Текст книги "Волчья Радуга"
Автор книги: Елена Жаринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
– Но Домгал! Я пожертвовала самыми верными слугами и готова отправить на смерть еще сотни, лишь бы Ключ оказался у меня в руках…
– Королева, мое терпение на исходе. Триста лет назад я уже пожалел, что внял мольбе твоей матери. Помнишь, как она впервые привела тебя сюда?
Морэф внезапно покраснела.
Помню, Домгал Всемогущий. Ни один мужчина не доставлял мне такого наслаждения. Если ты когда– нибудь еще пожелаешь меня…
Холодными пальцами королева начала расстегивать платье на груди.
– Женщина, твои прелести меня не интересуют. Тем более, что мы с тобой знаем, каковы они на самом деле. Или ты забыла? Смотри!
Из середины темного облака появилось овальное зеркало. Морэф с замирающим сердцем заглянула в него и схватилась за сердце, не сдержав горестного крика. Из зазеркалья на нее смотрели пустые глазницы черепа с остатками седых волос. С костей свисала истлевшая плоть вперемешку с одеждой.
– Вот твое бессмертие! – прогрохотал Домгал. – Тебя давно нет, Морэф, ты призрак. Но ты бесконечно сможешь обманывать остальных, пока множится моя власть над миром. Эликсир бессмертия – это иллюзия, которую поддерживает моя сила. Тебе известно, что после ближайшего полнолуния моя сила пойдет на убыль? А потом ты начнешь стареть. Медленно, гораздо медленнее, чем обычные люди. Но рано или поздно то, что ты видела в зеркале, станет явью. Помни, на карту поставлена твоя жизнь, королева. Я знаю, ты сделаешь все, чтобы спасти ее. А теперь слушай. Ключ не там, где ты ищешь. Я не знаю, что произошло в Бекелфеле – пока моя власть не распространяется за Грань, – но сейчас Ключ снова в Фенлане. Он у женщины, которую твой любовник Фаргит притащил с той стороны в Хошбор. Спеши, Морэф: ведь мне безразлично, кто именно – ты или Фаргит – соединит миры.
С этими словами Домгал начал медленно таять в воздухе и постепенно исчез. Но глухой нечеловеческий хохот долго еще носился по подземелью. Морэф закрыла лицо руками и без сил упала на пол.
– Негодяй! Кем ты возомнил себя, Фаргит, – застонала она. – Ты решил помериться со мной силой, глупец?
* * *
– Фью-и-ить! Кто ты?
– А ты кто? – испуганно спросила Катя в темноту.
– Ты из замка? Служанка герцога?
– Нет, я… Я тут прячусь, – призналась девушка.
– Так ты не друг герцогу?
– Вовсе нет!
В двух шагах от Кати показалось слабое зеленоватое свечение. И девушка увидела личико, обрамленное короткими кудрявыми волосами, в которых запутался сухой листок. Волосы были зеленые… Глаза странного существа, круглые, слегка навыкате, в окружении длинных ресниц, тоже были зеленовато-карие – почти как у самой Кати. Сквозь сплетенную из сухой травы рубаху с длинными широкими рукавами просвечивало хрупкое тельце темно-оливкового цвета.
– Фью-и-ить! Это болотный огонек, – кивнуло существо на свет. Действительно, в руках у болотного жителя был букетик каких-то белых цветов с сухими стеблями; от него и исходило свечение.
– Если ты не друг герцогу, я тебя провожу, – предложило существо.
– Ты знаешь, где находится герцогство Венсид? – спросила Катя.
Существо с забавным сожалением вытянуло губы трубочкой.
– Фью-и-ить! Я ничего не понимаю в этих новых названиях. Где это? Что там есть?
– Волшебный лес, – вспомнила Катя рассказ Яно о Грани.
– Фью-и-ить! Фью-и-ить! Волшебный лес? Тебе надо туда? Ты хочешь просить помощи у лесной Хозяйки?
– Да, да, – на всякий случай согласилась Катя.
Тебе нужно все время идти на юг. Юг – это туда, – существо махнуло тонкой ручкой. – Но я смогу пропросить тебя только до конца болота. Фью-и-ить! Нам, болотницам, нельзя показываться людям на глаза. Нынешние люди злые, они убивают нас. За болотом будет поле. Дорога через него проведет тебя через Понежину в Восточные земли – я не знаю, как они теперь называются. Если дальше идти на юг, то попадешь в Постороженки. Наверное, это и есть Венсид. Иди за мной! Следи за болотным огоньком, иначе попадешь в трясину.
Существо поднялось с детской грацией, и Катя подумала, что имеет дело с особью женского пола. Болотница! Наверное, это кикимора – зеленоволосая девчонка, которая живет на болоте и заманивает доверчивых добрых молодцев в трясину. В другое время Катя непременно предпочла бы более надежного провожатого, но теперь выбирать не приходилось. Болотный огонек уже маячил метрах в двадцати от нее, а на земле таял едва заметный зеленоватый след. Стараясь наступать точно на него, девушка поспешила вслед за болотницей.
Огонек двигался зигзагом, и Кате приходилось быть очень внимательной. Вокруг в неверном свете луны блестела вода – безобидные лужицы, которые скрывали смертоносную топь. Болотница быстро-быстро прыгала с кочки на кочку, подбирая подол рубахи, а иногда помогая себе руками. Через два часа утомительного путешествия девушка взмолилась об отдыхе.
– К рассвету нам надо добраться до полей, – забеспокоилась болотница. – При дневном свете мне лучше прятаться в самом сердце трясины, там, куда не ступала человеческая нога. Когда это ты успела устать? Ну да ладно, посидим минутку.
Катя, с облегчением вздохнув, достала из кармана куртки яблоко и лепешки.
– Будешь? – протянула она кусок лепешки своей спутнице.
Та застенчиво улыбнулась, захлопала ресницами и взяла еду. Между пальцев Катя заметила перепонки.
– Ты добрая. Фью-и-ить! Говорят, раньше все люди были такие. Но я этого не помню. Я родилась, когда страшный темный демон уже поселился в этих краях.
– Домгал?
– Тише! – болотница присела, вжав голову в плечи. – Ночью это имя произносить нельзя. Он извел всех – лесных духов, полудниц, домовых… С богами демон справиться не смог. Но боги сами не захотели жить с ним в одном мире. Они нашли какой-то способ и улизнули из Фенлана. А вслед за ними бежал весь волшебный народец. Осталась только лесная Хозяйка. Волшебный лес надежно хранит ее от Домгал а…
– А кто она? Богиня?
Болотница пожала худенькими плечами.
– Нет, наверное. Богам молятся люди. А она – душа леса, она не нуждается в молитвах. Поэтому она и осталась в Фенлане.
– А ты? – спросила Катя.
– Мои родители тоже решили остаться, – грустно вздохнула болотница. – Они сказали, что не вынесут разлуки с родиной. Они верили, что болота их защитят. Но потом страшные демоны выследили нашу семью. Родители велели моей старшей сестре взять меня и братишку и спрятаться посреди самой непроходимой топи. Родители погибли, – всхлипнула болотница. – Демоны растерзали их.
Катя осторожно коснулась зеленых волос.
– Пожалуйста, не плачь. Как тебя зовут?
– Фиофанта, – проговорила болотница.
– А меня Катя. Хочешь яблоко?
Фиофанта кивнула несколько раз, продолжая всхлипывать. Но, взяв яблоко, она вонзила в него острые зубы и быстро-быстро, как белка, сгрызла его.
– Вкусно! – заметила она, выбрасывая огрызок. – И семечки. Может быть, у нас на болоте вырастет яблоня… Знаешь, на болотах трудно прокормиться. Родители рассказывали, что раньше люди приносили нам угощение, а мы за это провожали их через болота. Сегодня все получилось, как раньше. Пойдем, нам пора!
Первые признаки рассвета уже появились в небе, когда Катя, наконец, ступила на твердую землю. Фиофанта тревожно оглядывалась, но не бросила свою спутницу, пока та не вышла на дорогу. Потом болотница сразу же побежала обратно, и Катя услышала из гуманной темноты болот прощальное: «Фыо-и-ить!»
Глава 14
БРОДЯЧИЕ АРТИСТЫ
Золотистая пыльца струилась над поляной, посреди которой, убаюканные семенами грезы-травы, лежали три человека. Они спали, но сон их был необычен: нее трое были так бледны и так редко дышали, что казались мертвецами. Греза-трава дарила им странные сны, а взамен малыми частицами отнимала душу, чтобы вместе с последней частицей сон превратился в тихую смерть…
…Просторная светлая комната распахивала перед Василием дверь. Он возвращался с войны – или из трудного похода, заросший клокастой бородой, в изорванной одежде, с ногами, стоптанными до крови. Он которую ночь не мог сомкнуть глаз, потому что сны были похожи на фильмы ужасов. Память еще хранила ад, через который он прошел, но глаза уже стремились вперед, к белой стене, где у раскрытого окна стояла юная женщина, закутанная в светлое покрывало. Ветер засыпал подоконник цветами вишни, спутывал легкие волосы. Свет слепил глаза, и Василий не мог разглядеть, улыбается женщина или нет… А потом вдруг все замелькало, словно кадры кинопленки, пущенной задом наперед; светлая комната распалась на куски, куски превратились в обрывки бумаги и унеслись прочь. Вокруг было поле, дымящееся после недавнего пожара. Пахло гарью. На горизонте мелькали неясные темные тени каких-то жутких существ. Значит, комната и женщина ему приснились. Сейчас он точно знал, что видел этот сон не впервые и что когда– нибудь, когда он пройдет предначертанный ему круг испытаний, светлая комната превратится в явь…
Иван слышал голоса. Злой женский смех, детский плач, пьяную ругань. Голоса не обращались к нему, но он знал, что говорят именно о нем. Но вот странно: язык был русский, однако слов нельзя было разобрать. А ему было очень важно понять, о чем идет речь. Он пробовал прислушиваться к кому-нибудь одному, но шум тут же сбивал его с толку. Потом низкие красивые голоса запели церковную службу. Иван прекрасно знал ее текст и хотел подпеть, но вдруг обнаружил, что онемел. Он раскрывал рот, словно рыба, вытащенная из воды, но не мог издать ни звука. А в льющемся пении почему-то не было знакомых фраз. И вдруг он понял, в чем дело: он больше не существовал целиком; от него остался только слух, но ни зрения, ни даже разума не было. Он казался сам себе колечком от сигаретного дыма, сквозь которое проходили звуки. Он знал: теперь так будет всегда. Впереди вечность…
Яно открыл глаза от влажного прикосновения и увидел огромную звериную морду с мокрым холодным носом. Прямо над ним, горячо дыша в лицо, стояла помятая темно-серая волчица. Страшные зубы были приоткрыты в приветливой улыбке.
Увидев, что Яно пришел в себя, волчица радостно вылизала ему лицо, ласково подталкивала в спину, пока он поднимался, а потом запрыгала вокруг на всех четырех лапах. «Предводительница стаи, которую я избавил от вожака-убийцы», – догадался Яно. Что ж, волчица успела вовремя: греза-трава могла убить спящих. Оборотень бросился к своим спутникам. Иван и Василий были бездыханны. Яно отчаянно тряс их. in плечи, перебегая от одного к другому. Волчица помогала ему. Наконец Василий слабо застонал, схватился рукой за голову… За ним и Иван начал подавать признаки жизни. А темно-серая волчица, увидев, что люди пришли в себя, неслышно скрылась в лесу.
Вскоре все трое, отойдя как можно дальше от опасной поляны, смыв остатки сна в холодном лесном ручье, сидели, разложив перед собой припасы.
– Слушайте, мне такого наснилось, – мотал головой Василий. – Черт ногу сломит. Даже рассказывать не хочу. Это правда, что здесь был какой-то зверь?
– Да, волчица, – ответил оборотень. – Она нас всех спасла.
Василий облегченно вздохнул.
– Слава богу. А я уже думал – глюки. Типа как в анекдоте: сидят два мужика на лавочке, пьют тормозную жидкость. Вдруг один другому говорит: «У меня уже глюки начались. Видишь – собачка зеленая полетела?» – «Где?» – «Да вон, над березой» – «А, это не наша. Это наркоманов с шестого этажа». А вам, ребята, снилось что-нибудь?
– Да так, ерунда всякая, – уклончиво ответил Иван.
А Яно задумался. Конечно, ему что-то снилось. Холодный нос волчицы пробудил его от какого-то сновидения. Но Яно ничего не запомнил. Это было даже обидно: по рассказам Якофия, греза-трава дарила людям сны, по которым можно было узнать будущее или получить ответ на важнейшие вопросы. Раньше находились смельчаки, которые, рискуя жизнью, ложились спать на этой поляне, надеясь увидеть во сне свою судьбу.
– Итак, крестоносцы, пора разработать план «Барбаросса», – Василий бодро потер руки. – Куда мы идем?
– В Тифлант, – ответил Яно. – Это на севере. Там находится замок Фаргита. Нам придется пройти через Аушмедлан. Это опасно: замок королевы Морэф находится на границы двух герцогств – Аушмедлана и Вишмедлана. Но другого пути нет. Однако сначала надо будет выбраться из леса… Честно говоря, в человеческом облике мне очень трудно будет найти дорогу. Вы не станете возражать, если я обернусь волком?
Иван с Василием переглянулись и неуверенно кивнули.
* * *
Катя, не чувствуя сбитых, замерзших ног брела по дороге, кажется, целую вечность. Она давно миновала указатель, на котором готическими буквами было написано: «Аушмедлан». Время близилось к полудню, но солнце, кажется, передумало вставать: вокруг клубилась сырая пасмурная мгла. Сколько еще до Венсида – часы или дни пути? Фиофанта не имела понятия о расстояниях. Удастся ли выдержать столько в легкой одежде, которую пронизывал промозглый ледяной ветер, да еще и без еды? Без сигарет, которые могли бы заглушить голод? Правда, пока голод не чувствовался, притуплённый усталостью.
И никого вокруг! Катя не знала, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, не у кого просить помощи. С другой – какой помощи она могла ожидать от этого неприветливого мира, живущего по суровым законам и ничего не знающего о Конвенции по правам человека… Пожалуй, чем меньше аборигенов встретится ей на пути, тем больше у нее шансов вернуться домой. Домой! Катя помнила, как в юности, в самый разгар ночной студенческой пирушки, ее вдруг поднимало на ноги непреодолимое желание вернуться домой. Наплевать, что транспорт давно не ходит, а потенциальные провожатые лежат лицом в салате. Пусть подружка вероломно заявляет, что останется здесь ночевать. Катя выходила в белую ночь, на набережную Фонтанки и шла пешком. Ветер разгонял сон и хмель, а милый сердцу образ собственной чистой, мягкой подушки придавал силы. Домой! Так и сейчас она упрямо делала шаг за шагом по дороге, ведущей на юг.
Тем временем ветер все отчетливее доносил до Кати запах дыма. Причем пахло не костром из осенних листьев, а прогорклой гарью. И вскоре Катя увидела…
Вдоль дороги стояла деревня – небольшая, домов в десять-пятнадцать. Сейчас от них остались лишь остовы печей; их черные шеи тянулись к хмурому небу. Добротные бревенчатые избы рассыпались пеплом, как карточные домики. Огонь не пощадил ни амбаров, ни хлевов, ни конюшен, и черные головешки, разбросанные вокруг, могли быть и бревнами, и трупами людей или животных… Дым низко стелился над пожарищем, выползая на дорогу. Только колодезный журавль уцелел, но пользоваться им было некому. Деревня умерла.
Катя застыла, глядя на ужасное зрелище. Неужели все люди погибли? Так не бывает, не мог пожар начаться во всех домах одновременно. Кто-то должен был выскочить, поднять тревогу; от колодца по цепочке стали бы передавать ведра с водой… А здесь все было так, словно огонь неожиданно упал с неба. Что же происходит в этом треклятом Фенлане?
Вдруг от колодезного сруба донесся тихий плач. Кто-то жив! Катя, не раздумывая, бросилась туда. У колодца, скорчившись, сидел белобрысый мальчишка лет десяти. Покачиваясь из стороны в сторону, крепко обхватив себя руками, он горько плакал, ничего не замечая в своем горе.
– Мальчик! – тихо позвала Катя. – Что здесь случилось?
Мальчишка отнял грязный рукав от лица.
– Ты кто? – испуганно спросил он.
– Меня зовут Катя, а тебя?
Маленький погорелец недоверчиво хмыкнул.
– Катя? А не врешь? Ты же дядька.
– Нет, я тетка, – усмехнулась Катя. – Тетенька, в общем.
– А почему ты в штанах?
– Я иду издалека, так удобнее. Так как тебя зовут?
– Эйфи, – шмыгнув носом, сообщил мальчишка. – А остальные все сгорели. А я забрался в колодец. Когда вылез – уже никого не было.
И Эйфи с надеждой уставился на Катю круглыми голубыми глазами. Что было делать?
– Ты пойдешь со мной? – вздохнув, спросила Катя.
Мальчишка кивнул, не спрашивая, куда надо идти, и доверчиво сунул ей в руку теплую ладонь.
– Ночью вдруг как полыхнет, – рассказывал Эйфи. – Мы ничего не поняли. И сразу крыша начала рушиться. Мамка младшеньких на руки схватила, а мне велела бежать. Я из дому выскочил, а там страх такой! Все избы рушатся, горелые доски летают, люди кричат, лошади ржут. И много-много огня. Только он какой– то не такой был. У нас однажды горела соседская изба. Мы тогда тоже все из дому повыскакивали, боялись, что на нас перекинется. Так изба долго горела, удалось потушить. А здесь… Все, чего огонь коснется, рассыпается в прах. И не важно, дерево это, человек ли… Так все и погибли. Если бы я в колодец не залез, я бы тоже погиб. Оно бы и к лучшему: кому я теперь, сирота, нужен…
В голосе Эйфи прозвучала недетская горечь. Растроганная Катя опустилась перед ним на корточки, прижала к груди белобрысую, лопоухую голову, вытерла рукавом своей рубашки копоть с веснушчатого заплаканного личика.
– Не бойся, Эйфи. Я тебя одного не оставлю, – твердо сказала она, а сама тут же задумалась: и что теперь? Тащить малыша в свой мир? Ему, наверное, понравились бы компьютерные игры и телевизор… Но не противоречит ли такое действие каким-нибудь высшим законам равновесия обоих миров? И выдержит ли ребенок переход через Грань? Это женщина в состоянии вынести любую боль… Ладно, решила Катя. Поживем – увидим. Сейчас, посреди пустынной дороги мальчишку уж вовсе не бросишь. Хотя, к сожалению, дорога вдруг перестала быть пустынной…
Разбрызгивая грязные лужи, им навстречу скакали два всадника. На них были черные доспехи – не совсем такие, как в рыцарском зале Эрмитажа, но похожие. На шлемах всадников и на конских головах красовались алые султаны из страусиных перьев. Бежать было поздно, да и некуда: вокруг расстилались поля. Катя инстинктивно прижала к себе Эйфи и сошла на обочину, пропуская рыцарей. Но те рванули поводья, останавливая коней, да так резко, что один скакун встал– таки на дыбы, и его могучие копыта взметнулись прямо у Кати над головой.
– Кто такие? – грозно осведомился один из всадников, держась рукой в черной перчатке за меч. – Чьи холопы?
– А ну, говорите, что, язык проглотили? – прикрикнул второй, наставляя на Катю громоздкое ружье. – Или, может, вы беглые? Так я вас сейчас проучу!
Рыцарь опустил ружье и взялся за плеть. Катя понятия не имела, что ей делать, но была уверена, что бить себя не позволит. Но Эйфи вдруг рухнул на колени, потянув девушку за собой.
– Не губи, господин! Мы из деревни Придорожье, господина барона ниф Феранда. Деревня наша сгорела. Только мы и уцелели. А брат мой на пожаре разума лишился от страха, не гневайтесь на него.
– Придорожье сгорело? – рыцарь убрал плеть.
– Я тебе говорил, Морэф в ярости, – сказал его спутник. – Теперь деревню спалила, так, может, успокоится. А почему это твой брат шляпу не снимает перед дворянами?
– Прости, господин, – тут же ответил Эйфи. – У него голова ужасно обгорела. Лучше тебе на это не смотреть.
– Да уж, – поморщился рыцарь. – Ладно. Так вы идете к ниф Феранду?
– Да, господин!
Всадники пришпорили коней и поскакали прочь. Катя и Эйфи наконец поднялись с колен.
– А ты странная, – сказал мальчишка. – Откуда ты, в самом деле? Далее не знаешь, что перед черными рыцарями надо сразу на колени падать. Ты еще и перечить им собиралась, я же видел.
Катя перевела дух. На самом деле Эйфи и не представлял себе, в каком она была бешенстве. Стоять на коленях перед этими средневековыми тупицами! Но мальчишка был прав…
– Я тебе когда-нибудь расскажу, откуда я. А сейчас нам надо придумать, как бы безопасно добраться до Венсида. А со шляпой ты здорово придумал.
– А зачем нам в Венсид? – спросил Эйфи. Ответить Катя не успела: по дороге снова кто-то ехал – правда, теперь со стороны Тифланта. Заметив на другой стороне большой камень, Катя схватила Эйфи за руку и потащила туда. Они затаились, прислушиваясь к странным звукам – веселому наигрышу свирели, звону бубенцов и мерным ударам в бубен. Наконец на дороге показалась маленькая кибитка, запряженная буланым мулом. Сверху ее накрывал лоскутный шатер, у мула на голове красовался-желтый бумажный колпак, а на сбруе развевались разноцветные флажки. Из шатра слышался громкий смех. Хотя от такой веселой кибитки невозможно было ожидать беды, после встречи с черными рыцарями Катя, обжегшись на молоке, готова была дуть на воду. Она сочла благоразумным переждать, пока кибитка неспешно проедет мимо. Однако их с Эйфи заметили.
– Эй, парни, чего прячетесь? – вдруг раздался низкий мужской голос.
– Какие смешные! – вслед ему хрустально прозвенел женский.
Кате ничего не оставалось, как выйти на дорогу. Быть может, кибитка тоже едет на юг, и удастся напроситься в попутчики?
– Простите… господа. Мы идем в Венсид. Вы не туда направляетесь?
Дородный чернобородый мужчина на козлах, в цветастой рубахе, с алым кушаком на поясе, натянул поводья.
– Тпру, Тротто. Как тебе ответить, парень? Если эта дорога ведет в Венсид, то, возможно, мы туда и направляемся. Если же она куда-нибудь свернет, то и мы свернем вместе с ней. Мы бродячие артисты, дружок. Куда дорога, туда и мы.
– Мэхо, ну что ты морочишь человека! – из шатра высунулась рыжеволосая головка и ободряюще улыбнулась Кате. – Осенью мы даем представления по всему Аушмедлану, юноша. Сейчас мы едем в Перещепкино – это село почти на границе с Веисидом. Вас подвезти, ребята?
– Вообще-то я… – Катя стянула с головы шляпу, и каштановые волосы рассыпались по плечам.
– Вот так-так! – воскликнул Мэхо. – Девица! А девице уж и вовсе не стоит в наше время одной бродить по дорогам. Залезай-ка в кибитку, красавица! А парнишку возьмем только за отдельную плату И немалую – вон он какой тяжелый!
– Но у нас, честно говоря, нет денег, – растерянно сказала Катя.
– Мэхо! – рыженькая девушка возмущенно хлопнула возницу по руке. – Не слушайте его, никакой платы мы не возьмем. Вы нас совсем не стесните.
– Чего уж там, полезайте оба, – проворчал Мэхо, пряча в усах лукавую улыбку Катя не заставила себя упрашивать. Очень скоро они с Эйфи получили по большому ломтю хлеба с куском окорока и несколько вареных картофелин. Тоненькая, одетая в зеленое трико девушка-акробатка по имени Грэм хлопотала в поисках теплой одежды для новых пассажиров. Одежда нашлась, а с обувью для Кати было сложнее. Сапожки Грэм были ей велики.
– Ехать ты в них, конечно, сможешь, а вот идти – нет, – нахмурившись, говорила акробатка. Пришлось соорудить из тряпья онучи.
Эйфи пришел в полный восторг, познакомившись с белым карликовым пуделем по кличке Фоз, который умел ходить на задних и на передних лапках. Радость мальчика возросла еще больше, когда циркачи подарили ему забавную красную шапочку с помпоном.
Кроме Фоза и Грэм, труппа состояла из чернобородого Мэхо – шпагоглотателя и его дородной супруги Додины, которая виртуозно показывала карточные фокусы. Катя сразу же почувствовала себя членом этой дружной цирковой семьи. Ей даже не верилось, что после стольких мытарств, после долгих часов пути босиком по осенней грязи, она лежит в тепле на мягком тюфяке и с наслаждением чувствует, как согреваются, отходят замерзшие, гудящие ноги. Катю расстраивало лишь то, что кибитка ехала слишком медленно. А до полнолуния оставалось все меньше времени.
На ночлег кибитка остановилась на берегу реки Шебол, или Щепки, как называли ее циркачи. Катя уже привыкла, что в Фенлане для всего есть два названия. Одно – на языке черных рыцарей, захватчиков. Другое сохранилось с незапамятных времен, когда эти места еще не знали власти Домгала. Катя невольно сравнивала то, что видела и слышала вокруг, со знакомыми по учебникам, книгам и фильмам «старыми временами». Разница потрясла ее. На Земле (Катя так именовала свой мир, хотя не была уверена, что другой мир – это другая планета), так вот, на Земле в самые черные времена людей спасало чувство юмора. Над захватчиками, насильниками всегда смеялись: и древнерусские скоморохи с ярыжками кабацкими, и люди мастеровые да работные, и зэки с интеллигентами.
Про черных рыцарей в Фенлане не рассказывали смешных историй. Никто не обсуждал любовные похождения королевы Морэф. Казалось бы, бродячим артистам сам бог велел быть в оппозиции к власти и на стороне смеха. Но для них завоевателей словно не существовало. Они хохотали до слез, рассказывая, как на одном из представлений пьяный зритель решил повторить подвиг Мэхо и проглотить шпагу; как Фоз был очарован местной жучкой и бросился ухаживать за ней, не выпуская из зубов шляпу с выручкой, а вся труппа бегала за ним по деревне. Но как только Катя заговаривала о замке Фаргита или о сожженной деревне, в лучшем случае она слышала в ответ рассеянное «да-да». И это было жутко. Как должны быть запуганы люди, если они боялись смеяться над сильными мира сего?! Неужели такое произойдет и с Землей? И Катя крепче сжимала под рубашкой Ключ.
К вечеру разъяснилось, на небо высыпали незнакомые звезды. Мэхо развел костер, Додина принялась варить в котелке похлебку из сушеных грибов. Эйфи всерьез занялся с Фозом, решив обучить того новым фокусам. И Катя с облегчением подумала, что без зазрения совести сможет оставить мальчика у артистов. Устроившись у реки на стволе поваленного ясеня, она долго смотрела в темную даль, усеянную огоньками – это на том берегу светились окна села Перещепино, где на следующий день артисты собирались дать представление. Вдыхая запах грибного супа вперемешку с дымом костра и речной свежестью, Катя старалась не думать о луне, которая этим вечером казалась совсем уже полной… Она уже расспросила циркачей о том, сколько времени потребуется, чтобы добраться до Венсида, и те обещали довезти ее до самой границы с южным герцогством. Если некие неодолимые обстоятельства не вмешаются в ее планы, она успеет. Должна успеть. Иначе в ближайшие триста лет она не попадет домой.
– Ужин скоро будет готов, – сообщила подошедшая Грэм. Она гладко причесала рыжие волосы, а поверх трико набросила потертый кафтан Мэхо, чтобы не простудиться после тренировки. Пока было светло, акробатка крутила на пляже всевозможные кульбиты и сальто. Девушка гнулась, как пластилиновая, а в прыжке словно зависала в воздухе. «Алина Кабаева отдыхает», – подумала Катя, подивившись ее искусству. Вообще, Грэм очень нравилась ей. Была в ней какая-то загадка – слишком изящные манеры для простой циркачки и очень много грусти в карих глазах. Катя замечала, что и Грэм проявляет интерес к ее собственной персоне: наверное, замечает странности, не свойственные жителям Фенлана. Но Грэм ни о чем не спрашивала; она держала себя дружелюбно и вежливо, но не навязывала своего общества. Вот и сейчас она, смущенно улыбнувшись, спросила:
– Ты ничего не имеешь против грибного супа?
– Против? Я очень люблю грибы во всех видах. А если бы и не любила, то не стала бы воротить нос, когда предлагают от чистого сердца. Не знаю, что бы мы с Эйфи делали, если б не встретили вас. Скоро пришлось бы милостыню просить.
– Вряд ли бы вам много подали, – покачала головой Грэм. – Эти места совсем обнищали. Зимой мы выступали в Шотфеле, там народ побогаче. Не знаю, что мы завтра заработаем в этом Перещепино.
– А вообще вы… – Катя замялась.
– Имеем ли мы успех? – поняла ее Грэм. – Честно говоря, не особенный. Шпагоглотателем сейчас никого не удивишь. Фоз стареет… А мне, чтобы на меня смотрели, приходится всякий раз рисковать жизнью. Вот если бы удалось заполучить в труппу хорошую певицу… Мне, увы, медведь на ухо наступил.
– Хотите, я спою завтра что-нибудь? – неожиданно предложила Катя. – Должна же я как-нибудь вас отблагодарить.
Грэм всплеснула руками от радости.
– Ты умеешь петь?
– Ну… – Катя скромно потупилась, – я знаю пару песенок. Ничего, если они будут… Как бы это сказать… Необычные?
– Не местные, ты хочешь сказать? – понимающе прищурилась Грэм. – Что ж, тем больший интерес они вызовут. Но ты всерьез готова выступить завтра? Ты не представляешь, как обрадуется Мэхо. Додина все пилит его, уговаривает заняться чем-нибудь другим, а он мечтает о настоящем театре.
К девушкам подбежал Фоз, запрыгал вокруг, приглашая к ужину.
– Вы все так привязаны друг к другу, – улыбнулась Катя, гладя непоседливого пуделя.
– Я очень люблю Мэхо и Додину, – серьезно сказала Грэм. – И Фоза, конечно. Они моя семья. Моя настоящая семья. И другой у меня уже никогда не будет.
За ответом акробатки скрывалась какая-то печальная тайна, однако Катя не считала себя вправе расспрашивать. Вскоре Додина по секрету пожаловалась гостье, что ее приемная дочь нездорова и часто страдает от сердечных приступов. Что они с Мэхо давно уговаривают девушку отказаться от выступлений, но она и слушать об этом не хочет. «Наверное, поэтому Грэм и грустит», – сочувственно решила Катя.
