Текст книги "Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь (СИ)"
Автор книги: Элина Литера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь
Глава 1. Мой личный ад
Глава 2. Подарок от кузины
Глава 3. На юг
Глава 4. Булочница
Глава 5. Ловушка
Глава 6. На восток
Глава 7. Ученица белошвейки
Глава 8. Подмастерье шорника
Глава 9. Писарь
Глава 10. Дело о пропавшем жемчуге
Глава 11. На север
Глава 12. Соловей и дубина
Глава 13. Дело о сгоревших бумагах
Глава 14. Встреча с прошлым
Глава 15. Бульвар Золотых орхидей
Глава 16. Лавочник
Глава 17. Старик в подземелье
Глава 18. Беглец
Глава 19. Старик и мальчик
Глава 20. Под руку со смертью
Глава 21. Сарай на краю поля
Глава 22. На запад
Эпилог
Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь
Убежать от заклятья или Моя чужая жизньЭлина Литера
Глава 1. Мой личный ад
Я ушла от мужа, и теперь я изгой.
Вы удивлены? Должно быть вы живете в Алонсии с ее поколениями просвещенных монархов, где разведенная женщина получает часть общего имущества, и хоть считается плохим примером для приличных девиц, все-таки может вести достойную жизнь. Даже незамужняя девица, стоит ей достигнуть возраста взрослости, становится самостоятельной, и никто ей не указ.
Или, может быть, вы в Ресвии, где уйти от мужа нельзя. Совсем нельзя. Сбежавшая от мужа женщина становится вне закона. Выгнать жену тоже нельзя, но муж может отправить ее работать на палящем солнце, которое в Ресвии жарит весь год кроме небольшого сезона проливных дождей. Чашка воды в день и одна лепешка, изнуряющая работа, никаких лекарей – и скоро место одной из трех жен будет свободно.
Пожалуй, мне повезло. В Валессии нет многоженства, а заморить жену все-таки незаконно. Но возраста взрослости у нас нет. Вы спросите, как так? А вот так. Нету. Семья может распоряжаться женщиной пока не выдаст замуж. Но и это не все.
Муж может вернуть жену в семью вместе с отступным. Обычно таких женщин не ждет ничего хорошего. Но если женщина уходит сама – всё, кроме немногих личных вещей, остается у мужа, а семья имеет право не принять ее обратно. Разведенные женщины становятся изгоями.
Только вдова получает и наследство, и свободу, и может жить в уважении. Теперь вы понимаете, почему при Валессийских дознавателях непременно служит маг-травник, который хорошо распознает яды?
Я ушла от мужа. И ведь самое обидное, что меня выдали замуж вовсе не против моего желания. Александро был прекрасен, будто талантливый живописец нарисовал его для украшения храма Пресветлых. Он был галантен, учтив и остроумен, словно вырос не в провинциальном Тармане в семье скромного сборщика податей, а при Валессийском Дворе. Конечно, он вскружил мне голову, и я опомниться не успела, как мы справляли годовщину нашего брака.
На следующий день муж пришел злой, наказал мне его не тревожить и заперся в кабинете. Два дня он отмалчивался, ограничиваясь лишь кивком по утрам, перед уходом на работу в банк, а на третий пришло письмо от папеньки. В резких выражениях папенька выразил порицание такой нерадивой жене, которая не принесла счастья мужу, и тот пришел к тестю с требованием увеличить приданое в возмещение сей неприятности.
Александро работал в банке у отца. В этом же письме папенька сообщил, что более он в услугах моего мужа не нуждается, и тот может поискать себе другую работу. А если я хочу поискать себе другого мужа, то делать мне это следует без участия семьи и на другом конце королевства, поскольку отец не позволит мне позорить семью таким кошмаром, как разведенная дочь. Отец, владелец одного из трех Тарманских банков имел влияние по всей провинции, и в соседних его тоже знали.
То, что муж женился на мне ради приданого и места в банке, стало для меня большим ударом. Точнее, стало бы, но получив письмо я отправилась к кузине Арайе. Я знала, что с наступлением весны она любит сидеть в тенистой беседке позади дома. Сейчас было около полудня, самое время для прогулки в саду. Не желая тревожить ее домашних, я прокралась к еле заметной калитке в кустах, с другой стороны сада, в которую мы часто пробирались, будучи детьми. Придерживая юбки, я пыталась пройти между кустами и забором, когда услышала голос кузины Селии, что была младше нас с Арайей на два года. В отличие от доброй старшей сестры младшая росла капризной и весьма избалованной. Вот и сейчас я лишь по звукам ее голоска могла себе представить, как она выпятила пухлую губку и сдвинула точеные бровки: – Ну почему, почему ты женился на ней, почему? Мой папенька богаче! И он пристроил бы тебя на работу в столице! Слышишь? Мы уехали бы в столицу! Ах, какие там лавки, какие там балы... А ты! Вот теперь сиди привязанный к этой нищей дурище! – Мне казалось, твой отец ясно дал понять, что не желает видеть меня в качестве зятя. – Ты сватался к Арайе, а надо было ко мне! Уж я бы его уговорила!
Я замерла, не дыша, потому что собеседником моей кузины был никто иной, как мой собственный муж. Арабелла, ты и вправду глупа, если не подумала о том, куда муж уходит на работу, когда твой отец его уволил.
Меж тем "работа" мужа продолжала: – Избавься от нее! У нас еще есть шанс! – Каким образом? Коммерция не выгорела, ее приданого больше нет. Новых денег старый хрыч мне не дал. Выгнать я ее не могу, магистрат обяжет меня работать, где найдется, и собирать деньги на выплату отступного ее семье. Жениться мне запретят, пока не выплачу все. Я, конечно, с голоду не умру, пойду счетоводом к лавочникам, но боюсь, что мы с твоей кузиной повязаны надолго. – Пока ты телишься, меня отдадут этому противному старику! Отец уже уже начал с ним договариваться! А меня тошнит при одном взгляде на него. Глаза слезятся, волос почти не осталось, и запах... Брррр... – Почему бы тебе не отказаться? Если он стар и противен тебе, так и скажи отцу. – Не могу. Отец вбил себе в голову с ним породниться, а Арайю уже просватали за другого. – Значит, отец тебя за меня не выдаст, даже если я буду свободен.
Кузина мило хихикнула. – Эта корова так и не понесла. – Н-да, воспитание сестрицы оставляет желать лучшего. – Ты совсем-совсем не понимаешь, как мы можем заставить отца дать согласие?
Пауза тянулась так долго, что даже я сообразила, о чем она говорит. – Но учти, только когда ты будешь свободен! – Дорогая, – его бархатных интонаций в его голосе у меня потекли слезы. Я слишком хорошо помню, как он обращался таким же голосом ко мне. – Но как?
Я не ожидала услышать от милой девочки такого звериного рыка: – Ааааарррр, почему мужчины так беспомощны! Устрой ей ад, чтоб она сбежала сама! Неужели ты не в состоянии ничего придумать? – Хм... моя малышка так коварна, – судя по голосу мужа, он улыбался. Уж я знала эти переливы. Услышав звуки, которые последовали за его словами, я решительно выскочила в калитку и бросилась вон. Еще не хватало стоять в дюжине шагов от мужа, когда он целуется с другой.
Но куда мне идти? До вечера я бродила по улицам, съела невкусный пирожок в таверне, так ничего не придумала и вернулась домой.
– Где ты была? – да, со мной муж разговаривал совершенно иначе. Теперь. – Я гуляла. – Где? С кем? – Одна, ходила по улицам, хотелось освежиться.
Я все еще не придумала, что делать. Но муж решил за меня. От сильной пощечины моя голова мотнулась в сторону. Я тупо смотрела в спину мужа, который удалялся по коридору, и ни одной даже самой мелкой мыслишки у меня не появилось.
Поднявшись свою спальню, я принялась раздеваться. Когда я открыла шкатулку, чтоб положить серьги и небольшое ожерелье, что надела сегодня днем, меня встретил совершенно пустой черный бархат. В других ящичках тоже ничего не осталось.
Заперев дверь, я обошла комнату, цепляя ногтями то половицу, то доски подоконника, то деревянные панели на стенах. Одна панель в углу слегка поддалась. Я достала из коробки для вышивания ножнички и подковырнула дерево. Больше всего я боялась, что муж решит посетить меня этой ночью, но к счастью, этого не случилось. Не знаю, сколько прошло времени, но мне удалось устроить за панелью тайник, положив туда оставшиеся украшения. Надеюсь, Александро о них не вспомнит.
Уснуть получилось не сразу. Заплакать мне тоже не удалось. Так и лежала, уткнувшись лицом в подушку.
***
– Я расчитал кухарку, – сообщил мне муж за завтраком. – Это последнее, что она приготовила. Экономка тоже больше у нас не работает. Потрудись сделать ужин к семи.
Я ничего не ответила, но муж, кажется, этого и не ждал. Не говоря больше ни слова, он вышел за дверь.
В Институции при Обители Пресветлых сестер нам преподавали хозяйство и кулинарию. Храните, Пресветлые, Алонсию, у которой Валессия почерпнула обычай учить девочек всему необходимому. Я не видела бы большой беды в том, чтобы самой вести дом, печь и жарить, если бы не причины, по которым мне пришлось это делать.
Я понимаю, что рано или поздно мне придется покинуть дом, но что дальше? Увы, я не могу уйти к Пресветлым Сестрам, даже если сумею туда добраться: в Валессии женщин, ушедших от мужа, принимать в Обители запрещено.
Мне все-таки удалось увидеться с Арайей. Она горячо поблагодарила Пресветлых, что отец отказался выдавать ее за Александро. О его предложении она даже не знала. – Странно, – сказала она. – Я точно помню, как Селия кокетничала с этим... м... прости, не помню его имени. – Оставь, это неважно. – Она ни словом не показала, что его общество ей неприятно. О... Кажется, я понимаю. Она держит его как запасного коня. А если твой муж ничего не придумает, сестрица пересядет на другого. Милая, я так тебе сочувствую, но совсем не знаю, что подсказать. Через неделю меня увозят к жениху в Лаганио, что на юго-восток от нас. Свадьба будет в доме мужа. Если бы я чем-то могла тебе помочь... Но отец не захочет ругаться с твоими родителями. Впрочем, я поговорю с мужем, правда... – она замялась. – Не сразу после свадьбы, я понимаю. Ты хоть видела его? – Один раз. Кажется, неплохой человек. У его отца коммерция в столице, и они на паях с моим открывают какое-то дело. Я подслушала, как мама шепталась с подругами, что сам Генаро совершенно неприспособлен к коммерции. Делами занимаются старший и средний сыновья, они уже женаты. А младшего пристроили в Лаганио служить у графа, и сам он тихий и скромный. Наши отцы решили породниться. Как ты думаешь, тихий и скромный, наверно, хорошо? – Пусть тебе повезет!
Через неделю Арайя уехала. Я не узнала, как у нее сложилось с мужем, и удалось ли поговорить обо мне. Когда пришло письмо от Арайи, муж заявил, что он не желает моего общения с ней, и кинул конверт в камин. Все приходящие мне письма летели туда же. За это время я несколько раз получала пощечины за невкусный ужин и растрату денег. Раз от разу удары становились сильнее, в последний раз голова гудела добрый час. Покупая самые дешевые продукты на те гроши, что он мне давал, я понимала, что чем-нибудь муж будет недоволен, но все еще старалась вести дом как можно лучше. Зачем? Сама не знаю. Может быть, потому что я все еще здесь живу.
Все подруги были замужем. Их мужья были связаны с моим отцом или с семьей мужа. Я осталась одна.
Ночами, когда все заботы по дому были позади, я смотрела в окно и думала, как мне вырваться из ловушки. Мне некуда идти. Я могу найти ювелира, который купит за полцены оставшиеся украшения. Но на сколько хватит этих денег? Даже если мне очень повезет, и я доеду туда, где власть отца закончится, сколько мне понадобится времени, чтоб найти работу? Кто возьмет горничную без рекомендаций? Я не так хорошо шью и готовлю, чтоб зарабатывать на жизнь в ателье или кухаркой. О месте экономки и думать не стоит – в документе будет указано, что я бросила мужа, а таким женщинам редко где рады.
У меня есть магия, но людей с такими силами даже за магов не считают. Вы же не будете называть певцом того, кто может промурлыкать колыбельную ребенку? Чуть-чуть магии воздуха – этого не хватит даже для ярмарочных фокусов. Немного магии металла, но я плохо обучена. Учителя мне нанимать отказались, и а самой мне удалось научиться лишь нагревать небольшие предметы. Еще я могу видеть, было ли магическое воздействие. Глубокому взгляду могут научиться все, чья магия хоть как-то связана с материальным. Но настоящая магия распознавания – какое именно воздействие, чем и как давно – мне недоступна. Признаем честно – этим "пением" на жизнь не заработать.
А еще я очень боялась. Одинокая женщина – легкая добыча. Я слышала, как матроны постарше перешептывались о веселых домах, когда думали, что ушки невинных девиц далеко. Попасть туда легко, выбраться намного труднее. Но мне было страшно подумать и об одном дне в таком месте. Лет в тринадцать я спросила у гувернантки, как выглядит веселый дом. Она сказала, что там работают вульгарные, противные, грязные женщины и оставила без сладкого за неуместное любопытство.
Муж все явственнее злился. Он не мог придумать никакого способа навредить мне так, чтоб его не поволокли к дознавателям. Пощечины, разбитая посуда, отказ в деньгах на прачку и на женские мелочи, скандалы – пока его арсенал был не очень велик, но рано или поздно он что-нибудь придумает.
Наверно, эта мысль пришла ему в голову случайно, когда он увидел меня на верху лестницы. Конечно, я почувствовала толчок в спину, но кто мне поверит? особенно, если некому будет рассказать. Он прошел мимо меня к двери на улицу, когда я корчилась на полу от неожиданно резкой боли внутри. Боль то затихала, то нарастала снова. Я попыталась встать и уже держалась за стенку, когда в дверь постучали. – Ох, госпожа, что с вами? Бледная-то какая... – охнула зеленщица.
Новый приступ скрутил меня, и пол двинулся навстречу.
Очнулась я в спальне на сбившихся и мокрых от крови простынях. Зеленщица стояла рядом с незнакомой госпожой. Увидев, что я очнулась, добрая женщина представила ее: – Травница наша, маглекарка она.
Травница взяла меня за руку и тихо сказала: – Госпожа Малинио, мне очень жаль, но вы потеряли ребенка.
Им было трудно поверить, что у меня нет прислуги. Я вынула из кошеля серебряк – сегодня продукты я покупать не буду, и дала его зеленщице, чтоб та помогла мне переменить платье и обмыться. Опираясь на руку моей спасительницы я вытащила оставшиеся драгоценности из тайника. Зеленщица сложила в мешок немного вещей, а теплый плащ я взяла в руки. Больше мне все равно не унести. Я потратила еще несколько монет, чтоб найти повозку, которая довезла бы меня до дома дяди.
Может быть, мне будет стыдно за то, что я сейчас сделаю, но другого выхода мне не оставили.
_________________________________________
От автора: приветствую моих немногочисленных читателей. Очень надеюсь на ваши отзывы.
Все самое страшное с героиней уже произошло. Дальше начинаются приключения.
Глава 2. Подарок от кузины
То, что я рассказала, конечно, не подняло дяде настроения. Обозвав младшую дочь тупой курицей (о, у Селии был хороший учитель изящной словесности) он сообщил мне, что ее запасной конь ускакал на вольные луга. То есть, помолвка не сладилась. Но если меня это утешит, за моего уже бывшего мужа ей все одно не выйти. Дядя подумывал отправить младшую дочь в очень далекую и очень закрытую Обитель на год-два, чтоб та образумилась.
Поделившись планами, дядя обратился к моей судьбе: – Признаюсь честно, неумное поведение Селии не стало для меня большой неожиданностью, однако подобной глупости от этой козы я не ожидал и благодарен тебе за предупреждение. Как ты понимаешь, многим я помочь не смогу. Мой брат на тебя сильно зол, и зная его ослиное упрямство, никакими доводами это не переменить. Может быть, если после развода ты придешь к нему умоляя и раскаиваясь...
Я покачала головой. Мне не хотелось думать, какое наказание нашел бы отец разведенной дочери. В лучшем случае меня держали бы в черном теле, обращались бы хуже, чем с последней поломойкой и ежедневно попрекали прошлым. В худшем отец отослал бы меня куда-нибудь в закрытый пансион под присмотр изуверов в юбках. Я слышала, что такие существовали для негодных дочерей. Нет, не хочу.
Дядя кивнул: – Понимаю. Его бараньи понятия о семейном достоинстве и правда не оставляют тебе иного выхода, кроме как уехать. Я помогу выправить документ в мэрии, продать украшения повыгоднее, дам немного денег сверх и договорюсь с надежным обозом. Дальше тебе придется устраиваться самой. Взамен прошу тебя повременить с объявлением об уходе, чтоб я успел упредить действия Селии. Моя жена отпишет твоему телку, что из-за дурного самочувствия ты остановишься у нас на несколько дней. У вас ведь не осталось слуг, не так ли? А тебе после... гм-гм... неприятности нужен уход. – Как мужчина он старался держаться подальше от "дамских вопросов".
Дядя позвал горничную, чтоб та отвела меня в гостевую спальню. Позже пришла тетушка, охала и ахала, принесла сонный отвар наказав поспать подольше. Утром та же горничная подала мне завтрак и шепотом поведала, что поздно вечером явился мой муж требовать меня назад, но был отправлен дядей восвояси.
Я проводила время лежа в кровати, читала принесенные тетушкой книги и лишь иногда подходила к окну. События последних дней подкосили мои силы, и выходить из комнаты совсем не хотелось.
Селию я не видела до пятого дня, когда после завтрака она проскользнула в дверь и прошипела: – Мерзкая тварь. Ты мерзкая тварь. Как ты посмела наговорить про меня папеньке? Сама ни кожи, ни рожи, ни денег, неужели ты думала, что Александро ты нужна? Дура! – Селия, будь добра, покинь мою комнату. – Это не твоя комната, здесь нет ничего твоего! Это мой дом, а ты никто! Ты сгинешь, ты давно должна была сгинуть! Александро мой! – Послушай, я ушла от него, забирай на здоровье. Что тебе от меня надо?
Селию перекосило. – Я собиралась преподнести тебе этот подарочек, когда ты была еще замужем за моим Александро, но и теперь тоже сойдет. Раньше он мог бы выгнать тебя за адьюльтер и отступной не платить. Так в законе сказано, я узнала. А сейчас мне будет приятно знать, что тебе придется подрыгаться под мерзким чужим мужиком. Потом тебе будет противно, может даже в петлю от гадливости полезешь, – и Селия захихикала.
– Я не понимаю, какой адьюльтер, о чем ты?
– В твоем утреннем чае был меленький-меленький порошочек с травками и растертым волосом моего бывшего женишка, этого противного старикашки Червио. Мне пришлось отдать почти всю копилку и еще мага поискать, но оно того стоит! Теперь судьба будет вести тебя к старикашке Червио, а старикашку к тебе, и стоит вам прикоснуться друг к другу, как – бах! – вы воспылаете неземной страстью, и он тебя покроет как кобель сучку. А наутро проклятие спадет, и ты поймешь, что отдалась мерзкому старикашке, при одном взгляде на которого с души воротит, хи-хи-хи. Даже если ты сама будешь сопротивляться, его-то тянуть станет, и он силой задерет тебе юбку. Живи потом с этими воспоминаниями, тупая овца!
Высказавшись, Селия выскочила за дверь. Н-да. Похоже, у этого семейства свои счеты к зоологии.
В полдень под крики и брань кузину увезли. Дядя передал через жену, что теперь, когда Селия и Александро не смогут осуществить свой план, он займется моим разводом и продажей украшений. С приложением нескольких золотых документы будут готовы через два дня, а на третий обоз увезет меня на юг, в Риконто. Там, на юге, у него есть надежный поверенный, который подберет мне какую-нибудь работу. Ехать туда почти неделю, но это достаточно далеко, чтоб отец не смог мне навредить. Поскольку ссориться с братом дядя не желает, он просит меня не раскрывать участия в моей судьбе.
Я уже достаточно окрепла, чтоб выйти в сад. Что ж, я очень благодарна дяде и не могу просить его о большем. Риконто – это хорошо. Это достаточно далеко, чтоб некий старик Червио до меня не добрался. Ох, ну и фамилия ему досталась. Впрочем... разведенные женщины могут вернуть фамилию отца только с его дозволения, но дядя предупредил, что и спрашивать не будет. Значит, чиновник в ратуше придумает новую, и кто знает, что ему в голову придет. Может быть, мое новое имя будет еще хуже.
Итак, это весьма немолодой господин со слезящимися глазами, у него не очень много волос, и его фамилия Червио. Мне стоит держаться от всех, кто подходит под это описание, подальше. А еще этот Червио живет где-то здесь, иначе как бы Селия добыла волос? Мне очень, очень повезло с Риконто.
Как только я смогла уверенно держаться на ногах, я потратила серебряный на проверку у мага. Да, сказал мэтр, он видит заклятие, и снять его невозможно, но есть и хорошие новости: сроку ему осталось не больше года. Если я не встречусь за этот год с тем, кто привязан через волос, мы оба будем свободны. Спасибо, Пресветлые!
Мэтр долго ругался на магов-отщепенцев – тех, кто нарушает правила Магического Конвента. Таких положено сдавать Конвенту немедленно. Знаю ли я, кто наложил эту гадость? Нет? Жаль.
Я написала Арайе, по просьбе дяди не упоминая, что жила у них неделю. Рассказала только, что ушла от мужа и еду в Риконто. Дождаться ответа я уже не успевала, но по крайней мере у меня был адрес подруги. Увы, Лаганио лежал в стороне от моего пути. Отослать непутевую племянницу к родной, прилично замужней дочери, дядя не согласился бы. Мне предстояло ехать на юг.
Наконец, я получила документ о том, что я, Арабелла Вишнео, женщина в разводе. Имен родителей в бумаге не стояло. Семья от меня отказалась. Спасибо, Пресветлые, могло быть хуже.
Глава 3. На юг
Назавтра, в погожий апрельский день наш обоз вышел из Тармана. Дядя уверял, что ведут его надежные люди с хорошей охраной. Он дал мне небольшой сундучок, как раз такой, чтоб уместились все вещи, и наказал кухарке выдать провизию в дорогу, чтоб не голодать между остановками и не закупать в трактирах втридорога.
Если бы не тряска, ехать было бы даже приятно, но мой не до конца оправившийся организм к вечеру начинал отзываться болью на каждую неровность, и я мечтала только в неподвижную постель. Мы держались вместе со вдовой средних лет. Я не стала раскрывать всей своей истории, лишь посетовала на невыносимость семейного уклада и упомянула, что больше этой радости у меня в жизни нет и, надеюсь, не будет. Вдова похлопала меня по руке и прошептала, что если б ее остолоп не окочурился так вовремя, то видят Пресветлые, подсыпала бы ему толченую кожу жабы Ки с юга, а дальше дознаватели пусть делают, что хотят. А ведь нехудой муж был, пока в таверне не стал засиживаться.
Мы снимали в гостиницах комнатушки на двоих, и вдова пару раз осаживала нахалов, что уделяли мне слишком пристальное внимание.
Так прошло четыре дня. Мы проехали всю Тарманскую провинцию, пересекли соседнюю и почти доехали до границы с Рикоттийской, когда на пятый день зарядил такой ливень, что следовавшая за нами повозка еще была видна, а дальше уже не очень. Обоз ехал все медленнее и в конце концов остановился – колеса отказывались катиться по непролазной грязи. Мы с вдовой и двумя семейными парами сидели на тюках с каким-то сыпучим товаром и слушали дождь. Пара постарше тихо ворковала, пара помоложе столь же тихо переругивалась. Мы с вдовой молчали.
– Да куда ж ты! Стой! Тпру! Ах ты... – от окончания фразы мои нежные ушки едва не увяли. Снаружи раздался сочный хлюп и еще более забористая брань.
Я выглянула из повозки и немедленно прыгнула в месиво дороги. Молнией пронеслась мысль: как повезло, что ехала босиком, чтоб дать ногам отдохнуть – обуви у меня немного, и легкие сапожки неизбежно погибли бы в такой грязи. Высоко поднимая ноги я понеслась по чавкающей грязи и рывком успела вытащить ребенка из-под падающих бочек. Телега стояла, уперевшись одним бортом в дорогу, и ее содержимое как по горке съезжало в хлябь. Мальчик лет шести уцепился за мою шею и тоненько заплакал. С другой стороны телеги поднимался его отец с помертвевшим лицом. Но увидев меня с ребенком, он ожил и заохал: – Пресветлые спасители наши, ангела ниспослали, благодарю вас, пресветлые! – он попытался добраться до нашей застывшей среди дороги группы, но поскользнулся и снова упал в грязь.
Из повозок выглядывали люди и громко обсуждали увиденное. Кто не успел рассмотреть представление с самого начала, требовал пересказа от свидетелей. – Ребенка из-под бочки вытащила, вот прям бочку столкнула! – Да не бочку, телегу, он под телегой лежал! – Во врать горазд!
Пока ездоки выясняли, кто главный свидетель, а кто так, подышать высунулся, неудачливый возница все ж добрался до нас и попытался снять ребенка у меня с рук, но тот вцепился в меня как котенок в колбасу. По крайней мере, обмусоливал точно так же. А я стояла и держала мальчишку на руках, и ни одной мысли, что делать дальше, в моей мокрой голове так и не появилось.
Все решили бабы из обоза. – Давай ребенка к нам! – крикнули из соседней повозки. – Что стоишь, малого мочишь?
Я дохлюпала до сердобольного семейства, где нашлась чистая и сухая детская рубаха и шерстяной платок, чтоб согреть мальчика. Но стоило мне попробовать отойти хоть на шаг, как тот заревел словно отнятый у коровы теленок. В повозку мне лезть не хотелось – грязь по колено, грязь на груди, где прижимала ребенка, сама мокрая насквозь. Габриэла, хозяйка повозки, откинула мне задний борт, чтоб я могла сесть на задок и подставить ноги под струи дождя. Из нашей повозки показалась вдова, помахала мне, убедившись, что со мной все в порядке, и скрылась внутри.
Владелец плавающих бочек посмотрел на то, как обтерли и высушили его сына, пробормотал слова благодарности и поспешил вперед, к голове обоза. Когда он вернулся, я была уже почти не грязная. – Голова сказал, что сегодня не уехать никуда, тут и ночевать будем. Мне наказал место в повозках найти, значит. Разрешил. – У нас тут не протолкнуться, твой малец госпожу не отпускает. Давай в следующую на ее место, – ответили изнутри, и тот послушно почапал прочь.
Он оттащил с дороги бочки, попробовал сдвинуть телегу (из повозок послышались смешки), распряг лошадь, привязал ее к поверженной телеге и пошел в повозку к вдове. Как он там договаривался, не знаю, но назад не вернулся. Посчитав, что я больше никого не испачкаю, я приняла приглашение влезть внутрь, где сняла все, кроме нижней рубахи (отец семейства под строгим взлядом жены торопливо отвернулся), напялила одолженное Габриэлой старое платье и завернулась в одеяло. Охранники распрягли лошадей и свели их с дороги в поле, прихватив и ту, что была у телеги. Там натянули полог и разожгли под ним костер. Позже один из караульных прибежал к нам с котелком кипятка, наказав разлить по кружкам и отдать ему тут же, другие ждут.
Мне выдали кружку для кипятка и насыпали в воду каких-то пахучих травок. Мои припасы остались в другой повозке, но добрая хозяйка выделила кусок хлеба и репку – чем перекусили сами. Спать ложились вповалку. Мальчишка прижался ко мне и отпускать не желал.
***
Я проснулась от того, что было тихо. Дождь кончился. Где-то ухала сова, потрескивал костер охраны, тихо чавкала грязь: чав-чав... тихо... чав-чав... Что-то странное было в этом наборе звуков. Я села рывком. Я помнила, что охрана поставила полог напротив нашей повозки. Чтоб мужчины да не болтали, коротая ночь у костра? И кто так тихо шлепает мимо повозок, опасаясь шуметь?
Стараясь двигаться неслышно, я высунулась из-за полога и присмотрелась к охране. Все спали вокруг костра. Все! Тихие шлепки остановились, и я услышала шепот, но слов разобрать не могла. Во тьме блеснул отсвет неяркого светляка.
Обоз и охрану усыпили водой, это понятно. Что-то туда сыпали... почему я не уснула? Наверно, пахучие травки Габриэлы перебили сонную воду. Демоны! Значит, хозяев повозки можно разбудить.
Я положила руку на рот женщины и потрясла ее за плечо. – Тише, не двигайтесь и молчите! – зашептала ей в ухо, едва у нее дрогнули веки. Габриэла тихо угукнула. Я отняла руку от нее рта и продолжила. – Все спят, даже охрана, а мимо повозок кто-то ходит со светляком и шепчется.
Хозяйка резко обернулась ко мне, стараясь не шуметь и сделала знак наклониться поближе: – За детями пришли! В прошлом месяце с одного обоза трех детев сняли! – в шепоте Габриэлы послышалась паника, которая передалась мне. Пусть мне пока не довелось стать матерью, но моя потеря отозвалась страхом за всех детей, что оказались у меня "под крылом".
Я вспоминала, кто еще ехал в обозе. В нашей повозке спали четверо хозяйских и "мой", из-под бочек. Кажется, в трех других были еще дети. Что делать? Что?! Я вновь наклонилась к ее уху: – Оружие есть? – Да какое там. Ножик мой для стряпни, да и все. А чего они спят все? Охрана следить должна. – Что-то в воде было, наверно. Мужа твоего разбудим?
Хозяйка качнула головой и потянулась к кружкам, которые мы поставили в углу за тюками. Она понюхала из одной, потом из другой. Я снова рискнула выглянуть наружу. Свет маячил уже ближе. Женщина сделала мне знак наклониться к ней: – Снотворницу, небось. подсыпали, а моя чаровница ее перебила. Хозяин чаровницу не любит, так что, не разбудить. Нам свезло, а этих всех только колоколом поднять. – Колоколом... Колоколом... Что из кухонной утвари есть?
Медленно-медленно, чтоб ничем не брякнуть, Габриэла вытянула котелок и тазик, черпак и скалку. Подумав, вернула скалку и взяла жестяную кружку. Виновато развела руками, мол, ничего больше нужного нам нет. Я кивнула успокаивающе – и так хватит. Разобрав орудия мы подоткнули юбки и осторожно выползли из повозки. Габриэла сделала несколько шагов в сторону, но от детей уходить не стала, оно и понятно. Переступая по грязи как медведь в шапито, я двинулась к началу обоза. Когда решила, что достаточно, то принялась колотить кружкой по тазику изо всех сил. Мне вторили черпак с котелком. Вскоре из повозок послышались голоса – селяне просыпались.
Я оглянулась. Из нашей повозки высунулся муж Габриэлы, та махнула ему и не прекращая колотить по котелку побежала к шевелящейся охране. А я рванула к Голове.
Что люди проснулись, полдела. Заставить их что-то соображать было сложнее. Главный по обозу мычал и отмахивался, пытаясь встряхнуться, и водил вокруг пустым взглядом. Я сняла с крюка ведро, которое висело снаружи его повозки, и выплеснула в сонного мужика всю скопившуюся дождевую воду. Тот, наконец, осмысленно посмотрел на меня и взревел: – Девка, чтоб... твою мать, ты рехнулась? – Охрану и весь обоз усыпили! Насилу подняла вас!
От хвоста обоза послышался женский вой. Все-таки одного ребенка успели схватить, прежде чем мы забили тревогу. Из шести охранников исчезли двое. Их главный клялся всеми Пресветлыми, что нанимал надежных людей по рекомендациям. Я усмехнулась – даже в моей недлинной жизни с надежными людьми оказалось не так просто.
Женщина выла. Двое из охраны вскочили на лошадей и умчались в ночь. Обоз гудел. Кто мог, зажигал светляков. Спать больше не ложились. Владелец упавшей телеги прижимал к себе сына, который сонно тер глаза кулачками. Габриэла вернулась в повозку и обнимала детей.
