Текст книги "Светлый берег радости"

Автор книги: Елена Ярилина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Мои маневры возымели успех, гости стали собираться. Много времени ушло у Жеки на целование моих рук, сначала одной, потом другой. А когда он сказал, что вскоре непременно заглянет ко мне, и, поглядев мне в глаза, добавил, что, может быть, и завтра, во мне тут же окрепло решение. Проводив Жеку, я поймала Маринку за руку, когда она уже почти исчезла за дверью, и сказала ей, что согласна поехать с ней на дачу. Маринкина неподдельная радость была мне наградой за мое вынужденное решение.

Глава 5
ГУВЕРНАНТКА

На следующее утро я не стала нежиться в постели, как делала это в последние дни, а встала, приняла душ и, наскоро позавтракав, начала собираться на дачу. Нашла подходящую сумку, вместительную, но не слишком большую, уложила туда белье, джинсы, футболку, халатик, шлепанцы и принялась искать купальник. Купальников оказалось несколько, – видимо, Аська ездила отдыхать к морю достаточно часто. Я подобрала себе два: черный с желтым и розовый с белым, оба достаточно закрытые, в отличие от раскованных бикини, которые я забраковала. Теперь встал насущный вопрос о креме от загара. Как почти у всех натуральных блондинок, кожа у меня была белая и очень быстро обгорала на солнце, я уже успела в этом убедиться, помотавшись по городу в открытом топике. Крем нашелся в шкафчике в ванной комнате, французский, еще не распечатанный. Спасибо тебе, Аська! Я сунула косметичку в сумку и закрыла ее, но тут же задумалась: а все ли, что нужно, я взяла? Собираюсь я там пробыть два-три дня, но это я собираюсь, а как все сложится, угадать трудно. Надо подстраховаться на всякий случай, и я добавила тонкий свитерок цвета сливочного масла, вечернее нарядное платье, не слишком шикарное, из тех, которые затейники французы называют «маленькое черное платье», и черные босоножки. Поразмыслив, добавила еще в косметичку немного косметики и маленький флакончик духов, которые поначалу и не думала брать. К шкатулке с драгоценностями я даже не подошла, хотя к черному платью и требовалось что-то на шею. Смешно, но я спокойно пользовалась чужой квартирой, документами, тряпками, деньгами, машиной, даже чужими знакомыми, но вот к золоту не притрагивалась. Не то чтобы я считала эти цацки такими уж ценными, но вот не трогала и все. Может быть, это была та черта, через которую я пока переступить не могла, а может, просто какой-то фортель моей психики.

Я уже закончила сборы, но была все еще в халате, когда услышала знакомый голос во дворе. Теперь, когда я додумалась выдавать себя за Аськину сестру, я уже не боялась, что меня кто-то увидит, и держала окна открытыми. Подойдя к окну в кухне, я с удивлением увидела Марину. Одетая в кокетливый крепдешиновый сарафанчик, она укладывала в багажник черной «Волги» вещи, в машине кто-то сидел, но сверху не было видно кто. Они что, без меня уезжают? Вот это номер! Но все тут же разъяснилось. Маринка захлопнула багажник, и машина тронулась, она помахала вслед рукой и, повернувшись, задрала голову. Увидев меня в окне, задорно улыбнулась и пошла к подъезду. Войдя в квартиру, она тут же пошлепала на кухню и плюхнулась на табуретку с видом крайнего утомления.

– Привет! Как хорошо, что ты еще не собралась. Давай хоть немного расслабимся, а то мои меня с утра загоняли. Когда мамахен собирается на дачу, то это полный абзац! Уже все собрали, погрузили, сели, почти уже уехали, но нет, она вспомнила, что забыли положить Валеркины игрушки. «Ах, как ребенок будет жить на даче без своих любимых игрушечек?» Как же, без игрушечек! Да у него там тонны три игрушек, правда больше поломанных, но и целых хватит на группу детского сада. Совсем избаловали ребенка! А ты чего сидишь-то, Ась? Расслабляться мы что, не будем?

Я сначала удивилась, чего это она сегодня прямо с утра начинает, но потом поняла, что выпить она себе может позволить, только когда не видят родители. На даче она будет все время у них на глазах, вот и решила расслабиться, так сказать, впрок. Не могу сказать, чтобы мне нравилось ее пристрастие к спиртному, но я ей не нянька, она взрослый человек, может быть даже старше меня, пусть думает о себе сама. Себе рюмку я не стала и доставать, а ей плеснула от души. Увидев на ее лице признаки разом поднявшегося настроения, я решила, что пора и о деле поговорить.

– Марин, а на чем мы с тобой поедем, на Настиной машине?

– Ой! Я совсем забыла тебе об этом сказать. Надеюсь, ты не станешь возражать? Я так не хотела ехать с мамахен! Ты же водишь машину? Я вообще-то тоже вожу, но не очень хорошо, я уже две тачки разбила. Папахен сказал, что водитель из меня вообще никакой и что больше он мне машины покупать не намерен. Подумаешь, испугал! Как будто такси нет. Да и вообще, куда мне ездить-то? Можно подумать, что у меня жизнь – одна тоска, а не жизнь.

Но несмотря на свою тоскливую жизнь, выглядела она сейчас вполне довольной. Я оставила ее в столь милом ее сердцу обществе бутылки, пожалуй, самой близкой из ее подруг, а сама пошла одеваться. В дорогу я выбрала себе белые шорты с синей окантовкой, полосатую, как тельняшка, кофточку и белую кепку с козырьком, обулась в белые с синим матерчатые туфли без каблуков, ну чем не морской волк? Маринке мой вид понравился до чрезвычайности, она обошла меня кругом, хлопая в ладоши, как ребенок вокруг наряженной елки, потрогала козырек моей кепки и, очень довольная, захихикала. Впрочем, веселье ее можно было объяснить и другими причинами – пока я одевалась и закрывала окна, она успела выпить больше половины бутылки. Но и оставшееся убрать не дала, сунула под мышку и собралась на выход. Отнять у нее бутылку не удалось, и я махнула рукой. Так мы и загрузились в машину: я с вещами, Маринка с бутылкой. Ехали мы если и не весело, то шумно – это уж точно! Маринка поставила кассету с какой-то залихватской музыкой, подпевала ей во весь голос, неимоверно фальшивя и время от времени прикладываясь к бутылке.

Дача Маринкиных родителей впечатляла. Конечно, я не ждала, что это будет какой-нибудь скворечник на шести сотках, но и увидеть загородный особняк, окруженный клумбами и затейливо стриженными кустами, я тоже не ожидала. Располагался этот шедевр архитектуры в охраняемом поселке на берегу Москвы-реки недалеко от Звенигорода. Я вышла из машины, глотнула чистого, напоенного ароматом цветов воздуха, увидела речку, сосновый бор на взгорке, освещенный солнцем, и почувствовала, что именно этого мне и не хватало.

Марина познакомила меня со своей мамой Ниной Федоровной, которую не только за глаза, но и в лицо называла как-то по-дурацки – мамахен. Нина Федоровна – женщина лет пятидесяти, довольно просто одетая, полноватая, с приятным округлым лицом и круглыми же глазами. Маринка была очень на нее похожа. И по виду, и по сути она явно была той, что называется: простая добросердечная женщина. Я как-то сразу освоилась в ее обществе. Валерик, Маринкин сынишка, сначала меня дичился, а потом буквально прилип ко мне. Как только мы приехали, Нина Федоровна собралась нас кормить, – видимо, ее любимым занятием было кормить досыта любого, кто подвернется под руку. Есть я еще не хотела и насилу вымолила у нее позволения хоть немного погулять до еды. Вот тут-то мальчишка и прилип ко мне. Маринка с усталым видом растянулась в гамаке, словно не сидела только что в комфортабельной машине, а шла из Москвы пешком. Нина Федоровна сказала, что пойдет распорядится, чтобы для меня к обеду приготовили что-нибудь особенное, и я поняла, что, хотя угощает она, готовит кто-то другой. В результате показать мне окрестности взялся Валерик. Сначала он показал мне участок, размером не меньше гектара, а потом водил по всему поселку. Несмотря на свой юный возраст, он оказался хорошим гидом. Сначала мальчик шел чинно, держась за мою руку, как и велела ему бабушка, но потом ускорил шаг, стал подпрыгивать, то и дело забегать вперед, ему явно не хватало движения. В этой малоподвижной семье ему не с кем было побегать и поиграть, хотя, может быть, он играет с какими-нибудь соседскими детьми? Я тоже ощущала недостаток движения и дала себе слово, пока я здесь, как можно больше играть с ребенком, о чем ему тут же легкомысленно и сообщила. Валерик запрыгал на одной ножке и завопил от радости во всю силу своих юных легких. Поскольку к этому моменту мы уже вернулись на участок, эффект от его вопля был потрясающим. Маринка чуть не свалилась с гамака, Нина Федоровна стояла перед домом с прижатыми к сердцу руками, словно ожидая трагических известий, в проеме двери замерла с паникой на лице женщина лет сорока в белом переднике, а от гаража бежал шофер с большим гаечным ключом в руках. Не знаю, что уж он подумал, но по его лицу было видно, что он готов всех нас защищать. На месте хозяев я бы прибавила ему зарплату. Но зарплату ему прибавить никто не догадался, даже за стол не посадили обедать, сели только Нина Федоровна, Маринка, Валерик и я. Обед был превосходным, но слишком обильным. Я хоть и пыталась есть поменьше, но хозяйка старательно подсовывала мне то одно, то другое, а про два блюда сказала, что их приготовили ради меня, не могла же я их хотя бы не попробовать. В итоге я вылезла из-за стола, чувствуя себя отяжелевшей и сонной. Ребенку надо было спать, он хоть и не капризничал, но и ложиться не хотел, я пообещала после сна пойти с ним на речку, и он тут же дал бабушке увести себя. Маринка вздохнула:

– Я понимаю, что этот человек достанет кого угодно, но все-таки нехорошо обманывать ребенка.

Я удивилась:

– Почему обманывать? Я действительно собираюсь после сна пойти с ним на пляж, сегодня так жарко. Здесь есть какой-нибудь пляж? А впрочем, не важно, была бы река. Или ты против? Если ты не разрешаешь, то, конечно, мы не пойдем, но боюсь, что мальчик расстроится.

Теперь уже удивилась Маринка:

– Ты что, и вправду собираешься с ним идти? Я думала, ты шутишь. Пляж здесь есть, но речка грязновата, это тебе не бассейн. Если ты надеешься, что этот надоеда даст тебе спокойно полежать и позагорать, то ты сильно ошибаешься. Он одними вопросами замучает: что это, а что то? И следить за ним все время надо: чтобы в воду не полез, чтобы песок себе в волосы и глаза не насыпал, чтобы не испачкался, чтобы не упал – короче, замучаешься.

Я хотела возразить, что ребенок на то и ребенок, чтобы везде лезть, задавать вопросы и что ни один ребенок еще не вырос без синяков, шишек и порванной одежды. А относительно загара, то в движении он даже лучше пристает, да и полезнее двигаться, чем лежать. Но потом раздумала, все это давно известные истины, если бы она хотела, то и без меня их знала бы. Вместо этого я попросила показать, где меня устроили.

– Не знаю, – зевнула Маринка, – наверное, в одной из гостевых комнат на втором этаже, подожди, сейчас мамахен придет и все тебе покажет.

Я удивилась Маринкиной лени и безразличию, но уже шла Нина Федоровна, извиняясь, что еще не показала отведенную мне комнату. Комната на втором этаже была небольшая, квадратная, оклеенная желтыми в мелкие серебристые цветочки обоями. Нина Федоровна показала мне санузел, извинившись, что он без ванны. Ванны действительно не было, зато были унитаз, умывальник и душевая кабина, чему я была очень рада. Но что добило меня, так это балкон с видом на реку. И сосновый бор за ней. На балконе стояло кресло-качалка, я тотчас в него уселась, собираясь полюбоваться рекой. Прошло всего несколько минут, и я укачалась. Проснулась я около четырех, воздух был знойным, и я вся была мокрая от пота. Поплескавшись под душем и сменив одежду, я спустилась вниз, раздумывая, как долго будет спать мальчик, но уже в холле услышала его голос, он спрашивал обо мне.

На пляж мы пошли втроем, Маринка все-таки решила пойти с нами. Нина Федоровна снабдила нас всем необходимым, на ее взгляд, конечно, этого необходимого набралось две сумки, словно мы собирались в длительный поход. Одну сумку ворча понесла Маринка, другую, из которой выглядывал большой термос, – я. Валерик нес надувной мяч и совок. Мое необходимое было при мне: купальник надет, очки от солнца на носу, кепка на голове, крем от загара в кармане шорт. Пляж мне понравился, большой, частью травяной, частью песчаный. Здесь были оборудованы раздевалки, стояли лежаки, навесы от солнца – все это роскошество было огорожено и охранялось.

Маринка расположилась на лежаке в мини-бикини, подставляя солнцу пышное незагорелое тело. Все мои призывы хоть чуть-чуть подвигаться и объяснения, что столько лежать вредно, действия не возымели. Махнув на нее рукой, я быстро разделась, намазалась кремом и раздела ребенка до трусиков, не забыв оставить ему кепку. Мы и бегали, и прыгали, и строили из песка волшебный замок, и играли в футбол. Какое-то время Маринка, снисходительно улыбаясь, следила за нашей возней, но потом уснула. Мы разбудили ее брызгами, отряхиваясь после купания прямо над ней, словно две собаки. Маринка заверещала, села и вдруг уставилась на нас круглыми от ужаса глазами. Не понимая, что ее так напугало, я оглянулась – за нами никого не было. Валерик отступил от матери на шажок и потупился. Оказалось, что ребенку запрещалось даже близко подходить к воде. Чертенок конечно же знал об этом, но мне не сказал, а самой мне такое и в голову не могло прийти – на пляже в тридцатиградусную жару запрещать ребенку купаться! Мы тут же стали собираться домой, Маринка выглядела недовольной, но я и не думала волноваться. Пусть хоть на голову встанут, а мальчик успел и набегаться, и накупаться, он шел домой усталый, но счастливый, крепко держал меня за руку и все норовил заглянуть мне в лицо. Я подмигнула ему, и он залился радостным детским смехом. Нормальный жизнерадостный малыш.

Я приготовилась выдержать бурю, но буря была тихая. Маринка о купании вообще не заикалась, ее явно интересовал только ужин, а Нина Федоровна, поминутно вздыхая, мягко попеняла на мое неразумное поведение, тщательно перечислив все опасности, подстерегающие ребенка в воде: грязь, микробы, пиявки, захлебнется, утонет. Я выслушала ее с самым серьезным видом и не менее тщательно перечислила все опасности малоподвижного образа жизни ребенка: раннее ожирение, слабость мышц, пониженный жизненный тонус, апатия, склонность к замкнутости и, как следствие всего этого, неустойчивое состояние нервной системы, нарушения психики. Картину я нарисовала, что и говорить, мрачную. Нина Федоровна ужаснулась до онемения. Придя в себя и усвоив полученную информацию, она благоговейно спросила:

– Асенька, ты так много знаешь о детях, так хорошо разбираешься в детских вопросах… Ты специалист какой или у тебя свои дети?

Я совершенно не задумываясь ответила на оба ее вопроса отрицательно, но за ужином задумалась, и мысли мои были отнюдь не веселые. Специалист я или дилетант в детских вопросах, меня волновало мало, но вот вопрос о собственных детях! Странно, что до этого момента я даже не задумывалась об этом, но, может быть, это как раз и есть знак того, что никакого ребенка у меня нет? А вдруг все-таки есть, но я не помню об этом, а он где-то ждет, плачет, зовет? Мне стало так плохо, что даже затошнило. После ужина все собрались в гостиной и включили телевизор. Я сказала, что у меня заболела голова и поэтому иду спать. Валерик огорчился, он надеялся еще поиграть со мной до сна. Нина Федоровна расстроилась; она решила, бедняжка, что голова у меня болит из-за ее выговора, а поскольку ребенок за ужином выказал невиданный ранее аппетит и тем подтвердил правильность взятой мною линии, ее мучило раскаяние. Я успокоила ее как могла, сказала, что слишком много была сегодня на воздухе и на открытом солнце, лягу пораньше и завтра все будет в полном порядке. Наконец меня отпустили, и я ушла к себе.

Мне не спалось, меня одолевали вопросы, на которые я не знала ответов. Надев халат, я вышла на балкон и села в качалку. Долго следила, как из-за леса всходит молодой тонкорогий месяц, как мечутся в темнеющем небе птицы. Доносящийся из сада запах ночных цветов сладко обволакивал и дурманил. Постепенно мысли, так остро терзающие меня, утрачивали свое жало, размывались и исчезали. Заблестели звезды, наращивая свой блеск и силу по мере того, как темнело небо, становясь из темно-голубого бархатно-синим, а потом и темно-фиолетовым. Я подумала, что перед лицом этого волшебного мироздания мои шараханья, падения и ошибки – это ничто. И откуда-то пришла уверенность, что, что бы ни случилось со мной, как бы ни повернулась моя изменчивая судьба, я все вынесу, выдержу, разгадаю все тайны, не сдамся и не сломаюсь.

На следующий день все вошло в свою колею, мы ели, гуляли, купались, играли и читали книжки с Валериком. Он был мил и послушен, ходил за мной хвостиком, смотрел мне в рот и, что бы я ни сказала, бросался исполнять сломя голову. Никто больше не оспаривал мои методы воспитания ребенка. Я ехала на дачу отдохнуть, развлечься и отвязаться от прилипчивого Жеки, а оказалась в роли гувернантки. Никто против этого не возражал: Маринка была довольна, что ребенок не пристает к ней, Нина Федоровна радовалась возросшему аппетиту внука и его крепкому сну, Валерик был просто в восторге, что с ним играют. Мне тоже это нравилось, я много двигалась, была деятельна, мне некогда было предаваться мрачным раздумьям и терзать себя бесплодными вопросами. Даже Маринку мне удалось чуть-чуть расшевелить, мы ездили на машине в Звенигород, иногда гуляли, болтали о всяких пустяках, так что с нее почти слетела сонная одурь, делающая ее похожей на дурочку. А когда Нина Федоровна, болтая как-то за завтраком, сообщила, что неподалеку есть приличная база отдыха, где имеется бар, можно потанцевать и куда захаживают летчики из соседнего гарнизона, то Маринка даже о еде забыла. Сначала она замерла, мечтательно глядя куда-то вдаль, потом очнулась, вскрикнула:

– Хочу танцевать с летчиками! – и тут же стала умолять меня пойти на танцы сегодня же вечером.

Я вспомнила, что взяла с собой вечернее платье и оно уже пятый день висит в шкафу без всякого толку, и согласилась. Но не все складывается так, как мы планируем.

Глава 6
НЕЗНАКОМЕЦ

После завтрака мы, как обычно, отправились втроем на пляж. Марина прилегла, но мысли о предстоящих танцах, а может быть, даже и флирте будоражили ее. Повернувшись на лежаке, она встала, подошла к воде, опасливо потрогала ее ногой, но заходить не стала и подошла к нам. Мы с Валериком строили замок из мокрого песка, вернее, замок мы уже построили, а теперь подводили к нему дорогу с мостом через ров, чтобы могла проехать карета. Карету изображала маленькая ярко-красная гоночная машинка, предусмотрительно захваченная из дома. Полюбовавшись на нашу работу, Марина даже внесла посильную лепту в нее, отыскав щепку, чтобы подпереть мост, он у нас то и дело рушился. Потом она решила поиграть с сыном в мяч и действительно пару раз бросила его. Но когда ребенок попал ей мокрым мячом по груди и намазал ее песком, играть ей сразу расхотелось. Валерик не настаивал и, когда мать бросила игру и вернулась на свой лежак, нисколько не расстроился. Мы с Валериком бодро шагали домой на обед, просыхая после последнего купания и толкаясь, как два сорванца. Распаренная и красная от жары Марина еле-еле тащилась за нами и ворчала по поводу моего легкомысленного поведения:

– Ума меньше, чем у Валерки!

Я улыбнулась – знала бы она, что у меня его и вовсе нет! Валерик побежал вперед, но вдруг остановился и, оглянувшись, махнул нам рукой, призывая идти побыстрее.

– Дедушка приехал! – радостно завопил он и помчался здороваться с дедом.

Я остановилась подождать Маринку, она подошла ближе и вдруг скривилась:

– Кикимора приехала! Ну папахен дает, уже сюда ее приволок. Трахал бы ее на работе, так нет, привез нам с мамахен глаза мозолить. Совсем обалдел, старый козел!

Я почувствовала, что в семье назревает такая ситуация, когда любой гость будет помехой. Но на веранде все было спокойно. Нина Федоровна, как всегда, мило улыбалась и, видя, что Маринка от злости позабыла о вежливости, сама представила меня своему мужу Алексею Степановичу и его молодой секретарше Миле. Мужчина сдержанно поздоровался, едва мазнув по мне взглядом, все его внимание было отдано внуку. Девушка держалась очень скромно и глаз почти не поднимала, тем не менее у меня создавалось впечатление, что она внимательно рассмотрела меня, не пропустив ни одной детали. Нина Федоровна сказала, что обед будет через сорок минут на веранде. Я отправилась к себе мыться, переодеваться и вытряхивать песок из волос.

За столом я внимательнее рассмотрела Милу, все так же не поднимающую глаз, но бросающую взгляд исподтишка то на Нину Федоровну, то на меня, на Маринку она не смотрела вовсе, а зря. Уже один этот штрих выдавал характер ее отношений с шефом. Маринка – дочь шефа, стало быть, не рассматривается как соперница, другое дело жена или я, вообще не пойми кто. На вид Миле было года двадцать два, светлые, явно крашеные волосы собраны в пучок высоко на затылке, очки придавали ей вид человека далекого от всяких соблазнов. На лице никакой косметики, но руки ухожены, маникюр свежий, а светлый льняной костюм явно стоил немалых денег. Такие вещи на рынках не продаются. Кажется, права Маринка, относясь к ней с такой неприязнью. А Нина Федоровна, бедолага, проявляет такое радушие, угощает обедом и разговорами, наверняка ни о чем не догадывается. Только я пришла к такому выводу, как подметила взгляд Нины Федоровны, который она метнула на мужа, думая, что ее никто не видит. Во взгляде этом смешались гнев, боль, обида и даже затаенный страх. Стало быть, все она видит и понимает, да руки у нее связаны, или же действует по поговорке: не буди лихо, пока спит тихо – мудрая женщина. Стержень же всех этих потаенных страстей, именуемый Алексеем Степановичем, по сторонам не смотрел, обедал с удовольствием и с еще большим удовольствием общался с внуком. Валерик с увлечением рассказывал деду, как он проводит время на даче, как купался в речке и даже смог проплыть целый метр. Какие чудесные крепости строил и как научился бить ракеткой по волану так, чтобы тот летел высоко-высоко, «выше неба». В рассказах ребенка поминутно слышалось мое имя, но дед при этом ни разу не посмотрел на особу, доставившую его любимому внуку столько радостных минут. Все это, вместе взятое, заставляло меня держаться настороже, но внешне я выглядела совершенно спокойной. Наконец обеденный церемониал, столь затянувшийся, подошел к концу, Нина Федоровна увела Валерика спать. Домработница, бесшумно ступая, быстро убрала со стола, и воцарилось молчание. Алексей Степанович курил. Маринка продолжала дуться на отца. Мила смотрела в пол, я любовалась алыми цинниями на ближайшей клумбе. Первой заговорила Мила. Хорошо поставленным спокойным голосом она завела светский разговор о дороге из города, о жаркой безветренной погоде, о том, какой милый мальчик Валерик. Я поддержала ничего не значащий разговор, ответила на ее вопросы о пляже и чистоте воды в реке.

Нехотя и Марина вступила в разговор. Хозяин дома, мужчина лет пятидесяти с лишком, среднего роста, с наметившимся брюшком, обширной лысиной и объемистыми щеками, покуривая, молча разглядывал сидящих перед ним трех молодых женщин, казалось совсем не прислушиваясь к разговору. Но стоило Миле ответить на Маринкин вопрос о каких-то тряпках с едва заметным оттенком иронии в голосе, он послал ей такой взгляд, от которого та поежилась и потупилась. Сразу видно, серьезный мужчина! Нина Федоровна все не возвращалась, видимо, Валерик, возбужденный приездом деда, никак не засыпал.

Наконец Алексей Степанович вступил в разговор, совсем было увядший:

– Ну что, дочка, я смотрю, ты здесь не скучаешь, подружку с собой привезла, а раньше и ехать сюда не хотела. Это твоя новая подружка, что-то ты мне про нее ничего не говорила?

Маринка оживилась и стала рассказывать отцу, кто я такая и как мы с ней познакомились. Услышав, что я Аськина сестра и поселилась в квартире на время ее отсутствия, Алексей Степанович уставился на меня таким взглядом, что мне захотелось куда-нибудь спрятаться. В висках заломило, но я справилась с приступом паники и ответила вежливым спокойным взглядом, как бы говорящим: пожалуйста, можете сверлить меня своим взглядом хоть до посинения, мне скрывать нечего. Я ждала, что сейчас последует ряд вопросов, но ошиблась, хозяин потерял ко мне всякий интерес и даже не смотрел в мою сторону.

Пришла Нина Федоровна, заговорили о знакомых семьи, ни мне, ни Миле этот разговор был неинтересен, и мы, извинившись, ушли с веранды. Она пошла в дом, а я прогуляться по участку. Видеть никого не хотелось, и я отошла подальше, в самый конец участка, на берег реки. В этом месте берег был чрезвычайно крут, не сломав шеи, не спустишься, отсюда открывалась чудесная панорама. Это место мне очень нравилось, но пришла я сюда всего второй раз – с ребенком здесь находиться опасно, а без ребенка я бывала нечасто. Кто-то славно придумал сколотить здесь скамеечку под жасминовым кустом. Куст набрал бутоны, но еще не зацвел, и я подумала, как прекрасно будет сидеть на этой лавочке потом, когда он зацветет. Я услышала тихий не то шелест, не то вздох и повернула голову. Возле противоположного конца лавочки стоял мужчина, непонятно откуда появившийся, и пристально смотрел на меня холодным, неприятным взглядом. У меня мелькнула мысль, что он приехал вместе с хозяином, может, это его охранник, ведь у богатых людей почти всегда бывают охранники. Вполне подходит на эту роль, столько скрытой силы в непринужденной вроде бы позе. Я уже открыла рот, чтобы поздороваться, но тут увидела в его темных, коротко стриженных волосах выделяющуюся седую прядь. Меня вдруг захлестнул панический ужас, и тут еще незнакомец протянул руку в мою сторону, то ли призывая к молчанию, то ли, наоборот, собираясь заговорить. Я мгновенно сорвалась с места и побежала так, словно за мной гнался разъяренный носорог, хотя меня никто не преследовал. Пролетев на одном дыхании весь участок, я замедлила бег и перешла на шаг лишь перед домом, не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как я несусь, словно взбесившийся осел. На веранде никого не было, я ушла к себе и долго стояла под душем. Вода успокаивает, а я хотела избавиться от малейших остатков недавнего ужаса. Мне было стыдно за свою глупость и к тому же досадно, ведь я могла узнать что-то важное, если бы не сбежала так поспешно. Но тут я представила себе, как стою и разговариваю с незнакомцем, и страх, вроде бы растворившийся, шевельнулся во мне снова. Не знаю, почему его боялась Аська, у нее могли быть для страха конкретные причины, я же боялась его беспричинно.

Остаток дня прошел совершенно бездарно, никто никуда не пошел, все были какие-то вялые, перебрасывались ничего не значащими фразами, листали журналы, смотрели телевизор. Ребенок против обыкновения не лип ко мне, часто посматривал в мою сторону, но не подходил, играл на ковре в гостиной новыми игрушками, что привез ему дед, и был каким-то тихим. Никто не проявлял беспокойства по поводу заторможенности ребенка, я тоже лезть не стала. За ужином Алексей Степанович обронил вдруг, что привез свою секретаршу сюда до завтра, она-де много работает, пусть подышит чистым воздухом. Ему никто не возражал, пусть дышит. Маринка, зондируя почву, сказала, что мы с ней думаем пойти сегодня на танцы. Мать повела глазами в сторону отца, а тот, слегка помолчав, выдал, что мы обе давно вышли из того возраста, когда бегают на танцульки. Что касается меня, тут он пас, я имею право идти куда хочу, но что касается Маринки, то им надо поговорить сегодня вечером. Маринка надула губы, но возражать отцу не стала. Я решила, что этот разговор он придумал только сейчас, как предлог, чтобы не отпускать дочь. По поводу самих танцев я не расстраивалась, просто с приездом хозяина дома атмосфера стала напряженной, а тут еще встреча на скамейке у обрыва. Не уехать ли мне завтра в Москву? Да, но как воспримет мой отъезд Маринка? Боюсь, она будет не в восторге, а еще мне совсем не хочется, чтобы ее деспотичный отец посчитал мой отъезд бегством от его бдительных и недобрых глаз. Утро вечера мудренее, завтра будет видно, как мне поступить. Кое-как добив вечер, все разошлись по своим комнатам. Готовясь ко сну, я вдруг задалась глупым вопросом: придет ночью Алексей Степанович в комнату к Миле или будет изображать примерного супруга? Опомнившись, я отругала себя за такие пошлые мысли и только протянула руку, чтобы выключить свет, как услышала в коридоре шаги. Я так и стояла, замерев с протянутой рукой, когда в мою дверь раздался легкий, но уверенный стук. Запахнув потуже халат, я отозвалась. Нет, не к Миле, а в мою комнату пришел сегодня ночью хозяин дома. Я пригласила его сесть на легкий табурет без спинки, а сама села на кровать, стульев в комнате не было. Он долго не начинал разговор, думал о чем-то, смотрел в пол, играя поясом шелкового халата, очень длинного, из-под которого виднелись такие же шелковые брюки.

Наконец, обдумав что-то, он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза жестким немигающим взглядом:

– Кто вы? Откуда и зачем появились?

– Я троюродная сестра Насти, она позвонила мне и попросила пожить у нее в квартире, пока она будет отсутствовать.

– Насколько я знаю, нет у нее никакой сестры. Ну хорошо, допустим, что ты и вправду сестра. Когда ты приехала и как смогла попасть в квартиру?

Судя по задаваемым вопросам, он, конечно, мог меня принять и за домушницу, правда, для домушницы я что-то слишком задержалась. Но нет, не так все просто. Я чувствовала, видела по глазам, что он не только не верит ни одному моему слову, но он знает, что Аська мертва, убита, может быть даже по его приказу. Вот влипла так влипла, попала в мышеловку. Недаром умные люди говорят, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках, я этим сыром уже две недели питаюсь, а теперь мне еще и хвост прищемят. При всем этом водовороте мыслей я была холодна и собранна, словно и в самом деле была Аськиной сестрой. А почему бы и нет? Зачем-то угодно было случаю свести нас вместе в кафе, кем-то же мне надо быть, буду сестрой. Я пожала плечами:

– Я приехала 23 июня, как мы с Настей и договорились. Живу за городом, приехала на электричке. Настя встретила меня на вокзале и повезла к себе. Дома она дала мне ключи, сказала, что холодильник полный, а если чего не хватит, то вот деньги, и что я могу пользоваться ее машиной, пока она не вернется. Вот и вся история, ничего таинственного в ней нет.

Алексей Степанович буквально сверлил меня взглядом, но я держалась стойко. Число я назвала настоящее, то число, когда я появилась в Москве и когда убили Аську, пусть попробует опровергнет.