Текст книги "Птица над городом. Оборотни города Москвы"

Автор книги: Елена Клещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 23

На сто рублей куплю вина,

На пять рублей закуски

И сяду пить в дезабилье,

Что, прямо скажем, блажь,

Но блажь-то и нужна для нравственной разгрузки,

Тут дело не в питье, тут важен антураж.

Михаил Щербаков.

В воскресенье меня позвала в гости Наталья. Проживает она в отдаленном районе Москвы… если этот аппендикс на карте города, который даже аборигены ласково зовут «Недоделкино», можно назвать районом Москвы. Ехать по земле до него из любой точки – час, а то и два. А во всех остальных отношениях совершенно очаровательное место, и от центра, а значит, и от заклятья святого Алексея далеко. Птицы же расстояниями не смущаются.

Наталка, в черных штанах и китайской атласной блузе (из тех, что китайцы шьют для себя, а не для европейцев), тут же поставила передо мной кофе и свой фирменный пирог с сыром и жареными грушами. А потом озадачила вопросом: много ли я общалась с Татьяной Жаровой и как она мне показалась.

– Обычная девушка. Прописана, Валерка сказал, в поселке Ароматное Московской области. Приехала завоевывать Москву. Начала с размахом, но тут пришли мы и испортили ей праздник жизни. Всё.

– Это я понимаю. Девушка Прасковья из Подмосковья. А как человек, как преподаватель?

– Море обаяния, – сообщила я растерянно, – целые кучи харизмы, я бы сказала. С людьми работать умеет. Реакция быстрая. Речь довольно грамотная… Наталка, зачем тебе это?

– Галь, ну ты же знаешь нашу ситуацию, – в голосе госпожи директрисы послышались знакомые нотки. – Опять нету руководителя спортивного кружка для младших, а мы зарегистрированы как школа полного дня… чего ты смеешься?

– А ты что, серьезно?! Наталья, но ведь Жарова – аферистка!

– Это да, – с одобрением заметила старая сорока. – Артистка-аферистка. Нам таких и надо. И чтобы умели справиться с нашими детками.

– Да, но если она опять что-нибудь…

– А что она опять? Какую аферу можно провернуть в школьном кружке?

– Ну мало ли… Опять подговорит кого-нибудь дурить нормалов?

– На это у нее уже не будет времени, – спокойно заявила Наталья. И я поняла: действительно не будет.

А Наталья продолжала:

– Теперь она осознала, что с нами лучше дружить. Ко всему прочему, ей ведь деньги надо возвращать людям за неоконченный курс, а она уже много потратила: за квартиру проплатила вперед, прочие накладные расходы… Завоевание Москвы всегда влетает в копеечку, дело такое. Пришлось Танюше взять кредит под залог машины, и уезжать домой, из оплаченной квартиры, ей смысла нет. Так что в работе по специальности она оч-чень заинтересована. Разрешу ей платные курсы устроить для желающих, подороже…

М-да. Методы, которыми моя начальница решает кадровые вопросы, никогда не перестанут меня удивлять. И главное, возразить нечего.

…Крыши. Странные кусочки города, маленькие дворики, поднятые в небо. Пыльные и пустынные, как само городское небо. Необитаемые, неприютные, выветренные до трещин… Что здесь есть, так это одиночество. Ты, небо, неумолкающий ветер. И птицы.

Я заметила его, когда летела домой от Натальи. Севку выдали его братья и сестрички. Осенью вороны часто слетаются в стаи, но этот исчерна-серый водоворот над кирпичной восьмиэтажкой – будто пачку писем бросили в костер, и клочья пепла кружатся в жарком воздухе – был уж очень странен.

Симаков сидел на коньке двускатной крыши, продавив задом плоский картонный ящик и уныло сгорбив плечи. Ветер треплет волосы, к ушам тянутся проводки, в руке сигарета, в угол ящика втиснута бутылка «Балтики». Прожигаем жизнь, в общем. Как сказал бы Летчик Ли: «Тоскует моя лапушка». А Наталья, между прочим, говорила, что мой любимый ученик на этой неделе гимназию посещал нерегулярно. Можно сказать, совсем не посещал.

Вороны вились над ним. Пять или шесть ходили вокруг по коричневой кровле, поклевывали воображаемые зернышки, косились одним глазом: как ты, приятель? Одна сидела у него на правом плече, перебирала горбатым клювом Севкины черные пряди. Вздрогнула от особенно громкого пассажа в наушнике, расправила крылья – и сложила снова, не улетела.

…Вот не умею я этих душеспасительных бесед. А с чего бы мне уметь? В психологических колледжах не обучалась, свое чадо у меня маленькое. А деваться некуда, не бросать же едва оперившегося слетня в таком состоянии.

Симаков чуть не повалился назад, увидев меня. Забычковал сигарету, метнул глазами вниз, но открытая почти полная бутылка пива – не тот предмет, который легко спрятать.

А уж как трудно ее не заметить…

– Привет, Сев, – сказала я, усаживаясь рядом с ним и привычно упираясь ступнями в скат. – Ты слышал – малышня из Удельного нашлась?

По моему, он не сразу осознал мои слова, так настроился, что речь пойдет о прогулах, пиве и сигаретах. Но когда дошло – просиял. И выдернул бананы из ушей.

– Ну! Галина Евгеньевна, а где они были?

Я начала рассказывать, старательно обходя свою роль в инциденте и размышляя, как бы это незаметно ввернуть, что Баранов изменил Ивановой. Ох, никак не ввернешь, абсолютно непедагогично получится…

– Так эти гады что – отнимали у малых Облик? И продавали всякой сволочи?

– Именно. И не только у выдвиженцев, а еще и у поздних. Но теперь эту лавочку прикрыли. Главарь, правда, смылся в чужом Облике. – Я не стала говорить, в чьем именно.

– А остальных всех взяли?

– Не всех. Но никуда они не денутся.

– Просто я тут видел одного… Он был ворона, но летел… – Сева сморщил лоб, подбирая слова. – Погано летел. Как… как человек.

– Что, растопырив ноги и головой вниз? – уточнила я. Севка засмеялся, но тут же снова стал серьезным.

– Нет, не головой вниз. Он так летел… как будто не умел. Или боялся. Тупо. Через дом перелетал вот так, – Симаков описал ладонью синусоиду. – И еще против ветра пер – ыпс, ыпс, ыпс…

Взмахивая локтями и скроив зверски-дебильную рожу, Севка показал, как именно пер незнакомец. Потом замер и подозрительно взглянул на меня.

– Галина Евгеньевна, вы чего?

– Все нормально, просто думаю. – Когда мне внезапно приходит мысль, со стороны это часто выглядит так, будто у меня стряслось несчастье. Севкина пантомима живо напомнила мне институтский двор и угрюмых птиц, рассевшихся на самых толстых ветвях. Будто боялись свалиться.

– Где, говоришь, ты его видел? – спросила я, боясь поверить.

– За городом, у Минского шоссе. Я посмотрел, куда он летит. Там поселок один есть для богатеньких буратин.

– Показать сможешь?

– Легко. – Севка вытащил из внутреннего кармана потертую карту Москвы и области, не сверяясь со схемой, открыл нужный разворот и ткнул пальцем:

– Тут. Только их еще здесь нет, недавно построились. Вот отсюда, видите, ветку к ним проложили, а вот здесь и здесь их поместья.

– Ага. В какое конкретно поместье он летел, не обратил внимания?

– Не обратил. Я же не знал тогда!

– Ничего страшного. (И в самом деле, если известен поселок, остальное – дело техники; Валерка вон всю область перерывает.) Севка…

Это прозвучало проникновенно. Парень даже вытаращил на меня глаза.

– Ты мой лучший ученик. Ты гений. И… и все у тебя будет здорово. И так, как ты хочешь.

Симаков умудренно покачал отросшими волосами: мол, откуда вам знать, Галина Евгеньевна, что вы вообще понимаете в жизни.

– Будет-будет. Вот увидишь.

Мне показалось, он мне поверил.

– Ладно. Ну, я это… полетел. Мне еще к олимпиаде по русскому готовиться.

И в школу завтра придешь, чуть не спросила я. Но не спросила. Решила не портить пафос момента.

Севка отбыл. Вороны снялись за ним, перекаркиваясь, потом опустились на деревья в сквере. Я наблюдала, как они рассаживаются, как перелетают с ветки на ветку, добиваясь оптимальной схемы размещения с упорством музыкантов из басни Крылова. Да, вот эти – настоящие…

– Кар-кар-кар-кар!

А вот эта – ненастоящая. Холера!

Жирная встрепанная ворона, единственная оставшаяся на крыше, слетела с жестяной трубы, опустилась рядом со мной. И полыхнула вспышкой.

Лебедев из газеты моральной оппозиции. Тот самый, который помог Севкиным приемным родителям усыновить его. Тот самый, которого я терпеть не могу. Морда как калорийная булка, пуловер с британским гербом почти скрывает пузо, джинсы внатяг на толстеньких окорочках. Типичный защитник беднейших слоев населения, одно слово.

– Ха! Ха! Ха! Ха! – повторил он мефистофельский смех. Сцопал почти полную бутылку, осмотрел этикетку, брезгливо выпятил губу и тут же припал к горлышку.

– От пива толстеют, – сообщила я.

– А юношескому организму тем более вредно, – ответил Лебедев. – Что у него стряслось? В классе обижают? (Я промолчала.) Конечно, развели там у себя платное образование. Детям богатеев все можно, а парень из детдома – существо второго сорта.

– Сева не из детдома, – очень спокойно сказала я. – Сева живет в семье. Ты же и помог, спасибо. Чего теперь чепуху несешь?

– А что с ним тогда такое?

– А тебе зачем это знать?

– Чувствую ответственность за его судьбу, – торжественно заявил Лебедев.

– Расслабься. За него отвечают родители и учителя.

– Не могу расслабиться. А что касается за учителей – эти учителя за себя-то отвечать не в состоянии, хи. При том уровне нравственности… после всего, чему я был…

Везучий он все-таки. Вовремя поднял на меня глаза. Я не собиралась возмущаться, взвизгивать «да как ты смеешь», или «ну ты и сволочь», или там хлопать его ладошкой по калорийной физиономии. Я изготовилась заехать ему кулаком в нос, как только он выскажется достаточно определенно. Давно хотелось, с того самого дня, когда он подглядывал за мной и Летчиком Ли через окно, да случая не было. А тут как раз сидит очень удобно, слева… а кулак я сжимаю по-мужски, привычка такая с детства… может, масса у меня и невелика, но импульс будет приличный… Думаю, выражение лица у меня стало не по-доброму светлое, так что интуиция Лебедева оказалась на высоте: он не кончил фразы и закашлялся.

– По спине стукнуть?

– Кхм-кхм…. нет, спасибо, все нормально. А расскажи тогда, что это у вас за дела с «Веникомбизнесом»?

– Тебе-то это зачем?

– Работа у меня такая – все знать. Я, видишь ли, журналист.

– Твоя газета это напечатает?

– Газета – нет. А вот наш виртуальный еженедельник – да.

– Наш? Это ты себя зовешь во множественном числе?

Мне, как и всем, было прекрасно известно, что «Красного зверя. ру» Лебедев делает один, сам себе и главный редактор, и обозреватель, и репортер, и веб-дизайнер, и, что ужаснее всего, – сам себе отдел юмора. И название сам придумал. Сколько ни объясняли ему доброжелатели в гостевой книге, что красный зверь – это объект пушного промысла…

– Нас много. Больше, чем ты думаешь.

– Двое? Или трое?!

Лебедев оскорбленно хрюкнул и отвернулся. Мне стало стыдно. Человек с убеждениями, какими то ни было, – в наше время редкость. А издеваться над чужими убеждениями – дурной тон. Сейчас среди левых начали появляться и симпатичные, и умные, и даже бескорыстные… другое дело, что на отдельно взятого Лебедева любой из этих эпитетов налезает с большим трудом.

– Ладно, извини. Я видела, у тебя на счетчике уже сотни.

– Тысячи, – мгновенно откликнулся Лебедев. Я смолчала. – Кто-то должен говорить о том, что происходит в государстве и чем чревата так называемая демократия не для дяди Васи, а для нас лично.

Пару лет назад я принялась бы объяснять, что ни один нормальный оборотень обратно в советскую власть не захочет, что в те времена для нашей породы было кошмаром буквально все – и школьное обучение, и общение с официальной медициной, и выправление документов, и поиск работы. А какова была судьба выдвиженцев? А вспомним, например, то, что вчера мне рассказал Паша… Но какой смысл это говорить, если мне ответят, что оборотни не должны противопоставлять себя нормалам, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, а всякого рода извращенцам туда и дорога.

– Ближе к теме. Что тебе нужно?

– Хочу присутствовать при захвате. Буду репортаж об этом писать.

– Обратись к Валерию, – злорадно посоветовала я.

– Он ко мне плохо относится.

– И с чего бы это? – удивилась я.

– Был случай… Я, в общем-то, уже понял где – видел, как мальчик тебе карту показывает. Но мне надо будет знать, когда! Я же не могу там неделю торчать, у меня и другие дела есть!

– Устроишься как-нибудь, ты же профессионал.

– Афанасьева, а ведь за тобой должок, – хладнокровно заявила эта скотина. – Отзвонись мне, когда будешь знать время, и я тебе это зачту.

– Ты обалдел? – спросила я со всей возможной кротостью. – Столько лет мне твердил, что помогал Севке по зову совести, и теперь вдруг за мной должок?

– Но ты же обещала.

Это, к сожалению, правда. Тогда, десять лет назад, Лебедев долго кобенился и кочевряжился. Твердил, что социалка – не его область, что его держат в газете как автора острых расследований, что он ощущает дискомфорт, когда пишет в нормальскую газету о наших проблемах… Пришлось дать ему обещание, после чего все прошло с невероятной легкостью. Все эти годы Лебедев про должок не вспоминал. Но я-то помнила.

– А ты мне после этого должен не останешься? – я постаралась, чтобы это прозвучало в точности как «А рожа у тебя не треснет?» – Ты по моей просьбе написал статейку по готовому материалу, а от меня чего хочешь?

– Материал для еще одной статьи, – не моргнув глазом ответил он. – Только не говори, что тебе это очень сложно. А то я не знаю, кем тебе Валерий приходится.

– И кем мне приходится Валерий? – с надеждой спросила я.

– Э-э… ну, вы же учились вместе, а что?

Чтоб ты лопнул.

– В общем, ладно, я тебе все сказал. – Лебедев нацелился катнуть пустую бутылку вниз по крыше, покосился на меня и сунул обратно в коробку. – Бывай.

Глава 24

Вот из оврага вылазят они,

Лица бледны, а слова их черны.

Только один командир промолчал —

Воздуху в легкие он набирал.

– Ты не механик, а… (далее неразборчиво).

Народная песня.

Валера, как ни странно, не устроил мне выволочку. Естественно, я не собиралась скрывать, чего от меня потребовал Лебедев, но ответ получила совершенно благостный: «Отлично, будет у нас свой пресс-центр. Я вам потом еще устрою… подход к журналистам. Но ты понимаешь, что это чудо-юдо там будет под твою ответственность? Твое присутствие, значит, обязательно. Пугани его, чтобы сидел тихо и ни во что не мешался». Значит, был уверен, что все пройдет как по нотам? А почему бы и нет – оборотневый отряд обычно разбирается с нормалами быстро и чисто…

Пресс-центр (то есть мы с Лебедевым в Обликах) помещался на сосне рядом с забором. Особняк, где скрывался Антон сотоварищи, стоял очень неплохо. Как теперь модно: прямо в нетронутом лесу, с одной бетонкой, которая подходила к парадным воротам и заворачивала за угол, к заднему въезду для прислуги и ассенизаторской машины. Между забором и бетонкой имелась канава, аккуратно закрытая решеткой. Сквозь решетку прорастал осенний бурьян. Сам забор, серый, высотой метра три, в плане образовывал квадрат. Поверху блестела шипами спираль Бруно, а по углам красовались башенки с остроконечными крышами. Что-то мне напомнило это архитектурное решение…

– Четыр-ре вышки и я посер-редке, – подтвердил мои догадки Лебедев. Помня мое предупреждение, каркал он тихо, в треть голоса. Я согласно качнула клювом. Видимо, у хозяина особнячка выражение «отдыхать на даче» будило совершенно определенные ассоциации.

Клиент, который приютил Антона, и в самом деле оказался важной шишкой по городским квартирным кражам. Здешний обитатель планировал именно такие кражи, которые попадают в новости (ну, то есть не в раздел «курьезы», это случайно вышло). Обносил квартиру какого-нибудь деятеля искусства или эстрады либо большого начальника, брал много и по-умному. А если уж занимался мелочевкой, то все равно с размахом: шкатулка с колечками и деньги, отложенные на отпуск, – ерунда, но если организовать добычу в промышленных масштабах, по системе «одна старушка плюс одна старушка»… в общем, у этого красавца были и деньги, чтобы оплачивать Антоновы услуги, и большая заинтересованность в продолжении банкета.

На территории «зоны» стоял стандартный для новой элиты особнячок: коричневая черепичная крыша, каминная труба, эркеры-мансарды… С земли, наверное, не было видно даже флюгера на крыше, но сосна-то повыше забора. Мы с Лебедевым могли беспрепятственно любоваться дорожками, вымощенными фигурной плиткой, пышными купами флоксов, давно не стриженным газоном и куда более аккуратно стриженным затылком возле будочки у ворот. Охранник посматривал в небо (нас Валерка строго предупредил, чтобы мы не подлетали к забору ближе, чем на метр, и вообще не отсвечивали). Еще кто-то наверняка был в домике для прислуги слева от въезда, возможно – в гараже и точно – в самом особняке. А вы думали, будет просто? Антон наверняка объяснил хозяину, что из московского офиса он отчалил не от хорошей жизни.

Солнце выкрасило сосновые стволы в радостный рыжий цвет. Лебедев, угревшись на солнышке, начал бороться с дремотой: переминался с лапы на лапу, совсем по-человечески зевал, моргал глазами-бусинками, бдительно вертел клювом. Я не собиралась ему подсказывать, куда надо смотреть – этого в нашем контракте не было. Пусть хоть до посинения пялится во двор и на бетонку за воротами. Если прозевает первый этап операции, это никоим образом не моя вина!

В траве по нашу сторону забора происходило некое шевеление. Я-то давно смотрела, как они перебегают тропинку, идущую вдоль канавы. Серый шарик, катящийся будто сам собой, подобрался к решетке и пополз по прутьям. Куда выходят стоки в канаву, мы выяснили заранее. Широкие такие трубы, не только мышь, но и крыса пройдет. Крысы вскорости тоже появились: эти даже не крались, а грациозно галопировали, волоча хвосты. Три пасюка, один черный крыс и один камуфляжного цвета. Петя из Валериного отдела оборачивался, хоть тресни, только капюшонной крысой и поэтому перед операцией в летнее время валялся на вате с зеленкой, закрашивая белые места.

Последний хвост исчез в трубе, а Лебедев так и не повернул клюва в нужную сторону! Ну, значит, будет ему сюрприз. Охранник продолжал пялиться в небо, а шевелящиеся участки травы подбирались к нему все ближе…

– А-апчхи!

Я так и подпрыгнула на ветке. Чихали, однако, не на территории, а совсем в другой стороне. Из орехового куста выбрался некто белый в черных пятнах и задрал к нашей кроне потрясающую рожу: слюнявые брылья в два ряда, вздернутый нос и печальные глаза олененка Бемби. Насколько я могла судить сверху, уши создания были почти такой же длины, как ноги. Или еще длиннее. Мезальянс сенбернара и бассета тоже углядел меня и укоризненно помотал всем, что у него моталось. Ли, ты ли, что ли?

– Апчхи! – подтвердил пес.

Ну вот буквально никакой свободы бедной девушке! Постоянный учет и контроль!

Заглядевшись на своего драгоценного, я едва не пропустила самое интересное.

– Ох и ни хрр… – это Лебедев разинул клюв. Я потратила еще секунду на то, чтобы легонько клюнуть его в голову: мы как договаривались? – мы договаривались, что будем сидеть тихо! К счастью, никто не обратил на него внимания. Петька, уже человек, надевал «браслеты» охраннику, лежавшему на травке, Петькин напарник стучал в дверь домика для прислуги. Остальные пока не оборачивались людьми, и трава перестала качаться. Даже я не видела, кто где сидит.

Им еще удалось вырубить того, кто открыл дверь, и только затем раздались выстрелы – и из двери, и из окна большого дома. И тут я очень порадовалась, что обзор у птичьих глаз шире, чем у человечьих. Иначе мне никакое косоглазие не помогло бы.

В кроне самой высокой сосны, недалеко от нашей, возилось что-то большое. Явно не птица: что-то рыжевато-серое, мелькающее пятнами на шкуре. Рысь поползла по длинной ветке, раскачалась так, что застонал ствол, а потом… мохнатый метеор пролетел над стеной, приземлился на крышу двухэтажного гаража; рысь перетопталась толстыми лапами – и снова взвилась вверх, перелетела на крышу веранды. Мне показалось, я расслышала глухой удар о пластиковую черепицу. Каждый прыжок, честное слово, был метров по шесть. Давно я не видала Валерку в деле!

Откуда взялась вторая рысь, я приметить не успела. Еще один негромкий бац – и вот уже два гигантских кота идут по крыше. Я сразу догадалась, что Валерка направляется к эркеру, там и на человеческих ногах удобно. Сверкнул вспышкой, тут же, не тратя время на поиски равновесия и цепляние за предметы, поднял ногу в кроссовке и точным пинком внес внутрь стекло в деревянном переплете. (Я вспомнила себя на карнизе «Веникомбизнеса» и от досады цокнула языком. Есть, Галина Евгеньевна, профессионалы и есть дилетанты…) Потом прыгнул туда сам. Напарник, не меняя Облика, – за ним. Сочувствую Антону.

Во дворе тем временем кипело настоящее сражение, хоть ставь камеры и снимай сюжет для новостей. Из домика вывели троих сдавшихся, а с главного крыльца еще постреливали. Впрочем, ранить оборотня даже на близком расстоянии – задача непростая, и материал пули тут, честно говоря, особой роли не играет. Кстати, надо будет потом слететь во двор, пособирать гильзы. Если опять окажутся серебряные, закажу знакомому ювелиру кулончик. Давно хочу, а в прошлый раз забыла из-за этой паршивой Тамары. Делов-то – вдеть проволочную петельку в торец и на кожаный шнурочек, я видела, такие делают из обычных гильз. На черной водолазке смертельно будет смотреться. Можно даже взять несколько разных, и на цепочку, вроде колье… или это получится вульгарно? Да, пожалуй, лучше одну. Остальные соберу для Наталки, она до серебра сама не своя…

Здесь мои галочье-сорочьи мечты прервало дребезжание стекла. На этот раз не разбитого. Кто-то толкал изнутри самое маленькое, круглое чердачное окошечко, и когда оно приоткрылось, из него вылезла ворона.

Я так и рванулась вперед, но меня остановило свирепое «р-ряв!» с земли. Фиг бы он меня остановил, если бы я не сочла нужным его послушаться. Но смутное угрызение совести – вроде бы я и в самом деле что-то обещала насчет того, чтобы не рисковать и не лезть на рожон… – заставило меня поколебаться, а в следующие полсекунды из-за каминной трубы мелькнула острокрылая тень – и ворона убралась обратно. Я бы даже сказала, провалилась.

Во дворе стрелять перестали, а калитка распахнулась настежь. Вся Валеркина команда почему-то надела наушники, как в тире, последний, кто замешкался, сейчас поправлял их на голове. Что за дела, из «катюши» они по дому собрались стрелять, что ли?..

В калитку вступил Паша Ламберт. В обычном своем, взрослом Облике, в джинсах и серой куртке. Выпрямился и простер руку, будто великий маг, готовый одним словом поразить вражескую армию… Хотя почему «будто»? Именно великий и именно маг. Точнее, волхв. Только слово ожидается далеко не одно. Паша раскрыл рот…

И тут-то до меня дошло.

Заглядевшись на Ламберта, я едва успела спрятать голову под крыло. Ушей мне сейчас заткнуть нечем, и если, чего доброго, он будет говорить достаточно громко, – а он будет… На этой ветке после смены Облика я не усижу, а до земли по меньшей мере пять метров.

Долго сидеть с головой под мышкой неудобно даже птице. Но высунуться я не решалась, пока не различила сквозь шелковый шорох собственных перьев самые прекрасные в мире звуки – множественное трусливое тявканье, повизгиванье и скуление. Причем не только внизу, но почему-то и совсем рядом.

Я выглянула… и на самом деле чуть не свалилась. Лебедева рядом со мной уже не было. То есть не было вороны. Зато на этой ветке, мордой к стволу, лежал шарпей песочного цвета, напуганный до полной паники. Левые лапы свисали слева от ветки, правые – справа, и все четыре судорожно загребали воздух, то пытаясь дотянуться до опоры, то отчаянными взмахами возвращая себе равновесие. Вот когда я поняла смысл выражения «собака на заборе»!

Нечеловеческим и необоротневым усилием воли подавив ехидное «кра-кра», я перелетела на другую ветку, перед носом у Лебедева.

– Ну что, р-рупор совести? Будем еще в окна подглядывать?!

– Уи, уи, уи, – отвечал Лебедев. Заплывшие глазки взирали на меня с ненавистью и мольбой. Я сочла раскаяние достаточным.

– Ладно, давай помогу.

Обернулся он легко. Только не в ворону. Ведущий обозреватель самого бескомпромиссного боевого листка, точно в таком виде, как вылетел из своей редакции – в брюках и белой рубахе – сидел на ветке верхом. Судя по выражению лица, ему было не слишком удобно.

– Афанасьева! Ты…

– Тише! Тише! – крикнула я, на всякий случай взлетая. – Р-руки есть, спустишься!

Смотреть, как он ползет вниз по сосновому стволу, я уже не стала. Во дворе меня ждала более поучительная картина. По бетонке подъехал неприметный грузовичок с надписью «санитарная служба» на борту. Усадебный двор кишел собаками: пегие и песочные двортерьеры, две овчарки, французский бульдог и что-то мелкое, вроде тоя. Уголовный элемент огрызался и рычал, но двое наших с большими сачками уже приступили к работе. Не подумайте дурно: когда этих аферистов доставят на место, человеческий Облик им вернут. Не шубы же из них шить, пусть отвечают за содеянное как люди.

С крыльца сошел Антон, двигался он неуверенно, хотя руки его были свободны. За ним присматривал второй рысь, Валеркин напарник. Сам Валерка вел Никонова. Держал его в захвате, нетрадиционном для силовых структур, зато эффективном: за ухо.

Все это я разглядывала уже сверху, кружась над усадьбой вместе с Соколами Железного Феликса. Кроме хищных птиц, были там и две другие галки, мои знакомые, – видимо, для того, чтобы призвать на помощь обычных птиц, которые жили неподалеку в старой водокачке. Впрочем, воздушные силы противника опять проявили редкую разумность.

Мы с теми двумя как раз выписывали фигуры высшего пилотажа, когда я краем глаза увидела внизу бледную вспышку. Все остальные, и соколы, и галки, тут же почему-то шарахнулись в стороны. И только когда мои крылья вывернулись наизнанку старыми зонтиками, воздух перестал меня держать и земля потянула к себе, я поняла, что вспышка была не оборотневая.

Никаких возвышенных мыслей у меня не мелькнуло: ни о Машке, ни о Летчике Ли, ни воспоминаний детства. Если уж начистоту, я подумала: вот досада, опять осталась без серебряной гильзы, дура… а потом не стало ничего.

– Где она?!

– Делать мне больше нечего, следить за ней, – огрызнулся Лебедев. Белая рубашка на обширном пузе была покрыта смоляными пятнами и кусочками коры. – Она меня вон там обернула, метров двадцать до земли! Я думал, насмерть убьюсь! Ветка трещит, всю концентрацию растерял, еле смог обратно в птицу…

Майор сделал один шаг вперед и спокойно повторил вопрос.

– Да не знаю, говорю же! Я вниз не смотрел. А, тут же этот был… ее хахаль. Небось, он и унес.

– Какой еще хахаль?!

– Такой примерно, – Лебедев схватил себя за оба уха, оттянул их вниз, одновременно развесив губы и выпучив глаза. – Черно-белый, кобель.

Начальник опергруппы зашипел, будто обжегшись. Потом спросил:

– Ну хоть без аппаратуры?

– Да вроде без… Он вообще человеком не оборачивался, он не снимать прибежал, а за ней следить, я так понял.

– Пресс-центр, чтоб всех вас… Свободен.

Майор отвернулся и вытащил мобильный телефон.

На выезде из поселка, возле ворот, перегораживающих бетонку, стояла сторожка. Рядом – навес, лавка и столик, врытые в землю. Сторож как раз открыл банку тушенки и налил первый стопарик, когда из-за кустов на скошенное поле, покрытое соломенной щетинкой, выскочил лис. Вот такой здоровенный, рыжий, как апельсин, и в пасти что-то тащит – небольшое и темное. Сторож поискал, чем бы в него кинуть, потом заценил расстояние и скорость, с которой неслась зверюга, и ничего кидать не стал. Небо безоблачное, сосны гудят под ветром, водка греется – пусть его бежит, куда ему надо. Может, там у них гнездо…

Я открыла глаза. Кругом было темно, но не совсем. Белый потолок озарялся тихим светом. Мягким и ровным, но переменчивым, то синим, то белым, то розовым. Тихое пощелкивание подтверждало впечатление: источник света – монитор компьютера, на котором сменяется картинка. Перед этим что было? Операция, Лебедев. Выстрел из чердачного окошка, потом я падала… потом меня вроде бы несли в зубах… а потом везли на машине, если не показалось…

Очень осторожно я повернула голову. Перед носом у меня была подушка, на наволочке – темные пятнышки россыпью. Кофейные зерна. Сатиновый комплект кремового цвета. Ой, вот теперь-то я, кажется, и в самом деле влипла.

Должно быть, я слишком громко вздохнула: Летчик Ли мгновенно оказался рядом.

– Лапа, ты как?

– Нормально, – сипло сказала я. Сесть на кровати? Или пока не рисковать?

– Я перепугался. Думал, он тебя убил. – Ли осторожно взял меня за руку. Лицо у него осунулось, глаза потемнели. Так, получается, он бегом бежал со мной в пасти, как минимум, до самой окружной?! Понимаю, для некоторых животных сто верст не крюк.

– Кто – он?

– Этот, как его… владелец усадьбы. Я уже поговорил с Валерой. Он говорит, этот… нехороший человек отсиживался на чердаке, там у него тайничок был, ваши рыси мимо него прошли. Теперь плачет, оправдывается, что принял тебя за главного гада, того, который твой Облик похитил. Врет, наверное. Хорошо, не попал, но тебя выстрелом оглушило. Как ты падала, ты бы видела! Мне показалось, ты прямо на стену свалишься, а там колючая проволока… Галка, ну куда тебя понесло летать над этим домом? Тебе же говорили, что нельзя!

– Как ты узнал, что это я упала? (На некоторые вопросы можно ответить только вопросом.) Там были и другие галки.

– А я других и не заметил, – сказал он голосом Ивана-царевича из фильма-сказки. – Ты для меня одна-единственная.

Невозможный тип. Невозможный.

– А все-таки?

Летчик Ли виновато пожал плечами. Он всегда принимает виноватый вид, когда я делаю какую-нибудь глупость.

– Все остальные разлетелись, как только заметили ствол.

– Понятно. А я… – М-да. Если правдиво констатировать факт, я ствола не заметила. Выстрел увидела, и на том спасибо.

– Лап, завязывай с оперативной работой, – попросил Летчик Ли. – Она неполезна для твоего здоровья.

– Может быть, и неполезна, – ответила я. Получилось упрямо и с вызовом, и он отреагировал моментально.

– Я не могу тебе приказывать. Но я больше не хочу, чтобы ты улетала от меня.

– Как же я не буду улетать, когда у меня ребенок дома?

– Выходи за меня замуж, – сказал Летчик Ли.

– Ну что ты так смотришь? – спросил он несколько секунд спустя.

– Ты первый раз мне это говоришь.

– Как первый? Разве? – О, эта удивленная физиономия! Так я и знала. – Нет, я всегда… ну, может быть, не помню.

Галантно решил не спорить с дамой, но абсолютно уверен, что прав. И я уже сомневаюсь: может, и в самом деле он предлагал, но я забыла?

Нет. Такого бы я не забыла.

– Ты правда этого хочешь?

– Правда хочу, – прошептал мне на ухо лис-оборотень. Ага, как же.