослях папоротника нашел неглубокую лощину с нависшими над ней ветвями орешника и остролиста. Утоптав зеленые листья папоротника, рыцарь достал из мешка одно из одеял и расстелил его, другое положил рядом. Потом вернулся к аббатисе.
Будь он в добром здравии, ему, разумеется, ничего не стоило бы отнести ее в укрытие. Но сейчас, когда Жосс все еще чувствовал тошноту и головокружение, усилие, требующееся, чтобы поднять на руки высокую сильную женщину и перенести ее на десяток шагов, едва не лишило его сознания.
Когда он укладывал ее, укутывая ноги подолом монашеского одеяния, чтобы согреть, перед тем как накрыть одеялом, Жосс на мгновение задумался, почему же он чувствует себя так плохо.
Но затем рыцарь вспомнил о ране на лбу аббатисы и отогнал все прочие мысли.
Он закрепил факел в развилке ствола орешника и в его свете наклонился, чтобы осмотреть голову аббатисы. Над бровью виднелась кровь, тонкая струйка стекала на правый глаз. Несмотря на путаницу в голове, Жосс подумал: «Вода. Мне нужна вода, чтобы омыть ее лицо».
Ему потребовалось много времени, чтобы вспомнить, что он положил в мешок флягу с чистой водой.
Теперь ему потребовалась ткань, желательно чистая. Покопавшись в мешке, Жосс нащупал кинжал, спрятанный на дне и завернутый в кусок льна. Ткань была не то чтобы совсем чистой, но она могла сгодиться. Должна была сгодиться.
Жосс протер веки и лоб аббатисы и с ужасом заметил, что кровь окрасила накрахмаленное белоснежное полотно ее головного убора в алый цвет.
«Я обязан осмотреть рану», – сказал он себе. Жосс осторожно откинул черное покрывало и развязал ленты, которые удерживали льняной чепец, покрывавший ее голову и лоб. Когда рыцарь делал это, он чувствовал необъяснимый стыд, словно совершал над Элевайз насилие. «Я должен сделать это! – строго обратился он к себе. – Из раны может идти кровь, и если это так, необходимо остановить кровотечение, прежде чем…»
Прежде чем что?
Жосс решил, что ради душевного спокойствия лучше не задумываться об этом.
Вимпл обычно завязывался на макушке, его ленты проходили под верхним покрывалом. Когда последний предмет головного убора был снят, Жосс наконец смог увидеть рану на голове аббатисы.
На левой стороне лба образовался большой желвак, начинавшийся от кромки волос и доходивший почти до брови. В центре желвака, который был размером с кулак ребенка, виднелся глубокий порез длиной в половину большого пальца Жосса. Из него медленно сочилась кровь.
Жосс вытер кровь, затем по возможности отжал ткань, оторвал длинную полоску, остаток свернул в подушечку, прижал ее к ране и твердо закрепил полоской ткани.
Потом с нежностью произнес:
– Моя дорогая Элевайз, это – лучшее, что я могу для вас сделать.
Посмотрев на нее повнимательнее, Жосс нахмурился. Это игра воображения, или аббатиса и впрямь так сильно побледнела? Возможно, бледность кажущаяся, потому что сейчас лицо обрамляло не черное покрывало поверх белого полотна вимпла, а лишь только волосы.
Жосс рассеянно заметил, что волосы Элевайз были рыжевато-золотистого цвета, коротко подстриженные, вьющиеся, чуть поседевшие на висках. Кожа ее шеи, обычно спрятанная под вимплом, была гладкой, без морщин. Почему-то, глядя на аббатису сейчас, Жосс подумал, что она выглядит значительно моложе своих лет…
Элевайз не отвечала на его пристальный взгляд, и это вызывало в нем тревогу. Жосс подумал, что мог бы сделать для аббатисы что-то более полезное, чем просто стоять и глазеть с открытым ртом. Он мог бы, например, постараться как-то согреть ее.
Жосс быстро нашел сухой хворост и кору для растопки – и то, и другое было в изобилии в этих диких, необитаемых глубинах леса – и поднес факел Наставницы к разложенным дровам. Вскоре запылало небольшое, но сильное пламя. Рядом, в пределах досягаемости, он свалил кучу веток про запас. Некоторое время Жосс внимательно смотрел на аббатису – она все еще была без сознания, – затем осторожно повернул ее на правый бок, чтобы костер был перед ней, и лег позади.
Она была хорошо укутана в собственную одежду и поверх нее – в одеяло. Жосс был уверен, что между его и ее телом – четыре или пять слоев разных тканей. И все же ему казалось, что он совершает грех.
– Я должен согреть ее, – сказал он вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я делаю все, что в моих силах, поддерживая костер и согревая ее собственным теплом. Но… но могу ли я поклясться, что не получаю от этого удовольствия?
Он усмехнулся в темноту. «Что ж, возможно, и получаю, но только самую малость».
Обвив рукой талию аббатисы и прижав ее к себе, Жосс закрыл глаза и попытался расслабиться. Даже если он не сумеет уснуть, по крайней мере он должен отдохнуть и попытаться восстановить силы.
Что бы ни случилось, они, скорее всего, ему понадобятся.
* * *
Элевайз видела сон.
Она снова была юной, на ней было струящееся шелковое платье ярко-желтого солнечного цвета, и кто-то возложил венок из цветов на ее волосы. Венок был слишком тесным, он впивался в лоб и вызывал головную боль. Но слышалось пение, были танцы, она сидела на поросшем травой берегу под огромной раскидистой ивой, и ее сыновья, оба младенцы, были у ее груди. Она была полна молока, теплого густого молока, которое в изобилии сочилось из ее сосков. Рядом был Иво, он с радостной улыбкой целовал ее и называл своей Флорой и королевой мая,[6]6
Королева мая – самая красивая девушка, избранная королевой в майских играх, устраиваемых в Англии в первое воскресенье мая в ознаменование праздника весны.
[Закрыть] а она смеялась в ответ, уверяя его, что сможет быть майской королевой лишь один день, потому что сразу после этого ей нужно будет вернуться в аббатство.
* * *
Через мгновение, как это бывает в снах, она вдруг оказалась в аббатстве Хокенли. Она стояла на коленях в церкви, с закрытыми глазами, ее руки были сложены в молитве, а сестра Евфимия дергала ее за рукав и охала: «Аббатиса, аббатиса, что случилось с вашей одеждой?» Опустив голову и посмотрев на себя, она увидела, что на ней по-прежнему желтое шелковое платье. А венок из цветов все давил и давил на лоб, усиливая боль… Элевайз открыла глаза.
Некоторое время она лежала совершенно неподвижно, пытаясь понять, где находится. Было темно. Судя по прохладе и запаху земли и зелени, она лежала под открытым небом. Перед ней догорал небольшой костер. Сейчас он был всего лишь горсткой тлеющих углей, но рядом виднелась аккуратно сложенная кучка хвороста. «Его легко разжечь заново», – подумала аббатиса сквозь дрему.
В голове пульсировала боль. Элевайз приложила к виску руку, чтобы умерить страдания. Вокруг ее лба было что-то закреплено.
А где же покрывало? Где головная лента? Где вимпл?
Ее движения потревожили Иво, который проворчал что-то и повернулся, чтобы устроиться поудобнее. Он был чудесный и теплый. Прижавшись ягодицами к изгибу его тела, Элевайз наслаждалась покоем, исходившим от милого доброго Иво, и…
Внезапно проснувшись, она с ужасом вспомнила: Иво мертв. Мертв. И похоронен много лет назад! О Боже, тогда в чьих же она объятиях?
И, что не менее важно, где она?
Элевайз заставила себя успокоиться и подумать о том, что же произошло.
Вскоре ей вспомнилось то, что она увидела на поляне. Вспомнилось, как она бежала, просто неслась во весь опор. Вспомнилось, как ее рвало. Она чувствовала себя очень плохо, у нее кружилась голова…
Вспомнился Жосс.
«Должно быть, я поранила себя, – решила аббатиса. – А Жосс, благослови его Господь, позаботился обо мне. Он перевязал рану, – она потрогала пальцами подушечку на лбу, приложенную к месту, которое казалось источником боли, – и развел костер. Укутал меня. Лег рядом, чтобы дать мне тепло».
Элевайз знала, что именно так нужно поступать в случае ранения – держать больного в тепле.
Что ж, он так и сделал, все правильно. А внезапный горячий прилив крови к ее лицу – это просто оттого, что она лежала рядом с костром. Не так ли?
Элевайз не спеша огляделась вокруг. Бледно-серый свет набирал силу – должно быть, недавно наступило утро. Аббатиса смогла различить рощу с двумя поваленными дубами. Они с Жоссом лежали на постели из папоротника на маленькой полянке среди зарослей.
Боже мой!
Должно быть, она снова пошевелилась, так как вдруг поняла, что разбудила его. Его тело во сне было расслаблено, а теперь в нем чувствовалось напряжение.
«Что же мы скажем теперь друг другу?» – подумала она.
Неловкое молчание нарушил Жосс. Своим обычным тоном, что было неожиданно, рыцарь произнес:
– Доброе утро, аббатиса. Как вы себя чувствуете?
– Голова болит, – призналась она.
– Неудивительно. Вы со всего маха врезались в дерево.
– Ох…
Она заметила, что Жосс лежит совершенно неподвижно, словно любой жест еще более усугубил бы положение дел, и без того крайне неловкое. Но почему-то ей пришлось подавить улыбку.
– Я должен был согреть вас, – заговорил он поспешно. – Я прошу прощения, но это… то есть… то, что я лег позади вас, совсем близко, – это лучшее, что я мог придумать.
– Понимаю.
Аббатиса почувствовала, что он приподнялся на локте и сейчас смотрит на нее сверху. Она обернулась – его обеспокоенное лицо действительно склонилось над ней.
– Вы все еще бледны, – проговорил Жосс.
– М-м-м…
Он тоже выглядел немного необычно. Она внимательно разглядывала его несколько секунд, а затем очень серьезно сказала:
– У вас такие странные глаза.
– Странные?
– Эти черные точки… как они называются? – Она не смогла бы вспомнить слово, даже если бы речь шла о спасении ее жизни.
– Зрачки?
– Зрачки. Благодарю вас. Ваши зрачки огромны. Они такие большие, что едва виден коричневый цвет вокруг них.
Он наклонился еще ниже и заглянул ей в глаза.
– Ваши тоже, – заключил он.
Это открытие словно бы изнурило его, и Жосс снова лег.
Через некоторое время аббатиса произнесла:
– Думаю, мы были одурманены.
– Я тоже так думаю. Я как раз пытался сложить все воедино… Головокружение, тошнота, рвота… Не знаю, как вы, а я видел невероятно яркое…
– Сновидение?
– Сновидение.
Аббатиса поняла, что он говорит с улыбкой.
– Как вы считаете, что это было? – спросила она. – Тот дурман? Что-то в дыме костра?
– Полагаю, что да. В этом… обряде, который мы видели, скорее всего, использовали какие-то никому не ведомые снадобья из трав.
– Хм…
Ей не хотелось вспоминать об обряде. Жосс от души зевнул и сказал:
– Извините. Кажется, я не могу держать глаза открытыми.
Она тоже чувствовала сонливость.
– И я.
– Может быть, нам попытаться поспать еще час-другой? – робко предложил рыцарь. – По крайней мере, пока солнце не поднимется и не начнет согревать воздух?
– Да. – Погружаясь в дрему, Элевайз рассеянно прижалась бедрами к его ногам и положила щеку на руку. – Спокойной ночи.
Жосс пробурчал что-то. Она расслышала слово «целомудрие».
– Что вы сказали? – резко спросила аббатиса.
– Ох… э-э… ничего.
– Жосс?!
– Я сказал: что бы это ни значило для обета целомудрия, – объяснил он.
Аббатисе следовало рассердиться, почувствовать себя оскорбленной, но в силу каких-то непонятных причин ей захотелось рассмеяться. Сдерживая свое желание, она возмущенно сказала:
– А кто, могу я спросить, сказал хоть слово о нецеломудренности?
Жосс начал извиняться, однако она перебила его:
– Сэр рыцарь, даже не смейте!
– Аббатиса, пожалуйста, не обижайтесь, я просто…
Но теперь она уже беззвучно смеялась, и он, будучи совсем рядом, должен был понять это.
– Все в порядке. Я дразнила вас, – сказала аббатиса.
– Как и я, – проговорил Жосс.
Она закрыла глаза.
– Перед тем как стать монахиней, я была женой, – пробормотала Элевайз в полусне.
– Правда?
– Да. – Она зевнула настолько широко, что на глаза навернулись слезы. – Что я вспоминаю с самой большой нежностью – так это не страсть в супружеской постели, а поддержку и спокойствие. – Элевайз опять пошевелилась, засыпая. – И дружбу, – добавила она почти шепотом.
Жосс что-то ответил, но аббатиса не расслышала. Она уже спала.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯКогда Жосс проснулся снова, аббатисы рядом с ним уже не было. Над рощей сияло солнце. В нескольких шагов от себя он увидел коленопреклоненную фигуру в монашеском одеянии.
Глядя на аббатису, Жосс подумал, что она читает молитвы утреннего богослужения. Заутрени? Часа третьего? Это зависело от того, как долго они спали.
Элевайз уже надела вимпл и покрывало. Головной убор сидел немного неуклюже из-за повязки на лбу, но его спутница снова выглядела прежней аббатисой. Та смеющаяся, с вьющимися локонами женщина, с которой он делил лесное ложе, исчезла.
С тихим вздохом Жосс мысленно послал ей нежное прощание.
Пока аббатиса молилась, рыцарь встал, свернул одеяла и сложил их в мешок, стараясь делать все как можно тише, чтобы не беспокоить Элевайз. Костер еще горел, но, поскольку солнечные лучи проникали сквозь листву и согревали лес, в нем больше не было необходимости.
Жосс затоптал тлеющие угли, затем достал нож, аккуратно вырезал кусок дерна на краю лощины и прикрыл им ожог земли.
Он надеялся, что это понравится Наставнице.
Больше ему было нечем заняться, и он сел на траву, ожидая, когда аббатиса закончит.
Когда Элевайз приблизилась к Жоссу, он заметил, что аббатиса избегает его взгляда. Вспомнив о проведенной в лесу ночи и о том, что он не только снял значительную часть ее монашеского одеяния, но и лег рядом, прильнув к ней всем телом, рыцарь все понял.
«Мы должны оставить это позади, – решил Жосс. – Мы должны вести себя так, словно этого никогда не было».
Рыцарь встал, почтительно поклонился и проговорил:
– Желаю вам доброго дня, аббатиса Элевайз. Я полагаю, нам следует вернуться в аббатство, как только вы почувствуете, что в состоянии идти.
Она устремила на него взгляд, в котором были смешаны облегчение и благодарность, и тихо ответила:
– Да, сэр Жосс. Я в состоянии идти прямо сейчас.
Он закинул мешок на плечо, и они направились к тропинке, что вела в Хокенли.
Но тут же остановились. В нескольких шагах они увидели безмолвную фигуру в длинной накидке – Наставницу.
Она долго стояла неподвижно, внимательно разглядывая их. Ее глубоко посаженные глаза остановились сначала на аббатисе, потом на Жоссе. Рыцарь почувствовал, что должен что-нибудь сказать – почему-то ему хотелось извиниться, хотя он и не понимал, за что, – но пристальный взгляд Наставницы сковал его.
Неожиданно она спросила:
– Женщина здорова?
Аббатиса спокойно ответила:
– Я здорова.
Наставница кивнула.
– Путь, что предстоит вам, долог для раненого.
– Я смогу идти, – заверила ее Элевайз.
Наставница приблизилась к ним. Когда женщина оказалась прямо перед аббатисой, она подняла руку и коснулась повязки на голове Элевайз, потом резким движением подалась вперед и, приблизив лицо к перевязанной ране, медленно потянула носом воздух.
– Чисто, – произнесла она. – Мужчина справился с работой. – Она быстро взглянула на Жосса.
Рыцарь склонил голову.
Наставница достала кожаный мешочек, что висел у нее на поясе, полускрытый накидкой, надетой поверх белого одеяния. Найдя в нем небольшой сосуд, она вытащила затычку и протянула сосуд аббатисе.
– Выпей, – приказала она.
Рыцарь посмотрел на Элевайз. Ему передалась ее нерешительность – это было более чем объяснимо: они все еще страдали от дыма, которым надышались прошлой ночью, – но Жосс подумал, что аббатиса не решится обидеть того, кто искренне пытается ей помочь.
Словно поняв их сомнения, Наставница усмехнулась.
– От этого питья ты не увидишь пляски ночных созданий, – проговорила она. – Оно не даст тебе ощущения полета, не наполнит твой мозг безумными картинами. Питье лишь успокоит твою боль.
– Но я не… – запротестовала аббатиса.
– Фу! Не спорь! – раздраженно прервала ее Наставница.
Аббатиса снова открыла рот, чтобы возразить, но передумала, взяла сосуд и, решившись, выпила его содержимое.
– Вот и хорошо, – проговорила Наставница.
Все трое застыли в молчании. Жосс чувствовал, как, наверное, и аббатиса, что здесь, в царстве Наставницы, они должны подчиняться ее воле. Наставница, кажется, чего-то ждала.
Вскоре Элевайз улыбнулась. Радостно и одновременно удивленно она воскликнула:
– Боль прошла!
– Конечно, прошла, – ответила Наставница. Потом она повернулась к Жоссу:
– Мужчина, я чувствую твое нетерпение. Ты хочешь отвести эту женщину в ее жилище.
Наставница ждала ответа, поэтому он сказал:
– Да. Хочу.
– Всему свое время, – возразила Наставница. – Но прежде чем вы покинете мои владения, я должна многое сказать вам. – Она вытянула руки и, словно раздвигая ветви деревьев, заставила Жосса и аббатису расступиться. Затем, жестом приказав им следовать за ней, повела их по тропинке, которую Жосс в прошлый раз не заметил, – извиваясь, она вела в лесную чащу на дальней стороне поляны с поваленными деревьями.
«Почему я не заметил ее раньше?» – с удивлением подумал рыцарь. Он в недоумении покачал головой: сейчас, когда Наставница вела их по тропинке, она была отчетливо видна.
Наставница мимолетно обернулась и со странной улыбкой взглянула на Жосса. В его голове совершенно отчетливо прозвучали слова: «Ты не видел этот тайный путь, ибо так хотела я». Уже в первый раз у рыцаря появилось тревожное ощущение, что рядом с ним что-то – или кто-то, – что находится далеко за пределами его жизненного опыта и понимания.
Когда они миновали поляну, Наставница взмахом руки показала на мертвые деревья.
– Это сделали чужаки, – сказала она. – Какая гнусность!
И Жоссу показалось, что он услышал, как аббатиса пробормотала:
– Я так и думала…
* * *
Наставница завела их не слишком далеко. Примерно четверть мили они пробирались по узкой тропинке и затем вышли на поляну, через которую бежал ручей. Над ним, на более высоком берегу, стояло нечто, похожее на жилье. Каркас был сделан из согнутых и переплетенных ветвей, крышу заменял слой листьев и дерна. Внутри виднелся каменный очаг, на нем стоял горшок, в котором что-то тихо булькало.
Наставница знаком приказала им сесть на берегу, над журчащим ручьем.
Когда они усаживались, Жосс неожиданно подумал: какое завораживающее сочетание звуков – воды, бегущей над каменистым дном, монотонного бульканья в горшке – и запахов!.. Сильный травяной дух, принесенный паром из горшка, сладкий аромат цветов и свежей зелени, запах торфа, исходивший от ручья…
И какая же сила была заключена в царящей здесь атмосфере!
Наставница не села рядом. Продолжая стоять над рыцарем и аббатисой и дождавшись их полного внимания, она заговорила.
– Мы не приветствуем чужаков. – Наставница посмотрела сверху вниз сначала на Жосса, потом на Элевайз. – Они не понимают законов нашей жизни. Чужаки губят и оскверняют то, чему мы поклоняемся как святыне. Они убили священный дуб.
Жосс задумчиво кивнул.
– В той роще, где руины древнего храма, – проговорил он. – Они расставляли капканы для дичи и наткнулись на зарытые там монеты.
– Они копали под самым древним дубом, – продолжала Наставница. – Он рухнул по своей собственной воле, потому что устал и не хотел больше жить. Чужаки забрали то, что им не принадлежало, но, не насытившись тем, что столь легко покинуло землю, они убили второе дерево. – Ее лицо подрагивало от волнения, а голос был полон горечи. – Этот дуб был юным, столетия жизни лежали перед ним! Но чужаки стали кромсать его тупыми орудиями и рубили, пока он не истек кровью и не заплакал, и тогда они повергли его на землю!
– Они совершили великое зло, – тихо сказал Жосс.
– Чужаки нанесли нам обиду, – сказала Наставница, овладев собой. – А мы ничего не забываем.
– Тот человек, чужак, умер, – заметил Жосс. – Дротик был брошен умелой рукой, и он умер мгновенно.
Наставница кивнула.
– Это наше правило. Мы не хотим никому причинять боль.
– Он умер, потому что убил ваш дуб? – осторожно спросил Жосс.
Несколько секунд Наставница пристально смотрела на него сверху вниз.
– Деревья в священной роще несут на себе золотые ветви и серебряные ягоды, – ответила она. – Плоды солнца и плоды луны, чистые белые семена бога.
– Омела… – пробормотал Жосс.
Неудивительно, что Лесной народ так тяжело воспринял утрату дерева. Растущая на дубе омела – большая редкость, и вот в одночасье они потеряли два этих особых дерева. Один дуб умер сам, а другой преднамеренно срубили – и лишь для того, чтобы утолить человеческую алчность.
– Есть еще кое-что, – продолжала Наставница. Она повернулась спиной к потоку, обошла полный круг между ним и жилищем, затем, словно собравшись с мыслями, вернулась и снова обратилась к Жоссу и аббатисе:
– Вы видели наш самый тайный обряд. Он не для чужаков.
– У нас не было никаких дурных намерений, – возразила аббатиса. – Мы пришли в лес, потому что я беспокоюсь о двух моих… о двух юных женщинах, которые находятся под моей опекой. Мы наткнулись на ваше… действо в роще по досадной случайности.
Наставница внимательно посмотрела на нее.
– Никаких дурных намерений, – повторила она. – И тем не менее вы видели то, что запрещено видеть чужакам.
– Мы не… – начал было Жосс.
Но аббатиса и Наставница все еще смотрели в глаза друг другу. У Жосса внезапно возникло ощущение, что между ними протянулась незримая нить, и это означало, что, несмотря на все различие между ними, они понимали друг друга.
Аббатиса тихо спросила:
– Наставница, что это был за обряд?
Едва заметно кивнув, Наставница ответила:
– Слушай, и я расскажу тебе.
Она выпрямилась, опустила руки и вгляделась в лес, темнеющий на противоположном берегу стремительно несущейся воды.
– Нас немного, тех, кто живет в Великом лесу, в единении с ним, – начала она. – Мы переходим с места на место, живем то тут, то там. Так происходит из года в год. Мы принимаем то, что в изобилии дает нам лес, но не злоупотребляем его щедростью. И мы ограничиваем наше число, чтобы Великой Матери было легче заботиться о нас.
Она умолкла. Затем ее мелодичный голос зазвучал вновь:
– Летом, под усыпанным звездами ночным небом, каждые двести лун мы собираемся в самой древней роще, несущей серебряные ягоды, для священного обряда продолжения рода. Мы выбираем достигшую зрелости деву, которая должна принять семя племени. Если есть на то воля Матери, семя старших успешно изливается в лоно юной женщины, и в свой срок рождается новое дитя племени.
Наставница закрыла глаза и тихо забормотала заклинания, словно то, о чем она рассказывала, было настолько важным и сокровенным, что даже говорить о подобных вещах было опасно и изнурительно. Затем, собравшись с духом, она продолжила:
– Если обряд продолжения рода приводит к зарождению жизни и появляется мальчик, его со временем обучают всем тайнам, и, когда приходит его черед, он становится одним из старших в племени, чтобы породить новую жизнь, так же как когда-то был порожден он сам. Если дитя – девочка, ее отделяют от племени, и она растет вдали от нас, пока ей не исполнится шестнадцать, тогда ее оплодотворяют семенем племени.
Жосс недоверчиво покачал головой. Он с трудом мог поверить, что здесь, в этом лесу, который начинался в сотне ярдов от стен аббатства Хокенли, в нескольких милях от дорог, городов и деревень, здесь, в этом лесу, живут люди, которые все еще поклоняются древним богам и богиням и которыми повелевают солнце и луна. Люди, которых, кажется, даже в малой степени не коснулось просвещение уходящего двенадцатого столетия.
Это было почти невероятно.
До него донеслись слова аббатисы. С почтением, словно просительница, она поинтересовалась, можно ли ей задать Наставнице вопрос.
– Спрашивай, – ответила Наставница.
– Та девушка, что была там прошлой ночью, – проговорила Элевайз. – Она… Наставница, она выглядела точно так же, как одна из девушек, находящихся под моей опекой. Одна из тех, о которых я беспокоилась. – На лице аббатисы появилась мимолетная улыбка. – Беспокоилась столь сильно, что мне пришлось вторгнуться в ваш лес.
Наставница, все еще глядя в глаза аббатисе, понимающе кивнула. Затем ответила:
– Это Селена. Ту девушку, которую вы видели, зовут Селена. Она родилась шестнадцать лет назад в роще серебряных ягод, но, приведя девочку в этот мир, мать покинула его.
Отзвук старой печали омрачил лицо Наставницы. Оно потемнело, глубокие проницательные глаза сузились в зловещие щелочки, а полные губы сомкнулись, образовав жесткую линию. На какое-то мгновение Жосс воочию увидел грозное могущество этой женщины.