Текст книги "Шедевр"

Автор книги: Элис Броуч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Вылитый Дюрер

Марвин тихонько вернулся на свой любимый наблюдательный пункт позади настольной лампы. Джеймс склонился над столом, внимательно разглядывая рисунок. Улыбнулся во весь рот, потом поднял глаза, оглядел стол и прошептал:

– Привет, малыш!

Марвин так и застыл. Он-то думал, что хорошо спрятался. Вспомнив Папины предостережения, он забился под лампу.

Джеймс продолжал, негромко и спокойно:

– Я называю тебя малыш, потому что ты и вправду малыш. – Он на секунду запнулся. – А может, ты девочка?

ЧТО? Марвин так и подскочил, хоть и собирался сидеть тихо.

– Не бойся, я тебя не обижу. – Джеймс смотрел прямо на Марвина. – Нет, ты не девочка. Думаю, ты мальчик, как и я.

Марвину стало полегче, но он по-прежнему вжимался в стол.

– Может, ты меня и не понимаешь, ну ничего. Сейчас папа придет, мне не терпится показать ему рисунок. Это просто чудо какое-то!

Джеймс подпер голову ладонями.

– Все думают, что я это нарисовал. Вот в чем проблема. Как им сказать?

Серые серьезные глаза Джеймса смотрели прямо на лампу. Марвин съежился.

– Они ни за что не поверят, что это ты. Какой же смысл говорить?

Никакого, хотел сказать Марвин. Не волнуйся. Завтра рисунка здесь уже не будет. Давай обо всем забудем.

Он уныло взглянул на свою картинку.

Громко хлопнула входная дверь, из прихожей послышались приглушенные голоса. Через минуту Карл Терик и миссис Помпадей уже были в комнате.

– Джеймс, Джеймс, покажи отцу рисунок. Взгляни, Карл. Уверяю тебя, это потрясающе! Так мелко, так изысканно. Прямо не терпится показать Мортонам. И Сандре Ортис, из галереи.

Карл улыбнулся и шагнул к письменному столу. Было ясно – он готов похвалить любую картину сына. Но при виде рисунка Марвина всю его невозмутимость как рукой сняло. Он выпучил глаза и затеребил бороду.

– Можно? – он потянулся к рисунку.

– Конечно, папа, – смущенно разрешил Джеймс.

Марвин осторожно подвинулся вперед – только бы не пропустить ни слова.

– Ну, что я тебе говорила, – встряла миссис Помпадей. – Разве не чудо?

Карл поднес рисунок к свету.

– Как ты это сделал?

Джеймс сглотнул.

– Просто нарисовал. Изобразил то, что вижу за окном.

Карл поднес листок прямо к носу, пристально разглядывая рисунок, потом отставил его на расстояние вытянутой руки.

– Какие изящные, четкие линии! Вот уж не думал, что перо такое тонкое.

Джеймс промолчал.

Карл покачал головой.

– Это похоже на… Звучит странно, но это вылитый Дюрер.

И Марвин, и Джеймс, ничего не понимая, уставились на него. Карл задумчиво вертел рисунок в руках.

– Очень похоже. Ничуть не хуже.

Миссис Помпадей сияла от счастья.

– Да, точь-в-точь Дюрер.

– Что это? – спросил Джеймс. – Что такое дюрер?

– Альбрехт Дюрер, – объяснил Карл. – Немецкий художник эпохи Возрождения. Живописец, гравер, много рисовал пером, в том числе и такие вот миниатюры, жил давным-давно. Детали на твоем рисунке превосходно проработаны, Джеймс! Никак в себя прийти не могу.

Джеймс радостно улыбался родителям. Марвин радостно улыбался Джеймсу.

– Сколько времени у тебя занял рисунок? – спросил отец.

Джеймс скосил глаза на лампу и закусил губу.

– Ну, точно не знаю, я не обратил внимания. Я долго рисовал.

– Еще бы! – Карл даже присвистнул. Он потрепал сына по затылку и взволнованно сказал: – Знаешь, что мы сделаем, дружище? Мы сейчас пойдем в Метрополитен. Как раз открылась выставка рисунков старых мастеров – Дюрера, Беллини, Тициана, Микеланджело. Ты должен это увидеть. И рисунок с собой возьмем.

Марвин чуть не вывалился из-за лампы на всеобщее обозрение.

Нет! Джеймс! Останови его!

Карл схватил со стола учебник по математике и аккуратно вложил в него рисунок.

– Пойдем, пойдем! Хочу, чтобы ты сам убедился, как хорош твой рисунок.

– Правда? И ты думаешь, мой рисунок не хуже, чем у этих знаменитостей?

– Истинная правда! – сказал отец и взъерошил Джеймсу волосы.

Миссис Помпадей, казалось, была недовольна.

– По-моему, не стоит уносить рисунок. Вдруг с ним что-нибудь случится? Как я тогда покажу его друзьям?

– Да никуда он не денется, – рассмеялся Карл и сунул учебник под мышку. – Только через мой труп. Это же настоящее чудо. Разве я не понимаю?

И что теперь? Марвин отступил подальше за лампу. Что делать? А если рисунок унесут навсегда?

Родители с сыном направились к двери. Вдруг Джеймс остановился.

– Чуть куртку не забыл, – объяснил он отцу.

Джеймс вернулся в комнату, достал из шкафа нейлоновую куртку, помедлил возле письменного стола. Нагнулся к Марвину, заслоняя его от родителей.

– Пошли с нами! – прошептал Джеймс. – Посмотришь рисунки. Хочешь?

Огромный человеческий палец опустился на столешницу совсем близко от Марвина.

– Пойдем, – настойчиво повторил Джеймс. – Я не дам тебя в обиду. Мы ненадолго.

Марвин не мог думать ни о чем, кроме своего рисунка – сейчас его унесут в музей Метрополитен. Секунда мучительных колебаний – и он вскарабкался на кончик мягкого, теплого пальца.

– Я тебя спрячу в безопасное место, – шепнул Джеймс.

Мальчик тихонько сунул жука в карман. Дрожа от страха, Марвин вцепился в нейлон, вглядываясь с непривычной высоты в быстро мелькающий мир.

Храм искусства

Никогда в жизни Марвин не был на улице. Честно говоря, он пару раз выползал на оконный карниз. Как-то женщина, приходящая к Помпадеям убираться, настежь открыла окна – декабрьский денек оказался неожиданно теплым, и она решила проветрить комнату. Марвин тогда быстренько вылез на подоконник и успел рассмотреть далекое небо наверху и узкую шумную улицу внизу. Хотя он часто смотрел телевизор вместе с Помпадеями, мир за пределами квартиры оставался для него огромным и непознаваемым.

Марвин не мог поверить, что отважился на такое путешествие. Он сидел у Джеймса в кармане, только голова наружу. Февральский мороз обжигал спинку, тротуар стремительно убегал назад, пешеходы внезапно возникали перед ним и столь же внезапно исчезали. Машины с ревом проносились мимо, со скрежетом тормозили и пронзительно гудели. Все вокруг было слишком большим, слишком шумным, слишком непривычным. Марвин знал, что и тут живут жуки. У него самого были родственники в Грамерси-парке. Он только не понимал, как они ухитряются жить в мире, который меняется каждую минуту. В городе опасности подстерегают на каждом шагу, но до чего же тут интересно! У Марвина голова шла кругом.

Сидя у Джеймса в кармане, Марвин вдруг вспомнил про тетю Сесиль, известную в семье своей страстью к путешествиям. В один прекрасный летний день она прихватила из кухни использованный пакетик из-под чая, открыла пакетик, тщательно выгребла содержимое и, крепко держась за ниточку, выпрыгнула, как с парашютом, из окна гостиной.

Жуки следили за ее смелым полетом. Крошечная парящая точка исчезла, едва коснувшись тротуара, и больше тетю Сесиль никто никогда не видел. Как она живет в этом огромном суматошном мире? Жалеет ли о своем безрассудном поступке? Или это был первый шаг к новой жизни, к новым невероятным приключениям?

– Это он? – спросил Джеймс, указывая на огромное светло-серое здание.

– Ну да, это Метрополитен, – ответил отец. – Ты же здесь уже был, помнишь? Хотя я чаще вожу тебя в Музей современного искусства.

Марвин заметил большие яркие плакаты с надписями, висящие высоко над входом в музей. Он понятия не имел, что там написано. Жуки научились понимать человеческую речь и даже в конце концов постигли идею времени, но грамота им никак не дается, ведь сами жуки на своем языке никогда не пишут. Марвин впервые понял, до чего это полезно. Сколько всего важного и интересного он бы рассказал Джеймсу, научившись писать по-человечьи!

Перешагивая через две ступеньки, они поднялись по высокой каменной лестнице – Джеймс бережно прикрывал ладонью карман куртки – и очутились в похожем на гигантскую пещеру зале. Марвин во все глаза глядел на толпы людей в темных зимних пальто, на большие красивые вазы с цветами, на широкие ступени, ведущие на второй этаж.

– Сюда! – Карл, широко шагая, повел его вверх по центральной лестнице.

Справа и слева тянутся два сводчатых коридора, залитые мягким теплым светом. В подсвеченных стеклянных витринах – пестрота фарфоровых ваз и чаш.

– Точно, я тут был, – вспомнил Джеймс. – Это место похоже на церковь.

Отец улыбнулся.

– В каком-то смысле это и есть церковь… точнее храм. Храм искусства.

Марвин успел разглядеть мраморные статуи и картины в золоченых рамах. Через минуту они вошли в огромную длинную комнату, увешанную рисунками.

– Ух ты! – воскликнул Джеймс. – Сколько всего!

Отец взял его за руку и потащил дальше.

– По-моему, рисунки Дюрера в третьем зале.

Марвин был слишком далеко от стен, чтобы хорошенько разглядеть рисунки. К тому же его так трясло в кармане, что перед глазами все расплывалось. Ага, в основном здесь портреты и человеческие фигуры, иногда попадаются пейзажи. Приглушенные цвета – черный, серый, коричневый, терракотовый. Как только мальчик замедлял шаг, Марвин старался выползти из кармана, чтобы лучше видеть, и Джеймс опасливо косился в его сторону.

– Здесь, – сказал наконец Карл. – Вот смотри! Понимаешь, что я имел в виду?

Они остановились. К этому моменту Марвин уже четырьмя лапками вылез из кармана – все для того, чтобы лучше видеть, – и с трудом сохранял равновесие. Так он и качался, пока Джеймс не протянул ему палец. Слегка помедлив в раздумье, Марвин все же заполз Джеймсу на палец. Мальчик поднял руку к плечу, Марвин перебрался к нему на куртку и спрятался под воротником.

– Ух ты! – снова вырвалось у Джеймса.

Рисунок, возле которого они остановились, оказался маленьким, но очень подробным изображением внутреннего дворика. Линии – невероятно тонкие и четкие; всё – от оконных переплетов до камней мощеного двора – тщательно выписано. Края шиферных крыш кажутся острыми, как осколки стекла.

Марвин глядел во все глаза. Он почти видел руку художника, выводящую каждую черточку. И чем дольше он смотрел, тем больше, казалось, оживал рисунок.

Карл оглянулся. Посетители музея спокойно проходили мимо. Он положил учебник по математике на пол, бережно достал листок с рисунком Марвина и поднял его повыше.

– Видишь? Твоя техника точь-в-точь как у Дюрера.

Джеймс только молча кивнул.

Медленно двинулись они вдоль ряда рисунков, останавливаясь, чтобы внимательно рассмотреть каждый. Еще один маленький пейзаж. Старуха с девочкой. Кролик. Детали переданы почти с фотографической точностью, ни один рисунок не похож на другой. Выразительные лица, грубые резкие черты. Настоящие, живые люди, подумал Марвин.

– Пап, смотри, – Джеймс прошел уже почти весь ряд. – Какой маленький рисунок! Что это может быть?

Марвин выполз из-под воротника и увидел миниатюру в рамке. Девушка в длинном платье обхватила руками какое-то животное. Лев! – понял Марвин. Длинные волосы ниспадали волнами по ее спине, а львиная грива такими же волнами струилась по широким плечам зверя.

Карл прочел табличку.

– «Мужество». Здесь написано, что это одна из четырех главных добродетелей. Знаешь, что такое мужество?

– Нет, – сказал Джеймс.

– Смелость. Сила.

– Она что, пытается поймать льва?

– Мне кажется, она с ним борется. Взгляни лучше на детали. Рассмотри складки ее одежды, львиные когти. Руку Дюрера всегда узнаешь! Невероятная точность деталей. Твой рисунок мне сразу его напомнил.

Карл сжал плечо сына.

И я бы так сумел,подумал Марвин. Он глаз не мог отвести от рисунка.

– Карл?

Все трое повернулись на голос. От группки посетителей отделился мужчина в помятом костюме и, радостно улыбаясь, двинулся прямо к ним.

– Я тебя сразу узнал!

Девушка и лев

– Денни! Здравствуй, – Карл широко улыбнулся и протянул руку для пожатия. – Джеймс, это Деннис Макгаффин, мой старый друг еще со времен Пратта. Это художественный колледж, где я учился. Помнишь, я тебе рассказывал? Денни, познакомься с моим сыном Джеймсом.

Денни слегка поклонился и подмигнул Джеймсу.

– Не такие уж мы старые, так ведь, Джеймс? Рад познакомиться! Всегда приятно видеть молодежь на такой выставке.

– А ты как здесь очутился? Я вроде слышал, что ты где-то на западе – в Калифорнии, кажется?

Денни кивнул.

– Все правильно. Я работаю в Музее Гетти. Куратор отдела графики. Дюрер и этот Беллини – наши.

Рядом с Дюрером висел еще один рисунок, изображающий женщину со львом. Очень похожий – тот же сюжет, тот же размер. Марвину показалось, что второй рисунок не так искусно выполнен, как будто более толстым пером.

– Мы отправили сюда целый ряд экспонатов, так что я помогал мисс Балкони с развеской.

Денни махнул рукой девушке, не сводившей глаз с рисунков. Обогнув толпу посетителей, она подошла ближе.

Марвин выбрался из-под воротника, чтобы получше ее рассмотреть. Стройная, подтянутая, в облегающей блузке, светлые волосы собраны в аккуратный узел. Прямоугольные темные очки плотно сидят на маленьком носике. Очень привлекательная, но держится так, будто понятия об этом не имеет – и оттого кажется еще милее. Марвину она сразу понравилась.

– Кристина, – позвал Денни. – Познакомься с моим другом Карлом Териком и его сыном Джеймсом. Ты, наверно, слышала о нем, Карл выставляется в галерее Эрнста Оже. Он не только мой добрый друг, но еще и прекрасный художник.

– Нет, боюсь, что ничего о вас не слышала, – улыбнулась Кристина.

– Мой цикл «Свобода» прошлой осенью был у Стейнхолма. Не помните – такие большие абстрактные полотна?

Марвину показалось, что Карл немножко смущен, но надежды не теряет.

– Нет, не припоминаю.

– Может, видели мои работы на Биеннале в Музее американского искусства Уитни?

Кристина покачала головой.

– Увы, всё, что моложе четырехсот лет – вне моей компетенции.

– Вне вашей компетенции или вне ваших интересов? – осведомился Карл.

Марвин с удивлением заметил в его голосе нотки раздражения.

– Думаю, и то и другое, – улыбнулась Кристина. – Прошу прощения, не принимайте мое неведение за оценку вашей работы. Я помешана на второй половине пятнадцатого века… Просто застряла там. Германия, Италия, Голландия.

Вторая половина пятнадцатого века.Время создания этих рисунков. Марвин и вообразить не мог, как давно это было. Для жука – немыслимая древность.

Кристина пожала Карлу руку и широко улыбнулась Джеймсу.

– Тебе здесь нравится?

Мальчик застенчиво кивнул.

– Нам обоим нравится, – сказал Карл. – Очень! Особенно Дюрер.

– Прекрасные рисунки! Он наш любимый художник, правда, Денни? Мы всегда стараемся купить любую его вещь, выставленную на продажу. Необыкновенное внимание к деталям, безупречная техника… Сами можете судить, сравните хотя бы с Беллини, – она повернулась к Джеймсу. – Один сюжет, а мастера разные. Скажи, какой тебе больше нравится?

– Этот, – прошептал Джеймс и показал на рисунок Дюрера.

Мне тоже,подумал Марвин. В чем-то Беллини был даже красивее, но Марвин предпочитал четкие, резкие линии Дюрера.

– Почему? – Кристина старалась подбодрить мальчика, но Джеймс смущенно молчал.

– Джованни Беллини был великим итальянским художником, – продолжала Кристина. – Дюрер называл его «лучшим из художников».

– Но он не был так знаменит, как Дюрер, – возразил Карл.

– В свое время был. Теперь он теряется на фоне Микеланджело, Леонардо, Рембрандта. – Кристина с легкой улыбкой изучала оба рисунка. – Дюрер ездил в Венецию учиться у Беллини, но посмотрите, какие они разные. С хорошими учителями всегда так. Они не учат, как надо рисовать, а раскрывают все лучшее в ученике.

Она показала на рисунок Беллини.

– Смотрите, какие нежные линии. Сплошные тени и изгибы. Женщина словно играет со львом.

Марвин понял, что она хочет сказать. Ни в девушке, ни в фигуре льва не было ничего грозного, хотя картина называлась «Мужество».

– Теперь взгляните на Дюрера. Он старался повторить беллиниевский идеал итальянской красоты, но не смог этого сделать. Девушка у Дюрера – настоящая немецкая крестьянка. Взгляните на плечи. Широкие, как у льва. Будьте уверены, это битва не на жизнь, а на смерть.

– Ставлю на девчонку, – со смехом объявил Денни.

Джеймс кивнул. Марвин под воротником – тоже.

– Джеймс любит рисовать, – вступил в разговор Карл. – Собственно, поэтому мы здесь. Я подарил ему на день рождения набор для рисования – и посмотрите, что он сделал.

Карл достал листок и показал Денни и Кристине.

– До сих пор не могу поверить, что такое мог нарисовать мой сын.

Кристина Балкони переменилась в лице. Маска вежливого интереса исчезла. Она потянулась к рисунку.

– Это нарисовал ваш сын?

Денни заглянул ей через плечо и ахнул. Кристина наклонилась к Джеймсу.

– Это ты нарисовал? Сам?

Джеймс залился краской и кивнул.

– Ты что-то копировал?

– Нет. Это просто… просто вид из моего окна.

Кристина выпрямилась, переводя взгляд с листа бумаги у нее в руке на рисунки на стене.

– Как это похоже на нашу миниатюру Дюрера. Вот на этот пейзаж. Какая техника… просто сверхъестественно!

– Знаю, – отозвался Карл. – Поэтому мы и пришли. Я сразу сказал сыну: так писали мастера Возрождения.

Кристина пошла вдоль стены, по-прежнему держа рисунок перед собой.

– Те же линии, такая же дотошность. Вот уж не думала, что это возможно.

Марвин подался вперед, чтобы не упустить ни слова. Она говорит о моем рисунке! Сравнивает его со знаменитыми творениями!

Наконец Кристина отвернулась от картин. Лицо ее пылало.

– Пойдем со мной, Джеймс. Хочу тебе кое-что показать.

Девушка с мечом

Марвин торопливо нырнул Джеймсу под воротник – как бы не увидели! Теперь Кристина смотрела прямо на мальчика.

Джеймс застенчиво прижался к отцу.

– Куда пойдем? Что показать? – удивился Карл.

Кристина перевела глаза на рисунок.

– Потрясающий рисунок! Он навел меня на одну мысль…

– Рискованные идеи – ее конек, – усмехнулся Денни.

– Нет-нет, – Карл покачал головой. – Мы зашли всего на пару часов, к пяти я должен доставить Джеймса домой.

Кристина окинула взглядом зал – одни пожилые пары да вдалеке группа с экскурсоводом.

– Это ненадолго. Пожалуйста, давайте заглянем в мой кабинет, я вам кое-что покажу.

Марвину показалось, что в голосе у нее звучат умоляющие нотки.

Карл положил руку сыну на плечо.

– Но мы только начали смотреть выставку…

– Знаю, знаю. Обещаю, я не займу все ваше время. Я просто хочу показать вам другие рисунки Дюрера. Джеймсу будет интересно.

– Наверно… – Джеймс колебался.

Он нерешительно взглянул на отца. Марвин видел, что Карл теряет терпение.

– Прошу прощения, но я лучше повожу его по выставке. За этим мы и пришли, – Карл забрал у Кристины рисунок, который она очень неохотно выпустила из рук. – Мать Джеймса будет недовольна, если он опоздает к ужину. Как-нибудь в другой раз.

Кристина огорчилась.

– Совсем ненадолго, мистер Терик.

– Зовите меня Карл.

– Карл! Останется время и на выставку.

Наконец и Денни счел нужным вмешаться.

– Карл, это может быть важно. Сделай мне одолжение.

Марвин не мог не заметить, что Карл и Кристина уже злятся друг на друга. Наконец Карл пожал плечами.

– Будь по-вашему. Не понимаю, к чему разводить такую таинственность, ну да ладно. Пошли, Джеймс?

Джеймс кивнул, и они вслед за Кристиной направились к неприметной деревянной двери за углом.

– Сюда? – спросил Джеймс. – Похоже на тайный ход.

Кристина улыбнулась.

– Это вход в отдел графики. Удобно, правда?

– Сейчас открою, – Денни достал из кармана небольшую связку ключей и подмигнул Джеймсу. – Вход только для избранных друзей музея. Стараюсь использовать ключи на полную катушку, пока я здесь.

Он повернул ручку и пропустил Карла, Джеймса и Кристину. Марвин в изумлении огляделся. Ничем не примечательная дверца вела в огромное помещение, тут было еще множество дверей и коридоров. По стенам висели книжные полки. И все это спрятано за стеной галереи!

– Ты тут надолго, Денни? – спросил Карл.

– Всего на пару недель. Потом обратно в Лос-Анджелес. Сказать по правде, мне уже не терпится вернуться из здешнего холода в калифорнийское тепло.

Кабинет Кристины Балкони помещался в конце длинного коридора. Большая комната, окна выходят на Центральный парк, от пола до потолка книжные полки, набитые пухлыми пыльными томами. Наверно, это книги по истории искусств, решил Марвин. Несколько обшарпанных стульев возле длинного стола. Отыскивая на своем письменном столе нужную книгу, Кристина махнула им рукой – рассаживайтесь. Джеймс с отцом и Денни сели. С трудом удерживая огромный альбом и одновременно листая его в поисках нужной страницы, Кристина отыскала глянцевую репродукцию и положила альбом на стол перед Джеймсом.

– Вот еще один Дюрер. Рисунок пером, похожий на «Мужество». Называется «Справедливость».

Марвин внимательно смотрел, по-прежнему стараясь никому не попадаться на глаза. Рисунки действительно были похожи: одинаковые квадратики со стороной не больше трех-четырех дюймов, одинаковый оттенок чернил, такая же невероятная тонкость рисунка. Нарисована женщина в длинном ниспадающем одеянии с мечом в одной руке и весами в другой. Она стоит вполоборота к зрителю, взор устремлен куда-то вдаль, весы высоко подняты, тяжелый меч упирается в землю.

– Это та же девушка, что и со львом? – спросил Джеймс.

– Нет, – ответила Кристина. – Посмотри внимательнее. Люди у Дюрера всегда такие настоящие, ни один не похож на другого. Но на всех лицах лежит печать меланхолии.

– Что такое «меланхолия»?

– Печаль, – объяснил Карл, не сводя глаз с Кристины.

– Или уныние.

– Почему они печальные? – спросил Джеймс.

Девушки действительно печальные, подумал Марвин, но тут кроется что-то еще. Обе глубоко погружены в себя, в свои собственные мысли.

Кристина пожала плечами.

– Кто знает? Дюрер сам был не очень-то счастлив. Даже в браке: у его жены был дурной характер, и она слишком уж думала о деньгах. Он прятался в живопись, чтобы обо всем забыть.

Жена Дюрера чем-то похожа на миссис Помпадей,подумал Марвин.

– Дюрер верил в красоту, – добавил Денни. – Однажды он сказал: «Не знаю, что такое красота, хотя и нахожу ее повсюду». Он верил, что искусство находит красоту в самых обычных вещах.

– Как в твоем рисунке, Джеймс, – ласково произнес Карл. – Ты превратил обычный вид за окном в нечто поистине прекрасное.

Джеймс застенчиво улыбнулся и так покраснел, что даже веснушки потемнели.

– Как любой художник, – продолжала Кристина, – Дюрер привносит реальность в свои картины. Эти рисунки – отражение его печали и одиночества.

– Что за домыслы? – нахмурился Карл.

– Почему домыслы? Мы многое знаем о жизни Дюрера из его писем.

– Ну и что? По-вашему, творчество – только отражение собственной жизни художника? Может, девушка печальна, потому что так нужно именно для этого рисунка? Может, Дюрер пытается сказать нам что-то важное о справедливости?

О чем это они? Марвин ничего не понимал. Почему всегда невозмутимый отец Джеймса на этот раз вдруг вышел из себя?

Кристина проигнорировала Карла и обратилась к Джеймсу.

– Ну, какова бы ни была причина, на всех картинах Дюрера мы видим это щемящее одиночество. Ты не находишь?

«Справедливость». Марвину захотелось поближе взглянуть на рисунок. В нем была сила – и в то же время сдержанность.

– Этой картины нет на выставке? – спросил Джеймс.

– Нет… ее нет.

Денни и Кристина переглянулись.

Карл посмотрел на часы.

– Ну? Надеюсь, это все, что вы собирались нам показать?

Кристина нахмурила брови.

– Что я собиралась показать Джеймсу? Да, все.

Марвин смотрел на них в замешательстве.

Никогда он не видел, чтобы Карл невзлюбил кого-нибудь с первого взгляда. И, похоже, ему отвечали взаимностью.

Кристина склонилась над столом, взглянула Джеймсу прямо в глаза.

– Ты когда-нибудь пробовал копировать картину? Вот ты нарисовал то, что видишь за окном. А если это будет не настоящий пейзаж, а другой рисунок?

– Через кальку?

Кристина покачала головой.

– Нет, просто нарисовать еще раз. Создать копию, стараясь подражать манере художника.

– Нет, не пробовал. Ну, может, комиксы когда-то срисовывал… – еле слышно ответил Джеймс.

– А рисунок Дюрера скопировать сможешь?

Джеймс растерялся.

– Вот этот?

– Нет, – быстро сказала Кристина. – Не этот. А тот, что висит в галерее. Рисунок из музея, где работает Денни. «Мужество»…

– Но для чего? Кому это надо? – вмешался Карл.

Он смотрел то на Кристину, то на Денни, ожидая объяснений.

Денни и сам ничего не понимал.

– Ты хочешь, чтобы мальчик скопировал «Мужество»? Зачем?

– Сама не знаю… Может, ничего и не выйдет. Просто подумала, вдруг у него получится.

– Что, прямо здесь? Сейчас? – Карл покачал головой. – Я же вам объяснял: мы просто пришли на выставку. У нас нет времени на рисование.

Джеймс явно испугался: Марвин почувствовал, что мальчик весь дрожит.

– Мой рисовальный набор остался дома!

Кристина выпрямилась, продолжая опираться на стол.

– Хочешь взять альбом домой? Ну и прекрасно. Смотри, вот где «Мужество», – она перевернула страницу. – Сразу за «Справедливостью». Я просто хотела бы посмотреть, как у тебя получится… если ты не против, конечно.

Она взглянула мальчику прямо в лицо.

– Никто так пристально не всматривается в мир, как Дюрер. Ему нет равных в передаче мельчайших подробностей. Ты так же чувствуешь детали.

Марвин раздулся от гордости.

– Дюрер – не Леонардо. И не Микеланджело, – возразил Карл.

Кристина кивнула, соглашаясь.

– Конечно, я не сравниваю их по эмоциональному воздействию. У Дюрера нет их самобытности, их предвидения. Он куда скромнее. Но его бесконечное терпение…

– Правильно, – отозвался Денни. – Он верит, что красота обнаруживает себя, слой за слоем, там где ее не ждешь, в обыденной жизни – и в этом ему нет равных.

– «Краса есть правда, правда – красота…» [1]1
  Джон Ките, «Ода к греческой вазе» (1819), перевод В.А. Комаровского (здесь и далее прим. переводчиков).


[Закрыть]– Кристина перелистнула страницу назад, к «Справедливости».

Денни хлопнул Джеймса по плечу.

– Что скажешь? Я не совсем понял, что затевает наша таинственная мисс Балкони, но почему бы не попробовать?

А Марвин глаз не мог отвести от рисунка: видно, что девушка сильная, она стоит совсем одна, в правой руке меч, в левой, высоко поднятой, – медные весы. Вот бы уметь так рисовать! Вот бы понять, что чувствовал Альбрехт Дюрер, вырисовывая каждую деталь, добиваясь все большей и большей точности.

Он знал, что скажут родители, что скажет вся семья: нелепая, опасная затея.

Только бы Джеймс согласился!

– Ну не знаю, – выдавил наконец Джеймс. – А если не получится?

– Просто попробуй, – настаивала Кристина. – Пожалуйста!

Джеймс закусил губу.

– Ладно, попробую.

– Спасибо! Огромное спасибо!

Она наклонилась и обняла мальчика. Золотистые волосы оказались совсем близко, Марвин ощутил теплый, чистый аромат ее кожи.

И тут она заорала:

– О ГОСПОДИ! ЖУК!