Текст книги "Пепел стихий"

Автор книги: Элис Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Пока рыцарь говорил, она смотрела на него с открытым ртом, в безмолвном изумлении. Жосс мрачно подумал, что она собирается отрицать все это, скажет, что он заблуждается. Что тогда делать дальше?

Ледяным тоном она ответила:

– Я никогда ничего не слышала ни об одном из этих людей.

Что ж, у Тобиаса не было никаких причин упоминать их имена. Но, с другой стороны, Петронилла говорила так убедительно! Жосс мог поклясться, что она говорит правду! С ясным ощущением, что мчится в тупик, он все же продолжал:

– Может быть и нет, но все равно, леди, я не сомневаюсь, что Тобиас знал их. Как бы там ни было… – Он уже не был так уверен в собственной правоте. – Я мог бы доказать это, я знаю, что мог бы! И, вероятно, все еще могу. Должен быть способ отыскать предметы, которые они взяли из леса и…

Петронилла не дала ему закончить. Глубокое презрение сделало ее голос грубым. Она проговорила:

– Мой муж никогда не имел дел с мелкими воришками! – В бешенстве остановив на Жоссе взгляд, Петронилла продолжала: – Ради Бога, сэр рыцарь, он женился на богатой женщине. Что могло заставить его тайком торговать безделушками?

Это был хороший вопрос. Сосредоточенно нахмурившись, Жосс ответил:

– Знаете, я едва ли назвал бы это… безделушками…

И снова она перебила.

– Как вы можете?! – закричала она. Ее тонкие руки сплелись в порыве отчаяния. – Тело моего мужа еще не остыло, а вы здесь стоите и обвиняете его в преступлении, больше подходящем для простолюдинов, чем для прекрасного благородного юноши, каким он был!

Жосс склонил голову.

«Несчастная женщина, – подумал рыцарь, – она потрясена. Ужасное событие этого утра все еще довлеет над ней. И вот появляюсь я с моими мелкими обвинениями, думая о деле, которое для любого, кроме меня, должно показаться просто чепухой в сравнении с горем».

Почувствовав себя виноватым, Жосс поднял глаза и проговорил:

– Леди, простите меня. Мои замечания неуместны. Это дело может подождать до тех пор, пока… – Нет. Он не должен даже говорить об этом. Вложив в голос всю искренность, на которую был способен, он мягко продолжил: – Петронилла, я приехал, чтобы помочь вам. Скажите мне, если вам угодно, что я могу сделать?

Она пристально смотрела на него. Через открытую дверь на женщину падал свет, и рыцарь мог ясно рассмотреть ее лицо. Гневное, оскорбленное выражение медленно менялось, и в какой-то миг она вдруг превратилась в гордую и высокомерную знатную леди, которая с достоинством несет свою боль.

– Благодарю вас, сэр рыцарь, – отвечала она. – Здесь есть дела, с которыми я должна справиться, и решения, которые нужно будет принять…

Ее голос стал прерываться, и, наконец, Петронилла умолкла. Ее взгляд, словно влекомый необоримой силой, вернулся к телу Тобиаса. Тихо всхлипнув, она опустилась на колени, пышные юбки большими складками легли вокруг нее. Нежно прикоснувшись, словно мать к лицу спящего ребенка, она погладила густые волосы над поврежденным лбом.

– Он мертв, – прошептала она. – Мертв.

Затем, ниже склонившись над трупом, начала рыдать.

Какое-то время Жосс слушал эти разрывающие сердце звуки, затем, приблизившись к Петронилле, крепко взял ее за плечи и поднял на ноги.

– Леди, вы должны быть мужественны, – сказал он. – Давайте присядем здесь. Может, послать за каким-нибудь укрепляющим напитком, который дал бы вам силы справиться со всем, что придется вынести?

Она позволила рыцарю увести ее на несколько шагов от того места, где лежал Тобиас. Потом, обернувшись, пробормотала:

– Я не хочу покидать его.

– Вам не нужно этого делать, леди, – ответил Жосс, – мы останемся поблизости и…

Словно не слыша его, Петронилла сказала:

– Он не может покинуть меня сейчас. Он должен оставаться здесь, в моей зале, а я все время буду находиться в его веселой компании.

Ужас охватил Жосса – пугающее ощущение, что неожиданно он прикоснулся к безумию.

– О нем должны позаботиться, Петронилла, – мягко возразил Жосс. – Он не может оставаться здесь долго. Это не… – Рыцарь искал подходящее, более выразительное слово, но вскоре бросил поиски и вяло закончил: – Это не годится.

Петронилла все еще смотрела на Тобиаса и вдруг тихонько запела. Бледная улыбка осветила ее лицо.

– Пойдемте, мы подумаем вместе, где он должен быть похоронен, – быстро заговорил рыцарь. – Где-нибудь поблизости, как вы думаете? Чтобы вы могли часто бывать там и вспоминать ваши счастливые времена. Или…

Внезапно она замолкла и стремительно обернулась. Теперь все ее внимание было сосредоточено на Жоссе.

– Счастливые времена? – повторила Петронилла. Ее лицо выдавало какую-то яростную внутреннюю борьбу: она начала говорить, затем остановилась. Но когда неведомое чувство вновь обожгло ее, слова, которые она старалась удержать, полились потоком: – В этом доме была боль! – воскликнула она. – Я говорила вам это! – приблизив свое лицо к рыцарю, она продолжала: – Вы сказали, что знаете: мой муж посещал Великий лес, и вы спрашивали меня, почему. Вы хотите знать? Хотите?! – выпалила она. – Что ж, сэр рыцарь, вы узнаете! Я скажу вам, что он делал в лесу.

Она остановилась, внезапно сделав глубокий резкий вдох. Словно собираясь с силами, на несколько секунд закрыла глаза и соединила руки на груди, как будто в беззвучной молитве.

Затем абсолютно спокойно продолжала:

– Он был с женщиной. Юной и страстной женщиной, чья мягкая плоть уступила его нежным ласкам, чье влажное тело тянулось навстречу ему, чьи полные губы целовали его жаждущие уста… – Горестное рыдание вырвалось у нее, пошатнув хрупкое спокойствие. Она продолжала, перейдя на шепот: – Прекрасная женщина, способная дать ему ту страсть, которую он не получал от меня.

Жосс был потрясен до глубины души. Неужели она была права? Могла ли она знать наверняка? Он спросил:

– Как вы можете быть так уверены?

Ее лицо приняло лукавое выражение.

– Вы забыли, – ответила она. – Вы спрашивали меня, продолжаю ли я следить за ним, и я сказала…

– Вы сказали, что иногда, – закончил Жосс за нее.

Боже мой! Бедная, несчастная душа! Неужели все это время она знала, что муж ей изменяет? Неужели предубеждение Жосса, заранее решившего, что Тобиас был в одной связке с Хаммом Робинсоном, заставило неверно истолковать ее слова? Поверить, что она считала своего мужа вором, когда на самом деле единственное преступление этого красивого и привлекательного юноши в том, что он был не в состоянии устоять против прелестного личика?

«Я заблуждался, – подумал Жосс, и чувство вины вновь захлестнуло его. – И лишь из-за того, что я заблуждался, этот человек лежит мертвый в своем собственном доме. – Он бросил быстрый взгляд на Петрониллу. – Если бы я догадался раньше, – ругал он себя, – тогда, быть может, я поговорил бы с Тобиасом, убедил его в безрассудстве его поведения. Сказал бы ему, что нужно разорвать любовные цепи, которые держат его, и быть честным с женой. Верным своему обещанию. Но я этого не сделал».

Жосс обратился к Петронилле, хотя едва ли его вопрос был уместен:

– С кем же он встречался в лесу?

Петронилла выглядела удивленной.

– Вы спрашиваете меня, сэр рыцарь? При всей вашей сообразительности вы не выяснили этого?

Он покачал головой.

– Нет.

Слабая улыбка на мгновение изогнула ее тонкие губы.

– Я говорила вам – разве нет? – что Тобиаса воспитывала старая тетка?

– Да.

– Так вот. Эта тетка жила убогой жизнью скаредной старухи, единственным бриллиантом, сиявшим в ее доме, была служанка. Бриллиантом, который и сама она наверняка ценила. Девушка была юной и жизнерадостной, она обычно пела, когда выполняла свою работу, даже несмотря на то, что ее труд от рассвета до заката был тяжел, а старуха скупа на похвалу; любой мог бы подумать, что у юной служанки немного причин для песен. – Еще один вздох. – Естественно, Тобиасу она казалась неотразимой, а он был таким же для нее. Они влюбились друг в друга и стали любовниками. Прошло время, тетка заболела и, возможно, в неком порыве раскаяния за свои недобрые дела решила совершить паломничество за святой водой. Девушка привезла ее в аббатство Хокенли, где, когда Господу было угодно, Он забрал старуху к себе. – Еще одна мимолетная улыбка. – Разумеется, каждый был рад распрощаться с ней; и если даже у какой-нибудь милосердной души были добрые мысли о старухе, они упорхнули прочь через окно, как только зачитали ее завещание. Она не оставила Тобиасу ни гроша, как и другим, ухаживавшим за ней. Она оставила все свое состояние этому проклятому аббатству.

Но Жосс едва ли слушал ее. Он вспоминал. В его голове звучал голос аббатисы Элевайз:

– …она появилась здесь, сопровождая свою хозяйку… Когда хозяйка скончалась, Эсиллт некуда было идти.

– Он был влюблен в Эсиллт! – воскликнул рыцарь. – Это она была служанкой его пожилой тети, ведь так? Тобиас ходил в лес, чтобы увидеться с любовью своей юности, которую он так и не смог забыть! – Захваченный милой романтической картиной, рыцарь не подумал о том, что Петронилле едва ли все это покажется милым. Жосс поспешно сказал: – Леди, простите меня, на какой-то миг я забыл, что мы говорим о вашем супруге. Он, конечно, обманывал вас, был неверным мужем и лжецом, а это грех, тяжкий грех как против священных законов, так и против вас, леди.

Но Петронилла не слышала его. Она напевала себе под нос какую-то некстати веселую песенку, и Жоссу вдруг показалось, что он знает ее, хотя одному Богу известно, откуда:

– Он любовь подарил, щебет птиц возвестил, по весне он меня полюбил, – звучал безжизненный сухой голос.

Петронилла посмотрела на Жосса.

– Она пела это ему, вот так, и я слышала, как он тоже пел эту песенку, когда думал, что я его не слышу. Но я слышала. И понимала, что Тобиас снова был с ней. – Слезы струились по лицу вдовы, приобретшему пепельный оттенок. – Он обещал, – шепотом продолжала она, – после того как в последний раз был с ней, обещал… – Петронилла схватила рукав Жосса. – Он правда любил меня, знаете, действительно любил, и, когда я сказала, что он должен прекратить видеться с той девушкой или с кем бы то ни было, иначе я выгоню его, он обещал, что не будет… – Неожиданно черты ее лица смягчились. – Я не смогла бы выгнать его, несмотря ни на что. Я любила его слишком сильно.

Жосс погладил руку, вцепившуюся в его рукав.

– Я понимаю, леди.

Все стало совершенно ясно. Жена, будучи значительно старше мужа и зная его натуру, попыталась привязать его к себе с помощью сделки. Но все ее ухищрения привели лишь к подтверждению того, что он не способен соблюдать условия. Он нарушал их, а когда оказывался пойман с поличным, клялся исправиться – и вновь поддавался искушению вернуться к нежно любящей, сияющей от счастья юной девушке, которая его ожидала.

Любил ли на самом деле Тобиас Петрониллу? Видел ли в ней женщину – в конце концов, жену – а не только богатую покровительницу?

Сейчас это представлялось столь же сомнительным, сколь и раньше.

Но потом Жосс вспомнил лицо юноши, когда тот смотрел на свою жену, улыбался ей с такой нежностью, когда рассказывал, как он утешал ее после смерти отца и как они вместе с удовольствием обустраивали дом ее покойного отца.

«Я не знаю, – признался рыцарь самому себе. – Я просто не знаю».

– Сегодня утром он сказал мне, что опять был с ней, – тихо продолжала Петронилла. – Он едва вошел, а я уже поняла, что он ездил верхом этим холодным ранним утром. Он позвал меня за стол, чтобы позавтракать, и я заметила, как светится от счастья его лицо. – Петронилла всхлипнула, чувства душили ее. Затем, после короткой паузы, она продолжала: – Бесконечный ужас овладел мной, и я воскликнула: «О Тобиас, скажи мне, что это неправда! Скажи мне, что я ошибаюсь, что ты не был с ней!» Сначала он клялся, и я поверила ему, поверила, что все хорошо, поэтому бросилась в его объятия и прижалась к нему, и… о… и я… он… – Несколько мгновений она не могла продолжать. Затем, словно поняла, что должна, сказала с трогательным достоинством: – Он не ответил на мои объятия. Он пытался, но его руки словно оцепенели, и он отстранял свое прекрасное тело от меня! Как будто, несмотря на все усилия, не мог удержаться и сравнивал мои кости с роскошью ее теплых, мягких форм. И, почувствовав мое желание, не был способен обращаться со мной так же, как с ней. И тогда я все поняла.

Слезы уже намочили ткань ее темного платья на груди, но она не пыталась вытереть их. Жосс подумал, что остановить их было бы для нее не легче, чем оторваться от земли и полететь.

– Моя леди, я так сожалею, – бормотал он.

Она взглянула на него.

– Благодарю вас, – ответила она. – Я осмелюсь утверждать, что это достаточный повод для печали… – Она вздохнула. – Я не смогла сдержаться, сэр рыцарь. Все эти нарушенные обещания, все эти отлучки, когда он искал наслаждения с ней, а теперь – о, теперь! – он отворачивался от меня! – Она с запозданием достала из рукава крошечный кусок тонкой ткани и, хотя лоскут явно не мог справиться с задачей, начала промокать им глаза, нос, лицо. – Когда он покинул мои объятия и направился вниз по ступенькам, я подняла подставку для ног, что стояла под столом, и ударила его.

– Ударили прямо по затылку, – тихо проговорил Жосс. – Да, леди. Я знаю.

Ее неподвижный взгляд был прикован к рыцарю.

– Я убила его, – сказала она. – Так ведь, сэр рыцарь? Убила любовь моей жизни, потому что он не был честным.

Наступило долгое молчание. Жосс смотрел на мертвого мужчину, лежавшего у его ног, затем украдкой поднял глаза на искаженное болью лицо его вдовы.

Она страдала. Безутешная душа. Она будет страдать и дальше, лишившись красивого молодого мужа, и всю свою жизнь станет в одиночестве оплакивать его. Но вместе с горем она будет ощущать и вину. Удар по затылку, возможно, не убил его, но стал причиной страшного падения на угол ступени. Без сомнений, достаточно оснований, чтобы чувство вины стало невыносимым, поглотило ее душу, разум и, в конце концов, тело.

В самом деле, она была достаточно наказана.

На мгновение Жосс представил, что стало бы с ней, если бы он исполнил свой долг – вызвал шерифа. Арест, тюремное заключение, суд, и, если ее признают виновной, после ужасных долгих дней, проведенных в какой-нибудь грязной тюрьме, однажды солнечным утром ее выведут и повесят.

Нет.

Это немыслимо. А кроме того, не вернет Тобиаса.

Пока Петронилла тихо рассказывала о происшедшем, Жосс стоял слева от нее. Теперь с показной нарочитостью он начал дергать себя за правое ухо.

– Боже мой, – произнес он довольно громко, – мое правое ухо!

Через какое-то время Петронилла повернулась, чтобы взглянуть на него.

– Что с вами, сэр рыцарь?

Жосс посмотрел ей в глаза и выдержал ее пристальный взгляд, не позволяя ей отвернуться. Затем произнес очень старательно:

– Странно, но я что-то плохо слышу правым ухом. Вы знаете, леди, я не смог расслышать ни одного вашего слова с того момента, как вы вошли в залу и поблагодарили меня за приезд.

Она была поражена.

– Но… – начала Петронилла.

Он поднял руку.

– Нет, – мягко перебил ее рыцарь. – Леди, пусть все останется так.

На какой-то миг горе, потрясение и ужас исчезли с ее лица, и она стала выглядеть, как, наверно, выглядела много лет назад, до того как в ней проснулась роковая любовь к Тобиасу. Она прошептала:

– О, сэр Жосс! Есть еще в мире доброта…

Подалась вперед и легким поцелуем коснулась щеки Жосса.

Потом, расправив плечи и излучая достоинство, повернулась, пересекла залу и скрылась за дверью своей комнаты.

* * *

После ее ухода Жосс долго стоял в зале, задумчиво глядя на тело Тобиаса.

Затем тоже быстро вышел.

Оказавшись в теплых лучах вечернего солнца, он позвал Пола и, когда тот появился возле лестницы, сказал ему, что Дюран скончался в результате падения с лестницы и что из-за летней жары Полу следует поспешить, чтобы тело было как можно скорее положено в гроб и похоронено.

Хотя было достаточно поздно, Жосс решил вернуться в Хокенли. Он устал, проголодался, ему предстоял долгий путь, но тем не менее он счел, что уехать предпочтительнее, чем остаться.

Рыцарь согласился бы и на худшие условия, лишь бы только сбежать от тела и безутешной вдовы, которых он только что оставил.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Когда Жосс вернулся, аббатство Хокенли было погружено в полную темноту, что, принимая во внимание поздний час, едва ли было удивительно. Спустившись в долину, он расседлал Горация, стреножил его, чтобы тот не мог уйти далеко, затем, похлопав коня по крупу, пустил его на сочную зелень небольшого луга.

Потом рыцарь направился прямо к лежаку, который в спешке покинул, казалось, так давно. Повертевшись некоторое время, чтобы устроиться поудобнее, он закрыл глаза и вскоре крепко заснул.

Разбудивший рыцаря брат Савл предстал перед ним с хлебом, куском соленого сыра и кружкой некрепкого эля.

– Вы вернулись поздно ночью, сэр Жосс, – сказал он, когда рыцарь принялся за еду.

– Да.

– Вашего коня я отвел в конюшню аббатства, – продолжал Савл, – а там сестра Марта снова исполнит любой его каприз.

Жосс улыбнулся.

– Эта женщина умеет ладить с лошадьми.

– И особенно любит вашу, – согласился Савл.

– Спасибо, Савл, – сказал Жосс, – и за то, что позаботился о старине Горации, и за то, что принес мне завтрак.

Савл склонил голову в знак признательности.

– Сэр Жосс, я также принес сообщение от аббатисы. Она спрашивает: когда вы будете готовы, не могли бы вы…

– …прийти и увидеться с ней, – закончил Жосс, поднимаясь и стряхивая крошки. – Да, Савл. Конечно.

Рыцарь нашел аббатису за столом в ее комнате. Она подняла голову, ее лицо выражало сочувствие.

– Вы выглядите уставшим, – заметила Элевайз.

– Так и есть, – ответил он, усмехнувшись. Затем, став серьезным, рассказал ей о том, что случилось в доме Дюранов.

– Тобиас мертв! – прошептала она. – Из-за такой нелепой случайности!

Всю дорогу домой прошлой ночью Жосс решал, следует ли ему рассказать аббатисе всю правду. Теперь, глядя на нее, эту мудрую, чуткую женщину, с которой они пережили так много, он решил, что не позволит ей и дальше верить лжи.

Поэтому он рассказал, как умер Тобиас Дюран.

Элевайз молчала, и у Жосса появилось странное чувство, что у него отняли нечто очень важное. Как будто все это время он ждал от аббатисы одобрения своих действий – сокрытия причастности Петрониллы к этой смерти.

Словно он нуждался в этом одобрении.

Но, спустя некоторое время, когда молчание уже показалось Жоссу неловким, Элевайз ответила:

– Это показывает, сэр Жосс – не так ли? – как неразумно разрешать необученным собакам путаться в ногах у человека на верхней ступеньке его собственной лестницы.

Итак, рыцарь получил одобрение, которого желал.

* * *

Потом Жосс рассказал аббатисе о роли Эсиллт.

– Любовница! – ахнула она изумленно. – Боже мой, Жосс, почему мы… прошу прощения, почему я не подумала об этом? Юная девушка, такая, как она – привлекательная, статная, беспечная – что ж, разумеется, она была собой, ведь она любила и твердо знала, что любима. И вместе с ним там, в лесу, она… – Внезапно, аббатиса запнулась и с легким румянцем закончила: – Однако лучше не думать об этом, раз несчастный Тобиас мертв.

– Это милосердно, аббатиса, думать о нем с добротой, хотя он согрешил, – заметил Жосс.

Она посмотрела на рыцаря.

– Кто мы, чтобы судить? – возразила аббатиса. – И, по правде сказать, он дорого заплатил за свой грех. – Она покачала головой. – Слишком дорого… – Вдруг Элевайз замолчала, а потом в ужасе прошептала: – Эсиллт знает, что он мертв?

– Господи! – У Жосса вырвалось проклятие. – Прошу прощения, аббатиса. Я не хотел вас оскорбить…

Нахмуренная и озабоченная, она отмахнулась от его извинений.

– Я знаю это, Жосс. Знаю. Она – Эсиллт – вчера отсутствовала и, насколько мне известно, еще не вернулась. Сестра Эмануэль глубоко обеспокоена ее поведением, как, впрочем, и я. – Аббатиса одарила Жосса мимолетной нежной улыбкой. – Можно мне попросить вас еще об одном одолжении: чтобы вы пошли и поискали ее?

– Конечно. – Он улыбнулся в ответ.

– Конечно же и я помогу, – сказала она, поднимаясь. – Как только мы отслужим Час шестой, я отправлюсь вслед за вами.

* * *

Жосс, которому не нужно было ждать, пока закончится Час шестой, начал поиски Эсиллт тотчас же.

«Они встречались в лесу, эти двое влюбленных, – думал он, выходя из ворот аббатства, – на какой-нибудь поляне, возможно, не очень далеко, только чтобы скрыться от посторонних глаз».

И…

В конце концов ему не пришлось возвращаться в лес. По узкой тропинке, что огибала аббатство и вела к задним воротам, медленно шла Эсиллт.

Жосс вернулся к главному входу, развернулся и пошел без особой спешки: девушке понадобится больше времени, чтобы добраться до дома для престарелых, чем ему. Возле дальнего конца больничного покоя он остановился и стал наблюдать за задними воротами. Толстые стены надежно скрывали его.

Через несколько секунд появилась Эсиллт.

Она шла медленно, словно во сне. Голова девушки была опущена, поэтому он не мог видеть ее лица, но весь ее облик говорил о глубоком отчаянии и унынии.

Когда она поравнялась с больничным покоем, рыцарь вышел из своего укрытия и направился следом за ней. Услышав его шаги, Эсиллт подняла голову.

– Здравствуйте, сэр Жосс, – проговорила она. Ее голос звучал непривычно тихо.

– Здравствуй, Эсиллт.

Вместе они подошли к дверям дома для престарелых.

– Вы пришли, чтобы повидать моих старичков? – спросила она, и на мгновение вспыхнул слабый отсвет ее прежней жизнерадостности. – Вы обещали, что придете. А честный человек не нарушает свое слово, пока он в состоянии его сдержать.

Судорога исказила ее лицо.

– Я не забыл, – ответил он. – Я приду, Эсиллт, но не сегодня. А сейчас мне нужно поговорить с тобой.

Рыцарь взял девушку за руку, они подошли к согретым солнцем каменным скамьям и сели. Он ласково начал:

– Эсиллт, я приехал из дома Тобиаса. Я знаю о том… знаю, кем вы были друг для друга.

Она медленно кивнула.

– Да, – и затем повторила: – Кем мы были друг для друга. – Ее взгляд устремился на рыцаря. – О, добрый, милостивый Боже, значит, я была права!

Жосс обнял ее.

– Права в чем, милое дитя?

– Он мертв. Да?

Как можно мягче Жосс ответил:

– Да, Эсиллт. Боюсь, что да.

– Как это вышло?

– Несчастный случай. Одна из гончих бросилась ему под ноги, он упал и ударился головой.

Она засмеялась едва слышно и горько.

– Эти гончие! Я часто говорила ему, что их надо лучше дрессировать, они всегда… – Но, словно осознав, что это уже не имеет значения, она умолкла. Потом сказала: – Я знала. Когда он не пришел прошлой ночью, я знала.

– Вы были настолько близки? – спросил Жосс с некоторым удивлением.

– Да. Поймите, ничто иное не удержало бы его! Ничто и никогда.

– Только смерть, – тихо проговорил он.

– Только смерть.

Он ждал, точно зная, что произойдет дальше. Действительно, через какое-то время, когда Эсиллт осознала случившееся и начала понимать, что с этого момента ей придется встретиться лицом к лицу с жизнью, в которой не будет Тобиаса, силы начали покидать ее. Сраженная, она повисла на руках Жосса и зарыдала так, словно никогда уже не сможет остановиться.

* * *

Но, как всегда бывает, через некоторое время Эсиллт затихла.

А позже она рассказала все Жоссу, потому что единственное, чего она хотела и единственное, что могла делать, – это говорить о Тобиасе.

Многое рыцарь уже знал, но было нечто, о чем он даже не догадывался.

Слушая ее, Жосс подумал: существует лишь одна вещь, которая может дать ей хотя бы слабое утешение после смерти ее возлюбленного. Теперь уже ничто не причинит ему вреда, он вне досягаемости земного правосудия и наказания, и Эсиллт может сознаться, что Тобиас Дюран убил Юэна Ашера.

И что тогда, глубокой ночью в полнолуние, когда она выскочила из леса прямо на Жосса и аббатису – в крови, полураздетая, она бежала из тайного места, которое Тобиас нашел для них.

– Мы занимались любовью, – сказала она Жоссу, и это воспоминание вызвало в ней слабый огонек радости. – Мы были едины и так очарованы друг другом, что даже не слышали, как Юэн бежал в нашу сторону, продираясь через кустарник, и заметили его, только когда он оказался почти над нами. Тогда Тобиас вскочил на ноги, совсем обнаженный, такой мужественный и гордый, а этот Юэн и говорит: «Тобиас Дюран, вот те на! Что это вы здесь делаете?»

– Откуда они знали друг друга? – спросил Жосс.

Опять мимолетная улыбка.

– Когда-то Юэн продал Тобиасу сокола, но птица заболела и сдохла.

– А…

– Тогда Тобиас выхватил свой кинжал и убил его, – снова звучал ее тихий голос. – Он должен был убить его, понимаете, – убежденно продолжала Эсиллт, – потому что иначе он все рассказал бы ей, Петронилле. А Тобиас не хотел этого.

– Это едва ли удивительно, – усмехнулся Жосс. – Смышленый человек вроде Тобиаса не зарежет гусыню, несущую золотые яйца.

Несколько секунд Эсиллт молчала, стараясь понять смысл его слов, потом, повернувшись к нему, ответила:

– Нет, сэр Жосс. Вы ошибаетесь. Тобиасу нравилось быть мужем богатой женщины, конечно, нравилось. Как и любому другому, выросшему в такой жалкой нищете. Но он не хотел, чтобы Юэн Ашер рассказал обо всем Петронилле, потому что боялся обидеть ее.

– Ты хочешь уверить меня, – медленно проговорил Жосс, – что Тобиас беспокоился о жене?

– О да, – просто ответила Эсиллт. – у него было любящее сердце, у Тобиаса. В нем было место для нас обеих, для нее и для меня, только она не понимала этого.

– Нет, не понимала, – пробормотал рыцарь.

– Что?

Поскольку его замечание не было предназначено для ушей Эсиллт, он ответил:

– Нет, ничего.

* * *

Некоторое время они продолжали сидеть на каменной скамье. Рыцарь все еще обнимал девушку одной рукой. Сейчас Эсиллт, казалось, несколько успокоилась, и это побудило Жосса спросить, что она будет делать дальше.

– Наверное, пойду в Тонбридж, чтобы рассказать все шерифу Пелему. Может, он выпустит Сифа Миллера. У меня больше нет причин хранить тайну, ведь Тобиас уже вне власти закона. – На миг ее лицо омрачилось, но затем, быстро овладев собой, она улыбнулась. – Конечно, вряд ли здешний люд поблагодарит меня за освобождение Сифа. Всем здесь стало лучше с тех пор, как эти трое, Хамм, Юэн и Сиф, убрались с дороги. И все же, – она вздохнула, – нельзя же казнить человека только за то, что он негодяй и всем досаждает, правда?

– Нельзя, – согласился Жосс. – В таком случае в этом государстве на каждой виселице болтались бы повешенные.

Эта была неудачная шутка, но Эсиллт любезно посмеялась.

После паузы рыцарь продолжил:

– По правде, я хотел знать, что ты будешь делать прямо сейчас, в эту минуту? То есть, как ты собираешься распорядиться своей жизнью?

– Это сложный вопрос, сэр рыцарь. Даже не знаю.

– Тебя ценят здесь, в аббатстве, – заметил он.

– Вы думаете, мне надо стать монахиней?

– Нет, Эсиллт, Боже упаси! Конечно же нет! – воскликнул он. Сейчас ее смех зазвучал почти так же, как прежде. – Я имел в виду, что ты могла бы остаться здесь, чтобы и дальше заботиться о своих милых старичках.

Она порывисто вздохнула.

– Остаться здесь! Без него! О нет, я не думаю, что смогу.

– Моя славная девочка, – ласково заговорил Жосс. – Ты будешь тосковать по нему везде, где бы ты ни была. Но здесь, несмотря на то, что воспоминания будут более мучительными, ты будешь заниматься полезной работой и даже более того, работой, к которой у тебя, похоже, исключительная способность. Не станет ли это утешением – быть нужной? – Жосс прижал ее к себе. – И к тому же здесь ты будешь окружена знакомыми дружескими лицами, что поможет в горе.

– Они останутся моими друзьями? – изумленно спросила Эсиллт, немного отстранившись и с недоверием глядя на рыцаря. – Даже когда узнают, что я сделала?

– Да, дитя, – он легонько встряхнул ее. – Много хороших монахинь, несмотря на все то, что ты можешь подумать, в глубине души, возможно, прячут воспоминания о давней любви, даже о страсти. Скорее всего некоторые из них поймут. Я не верю, что они осудят тебя, ведь сам Господь Бог, которому они поклоняются и служат, учит нас любить друг друга. И хотя я знаю, что аббатиса порой выглядит и даже ведет себя подобно разъяренному льву, могу уверить тебя: у нее доброе сердце, и ее душа с радостью прощает.

Эсиллт внимательно посмотрела на Жосса.

– Вы говорите так, потому что знаете, – пробормотала она.

– Что? Что ты сказала?

Наконец девушка улыбнулась от всего сердца, и на ее щеках вновь появились ямочки. Рассмеявшись, она ответила:

– Нет, ничего.