Текст книги "Шедевр"

Автор книги: Элис Броуч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Благополучное возвращение

Возвращение Марвина наделало много шуму, не счесть было восторженных восклицаний и суровых упреков, радостных объятий и заявлений в духе «Ну, я же тебе говорил!». Джеймс спустил Марвина на пол возле мойки, и жучок, пробравшись сквозь лаз в штукатурке, попал наконец в знакомую гостиную. Тут его немедленно окружила толпа обеспокоенных родственников, и десятки лапок потянулись похлопать его по спинке.

– Марвин! – хором воскликнули Мама с Папой, обнимая и целуя сыночка.

Родители совсем извелись, пока сыночка не было дома, потому что сами разрешили ему отправиться в это ужасное и опасное путешествие.

– А мы-то, мой мальчик, думали, что тебе крышка, – гудел дядя Альберт. – Ушел из дома людям помогать – просто безобразие.

– Совершенное безобразие, – поддакивала бабушка. – Слушал бы старших! Хватит уже заниматься людскими делами, ни к чему хорошему это не приведет.

– Марвин, – Элен глядела на него, вытаращив глаза, – ты себе не представляешь, как мы волновались. Я была просто уверена – с тобой ужас что происходит. Когда я узнала, что ты отправился обратно в музей, я сказала себе: «Как бы он не утонул в этой бутылке чернил…»

– Элен, – одернула дочь тетя Эдит.

Марвин, вспомнив, как Элен бултыхалась в черепашьем аквариуме, буркнул себе под нос:

– Ты-то знаешь, я неплохо плаваю.

В остальном он молча, без жалоб, выслушал все упреки. Теперь он понимал – его родня бывает надоедлива, но они так себя ведут от любви к нему, Марвину. Все-таки ужасно приятно – все о нем волнуются, носятся с ним, он – центр внимания. А как ужасно одиноко ему было еще вчера, когда он боялся, что больше никогда не увидит ни Папу, ни Маму, ни остальных родственников. Именно этого ему так недоставало во время путешествия с «Мужеством» – любви и привязанности, сплетающей их всех в тесный семейный кокон. В каком-то глубинном смысле все, что с ним случилось – и прекрасное, и ужасное – коснулось и его родни. Каждый переживал за него, как за самого себя.

Весь вечер Марвин с бесконечными подробностями рассказывал о своих приключениях. Описал каждую волнующую деталь, каждое ужасающее мгновение – кражу рисунка, путешествие по городу в темном кармане вместе с «Мужеством», находку остальных трех рисунков, неожиданное открытие – тот страшный момент, когда он понял, что кражу организовал сам Денни.

На Марвина сыпались бесчисленные вопросы, и разговор не умолкал ни на минуту. Тем временем Мама и тетя Эдит успели накрыть на стол. На тарелках красовались картофельные очистки, кусочки вареного тунца, кусочки апельсиновой корки и хлебные крошки, перемешанные с остатками невероятно вкусного варенья из ревеня. К полуночи все наелись, наговорились и начали клевать носом.

– Марвин, тебе пора отдохнуть! – Мама была непреклонна. – Ты уже перебрал свою норму волнений и страхов.

– Да, Мамочка, я страшно устал, – пришлось согласиться Марвину.

Элен пошла его проводить.

– Тебе все-таки ужасно повезло, – она понизила голос, чтобы никто из взрослых не услышал.

– Я знаю. Я боялся, что никогда не попаду домой.

– Нет, я не про то, – отмахнулась она. – Ты везучий, два раза уже выбирался из квартиры. Мир повидал!

Марвин задумался. Да уж, это точно, мир он повидал. Было ужас как страшно, зато как интересно! Кому бы в голову пришло, что мир – такой необычный, такой запутанный? Элен права. Вот уж действительно повезло. Ему многое открылось в окружающем мире, и про самого себя он немало узнал. Сидя дома, в тишине и покое, никогда не догадаешься, что у тебя спрятано внутри.

Только на следующий день Марвину удалось снова встретиться с Джеймсом. Жук пробрался в комнату мальчика и увидел: Джеймс согнулся над столом и рисует, макая перышко в чернила. Рисунок получался совсем не такой, как у Марвина. Толстые, неуверенные линии не складывались в законченную картинку, развернутое в неправильном ракурсе кресло казалось слишком угловатым, толстые ветки дерева за окном торчали в разные стороны. Но Джеймс так увлекся рисованием, что даже не заметил, как Марвин заполз на краешек листка. Когда мальчик наконец его увидел, он с облегчением вздохнул и скромно отложил перо в сторону.

– Это ты, малыш! Я так боялся, что ты больше не появишься. Нам надо придумать, как вызывать друг друга. Давай, если мне нужно что-то тебе сказать, я оставлю под мойкой какой-нибудь знак. Ты увидишь и придешь. А если я тебе понадоблюсь, ты тоже можешь оставить знак. – Он слегка задумался. – Ага, придумал!

Он оторвал уголок бумажки и нарисовал на нем крестик.

– Мы спрячем эту бумажку за мусорным ведром, прямо рядом с твоим домом. Положим ее крестиком вниз. Если ты мне нужен, я переверну бумажку крестиком вверх. А если я тебе нужен, ты ее перевернешь. Как увидишь крестик, приходи сюда, в мою комнату. Договорились? В четыре часа – я к этому времени всегда возвращаюсь из школы.

Джеймс закивал, ужасно довольный собой. Марвин улыбнулся в ответ и тоже закивал. Хоть они и не могут поговорить, существует множество других способов понять друг друга.

– Смотри, что я сделал, – Джеймс показал на рисунок. – У меня, конечно, никогда так красиво, как у тебя, не получится. Но рисовать все-таки приятно.

Марвин забрался на протянутый палец Джеймса.

– Понимаешь, я столько всего должен тебе рассказать. Я сегодня был в полицейском участке. Там и камеры с решетками есть, и все такое. Я с агентом ФБР разговаривал, – мальчик на мгновенье нахмурился. – Мне кажется, они не поверили ни одному моему слову про то, как я рисунки нашел. Но тут вмешалась Кристина, стала им про Денни рассказывать, и меня отпустили домой.

Джеймс склонился поближе к Марвину и понизил голос:

– ФБР нигде не может найти Денни. Когда они добрались до той квартиры, его уже и след простыл, ни вещей, ничего. Наверно, уехал из страны. Они думают, он в Германии. Кристина сто раз звонила по мобильнику, но он трубку не берет. Я знаю, что он дурно поступил и всякое такое, но все равно, хорошо бы его не поймали.

Неожиданно Джеймс рассмеялся.

– Знаешь что? По телеку по всем программам передали про наши рисунки, – сказал он. – Только не сказали, как нашли. Их уже куче экспертов показали. Это сегодня самая главная новость. Все время про это говорят. Они взяли интервью у одного парня из Германии, он из того музея, откуда украли два других рисунка. Он все время повторял что-то вроде «вундербар, вундербар» – папа сказал, что по-немецки это значит «поразительно».

До чего же здорово, подумал Марвин. Музейные сотрудники сейчас рады-радешеньки – все четыре рисунка Дюрера, все потерянные «Добродетели» разом нашлись.

Джеймс поднял Марвина повыше и широко улыбнулся.

– А кто молодец? Мы с тобой? Вернее, ты. Но я тоже помог. И Кристина сказала, что им разрешили выставить все четыре рисунка вместе, прежде чем вернуть их владельцам. Мне папа только что звонил – сказал, очередь в музей на улице стоит. Мы тоже пойдем, прямо сегодня. Здорово, правда?

Джеймс глубоко вздохнул.

– И ты с нами пойдешь, да? Ты же настоящий герой! – Он посадил Марвина на стол и повторил с гордостью: – Живой герой. Ничего, что никто не знает. Ты все равно герой.

Конечно, ничего. Ты-то знаешь.

Что говорить, опасное было приключение. Но они все делали вместе, и теперь у них с Джеймсом есть общая тайна.

Талант Джеймса

Странная маленькая группка появилась в галерее графики музея Метрополитен. Они пришли сюда, чтобы поглядеть на только что вывешенные рисунки Дюрера. У бокового входа их с почтением встретил один из музейных служителей – не стоять же им в очереди. И теперь Карл с Джеймсом (и Марвин, надежно упрятанный под манжетой – маленький жучок торжественно поклялся Маме с Папой, что ни под каким видом не покинет свое укрытие), а также супруги Помпадей с Уильямом в прогулочной коляске ждали Кристину у входа в галерею.

Мама Джеймса, конечно, не знала всех подробностей возвращения рисунков, но и того, что ей рассказали, было довольно – ее просто распирало от гордости за такого замечательного сыночка. Миссис Помпадей, хоть и не могла оценить его истинной роли в этом деле, все равно безмерно гордилась. Она с важным видом похлопывала Джеймса по спине и то и дело оглядывалась в поисках представителей прессы.

– Интересно, Джеймс, возьмут у тебя интервью? Должны взять. Конечно, когда все придет в норму и успокоится, я хочу, чтобы ты снова взялся за рисование. Это просто золотая жила – ты же помнишь, Мортоны предложили четыре тысячи! Только подумай, сколько еще заплатят за твои чудные рисуночки!

Мистер Помпадей согласно хмыкнул:

– У меня на работе кое-кто может заинтересоваться. Неплохой способ заработать деньги на колледж.

Марвин поморщился, а Джеймс густо-густо покраснел.

– Я не уверен, что мне нравятся эти маленькие картинки. Они отнимают ужасно много времени.

– Что ты такое говоришь? – в ужасе воскликнула миссис Помпадей. – Они такие замечательные! Ты не можешь бросить искусство, Джеймс, у тебя талант.

– Я понимаю, но все-таки мне бы хотелось нарисовать картину побольше.

– Да нет же! – Мама была очень недовольна. – Твои рисунки такие очаровательные. Вся прелесть в том, что они маленькие.

Марвин неслышно застонал. Ну, и что им теперь делать? Не может же он продолжать рисовать за Джеймса. И так уже из-за этих рисунков проблем по горло… Хотя грех жаловаться, украденные шедевры все-таки нашлись.

– Может, ему просто нужен небольшой отдых, – вмешался в разговор Карл. – Каждому художнику это иногда необходимо.

– Я не думаю… – начала миссис Помпадей.

– Друзья мои, – в дверях появилась радостная Кристина.

Последовали необходимые представления и знакомства. «У вас чудесный сын», – сразу же сказала Кристина, и миссис Помпадей важно кивнула в ответ.

Кристина повела всю группу сквозь толпу посетителей в третий зал, где на самом почетном месте были вывешены «Добродетели»

Дюрера. Марвин крепко вцепился в запястье Джеймса и немножко высунул голову, чтобы получше разглядеть рисунки.

В красивых рамах маленькие рисунки смотрелись внушительно. Хотелось без конца разглядывать каждую деталь. Невольно сравнивая рисунки между собой, Марвин подумал, что Мужество теперь кажется еще мужественнее и решительнее, а Справедливость в компании сестер выглядит и суровее, и грустнее.

До чего же они хороши. Ни у кого так здорово, как у Дюрера, не получается. Даже у меня.

Внезапно Марвин понял, что не хочет больше никого копировать. Ни за что. Ему вдруг ужасно захотелось нарисовать что-то свое.

– Я теперь вижу детали, которых раньше даже не замечала, – восторженно сказала Кристина. – Посмотрите, какой у Умеренности решительный подбородок. А как Справедливость держит руку! Такое впечатление, что рисунки между собой разговаривают.

– Они должны висеть вместе, – улыбнулся ей Карл. – Совершенно очевидно, что так и было задумано.

– На этой стене они неплохо вместе смотрятся. – Миссис Помпадей любила, чтобы последнее слово оставалось за ней. – Джеймс, почему бы тебе самому не нарисовать несколько миниатюр, вроде этих. Может чудно получиться. У него талант, вы же знаете, – доверительным шепотом сообщила она Кристине.

– Конечно, знаю. – И Кристина ласково улыбнулась мальчику.

У него и впрямь есть талант, только не тот, что вам кажется,подумал про себя Марвин.

– Выставка уже привлекла внимание к Дюреру, – продолжала Кристина. – Это очевидно. Сегодня у нас посетителей – как никогда. Десятки звонков от представителей прессы. О возвращении рисунков рассказали в новостях по всему миру. Мне кажется, Дюрер теперь получит заслуженное признание.

Пока остальные любовались рисунками, Джеймс потянул Кристину за руку.

– А что с Денни? – тревожно спросил мальчик. – Полиция его нашла?

Кристина покачала головой.

– Они установили наблюдение за аэропортами в Германии. Но пока без толку.

– Думаете, его поймают?

– Не знаю, Джеймс, – прикусила губу Кристина.

– Надеюсь, не поймают. Он мне нравится, этот Денни.

– Мне тоже, – вздохнула Кристина.

– Как вы думаете, он очень на меня злится? – серьезные глаза мальчика смотрели с тревогой.

– Да нет, Джеймс, – решительно ответила Кристина. – По правде сказать, ему, наверно, даже легче стало. Конечно, получилось совсем не так, как он задумал, но все уже позади.

Она пристально вглядывалась в миниатюры на стене.

– Сам знаешь, наверно: раз солжешь, а потом приходится придумывать следующую ложь, за ней еще одну – только чтобы первая наружу не выплыла. А когда тебя разоблачили, стыдно ужасно, но в каком-то смысле даже легче становится… понимаешь? Потому что лгать больше не надо. Конечно, лучше бы и не начинать, но что теперь поделаешь. Зато все кончено – будто ничего не было.

– Ага, – задумчиво кивнул мальчик, а чуть-чуть погодя добавил: – Я понимаю.

Марвин знал, что он думает о своих рисунках. Нелегко увиливать от бесконечных обсуждений на тему его, Джеймса, художественного дара. Когда же наконец закончится эта ложь?

– Я думаю, что в душе Денни тебе благодарен, – продолжала Кристина. – Ну, может, сейчас пока нет, но потом точно поймет, что все обернулось к лучшему.

– А мы его еще когда-нибудь увидим?

– Не знаю, – задумалась Кристина. – Он совершил серьезное преступление. Если вернется в Соединенные Штаты, его сразу же арестуют. Агенты ФБР разговаривали с немецкой полицией, они пытаются разобраться, причастен ли Денни к остальным кражам.

Джеймс прикусил губу.

– Ужасно не хочется, чтобы он в тюрьму попал.

– Я понимаю, – кивнула Кристина.

– Великолепная выставка, ничего не скажешь, – вмешалась в разговор подошедшая миссис Помпадей. – Но у нас зарезервирован столик в этом, знаете, маленьком французском ресторанчике около Бродвея, на Восемьдесят шестой улице. Нам пора идти, мисс Балкони, очень приятно было познакомиться.

– Мне тоже, – ответила Кристина. – Спасибо за вашего замечательного сына! Не знаю, что бы я без него делала.

– Я уверена, Джеймсу ваши уроки пошли на пользу. Такую возможность грех упускать.

– Не знаю, вряд ли я его многому смогла научить, – с сомнением в голосе пробормотала Кристина.

Она повела их по длинной лестнице на первый этаж, и, пока мистер и миссис Помпадей спускали вниз коляску с Уильямом, заговорила с Карлом:

– Спасибо, вы нам так помогли. Я ужасно рада, что познакомилась с вами обоими.

– А мы разве больше не увидимся? – сокрушенно спросил Джеймс. Марвин тоже был страшно разочарован. Ему даже в голову не приходило, что они навсегда прощаются с Кристиной.

– Конечно, увидимся, если вы захотите. Я всегда буду вам рада. – Она дотронулась до плеча Карла.

Тот поглядел на девушку и едва заметно покраснел. Как похоже на Джеймса, подумал Марвин: он тоже краснеет, когда смущается.

– Мы могли бы как-нибудь вместе выпить кофе, если вы не против, – неуверенно начал Карл.

– С удовольствием, – кивнула Кристина.

– Отлично, тогда я вам позвоню! – И Карл повел Джеймса вниз по лестнице.

Когда они вышли из музея, Карл наклонился и поцеловал сына в макушку:

– Я тебя люблю.

– Ага, пап, и я тебя.

– Увидимся в среду, да?

– Мы еще посмотрим, Карл, будет ли у Джеймса время, – прервала его миссис Помпадей. – Ему же рисовать надо.

Джеймс скривился, а отец взглянул на него с сочувствием и ласково потрепал по волосам.

– Ничего, это мы потом обсудим.

Карл ушел, а миссис Помпадей подозвала такси. Рыдающий Уильям, пытаясь вывернуться из прогулочной коляски, корчился и бил ногами по подножке.

– Проголодался, мой маленький? – ворковала мама. – Мы уже идем.

Она вынула малыша из коляски, вручила его супругу и позвала старшего сына:

– Джеймс, положи коляску в багажник.

Джеймс сложил коляску и протянул таксисту. Марвин почувствовал, что мальчик на мгновенье замешкался. Еще ничего не понимая разумом, но уже предчувствуя беду, Марвин застыл. Нет, Джеймс, нет!

Джеймс вытянул правую руку, и она оказалась под крышкой багажника как раз в ту минуту, когда водитель с треском ее захлопнул.

Леденящий душу глухой звук. Тяжелая металлическая крышка багажника на что-то обрушивается. Что это? Там же ничего не должно быть… Страшный крик.

Джеймс отпрянул, всхлипывая от боли и поддерживая правую руку левой.

Нет, нет, нет,стучало у Марвина в голове.

– Джеймс! – это уже закричала миссис Помпадей.

Шедевр

Через несколько дней, солнечным зимним утром Марвин выполз из дома и обнаружил за мусорным ведром маленький листок с неровным черным крестиком. Вот и хорошо, он давно Джеймса не видел. С того сумасшедшего дня, когда они неслись на такси в больницу и Джеймс храбро пытался сдерживать слезы. Мать и отчим взволнованно обвиняли самих себя и друг друга в том, что попросили Джеймса положить коляску в багажник. («А что, если рука никогда не заживет? Вдруг он больше не сможет рисовать? Я никогда себе этого не прощу, никогда!» – рыдала миссис Помпадей.) В больнице куртку отбросили в сторону, и Марвину пришлось изо всех сил цепляться за рукав, пока Джеймса осматривали и делали ему рентгеновский снимок. Потом мальчику наложили гипс, а миссис Помпадей тревожно спрашивала то одного доктора, то другого:

– Это ведь не навсегда?

– Перелом сложный, – ответил один из врачей. – Мы назначим ему физиотерапию. Не волнуйтесь, до свадьбы заживет.

– Нет, нет, вы не понимаете, – не успокаивалась миссис Помпадей. – Мой сын – настоящий талант, он рисует такие замечательные миниатюрные картинки…

– Поживем – увидим, – оборвал ее доктор. – Посмотрим, как будет срастаться кость.

Вернувшись домой, Марвин никак не мог отделаться от воспоминаний о страшной сцене на улице. А вдруг Джеймс это нарочно? Наверняка не скажешь. Когда он все рассказал Маме и Папе, те пришли в ужас.

– Конечно, не нарочно, – убежденно возразила Мама. – Джеймс никогда бы так не сделал.

– Да и кто знает, что будет с рукой, – добавил Папа. – Рисование рисованием, но как насчет бейсбола? Вдруг он не сможет в бейсбол играть, даже писать не сможет? Джеймс умный мальчик, он не стал бы так рисковать.

Марвину очень хотелось верить родителям, но что-то не давало ему покоя. Он знал, как Джеймсу надоело притворяться талантливым художником.

Марвин несколько раз появлялся в комнате Джеймса, но никак не мог его застать. Он даже разок спрятался под кухонным столом, чтобы послушать, как Джеймс рассказывает про школу. Одноклассники просто забросали его вопросами о сломанной руке и об украденных рисунках. Все хвалили его за храбрость и дрались за право расписаться на гипсе. Теперь все хотели сидеть рядом с ним в школьной столовой. Марвин был рад: похоже, Джеймс на время стал знаменитостью. Неплохо. Мальчику нужны человеческие друзья.

Но не толькоже человеческие! Марвин страшно соскучился по своему товарищу. Они так давно не виделись, а ведь раньше почти не расставались. Главное, совместные приключения их по-настоящему сплотили. И сам Марвин после них сильно переменился – только никто, кроме Джеймса, этого не поймет.

– Почему ты такой грустный, милый? – спросила вечером Мама.

– Скучаю по Джеймсу. Думаешь, он совсем про меня забыл?

– Конечно, нет! Он про тебя не забыл. Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Мама ласково взяла его за лапку и повела по узенькому коридорчику, соединявшему их дом с домом Альберта, Эдит и Элен. Марвин заметил новый проход, ответвлявшийся от коридора.

– Что это?

– Загляни внутрь, сынок.

У Марвина даже дух захватило. Внутри крошечной, только что вырытой комнатки – белая пыль от штукатурки не успела еще полностью осесть – стояла крышечка с чернилами, закрытая сверху кусочком пластиковой пленки, а рядом лежала стопка маленьких бумажных листочков.

– Мама, что это такое? – завопил Марвин.

– Твоя мастерская, сынок. – Мама просто сияла от счастья. – Настоящая мастерская художника. Твоя. Папа и дядя Альберт весь день трудились. А как ты думаешь, откуда взялись чернила?

Марвин уже сам все понял.

– Он вчера оставил их прямо под мойкой. Даже пленкой сверху прикрыл, чтобы не высохли… Какой же он умный мальчик, и заботливый, да? – Мама обняла Марвина. – Теперь ты сможешь рисовать, сколько захочешь. И что захочешь.

Марвину показалось, что его сердце сейчас лопнет от радости или просто выскочит наружу.

На следующий день Марвин углядел за ведром листочек бумаги с нарисованным крестиком. К четырем часам он добрался до комнаты Джеймса. Мальчик лежал на кровати и читал, неловко подперев руку в гипсе подушкой.

Пока Марвин бесконечно долго полз по ковру, он заметил, что Джеймс то и дело поглядывает на стол. Конечно, Джеймс обо мне не забыл. Он ждет меня с нетерпением.

– Вот ты где, малыш! – обрадованно воскликнул Джеймс. – Давай подвезу! – Он вскочил с кровати, протянул маленькому жучку руку в гипсе и широко улыбнулся. – Ну, как тебе это нравится? Правда, здорово?

За подписями и каракулями не видно гипса, все разрисовано цветными фломастерами.

– Весь класс расписался, и еще половина класса миссис Келлог. Ребятам ужасно понравилось.

Марвин забрался на загипсованную руку, и Джеймс поднял его вверх.

– Нашел чернила? И бумагу? Я проверил потом, их там не было – значит, нашел. Теперь можешь рисовать в свое удовольствие. А когда чернила кончатся, просто выставь крышечку под мойку, и я снова ее наполню. Договорились?

Марвин довольно улыбнулся.

Джеймс понес его через всю комнату.

– Хочу кое-что тебе показать, – объявил он, с трудом скрывая волнение.

Джеймс остановился у противоположной стены и высоко поднял загипсованную руку.

Перед ними на стене – прямо рядом с окном – висел рисунок Марвина, в паспарту и красивой рамке. Миниатюрное повторение заоконного вида: уличный фонарь, дерево, крыша дома напротив.

Марвин не верил своим глазам. Он-то думал, что рисунок продан Мортонам, за четыре тысячи долларов. Тогда откуда он тут взялся? Висит, как настоящая картина. Прямо как в музее.

– Правда, здорово смотрится? Это Кристина его в рамку вставила. И знаешь, что еще? Она и твое «Мужество» обещала в рамку вставить. И мне отдать. Она сказала, что она у меня в долгу за мою помощь. – Он широко улыбнулся Марвину. – За нашу помощь.

Марвин в изумлении взглянул на Джеймса. Он опять увидит «Мужество»! И покажет рисунок Маме, Папе и всей родне.

Джеймс поднял руку в гипсе почти к самому рисунку, и Марвин оказался совсем рядом с маленьким городским пейзажем.

– Глазам не веришь, да? Думал, его продали уже? Мы сначала собирались продать, а потом, когда вся эта петрушка с рукой приключилась, мама раздумала. Она беспокоится, что я второго такого не нарисую. И она, – улыбнулся мальчик, – права.

Джеймс пошевелил пальцами и посмотрел на руку в гипсе.

– Жутко больно было. Но, в конце концов, все к лучшему. Не могли же мы с тобой без конца рисовать эти маленькие картинки? Ужасно хочется всем правду рассказать, да только как расскажешь? Что они с тобой тогда сделают? Подумать страшно…

Марвин смотрел на Джеймса, и в нем нарастала радость, какой он раньше никогда не испытывал. Не просто счастье, не просто привязанность к другу и благодарность. Нет, его переполняло новое, куда более глубокое чувство: его любят таким, какой он есть, и это прекрасно.

Это не похоже на любовь родителей. Папа с Мамой его просто обожают, но родительская любовь постоянна и неизменна, как фонарь за окном. А тут его выбрали в друзья. Этот мальчик из всего огромного мира выбрал в друзья не кого-то, а его, Марвина.

– Вот мама и решила не продавать рисунок, – продолжал Джеймс. – Вдруг это мой последний шедевр, пусть лучше останется у нас. Она хотела повесить его в гостиной, чтобы все смотрели.

Мальчик рассмеялся:

– Но ему лучше тут, правда? Прямо как еще одно окошко… только совсем маленькое. Как будто твоя комнатка прямо рядом с моей, и это вид из твоего окошка.

Марвин улыбнулся. И то правда, окошко как раз подходящего жучиного размера.

Джеймс перенес Марвина к столу и осторожно пересадил на деревянную столешницу.

– Ни за что не угадаешь, куда я иду сегодня. Я собираюсь встретиться с папой и… – мальчик помедлил, растягивая удовольствие, – и с Кристиной. Пойдем все втроем пиццу есть.

Он таинственно понизил голос:

– Мне кажется, она ему очень-очень нравится.

Карл и Кристина. Подходящая пара,одобрил Марвин. Пусть у Джеймса будет вторая семья – но другая, из мира искусства.

Джеймс внезапно рассмеялся:

– Знаешь, ты мой самый лучший друг. Забавно, правда?

Марвин просиял от удовольствия.

Настоящая дружба – как произведение искусства, подумал Марвин. На нее требуется немало времени и усилий. А еще нужна какая-то искорка, которую так трудно описать. И счастливая случайность. Тогда в тебе просыпается это теплое чувство к кому-то, кого ты раньше в глаза не видел.

Раздался стук в дверь, и Марвин услышал голос Карла.

– Пора идти, – шепнул мальчик. – Папа пришел. Завтра увидимся. Я метку у мусорного ведра проверю.

Он схватил куртку и помахал на прощанье Марвину:

– Пока, малыш.

Марвин поднял одну из шести лапок и тоже помахал в ответ.

Комната опустела. Марвин подполз к самому краю письменного стола и выглянул в окно. Сколько всего интересного можно сделать, когда придет весна. Можно пойти гулять с Джеймсом по улицам. Можно отправиться в парк. Или в музей с Карлом и Кристиной. А потом вернуться в маленькую мастерскую и начать рисовать.

Марвин улыбнулся. За окном такой большой мир, хочется все посмотреть, а Джеймс для этого дела самый подходящий товарищ.