Текст книги "Визит дамы в черном"

Автор книги: Елена Ярошенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Глава 13

Как только Марте стало лучше, тактичный Петя под каким-то предлогом удалился из дома, предупредив Дмитрия, что заночует у кого-нибудь из товарищей.

Митя устроил торжественный ужин на двоих – семга, рябчики, принесенные из соседнего трактира, хороший сыр, виноград, ананасы, шоколадное пирожное, из вин – рейнское и мадера. Посуда в холостяцком хозяйстве была сборная, вазу для фруктов и блюдо пришлось одолжить у соседей. Митя старался, чтобы сервировка стола была красивой и Марта чувствовала бы себя уютно. Он уговаривал девушку поесть побольше, ведь ей нужно восстановить силы после болезни. Марта послушно подставляла тарелку для лучших кусков, но есть ей не хотелось. Она медленно, по глоточку отпивала вино и смотрела на красивое Митино лицо, казавшееся в неярком огне свечей особенно одухотворенным. Дмитрий, чтобы подчеркнуть торжественность момента, не стал зажигать лампу, а водрузил на стол канделябр, и пламя свечей окрашивало все вокруг в нежные тона.

Так и не притронувшись к десерту, Митя и Марта перешли на диван и стали болтать о каких-то пустяках, но оба путались и отвечали друг другу невпопад. Беседа вскоре сама собой иссякла. Из нижней квартиры доносились глубокие звуки рояля.

– Шопен, – прошептала Марта. Митя держал ее за руку и молчал. Марта повернулась к нему, обняла свободной рукой и стала нежно целовать его губы.

– Сумасшедшая, что ты делаешь? – прошептал Митя после долгих и все более страстных поцелуев.

– А ты не понял, что я делаю? Я тебя целую, потому что я тебя люблю, – Марта снова вернулась к прерванному занятию.

– А я-то надеялся, что успею первым тебе объясниться…

– Ничего не нужно объяснять… Ты единственный человек, кому я нужна, единственный, кто предложил помощь. Без тебя я погибну, Митя… Спаси меня!

– Марта, милая, я так люблю тебя, что мне хочется заслонить тебя от всех бед. Я никому не позволю причинить тебе зло. Я не дам тебе погибнуть!

– Наверное, никто никогда не делал более романтического признания! Митя, для меня сейчас весь мир – это ты! С тобой мне ничего не страшно, – Марта снова стала покрывать лицо Мити торопливыми поцелуями.

– Я теряю голову, Марта… В конце концов мы наделаем глупостей.

– И прекрасно, давай делать глупости!

– Послушай, я не хочу, чтобы ты потом опомнилась и пожалела. Я не хочу выглядеть в твоих глазах подлецом, который только и ждал, чтобы воспользоваться твоим капризом или минутной слабостью…

– Какой ты глупый, Митя! Я ни о чем не буду жалеть. И в моих глазах ты выглядишь вовсе не подлецом, а прекрасным рыцарем, спасающим даму сердца. Подвиги рыцаря должна увенчать награда. Люби меня, Митя, прошу тебя. Мне нужна твоя любовь. Я так давно мечтаю о тебе…

Митя поднял Марту на руки и понес в свою спальню.

Они уснули обнявшись и утром проснулись обнявшись. Светлые волосы Марты нежно щекотали Митину кожу.

– Скажи мне что-нибудь хорошее, – попросила Марта.

– Ну, знаешь ли… После ТАКОГО…

Сердце Марты болезненно сжалось – теперь Митя начнет презирать ее. Конечно, накануне она вела себя, как… как… доступная женщина. Ей остается только стыдиться и мучиться… Как можно было до такой степени обезуметь?

– После того, как ты меня соблазнила, ты просто обязана на мне жениться, – продолжил Митя и засмеялся.

– Ну, Митя, вечно ты с глупостями… Мне так стыдно!

– Почему стыдно? Это было так прекрасно… И почему с глупостями? А если серьезно? Что ты сказала бы, если бы я сделал тебе предложение? Я на будущий год заканчиваю курс в университете, и мы смогли бы пожениться. Ты выйдешь за меня замуж, гордая панна?

– Ты еще спрашиваешь! Я не понимаю, почему ты до сих пор не сделал мне предложения, я бы уже давно была твоей невестой.

– Ты слишком богатая для меня невеста, Марта. Мне не хотелось, чтобы ты считала меня охотником за приданым.

– Митя, ты до неприличия щепетилен. То я должна считать тебя подлецом и соблазнителем, то охотником за приданым. Нельзя говорить влюбленной женщине такие вещи про ее избранника. Оскорблюсь и зарежу!

Вдруг Марта замолчала и надолго задумалась.

– Какие мы глупые, Митя! Говорим о свадьбе, а ведь мой отец возненавидел тебя и не пускает на порог. А все эти странности и загадки в моей семье! И потом, я же убежала из дома… Меня, наверное, ищут. Я пока несовершеннолетняя и не могу распоряжаться ничем в своей жизни. Разве в такой ситуации женятся?

– Марта, все странности и загадки скоро исчезнут, совсем скоро, это я тебе обещаю. Через полгода тебе исполнится двадцать один год, ты станешь совершеннолетней и будешь сама себе хозяйка. Никаких непреодолимых трудностей в нашей жизни нет, успокойся. И кроме того, ведь дедушка Прохор благословил нас иконой, помнишь? Не нарушать же волю покойного…

– Митя, как хорошо, что ты рядом. С тобой я ничего не боюсь!

Марта прижалась к Мите, уткнулась лицом в его плечо и стала гладить непослушные Митины волосы. Он наклонился над ней и поцеловал завиток над ухом, потом нежную ложбинку на шее, потом родинку на плече. И они вновь занялись старым как мир делом.

Только к вечеру, почувствовав сильный голод, Митя и Марта решили подумать об ужине. Вернувшийся домой Петя застал их за чинной трапезой и с облегчением вздохнул – он боялся появиться в неподходящий момент. Они долго втроем сидели за столом, болтали, рассказывали смешные истории. К ночи Марта удалилась в Митину комнату, а Колычев постелил себе на клеенчатом диване в общей комнате, служившей в их холостяцкой студенческой квартире и столовой, и гостиной, и комнатой для занятий, и залом для танцев, и гостевой спальней. Обычно на этом диване ночевали задержавшиеся у них приятели.

Ночью Бурмина разбудил шорох и какие-то непонятные звуки. Он выглянул из дверей своей спальни. Мити на диване в общей комнате не было, а из-за закрытой двери второй спальни доносились смех и приглушенные голоса.

«Так я и знал», – подумал Петя.

Утром Дмитрий сам завел разговор на щекотливую тему.

– Мы с Мартой решили обвенчаться. А пока, Петька, я надеюсь на твое благородство.

– Ну что ж, поздравляю. А благородство мне теперь так и так придется проявлять, куда я денусь.

– Извини, но мне не нравится твой тон. Я люблю Марту. Люблю так, как еще никого не любил. И как ты понимаешь, я вовсе не собирался воспользоваться моментом…

– Полно, Митя. Не нужно этих долгих объяснений. Уж кто-кто, а я хорошо тебя знаю.

– Ладно, я, собственно, хотел поговорить не об этом. Марта не может оставаться у нас, все-таки нужно соблюдать условности и приличия. Она не понимает, что компрометирует себя. Марта очень наивная и доверчивая, ей и в голову не приходит, что она может стать героиней пересудов и погубить свою репутацию. Поэтому я сам позабочусь обо всем. Марту нужно поселить в каком-то приличном месте, но не в гостинице, там Багровы ее быстро разыщут. А кроме того, мне необходимо съездить в Варшаву, чтобы разобраться в ее делах, слишком серьезный оборот они приняли, а во время моего отъезда Марта должна быть в безопасности. Как ты думаешь, кого можно попросить о помощи?

– А если обратиться к Цегинским? Вот у кого Марта могла бы пожить, они ведь ей родня, и у них крепкий семейный дом. Уж Стефания Леонардовна позаботится, чтобы все приличия были соблюдены, будь уверен!

– Не знаю… Мадам Цегинская – дама своеобразная, с капризами. Да и Зосенька тоже та еще штучка. Марте там будет трудно.

– Да нет, Стефания тетка добрая, хотя с фанаберией, конечно. Ей можно будет кое-что рассказать, не все, но кое-что, чтобы она поняла, какая Марте грозит опасность. И будь уверен, Цегинские приютят твою невесту. А потом, ты ведь возлагаешь большие надежды на поездку в Варшаву, значит, будем ждать скорых перемен в судьбе Марты.

Вести переговоры с Цегинскими Петр вызвался сам. Он старался быть по возможности более дипломатичным – с одной стороны, нужно было уговорить семью Юры помогать Марте, взять ее в свой дом и терпеть в связи с этим определенные неудобства, с другой стороны, далеко не все можно было рассказать чопорной даме, дабы у нее не шевельнулась мысль о нарушении каких-то приличий.

Со своей сложной миссией Петя справился благополучно. После разговора с ним Стефания Леонардовна, озаботившись бедами несчастной сиротки, прибыла на Гороховую в собственном экипаже и увезла Марту к себе.

Но и Дмитрию пришлось встретиться с Юрием Цегинским и просить его еще об одном одолжении. Юруля, как называли его университетские друзья, был на юридическом факультете фигурой заметной, главным образом, потому, что считался настоящим денди и был приверженцем разных спортивных забав, популярных у светских молодых людей. То он ежедневно катался на роликовых коньках в скетинг-ринге, то создавал футбольную команду, то брал уроки бокса у заезжего английского спортсмена, то становился членом яхтклуба… И это в то время, когда другие студенты посещали тайные политические кружки и штудировали нелегальную литературу. Многим однокашникам казалось, что Цегинский – пустое и легкомысленное существо, и только самые близкие друзья знали, что Юра – добряк и никогда не откажет товарищу в просьбе.

– Я собираюсь ехать по делам в Варшаву.

– Да что ты? С какой радостью я сорвался бы из Петербурга и махнул туда вместе с тобой.

– Ты мне там очень бы пригодился. У тебя ведь в Варшаве много знакомых, родственников и друзей?

– Да половина Варшавы! Но, увы, я прикован к невским берегам… Знаешь, кроме яхт-клуба, я вступил еще в клуб велосипедистов. Замечательно интересное занятие – езда на велосипеде, у него большое будущее в России! Правда, сейчас дороги уже грязноваты, и в случае падения велосипедисту не позавидуешь…

Колычев понял, что придется перебить приятеля, чтобы вернуть разговор в нужное русло.

– Юруля, а ты не мог бы дать мне рекомендательное письмо к кому-нибудь из варшавян вашего круга, на случай, если мне понадобится там помощь?

– С удовольствием, если ты, конечно, не собираешься одалживать у них деньги. Все остальные виды помощи будут к твоим услугам. Я передам с тобой письмо и посылочку моей тетке Мелании, и будь уверен, тебе окажут столько помощи, что сам будешь не рад. Когда ты выезжаешь?

– Постараюсь отправиться завтра.

– Тогда поехали на Невский, купим сладостей в хорошей кондитерской, отвезешь их тетке вместе с письмом. Ты прав, без должных рекомендаций кое-кто в Варшаве не захочет и разговаривать с приезжим из России.

Письмо Юра вложил в изящный голубой конверт и протянул его Мите вместе с большой нарядной коробкой, украшенной ленточкой.

– Мелании Леонардовне Соколовской-Нагель, в собственные ручки от любящего племянника. Живут Соколовские на Маршалковской, рядом с большим угловым кондитерским магазином, ты легко найдешь.

– Тетушка проживает в Варшаве по соседству с кондитерской, а ты отправляешь ей сладости из Петербурга?

– Но это не просто сладости, это родственный привет. Уверяю тебя, ей будет приятно.

Дмитрий собирался на вокзал, когда у входа задребезжал звонок. Кто-то немилосердно накручивал ручку звонка и одновременно колотил кулаками в дверь.

– Кто там? – крикнул удивленный Петя.

– Открывайте, полиция!

В квартиру вошла целая процессия – квартальный надзиратель, еще два полицейских, строгий и важный господин в штатском и Федор Иванович Багров с каменным выражением лица. Дмитрий и Петя переглянулись.

– Господа Колычев и Бурмин? – обратился к ним квартальный. – Получена жалоба, что вы в арендованной вами квартире задерживаете девицу Марфу Багрову, двадцати лет, которую разыскивает ее отец. Позвольте осмотреть помещение.

Стуча сапогами по паркету, полицейские кинулись в разные стороны. Тип в штатском остался рядом с Митей и заметил саквояж, приготовленный в дорогу.

– Никак уезжать собрались? Придется повременить… Вы, господа студенты, будущие юристы, должны бы понимать, как дурно оказаться на заметке в полиции.

– На заметку, как вы изволили выразиться, берут злоумышленников. А мы пока ни в чем не провинились, – ответил Петр.

Мрачный Митя сидел на стуле молча, ему не хотелось говорить с полицейскими чинами.

Ни беглый осмотр, ни тщательный обыск никаких результатов не дали. Ни самой Марты, переехавшей накануне к Цегинским, ни следов ее пребывания полицейские не обнаружили. Единственным их уловом оказались несколько писем и записок, написанных рукой Марты и выуженных из Митиного стола.

– Так, стало быть, знакомства с девицей Багровой не отрицаете?

– Да, мы знакомы.

– А давно ли вы видели Багрову и имеете ли о ней какие-нибудь сведения?

Петр решил пойти ва-банк:

– Мадемуазель Багрова вчера нанесла нам визит.

Полицейские оживились.

– Она сообщила вам о своем местопребывании? С ней можно связаться? Она приходила к вам одна?

Петр сообразил, что появление мадам Цегинской не могло пройти незамеченным, кто-нибудь из соседей обязательно расскажет, что она увезла Марту, обойти этот факт нельзя, но и назвать имя Стефании Леонардовны невозможно.

– Она была с тетушкой. Вероятно, у нее и живет.

– С какой тетушкой? – взвыл Багров. – Нет у нее никакой тетушки!

– Имя тетушки? – полицейские напряглись.

– Имя я как-то запамятовал. Марта так невнятно его произнесла… Марья Петровна? Нет, вроде Дарья… И не Петровна, а Фроловна. Нет, все-таки Марья!

– Молодой человек, вы тут шутки не шутите!

– Да какие тут шутки? Ну заехала знакомая к нам на минутку по пути, парой фраз перекинулись, и она отбыла. А тетушку мне запоминать ни к чему. Нет у меня интереса к тетушке.

– Ну-с, а вы, господин Колычев, что скажете?

– Да то же самое и скажу. Насколько я знаком с законом, принимать у себя друзей никому не запрещено и преступлением не является.

Опрошенные полицией соседи и прислуга в своих показаниях были единодушны: студенты – люди приличные, девушки у них в гостях бывали, но редко, никаких скандалов, попоек и драк не водилось. Дворник утверждал, что девица с предъявленной ему фотографии вчера была у студентов в гостях, как приехала, он не видел, отвлекся, но видел, как уезжала вместе с солидной дамой в летах.

– Барышня, надо думать, серьезная – к мужчинам в гости с маменькой, от греха подальше. Маменька ихняя – госпожа почтенная, одета богато, экипаж хороший. Какой экипаж? Обыкновенный, коляска рессорная, пара лошадей гнедых. Гривенник на водку-с пожертвовали.

В итоге полиция была вынуждена ретироваться. Но господин Багров никак не мог согласиться с таким поворотом событий.

– Вы напрасно верите этому прохиндею! Он все врет. И дружок его врет. Я запретил дочери всякое общение с господином Колычевым – и что? Он продолжает заманивать мою дочь к себе! И что это за дама с ней была? Может быть, содержательница притона?

– Успокойтесь, господин хороший! Я сам отец, и вполне вас понимаю, – втолковывал ему квартальный. – Да только, батенька мой, скандал для отпугивания негодных женихов не всегда пригоден. Нынешние-то, они не робкие, не отступятся. Вот вы послушайте, какая у меня весной история приключилась с дочерью…

С этими словами квартальный увлек пышущего злобой Багрова за дверь.

– Извини, Петя, я втравил тебя в безобразный скандал, – сказал Дмитрий, когда наконец остался наедине с другом.

– Полно тебе, не извиняйся. А каков, однако, этот папенька! Пожалуй, тебе надо поторопиться с поездкой в Варшаву, чтобы иметь на руках козыри.

– А я опоздал на Варшавский вокзал к поезду, и билет пропал… Придется ехать завтра.

– Тебе денег-то хватит на поездку?

– Хватит. Пришлось заложить золотой портсигар, который так торжественно вручил мне дедушка Прохор. Стыдно перед Мартой, но я думаю, она простила бы, если б даже и знала об этом. Ведь я еду в Варшаву ради ее блага… Постараюсь позже выкупить портсигар из залога, все-таки память о покойном старике Почивалове. А ты заметил, что о родстве дочери с Цегинскими Багров не знает? Ему и в голову не пришло, что у Марты и впрямь есть в Петербурге тетушка. Мои подозрения явно обоснованны. Я уверен, что в Варшаве удастся раскрыть немало секретов.

– Митя, раз уж ты сегодня не попал на поезд, пойдем посидим в трактире, развеемся. По-хорошему, сегодня и в ресторан сходить не помешало бы, мы заслужили. Но не будем перед поездкой транжирить деньги. Зайдем в наше место, закажем две пары пива, селедочку и котлеты. А?

У приятелей было свое любимое место, называемое в обиходе «нашим» – небольшой чистенький трактир в переулке за Гороховой. Заведение не из роскошных, так, трактиришко средней руки, но готовили вкусно, и, в отличие от извозчичьих трактиров, публика собиралась почище – мелкие чиновники, студенты, торговцы, народ неприхотливый и не скандальный.

Петр и Митя устроились за столиком у окна и сделали половому заказ. Парень мгновенно расставил на простой белой скатерти тарелки и бутылки.

Публики в зале оказалось немного. За двумя столиками торопливо перекусывали одинокие посетители. У входа, за сдвинутыми столами, пили пиво небогато одетые немцы, похожие на принарядившихся подмастерьев. В углу гуляла подвыпившая компания каких-то неопределенного вида личностей.

– Давай, брат, выпьем за удачу! – Петя наполнил кружки. – Пусть твоя поездка поможет расставить все точки над «i».

Дмитрий поднял свою кружку, покрывшуюся шапкой белой пены.

Немецкие подмастерья хором грянули песню, в которой просили родной фатерланд рассчитывать на их силы.

– Хотелось бы и мне исполнить нечто подобное в адрес России, – задумчиво сказал Петр. – Почему у нас все патриотические песни слагают исключительно о бесправии крестьян либо об атаманах бандитских шаек?

– Ну, не всегда. А патриотические произведения Глинки, например?

– Глинка замечательный композитор, но его мелодии слишком патетичны, чтобы исполнять их с друзьями в трактире за кружкой пива. Представь, мы бы с тобой сейчас обнялись и, стуча кружками, заголосили бы «Славься…» из «Жизни за царя»? Это не бытовая хоровая песня, это – почти гимн! Так что в трактирах все больше поют о Разине и злосчастной персидской красавице, сгинувшей в «надлежащей» волне…

Допев до конца свою песню, немцы заказали еще пива.

– А я тебе говорю, фальшивомонетчиков переловили кучу, – донесся в наступившей тишине голос от углового столика. – Мало, что деньги печатали, так на них еще и убийства висят. Дворник один был, простой мужик, в благородном доме у хороших господ служил, а тоже черт попутал с ними связаться. Не поделили что-то, ну и кокнули дворника этого. Я тебе верно говорю. По деньгам фальшивым вся шайка вину признала, ну известно, с поличным взяли. А по убийству, голубчики, в отказ пошли – следователь и так и этак бьется, они в один голос – не убивали, дескать, не убивали, и хоть кол им на голове теши… Никто вину принять не хочет.

Колычев и Бурмин переглянулись.

– Уж не о покойном ли дворнике Багровых речь? Даже по трактирам об этом деле судачат, – тихо заметил Дмитрий. – Такой клубок завязался, концов не найдешь… И все это каким-то боком связано с семейством Багровых. Видишь, Петька, если мне повезет что-то узнать, я еще окажу помощь правосудию. Теперь ты понимаешь, что я просто никак не мог не заняться делами Марты?

Глава 14

Пани Мелания приняла Дмитрия очень любезно. Ее приятно удивили посылочка и письмо от племянника из Петербурга, видимо, Юрий не баловал тетку особым вниманием.

– Войтусь! – позвала она, и на пороге гостиной появился молодой человек, одетый с провинциальной тщательностью и явно претендующий на элегантность. Он оценивающе разглядывал столичного визитера и одновременно демонстрировал и покрой своего пиджака, и замысловато завязанный галстук, и перстень на пальце.

– Знакомьтесь: мой сын Войтек – пан Колычев из Петербурга, друг нашего Ежи, – чинно представила молодых людей друг другу пани Мелания. – Войтусь, Ежи прислал нам письмо и посылку, я так тронута. Пан Колычев, а как называет вас дома ваша матушка? Митя? Позвольте, и я буду вас так называть? Вы – друг моего племянника, а значит, не чужой нам человек. К тому же вы – ровесник моего сына, и я вправе относиться к вам по-матерински. Расскажите мне, как там Стефания, Ежи, Зося? Зосенька просто расцвела, такая красавица! Они с Войтусем хоть и двоюродные, но такая пара, такая пара… Какая была бы невеста!

Дмитрий, вспомнив монументальные формы Зосеньки Цегинской, улыбнулся и поддакнул хозяйке:

– Да, настоящая красавица. Очень похожа на мадам Стефанию и на вас, любезная пани Мелания.

Хозяйка польщенно улыбнулась:

– Ежи пишет, что вам нужна помощь в Варшаве?

– Мама, не Ежи, а Юрий, – подал наконец голос элегантный Войтусь. – В Петербурге кузена зовут Юрек.

– Но мы же в Варшаве, – резонно заметила пани Мелания и продолжала: – Ради Бога, не стесняйтесь, Митя, просите любую помощь, все что в силах нашей семьи.

– Мне не хотелось бы вас особо затруднять, но может быть, вы знаете, кто арендует особняк покойной пани Липко-Несвицкой?

– Конечно, знаю. Это близкие мне люди, почти родня. Там живет дочь моей крестной с мужем. Муж очень достойный человек, директор частной гимназии.

– А вы не смогли бы меня им представить?

– Конечно, это не проблема. Но какое у вас к ним дело? Вы заинтриговали меня, Митя.

– Ничего особенного, пустяки. Марта, внучка пани Липко-Несвицкой, дала мне одно поручение.

– Ах, Мартыся! Вы, Митя, и ее знаете? Она ведь тоже с нами в родстве.

– Да, я познакомился с ней у Цегинских.

– Ну да, варшавяне в этом чужом и холодном Петербурге наверняка тянутся друг к другу, а тем более родня… Мы с вами, Митя, завтра же нанесем визит Вюрским, арендовавшим особняк Марты (ведь теперь особняк перешел к ней, правда?). Тереза Вюрская давно приглашала меня в гости. Вы увидите, они очень милые люди. А настоящая помощь, кроме такого пустяка, вам не нужна? Что мы еще можем для вас сделать?

– Я надоем вам своими просьбами, любезная пани Мелания, но мне еще необходимо встретиться с доктором Кшиштофовичем.

– Вы и пана Кшиштофовича знаете?

– Нет, с паном Кшиштофовичем я пока не знаком, но у меня к нему поручение, и я нижайше прошу вас меня ему представить.

– Интересно, кто дал вам к нему поручение – тоже Марта, или моя сестра Стефча, или еще какая-нибудь дама? Я уверена, что речь идет о просьбе дамы.

– Вы очень проницательны, пани Мелания, но тут поручение деликатное, конфиденциального характера…

Пани Соколовская-Нагель понимающе улыбнулась.

– Не хочу ставить вас в неловкое положение… Чужие секреты для благородного человека святы. Доктор Кшиштофович лечит нашу семью и частый гость в моем доме. Приходите сегодня к четырем к нам обедать. Доктор тоже будет, и вы сможете поговорить. Я не успела расспросить вас о Марте. Мы слышали, она получила еще одно крупное наследство, от какого-то дядюшки или дедушки – родственника со стороны этих русских купцов, с которыми так неосмотрительно породнилась покойная Кристина Липко-Несвицкая. Кто-то из той родни составил завещание в пользу Марты. Девочка становится очень богатой. Только бы этот ее американский папаша не успел запустить лапу в деньги дочери, пока она не дотянет до совершеннолетия. С этого типа станется… А ведь, если Марта выйдет замуж, она сможет всем распоряжаться еще до достижения двадцати одного года? Вы не знаете, какие условия на этот счет были в завещаниях ее близких? Я думаю, Марта с моим Войтусем тоже были бы прекрасной парой. Все-таки с Зосей родство очень близкое, а Марта нам – седьмая вода… Она хоть и купчиха, но по матери – из Липко-Несвицких, семейство самое достойное, и воспитание девочка получила прекрасное, пани Ядвига об этом позаботилась. А с нашей стороны – положение в обществе, связи, для сироты это важно…

Сидевший на диване Войтусь пошел красными пятнами.

– Какая прелесть, мальчик застеснялся! Войтусь, тебе нужно съездить в Петербург, навестить тетку и кузенов, а заодно и Марту. Все лучшие варшавские невесты оказались в Петербурге, это несправедливо. Нужно вернуть их нашей отчизне! Позвольте предложить вам кофе, Митя. Прошу вас к столу.

На следующий день Дмитрий вместе с пани Соколовской-Нагель нанес визит господам Вюрским, арендовавшим особняк покойной пани Ядвиги Липко-Несвицкой. Входя в дом, где прошло детство Марты, Дмитрий почувствовал что-то вроде сердечного трепета. Он знал этот дом по ее рассказам и много раз представлял его себе в мыслях, но на деле особняк оказался гораздо меньше и уютнее, не таким помпезным, как рисовалось в Митином воображении, испорченном знакомством с роскошными домами Петербурга.

Пан Вюрский был на службе в гимназии, и гостей принимала его жена, пани Тереза. Дамы при встрече расцеловались и наскоро обменялись новостями. Услышав, что Митя прибыл из Петербурга с поручением от Марты Багровой, Тереза Вюрская оживилась.

– О, пан Димитрий знаком с нашей Мартой? Я так любила покойную Кристину, мать Мартыси! Мы ведь вместе учились в гимназии. Вы не поверите, но я всегда решала за нее задачи по математике, а она позволяла мне списывать во время диктанта. Тогда никто не мог подумать, что жизнь бедной Кристины сложится так тяжело. Она была такой милой барышней, беленькая, миниатюрная, как саксонская фарфоровая статуэтка. У нас в гимназии ее называли Дрезденская пастушка. Она пользовалась большим успехом. И вдруг этот неудачный брак… Хотя, сказать по правде, пан Багров мне сначала даже понравился.

– Простите, пани Тереза, вы знали Федора Багрова? – Дмитрий не поверил своим ушам.

– Конечно. Я же была у них на свадьбе. Они венчались в Петербурге, да еще в православном храме, а не в костеле, и никто-никто из наших не хотел ехать к ним на свадьбу. Ну кроме пани Ядвиги, конечно, она все-таки мать Крыси и не могла отказаться. А больше из родных и друзей почти никого на венчании не было, – Тереза покосилась на Меланию. – Выразили свое отношение к этому браку, проигнорировав приглашение Кристины. А мне было так жалко Крысю, я представила, как она там будет одна, среди русских купцов… Во-первых, я осуждаю сословные предрассудки, во-вторых, я очень высоко ценю дружбу, а в-третьих, как видите, я не провалилась сквозь землю, побывав на венчании в русской церкви. Я взяла и поехала в Петербург на свадьбу подруги. И не жалею об этом! – Еще один выразительный взгляд, адресованный пани Соколовской-Нагель. – А бедная Крысенька тогда даже расплакалась, увидев меня, она думала, что к ней никто так и не приедет.

– И вы помните ее мужа? – Митя вернул разговор в нужное русло.

– Да, он довольно красивый мужчина, хотя в нем было что-то простоватое. Такой высокий, я бы сказала – огромный, сильный, здоровый, настоящий русский медведь.

– А мне он не показался слишком высоким. Я тоже хорошо знаю Федора Ивановича, Марта нас познакомила.

Тереза Вюрская оценивающе взглянула на Колычева.

– Ну, пану Димитрию с высоты собственного роста никто не покажется высоким, а пан Багров все-таки богатырь, этого не отнять. Говорят, он долго жил за границей, наверное, изменился, приобрел там некоторый лоск. Хотя лоск вывозят из Парижа, а Багров, кажется, жил в Соединенных Штатах, там нравы довольно грубые…

– Пани Тереза, а вы смогли бы узнать его при встрече, даже если он изменился?

– Конечно, я хорошо его помню. Он, должно быть, постарел немного с тех пор и носит теперь американские костюмы, но человек в любом костюме остается сам собой, не так ли? Поэтому мне не хочется его видеть. То, что он сделал с Кристиной, я ему никогда не прощу! Бедняжка, все равно что овдовела при живом муже. И девочка жила сиротой. Я не подам руки этому извергу! Да, вы ведь, кажется, хотели поискать семейные альбомы Липко-Несвицких? Я вам помогу, давайте поищем вместе.

В Петербург Митя возвращался окрыленный – он не ошибся в своих догадках и сможет наконец предпринять решительные шаги в защиту Марты. Но росло и его беспокойство. Он только теперь осознал, в какой опасности пребывала его любимая. «Ладно, пока еще все хорошо, – уговаривал сам себя Митя, – в доме Цегинских Марте ничто не угрожает. Кажется, я успел вовремя».

Прямо с вокзала, даже не заехав домой, он отправился в дом Стефании Леонардовны.

Хозяйка с озабоченным и слегка растерянным лицом встретила его в гостиной и долго расспрашивала о своих варшавских родственниках. Наконец и Мите удалось спросить ее о Марте.

– Видишь ли, Митя, Марту забрал отец…

– Как?! Что вы говорите?

– Ну что ты так пугаешься? Он ее очень любит, и, поверь мне, с Мартой все будет в порядке, родные позаботятся о ней. Я сама мать, я знаю, что значит тревога за свое дитя, и поэтому просто не могла не сообщить ему, что Марта у меня. Он, бедный, весь извелся и был так счастлив, что дочь нашлась! Я представляю, что было бы со мной, если бы Зосенька ушла из дома и пропала. Митя, мы с тобой не можем вмешиваться в чужие семейные дела! Да, старая Ядвига его не любила, но кто любит своих зятьев? А отец он очень заботливый… Марта в нервическом припадке убежала из дома, напридумала Бог знает чего, чуть ли не убить ее хотят… Это все нервы, ей нужен хороший врач. Она, откровенно говоря, и всегда была такой странной, не от мира сего… А бедный Федор Иванович, зная, что его скорбная головой девочка где-то бродит по городу, чуть сам не сошел с ума. Он увез ее к себе в Павловск и, уверяю тебя, скоро приведет в чувство…

– Что вы наделали? – закричал Митя. – Вы погубили ее…

Не слушая больше хозяйку, он ринулся прочь из дома Цегинских.