Текст книги "Дедушка, Grand-pere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков"

Автор книги: Елена Лаврентьева

До 28 декабря

Мамаша мне купила за 75 копеек коньки подержанные, огромные на концах с загибом. Они вроде английских, только у них бока схватываются ремнем, а у меня посредством винта. В первый день Рождества мы до вечера катались. Вечером я с Андрюнькой уехали к бабушке, а Серенька с мамашей прежде к отцу-наместнику, а уже потом к бабушке. Приехавши, мы прежде пошли к Лене поздравить его, выпили там по стакану чаю и съели по кусочку шоколаду и ушли к бабушке. Там были еще только Руфа с Витей. У Руфы осталась только одна рыбка. Я и мамаша уехали домой, а Серенька с Андрюнькой остались, чтобы завтра купить коньки. На следующий день я с самого утра катался на коньках. Только что я пришел домой и стал снимать коньки, как вошел Николай Егорович, за ним пришли и Серенька с Андрюнькой: они купили английские коньки. У Николая Егоровича был цилиндр и лисья шуба. <…>

29 декабря

Сегодня я проснулся поздно, напился чаю, и мы, то есть Серенька, я и Настенка, отправились в Большой театр на «Демона». Демона играл Хохлов, Гудала – Фюрер, Синодала – Барцал, старого слугу – Василевский. У Хохлова очень хороший тон голоса. «Демона» я вижу во второй раз.

До 2 января

Я Новый год встретил в постели. Вчера, т. е. 1 января, мы были у бабушки, так как был ее день рожденья. Я, Серенька, Андрюнька и мамаша в 3 часа вышли из дому, неся с собой коньки, вырезанные галоши и Серенькины сапоги. По дороге нас провожали мальчишки, любуясь связкой коньков. Дошедши до гимназии, мы сели на конку, которая привезла нас на Смоленский рынок. Когда мы пришли к бабушке, Руфа с Витей уже катались на коньках. Леня спал, и потому мы отправились прямо к бабушке. Там сидел Александр Александрович Сперанский. Мы поздравили бабушку, надели коньки и пошли кататься. Каток у дяденьки дрянной, гора еще ничего. Покатавшись с часик, мы пошли к бабушке чай пить. Пришла Оленька, или Ольга Жоповна, как мы ее звали. Потом Леня с Еленой Федоровной, Оля и Евгений Петрович. Я списал у дяденьки с каталога рыболовных снастей Галлерта несколько вещей. Под Новый год мы с Андрюнькой затеялись составлением списка рыболовных снастей, которые нужно купить к лету. Вот он с прибавлением:

Сачок – 75 коп.

Верига – 50 коп.

Катушка зеленого шелку – 45 коп.

2 поплавка – 30 коп.

2 жерлицы – 20 коп.

10 маленьких крючков – 25 коп.

Больших крючков на 15 аршин – 25 коп.

Лески в 8 волос – 20 коп.

Вилка для вынимания крючков – 15 коп.

2 катушки зеленых ниток – 10 коп.

Корзинку для рыб – 30 коп.

Итого:3 рубля 45 коп

1888 год

1 января 1888 года

Мамаша было хотела оставить меня у бабушки, чтобы я привез на другой день стол, но я отказался. Около 10 часов мы ушли от бабушки и на 2-х извозчиках приехали домой. Сегодня я встал поздно, часов до 2-х делал греческий, часа полтора делал гору, потом снова учился, и теперь пишу дневник.

В 1887 году весь июнь стояла такая дрянная погода, что днем не было никакой возможности гулять, так как весь день шел дождь, только к вечеру небо прояснялось и показывалось солнце. Поэтому мы спешили провести это время как можно лучше. А для нас не было удовольствия лучше рыбной ловли, и поэтому мы ловили рыбу каждый день. Я опишу один из таких вечеров, именно вечер 11 июня. Часа в 4 я бросил сочинения Тургенева, которые читал от нечего делать, взял удочки, заранее накопанных червей, хлеба для плотвы, лейку и в сопровождении Топа отправился на Учу. Перешедши через мост, я прошел немного вдоль по течению реки и расположился с двумя большими удочками для больших рыб и с одной маленькой для плотвы между кустами ольхи, которые покрывали весь левый берег Учи. Маленькую удочку я насадил хлебом, и у меня на ней поминутно клевало, только очень тихо. Все-таки я через несколько времени вытащил 2 плотвы, одну порядочную, другую маленькую. Около меня ловили Серенька с Андрюнькой, но они скоро ушли на плот, оставивши мне одну из своих удочек.

А между тем солнце опускалось все ниже и уже стояло как раз над нашей дачей. С этого времени, как я замечал, всегда начинался клев рыбы. Я вытащил еще 3 плотвы. Только что я стал настраивать хлеб после последней плотвы, как на большой удочке у меня взяло, и я вытащил порядочного окуня. Я стал вынимать крючок, но, видно, поспешил и переломил его.

Солнце опустилось еще ниже, ветер почти совсем стих, и на воде можно было различить малейшее движение поплавка. Положивши своего окуня в лейку, я стал спускаться к удочкам. Вдруг я увидел, что поплавок на вверенной мне удочке погрузился весь в воду и поехал под водою. Я бросился к удилищу и потащил. Удилище согнулось в дугу! Потом рыба повернула в сторону, и я, подведши ее к берегу, перекинул через кусты. Теперь я увидел, что за рыба взяла у меня. Огромный окунь, какого не только никто из нас не лавливал, но и не видывал – более четверти аршина длины, толстый, тяжелый! Все ему удивлялись. Я так обрадовался ему, что долго не мог оторваться, любуясь на него. Не знаю, что может быть красивее большого окуня! Красные плавники вместе с темными, точно бархатными полосами представляют собой очень красивое сочетание. Кроме того, самая форма тела окуня очень красива, не то что у ерша или подлещика. Налюбовавшись окунем, я снова закинул удочки, но уже ничего не поймал, скорее всего, от радости, так как у других рыба клевала очень хорошо. Руфа поймал огромного подлещика, Серенька 4 средних подлещика и одного окуня. Андрюнька одного маленького подлещика и ерша.

А солнце совсем уже опустилось и зашло. На месте его появилась заря, которая, разгораясь, вскоре охватила полнеба. Верхушки ольхи и изб приняли красноватый оттенок, а река все темнела и темнела, так что уже поплавка уже было не видно. Ветер уже совсем стих. От реки, извиваясь как дым, начал подниматься туман и окутал всю реку точно большой пеленой. На небе показалась одна звездочка, потом другая, и скоро все небо заискрилось миллионами звезд. Между ними величественно выделялась луна, светя нам и другим рыбакам. Но долее нам не позволено быть на реке. Мы собрали свои удочки и отправились домой в самом хорошем расположении духа. Улов наш действительно был отличный, и теперь я с удовольствием вспоминаю этот вечер и, вероятно, никогда его не забуду, так как я поймал в этот вечер первую большую настоящую рыбу. 2 января 1888 года. Р. Смирнов. <…>

До 24 января

Дурных баллов за нынешнюю неделю нет. 3 – по греческому за ответ, 4 – за греческую extemporale, 4 – за латинский перевод по Вергилию. Говорят, что в понедельник будет большой мороз – около 50 градусов. Третьего дня была оттепель, и мы с Андрюшкой сделали крепость, так как снег был мокрый, плотный и липкий. Я изучаю карту звездного неба. Вчера я встретил в «Русских ведомостях» две песни, которые поют Мазиловцы. Я ведь в Мазилове жил 4 года.

Песня про Чуркина

 
Среди лесов дремучих
Разбойнички идут.
В своих руках могучих
Товарища несут.
Носилки не простые —
Из ружьев сложены,
А поперек стальные
Мечи положены.
На них лежал сраженный
Сам Чуркин молодой.
Он весь окровавленный,
С разбитой головой.
Струится кровь из раны
По буйным по вискам.
Одна струя быстрее
Течет по волосам.
Ремни его кальчужны
Изрублены висят,
Ножи и пистолеты
За поясом торчат.
Мы шли, остановились,
Сказали: «Братцы, стой!
Давайте поскорее
Могилу братцу рыть».
 
 
Мы вырыли глубоку
На желтом песочке,
На желтом песочке,
Крутом бережочке.
 
 
Спустили, положили,
Сказали: «Брат, прощай,
Теперя нам не время
Беседовать с тобой».
А сами поскорее
Опять в кровавый бой.
 

Песня про Ивана Сусанина

 
«Сусанин, Сусанин, куда нас ведешь?»
«Туда, куда надо!» – Сусанин сказал.
«Куда нас ведешь ты, не видно ни зги! —
Сусанину с сердцем вскричали враги,—
Веди нас скорее, дадим за труды,
А то ведь недолго у нас до беды!
Мы вязнем и тонем в сугробищах снега,
Знать, нам не добраться с тобой до ночлега.
Ну, долго ли биться нам с этой метелью?
Вон что-то чернеет в долине за елью».
«Деревня, сарматы! – в ответ мужичок,—
Вон гумна, заборы, вот речка, мосток.
За этой за речкой избушечка ветха
Во всякое время для гостя согрета.
Взойдите, не бойтесь».
«Ну, то-то ж, москаль,
Какая же, братцы, чертовская даль!»
«Зипун мой хоть выжми, нет нитки сухой», —
Взойдя, проворчал тут сармат молодой.
«Вина нам, хозяйка! Измокли, озябли,
И дай нам приняться за вострые сабли.
Тут чистая скатерть на стол постлана,
Поставлено пиво и кружка вина,
И русская каша, и щи пред гостями,
И хлеб перед каждым большими ломтями.
Окончивши ужин, легли на покой,
Один был на страже Сусанин седой.
Молился он Богу пред святой иконой,
Царю Михаилу святой обороны.
Тут кто-то подъехал к избушке верхом,
Сусанин крестился, сам к двери тайком.
«Куда ж ты, радетель, и я за тобой,
Куда ж ты уходишь ночною порой?
Убьют тебя ляхи, что ж будет со мной?
И с матерью нашей и с юной сестрой?»
И чуть на востоке зардела заря,
Проснулись сарматы, злодеи царя.
«Сусанин, Сусанин, что молишься Богу?
Веди и тори нам скорее дорогу!»
Ничто не шелохнет, ни дуб, ни береза,
А снег под ногами хрустит от мороза.
Заводит Сусанин в дремучий их лес.
Подводит Сусанин к сухому их пню:
«Ступайте, сарматы, а я не пойду!
Убейте, зарежьте, тут моя могила.
Но знайте, что спас я царя Михаила!»
 

Я продолжаю учиться играть на рояли. Теперь руки у меня достаточно развиты. Третьего дни мы с Серенькой вспомнили еще одну песню. Эту приблизительно лет 10 назад, еще при папе, пел «цыпленок» – это один мальчик, кажется ученик сапожника. Он нам пел много песен. За это папаша давал ему то шапку, то куртку, то книгу, например книгу «Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился».

Вот эта песня:

 
На Пречистинке направо,
Там стоит огромный дом,
Там стоит огромный дом,
Вкруг оградой обнесен.
Три сибирские коморки
Там несчастные сидят,
Там несчастные сидят,
Все в окошечко глядят.
Видно, видно в то окошко.
Вон в столовую несут
Щи из белыя капусты
Капуста ровно белый снег.
Щи из белыя капусты,
Капуста ровно белый снег,
А по ней-то по порядку,
Плывет стадо червяков.
Арестант ведь не собака,
Он такой же человек,
Бросил ложку во щи с сердцем,
Сам заплакал и пошел.
 

Эту песню я слышал 10 лет тому назад и поэтому не всю ее помню. Да и это помню, может быть, не точно. Когда придет к нам Евгения, я спрошу у ней: она, наверное, помнит. <…>

21-го числа я видел Императора в первый раз. Еще вчера на первом уроке было благодарственное молебствие за чудесное избавление императорского семейства от гибели во время схода поезда с рельс. Нынче, когда на первом уроке мы с Брюхановым стали переводить места из Геродота, пришел Алексей Николаевич и сказал нам, что вся гимназия пойдет встречать Императора в Кремль, что все могут идти домой, оправиться и к 10 часам быть в гимназии. Мы обрадовались и пошли домой. У меня и у Андрюньки не было гербов на шапке, и поэтому, как только я пришел, хотел отправиться за ними, но мамаша велела идти Сереньке, потому что у него легче пальто. К нам пришли дяденька и Витенька. Мы закусили маленько, дождались Сереньки и отправились в гимназию, а оттуда (после того, как инспектор прочел нам речь о необходимости идти попарно, доказывая это тем, что усачи и бородачи ходят попарно из технического училища) в Кремль. Мы встретились за веревкой перед самой дорогой, покрытой красным сукном, по которой должен был пройти Император. За канатом стоял народ. Нам пришлось постоять часика два на холоду, что даже Александр Николаевич, а за ним и Шульбах с инспектором стали прыгать. Мы видели архиереев, митрополита. Наконец, приехал и Государь. Как мы здорово кричали «ура!». Я хорошо довольно разглядел его и Наследника. Потом мы ушли домой.

1889 год

3 января 1889 года

В эту пересадку попал в первый разряд. Это очень хорошо. Бог даст, если не в нынешнем, то в будущем году можно будет добиться и до первого ученика. Александр Николаевич мною очень доволен. Рождество провел довольно весело, хотя нигде, кроме как у Лени, да у Оли, да у бабушки, не был. Первые дни Рождества погода стояла теплая, около +5. Теперь, то есть 3 января, – 14 градусов. Леня нам с Серенькой подарил по часам никелевым, весьма хороши. На праздниках я прочел «В лесах» и «На горах» Печерского. Архип Савельич очень плох. У Лени в четверг был дан бал, на который были позваны его прежние знакомые, разные там Копасовы, Капустины и др. У Лени расчищено полпруда, и мы катаемся на коньках. Серенька, Андрюнька и дядька ходили в зоологический сад. Я не ходил. В субботу под Новый год выучили мы кадриль да польку танцевать. Время в нынешнем году вообще провожу веселее прошлого. Относительно факультетов – думаю поступать на физико-химический или физико-математический, или филологический. Старательно пишу домашние сочинения. <…>

11 апреля

Мамаша наняла дачу в Лисвянах крайнюю, рядом с Олиной. Я весьма рад, что мы на лето попали в Лисвяны, так как ожидаю провести время гораздо веселее, чем в каком-либо другом месте. В Пушкине опять будет жить Розанов, самый лучший и добродушный человек в свете. Кроме того, в Лисвянах же, по всей вероятности, будет жить Сергей Иванович Покровский, с которым мы за зиму довольно коротко сошлись. Отличное купание, прекрасное место для рыбной ловли, кругом Лисвян леса и поле для ловли насекомых, гимнастика в Пушкине – лучшего желать невозможно. Если же кто хочет общества, то стоит только пойти на вокзал перед поездом, и там тебе будет самое разнообразное общество. Там же наняла дачу Оля. Это и хорошо и нехорошо, смотря по тому, с какой точки зрения смотреть на это. Я уже нашел себе множество разнообразных лесок для будущей рыбной ловли, сделал 14 пробковых поплавков разной величины, исправил сегодня сачки, вообще уже детально готовлюсь к лету. Летом я думаю составить большую коллекцию насекомых и надеюсь исполнить это хорошо, так как я уже запасся всеми необходимыми снастями, и мне остается только обзавестись весьма необходимыми инструментами. Сведения я приобрел из всех, что реально можно было достать книг. Особенно много я почерпнул из «Книги для экскурсий» Глазля, перевод Сорокина. А сведений о насекомых я больше всего нашел в «Естественной истории насекомых» соч. Фигье. Сведения для аквариума я взял из «Аквариумы» соч. Сорокина. Из этих и других книг я сделал довольно обширные выписки. Еще я позабыл упомянуть книгу, отличную для распознавания жуков в России, «Вредные насекомые» ч. II изд. Министерства государственного имущества. Первой части, где описываются бабочки и вредные насекомые, я не достал. Летом я, кроме того, буду заниматься рисованием. В нынешнем году мне можно будет ловить рыбу, даже на даче у Лени на пруду карасей.

14 апреля 1889 года

Два дня погода стояла отличная. Сегодня с утра было запасмурилась, но часам к трем снова прояснилась, и барометр склонился к ясному. Эти три дня мы почти напролет гуляли. Вчера поутру после чая я сходил в библиотеку и переменил себе журнал «Природа и охота». Мамаша еще с утра ушла на рынок. Мы думали было сегодня сделать прогулку в Матилово, да мамаша все не приходит. Прождали мы ее немного. Потом мы с Андрюнькой пошли на кладбище. Прекрасный день с чистым и безоблачным небом возбуждает весьма чувства в душе. Вышли мы из города в поле. Ветер гулял долго на просторе. Как приятно казалось мне его довольно сильное веяние! Он дул прямо в лицо. Вспомнилось мне лето. Травы еще не было, и листья на деревьях еще не расцвели. Пришли мы с Андрюнькой на кладбище, поклонились могилам папы и дедушки и спустились к реке. Сколько различных чувств вызвал вид ее! Тоска, что дороже всякой радости, как выразился Некрасов, объяла мою душу. Мы легли на траву. Перед нами сверкала на солнце река, далее за полями виднелась роща, примыкающая к какому-то большому дому на окраине Москвы, и слева, еще далее, стоит лес, занявший уже весь пригород. Представьте себе только такую картину, озаренную ярким солнцем, представьте себе ее в первый раз после долгой зимы, и вы поймете мои чувства. Вспомнились мне Лисвяны, рыбная ловля, купальня. Вспомнилось мне одно мое путешествие. Тогда был жаркий июльский день. Пошел я тогда в лес, и не в березовый или осиновый, который весь был истоптан гуляющей публикой и грибоискателями, а лес, примыкающий с одной стороны к березовому, а с другой – к сосновому. Туда, я не знаю почему, никто не ходил. Шел я там один с сачком, пробираясь между деревьями и потихоньку переходя болота, довольно часто попадающиеся. Понял тут-то я, наконец, что называется природой. Передо мной порхали многочисленные бражники, между ними промелькнет иногда бархатная бабочка прекрасного кофейного цвета или сиреневый бражник, огромный золотистый, на солнечном свете сверкающий. Прекрасная эта бабочка, у иных видов из-под крыльев бывает мраморного зеленого цвета, летает она только при солнечном цвете и яркими своими красками, издалека сверкающими на солнце, весьма оживляет лес. Летает она часто по опушкам. Вдоволь здесь я поймал и бархатных и сиреневых. Особенно много было там простых лесных стрекоз. Иногда между ними пронесется большая, с ласточку величиной, стрекоза с прекрасным голубым отливом и с голубыми мраморными пятнами. Стрелой промчится она, замрет в воздухе и пустится дальше. Пчелы и осы снуют внизу под вашими ногами, и около ног вьется множество разных видов, и маленьких и больших. Остановитесь вы, и они насядут на вас. Особенно красивые мухи с двумя поперечными полосами на крыльях. Вдруг услыхал я внизу под кустом шум крыльев стрекозы и отблеск от конца крыльев ее. Я покрыл место это сачком. Поймал стрекозу с зеленым металлическим телом и такими же глазами. В сачке оказались еще маленькая стрекоза, отличающаяся от обыкновенных сложенными крыльями и особым строением головы и более тонкими бирюзовыми крыльями. Это, как я после узнал, муравьиный лев. Долго ходил я по этому лесу, по опушке его и вышел из него в поле к овсу и ржи. Искал я здесь махаона, которого я видал в этом лесу в прошлом году. Махаона я не нашел. Страсть моя к природе, до сих пор заглушаемая другими посторонними делами и не имеющая случая выказаться, теперь вспыхнула во мне с новой силой, оживила меня божественным своим огнем, вдохнула в меня благородные помыслы, одним словом, дала перевес во мне хорошим наклонностям. Я обязан природе этим и отдам ей все свои богатства, свой труд и все свободное время. Еще во второй прогимназии мечтал я с Якубовским поехать в Америку, сделаться натуралистом или инженером вроде Сироса Смиса в «Таинственном острове». Мечты мои сбываются и сбудутся. Я буду инженером горного дела. Пойду по университетским. Специально буду заниматься энтомологией и ихтиологией. Мои мечты сбылись. Я еще, может быть, приобрету средства посетить разные страны. Чего же мне больше. Я объявляю, что я счастлив! Хотя не во всех мелочах, но, в общем, так сказать, в главной сути жизни. Больше я не предполагаю счастья. Долго мы лежали с Андрюнькой на берегу реки и не могли оторваться и уйти он нее. Пролетел чибис над рекой. Какая-то птица запела недалеко от нас. Как прекрасно, легко и спокойно на душе! Как-то проведем мы лето в Лисвянах! <…>

28 апреля

Я уже приобрел себе коробку со стеклом для насекомых за 70 копеек, 3 плитки для втыкания булавок за 30 копеек, полбутылки спирту девяносто пятиградусного за 77 копеек, Гофманских капель за 15 копеек и булавок с иголками. Сегодня я посадил своих оставшихся с прошлого года жуков в коробку. Третьего дня мы ловили у Лени карасей. Погода была пасмурная, и все время моросил дождь. У меня была всего одна поклевка, в которую я ничего не вытащил. Серенька же вытащил одного карася. Плавжуки могут жить в спирту.

Будущей зимой я предполагаю заниматься новыми языками, геологией и общим обзором естественной истории. Я еще больше укрепился в своем решении идти в горные инженеры. Встретил на пути к горному инженерству важное неудобство. Это плата – 250 рублей и поездка в Петербург. Но я надеюсь, что во время еще пребывания в Университете успею скопить денег. <…>

5 мая

Вчера у нас был последний день ученья. Отпустили нас вчера в 12 часов, несмотря на то, что предполагалось отпустить полчаса третьего. После совета никто ничего не делал, так что Шульбах поставил всем по двойке, и в числе их Павлову. Сегодня утром перед уроками мы особенно хорошо пели «Вниз по матушке по Волге», «Славься, Боже, царя храни», «В бурю, во грозу» и молитвы пропели хорошо. До трех часов я переменил в библиотеке книгу, пообедал и вообще все справил. Около получаса четвертого пошли к Лене. Я нес самку носорога, а Коля водолюба, которые были у меня в спирту. Пришедши к Лене, мы поздоровались с Леней, встретивши его на улице, и пошли вверх, к ним в комнаты, чтобы поздороваться с Еленой Федоровной. Ее там не было. Я раздал Феде, дядьке и Коле жуков. У Феди с Колей очень хорошие жужелицы садовые. Потом мы вышли на двор. <…>

13 июня

Довольно большой удар был нанесен моему самолюбию и самонадеянности лишением награды при переходе в VIII класс. Зная, что мне за греческий экзамен – 4 и 5, за математику – 5, а кроме того, 6 пятерок в годовом выводе, я втайне даже помышлял о первой степени. А вышло, что не получил никакой. Проклятая тройка по-русски, да две проклятые же, хотя и с плюсами, тройки по латыни изгадили все дело. Я в продолжение целого дня находился в большом унынии, и моя самоуверенность, сильно польщенная первым ученичеством, намного сжалась. У Александра Николаевича был устный экстренный экзамен. Задали было в начале мая страниц 16 по балльникам, и мы их ответили. По-настоящему отвечали, собственно говоря, получившие двойки по письменному, однако же, когда Еропкин не мог ответить ровно ничего, ему все-таки дали переэкзаменовку, хотя по письменному получил он 4+. Вот уже дней 5 мы живем на даче. Дача наша, на мой взгляд, лучше прошлогодней. Коллекция моя быстро продвигается вперед. Я уже сегодня подумал, не бросить ли мне собирать бабочек и не посвятить ли мне им следующее лето, а уж в это лето собирать все-таки других насекомых, кроме них. Коли поймаю уж очень редкую, то такую можно будет оставить до будущего года.

Время идет довольно весело. Этому много способствует составление коллекции и в не меньшей степени абонирование лодки. Мамаша сдержала свое слово и абонировалась на лодки за 10 с половиной рублей, т. е. очень дешево. Кроме этого удовольствия уж очень хорошо в Лисвянах купание. Река глубокая, вода чистая. Мы опять купаемся у раздевален. <…>

17 июня

Сегодня встал в девятом часу. Погода немного лучше вчерашней. Дождя нет, но ветер еще сильный и холодный. После утреннего чаепития я занялся летними работами по тригонометрии. Сделал одну задачу верно, но после нескольких проверок. Тут нам, то есть Сереньке и мне, пришлось удалиться в свою комнату. Настенке нужно было пить чай, а нас она видеть не могла, и нужно было удалиться. У нее нервы находятся в совершенном расстройстве, она лечится водами. С ней сейчас случился один из первых припадков, весьма неприятно действующих на более или менее здоровых в нервном отношении людей. Сделав задачу, я стал читать «Фрегат Паллада». Вообще, в ненастную погоду у меня пропадает желание заниматься естественными науками, и больше всего я расположен к чтению путешествий и описаний. Ненастная погода особенно способствует мечтанью о будущем с идеальной, т. е. с лучшей точки зрения, мечтанью об лучшем возможном будущем. Описание Манилы у Гончарова в высшей степени пробуждает желанье путешествовать и заставило сердце биться много сильнее. Перед чаем среднедневным мы вышли немного пройтись. Ветер очень сильный и холодный. Еще когда шли задом к нему, было ничего, но когда шли навстречу к нему, стало даже ушам больно. После прекрасных дней в начале июня я даже как будто и не признал местность по дороге к Звягинскому лесу. Солнце уже не озаряло ржи и промежуточных полос, покрытых цветами. Дорога вся состояла из луж, в лесу уже не просвечивали озаренные солнцем поляны, и весь лес принял мрачную физиономию. Но зато в дурную погоду чувствуешь себя бодрее, чем в жаркую, не киснешь на дороге, становишься предприимчивым и сметливым. <…>

28 июня. Среда, 1889 год

Я теперь стану записывать дневник, когда только придет особенное желание или случится что-нибудь из ряда вон выходящее, так как хочу за лето дать отдохнуть моим глазам, которым и без дневника порядочно достается от чтения книг. Дневник я решил записывать не для памяти, а для развития слога, чтобы приучиться выражать свои мысли ясно, литературным языком и даже, если удастся, образно и поэтично. Одним словом, хорошо иметь хороший слог и уметь красноречиво доказать что-нибудь и ясно выражать свои мысли. Мне очень захотелось сделаться хорошим писателем. Недавно только я стал понимать разницу между Диккенсом, Теккереем, Гончаровым или каким-нибудь Загоскиным или Лажечниковым. Гончаров по своей обрисовке типов более всего может быть приравнен к Диккенсу или Теккерею. Я задумал даже написать роман, более с психологической точки зрения или просто автобиографию вроде толстовской. Более же всего мне хочется быть красноречивым. Для этой цели, главным образом, я буду писать дневник, сохраняя, конечно, истину событий и не искажая их. Вчера мамаша с Али-беком поехала в Москву. <…>

4 июля. Вторник

Сегодня встал в девятом часу. При виде пасмурной погоды мне тотчас же представились незавидные перспективы скучного сидения дома, занятий уроками и чтением. Однако погода оказалась не столь дрянна, как я предполагал. Было вовсе не холодно, и дождя не было. После утреннего чаю я намазал себе две пары сапог, думал почистить их после гуляния. Мы пошли гулять в Звягинский лес. Я захватил корзину для грибов, имея в виду опят, которых мы заметили вчера и которыми, не имея корзины, мы не могли воспользоваться вчера. Прошли мы Звягинский лес, пошли по дороге между вспаханной землей к березнику, стоящему впереди осинника. Витя отвалил одну полоску вспаханной земли и, против ожидания, поймал там двух жуков. Мы принялись отваливать глыбы вспаханной земли. Я нашел вонючку. Разошедшись в своем рвении к жукоискательству, мы принялись разрывать лошадиное дерьмо и в награду получили двух навозных жуков (не скарабеев), доселе не виданных. Встретивши еще несколько вонючек, перестал уже их брать. «Вот эту уж вонючку я возьму», – говорит Витенька. «Да это жужелица!» – воскликнул я, видя у него в руках нетронутый экземпляр садовой жужелицы. Мне было очень завидно. Андрюньке так счастье и не выпало. Вчера он поймал скакуна германского, какого мы никогда не видели. Пришедши домой, я съел котлету, отчислил сапоги, и мы сходили купаться. <…>

31 июля. Понедельник

Впечатление, произведенное на меня, как я прежде думал, барышней Надеждой Ивановной, вовсе не одно поколебало меня в противоположную сторону от естественных наук. Еще прежде, прочитав романы Гончарова и Диккенса, я увлекался ими. Читая Гоголя, я увлекался слогом и поэтичностью его произведений, прекраснейшими описаниями Гончарова, и такое увлечение оказалось несовместимым с предположенной мною практическою деятельностью инженера и реальностью математика-естественника. Весьма сильный толчок в этом направлении был дан «Историей Пенденниса» Теккерея. Изумительное правдоподобье во всех мыслях, поступках и убеждениях Пенденниса изумило меня, и возможность такого близкого знакомства с человеком соблазнила меня. Я прежде слыхал, что Теккерей в «Истории Пенденниса» вывел себя. Теперь я уверился в этом. Иначе он не мог бы так живо, образно и правдоподобно описать его историю. Как скучна и суха показалась мне деятельность кабинетного ученого и даже деятельность инженера-практика! Встреча с Надеждой Ивановной пробудила во мне более высокие потребности, и я даже впал в хандру, совсем отказался от естественных наук, забросил было жуков собирать, в чем даже признался дяденьке. Сегодня я немного очувствовался и пришел в себя. Увлекся опять немного жуками и теперь нахожу, что если уже и отказываться от зоологии, то и отказываться и от всех других наук, потому что из всех других наук более всего доставляют мне удовольствие естественные науки. Теперь я думаю, что для жизни нужно и специальное знание естественных наук, но только не поверхностное, а главное – любовь к природе. Точно так же я думаю о других, мало применимых в практике науках, как то математике и языках. Я сегодня вошел в свою колею и опять принялся за собирание жуков. Сегодня я читал «Философию искусств». И сильно увлекся. Прежде всего, я теперь вполне ясно понимаю, что такое искусство, для чего оно служит и как человек должен относиться к нему. Второе – меня увлек прекрасный слог или, скорее, стиль этого писателя. Я понял, что выучиться играть на рояли не значит еще сделаться музыкантом. Я очень сожалею, что не верую в нашу религию и признаю под именем бога природу: не силу, производящую все на свете, а как сила эта может представляться зависящей от самих предметов мира, от сочетания атомов, величин и мирозданий, так что я, например, не считаю даже нужным молиться ему и не считаю его даже великим недосягаемым существом, потому что сам составляю часть его. Я считаю религию величайшим благом для всех верующих и величайшей поддержкой. Одним словом, реалиум (материальность) устраняет способность даже предполагать что-нибудь высокое в мироздании, кроме человека, не говоря уже о том, чтобы постичь его своим сердцем, так как разница материализма от идеализма и нигилизма в отрицании чувствований сердца и души и даже вместо любви признает только циничную чувственность. Идеалист может не только предположить и постигнуть высшее существо, но даже, если он обладает талантом художника, сообщить его другим идеалистам. Материализм дает своим последователям преимущество в характере энергии и, главным образом, в свободе воли. У меня еще не исчезло чувство, и я не хочу совершенно утратить его. Я писал сейчас все, что мне приходило на ум, и ум мой теряется и мысль моя утопает в огромности и необратимости, подобно морю. Я материалист, в отличие от идеалиста, и не пытаюсь более определить это отличие, буду просто стремиться к идеальному и прекрасному, а не материальному, сильному и могущественному. <…>

11 августа, 1889 год

Сегодня погода весьма хорошая, что особенно приятно, потому что несколько дней стоит погода пасмурная. За это время ничего особенного не случилось Мамаша ездила с Настеной в Москву. Вести о болезни дяденьки неутешительные. Пароксизм повторился. Опасаются, нет ли у него какой-нибудь серьезной болезни, вроде тифа или горячки. Мамаша ждет письмо от Клавдии, которая обещала написать о дяденьке. Из Москвы мамаша привезла пятую часть «Дэвида Копперфильда». Я читал его с наслаждением, и он произвел на меня сильное впечатление. Я окончательно решил не заниматься естественными науками. Кроме того, это произведение склонило меня в пользу семейной жизни. Я теперь думаю сделаться учителем в гимназии, если у меня не окажется таланта к авторству. Эта профессия, несмотря на кажущуюся легкость, очень важна и трудна даже. Кроме того, она представляет целое лето свободное и большую часть вечеров. Так что, благодаря всем этим удобствам, можно примириться с одним неудобством: недостаток благосостояния. Думаю учителем сделаться либо физики, либо математики. Это, конечно, далеко не похоже на специальное изучение естественных наук (в общем смысле) и доставить удовольствие преподавателю более всех других наук. Одним словом, «Дэвид Копперфильд» произвел не меня весьма сильное впечатление, доставил мне величайшее удовольствие и представил мне в лице самого Дэвида Копперфильда идеал, еще прежде мною составленный. Идеал человека, действительно живущего и пользующегося жизнью и действующего. Только такой человек пользуется полным счастьем на земле. Как бы мне хотелось быть благородным, энергичным и вместе с тем добрым и простым, как Диккенс! Такое счастье как раз подходит ко мне с моим не очень честолюбивым характером. В случае не представится или не найдется предмета к женитьбе, тогда жизнь примет другой оборот. То, чему мешает забота о детях и жене, (неразб.) занятие науками здесь осуществится. Тогда я постараюсь зашибить денег, буду путешествовать и составлю себе имя. Но первый род счастья мне представляется завлекательнее, чем второй. Только Диккенс, наслаждающийся таким счастьем, может писать такие прекрасные «Святочные рассказы», так благотворно действующие на душу, располагая к добру и домашнему очагу. Нет, видно, англичане только вполне хотели семейную жизнь или даже в общем смысле жизнь. Англичане мне больше нравятся других народов. Если к английской энергичности прибавить русскую (не французскую) общительность, то будет верх совершенства. Мне кажется, что русские по энергичности не уступают англичанам, а по добродушию, гостеприимству и общительности превосходят их. <…>