Текст книги "Светлый берег радости"
Автор книги: Елена Ярилина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
Глава 20
КАК В КИНО
Прошло еще три дня, я купила видеокассеты, углубилась в английский, чтобы ни о чем не думать. Ни о том, что поиски людей Пестова ни к чему не приведут, ни о том, что Борис не звонит и не появляется. Обиделся, а может, и вовсе решил прекратить наши отношения. Вместо него со мной был плюшевый Бо, но он не умел говорить, только слушать. Он так хорошо слушал, что наверняка выучил английский лучше меня.
– Бо! Ты, наверное, самая умная собака на свете. Кроме своего собачьего, знаешь еще два языка: русский и английский. Как жаль, что ты не умеешь говорить, мне не было бы так грустно, понимаешь?
Сегодня с утра я купила все газеты объявлений, какие были в киоске, мне срочно нужна была работа, я уже задыхалась в четырех стенах. Я отметила объявления, заслуживающие внимания, и собралась позвонить по двум из них. Но тут позвонили в дверь.
Это был Пестов. Вид его мне не понравился: возле рта залегли глубокие морщины, глаза смотрят еще более настороженно, чем обычно. Он был в расстегнутом коротком дубленом полушубке, под которым виднелся темно-синий костюм-тройка, рубашка и галстук в тон. Не раздеваясь, он прошел в комнату и начал рассказывать, что поиски Юльки зашли в тупик, он ехал по делам мимо и зашел мне сообщить об этом, тем более что он должен мне… Тут он увидел валяющиеся газеты с объявлениями, подошел, поднял одну из них, увидел мои пометки, и ноздри у него раздулись от злости.
Он потряс газетой в воздухе и отшвырнул ее так, что листы разлетелись.
– Что это? Что это, я тебя спрашиваю? Ты что, искала работу? Я ведь просил тебя этого не делать!
Я взвилась:
– Я не ваша подчиненная! И не ваша рабыня! Вы не заставите меня сидеть в этой клетке. Посмотрите на Маринку. Вы держите ее дома, не пускаете никуда, и она тупеет от безделья. И нечего орать на меня!
Я поняла, что хватила через край, когда увидела, как лицо его сразу посерело, а губы стали белыми.
– Извините, я зря это сказала, ваши семейные дела меня не касаются. Но моя жизнь – это моя жизнь, пусть даже такой ее огрызок. Я буду сама распоряжаться ею.
– Будешь, никто и не спорит, но надо это делать разумно.
Он уже пришел в себя, я хотела возразить ему, но он не дал.
– О чем я говорил до этого?
– Что вы мне должны, – нехотя ответила я.
– Я тебе должен? А-а, да, вспомнил. Я имел в виду, что я должен тебе по крайней мере обед, если не целый ужин, потому и заехал, подумал, что ты засиделась дома и тебе захочется выйти на люди. Одевайся, я подожду внизу, но недолго. Можешь не краситься, выглядишь хорошо, уж поверь мне.
Он вышел, а я подумала, что поди теперь попробуй на него разозлиться, вот хитрый лис!
Обедали мы в небольшом ресторанчике, блюда в нем подавали восхитительные. Я попробовала черепаховый суп, это знаменитое блюдо богатых людей, и он мне понравился. На второе был шашлык из осетрины и цветная капуста, обжаренная в сухарях. Все блюда заказывал сам Пестов, а я только отдавала им должное.
Когда я доедала клубничное мороженое, он заговорил:
– Ася! Я понимаю, что ты молодая, умная, энергичная женщина, тебе скучно сидеть дома без дела и ты рвешься на работу. Но пойми и меня, я ведь не зря предостерег тебя, у меня есть для этого основания. На хорошую работу устроиться не так просто. Я найду тебе работу, обещаю, но подожди немножко. У меня сейчас не лучшие времена, к тому же я немного виноват перед тобой, не хотел говорить, но коли ты так уж рвешься в бой, то скажу. Я летом сделал ошибку, когда взял тебя к себе на работу, конечно, я не мог предвидеть, как все повернется, но не надо было этого делать. Теперь надо пересидеть какое-то время. Ну хочешь, я отправлю тебя отдохнуть куда-нибудь на Канары или в Египет? Позагораешь, поплаваешь, всю хандру как рукой снимет. Соглашайся, хороший ведь вариант.
– Алексей Степанович, у вас крупные неприятности?
– Немаленькие. Денег много потерял, но деньги – это дело наживное, сегодня потерял, завтра нашел, а вот то, что Иуду просмотрел, – это уже похуже будет.
Я вспомнила о Вадиме и спросила:
– Что, еще один?
– Увы, и, скорее всего, не один. Но ничего, справлюсь, силы еще есть, зря они меня за дурака держат.
– С деньгами, говорите, плохо, а меня путешествиями соблазняете, а они ведь дорогие.
– Да разве это деньги, Ася? Поезжай и даже не думай ни о чем.
– Может быть, я бы и поехала, если бы уже все знала о себе, а так нет, не поеду, даже не уговаривайте. С работой подожду, но никуда не поеду.
– Ладно, но я хотел у тебя спросить еще о Борисе, что у тебя с ним?
– Ничего себе вопрос! А вам не кажется, что это мое дело и вас оно никак не касается?
– Дело-то твое, да только вот беда, что-то никаких дел и не видно. Ему бы сейчас самое время от тебя ни на шаг не отходить, а он где? В амбиции, что ли, ударился? По глазам вижу, что угадал. Ох уж эта мне любовь! Только себе, да и тебе голову морочит. Почаще бы в койку тебя тянул, глядишь, и ты бы не скучала, и его амбиции молчали бы. Посоветовать ему разве что, да только вряд ли он меня будет слушать, и не видел я его давно.
– Алексей Степанович! А вам-то что за прок от таких советов? Не пойму я вас, уж больно странно вы ко мне относитесь, заботитесь слишком, почему?
Он долго смотрел на меня не отвечая, потом заговорил:
– Ты Маринку мою видела, знаешь. Единственная дочь, больше Нина не смогла родить, эту-то родила с трудом. Вырезали у Нины все сразу после родов, считай, и не женщина она с тех пор. А с Маринки нет мне ни толку, ни радости. Только и дело, что внука мне родила, вот это действительно радость. Конечно, люблю я ее, дочь все-таки, но с ней не то что поговорить по-человечески нельзя, ее как собачку на поводке держать надо. А ты говоришь – взаперти держу! Ты-то сама совсем другая, с тобой и поговорить можно, и наблюдать за тобой забавно, хоть и строптивая слишком.
– Я понимаю. Простите еще раз за те мои слова о Марине. И все же я никогда не поверю, что вы относитесь ко мне как к дочери, пусть и не родной.
– Ну не верь, не верь, я разве настаиваю? – Он посмотрел на меня, хитро прищурившись, и вдруг рассмеялся. – А что мне еще остается? Других отношений ты ведь не хочешь?
– Нет! – ответила я и тоже засмеялась.
На следующий день сразу после обеда мне позвонил Борис и сухо спросил:
– Мне звонил Пестов, просил почаще заходить к тебе, это ты его просила?
– Конечно нет.
– Тогда что означает его просьба?
– А ты у него поинтересуйся.
– Ты вечером будешь дома? Я зашел бы, точно не знаю, во сколько освобожусь, но, скажем, часиков в восемь, не возражаешь?
Часов а пять в дверь позвонили, я посмотрела в глазок. За дверью стоял незнакомый молодой парень, вихрастый, в джинсах и пестром свитере. Я хотела отойти от двери, но он услышал или почувствовал мое присутствие за дверью, потому что сказал:
– Ася, откройте! Меня Алексей Степанович прислал.
Я открыла, парень входить не стал, смущенно улыбнулся, кашлянул и сказал:
– Вы одевайтесь, я за дверью подожду, он меня за вами послал, срочное дело какое-то.
– Хорошо, я быстро.
Я натянула брюки и свитер, навела легкий марафет, гадая при этом, что за срочность такая, может, он мне работу нашел? Я уже пошла к двери, но потом подумала: вдруг я задержусь? Борис придет, а меня нет, он ведь вконец на меня обидится! Вернулась и набрала его номер, он откликнулся мгновенно, как будто ждал. Я сказала, что меня вызывает куда-то Пестов, водителя за мной прислал, может быть, я задержусь немного, но к девяти рассчитываю быть наверняка, если ему это неудобно, то встретимся завтра вечером. Тут же повесила трубку, а то опять начнет ревновать и злиться, и заспешила к двери.
Спускаясь со мной по лестнице, парень вдруг спросил:
– Вы что, звонили кому-то?
– Нет, – солгала я, сама не знаю зачем. – А почему вы спрашиваете?
– Просто шеф велел поспешить.
Я пожала плечами, а сама подумала, что вполне в манере милейшего Алексея Степановича контролировать каждый мой шаг даже заочно. Нас поджидал черный джип, я вспомнила, что на таком отвозила меня Таня из «Цапли» домой, может, и на этом самом. Но парень оказался не водителем, за рулем сидел мужчина постарше. А это тогда кто, охранник? Перестраховывается Пестов, не иначе! Но только для охранника парень жидковат, по крайней мере на вид. Джип выехал со двора и сразу набрал хорошую скорость. Я стала гадать, какую работу мне могут предложить и нужен ли будет мой английский? Но водитель вдруг прервал мои размышления:
– Сашка! Глянь, вроде вон та синяя тачка у нас на хвосте.
Я вздрогнула и вытаращилась на водителя и только потом сообразила, что эта реплика адресована не мне, потому что вихрастый парень ответил:
– Не-а! Она свернула.
Водитель сразу успокоился, а я подумала, что уж не в войну ли какую ввязался Пестов? Ехали молча, ни водитель, ни мой тезка больше не открывали рта, я тоже молчала. На улицах стемнело, и я не могла понять, куда мы едем, похоже, в северную часть города. Наконец мы свернули в какой-то заснеженный двор и остановились. Я вышла и очень удивилась. Передо мной было здание детского сада, обычная типовая постройка, когда-то покрашенная белой краской, но уже изрядно облупленная. Неужели нам сюда? Я оглянулась на вихрастого Сашку, он кивнул мне на дверь, иди, мол. Я пошла вперед, Сашка за мной, водитель остался в машине. Коридором прошли к лестнице, я собралась подниматься, но Сашка потянул меня за рукав.
– Вниз!
Это мне не понравилось, и я уперлась, вернее, только собралась упереться, но получила такой тычок в спину, что пролетела небольшой марш лестницы и только чудом затормозила перед закрытой оцинкованной дверью. Сашка одной рукой уцепился за мой локоть, а другой грохнул кулаком по двери, раздался гул, и дверь тотчас открыли. Он вволок меня в небольшое помещение, а через него в другое побольше, приговаривая при этом:
– Иди, иди, сука, не упирайся!
«Ну все, приехали!» – мелькнуло у меня в голове. В грязноватом без окон помещении, освещаемом жужжащими лампами дневного света, стоял журнальный столик, заваленный объедками, заставленный бутылками и стаканами. Возле него в большом черном кожаном кресле еле умещался громадный молодой мужчина с волосами, стянутыми в хвост. Он ел и даже не поднял на нас глаз.
– Что же ты не здороваешься, Ася? – раздался откуда-то сбоку голос.
Я повернулась; оказывается, в комнате, в стороне от стола, возле самой стены, стояло еще одно кресло поменьше, и в нем тоже сидел мужчина, я его сразу не заметила, потому что смотрела на жующую громадину. Мужчина был нормальных габаритов, лет сорока пяти, лицо холеное, одет в прекрасно сшитый костюм, на ногах туфли натуральной кожи, явно очень дорогие. Он сидел вытянув ноги и смотрел на меня с издевкой. Пауза затянулась, и Сашка, который отпустил меня, как только мы вошли в эту комнату, потянулся ко мне, то ли для того, чтобы дать тычка, то ли для того, чтобы встряхнуть, но я уклонилась и быстро сказала:
– Не здороваюсь, потому что не знаю вас.
– А я как раз и позвал тебя, чтобы познакомиться и поговорить. – Тут он повернул голову и сказал негромко: – Шкаф! Стул для дамы.
Шкаф, которому удивительно шло это имечко, недовольно сопя, оторвался от еды, протопал до двери и даже не вышел, а высунулся за нее, нашарил там стул, с грохотом поставил возле меня и, по-прежнему не глядя ни на кого, вернулся к своему явно любимому занятию. Я осторожно села, опасаясь, что стул после такого обращения с ним развалится подо мной на части, но стул выдержал.
– Ну, теперь давай знакомиться. Тебя зовут Ася, ты работала у Пестова, да и сейчас выполняешь кое-какие его поручения, так? Молчишь, значит, так. А меня зовут… впрочем, не важно, как меня зовут, тебе ко мне и обращаться-то не придется. Просто ответишь мне на несколько несложных вопросов, и Сашка отвезет тебя домой. Ведь отвезешь? Видишь, он согласен, так что и ты будь умницей, не задерживай ни себя, ни нас. Вопрос первый: когда и о чем договаривались Князь и Факир?
– ???
– Ну! Отвечай, когда тебя спрашивают!
– Как я могу ответить, если я даже не понимаю, о ком и о чем вы спрашиваете?
– Да неужто не понимаешь?! Что же ты так плохо информирована? Что-то слабо верится. Ну так и быть, снизойду к твоему невежеству: Князь – это твой шеф, Факир – это Русланов.
– Шефа никакого у меня нет, вы, наверно, имеете в виду Пестова, а Русланова я вообще не знаю.
– Не вешай мне лапшу на уши, деточка, я знаю, что ты присутствовала при их разговоре.
– Может, и присутствовала. Меня могли не знакомить с этим человеком, но даже если и знакомили, то обычно называют имя-отчество без фамилии.
– Его зовут Михаил Ефремович, теперь тоже скажешь, что не знаешь его?
– Ну почему же, Михаила Ефремовича знаю, видела один раз на презентации, это еще летом было, но никаких деловых разговоров там не велось, во всяком случае при мне. Обычный светский разговор о театре, книгах. Михаил Ефремович слегка ухаживал за мной, но потом появилась Нора, и он сразу переключился на нее.
– Что еще за Нора такая?
– Фамилии ее я не знаю, высокая, красивая брюнетка лет тридцати с небольшим, замужем была на тот момент, мужа звали Николай, он умер в октябре, больше я ничего о ней не знаю.
– Не знаю такую.
Но тут вмешался Сашка:
– Ну как же, босс, вы чё, не помните? Вы еще балдели от нее.
– А-а, эта! – И он сморщился, как от сильной зубной боли. – Но ее вроде бы не так звали?
– Так, босс, так! Вы просто запамятовали.
– Ну и что? Ты думаешь, что она захоботала Факира? – Теперь он обращался уже исключительно к Сашке, забыв про меня.
– А чё, нет, что ли? Эта паршивка и не то еще может!
Босс с недовольным видом уставился на Сашку, о чем-то размышляя. Потом опять принялся за меня. На меня посыпались вопросы по поводу различных сделок, о которых в большинстве случаев я не имела представления, но на кое-какие из них я составляла документы и хорошо помнила о них. Но сказала, что не помню и не знаю ничего, мотивируя тем, что не разбираюсь во всем этом. Говорят – печатать, я печатаю и тут же забываю текст, потому как он мне непонятен и неинтересен. Босс рассвирепел:
– Память отшибло? Ну так мы тебя сейчас полечим, мало не будет, раз добром не хочешь! Шкаф! Ну-ка, возьмись за нее!
Заговорили одновременно Сашка и Шкаф.
– Зачем Шкаф? Я-то на что? – гнусил Сашка.
– Посидеть спокойно не дадут, только поел ведь! И что я буду делать с такой козявкой? Ее раз двинешь легонько – из нее и дух вон! – ворчал Шкаф.
– Двинешь, двинешь, а ты не двигай! Что, по-другому не умеешь?! – гневался босс.
– Я ж говорю, босс, давайте я, – обрадовался Сашка.
Чувствуя, что дело плохо, я подала голос:
– Вы что, пытать меня собираетесь? Уверяю вас, я не Зоя Космодемьянская, я все, что знала, уже рассказала вам.
Босс кивнул Сашке, тот дернул меня за руку, поднимая со стула и приговаривая при этом:
– Ну чё ты, лапа! Какие пытки? Чё мы, дебилы какие? Наоборот, только любовь и ласки! – И он потащил меня к двери, я вцепилась в косяк рукой, но Сашка так меня дернул, что чуть не оторвал руку.
Маленькую комнату мы пересекли быстро, теперь Сашка тащил меня за шкирку и за руку, толстая дубленка сковывала мои движения, мешала сопротивляться, зато Сашке было удобно меня за нее тащить. Мы вышли из подвала и поднялись на первый этаж, никого не встретив по дороге, только где-то вдалеке слышались чьи-то голоса. Сашка ногой распахнул дверь комнаты и втащил меня в нее. Комната была большая, полутемная, под потолком горела всего одна небольшая лампочка. Здесь стояли две деревянные кровати с донельзя засаленными матрасами, три стула и две сдвинутые тумбочки с остатками пиршества. Сашка, отцепив от меня одну руку, стал закрывать дверь на задвижку, другой рукой он держал меня за воротник. Уж не знаю, от кого он закрывался, от соратников, что ли? Я решила воспользоваться моментом, с силой дернулась, вырвалась и побежала к окну, но мне пришлось огибать кровать, неудобно стоящую чуть ли не посередине комнаты. Сашка же, мгновенно справившись с задвижкой, просто перепрыгнул через кровать и настиг меня, когда я ожесточенно дергала шпингалет оконной рамы. Мне вдруг показалось, что в темноте за окном мелькнуло чье-то лицо, но так это или нет, я понять не успела, потому что озверевший от сопротивления парень схватил меня за волосы и ударил кулаком по лицу. Из носа моментально хлынула кровь, я извернулась и вцепилась зубами в его руку, которой он схватил меня за волосы. Руку он отпустил, заорав, но так толкнул меня при этом, что я отлетела к кровати, падая, ударилась затылком о ее спинку и потеряла на какое-то время сознание. Но ненадолго, потому что, очнувшись, я услышала сопение над собой – это Сашка освобождал меня от дубленки. На какое-то мгновение он отвернулся, посмотрел на кровать, видимо прикидывая, как меня уложить на нее, и в этот момент я дернула его что есть силы за руку на себя. Он был в полусогнутом, крайне неустойчивом положении, поэтому упал головой вперед прямо на деревянную спинку кровати лицом, притом так неудачно, что попал одним глазом на угол. Взвыв дурным голосом, он упал на матрас, вскочил, погнавшись за мной, ничего не видя и не соображая от злобы и боли, споткнулся о мою дубленку и рухнул на пол. Пока он привставал, я успела схватить с тумбочки какую-то бутылку и огреть его два раза по голове. На втором ударе бутылка разбилась, засыпав лежащего осколками. Он уже не поднимался, но слабо стонал.
Я услышала чьи-то шаги в коридоре и мужской голос:
– Сашка! Эй, Сашка!
Я схватила еще одну бутылку и встала сбоку от двери. Дверь зашаталась под ударами ноги, и тот же голос проорал:
– Сашка! Не слышишь, что ли? Босс зовет!
Я решила открыть дверь и отодвинула задвижку. В комнату быстро шагнул, не ожидая подвоха, парень примерно Сашкиного возраста и даже чем-то на него похожий. Я огрела его бутылкой, но удар получился не сильным: видимо, парень заметил боковым зрением какое-то движение и успел немного отклониться, но все же по уху получил. Он двинулся на меня, пытаясь отобрать мое оружие. Я подняла бутылку, якобы для удара, и прыгнула к нему, ударив ногой в самое чувствительное место. Он упал как подкошенный, удар получился настолько мощный, что я наверняка покалечила его. Пока никого не было, я захлопнула дверь и опять закрыла ее на задвижку. Потом оглянулась на окно, прикинула, что открывать его буду сто лет, схватила стул и бросила в окно. Первое стекло разбилось почти все, но во второй наружной раме дыра получилась не очень большая. Пришлось опять хватать ту же бутылку и проделывать брешь побольше. Потом я набросила на битые стекла дубленку, не выпуская спасительной бутылки из рук. Я почти влезла на подоконник, когда дверь от мощного напора вылетела, и в комнату ввалился Шкаф. Я уже собралась швырнуть в него свое драгоценное оружие, но он повел себя странно. Увидев лежащего на полу возле двери парня, верзила как-то заскулил и нагнулся над ним. Я не стала медлить и спрыгнула на улицу, оставив дубленку на поле боя. Разгоряченная, не чувствуя холода, я неслышно обогнула здание и выглянула из-за угла. Вроде бы все тихо перед входом и воротами, но вот в оставленном мною здании началась какая-то заваруха. Слышались крики, грохот и вроде бы даже выстрелы. Шум услышал водитель джипа, заволновался, приоткрыл дверцу и наполовину высунулся из нее, пытаясь понять, что же происходит. Я смогла подобраться к нему сравнительно легко, меня скрывали две елочки. Водитель напряженно вслушивался в звуки явного боя, а вот шороха за собой не услышал. Я что есть силы опустила бутылку на его стриженый, начинающий седеть затылок. Без звука он повалился вперед, я перешагнула через него, нырнула в машину, завела ее и подала немного назад, чтобы не наехать на лежащего человека. Захлопнув дверцу, я вырулила на улицу, не думая о том, как справлюсь с тяжелой машиной, и только по очереди обтирая об себя руки. Они пахли красным дешевым вином из разбившейся бутылки, но мне казалось, что кровью. Постепенно возбуждение спадало, и меня замутило при мысли, что могло бы быть со мной, повернись все иначе, и от сознания, что я только что без всякого содрогания била и калечила людей. Да, я была вынуждена это делать, меня загнали в угол, но от этой мысли легче не становилось. Я дрожала, из последних сил вцепившись в руль, и, чтобы хоть как-то успокоить себя, повторяла: как в кино, все как в кино!
Глава 21
КОСТИК
По дороге я вспомнила, что ключи от квартиры остались в дубленке, и чуть не заплакала, так мне стало обидно, но что толку плакать? Я остановила машину на обочине какой-то улицы, до сих пор я ехала вслепую, куда кривая вывезет. Теперь, когда весь кураж сошел с меня, мне стало холодно, и я включила обогрев на всю катушку. Что же мне теперь делать? Если какие-нибудь учреждения или магазины еще работают, то я могла бы попросить позвонить по телефону. Так, чей номер я помню наизусть? Пожалуй, оба, и Пестова и Бориса. Начало восьмого, магазины наверняка работают, хотя бы некоторые, вот только бы еще знать, где они? Вдруг я услышала трель телефона в машине. На переднем сиденье под каким-то свернутым журналом лежал мобильник. Я взяла его и хотела откликнуться, но не смогла, голос пропал. Наконец смогла кое-как хрипло выдавить из себя:
– Да?
Напористый мужской голос произнес:
– Витек, босс твой далеко?
– Далеко, – честно ответила я, продолжая хрипеть, безуспешно пытаясь откашляться.
Голос разозлился:
– Хватит придуриваться, встречу – башку оторву, ты меня знаешь! Позови его, он мне срочно нужен!
– Нету его, нет! Уехал он! – Я старалась свернуть разговор, чтобы позвонить наконец самой.
– Как уехал?! Да я порву его, падлу, на куски! Это показалось мне любопытным, и я решила продолжить диалог:
– В Шереметьево двинул, когти рвет, горячо уже!
В ответ я услышала непереводимое идиоматическое выражение, и мой собеседник отключился. Я порадовалась, что внесла хоть какую-то неразбериху в стан врага, но тут же обругала себя. Сижу развлекаюсь, словно маленькая, а мне срочно звонить надо! Я набрала номер Бориса, абонент был недоступен. Пестов не сразу, но ответил. Я стала говорить, но он перебил меня:
– Кто это?
Ну ясно, я же хриплю, как удавленник, кто же меня узнает? И я засипела в трубку:
– Это я, Ася, то есть Сашка! Алексей Степанович, это я! Я хриплю, у меня голос пропал.
Пестов нецензурно выругался и спросил:
– Где ты? Не молчи! Отвечай!
– Я не молчу, я не знаю, где я.
– Что значит не знаешь? Откуда ты звонишь – из магазина, из аптеки? Скажи, где это, мы подъедем.
– Я в машине, в джипе, на какой-то улице. Куда ехать, не знаю, у меня ключей нет от дома, они в дубленке остались, я вам потом объясню.
– Поезжай домой, включи обогреватель и езжай. Поколесишь немного и найдешь дорогу, дубленка твоя у меня, ключи целы, встретимся у подъезда.
Я вздохнула со всхлипом и поехала. Свернула пару раз, один раз неудачно, это был тупик, пришлось разворачиваться. Через несколько минут оказалась на знакомой улице, я была уже как-то здесь и теперь поехала увереннее. Подъезжая к дому, вспомнила, что Пестов сказал «мы», поняла, что он будет не один, и сморщилась: мне никого не хотелось сейчас видеть. Едва я затормозила, к джипу буквально подлетел Борис и схватил меня в охапку. За ним подошел Пестов, накинул на меня дубленку и сказал, обращаясь к Борису:
– Веди ее в дом, сразу в горячую ванну. Мои ребята отгонят джип, у меня еще дела, сегодня заходить не буду, зайду завтра, часов в одиннадцать, когда она выспится. Побудь с ней. Если будет нужен врач или еще что, позвони мне, – и отошел, даже не посмотрев на меня.
Меня это поразило, так заботится обо мне, но ни разу не глянул в мою сторону. Голова у меня горела и кружилась, все силы разом оставили меня. Борис повел меня, поддерживая, словно инвалида. Я полезла в карман, но ключи были у Бориса, он открыл двери и ввел меня в квартиру. В прихожей при ярком свете я увидела, что дубленка испачкана в крови, но сейчас мне было все равно. Я села в прихожей прямо на пол, прислонившись к стене. Борис хотел поднять меня, но передумал, прошел в ванную комнату, включил воду и стал наполнять ванну. Когда он вышел, я сказала, вернее, прохрипела, преодолевая головокружение:
– Осмотри мою голову, затылок не разбит? Голова кружится.
Он осмотрел, сказал, что разбит, но совсем немного, обработал рану перекисью и стал раздевать меня. Я ему не помогала, сидела словно кукла. Мыл меня тоже он, словно грудного ребенка, очень осторожно, стараясь не трясти. На уже расстеленную постель он перенес меня на руках, накрыл, положил рядом Бо. Вскоре зазвонил телефон, судя по всему, это был Пестов, интересовался моим здоровьем. Борис сказал ему про мою разбитую голову, выслушал ответ и отключился.
Повернувшись ко мне, он сказал:
– Не спи, сейчас приедет врач.
Мне показалось, что лицо у него недовольное, удивилась, насколько смогла в этом состоянии, но причина его недовольства тут же выяснилась. Он полез в шкаф, порылся и вытащил футболку. Ага, сообразила я, его волнует, что сейчас приедет врач, возможно мужчина, а я голая. Я хотела хихикнуть, но у меня не получилось, только закашлялась, голова тут же отозвалась болью. Очень осторожно Борис натянул на меня футболку. То ли оттого, что он меня ворочал, то ли еще отчего, но мне стало хуже, я закрыла глаза, несмотря на его настойчивые призывы не спать. Я не спала, но и не бодрствовала, а так, словно плыла куда-то. Когда пришел врач, и в самом деле мужчина, я открыла глаза, но на вопросы не отвечала, за меня что-то говорил Борис. Вскоре врач ушел, Борис, кажется, что-то положил мне на голову – то ли лед, то ли мокрую тряпку, – мне стало лучше, и я уснула.
Проснулась я утром. Возле меня на краешке постели сидел Алексей Степанович, держа на коленях моего Бо, а Борис сновал из кухни в комнату, накрывая завтрак. Чувствовала я себя гораздо лучше, хотела бодро поздороваться, но таким хриплым голосом разве нормально поздороваешься? Мне никто не ответил, Борис наливал в стакан сок, а Пестов, похлопав по игрушке, положил ее мне на колени и сказал, слегка мазнув по мне взглядом:
– Выздоравливай, я вечером зайду, – и тут же ушел.
– Какой-то он странный, ты не знаешь почему? – выдавила я из себя.
Борис подал мне стакан сока.
– Чувствует себя виноватым в том, что случилось с тобой. Да он и вправду виноват!
– Здрасьте! – прохрипела я. – В чем это?
Борис недовольно нахмурился:
– Не понимаю, что ты его защищаешь? Он сам мне сказал, что виноват перед тобой.
– Я его не защищаю, а говорю как есть. – Я хотела еще что-то сказать, но устала хрипеть, да и Бориса огорчала моя защита Пестова, видимо, он и в самом деле считал его виновным. Потом все разъяснится, подумала я, тем более что я и сама многого не понимаю.
Весь день Борис был при мне. Зная, что мне трудно говорить, старался говорить сам. Я его слушала и улыбалась, не потому, что он говорил что-то смешное, а просто потому, что я жива, он рядом и заботится обо мне. Накормил меня обедом, но я ела мало, не было аппетита. После обеда я поспала немного, а он сходил в аптеку и принес какую-то микстуру. Микстура была горькая, и я пила ее зажмурясь. Но после второго приема этого снадобья голова окончательно перестала кружиться, только глухо болела и даже голос стал менее хриплым. Пестов пришел около восьми вечера, вид имел утомленный, но довольно веселый, а главное, уже не отводил взгляда.
– Ну что, Сашка, как себя чувствуешь? Вижу, что лучше, вот и нос уже не такой распухший, еще день-два – и синяки с лица сойдут.
Я посмотрела на него ошарашенно, потом вспомнила удар кулаком в лицо и хмыкнула:
– Так вот, значит, почему вы на меня не смотрите, я страшна как смертный грех! А Борис уверяет меня, что вы чувствуете себя виноватым.
Бориса удивило и это обращение ко мне – Сашка, и сама манера моего разговора с Пестовым. Он помог мне сесть в кровати поудобнее и слегка обнял, словно демонстрируя Пестову свое право меня обнимать.
Я скрыла улыбку и спросила:
– Ну ладно, я хриплю, потому и не говорю много, но вы-то что оба молчите? Рассказывайте, что было вчера.
Алексей Степанович кивнул Борису: давай, мол, сначала ты. Борис начал:
– Когда ты мне позвонила, я был уже возле твоего дома, видел, как ты вышла с каким-то типом из подъезда и села в черный джип. Мне это не понравилось, и я позвонил Алексею Степановичу. Тот сразу спросил номер джипа, услышав, выругался и велел срочно ехать к его офису, там мы с ним встретимся и поедем дальше, поскольку он знает, чья это машина, и догадывается, куда она направляется. Но он ошибся. Когда мы поехали по указанному им адресу, кто-то позвонил ему и сообщил, что только что видел, как люди Козыря привезли на Северную улицу его бывшую секретаршу Асю. Он велел звонившему наблюдать и вмешаться только в крайнем случае. Мы развернулись и поехали на Северную. Когда приехали туда, там уже все было закончено. Но тебя мы не нашли, только твою дубленку с пятнами крови.
Борис замолчал, Пестов пока рта не открывал. Я настойчиво посмотрела на Него, он вздохнул и начал свою часть объяснений:
– Я не знаю, что ты хочешь услышать от меня. Почему тебя увезли, ты, наверно, поняла уже по тому, какие вопросы тебе задавали, правильно? Ну, ты же умница. На днях я уже говорил тебе, что сделал ошибку, взяв тебя к себе на работу. Я вот только понять не могу, почему они были так уверены, что ты много знаешь? Кто навешал им этой лапши на уши? Как-то не верится, что это их прокол. Кто-то специально подвел мину под тебя. Знать бы кто, ноги бы повыдергал!
– Даже если это будут ноги красивой женщины? – словно между прочим поинтересовалась я хриплым полушепотом.
Оба как по команде уставились на меня.
– Кто?! – подался ко мне Пестов.
– Это точно или только твои предположения? – предостерег меня Борис, и мне показалось, что он догадывается, кого я имею в виду.
– Даже если только предположения, все равно, кто? – допытывался Пестов.
– Доказательств у меня нет, честно говоря, даже предположений нет. Я говорю о Норе.
Лицо Пестова выразило недоумение.
– Нора и Козырь? Да они не могут быть знакомы, их дороги слишком разные и не пересекаются.
– Жаль разрушать ваше прекрасное мнение о ней, но дороги их пересеклись. И не надо так смотреть на меня, я – не она и зря наговаривать на человека не стану.
Борис молчал и смотрел угрюмо в пол. Алексей Степанович смотрел с откровенным недоверием. Эк она ему голову задурила, ведь вроде бы умный мужик.
– Я не знаю, как зовут того типа, к которому меня привезли, Козырь или нет, но он знает Нору, и довольно близко. И его подручный, которого зовут Сашка, тоже знает ее, это он приезжал за мной. Они говорили при мне о ней не таясь. По-моему, Козырь спал с ней, но ручаться не буду, потом она ему явно чем-то насолила, он морщился, вспоминая о ней.
