Текст книги "Волчья Радуга"
Автор книги: Елена Жаринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– И сделать это надо именно здесь – в Фенлане Ключу находиться небезопасно, – заметил Иван.
– Согласен, – кивнул Василий. – Прости, приятель, но ваш мир, как я понял, довольно гнусное место. Триста лет – достаточный срок, чтобы найти и отнять Ключ. А мне не хотелось бы, чтобы мои потомки превратились в демонов.
– При том количестве потомков, которое от тебя произойдет, это нежелательно, – с серьезным лицом заявил Иван.
– Но хранить Ключ в церкви, так близко от Грани, рискованно. Особенно сейчас, – задумчиво протянул отец Георгий.
Разговор прервался. Во времянке воцарилась тишина, прерываемая только потренькиванием гитары под пальцами Василия. А Катя поймала себя на том, что ей очень трудно поверить в реальность происходящего. Что трое взрослых людей с высшим образованием (включая ее саму) всерьез обсуждают с православным священником, как спасти оборотня от потустороннего демона. Катя чувствовала себя участницей увлекательной игры, которой рано или поздно придет конец. И тогда все улыбнутся, пожмут друг другу руки и разойдутся по домам. Интересно, кто-нибудь еще думает так же? Девушка украдкой оглядела своих собеседников.
С отцом Георгием все понятно. У него было время привыкнуть к содержанию легенды, даже если он и не верил в нее. Иван пребывает в начальной стадии воцерковления, а значит, одержим и готов участвовать в предотвращении Армагеддона. Божьими чудесами его не удивишь. Что касается Василия, то явление оборотня для него – новое, не изученное наукой явление. Никаких чудес. Но и ничего невозможного.
Сам Яно почти не участвовал в разговоре. Катя с тревогой посматривала на него: на бледном, отрешенном лице оборотня читалась покорность судьбе. «Он устал, – догадалась девушка, – он очень устал от своего одинокого противостояния. Никто не рождается героем…»
Внезапно сострадание сыграло с Катей злую шутку. Она словно оказалась в шкуре оборотня. Представила себе ужас мальчишки, впервые испытавшего боль I гревращения. И еще больший ужас – когда родные люди вдруг начинают смотреть на тебя, как на чудовище. Л ты привык быть любимым, ты по-прежнему доверчиво ищешь у них защиты… Катя с трудом прогнала болезненную мысль. Чур меня! Что за идиотская манера – судить о других по себе? С чего это она взяла, что деревенский парень настолько же чувствителен, как образованная и начитанная леди? Это так же нелепо, как тракторист, пишущий стихи о неразделенной любви.
Изящные пастушки – плод фантазии сентименталистов. На самом деле у них, пастушков, все грубее и примитивнее… Но тут же Катя вспомнила день, проведенный с Яно, его речь и манеры, его грустный взгляд – и устыдилась своих мыслей. Если она и неправильно судит о его переживаниях, то никак не потому, что его душа грубее, чем ее. И вместо того чтобы предаваться абстрактным размышлениям, лучше попытаться помочь.
– Послушайте, – прервала она молчание, – ведь никто, кроме нас, не знает, что Ключ у меня. Я посижу недельку дома, мне все равно надо работать. А когда пройдет полнолуние, передам Ключ отцу Георгию.
– Пожалуй, это самый лучший выход, – кивнул священник. – В конце концов, вам, Катенька, на роду написано вмешаться в эту историю. Взять хотя бы вашего деда. Что ж, пойдемте устраивать нашего постояльца.
Вслед за отцом Георгием все отправились на церковный двор. Фасад церкви был уже полностью отреставрирован; по обе стороны от дверей красовались мозаичные изображения святых. Но отец Георгий повел их не к главному входу, а к маленькой боковой двери (ее было почти не видно из-за высокой, в человеческий рост крапивы, ярко зеленеющей на фоне красного кирпича). Дверь эту явно не меняли с основания церкви. Когда священник отпер ее, ржавые петли противно заскрипели.
Один за другим, Катя и ее спутники вошли в темное помещение.
– Берегите головы! – предупредил отец Георгий, и тут же раздался негодующий возглас Василия, набившего шишку о низкую притолоку.
Яно помог отцу Георгию поднять тяжелый люк. Священник спустился первый, зажег приготовленные свечи.
– Что же вы, батюшка, электричество сюда не проведете? – поинтересовался Василий.
– Незачем вроде, – пожал плечами отец Георгий. – За все время я сюда захожу второй или третий раз. А нашему гостю со свечами будет даже комфортнее – как я понял, по ту сторону электричества еще не изобрели. Где-то здесь были подсвечники. А, вот один, за лавкой. Ну что, друг мой, располагайтесь.
Пока священник вытаскивал и подавал Яно всякие предметы, которые могли бы ему пригодиться в добровольном заточении, Катя с тревожным любопытством оглядывалась. Пустые бревенчатые стены. Грубо сколоченные лавки вдоль них. Маленькая, почти черная от копоти икона Божьей матери. Кажется, Одигитрия – Катя не очень в этом разбиралась.
Капнув воском в поставец, отец Георгий зажег перед иконой свечу. Прошептал что-то, перекрестился. Потом к иконе подошел Иван. Прежде чем поставить свою свечу, он долго благоговейно вглядывался в потемневший от времени лик.
– Ну, вот и все, – сказал отец Георгий, поправляя очки. – Если что-то понадобится – кричи, я услышу. А я молиться буду, Бог нас не оставит. Вы, ребята, девушку проводите, проверьте, все ли там спокойно.
– Позвольте мне помолиться с вами, – попросил Иван. – Василий, ты же доведешь Катюшу сам?
– Ноу проблем, – кивнул тот. – Правильно, оставайся. Насчет молитв не знаю, а вот лишний кулак в случае чего не помешает.
Иван хотел что-то возразить своему другу-атеисту, но отец Георгий уже подпихнул его к лесенке.
Последней поднималась Катя. Она повернулась к Яно.
– Ну что ж, пора прощаться… Не волнуйся, все будет хорошо. Я позабочусь о Ключе, как мы договорились…
Девушка вдруг почувствовала, что от волнения в горле появился комок. Ей вдруг показалось, что она знакома с этим человеком очень давно, а теперь им предстоит вечная разлука. Впрочем, так оно и было: этой ночью, после трех часов, Яно должен был вернуться в свой мир. Что тут можно сказать? «Вспоминай обо мне иногда»? Эта фраза подошла бы Фиби из переводимого Катей романа. К которому, кстати, пора возвращаться. Она же знала, что так будет? Что нельзя, смертельно опасно для сердца считать частью своей жизни сероглазого оборотня, похожего на Леонардо ди Каприо? Знала. Тогда – вперед.
– Все будет хорошо! – сглотнув комок, проговорила Катя, ободряюще улыбнулась бледному Яно, стараясь не замечать тоскливого выражения серых глаз, и полезла наверх.
Яно остался один и чувствовал себя покинутым. День, проведенный с людьми, только обострил мучительное одиночество. Особенно это касалось Кати. Рядом с ней он сознавал, что в его жизни все могло быть иначе – если бы сумасшедший оборотень-волк укусил тогда, шестнадцать лет назад, другого мальчишку. Но с другой стороны, – вдруг пришло ему в голову, – не стань он оборотнем, он никогда не встретил бы Якофия. А значит, никогда не попал бы в Бекелфел. И как знать, было бы это лучше или нет?
Свечи озаряли старинную икону. Яно не был уверен, что божество другого мира возьмется ему помогать. Но свой собственный мир оно же должно защитить?! Оборотень устало сложил руки на коленях, рассматривая свои ладони, как будто видел их впервые. Ему предстояли последние часы в этом мире.
Глава 11
ПОХИЩЕНИЕ
Умение расставаться с людьми – одно из высочайших искусств. Катя никогда им не обладала. Она не умела уходить первой, сжигать мосты, прощаться на всегда. И именно поэтому даже самые опостылевшие отношения тянула годами. Ведь как только в мыслях возникало это страшное слово «навсегда», Катя теряла голову. Люди прорастали в ней глубокими корнями, опутывали ее паутиной совместно прожитых дней, услышанных песен, сказанных слов. Вырвать эти корни можно было только с кровью. Поэтому Миша Титаренко не так уж лгал, рассказывая о Катиных страданиях.
Какие корни мог пустить Яно в ее сердце всего за одни сутки, девушка не знала. Но тонкая паутина уже сплелась, а теперь рвалась нить за нитью, отзываясь глухой печалью, в которой Кате стыдно было признаться даже самой себе. Ведь пора уже, наконец, становиться взрослой!
Они шли по берегу реки – Катя и Василий, надевший по случаю своей ответственной миссии темно-красный джемпер. Вокруг расстилались мирно дремлющие под полуденным солнцем поля, но Кате было неуютно. Благополучие знакомого с детства мира девушка всегда принимала как данность, а оно оказалось таким хрупким… Благополучие – лишь внешняя оболочка, и солнечный день – лишь прекрасная вуаль, наброшенная на всемирный хаос. Как там у Тютчева:
Но меркнет день – настала ночь;
Пришла – и с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ней и нами —
Вот отчего нам ночь страшна!
Меж тем Василий, не склонный к рефлексии, рассуждал вслух, скептически качая головой:
– Да, Плюха совсем плох. Надо же, как его переклинило…
– А что случилось? – поинтересовалась Катя из вежливости. На самом деле ей не терпелось остаться одной. Слишком много всего случилось… Катя чувствовала, что вот-вот расплачется – от усталости, от чего же еще? Она очень боялась, что Василий заметит ее состояние и начнет расспрашивать, но тот больше любил говорить, чем слушать:
– По моим понятиям ничего не случилось. Ну, развелся с женой. Так попьянствуй неделю; на худой конец, если так обижен, набей морду мужику, с которым она изменила, – и забудь. Так нет же. Плюха никому из наших не позвонил, выпил один бутылку водки и полез петельку сооружать. Знаешь анекдот? Мужика с работы уволили, деньги кончились, жена бросила, и решил он повеситься. Поднялся на чердак, петлю завязал, на табуретку залез… вдруг смотрит вниз – а там стоит недопитая бутылка с пивом. Он быстренько слез, взял, глотнул, смотрит – а рядом окурочек жирненький лежит. Мужик сел, выпил, закурил и говорит: «Ну что? Жизнь налаживается!»
– А Иван что? – спросила заинтригованная Катя.
– А Ивану просто свезло. Он когда на табурет влез, тот под ним – хрясь! – сломался. Иван счел это Божьим промыслом и отправился в церковь. И понеслось.
– Значит, жена ему изменила?
– Да. И знаешь, с особым цинизмом, – серьезно ответил Василий. – Не поверишь – как в анекдоте, с водопроводчиком. Они как раз сантехнику меняли, водопроводчик каждый день ходил. Молодой парень из ЖЭКа, все такое. А Танька – это жена – она Ивана на пять лет старше, кризис среднего возраста, в общем. И так их обоих разобрало, что дверь в квартиру забыли закрыть. Иван как раз вернулся и посмотрел, какое они джакузи ставят. Только ты Ваньке ни-ни, – спохватился вдруг Василий. – Это он мне один-единственный раз рассказал, а так на эту тему ни слова.
– Что ты, конечно, не скажу, – успокоила его Катя. – Да я, наверное, скоро уеду. Кончится все это, и уеду. Что-то здесь нерабочая обстановка, а у меня перевод повис…
– Слушай, а тебе дед ничего не рассказывал? – сменил тему ее спутник.
Девушка покачала головой. Она сама задумывалась над этим, вспоминала редкие встречи с осташкинским дедом, хотела найти какую-нибудь завалявшуюся в памяти мелочь, которая имела бы отношение к поразительной тайне. Нет, ничего такого не было. Дед был как дед, любил рассказывать военные байки, приезжая в Питер, ходил с маленькой Катей на демонстрации – первого мая и седьмого ноября. Невозможно было представить, что он когда-то был Хранителем Грани. Хотя… Он ведь сам в это не верил – просто сдержал слово, передал тайну и постарался забыть о ней. Для их поколения воинствующих материалистов встреча с чудом, наверное, равнялась выстрелу в висок…
Мобильник у Кати на поясе вдруг зазвонил.
– Да, мама, слышно. Да, у меня все хорошо. Мам, я собиралась позвонить тебе вечером. Я перезвоню, хорошо? Что Лев Михайлович? С папой? Мама, ему же нельзя столько пить. Это наш папа железный! Конечно, ты ничего не можешь сделать. Ну, целую. Попозже перезвоню.
Последнюю фразу Катя договаривала автоматически, глядя на вытянувшееся лицо Василия, который смотрел куда-то вверх. Почуяв недоброе, девушка успела обрадоваться, что ничего не случилось, пока она била на связи с матерью. Сама она как-нибудь выпутается, а Галина Андреевна сойдет с ума, если что-нибудь заподозрит.
– Катя, смотри: летит! – безжизненно произнес Василий. – Черное, с крыльями.
– Понятно, раз летит – значит, с крыльями, – ответила девушка, не отводя глаз от приближающегося неопознанного объекта. Странное нечто можно было бы назвать темнокожим человеком очень высокого роста, если бы не черные перепончатые крылья, шумно хлопающие у него за спиной. Катя вздохнула. После оборотня и двуглавых псов испугать ее было трудно. Ничего особенного, очередной демон. Надо удирать.
– Бежим, – дернула она застывшего Василия за рукав джемпера. – Назад, к церкви!
Ее спутник помчался за ней. Уже на бегу природная сообразительность победила ужас, и он крикнул девушке:
– Дай мне мобильник! У отца Георгия есть телефон, пусть бегут нам навстречу. Пусть вынесет хоругви, кресты, что там у него еще!
– Ты же в это не веришь!
– Черт с ним, прости Господи! Лишь бы работало!
Хлопанье крыльев – будто теребят огромный полиэтиленовый мешок – неумолимо приближалось. Катя бежала во всю прыть, высоко подобрав подол длинной юбки. Шлепанцы слетели с ног, но нагибаться за ними она не стала.
– Ну, давай же! Бери трубку! – отчаянно кричал Василий в молчащий телефон. – Черт! Он его как обычно где-то оставил, козлиная борода. Держи, это бесполезно.
Сжав в руке маленькую «Моторолу», другой рукой девушка проверила ворот. Нет, из-под плотной майки крестик выскочить не мог. Только бы эта крылатая тварь не увидела Ключ! И потом… Трусливая дура, зачем она бежит к церкви? Там же Яно!
– Васенька! – так спокойно, как только возможно на бегу, окликнула она мужчину. – Ты беги к церкви, а я в другую сторону. Так надо, не возражай!
Не оглядываясь, девушка побежала через поле. Крапива больно обжигала голые икры. Сердце выпрыгивало из груди. Катя не надеялась спрятаться, она рассчитывала лишь увести демона подальше от церкви. Это был безрассудный порыв, противоречащий инстинкту самосохранения и здравому смыслу. Но сейчас ей казалось, что самое важное – защитить Яно.
А крылатая тень уже накрыла беглянку. Услышав отчаянный крик Василия, девушка оглянулась. Тут же тяжелое, скользкое тело упало на нее, уронив на траву. Катя забилась, пытаясь вырваться из железной хватки черных когтистых лап, и в ужасе почувствовала, что отрывается от земли. Демон поднимал ее все выше и выше; вот и Василий превратился в игрушечного человечка, беспомощно размахивающего руками… Вот Камышовка развернулась как на ладони… Кате страшно было смотреть вниз, но взглянуть наверх она тем более не решалась, боясь встретиться глазами с похитившей ее тварью. Разумеется, она не пыталась освободиться: падение с такой высоты сулило верную смерть.
Демон обогнул тополиную рощу. Катя заметила, что он старается держаться подальше от сверкающих на солнце куполов. Внизу она видела длинный овраг, заросший ольшаником; похититель камнем падал туда. Девушка зажмурилась, приготовившись удариться о землю. Но в последний момент демон спланировал на крыльях и мягко опустился на дно оврага. И тут же страшная, всепроникающая боль скрутила судорогой тело девушки – ей показалось, что она приземлилась на острый кол, который уже пропорол ее насквозь, до самого сердца. Ясный солнечный день сменился мраком, в котором мелькали перед глазами ослепительные разноцветные искры. Последнее, что помнила Катя, теряя сознание, – собственный душераздирающий крик, пронесшийся над оврагом.
Морэф с удовольствием разглядывала барона ниф Зайта, склонившего перед ней седую голову. Воистину ей пришлось побороться за эту душу! И за это красивое, сильное тело. Она даже сожалела, что ритуал на верность Домгалу провела не она сама, а ее первая фрейлина. Ведь только ночь любви, проведенная с могущественным демоном, делает человека слугой Домгала. Морэф помнила, какой проблемой была глупая, старомодная верность барона своей жене. Нашелся, однако, добрый человек из дворни ниф Зайтов, который согласился за умеренную плату ежедневно подсыпать медленнодействующий яд в питье баронессы. Никто не усомнился, что она умерла своей смертью. А потом на освободившееся ложе взошла Элсен – фрейлина королевы. Мерзавка – поговаривают, что могуществом с ней поделился не кто иной, как Фаргит. Услышав это впервые, Морэф с трудом сдержала страстное желание немедленно четвертовать распутницу. Но, во-первых, Элсен, по-прежнему, была крайне полезна, и такой грозный воин, как барон ниф Зайт, находился у нее под каблуком. А во-вторых… Теперь это не имело значения. На Фаргита больше нельзя положиться. За свою дерзость он поплатится жизнью – не сейчас, а когда оба мира будут принадлежать Домгалу и Морэф. А пока… Не пора ли подыскать нового фаворита?
– Подойдите, барон, – грудным голосом велела Морэф. – Какие новости в Вишмедлане? Когда вершишь дела всей страны, детали порой ускользают…
– Мои подданные верно служат своей королеве, – ответил ниф Зайт.
– А вы, барон? – Морэф, сидевшая на троне, кокетливо подалась вперед.
– Королеве известно, что я для нее не пожалею своей жизни.
– А чужой?
Морэф впилась в барона глазами, ожидая ответа.
– Королеве известно, что я не пощадил свою дочь, – глухо отозвался рыцарь.
– Вы все еще оплакиваете ее, барон? – королева придала лицу сочувственное выражение. – Бедная малютка! И ведь не прошло и года, как ваша жена… Но полно, полно об этом, я не хочу терзать ваши раны. Я уверена, что такому воину, как вы, лишь ратные подвиги принесут успокоение. У меня к вам крайне важное поручение.
Барон поднял голову, в глазах его появился отчаянный блеск.
– Слушаю, королева!
– Сейчас я вам кое-что покажу.
Морэф зачмокала губами, и на зов из-за портьеры, припадая на раненую лапу, вышел двуглавый пес.
– Видите этого беднягу? Бывший деревенский лодырь, а теперь один из преданнейших слуг. И глупейших, к сожалению. Вот что он позволил с собой сделать. Но зато он рассказал мне, как сумел, что оборотню в Бекелфеле помогала какая-то девица. Похоже, наш приятель Яно нашел себе друзей. Вы видите, барон, мне больше некого послать на ту сторону. Из пяти двуглавых вернулись только двое, но второй не пережил перехода через Грань. Я должна дорожить своими слугами, ведь я не пеку их, как блины. Это дело не терпит суеты, вы понимаете? – королева многозначительно улыбнулась. Но улыбку тут же перечеркнул повелительный взгляд.
– Барон, я много доброго слышала о вашей гвардии. Говорят, вы посвящаете много времени муштре. Не пора ли ребятам понюхать настоящего пороха? Я приказываю вам, барон ниф Зайг, собрать небольшой отряд. Десятка хороших бойцов хватит – шумиха нам не нужна – а остальные пригодятся мне здесь. Итак, пусть отправляются в Бекелфел. Я уверена, оборотень еще там. Значит, и Ключ с ним. А заодно… Пусть ваши гвардейцы позаботятся о свидетелях. Я должна все предусмотреть. Вдруг произойдет худшее, и я вынуждена буду отложить вторжение на триста лет? Незачем порождать среди наших соседей легенды. Обитатели Бекелфела должны безмятежно существовать, плодиться и богатеть, пока их не накроет крыло Домгала. А самое главное – уничтожить Хранителя. Вам понятен приказ, барон? Прекрасно. А я тем временем позабочусь о том, чтобы наши ряды приумножились.
Проводив томным взором рыцаря в черных доспехах, Морэф устало потянулась. Глупая чернь наверняка завидует ее бессмертию. Но у них есть надежда отдохнуть хотя бы после смерти, а она, Морэф, обречена вечно радеть об их благе. Поэтому пусть чернь трудится, не разгибая спины, а она обязательно устроит себе праздник по случаю объединения двух миров. Будет целый сезон балов, и фейерверки, и охота. Множество мужчин подарит ей блаженство. Если все сложится удачно, через какую-то неделю она сможет хорошенько развлечься.
В дверь тихонечко постучали.
– Входите! – властно крикнула Морэф.
В тронный зал гуськом вошли восемь девушек, разодетых в яркие шелка. Они выстроились вдоль стены и замерли, сложив руки на плоских животах. Все девушки были очень хорошенькие, их не портили даже вертикальные зрачки в одинаково желтых глазах. Молоденькие демоницы, недавно посвященные в слуги Домгала… Вслед за ними вплыла толстая придворная дама, похожая на снегиря из-за синего платья с ярко-розовым лифом. Она присела перед королевой в низком поклоне и застыла с невозмутимым лицом у дверей.
– Ну, что вы встали, как горничные? – обратилась Морэф к девушкам. – Чему вас учили?
Девушки неуверенно переглянулись.
– Пройдите вдоль стены! – велела королева.
Демоницы выстроились в цепочку. Они шли, виляя бедрами, приподнимая руками пышные груди, рвущиеся из тугих корсетов, бросая в сторону трона сладострастные взоры, облизывая ярко накрашенные губы. Морэф внимательно осматривала свое войско.
– Так, ты, – кроваво-красный ноготь королевы указал на румяную миниатюрную блондинку. – Тебе неплохо бы посадить пару мушек – над губой и на груди. А ты, – палец переместился в сторону длинноногой рыжей красотки, – распусти волосы. Так, хорошо, – одобрительно кивнула Морэф, когда медные локоны рассыпались по плечам демоницы. – И побольше румян. Это, девушки, относится ко всем. Простолюдины любят шикарных женщин. Простолюдины грезят о том, чтобы сменить своих пахнущих навозом жен на таких красавиц, как вы. Им снятся кружевные панталоны и ажурные чулки, которые они стаскивают с маленьких ножек. Баронесса ниф Дронг, дайте мне список.
Дама-снегирь важно проследовала к трону, с поклоном вручила королеве бумажный свиток и вновь застыла. Морэф развернула список, быстро проглядела его, одобрительно кивнула.
– Прекрасно. Итак… Гарин!
Рыжеволосая девушка низко присела, придерживая мальцами подол ярко-зеленого платья.
– Ты отправляешься в герцогство Наурдбир.
– Слушаюсь, королева, – выдохнула Гарин.
– Аназда!
Тоненькая брюнетка, приседая, опустила неестественно длинные ресницы.
– Герцогство Бирлан.
Кирда! Ты остаешься в Вишмедлане.
Закончив список и вернув его баронессе ниф Дронг, королева снова обратилась ко всем девушкам.
– Итак, сударыни, вам предстоит поработать во славу Домгала. Уверена, что ваша наставница хорошо разъяснила вам задачу, но стоит услышать ее еще раз из королевских уст. С вашей помощью у Домгала должно появиться как можно больше новых слуг. Я хочу, чтобы ритуал прошли десятки! Обольщайте, сулите богатство и власть и, конечно, свою любовь. Сулите великолепную ночь, во время которой человек расстанется со своей низменной природой и обретет истинное могущество. Но пусть этой чести удостоятся не первые встречные. Сначала вы должны выбрать самых сильных, самых храбрых. Умных не ищите: мне нужны воины, а не советники. Вам все понятно?
– Королева, – подала голос кудрявая темноволосая девица, – баронесса ниф Дронг говорила нам о награде…
– Это она о дворянстве, – шепнула ниф Дронг. – Это Зовин. Такая наглая! Но хороша.
Королева, кивнув, прищурилась, глядя на девушку. Та смутилась.
– Скажи мне, Зовин, сколько мужчин должны пройти ритуал, чтобы ты получила дворянство?
– Десять, королева, – ответила девушка, покраснев.
– Это верно, Зовин, но только по отношению к твоим товаркам. А ты, я вижу, не в меру шустра. Такие таланты грех не использовать на общее благо. Тебе придется разделить ложе с пятнадцатью будущими слугами Домгала, прежде чем стать баронессой. Причем напоминаю: в твоем распоряжении меньше недели. Но, девушки! Я, королева Морэф, властью, данной мне верховным демоном Домгалом, обещаю: исполнив мой приказ, каждая из вас получит не только титул, но и поместье к нему, и достойные деньги. Чтобы прокормить себя, вам не придется выходить замуж за богатых стариков. Лучшие мужчины Фенлана будут у ваших ног. Готовы ли вы служить своей королеве?
– Да, королева! – восторженно взвизгнули демо– ницы. Морэф удовлетворенно вздохнула. Она не сомневалась: скоро в ее распоряжении будет несметная армия демонов, жадно рвущихся завоевывать другой мир – богатый, процветающий, полный соблазнов. А значит, ей не придется ждать новые триста лет. Судьба обоих миров будет решена всего через пять дней.
