Текст книги "Птица над городом. Оборотни города Москвы"

Автор книги: Елена Клещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Слушай, Нась, а это как вообще… ну, когда… превращаешься?

– Ну как… я не знаю… так – р-рас-с-с – и все! Что-то вспыхнуло – и видишь, все кругом прям такое большое…

Силы небесные, ну и дуреха. Неужели девочки верят?! А ведь верят.

Еще бы они не верили, когда у них на глазах обычная девчонка, такая же, как они, обернулась кошкой и обратно. И Людмила, натурально, видела то же самое – в своей группе. За такой эзотерический опыт ста долларов не жалко. Только вот что она скажет, если заметит сейчас в другой группе эту же неприметную девочку Настю в дешевых велосипедках на тощих ляжках? Именно ту единственную, которой удалось превращение в зверя? Тут уж даже самая приятная дама заподозрит некую странность…

Тем временем Жарова наконец-то выпроводила Людмилу и вопросительно взглянула на меня.

– Здравствуйте еще раз, – сказала я, – я из «ИГ», это я вам звонила. Катя Потоцкая работает в моем отделе, мне очень понравился ее материал про вас. Вот, посмотрите, пожалуйста.

Жарова приняла у меня фальшивую корректуру и с любезным выражением лица в нее вчиталась. Я надеялась, что ей понравится: ехидный пиар лучше, чем никакого, а то, что в материале не говорится о взаправдашнем превращении девочки в кошку, даже и к лучшему для нее, Жаровой. Великоватая могла бы получиться сенсация для ее маленького бизнеса.

А в сущности, и неважно, понравится ей или нет. Кончилась ваша развлекуха, барышни.

Девчонки вышли из зала, Настя вопросительно взглянула на Татьяну. (Надо же, как спелись, это к вопросу о сотрудничестве и взаимопонимании между оборотнями и нормалами…) Я деловито копалась в рюкзачке, отвернувшись в сторону.

– Иди, Настюсик, я щас, – сказала Жарова. Настя кивнула и посыпалась вниз по лестнице вслед за подружками. Похоже, меня она не узнала. Да еще бы: мама приятельницы младшего брата, подумаешь, важная персона… И пусть идет с миром. Время для воспитательных бесед у нас еще будет.

Жарова наговорила мне милых слов, я – ей. Я разрешила ей оставить у себя корректуру, она попросила поставить ее в известность, когда выйдет номер. Она осталась запирать зал, я вышла и обернулась.

Настя вышла с другими девчонками, на углу распрощалась с ними, сделала кружок и вернулась к воротам. Уселась на бордюр под желтым кленом, достала телефончик.

Жарова от подъезда пошла к забору, где были припаркованы новые «жигули» цвета «мокрый асфальт». «Иди, Настюсик, я щас»– ага, значит, Настюсик живет у старшей подруги. Вот почему ее никто не мог найти.

Как может птица задержать автомобиль? Десятком разных способов. Но чаще всего мы применяем самый простой.

Само собой, в человеческом Облике я как сотрудник солидного издания, стильная женщина и мать гимназистки никогда бы не позволила себе такой выходки. Но когда ты птица, многое меряется иной меркой. Я села на крышу «жигулей», честно издала предупреждающий крик и свесила хвост над лобовым стеклом…

– Эй, эй, брысь! Кыш! – завопила Жарова. Я послушно взлетела.

– О черт… – жалобно произнесла тренерша, чем выдала свое недавнее пребывание в московском деловом мире: бизнес-уимен у нас обычно выражаются покрепче. Порылась в бардачке, вынула гигиенические салфетки, пачку бумажных носовых платков и задумалась. Отлично: минут пять у меня есть, а то и все десять. Я сделала вираж и полетела к воротам, на клен.

Серый тротуар подо мной был испятнан лимонно-желтыми листьями. Покачиваясь на ветке, я разглядывала сверху непутевую дочку Матвеевых: белый пробор на черном затылке, серый ворот ветровки, вышитые стразами цветы на голубых джинсовых коленках, потертые тапочки серебряной кожи.

В принципе, ничего удивительного во всей этой истории не было. Не для оборотней. Мегаполисы конца тысячелетия – такие специальные места, где дети нормальных людей взрослеют поздно, если взрослеют вообще. В типичном случае подростковый бунт у них плавно переходит в кризис среднего возраста, и для мамы с папой тридцатипятилетнее чадо все еще остается «нашим мальчиком» или «бедной девочкой». И если вдруг дитятко проявляет желание самостоятельно заработать много денег, родители ударяются в панику: не иначе как ребенка заманили в свои сети наркодилеры! Зачем бы еще ему деньги: на еду-одежду вроде бы хватает, машина есть, на свадьбу и внуков мы всегда подкинем…

Наши дети не такие. Оборотень взрослеет рано, и в двадцать первом веке – как в древние времена. Мы бы и рады оберечь их, продлить время опеки и обучения – но как оберечь, когда самую страшную опасность наш ребенок носит в себе самом? А того, кто научился справляться с этим, под крыло уже не спрячешь. Ни в какой ситуации. Жизнь свою он будет строить сам, начиная годиков с шестнадцати. Есть проблема – решит ее. Нужны деньги – заработает…

Но не таким же способом, елы-палы!

Я спикировала на дорожку, прямо перед ней, и обернулась. Так резко и ярко, как сумела. Девчонка пискнула и шарахнулась.

– Здравствуй, Настя, – сказала я ласково. – Я мама Маши Афанасьевой, может, помнишь. У тебя совесть есть?

– А что такого? – огрызнулась Настя, моргая черными глазищами. – Вам-то какое дело?

– Никакого, – согласилась я. – Вся Москва тебя ищет, матери с сердцем плохо, а ты тут развлекаешься.

– Я не развлекаюсь! Я работаю.

– Твоя работа, Насть, упоминается в уголовном кодексе. В статье сто пятьдесят девять, если я ничего не путаю – «Мошенничество, совершенное группой лиц по предварительному сговору».

– Агащаззз! – опять огрызнулась девица. – Нормалы в нас не верят, какое вообще мошенничество? Просто шутка.

М-да, нетрудно догадаться, с чьего голоса поем. Старшая подруга научила.

– Настя, – проникновенно сказала я. – Для тебя новость, что в милиции работают не одни нормалы?

– А… ну и что?

– Да ничего. Ты же не считаешь, что законы писаны исключительно для нормалов? Думаешь, ты такой великий оборотень, что на тебя и управы нет?

– Так вы из милиции, что ли?

– Я журналист, но это к делу не относится. – Я вытащила из кармана визитницу, вынула одну карточку и протянула Насте. – Держи. Чем быстрее ты сама объявишься дома, тем меньше будет неприятностей у тебя и у Татьяны. Если боишься одна идти, позвонишь мне.

– Я никого не боюсь! Вот еще, бояться.

– А чего тогда сбежала?

– А потому что у меня своя жизнь! Нам деньги нужны, мы хотим квартиру выкупить, а потом может быть поздно. А они говорят – учись, но это смешно! Что я, со стипендии копить буду? Или Виктор один вкалывать будет, а я математику зубрить, да? Глупо!

Чувствовалось, что речь продумана давно и исполняется не впервые. Ах, дитятко, – кто ж тебе подсказал копить на квартиру по сто долларов с клиента?! Или все-таки не по сто?.. Десяток человек в группе, групп, допустим, три, а возможно, и больше, минус аренда зала и прочие накладные расходы…

– Я не знаю, кто такой Виктор, – сказала я (хотя чего тут знать, подумаешь, бином Ньютона: Виктор наверняка и есть корень проблемы). – Но убегать из дома – это последнее дело. Взрослые люди не бегают от родителей, взрослые люди договариваются с ними по-взрослому. А попадать под суд по обвинению в мошенничестве – вот это на самом деле глупо и смешно. Тогда никакую квартиру вы точно не выкупите. Ты подумай об этом, Насть. Прячь визитку, сейчас твоя подруга подойдет. Я бы на твоем месте не говорила ей ничего, а ушла потихоньку. Обижаться ей не придется: она с тобой поступила, мягко говоря, не совсем честно.

Взлетая, я успела увидеть, что Настя засунула мою визитку в кармашек у пояса джинсов. Хорошо: значит, Татьяне не покажет. По крайней мере, не сразу.

Я проследила Татьянины «жигули» до их дома (всего-то в двух кварталах отсюда), посмотрела, в какой подъезд они вошли. А вот теперь можно и домой, к ребенку. Валере нужна Жарова – он ее получит.

Глава 13

Хунта был великолепным таксидермистом. Штандартенфюрер, по словам Кристобаля Хозевича, – тоже. Но Кристобаль Хозевич успел раньше. Он любил успевать раньше – всегда и во всем.

А. и Б.Стругацкие.

Валерке я позвонила в тот же вечер, сразу, как уложила ребенка. Он обрадовался, тут же начал профессионально бомбардировать меня вопросами: что за центр здоровья, что за группа обучения оборотничеству, давно ли работает (выходило, аккурат с тех пор, как Настя ушла из дома – первое бесплатное занятие было в пятницу), какая из себя Жарова Татьяна Михайловна – рост и возраст, и вес, и адрес… Адрес с точностью до подъезда его вконец осчастливил. Но я его тут же и огорчила: созналась, что говорила с Настей и рекомендовала ей сдаться самой.

Трубка угрожающе умолкла секунд на десять, затем спросила совсем другим, шипящим голосом:

– Можешь объяснить, зачем ты это сделала?

– Чтобы дать девочке шанс.

– Шанс удрать от нас?

– Не поняла, с какой стати ей удирать? И куда, главное? Или она идет домой, или она, как дура, остается со своей Жаровой, и уж тогда ты берешь их обеих. Жаровой что светит?

– Третий вариант тебе в голову не приходит? – шипела разъяренная рысь. – Девочка все рассказывает Жаровой, и они скрываются вдвоем!

– А занятия как же?

– А никак. Свобода дороже. Лягут на дно, потом наберут новую группу. Может, в другом городе. (Я промолчала.) Фактически ты их предупредила. Я не понимаю, зачем?!

Ночью я спала плохо. А назавтра, часов в одиннадцать, Валеркин звонок сорвал меня с совещания. На этот раз меня приглашали не в кафе.

Валеркин кабинет обставлен без показной аскезы, какую можно увидеть в телесериалах о бравых операх. Никакой желто-фанерной мебели, никакого портрета Дзержинского над столом. (Портрет есть, но не Феликса Эдмундовича – тот, кто изображен на нем, широкой публике не известен.) На полу между дверью и креслом посетителя расстелена огромная, прямо-таки невероятного размера бурая шкура. Не спрашивайте, кем был при жизни хозяин шкуры и за какие заслуги Валерка, добрый и незлопамятный, как все рыси, украсил им свой офис. Меньше знаешь – крепче спишь.

В обширном кресле коричневой кожи Татьяна Жарова, растерявшая весь гламур, ненакрашенная и зареванная, казалась маленькой, как птичка на бегемоте. Меня она узнала не сразу. А когда узнала – охнула и прижала пальцы к губам.

– Вы знакомы с этой гражданкой? – суконным голосом спросил ее Валера.

– Это… Галина, я не помню фамилии, она журналистка, – с готовностью ответила Жарова. – Она вчера ко мне приходила, статью приносила… То есть… она, что ли…

– Итак, Жарова Татьяна Михайловна, – тем же тоном продолжал он, не отрывая глаз от бумаг перед ним, – постоянно проживает в поселке Ароматное Московской области (Жарова тихонько заскулила), работает в Москве преподавателем художественной гимнастики… согласно трудовой книжке… Когда вы в последний раз видели Анастасию Матвееву?

– Я же уже сказала! Настя вчера пошла в «Копейку» за чаем и конфетками и не пришла! Двенадцать, час, нету! Звоню туда, сюда, на мобильник ей, нету! Я сама как раз собиралась к вам обращаться, и тут вы пришли!

– Надо же, какое совпадение, – задумчиво сказал Валерка. – Слабо верится, что собирались обращаться… Куда именно вы звонили, когда Матвеева не вернулась? Ее родителям?

– Н-нет… – Жарова вскинула глаза, в них блеснула надежда. – А она разве…

– К сожалению, нет, – ответил ей Валерка, глядя на меня. – Дома Матвеева не появлялась. Так кому вы звонили? Туда и сюда – это куда конкретно?

– Ну… Оле, нашему бухгалтеру. Потом Светлане, это Настина подруга, Настя ей звонила, ее телефон в исходящих отпечатался… А больше никому, она никуда не могла пойти. А на мобильнике «абонент недоступен»…

– А Виктору вы звонили? – вмешалась я в ход дознания.

– Кто такой Виктор? – ледяным тоном спросил Валерка. Я кивнула на Жарову: отвечай, мол, тебя допрашивают, не меня. Жарова испуганно заморгала:

– Я не знаю… а, это Настин мальчик? Но он же в Питере живет?

Так, подумала я.

– Так, – сказал гражданин начальник. – Фамилия, адрес Виктора?

– Не знаю я! Вы думаете, что ли, она к нему уехала? Да она денег не взяла с собой почти нисколько, ни вещей…

Валерка глянул на меня, подняв бровь, я кивнула. Деньги, вещи… хи-хи. Девчонке из наших ничего не стоит уехать на ночной «Авроре» зайцем. В смысле, котенком. Не выбросит же проводница из окошка хорошенькую черненькую кисоньку! А что, запросто. Перепугалась и кинулась к любимому.

М-да, а Валерка прав насчет меня. Нелестные эпитеты и характеристики я заслужила. Теперь ему связываться с питерским оборотневым отделом, искать этого Виктора неизвестно-как-его-там-дальше… вся история по новой, все то же самое, что с Жаровой. Ну, немного попроще: оборотней в Питере не больше, чем в Москве. Странно, что Виктор до сих пор не всплыл в процессе дознания. Если верить Насте, у них такая большая любовь, что аж квартирный вопрос стал безотлагательным, – и никто ничего про это не знал? Ни мама, ни подружки?.. Впрочем, подростки-котята бывают феноменально скрытными.

– Хорошо, если вспомните, сразу же сообщите мне. – Валерка нажал на кнопку диктофона, отключая запись. – Ну что, Татьяна Михайловна… я вам рекомендую оставаться в Москве, на той же квартире. То есть не то что бы рекомендую… просто оставайтесь там. Мошенническую деятельность, разумеется, придется свернуть…хотя так и так пришлось бы, без второй фигурантки… ну, будете учить людей чему-нибудь хорошему, светлому и доброму. Танцу живота, например. А если Настя появится на вашем горизонте, наберите один из этих номеров и точно следуйте инструкциям. Если вы сумеете нам помочь, думаю, доводить это дело до суда мы не станем. Вы меня поняли?

Жарова часто закивала.

– Тогда до свидания. Пропуск не забудьте.

Дверь за преподавательницей гимнастики закрылась. Валерка поднял голову и уставился на меня в упор…

– Лапа, ты дура, – сказал любимый человек.

– Без тебя знаю! – огрызнулась я. Продолжительная беседа с сотрудником МВД укреплению нервов не способствовала, тем более что моя личная совесть выступала в этом раунде целиком и полностью на Валеркиной стороне. – Спугнула девчонку. А теперь скажи мне что-нибудь хорошее.

– А я не это имею в виду, – безмятежно ответствовал Летчик Ли, усаживаясь рядом со мной. – С Настей ты все правильно сделала, молодец. Во-первых, нашла ее, убедилась, что она жива-здорова. Для ее родителей это самое важное. Во-вторых, узнала, что она поехала к своему молодому человеку, который в Питере. Никто про него не знал, тебе она сразу сказала.

– А может, она не к нему поехала?

– А куда еще? – парировал любимый. И эти люди еще рассуждают о женской логике… – Подумаешь, придется твоему оперу немного посуетиться, ничего страшного. Волка ноги кормят, или кто там он – рысь? – ну, значит, лапы. Найдет девчонку, никуда она не денется. А дура ты не поэтому.

– А почему я дура?

– Она еще спрашивает, – Летчик Ли поставил на столик два стакана и полез в бар за мартини. – Мне позвонила Наталья и рассказала, как ты зажигала на квартире у этого вашего… вервольфа.

– Та-ак.

Я мысленно занесла на Натальин счет еще и это. Подруга называется.

– Лап, ну ты что, с ума сошла? – проникновенно вопросил Летчик Ли, обнимая меня за плечи. – Я как представил все это… как ты к нему одна полезла… как он на тебя бросился… ох.

– Наталье-то откуда все это знать? – буркнула я. – Как полезла, как бросился… ее там не было.

– А почему, кстати, ее там не было?! Тебя послала, а сама…

– Потому что Наталья сорока, а я галка.

– И что?

– А у Ламберта квартира в центре Москвы.

– И? Думаешь, люди сильно удивились бы, если бы на Тверскую прилетела сорока?

– М-млекопитающее, – с чувством обозвалась я. – Зверь шерстяной. Жить меня учит, а простых вещей не знает. Ты когда-нибудь, хоть раз видел сороку в центре Москвы?

Летчик Ли задумался. Не иначе, добросовестно припоминал все свои встречи с сороками. Потом сказал:

– Нет, не видел. А почему?

– Потому что Москва заклята от сорок, – объяснила я. – Заклял ее святой Алексей в шестнадцатом, кажется, веке. Согласно хроникам, распознал в одной сороке ведьму, ну, то есть не ведьму, а сам понимаешь кого – из наших. Но, видимо, тетка эта была большая зараза. (Может, Натальина прапрапрабабка, мысленно добавила я.) Что именно она делала, история умалчивает, однако святой так впечатлился, что воспретил всем сорокам появляться в Москве. В тогдашних пределах города, естественно. И оборотням, и обычным птицам. До сих пор действует. Наталья даже в человеческом Облике на совещания в центр ездить очень не любит. Говорит, депрессивно.

– Ох, мать… – Летчик Ли уважительно покрутил головой. – В смысле, какая силища. Четыре века. Интересно. Не знал. А от лис он Москву не заклял?

– Дай подумать. – Я огляделась, выискивая вокруг лис, потом сфокусировала взгляд на любимом и радостно показала пальцем: – А, нет, похоже, не заклял! Лисам можно.

– Это хорошо. Ну, за здоровье и процветание…

Не успела я трех глотков сделать, как он вернулся к теме. Сбить кицунэ со следа вообще очень сложно.

– Галка, я тебя очень прошу, не рискуй так больше. Я все понимаю, группа, спецзадание, но больше никогда так не делай. Пожалуйста.

Я промолчала. Честно говоря, просто не знала, как реагировать на этот приказ. Или просьбу. До сих пор наши отношения не заходили так далеко: не случалось еще Летчику Ли мне указывать, что я должна делать и чего не должна.

– Ладно, обо мне не хочешь думать, – гнул свое любимый, – подумай о Машке. Как мы будем без тебя?

«Мы»?! С каких это пор вы с Машкой «мы»? А ты без меня будешь, подозреваю, нормально. Судя по тому, как к тебе липнут разные пушистые зверушки в «Фокс Систерз». И не надо мне рассказывать о глубоких и искренних чувствах кицунэ, а тем более о единственной любви лиса-оборотня.

А то, чего доброго, поверю.

Ага. Открыла рот, чтобы осадить нахального любовника, и произнесла совсем другое.

– Хорошо. Больше не буду.

Театр. Чистый японский театр.

Он сгреб меня в охапку.

– Я не могу без тебя.

Неужели можно так врать? А почему, собственно говоря, нет? А потому, что мне хочется верить.

– Ладно. Сказала же…

Душевный и тактичный ответ. Ну, как умею, не взыщите.

– Сейчас я тебе картинки покажу. Со вчерашнего. Так, ничего особо интересного, опять корпоративка, но есть неплохие кадры.

– Опять девок снимал?

– Лапа, – укоризненно сказал Ли. – Девок снимают в других местах. А я фотографировал сотрудников компании.

– Ну если сотрудников компании, тогда ладно.

За компьютером вдвоем мы сидим так: один в кресле, другой на том же самом катучем столике, с которого едим. Тут главное – не спихнуть задом тарелку или стакан.

Я добросовестно смотрю в монитор, на людей в деловых костюмах, вечерних платьях и почему-то в желтых касках. Что они символизируют, эти каски? Ах, это у них новый деловой центр только что открылся, этому важному событию будет посвящен рекламный фотобуклет, и все сотрудники в едином порыве – строители и созидатели. Мыкоманда-мыкоманда. Ясно.

Итак, Ли щелкает мышью, я припоминаю все, что мне известно об искусстве репортажной съемки, стараясь понять, чем отличаются неплохие кадры от неинтересных. Гоню неуместную мысль, что, возможно, на «неинтересных» кадрах присутствуют молодые девицы, слишком уж интимно улыбающиеся фотографу. Ерунда – во-первых, он там был на работе, во-вторых, на фига ему офисные барышни и тетки, когда есть модели и девочки из «Фокс Систерз»… почему вы так фатально убеждены в мужской порочности, Галина Евгеньевна? – личный жизненный опыт меня в этом убеждает, граждане; – а стоит ли обобщать единственный результат на все остальные объекты? – не знаю, не знаю, но лучше думать о людях хуже, тогда разочарование будет приятным… впрочем, вот в этом пропущенном кадре девица не такая уж молодая, строго говоря, вообще не девица… что?!

– Стоп!

– Тебе эта нравится? Да нет, лапа, тут, видишь, мужик глаз зажмурил, а дама разулыбилась несообразно. Эту я сотру.

– Погоди-погоди! Это кто?!

– Это? – Ли подхватил курсором кадр, увеличил лицо женщины, крутанув колесико. – Это Тамара, их пиар-менеджер или что-то вроде. Дама неприятная, мне с ней пришлось говорить, когда время уточнял. Ты ее знаешь?

– Не то чтобы лично… – протянула я. Накрыла его руку с мышью, потаскала кадр туда-сюда. Никакого сомнения: у фуршетного стола, рядом с двумя мужиками, одним лысым и одним кучерявым, грациозно поднимает бокал белого вина – та самая инспекторша, проверяющая из наробраза, что сидела на уроке у Ламберта. Даже брючный костюм тот же самый! Даже стразовая брошечка на лацкане!

– Лап, да ты чего? Ревнуешь, что ли? – с ужасом спросил Летчик Ли. – Не подумай плохого, я таких не обслуживаю, честно! Только деловые отношения!

– То есть она в этой фирме работает, – задумчиво сказала я. – Что за фирма, я прослушала?

– Сейчас скажу, – Летчик Ли подтащил поближе свой лист для записей – любопытный человеческий документ, который заменяет ему ежедневник. Лист был исписан вкривь и вкось, слева направо, сверху вниз и вверх ногами, а с нижнего края оборван – видимо, чтобы взять с собой нужный телефон или адрес. – «Веникомбизнес».

– Чем бизнес? – не удержалась я.

– Веником, – подтвердил Ли.

– Шваброй и тряпкой. Хорошее название у конторы. Что-то связанное с уборкой? Или они аксессуарами для бани торгуют?

– Вряд ли. Они медициной какой-то занимаются, насколько я понял.

– Все ясно… То есть ничего не ясно. По четным – пиар-менеджер, а по нечетным рыбу удит. В смысле, инспектор.

– Не понял, – подумав, произнес Ли.

Я объяснила про открытый урок. Летчик Ли взял бутылку и налил нам обоим мартини на два пальца.

– Да нет, лап, я думаю, тебе показалось. Наверное, все-таки не она. Где этот бизнес вениками и где Министерство образования?! Или, может, эти тетки – сестры. Близнецы.

– Может, и сестры, – неуверенно согласилась я. Нет, конечно, в Москве уйма похожих лиц, и мне уже приходилось встречать двойников – иной раз и вовсе не родственников… ха, можно подумать, я по лицу ее узнала! На лицо я посмотрела во вторую очередь. Костюм песочного цвета, с дурацкими лацканами о трех зубцах каждый, на левом лацкане приколота стразовая брошка в виде лилии – я же помню, как эти стразики отражали солнце, лучик попал мне в глаз, когда я качалась на березовой ветке. Волосы выкрашены в натуральный пшеничный цвет, пышно уложены, а затылок подстрижен «лесенкой»– вот спорим, если он ее хоть раз снял со спины, эту «лесенку» мы и увидим на фото! Костюмы, брошки и прически – тоже близнецы, что ли?!

Вообще-то лицо не так уж похоже, если приглядеться. На фото она не хмурилась начальственно, а скалилась в улыбке, которую сама, очевидно, считала голливудовской. Получилось и вправду страшненько, особенно впечатляла золотая коронка на нижнем зубе. Может, все-таки не она? Или просто макияж другой?

– Зачем бы пиар-менеджеру притворяться инспектором?

– Вот и я о том же.

– Инспектировать Ламберта, это ж ни пользы, ни удовольствия! А с другой стороны…

Мы посмотрели друг на друга. Инспекторша, которая на самом деле, очевидно, не инспекторша, сидела на уроке у Ламберта, и тот на следующий день запил…

– Ладно, возьми эту картинку себе на флэшку, завтра покажешь Наталье, – быстро сказал Летчик Ли. – пусть она разбирается.

И вернулся к основной теме:

– Галка, ты-то только не суйся в эти вервольфовские дела! Очень тебя прошу, пусть они теперь сами.

Еще бы они не сами. Я теперь, считай, отстранена от операций.

– Плевала я на вервольфа, – вежливо сказала я. – Ли, скажи честно, ты как думаешь: Настя найдется?

– Найдется, – уверенно сказал Летчик Ли. Обожаю его за эту безапелляционность.