Текст книги "Водные врата (ЛП)"

Автор книги: Элейн Каннингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В своем логове, под водой, Ахлаур склонился над письменным столом и в лихорадочной спешке выцарапывал руны на тонком нежно-голубом пергаменте. Опытным путем некроманту удалось определить, что кожа тритонов – лучший материал для пергамента в нынешних условиях: долговечная, водостойкая, не говоря уже о приятном лазурном оттенке.

Трое магически оглушенных тритонов – пока еще при своих лазурных шкурках – лежали, скорчившись, в одной из клеток, выстроенных линиями вдоль обширной коралловой комнаты. Эти существа заслужили особую любовь некроманта, будучи почти равноценными эльфам в плане пригодности. Они походили на людей во всем, кроме цвета, изумительной красоты и тюленьих плавников, благодаря чему стали превосходными подопытными. Кроме того, их врожденная магия обеспечивала непредсказуемый и порою любопытный потенциал.

В своих исследованиях Ахлаур не ограничивался тритонами. Помимо них в клетках содержались многочисленные существа; живые и мертвые, они внесли свой вклад в искусство некромантии. Их стоны и крики, как музыка, были идеальным фоном для безудержного полета мыслей Ахлаура.

– Какое все-таки интересное заклинание, – бормотал он, наспех наскребывая руны. – Даже не думал, что на это способен эльф. Эльфы не могут быть некромантами. Ха! Тот, кто сказал такое, явно не встречал моей маленькой Кивы.

Нотка гордости закралась в мысли мага, стоило ему вспомнить эльфийку. О том, что Кива провела годы в плену и муках, он давно уже не вспоминал, предпочитая считать ее своей «ученицей».

– Ученики бросают вызов своим наставникам. Таков порядок вещей. Ты многого достигла, моя маленькая эльфийка, – он на время прервался, чтобы сосредоточиться и начертить замысловатую и смертоносную руну, – но ты еще не готова встретиться с Ахлауром в бою.

Маг добавил заключительный завиток, поднялся из-за стола и, поглаживая покрытый чешуей подбородок, прошелся вдоль рядов клеток из коралла и костей. Наконец он остановился перед одной, где содержался ларакен. Монстр инстинктивно подался к живительной магии, окружающей Ахлаура, – и отпрянул, когда осознал ее источник.

Долгое время Ахлаур рассматривал любимую зверушку. Он нуждался в объекте, на котором бы мог испытать только что составленное сложное заклинание. Ларакен однажды выжил после подобного волшебства, но сможет ли повторить? Ахлаур не знал этого наверняка. Если большинство чар, высосанных из Кивы, поступили через ларакена целыми и без потерь; то от этого заклинания Ахлауру досталась лишь как призрачная тень. Ларакен успел впитать только общую форму и вид заклинания, и передал этот набросок хозяину-некроманту. Ахлаур смог, конечно, заполнить пробелы. Более того, он усовершенствовал заклинание, но, имея дело с эльфийском магией – хоть в чем-то можно быть точно уверенным?

– Слишком рискованно, – решил он. – Лучше мы пошлем что-нибудь другое и посмотрим на результат.

Некромант продолжил прогулку вдоль коллекции монстров, пока не попался на глаза один из них: свирепый, четырехрукий человек-рыба, похожий на мутанта сахуагина. Эти существа были достаточно распространены на Элементном Плане. Если эксперимент не удастся, достать нового не составит особого труда.

Кивнув утвердительно, Ахлаур развернул свиток пергамента и принялся зачитывать. Заклинание, вытянутое из ларакена, которое тот, в свою очередь, высосал из Кивы, прошло сквозь живую воду. Пузыри воздуха, соскочив с губ некроманта, поплыли к заточенному зверю. Они кружились, и опускались, и светились, наводя на мысли об эльфах, танцующих под звездным небом. Ахлаур отмахнулся от сентиментального налета на магии Кивы и сосредоточился на самой хитроумной формуле.

Чтение продолжалось; пузыри принялись сливаться, все увеличиваясь в размере. С последним, наполненным магической силой словом, они стали единой сферой, что обволокла монстра.

Некоторое время некромант просто стоял, наблюдая, как животное металось в клетке, судорожно хватая легкий, непривычный воздух. Аура страха опьяняла, словно травы из сада знахарки. Ахлаур втягивал воду большими глотками, смакуя отчаянье жертвы. Наконец, почувствовав приятное утоление, он вытащил маленький коралловый кружок из мешочка для компонентов заклинания и поместил его между собою и заточенным монстром. Кольцо зависло как круглая рамка на невидимой стене, или, скорее, как смотровое окошко, которое беспомощные и недоверчивые люди проделывают в дверях.

И снова Ахлаур начал заклинание. Языки призрачного зеленоватого сияния потянулись от краев кораллового кольца, творя стену магической силы. Когда она огородила достаточное пространство, маг вытащил металлический жетон и швырнул его в сторону кораллового кольца, выкрикнув одно-единственное слово.

Жетон исчез в сопровождении взрыва звука и вспышки света. Под действием чар сфера потянулась к коралловому кольцу и, стоило ей прилипнуть к нему, как воздух устремился через окошко, вырываясь наружу круговоротом пузырьков. Монстра тоже затягивало в брешь. Его тело противоестественно удлинилось, вытянулось, он перетекал через дыру, как джин через узкое горлышко лампы.

Через несколько мгновений огромный пузырь исчез, а монстр стоял лишь в нескольких шагах от Ахлаура. Некромант рассеял магическую стену одним движением и с улыбкой посмотрел в безобразное лицо пленника. Тварь обнажила клыки, зарычала как загнанный в ловушку зверь.

– Напади на меня, – предложил Ахлаур. – Небольшое развлечение сегодня не помешает.

Какое-то время инстинкт боролся с инстинктом; монстр выбирал между неминуемой гибелью и продолжением жизни в неволе. Он зарычал в муке.

Ахлаур пожал плечами.

– Нерешительность – тоже выбор, – заметил он.

Он кивнул, и костяные дверцы клетки распахнулись. Щелчком пальцев некромант создал маленький водоворот, засосавший существо обратно в его клетку, и захлопнул дверцу.

Не уделяя подопытному больше никакого внимания, некромант продолжил работу. Он прикрепил коралловое кольцо к одному из прутьев клетки, наложил на него охранные и срабатывающие чары.

– Подарок тебе, моя маленькая Кива, – сказал волшебник, пристально разглядывая другую маленькую брешь: несовершенные врата, через которые вода и магия просачивались в Халруаа. – Ты послала мне ларакена. Дотронься до воды из источника, и я отвечу тебе собственным посыльным. Учитывая, какими хлопотами ты обременила себя ради моего блага, было бы грубо пренебрегать тобою. В конце концов, правила приличия должны быть соблюдены.

Некромант тихо рассмеялся, представляя удивление эльфийки, когда из врат появится четырехрукое чудовище. Это был простой трюк, обычная шалость перед началом настоящей битвы. Но как же превосходна была перспектива встретить достойного противника!

Ахлаур позволил себе погрузиться в приятные мечты о мести. Его мысли витали не вокруг маленькой эльфийской женщины, они были посвящены его старым друзьям – и его самым ненавистным врагам.

Нат, северо-восточная область в Халруаа, считалась одним из самых диких и пустынных уголков страны. Пара торговых путей проходило по этим местам, но они были узки и нелюбимы путешественниками. Бесплодные, каменистые долины вились среди изрешеченных пещерами предгорий. В здешних густых лесах, в укромных логовищах прятались чудовища и разбойники, но эти опасности меркли перед стройными призрачными фигурами, скользящими как тени среди дымящихся останков торгового каравана.

Это женщины народа кринти – потомки эльфийской расы, чьи волосы и кожа серы, а душа черна. Их предводительница, держась стороны, сидела верхом на черном коне и время от времени отдавала распоряжения жестами изящных серых рук. Реже она выкрикивала приказы на языке, что некогда принадлежал дроу. Шанаир, глава налетчиков-кринти, гордилась своей темной родословной.

Халруанцы называли таких как она «теневыми амазонками». Как для полуэльфа, Шанаир была высокой, мускулистой и крепко сложенной, все благодаря примеси крови людей-варваров. У нее были тонкие и изящные конечности, а грудь и бедра роскошно полные. Грива стальных волос ниспадала на ее плечи как водопад, обрамляла лицо, черты которого резкие – все сплошь острые углы да тонкие линии. Кончики ушей Шанаир были лишь слегка приострены, но она старалась подчеркнуть свою эльфийскую сущность при помощи серебряных украшений в виде чрезмерно длинных и тонких шипов. Ее сапоги, ее кожаный доспех, ее плащ – все было серого цвета. Помимо глаз – неожиданно пронзительно-синих – единственными яркими пятнами в ее облике были красная татуировка на плече да алая краска на ногтях, что превращала их в окровавленные когти.

Отдаленный крик эхом прошелся по холмам. Шанаир резко подняла голову, сразу узнав, кому тот принадлежал.

– Рекатра!

Она ударила пятками бока коня.

Две воительницы из отряда Шанаир взметнулись в седла и поскакали следом за предводительницей, молнией летящей к обреченной разведчице – обреченной из-за ее собственного голоса; настоящие кринти не кричат от страха или боли.

Они нашли Рекатру неуклюже растянувшуюся на берегу стремительного ручья. Руками та пыталась зажать четыре глубокие, обширные раны; громадные когти, вспоров кожаный доспех разведчицы, достигли не только до живота, но и до внутренностей. Кринти потеряла много крови. Глаза, которые она подняла на Шанаир, уже теряли свет и медленно стекленели.

– Мама… – прошептала она слабо. Ее голос был полон надежды и мольбы, как просьба раненного ребенка.

Шанаир соскочила с лошади и подошла к павшей разведчице. Одним плавным движением она вытащила два изогнутых клинка. Те сверкнули у горла молодой воительницы – и вернулись в ножны уже окровавленными.

Вождь кринти склонилась над трупом той, что совсем недавно была ее разведчицей и ее дочерью. Остальные две женщины слезли с лошадей и подошли ближе. На их лицах не читалось даже намека на отвращение или удивление.

– Смотрите сюда, – Шанаир провела пальцем по краю глубокой раны.

Воительницы присели на корточки. Раны Рекатры оказались достаточно глубокими, чтобы убить, а внутри каждого пореза виднелся еще один, отходящий под острым углом от основного.

– Какие бы когти ее не полоснули, они были не только острыми, но крючковатыми, – заметила Виззра, «правая рука» Шанаир.

– И большими, – вставила третья кринти.

Ксибрил – тучная воительница, в росте и силе не уступающая Шанаир – положила руку на живот мертвой разведчицы, растопырив толстые пальцы как можно шире. Пальцы на ее руках были длинными и сильными и, как у Шанаир, окрашены на кончиках красным.

– Если это следы от когтей, – размышляла Ксибрил вслух, – рука должна быть вчетверо больше моей. Какая дрянь с окрестных холмов могла сделать такое?

Шанаир поднялась одним быстрым плавным движением.

– Что-то иное. Что-то, с чем мы доселе не встречались.

Она окинула взглядом зловещую местность, ища подсказки. На земле не было никаких отпечатков, ни даже намеков на след. Значит тот, кто напал на Рекатру, уплыл по ручью.

Синие глаза Шанаир сузились, когда она рассмотрела журчащее течение. Снег до сих пор украшал ряды горных вершин Стен Халруаа, но весенняя оттепель уже прошла. Стояло лето, до проливных дождей сезона муссонов оставалось ждать две или три луны. Течение не должно быть таким бурным.

– Надо найти исток ручья, – объявила кринти.

Она прыгнула в седло и послала коня резвым ходом на север, не удостоив мертвую девушку ни взглядом, ни мыслью.

С каждым шагом подъем становился более крутым, а местность – все более негостеприимной. Вскоре горная тропа исчезла в лесу, который начал редеть, стоило кринти подняться выше в горы. И с каждым шагом гул воды становился все громче, а течение стремительнее.

Воительницы ехали верхом до самого захода солнца, они продолжили свой путь и в удлиняющихся тенях сумерек. Звуки наступающей ночи отдавались эхом среди деревьев: кричали хищники, рычали дикие кошки, и пронзительный вопль добычи то и дело врывался во мрак. Когда совсем стемнело для верховой езды, потомки дроу слезли с лошадей и повели их за поводья, доверившись острому ночному зрению.

Ближе к рассвету они вышли к маленькой поляне. В центре ее находился небольшой и, скорее всего, неглубокий водоем, из которого и вытекал ручей. Но никаких следов существа, что выпотрошило Рекатру здесь не было.

Шанаир оставила коня на краю поляны и осторожно подкралась ближе. Она обошла кругом устье ручья, все время сосредоточенно разглядывая покрытую мхом землю.

– Крепкую палку мне. Живо, – приказала она.

Ксибрил исполнила приказ мгновенно, притянув шестифутовый валежник и быстро топориком очистив его от веток. Шанаир взяла грубо обтесанный шест и осторожно ткнула им в воду. Потом еще раз, но как бы предводительница не старалась, ей не удавалось нащупать исток ручья. Дно озерца оказалось сплошным плотным грунтом.

– Невозможно, – пробормотала кринти и, подняв палку высоко над головой, резко погрузила ее в воду.

Шест вошел с такой легкостью и так глубоко, что Шанаир чуть не потеряла равновесие. Она отскочила, в изумлении уставившись на двухфутовый обломок палки, оставшийся в ее руках.

Вдруг огромная зеленая лапа выросла из ручья, рассекая воздух там, где совсем недавно стояла Шанаир. Ладонь была размером с небольшой щит. Четыре пальца, каждый не меньше предплечья кринти, соединялись перепонками и оканчивались когтями, зазубренными как рыболовные крючки. Так же внезапно, как и появилась, лапа исчезла в загадочном источнике.

Шанаир быстро оправилась от изумления и выхватила клинки. Сталь с лязгом выскользнула из ножен Виззры. Скрип вращающейся цепи оповестил, что и шипастый кистень Ксибрил начал свой смертельный танец. Двигаясь быстро, молчаливо и слажено, кринти треугольником обступили ручей.

Внезапно поляна будто взорвалась. С оглушающим рыком, будто гул водопада, монстр выбросился из ручья, подняв, как гейзер, тучу брызг.

Существо было массивное, и вдвое выше Шанаир. Отдаленно напоминая человека по строению, оно стояло на двух лягушачьих лапах. Четыре передние лапы, мускулистые, покрытые тускло-зеленой чешуей, поднялись, готовые атаковать. На огромной голове твари гребнем топорщился жесткий плавник. Зубы размером с кинжал клацнули в предвкушении.

Воительницы-кринти пристально разглядывали противника, пытаясь определить его сильные и слабые стороны.

– Сахуагин? – гадала Ксибрил.

– Хуже, – ответила Шанаир, и на ее губках заиграла жестокая усмешка. Это чудовище, догадалась кринти, было из нездешнего мира.

Жажда боя вспыхнула диким и жарким пламенем в предводительнице, когда она начала свой смертельный танец. Другие присоединились к ней, увертываясь от ударов, уходя в сторону, поддразнивая, бросаясь вперед, и затем отскакивая назад. Магия была в их движениях, и соблазн, заманчивый, как песни сирены. Кринти не изнуряли своих противников. Они играли с ними.

Тварь напала стремительно, явно желая нанести сокрушительный удар по ближайшей кринти. Виззра ловко припала к земле и откатилась в сторону. В это же время, пока монстр не успел обрести равновесие, Шанаир нырнула под атакующую лапу. Кринти постаралась с силой вонзить клинок в место сочленения лапы и туловища противника, но оружие соскользнуло, так и не пробив чешуи.

Шанаир резко пригнулась, когда другая массивная лапа просвистела над ее головой. Удар такой силы ей не выдержать, мгновенно оценила кринти.

Она слегка ослабила хватку и позволила клинку при следующем ударе вылететь из руки. Затем она рявкнула однословную команду, назвав распространенный боевой маневр. Виззра и Ксибрил начали обходить монстра с двух сторон. Их оружие замелькало в смертоносном вихре. Воительницы сумели всецело отвлечь тварь на себя. Тогда Шанаир, подгадав момент, шмыгнула под молотящие лапы монстра. Держа клинок обоими руками, она подпрыгнула, с силой оттолкнувшись от земли. Ее чешуйчатый доспех зашуршал от соприкосновения с зеленым торсом монстра.

Сталь вошла в подбородок твари. Клинок со скрежетом царапнул по челюсти и зубам, и прочно врезался в твердое небо огромной пасти. Враг завопил, захлебываясь собственной кровью, но Шанаир инстинктивно поняла: ее удар не был смертельным.

Ксибрил обрушила удар топора на когтистую лапу, помешав монстру избавиться от застрявшего в пасти оружия. Шанаир, чтобы не быть задетой, выпустила клинок из рук и быстро отвернулась, боясь ослепнуть от дождя искр, когда сталь ударилась об сталь. В следующий миг кринти снова ухватилась за рукоять. Подпрыгнув, она оперлась обеими ногами о грудь существа и, оттолкнувшись, рывком высвободила клинок.

Смягчая падение, воительница сделала кульбит и тут же вскочила на ноги. Продолжая отступать, она свистнула. Тренированный боевой конь рысью подбежал к хозяйке, не обращая внимания на монстра и его безумные попытки избавиться от мучителей.

Шанаир взяла связку метательных копий и воткнула их острием в землю, покрытую мхом. Примерившись, кринти метнула одно из них.

Оружие стремительно понеслась к цели, срезав на лету серый локон волос Ксибрил. Увлекая развивающийся локон за собою, словно рыцарский стяг, копье впилось в черный глаз монстра.

Победный клич Шанаир резко оборвался, когда оружие отскочило и упало на землю. Целилась она точно, но оружие не пробило череп!

Все же монстр потерял один глаз. Шанаир метнула второе копье, довершив начатое. Но, даже ослепнув, тварь продолжала сражаться, и ее удары были так же точны, как и прежде.

Тонкий слух полудроу позволил ей уловить звук. Воздух наполняло едва различимое щелканье, похожее на отдаленное пение цикад. Верно, под водою такое пощелкивание могло тянуться на многие лиги. Шанаир смекнула, что тварь способна ориентироваться на слух, причем не хуже летучей мыши.

Кринти шлепнула лошадь по крупу, послав ее вскачь. Остальные кони последовали за вожаком; они неслись по узкому кругу, перескакивая через ручей снова и снова. Стук копыт эхом разносился по поляне, сливаясь в гулкий рокот, подобный барабанам диких эльфов из джунглей. В этом грохоте потонул даже боевой клич Шанаир, когда та бросилась на сбитого с толку и раненного монстра.

Тварь, теперь уже полностью «ослепшая», попыталась спастись бегством, но даже не смогла на слух определить, где ручей, и сделала шаг в неверном направлении. Роковая ошибка. Воительницы тут же сомкнули ряды.

Долгое время они играли со своей добычей, и не только ради наслаждения наблюдать за медленной смертью существа. Кринти развлекались до тех пор, пока монстр не обессилел. Тогда они принялись изучать чешую; вгоняя клинки в тело поверженного противника, они наблюдали, какие раны вызывают кровотечение, какие приносят сильнейшую боль и, наконец, какая способна повлечь за собой смерть. Если придется еще раз столкнуться с таким существом, знания помогут решить исход битвы.

И вот, кринти стояли над убитой жертвой – мокрые от пота, с ног до головы залитые кровью (и не только чужой). На лицах всех троих – хищные довольные улыбки.

– Соберите трофеи, – приказала Шанаир.

Остальные бросились исполнять. Массивную голову монстра буквально отодрали от туловища, очистили ее от кожи и мяса. Шанаир выломала несколько крупных, с кинжал, зубов и раздала их бойцам. Везти череп на одной лошади было слишком неудобно, поэтому кринти растянули плащ меж двух коней и примостили трофей туда. Наконец, они взметнулись в седла и отправились в путь, догоняя отряд.

– Славная добыча, – заметила Виззра.

Слова были верны, но в ее голосе к радости примешивалось еще и сомнение. Шанаир вопросительно подняла бровь.

– Это чудовище и этот ручей… – продолжила воительница. – Что все это значит?

– Разве не узнаешь поляну? – спросила Шанаир. – Здесь проходят мои встречи с Кивой. А поток – это врата в водный мир. Значит, эльфийка своего добилась.

Радость, такая же темная и яркая, как пламя Баатора, вспыхнула в глазах кринти.

– Пришло время боя, да? – горячо потребовала Ксибрил.

Шанаир покачала головой:

– Терпение. Продолжаем выполнять задуманное. Мы грабим, убиваем и совершаем набеги. Ждем Киву. Придет время, когда кринти явятся из теней и тогда все Халруаа потонет в кровавом море!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

За столом, в библиотеке сидела молодая девушка – судя по бледно-голубому цвету мантии, ученица волшебника-призывающего. Мантия ее не была запахнута, позволяя рассмотреть опрятную, хоть и поношенную, тунику и узкие штаны, на несколько дюймов не достающие до щиколоток. У девушки правильные черты лица, огромные черные глаза и широкий выразительный рот – на этот момент его уголки были недовольно опущены, брови нахмурены. Ее короткие каштановые волосы выглядели взлохмаченными нетерпеливой рукой, пальцы выпачканы фиолетовыми чернилами. Слева от будущей волшебницы лежала небольшая стопка пергамента, справа – три завершенных свитка, и гора скомканных, испорченных рукописей у ее босых ног.

Резко отшвырнув перо, она вскочила и пинком заставила гору пергамента взмыть в воздух.

– Скопируй свиток с заклинаниями, Тзигона, – повторила она, с поразительной точностью воспроизводя задорные интонации учителя. – Солнце не успеет высоко взойти, а ты уже будешь знать заклинание как собственное имя. И потом весь вечер можешь быть свободна.

– Чудесно, Базель, да вот в чем заковырка, – проговорила она уже собственным голосом, шагнув через комнату, чтобы сердито глянуть на портрет волшебника. – Не знаю я своего настоящего имени, солнце уже взобралось выше некуда, и я выучила то паршивое заклинание еще когда в первый раз скопировала этот – будь он трижды проклят – свиток!

Базель Индолар все так же невозмутимо смотрел со своего портрета, не обращая внимания на неожиданные вспышки дурного настроения.

Тзигона вздохнула и послала картине воздушный поцелуй, извиняясь. Она искренне любила нового учителя – своего первого учителя. Если она должна изучать искусство магии – а ведь так и было – то должна понимать, условия могли быть и гораздо хуже.

Базель Индолар был округлым, неунывающим мужчиной, жившим легко и роскошно. При всей этой веселости, человеком он был далеко не поверхностным. Мастер магии Призыва, а еще член Совета Старших и лорд-мэр Халара, города к югу от королевской резиденции. Базелю нравилось преподавать, и он был одним из волшебников, набивавшихся в учителя к Тзигоне после событий на болотах Ахлаура. Тогда многие волшебники желали тренировать врожденный талант, достаточно сильный, чтобы противостоять высасывающим магию способностям ларакена. Тзигона выбрала Базеля исходя из двух причин, но лишь одну из них она готова была признать. Его глаза знали, что такое смех.

Учителем он был терпеливым, но требовательным. Дисциплина оказалась для Тзигоны новшеством слишком уж стесняющим для девочки, которая редко спала две ночи подряд на одном месте. Но – решила Тзигона – раз другие ученики Базеля смогли как-то не помереть среди тоскливого переписывания свитков, то и ее шансы выжить были не так уж плохи.

Над пергаментами она корпела с самого утра, выводя руны снова, снова и снова. Базель постоянно повторял, что магия, как и наука счета, лучше всего постигается в определенной последовательности. Ученик должен тренировать память, развивать способность сосредотачиваться, с настойчивостью танцора оттачивать сотни четких и изящных движений, изучать тайный язык, на котором читаются все халруаанские магические формулы, приобретать глубинные знания основных заклинаний и кантрипов[2]2
  Кантрип – волшебство, колдовство, мистификация, чародейство. (прим. ред.)


[Закрыть]. Быть волшебником оказалось делом гораздо более мудреным, чем кинуть какую-то дурно пахнущую дрянь в котелок и пробубнить над ним.

Тзигона потянула затекшие пальцы; отыскав одно из брошенных перьев, она окунула его в чернила. Нечаянно она тряхнула пером в сторону портрета какого-то сердитого предка Индоларов. Чернила брызнули фиолетовыми каплями. Небрежный, еле уловимый жест – и вот уже на портрете красуются роскошные завитые усы.

Тзигона весело ухмыльнулась, довольная результатом – и даром, что неизвестный предок был женщиной. Наоборот, это придавало пикантность вычурным шелкам, и камням, и павлиньим перьям.

Успех дал рождение новой идее. Тзигона схватила чистый лист пергамента и приколола его к стене. Окунув перо, она взмахнула им, но теперь, пока капли чернил летели, успела прочесть заклинание – то самое, что должна была переписывать.

Клякса шлепнулась на пергамент и принялась извиваться. Руны простого кантрипа обретали форму, складываясь аккуратнее и точнее, чем выведенные Тзигоной собственноручно.

Тзигона тихо воскликнула, празднуя победу, и даже станцевала. Но радость была недолгой: девушка вспомнила, что может прочитать то заклинание лишь два раза за день.

А если…

– Должно же тут найтись что-то полезное, – бормотала она, внимательно оглядывая комнату.

Библиотека была доверху заставлена книгами заклинаний, пузырьками, флаконами, маленькими накрытыми крышками горшками, а также странной коллекцией трофеев и безделушек.

Тзигона ненароком глянула на статую Мистры. Богиня была будто окутана радужным сиянием. Девушка проследила взглядом до источника. Оказывается, солнечный луч проникал сквозь окно и преломлялся стеклянной призмой, стоящей на высоком деревянном пьедестале.

Не раздумывая долго, Тзигона подхватила предмет. С виду – так обычный кристалл, но девушка ощущала жужжание магии, либо подозревала об этом.

На лице будущей волшебницы сверкнула улыбка; задумка обретала форму. Около трех десятков перьев были собраны и выложены кругом, подобно спицам колеса. В центре, там, где у колеса предполагалась ось, красовалась призма, а «по ободу» были расставлены все чернильницы, которые только удалось отыскать. Оставалось лишь при помощи кусочков воска прилепить листы пергамента к стенам. Теперь все было готово, и Тзигона прочла заклинание.

Как и ожидалось, призма уловила и усилила магическую формулу. Перья, все как одно, взлетели в воздух, макнули носы в чернила, брызнули на пергаменты, вновь полетели к чернильницам. Тзигона и глазом не успела моргнуть, как заклинание было идеально скопировано на всех пергаментах.

Но перья на этом останавливаться не собирались. Они принялись брызгать чернилами на стены, на шелковые шторы, на зеркала. На потолок и на портрет усатого предка семьи Индолар. И в лицо самой юной заклинательнице.

Сплевывая набравшиеся в рот чернила, Тзигона ринулась к призме, но только была исколота несколькими перьями, которые возвращались к своим пузырькам. Тогда она сменила тактику; хватая пробки, она принялась закупоривать чернильницы.

Это возымело эффект, но не такой, как хотелось бы. Некоторые перья с лету вонзились в пробки и там застряли; они рвались на свободу так отчаянно, что заставляли пузырьки плясать и прыгать по столу.

Успев увернуться от крупного острого пера – то пролетело мимо, как брошенный нож – Тзигона схватила последний пузырек чернил. Она быстро вогнала пробку на место и отскочила в сторону.

К ее досаде, перо продолжило преследование, спускаясь и кружась с таким проворством, что наводило на мысли о летучей мыши.

Остальные перья присоединились к погоне, и с каждым мгновеньем число преследователей росло. Сломанные и разбросанные перья теперь поднимались с пола, нечищеные вылетали из выдвижных ящиков стола, на свободу рвалось даже оперение чучела цапли, которое до того времени мирно покоилось в углу. А когда Тзигона пробегала мимо портрета предка Индоларов, то и павлиньи перья соскользнули с рисунка и присоединились к погоне.

Иного выхода не было, как избавиться от чернил, пусть даже они были непростыми, волшебными, предназначенными для написания заклинаний и стоили немало – как вес Тзигоны жемчугом. Девушка взвесила в руке пузырек, прицелилась и швырнула его в открытое окно.

Стая перьев вылетела следом. Подскочив к окну, Тзигона свесилась наружу, наблюдая, как далеко внизу чернильница и взбесившиеся перья ныряют в водоем. Вскоре вода, пузырящаяся в фонтане, стала отливать лавандовым.

Девушка вернулась в библиотеку, бормоча проклятия, коих успела почерпнуть на улицах за годы общения с разного рода ловкачами и бродячими артистами – и внезапно, на средине довольно колкой фразы, ее голос оборвался: новый учитель замер на пороге, ошарашено вытаращив темно-карие глаза.

Базель Индолар стоял молча, как статуя. Тзигона не знала, что и думать, ведь волшебник постоянно находился в движении; его перевитые бисером косички сновали по плечам, а двойной подбородок подрагивал в такт постоянного смеха. Теперь Базель не смеялся.

Тзигона проследила за его взглядом, и как будто вновь увидела комнату. Размах ущерба был громадным, теперь она это осознавала. Девушка всегда мало ценила богатство и красивые вещи, которые можно купить, но она прекрасно знала: лишь немногие люди смотрят на мир так же, как и она.

Базель медленно прошелся по библиотеке. Он остановился у изувеченного портрета. Плечи волшебника напряглись.

Тзигона обреченно вздохнула. Немногое могло оскорбить халруанцев так же сильно, как насмешка над их предками.

– Вам не надо ничего говорить. Я соберу вещи.

Заклинатель кашлянул и обернулся к ней:

– Ты наградила усами сестру моей бабки.

Девушка виновато чуть пожала плечами.

– Ну что ж… Приличный конфуз, учитывая, через что ей пришлось пройти, чтобы удалить настоящие.

В его голосе звучала какая-то слегка напряженная нотка, и внезапно Тзигона поняла: волшебник пытается удержаться не от проявления ярости, но от смеха.

– Чернила можно очистить, и наверное я смогу вернуть павлиньи перья на портрет… – предложила она.

– Никоим образом! В детстве меня заставляли целовать двоюродную тетку Аганзарду, чтобы пожелать ей доброй ночи, и на ней всегда было столько перьев, что хватило бы на целую птицу. У меня нос до сих пор чешется, стоит об этом вспомнить. Приятно видеть, что старая кочерыжка наконец-то лишилась этой безвкусицы. Итак… – он живо подвел итог, дав понять, что он переходит к другой теме: – Все свитки переписаны? Двадцать семь копий?

– По меньшей мере…

– Чудесно, чудесно, – широко улыбнулся он. – Поскольку задание на день ты уже выполнила, у тебя есть время немного развеяться.

Это озадачивало. Тзигона была благодарна волшебнику за то, что он не разозлился, но получить награду за учиненный кавардак она никак не ожидала.

– Мы берем «Авариэль», – продолжал Базель, назвав летающий корабль, который запал в душу Тзигоне с первого дня, как она вошла в башню мага. – Я намереваюсь нанести визит Прокопио Септусу, лорду-мэру Халараха, и представить ему свою новую ученицу. Возможно, ты пожелаешь вымыться и сменить одежду для начала. Если Прокопио решит, что мы давили виноград, он, несомненно, затребует свою долю вина.

Она осмотрела себя. Мантия, туника и руки – все было забрызгано чернилами. Быстрый взгляд в зеркало подтвердил, что и лицо Тзигоны не осталось невредимым; оно было щедро покрыто пурпурными пятнами и мертвенно-бледное в ожидании предстоящего посещения виллы Прокопио.