Текст книги "Волчья Радуга"
Автор книги: Елена Жаринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава 16
ПРЕКРАСНАЯ ЛЮБОВЬ
Лицо человека трудно было различить под синяками и кровоподтеками. Но судя по осанке и остаткам одежды, это был рыцарь. Он стоял перед Фаргитом, стараясь сохранять достоинство, хотя было очевидно, что последнее мужество готово покинуть его.
Палач, рыжий верзила в кожаном переднике, скалясь в отвратительной щербатой улыбке, поигрывал громадными раскаленными щипцами. Как ни старался пленник не смотреть на это пыточное орудие, глаза против воли скашивались в сторону палача.
Фаргит сидел в кресле, закинув ногу на ногу. За его спиной стоял барон Комз ниф Вимот, один из вассалов герцога Тифлантского.
Ты уверен, что этот человек что-то знает? – не поворачивая головы, шепотом спросил Фаргит. Ниф Пимот наклонился к самому его уху.
– Господин герцог, мои люди выследили его, когда он выезжал из ворот Сварбора. Он направлялся к южной границе Аушмедлана лесной дорогой, где его ожидала засада. Он назвался бароном ниф Абвиром.
– Ниф Абвир… – Фаргит нахмурился, вспоминая. – Расфуфыренный хлыщ из королевской свиты… Неужели это он?
Фаргиту пришлось напрячь все свое воображение, чтобы узнать в этом заросшем трехдневной щетиной оборванце белокурого Вилибуса ниф Абвира, сводившего с ума фрейлин Морэф.
Сузив желтые глаза, пристальным змеиным взглядом демон уставился на пленника.
– Похоже, ты не рад нашей встрече, Вилибус? И не собираешься отвечать на мои вопросы?
Ниф Абвир высокомерно вздернул подбородок и тут же, сморщившись от боли, поднес закованную в кандалы руку к разбитой губе.
– Твои дни сочтены, Фаргит, – заявил он. – Ты прогневал великую королеву Морэф, и ее месть будет ужасна. Тебе не удастся меня запугать.
– Я? – Фаргит, зевая, обернулся к ниф Вимоту. – Ты слышал, Комз, что говорит этот мешок с дерьмом? Бедняга Вилибус, зачем мне тебя пугать – я герцог, на это у меня есть палач. Мэгорий!
– Да, господин герцог, – палач почтительно поклонился.
– Расскажи нашему гостю о своих планах насчет него.
Мэгорий мечтательно закатил глаза и с готовностью начал перечислять:
– Сначала мы попробуем вот эти щипцы. Обычно для господ придворных этого бывает достаточно. Но если клиент попадется несговорчивый, вон там, в углу, есть отличный механизм для выдергивания ногтей. И, наконец, для самых стойких – старая добрая дыба. Очень, очень надежное средство.
– Ты слышал, что говорит Мэгорий? – обратился Фаргит к побледневшему ниф Абвиру. – Он мастер своего дела.
– Я ничего не знаю, – прошептал пленник.
– Тем хуже для тебя, – холодно заметил герцог. – Тогда я просто доставлю Мэгорию удовольствие. Пойдем, Комз. Из-за этого идиота мне пришлось встать ни свет ни заря. Надеюсь, он сдохнет во время пыток.
– Постой! – отчаянно крикнул ниф Абвир в спину уходящему Фаргиту. – Если я расскажу все, что знаю, ты пощадишь меня?
– Это зависит от того, что ты знаешь, – ответил герцог. – Но я готов тебя выслушать. Оставьте нас!
Ниф Вимот с палачом вышли. Фаргит сел обратно в кресло.
– Барон ниф Зайт послал своих демонов на ту сторону, чтобы избавиться от Хранителя Грани. Сначала они вернулись ни с чем: священника защищали светлые силы Бекелфела. Но ниф Зайт велел демонам повторить набег, и тогда они обнаружили, что священник все-таки умер. Похоже, они напугали его до смерти.
– Это все, ниф Абвир? – спросил Фаргит, широко зевая. – Ты рассказал довольно скучную историю.
– Нет-нет, не все, – заторопился пленник. – Королева Морэф говорила с Домгалом и узнала, что Ключ снова в Фенлане. Он у женщины, пришедшей с той стороны…
– Так Ключ был у нее! – ахнул Фаргит. – Но она погибла в трясине… Где же теперь искать Ключ?
– Она не погибла, Фаргит.
Демон вскочил так резко, что тяжелое кресло упало на спинку.
Что? Этого не может быть! Повтори, что ты сказал!
– Женщина жива, – повторил ниф Абвир. – Она в Лушмедлане. С ней оборотень и еще двое пришельцев из Бекелфела. Они идут в Венсид, наверное, хотят перейти через Грань. Морэф собиралась сегодня послать огненных мух, чтобы уничтожить их. Если Ключ погибнет в огне, она сможет немедленно создать новый. Меня королева послала убедиться, что все пройдет хорошо. Ниф Зайт со своими рыцарями тоже преследует оборотня и чужаков. Если кто-то уцелеет, он сумеет изловить беглеца и доставить к госпоже…
Фаргит больше не слушал.
– Она жива… И Ключ у нее. Это судьба! Что ж, Вилибус, ты заслужил жизнь. Комз! Пусть его запрут хорошенько! – герцог повернулся к вошедшему вассалу, – он еще может нам пригодиться. А потом собирай людей. Пошли гонца к Ольвиту – ему следует обезопасить нас от действий Морэф. Пусть все дружественные нам герцогства готовятся к войне. А мне придется тряхнуть стариной. Если Ключ сгорит, и Морэф создаст новый, нам уже ничто не поможет. Но я достану Ключ и вовремя окажусь на Грани. А там – увидим, за кем сила в объединенных мирах!
* * *
Утро было безветренным и солнечным, на лужах похрустывал ледок после ночного морозца. Повозка миновала мост через реку и запрыгала по ухабам. Впереди дымили трубы Перещепина. Несмотря на воскресный день, в полях кипела работа. Сначала Катя удивилась количеству пахарей, а потом поняла, что каждый из них обрабатывает свой крошечный участок земли.
Додина, сидевшая на козлах рядом с Мэхо и щелкавшая семечки, словно прочла Катины мысли.
– Все в поле – наверное, на неделе только господские земли успели обработать. Кто же нас смотреть-то придет?
И она с сомнением покачала головой, сплевывая шелуху под колеса.
Но опасения оказались напрасны. Как только нарядно украшенная повозка въехала в Перещепино, так ребятня, став добровольными глашатаями, разнесла новость по всему селу.
– Цирк! Цирк приехал!
Повозка ненадолго остановилась у дома старосты, где Мэхо получил разрешение выступить за определенную долю от полученных барышей; а потом в окружении ликующей детворы выехала на сельскую площадь.
Приготовления длились до самого полудня. Мэхо очертил, на земле круг для арены, воткнул колышки, натянул на них веревку с разноцветными флажками. Посередине он взгромоздил нечто вроде высокой стремянки с деревянной тарелкой вместо последней ступеньки. Грэм рылась в сундуке, во все стороны разбрасывая тряпье.
– Эйфи, вон там, на полке, гребень, возьми и причеши Фоза, – распоряжалась она. – Катя, примерь-ка вот это. Мне кажется, оно подойдет.
Кате выбирали «концертное платье». Грэм сразу сказала, что о выступлении в мужской одежде не может быть и речи – в лучшем случае закидают тухлыми картофелинами.
– А как же ты, в трико? – спросила Катя.
– На меня они, как на женщину, не смотрят. Им не до этого. Сама увидишь, – загадочно усмехнулась Грэм.
И когда представление началось, Катя поняла, о чем говорила акробатка. Ей самой было не по себе, когда она наблюдала за трюками Грэм…
* * *
После холодной ночи двигаться было трудно; даже у Яно затекло все тело. А тут еще не оправдались надежды на завтрак: напрасно Иван искал, у кого можно обменять ложечку на запас продовольствия. В селе друзьям не встретилось ни одного торговца. Зато площадь была полна народу.
– Смотрите-ка, бродячий цирк, – воскликнул Василий.
– Какой еще цирк? Надо ноги уносить, пока на нас внимания не обратили, – одернул его Иван. Но Василий уперся, как ребенок.
– Плюха, ну чего ты занудничаешь? Никто на нас не смотрит. Ты когда-нибудь бродячих артистов видел? И я – нет. Смотри, какой нарядный балаганчик. И народ смеется. Почувствуем себя хоть на часик простыми средневековыми ребятами.
Не оглядываясь на друзей, Василий ловко заработал локтями, чтобы протолкаться в первый ряд.
– Ну что за идиот! – выругался в сердцах Иван.
– Однако оставлять его одного не следует, – заметил Яно, решительно вклиниваясь в толпу.
Оборотень не ожидал, что столько ощущений навалятся на него разом. Вокруг смеялись, толкались, прижимались потными боками. Лузгали семечки, хрустели репчатым луком, дышали вчерашним хмелем. Яно зажмурил глаза. Он забыл, что он человек. Он чувствовал себя диким зверем, по ошибке забредшим в деревню, а вокруг были люди, много людей… Оборотень чувствовал, как встает на загривке несуществующая шерсть. Ноги подрагивали – ему хотелось убежать, поджав хвост. Они люди, а он – нет. Стоит ли он на двух ногах, бегает ли на четырех – он все равно не человек. Вот и веселый маленький пудель, собирающий с публики монетки в потертый картуз, сторонится его – неужели чувствует зверя? Яно уже хотел схватить Василия за рукав и вытащить его из толпы, но действие на арене вдруг привлекло его внимание, а потом и полностью завладело сбивчивыми мыслями Яно.
А посмотреть было на что. На арену выбежала тоненькая девушка в зеленом трико; золотисто-рыжие волосы перехвачены широкой черной повязкой. Гибко поклонившись публике, она вскарабкалась по лестнице на самый верх деревянной шаткой лесенки, припертой к шесту, встала на руки, сделала колесо. Потом чернобородый шпагоглотатель лестницу убрал. Публика ахнула от восторга – единственной опорой акробатки стала деревянная тарелка, на которой с трудом умещались ее маленькие ножки. Шпагоглотатель кинул ей несколько блестящих обручей, и девушка завертела их вокруг талии, теряясь в сливающихся очертаниях. Обручи ходили по ее телу, как живые – от коленей вверх до самых кончиков рук, по вытянутой ноге от носка до бедра. Наконец чернобородый снова приставил лестницу, и циркачка спустилась вниз. Однако представление еще не закончилось…
Шпагоглотатель покрутил какое-то колесико, и шест начал расти. Теперь он стал выше вдвое – примерно, в три человеческих роста. Снова приставили лестницу. Прежде чем подниматься, девушка сняла повязку и подала ее чернобородому. Тот плотно завязал акробатке глаза и повертел ее перед публикой, чтобы все убедились, что подглядывать девушка не сможет. Циркачка ощупью полезла наверх. Когда лестница кончилась, она обхватила шест руками и ногами и стала карабкаться дальше, словно по стволу дерева. Толпа, затаив дыхание, следила за ней.
И вот акробатка оказалась на вершине. Бесстрашно стоя на крошечной тарелке, она раскинула руки. Ветер разметал золотые кольца волос, превращая человеческое существо в горящий факел. Яно заметил, как напряглось лицо чернобородого. Но он не мог видеть выражение лица Ивана, окаменевшего за спиной оборотня. «Паломник» не сводил глаз с акробатки, еле слышно шепча: «Этого не может быть!»
Девушка вдруг присела, а потом распрямилась, словно пружина, и сильным толчком взмыла вверх. Казалось, человек не может так долго находиться в полете. А акробатка несколько раз перевернулась в воздухе. Зрители восторженно взревели и тут же раздались испуганные крики – было очевидно, что ветер сносит акробатку в сторону от шеста. Однако девушка ловко приземлилась точно на тарелку и приняла ту же позу, что и перед полетом. Мгновение, другое – и вот она выпрямилась, сорвала повязку и замахала ей. Зрители взревели; они яростно хлопали, набивая мозоли на ладонях. В картузе у пуделя весело звенели монеты.
– Пора идти, – Яно тронул за плечо бурно аплодирующего Василия.
– Сейчас, сейчас, – тот нетерпеливо дернулся. – Браво! Браво!
Яно обернулся к Ивану, но на лице будущего монаха застыло странное выражение: казалось, ему явился призрак очень дорогого ему человека. Ничего не замечая вокруг, он не отрывал глаз от девушки, на которую чернобородый заботливо накинул теплое пончо. А потом Яно и сам потерял дар речи, потому что на арену вышла Катя.
Она выглядела непривычно в длинном клетчатом платье, из-под которого виднелись пышные оборки красной кружевной нижней юбки. В распущенные волосы был воткнут красный же бумажный цветок, а на чересчур открытые плечи девушка набросила цветастую черную шаль с кистями. Так ходили зажиточные крестьянки в Аушмедлане. Но это была, несомненно, Катя. Яно видел, что и «паломники» узнали ее. Василий так и замер, сложив руки в очередном хлопке.
Катя друзей не заметила. Она объявила публике:
– Сейчас я спою вам песенку про любовь. Когда запомните слова – помогайте мне на припеве. За мои зеленые глаза называешь ты меня колдуньей!
Звонко распевая, девушка еще и танцевала. Сначала она скромно придерживала концы шали, а потом сорвала ее с плеч. Одной рукой Катя лихо крутила шаль над головой, а другой подбирала юбку почти до колен, показывая красные чулки. Многие из слушателей довольно притоптывали в такт разудалой песне:
– А я вовсе не колдунья, я любила и люблю! Это мне судьба послала грешную любовь мою!
Отбросив шаль в сторону, Катя ударила в ладоши.
– Эй, все вместе со мной! Не вижу ваших рук! Ну-ка: не судите меня, люди, не ругай меня, родня…
– Во дает! – обернулся Василий к друзьям. Вокруг нее послушно хлопали и подпевали.
Катя же чувствовала себя чудесно. Чтобы не бояться публики, как говорится «для куража», она сделала хороший глоток из фляжки Мэхо, и крепкая местная брага оказала свое живительное действие. Кате показалось первоклассной шуткой исполнить любимую папину застольную песню для средневековых крестьян. Кому расскажи – не поверят. Вот только бы удалось кому-нибудь рассказать… Наивные, не избалованные подобными шоу жители Перещепино оказались благодарными слушателями. Наверняка молодежь запомнила слова, и в музыкальной моде этого мира произойдут некоторые изменения… Эх, еще раз!
– За мои зеленые глаза…
Катя остановилась на полуфразе, остолбенев. В первом ряду, не сводя с нее серых глаз, стоял Яно.
Сердце сделало бешеный скачок, ударившись о ребра, отскочив к лопаткам. Здесь, под осенним солнцем своего мира, оборотень казался еще красивее – куда там Леонардо ди Каприо! Правда, наряд его был совсем нищенский – какой-то старый коричневый кафтан с неряшливой штопкой на рукаве. «Опять с чужого плеча», – с грустью подумала Катя. Но все это было неважно. Увидеть его после того, как они попрощались навсегда, оказалось невыносимо радостно. Вот только, что он так смотрит на нее? Как… Как волк! Ей показалось, она вот-вот увидит немигающие желтые глаза, а потом мягкая шерсть коснется ее ладони… И пусть эти мысли противоречили здравому смыслу! В эту минуту ей захотелось сделать себе подарок…
– Сейчас я спою вам еще одну песню, – взволнованно дыша, объявила она слушателям. – Правда, в женском исполнении она, должно быть, звучит забавно, ну да вы все равно не слышали оригинала.
Мелодии цветов с затерянным началом…
Я слышу эти ноты, похожие на сны…
Когда-то в старину с бродягой обвенчалась
Прекрасная любовь, дарящая мечты…
Прекрасная любовь, нам праздновать не время —
Кровавые закаты пылают за рекой…
Катя на ходу вспоминала мелодию, старясь представить, что снова слушает заезженную кассету на стареньком магнитофончике. Это было так давно – в те времена, когда она сама еще верила в прекрасную любовь… Верила, что ради такой любви и умирать не страшно…
Прекрасная любовь, там ждут тебя живые,
Позволь себя увидеть тем, кого ведут на смерть…
Яно не прислушивался к словам незнакомой песни. Он просто слушал, потому что это пела егоженщина – так он почему-то решил.
Нет, трудная судьба не сделала Яно фантазером; он не строил иллюзий, не загадывал на будущее, он понимал, что Кате не место в бесприютном Фенлане: она родилась в чудесном мире, где люди не знают страха. Да Яно и не любил заглядывать в завтрашний день: волку это не нужно, а для человека – слишком болезненно. Но он знал всем своим существом, что сейчас, сегодня, пока он жив, пока она рядом – он будет защищать эту женщину. Потому что она красива. Потому что она – первая за многие годы – была к нему добра. Потому что… Наверное, это называлось любовью, Яно просто не догадывался об этом.
И вот прекрасная любовь влетела птицей в город
И плакал, видя чудо, очнувшийся народ…
Трон лжи не устоял, бежал в испуге ворог…
Да жаль погиб бродяга у городских ворот.
Катя замолчала и поклонилась. Селяне молчали.
«Не понравилось, наверное», – подумала девушка. Но она ошиблась: простые и яркие чувства, звучавшие в песне, произвели на селян сильное впечатление. Придя в себя, они бурно захлопали в ладоши. Вздохнув с облегчением, Катя раскланялась и, подобрав юбки, запрыгнула в кибитку.
– Пора ее забирать и делать ноги, – обернулся к оборотню Василий.
– Подождите, не стоит привлекать к себе внимание, – ответил вместо Яно все еще бледный и какой-то взъерошенный Иван. Яно подумал, что Василий бы на его месте обязательно поинтересовался, чем так привлекла внимание убежденного женоненавистника рыжеволосая акробатка. Сам оборотень, конечно, вопросов задавать не стал. Он с трудом дождался, пока дородная женщина в пестром платье вместе с пуделем закончит обходить зрителей, собирая плату. Иван бросил за троих несколько монет – сдачу, полученную после приобретения одежды. Когда толпа, бурно обсуждая представление, разошлась, друзья наперегонки помчались к кибитке.
– Залезайте, – скомандовала очень кстати высунувшаяся наружу Катя. Представив циркачам «паломников» и оборотня, она сказала:
– Мэхо, Грэм, Додина, я вам очень благодарна. Но мы не можем злоупотреблять вашей добротой. Вывезите нас из села, а дальше мы пойдем сами. Теперь я не пропаду!
И Катя с гордостью посмотрела на друзей. Теперь она с полным правом могла их так называть: ведь они не бросили ее в чужом мире.
– А я? – возмущенно спросил Эйфи.
– А ты… – Катя смущенно посмотрела на Грэм. – Вообще-то я надеялась оставить мальчика у вас.
Эйфи снова хотел возмутиться: что это им распоряжаются, как маленьким? Но у циркачей ему нравилось, все представление он просидел, прильнув носом к окошечку в шатре. Может, со временем он сможет выступать вместе с Фозом…
– Грэм, мы идем в опасное место, – взволнованно добавила Катя, – я не хочу тащить туда Эйфи.
– Не надо нас уговаривать, – улыбнулась Грэм. – Конечно, Эйфи, если хочет, останется с нами. Но это не значит, что вас мы просто так выкинем на дороге. Правда, Мэхо?
Шпагоглотатель закуривая трубку, кивнул.
– Мы обещали довезти тебя до границы Венсида, и так и сделаем. Шутка ли: у нас никогда не было таких сборов, как сегодня. А все благодаря твоему таланту. И друзей твоих не бросим, хотя один из них все время пялится на мою дочь, как баран на новые ворота.
Все обернулись к Ивану; тот побледнел и вытер рукавом зипуна вспотевший лоб. Катя уже хотела пошутить насчет обета безбрачия, к мысли о котором следовало привыкать будущему монаху, но, вспомнив грустную историю Ивана, воздержалась. К тому же ее тревожили более насущные проблемы.
– У тебя все в порядке? – многозначительно спросил Василий.
Катя кивнула, погладив на груди Ключ.
Говорить о другом мире, о Грани в присутствии посторонних не стоило, и друзья молча наслаждались присутствием друг друга и небывалой удачей, которая помешала им разминуться. Яно старательно отводил глаза от Кати. Он даже подумал, что если над ним станут подшучивать, как над Иваном, он умрет от стыда.
Тем временем под руководством Мэхо мужчины начали сборы. Убрали балаган, оставили часть выручки у сельского старосты, а еще часть – у торговцев, наконец вспомнивших о своих обязанностях и раскинувших лотки с бубликами, пирожками, овощами, сушеными и солеными грибами. Додина, придирчиво перебирая утиные тушки, выбрала одну пожирнее – она собиралась устроить праздничный обед. Иван настойчиво предлагал циркачам взять у него оставшиеся ложки в уплату за стол и кров, но Мэхо категорически отказался.
Наконец бродячий цирк покинул Перещепино. Мул тянул потяжелевшую кибитку, смешно прядая ушами. Небо затянулось дымкой облаков, из которых сыпался мелкий мокрый снег. Уже потянулись вокруг поля, возделанные под озимые или оставленные под паром. А за полями начались по-осеннему прозрачные перелески. На березовых ветках одиноко трепетали последние желтые листья, сухие осинки торопливо шептали невнятные слова. Несмотря на холодную погоду, кибитку человеческое дыхание нагрело до духоты. Путников одолевала дрема, поэтому сначала никто не понял, что произошло. Кибитка резко остановилась, накренившись вперед так, что все пассажиры едва не вылетели через козлы.
– Мэхо! – страшно закричала Додина.
Ни мула, ни возницы не было. Под пустой обугленной оглоблей лежала кучка серого, дымящегося пепла.
Эйфи громко заплакал. Катя прижала ребенка к себе.
– Демоны, – мрачно сообщил Яно, выглянув наружу. Теперь Катя тоже видела кружащих над кибиткой крылатых тварей. Они были похожи на огромных мух г жирными волосатыми лапами; а из толстого хоботка каждая извергала испепеляющий огонь.
– Значит, Морэф уже нашла нас, – с досадой сказал Яно. – А я надеялся, она не знает, что мы вернулись в Фенлан.
– Они нас сожгут, сожгут, – бормотал Эйфи, пряча лицо в складках Катиной юбки.
Додина рыдала, Грэм с трудом удерживала ее порыв броситься наружу – к тому, что осталось от Мэхо. Василий с Иваном спросонья растерянно вращали головами.
– Так, успокоились, немедленно, – звенящим голосом крикнула Катя. – Иначе сгорим все к чертовой матери. Никто попусту не высовывается, этому огню достаточно коснуться, и все обращается в прах.
– А кибитка? – охрипшим голосом спросил Василий.
Катя пожала плечами. Естественно, и кибитка тоже. Но это не повод впадать в истерику.
– Эйфи, – потрясла она мальчика за плечи, – ну, будь мужчиной, перестань реветь. Скажи еще раз, как ты спасся.
– Залез в коло… в колодец…
– Что это значит? Вода? Или просто глубина? – Василий тоже начал соображать.
– Колодцев здесь нет, – покачала головой бледная Грэм.
– Придорожная канава? Овраг в лесу? Давайте, надо решаться, – Катя схватила Эйфи за руку и первой выпрыгнула из кибитки.
