Текст книги "Пепел стихий"

Автор книги: Элис Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Снова видя перед собой Жосса, Элевайз почувствовала себя намного спокойнее. И не только потому, что он посоветовал ей, как поступить с Калистой, – скорее, для нее было подлинным наслаждением откровенно поговорить с человеком, наделенным таким глубоким здравым смыслом.

– Вы должны отложить постриг этой девушки в монахини, – решительно заявил он. – Было бы опрометчиво – как по отношению к ней, так и по отношению к общине – ввести ее в жизнь самоотверженного служения и духовной зрелости, для которой она, судя по вашим словам, еще не готова.

Жосс не только поддержал Элевайз в ее мнении, он рискнул предложить совет, весьма здравую идею, к которой аббатисе не мешало бы прислушаться.

«Наверно, я пришла бы к тому же, – размышляла Элевайз, слушая Жосса, – если бы моя голова не была постоянно занята отвлеченными понятиями духовности в ущерб повседневным, более земным вопросам».

– Что если девушке поработать под началом одной из ваших монахинь, чья вера особенно сильна, но, если позволите использовать такое слово, проста? – задумчиво сказал Жосс. – Конечно, если у вас есть такая сестра.

– Да, есть! – воскликнула Элевайз, уловив его идею. – Сестра Беата, вы с ней встречались, это наша больничная сестра. Она как раз тот человек, который нам нужен, – идеальная наставница для послушницы, которой следует более твердо укрепиться в вере, чтобы примкнуть к церковной пастве.

Но тотчас в голову аббатисы пришла другая мысль, несколько охладившая ее пыл.

– Что-то не так? – Должно быть, Жосс заметил сомнение, внезапно отразившееся на ее лице.

– О… просто сейчас в больничном покое работает другая девушка. Она с нами всего два месяца, пока мы подыскиваем для нее постоянное место. Ее зовут Эсиллт. Она появилась здесь, сопровождая свою хозяйку, очень старую больную женщину, которая приехала к нам, чтобы пить святую воду. Когда хозяйка скончалась, Эсиллт некуда было идти, и мы решили, что лучше оставить ее здесь, чем отпустить бродить в одиночестве по белому свету.

– Увы, вне этих стен – большой мир, таящий множество опасностей для юной невинной девушки, – согласился Жосс.

– Да, но дело не совсем в этом…

Элевайз заставила себя замолчать. Не было никакой необходимости обсуждать Эсиллт, как и объяснять, почему Элевайз так уверена, что та вряд ли станет подходящей компанией для послушницы Калисты. В любом случае Жосс все поймет, если когда-нибудь встретит ее.

– Я переведу Эсиллт в дом для страждущих, где обитают престарелые монахи и монахини, – решительно заключила аббатиса. – Одному Богу известно, – добавила она почти шепотом, – может, ее веселый нрав окажет там чудесное воздействие. К тому же у нее легкая рука. Эсиллт привыкла заботиться о пожилых людях. Ее покойная хозяйка хорошо отзывалась о ней, и частично по ее настоянию мы ищем для Эсиллт достойное место.

Эта идея тут же была воплощена в жизнь. Как и было задумано, Эсиллт перевели из больничного покоя в дом для престарелых монахов и монахинь, а Калиста от ученичества у мудрой, но противоречивой сестры Тифены перешла к работе под бдительным оком сестры Беаты, чья по-детски простая вера, быть может, действительно была способна сотворить столь необходимое чудо.

«Да, я должна за многое поблагодарить вас, сэр Жосс», – думала Элевайз, наблюдая, как рыцарь садится на коня. Ей пришло в голову, и не в первый раз, что Жосс Аквинский безусловно привык руководить людьми. Ему явно приходилось делать это и в куда более сложных обстоятельствах…

– Ах да, аббатиса, чуть не забыл! – Он успокоил коня, который кружил на одном месте, и с задумчивой улыбкой взглянул на Элевайз. – По дороге сюда я случайно встретил вашего друга, некого Тобиаса Дюрана. Он просил передать вам привет.

– Тобиаса Дюрана?

Аббатиса нахмурилась, потом вспомнила. Тобиас Дюран был мужем той дамы, леди Петрониллы, к которой королева отправилась из аббатства. Он приезжал за Алиенорой со своей свитой. Вряд ли после той мимолетной встречи Элевайз могла назвать его другом.

– Неужели? У него для меня какое-то известие?

«Наверное, это касается королевы, которая сейчас конечно же на пути во Францию».

– Никакого известия он не передавал, – ответил Жосс. – Только привет аббатисе Элевайз из Хокенли.

– Как это любезно с его стороны, – пробормотала Элевайз. Затем громко спросила: – Где вы, по вашим словам, его встретили?

– Я таких слов не говорил. А было это на тропе, ведущей из леса, примерно в пяти милях отсюда к северо-западу. – Жосс махнул рукой в ту сторону. – Он охотился с соколом. Сказал, что там хорошие места: деревья расступаются, и открываются поля и кустарники, где полно мелкой дичи для обучения его новой птицы.

– О, вот как… – Элевайз была несколько удивлена, ведь королева Алиенора рассказала, что Тобиас и Петронилла живут неподалеку от побережья. Стоило ли Дюрану проделывать такой путь и приезжать именно в эту часть Уилденского леса, когда, без сомнений, подходящие места для соколиной охоты можно найти не так далеко от их дома? Впрочем, это не ее дело.

– Может быть, Тобиас нанесет нам визит? – предположила она.

– Во всяком случае не сегодня. – Рыцарь развернул коня. – Когда мы повстречались, он сказал, что направляется домой.

– Но мне показалось, что вы видели его сегодня утром?

– Да, так оно и есть. – Жосс сдерживал коня, которому не терпелось пуститься вскачь. – Подожди, Гораций! Мы уже едем!

«Значит, Тобиас выехал из дома очень рано, – озадаченно подумала Элевайз. – Если только он не остановился у друзей где-нибудь поблизости… Да, должно быть, так!»

– Он был один? Я имею в виду Тобиаса, – спросила она Жосса.

– Что? – Было очевидно, что Жосса совершенно не интересовал этот разговор. – О, совсем один. Теперь, аббатиса, я должен ехать. Хорошего вам дня!

– Всего доброго, сэр Жосс. Приезжайте к нам опять.

– Приеду. – Жосс улыбнулся. – Помимо удовольствия находиться в вашем обществе, аббатиса, я заинтригован появлением тела этого бедняги, на которое вы наступили.

– Но я не… – начала она.

Однако, взмахнув на прощание рукой, Жосс уже умчался.

«Я могла бы догадаться, – думала она, направляясь по галерее к своей комнате. – Стоит в присутствии Жосса Аквинского произнести слова «подозрительная смерть» – и вы обеспечите себе удовольствие от его общества. По крайней мере до тех пор, пока убийство не будет раскрыто».

* * *

Насколько Элевайз могла судить, нововведение сразу дало хорошие результаты. У Эсиллт был звонкий и мелодичный голос, во время работы она часто пела и очень скоро стала любимицей пожилых монахов и монахинь, живущих на покое в аббатстве Хокенли. Правда, несколько наиболее ревностных и нетерпимых служителей веры возмутились, что за ними позволено ухаживать юной девице, причем даже не из общины, а одного старика глубоко оскорбила песенка Эсиллт о пареньке, его возлюбленной и о том, что они делали ясной ночью в полнолуние в канун осеннего равноденствия. Однако недовольным пришлось подчиниться большинству, полюбившему Эсиллт за бьющую через край жизнерадостность и ласковые прикосновения к дряхлым больным телам.

Впрочем, никто не знал, что именно делало ее такой веселой, да и не думал спрашивать. У всех в аббатстве было много хлопот. Эсиллт, которая для каждого находила доброе слово, которая пела, выполняя даже самые неприятные поручения, казалась даром Всеблагого Господа, посланным осветить их долгие дни.

Калиста начала работать в больничном покое, и вскоре сестра Беата поделилась с Элевайз своими опасениями. Она беспокоилась, что постоянные разговоры пациентов о новой послушнице и похвалы ее внешности могут навредить Калисте, ведь большинство тех, за кем ухаживали монахини, приходили из мира и ничего не знали о монастырском этикете, согласно которому запрещалось делать замечания личного характера. Калиста, чья красота привлекала внимание, точно маяк в ночи, получала, по мнению сестры Беаты, слишком много похвал.

Но даже сестре Беате пришлось признать, что девушка вряд ли слышала то, что ей говорили.

– По правде сказать, аббатиса, – рассказывала сестра Беата, – иногда довольно трудно заставить ее услышать хоть что-нибудь! Словно бы… – Монахиня никак не могла подобрать нужные слова, ее лицо сморщилось и стало несвойственно хмурым. – Словно бы она внимает внутренним голосам. Или, может, пению, потому что часто она начинает тихонько напевать что-то, будто вторя…

– Понимаю.

Элевайз действительно понимала, о чем говорит сестра Беата, и очень хорошо понимала. Именно эти странные мурлыкающие напевы так встревожили аббатису той ночью, когда Элевайз обнаружила, что Калиста ходит во сне.

Казалось, Калиста начала привыкать к своим новым обязанностям. Но Элевайз боялась, что под спокойной гладью скрываются невидимые течения. Течения, которые могут принести беду.

* * *

Уже в первые дни, проведенные им в Новом Уинноулендзе, Жосс обнаружил, что его впечатление о скором завершении работ было обманчивым.

Строители все еще занимались кухней, а теперь ко всему прочему возникла проблема с солнечной комнатой, которую, со всей очевидностью, мог разрешить только главный каменщик. Подразумевалось, что вина целиком лежала на Жоссе: надо же быть таким глупцом, чтобы пожелать именно это помещение в первую очередь!

Жосс пытался помочь, давал советы и даже, засучив рукава, был готов лично принять участие в отделке дома. Но почти сразу стало ясно, что в нем не нуждаются. Строители никогда не говорили этого, но сумели дать понять, что, околачиваясь там, где они работают, Жосс нарушал некое неписаное, но незыблемое правило.

Он удалился в залу, однако и здесь ему нечем было заняться!

Долгие летние дни манили его на воздух, но там ему приходилось то и дело сталкиваться с рабочими, мешая им. В полном отчаянии он вспомнил об убийстве в Хокенли и подумал: «Проклятье и адское пламя! Посмотрим, смогу ли я справиться с этим делом лучше, чем шериф!»

* * *

Прибыв в Тонбридж, Жосс расспросил о шерифе Гарри Пелеме – хвала аббатисе, она назвала его имя – и узнал, что, раз сейчас полдень, шериф обедает.

К счастью, Пелем предпочитал тот самый трактир, где Жосс уже когда-то бывал. Направив коня во двор, он встретил хозяйку, матушку Энни, спешившую из одной из своих кладовых с половиной окорока в могучих руках.

– Кого я вижу! Добрый день, странник! – крикнула она, широко улыбнувшись. – И где же вы были все это время?

Жосс улыбнулся в ответ:

– По-разному, Энни, то здесь, то там. Как поживаешь?

– Прекрасно. Мы очень заняты, но как раз это мне нравится. Поесть хотите? На вертеле уже жарится кусок говядины, а вот эта ветчина – в полном соку.

Она дружески похлопала ладонью по окороку.

– Умираю с голоду, – заверил ее Жосс, – и у меня жажда, как у бедняги, заблудившегося в пустыне.

Энни подмигнула ему.

– Вы пришли куда надо с вашими аппетитами. – Соблазнительно качнув полными бедрами, она исчезла в дверном проеме кухни. Но до слуха Жосса донеслись ее слова: —…со всеми вашими аппетитами!

В трактире Жосс заказал пиво и обед. Потом быстро оглядел собравшихся, пытаясь определить, кто из них мог быть шерифом Пелемом.

Ему повезло. Вскоре в пивную вошел какой-то человек и громко крикнул:

– Шериф! У меня для вас сообщение!

Плотный, крепкого телосложения мужчина в поношенной кожаной тунике поднялся на ноги и ответил:

– Сюда!

Жосс подождал, пока вновь прибывший передаст свое сообщение и уйдет. Затем с безучастным видом подошел к шерифу, который жадно поглощал свою еду, и спросил:

– Можно?

Шериф взмахнул ножом, на острие которого была наколота ножка цыпленка.

– У нас свободная страна, – ответил он, не переставая энергично жевать. При этом изо рта у него вылетели маленькие кусочки белого мяса и, подобно крошечным снежинкам, усеяли уже покрытую пятнами тунику.

Жосс занялся собственным обедом, потихоньку наблюдая, как продвигается дело у шерифа. Он подождал, пока тот закончил, промокнул сальные губы еще более засаленным рукавом, отрыгнул, сделал основательный глоток пива, одобрительно крякнул: «Ух! Так-то лучше!» и расслабился, откинувшись на стену.

Лишь тогда Жосс начал:

– Недавно я посетил аббатство Хокенли. Там мне сказали, что один человек был убит, и что ты, шериф, прибыл, чтобы расследовать это преступление.

– Положим, что так, – настороженно отозвался Пелем.

Жосс почти расслышал беззвучное продолжение: «А тебе какое дело, чужак?»

– Добрые люди в общине Хокенли знают меня, – продолжал Жосс. – От них я услышал, что в этой смерти повинно таинственное Лесное племя. Говорят, кое-кто разумно сложил два и два и фактически на месте раскрыл преступление.

Польщенное тщеславие заставило шерифа разговориться:

– Что ж, само собой, – сказал он, доверительно наклонившись к Жоссу. – Между нами, убитый был нестоящим малым. Вор, браконьер, он, признаться, доставлял мне массу хлопот. Как бы там ни было, я понимаю дело так: он пошел в лесную чащу за дичью и наткнулся на Лесной народ. Разумеется, им не понравилось, что он влез в их тайны, вот они и бросили в него дротик. Убили прямо на месте.

– Очень правдоподобно, – согласился Жосс. – Мудрое решение, шериф! Поистине, единственное объяснение, не правда ли? Особенно если доподлинно известно, что этот Лесной народ был той ночью где-то поблизости.

– Ну… – начал шериф и заговорил более враждебно: – Эта чванливая женщина, аббатиса, вот кто мне не поверил! Мне, человеку, который живет в этих краях с малых лет! Да я цедр жизнь знал, что этот дикий люд шляется здесь – приходит, уходит, снова приходит! Скажу вам больше! Мне о них рассказывал мой старик отец, а еще раньше – его отец!

Шериф извлек языком из зубов кусочек мяса, выплюнул его на пол и прорычал:

– Женщины, а? Воображают, что смыслят во всем!

– Однако у меня несколько иное впечатление от аббатисы Элевайз, – возразил Жосс.

Это было ошибкой. Лицо шерифа побагровело от гнева, и он с подозрением спросил:

– Это она подослала вас сюда, верно? Подослала, чтобы поговорить со мной и попытаться обвести меня вокруг пальца? – Он наклонился к Жоссу. – Что ж, позвольте мне сказать вам, сэр рыцарь, кем бы вы там ни были, Гарри Пелем не потерпит, чтобы из него делали дурака!

– Я и не пытался, шериф Пелем. – Жосс встал. – Да и зачем кому-то делать из тебя дурака? – добавил он.

Работая локтями, Жосс направился к выходу, в то время как Гарри Пелем сидел с открытым ртом, видимо, соображая, было ли последнее замечание комплиментом или нет.

По пути в Хокенли Жосс задумался о смерти Хамма Робинсона.

Не то, чтобы это заняло у него много времени; сведения были такими скудными, что могли уместиться в одном предложении. И, как аббатиса Элевайз и говорила, вроде бы никто не собирался расследовать это преступление. Никто.

«Я займусь этим делом, – думал Жосс. – Навещу семью Хамма Робинсона, друзей, если те у него имелись. Осмотрю место, где его нашли. Поразмыслю над этим таинственным убийством. И лишь потом решу, следует ли принять это слишком уж очевидное, слишком уж удобное объяснение».

* * *

Приехав в аббатство, он узнал, что аббатиса находится в больничном покое и беседует с мужчиной, умирающим от изнурительного недуга. Последние часы несчастного были еще более мучительными из-за страха перед тем, что станется после его кончины с женой и многочисленными детьми.

Жосс направился в больничный покой. Дверь была приоткрыта, чтобы наполненный сладкими ароматами цветущих растений воздух проникал в помещение. Он вошел, остановился у порога и огляделся.

Да, это была аббатиса, она стояла на коленях рядом с лежащим изможденным человеком, который горячо сжимал ее руки в своих. Значит, у него большая семья? Да, похоже, что так Жосс и раньше видел, как часто люди, страдающие от страшного недуга, по-отечески заботились о своих многочисленных отпрысках. Жосс вглядывался в сосредоточенное лицо аббатисы. Она убедительно говорила что-то больному и энергично кивала, словно подчеркивая свои слова, всем существом стараясь донести до мужчины их смысл.

Жосс стоял далеко и не мог ее слышать. Интересно, чем она его утешала? Рассказывала о милосердии Господа? О райском блаженстве? Рыцарю вдруг пришло в голову, что если бы он сам умирал и был в отчаянии, он не хотел бы видеть рядом никого, кроме аббатисы Элевайз.

Рядом послышался тихий голос:

– Могу я быть вам чем-то полезна, сэр?

Обернувшись, Жосс увидел совсем юную девушку в черном одеянии монахини, на голове которой было белое покрывало послушницы. Довольно высокая, изящно сложенная, она держала себя как королева. Кожа ее тонко очерченного лица была гладкой и белоснежной, глаза – темно-синие. Несмотря на простой наряд и на то, что ее фартук из мешковины был покрыт пятнами, о происхождении которых Жоссу не хотелось задумываться, девушка была прекрасна.

Он знал, кто она, или был почти уверен, что знает.

– Сестра Калиста?

Она кивнула.

– А вы, я полагаю, сэр Жосс Аквинский.

Он одарил ее ответной улыбкой. Ни один мужчина, способный видеть, не смог бы поступить иначе.

– Да. Я приехал, чтобы поговорить с аббатисой, но вижу, что она занята.

Калиста посмотрела туда, где аббатиса Элевайз с нежностью гладила лоб умирающего.

– Она утешает его, сэр. Она рассказывает, что будет сделано для его жены и детей.

– А я думал, что она молится вместе с ним.

Взгляд больших синих глаз устремился на него.

– И это тоже. Но я полагаю, что он не сможет сосредоточиться на молитвах, пока его тревоги не будут развеяны.

«Как точно сказано», – подумал Жосс и отметил, что девушка выражала свои мысли так, словно получила образование.

– Я подожду снаружи, – сказал он.

– Если вам будет угодно, я могу составить вам компанию, – вежливо предложила девушка. – Аббатисе нравится, когда наших гостей принимают радушно.

– Очень любезно с твоей стороны, – одобрил Жосс. – Но ты уверена, что я не отрываю тебя от работы?

Снимая грязный фартук, Калиста снова улыбнулась.

– Я только что выполнила одну из моих самых неприятных обязанностей. Теперь я собиралась навестить сестру Тифену, чтобы попросить у нее травы для снадобий сестры Евфимии. Не угодно ли вам сопроводить меня, сэр?

Выйдя из больничного покоя, они спустились по ступенькам лестницы. Украдкой наблюдая за девушкой, Жосс заметил, что она научилась двигаться так же плавно, как это делают монахини. Ее руки, сейчас ничем не занятые, были согнуты в локтях, сложенные вместе ладони прятались в рукавах платья.

«Да, она и впрямь выглядит как монахиня, – подумал Жосс, – однако…»

Однако?

Он не мог точно определить, что именно беспокоило его в Калисте. Но, как Элевайз говорила ему раньше, действительно было в ней что-то такое, что…

– Обычно к сестре Тифене ходят другой дорогой, мимо главных ворот, – пояснила Калиста, нарушая молчание, – только мне нравится ходить именно здесь. С одной стороны, я могу мельком взглянуть на тимпан над входом в церковь, – она вытащила руку из рукава и показала на великолепную резьбу, изображающую Страшный Суд, – а с другой – здесь можно пройти через сад.

Они шли дальше, мимо входа в часовню Пресвятой Девы и Дома сестер-девственниц, миновали глухие стены зловещего строения без окон и дверей, которое, как Жосс уже знал, служило в аббатстве Домом для прокаженных. Он заметил, что сестра Калиста перекрестилась, когда они прошли мимо него. Он сделал то же самое.

Затем, двигаясь вдоль южной стены аббатства, они завернули за угол и оказались в саду.

Заканчивался июнь. Многие растения вошли в полную силу. Остановившись, Жосс сделал глубокий вдох. Ароматы розмарина, шалфея, мяты, лаванды и множества других цветов, чьих названий он не знал, ударили ему в голову. Он глубоко вдыхал, снова и снова, но, внезапно почувствовав головокружение, замер.

Калиста рассмеялась.

– Не очень-то мудро поступать так, сэр Жосс, – заметила она. – Как раз сейчас травы действуют особенно сильно. Вы должны обращаться с ними с уважением.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – ответил Жосс. Он осторожно шагнул вперед, и головокружение вроде бы прошло.

– Сюда, – сказала Калиста, ступив на узкую тропинку, аккуратно обсаженную с обеих сторон вечнозеленым самшитом.

– Рабочая комната сестры Тифены вон там, впереди.

Калиста вошла в небольшую постройку, чтобы взять то, зачем ее послали, а Жосс остался дожидаться снаружи. Девушка отсутствовала недолго, но этого времени ей вполне хватило, чтобы обменяться несколькими теплыми словами со своей сведущей в травах наставницей, а также чтобы чуть-чуть негромко посмеяться.

– Я думаю, ты привыкла работать с сестрой Тифеной, – заметил Жосс, когда они возвращались в больничный покой. – Ты огорчена, что теперь на тебя возложены обязанности сестры-сиделки?

– Я… – Калиста в нерешительности остановилась и бросила на него быстрый оценивающий взгляд. – Скажу вам правду, сэр рыцарь, – произнесла она, очевидно, решив в его пользу. – Я любила работать с сестрой Тифеной, она всегда была добра ко мне и щедро делилась со мной своими обширными познаниями. Когда мне сказали о моих новых обязанностях, я была расстроена. Но я монахиня и должна делать то, что мне велят.

Тронутый ее словами, Жосс сказал:

– Сочувствую тебе, дитя. Уж я-то знаю, каково подчиняться, когда веление сердца требует чего-то иного.

– Знаете?

Она остановилась и внимательно посмотрела на него.

– Да, – пробормотала она, – я верю вам.

Словно увидев в нем близкого по духу человека, Калиста улыбнулась. В ее улыбке и выражении глаз отразилась вся ее душа.

Глубоко взволнованный, Жосс тоже улыбнулся в ответ.

После недолгого молчания рыцарь спросил:

– Ты привыкла к новой работе? Ты счастлива, сестра Калиста?

– Я привыкла, и я счастлива, – ответила она. – Я говорю себе: для того чтобы стать хорошей монахиней, мне нужно научиться не слышать… как вы сказали? Веления сердца? Да. Не слышать его. И я действительно счастлива.

Казалось, к этому нечего было прибавить. В молчании, плечом к плечу они дошли до больничного покоя. Но когда Калиста остановилась, чтобы Жосс смог войти первым, она сказала:

– Благодарю вас за ваши вопросы, сэр рыцарь. В них звучала доброта.

И почти неслышным шепотом добавила:

– А я не забываю доброту.