Текст книги "Полдень XXI век 2003 №5-6"

Автор книги: Елена Хаецкая

Соавторы: Виктор Точинов,Марианна Алферова,Александр Бачило,Николай Романецкий,Александр Тюрин,Ярослав Веров,Ирина Бахтина,Нина Катерли,Тарас Витковский,Полдень, XXI век Журнал
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

ЗАГРЕЙ не понял.

– О чем ты?

– Там на берегу вино. Целый ящик. Цербер его выловил. Клянусь! Ящик и в нем бутылки.

Толстяк весь дрожал.

– Откуда ты знаешь, что ЭТО – вино?

Толстяк задрожал сильнее.

– Значит, ты не забыл?..

Толстяк закрылся ладонями – будто боялся, что его будут бить.

Да, он помнил, несомненно помнил. Но ведь остальные – нет. ЗАГРЕЯ охватила тревога. Он кинулся назад в комнату, натянул брюки и кожаную куртку, толкнул в бок Ни-Ни.

– Ну что еще? – она напрасно пыталась заснуть вновь, чтобы досмотреть свой хороший сон, как они живут в роскошном отеле где-нибудь во Флориде, и у них пятеро симпатичных детишек.

– Пошли! Скорее! Это шанс!

– Какой шанс? На что?

Он не стал объяснять. Он и сам не знал. Только лихорадка с каждой секундой охватывала его все сильнее.

– Шанс, шанс, единственный шанс, – повторял он, натягивая сапоги.

Его возбуждение передалось ей. Она заспешила, застегнула лишь несколько пуговиц на платье и выскочила на лестницу. Лиловый шелк развевался вокруг бедер.

ЗАГРЕЙ скатился по перилам, побежал, обогнал винодела. Толстяк семенил следом. Всхлипывал, утирал лицо. Ему наверняка казалось, что он потеет.

На берегу уже собралось человек семь. Юноша с длинными черными кудрями вытащил бутылку из ящика, открыл пробку и медленно лил темно-бордовое вино в рыжую тину, вынесенную на берег волнами Стикса. ЗАГРЕЙ закричал. Так закричал, будто нож ему всадили в живот. Рванулся к юноше, вырвал бутылку. Поздно – на дне осталось лишь несколько капель. ЗАГРЕЙ огляделся: Ни-Ни рядом не было. Наверняка отстала и заплутала где-то. Но ему было все равно. Главное – вино.

ЗАГРЕЙ жадно приник к горлышку. Глотнул. И тут привиделось ему синее небо, и белые аркады, а на них зеленые настилы ажурных виноградных листьев.

Поспешно он схватил другую бутылку, открыл аккуратно – руки дрожали немного, и сделал глоток… На желтом песке лежали фиолетовые тени. Стены домов, белые на солнце, сиреневые – в тени, красные крыши на фоне зелени. Море цвета изумруда плескалось в раковине залива. В этот мир уходит Прозерпина и говорит, что несчастна.

ЗАГРЕЙ протянул бутылку толстяку. Тот глотнул. И третий, беспамятный, что топтался поодаль, повторил, что делают другие. И вдруг заплакал.

– Лапушка, – бормотал он, прижимая бутылку к груди. – Как же так, Лапушка… где ты?

Юноша запел – голос был приятный. А мотив ЗАГРЕЙ уже слышал, только не помнил, где.

– Надо все менять, – проговорил толстяк, отирая ладонью лицо. – Зачем нам ладья? Да, зачем нам Харон и его ладья? Нам мост нужен. Каменный современный мост. Трехпролетный или даже четырехпролетный. Почему никто не додумался построить мост?!

– И чтобы по нему беспрепятственно туда и назад, – подхватил юноша. – Кто хочет – туда. Кто хочет – назад.

– Дай мне, – потребовала девушка с длинными золотыми волосами. ЗАГРЕЙ ни у кого не видел таких волос – сверкающий золотой каскад. Девушка сделала большой глоток и рассмеялась.

– Как зовут тебя? – спросил ЗАГРЕЙ.

– Эвридика.

– А тебя? – обратился он к юноше.

– Орфей.

Орфей и Эвридика посмотрели друг на друга, по-прежнему не узнавая.

– Орфей, – проговорила Эвридика нараспев. – Так мы можем уйти отсюда?

– Конечно! – Орфей дерзко тряхнул волосами.

– Так давай уйдем, – предложила она. – Сейчас же.

– Еще один ящик! Глядите, еще один ящик! – радостно заорал толстяк и полез в воды Стикса. А берег уже весь был запружен. Многие уже попробовали вина. А попробовав, развеселились. Каждый кричал о чем-то своем. Человек пять или шесть побежали навстречу ладье Харона. Но старик почуял неладное и остановил ладью. Теперь она покачивалась на темной воде, и те, что в лодке, еще не утратившие память, что-то кричали тем, что на берегу. А те, что на берегу, отчаянно жестикулировали и грозили Харону кулаками. Но грозили они напрасно – ладья не трогалась с места.

– Нам нужен солнечный свет, – бормотал толстяк. – Без солнечного света нельзя растить виноград.

ЗАГРЕЙ взял одну бутылку у толстяка и сунул в карман.

– Как тебя зовут, приятель?

– Марк, – отвечал винодел.

– Так вот, Марк, научи меня растить виноград, – попросил ЗАГРЕЙ. – Что для этого нужно?

– Что нужно? – Марк беспомощно оглянулся. – Солнце. – Он посмотрел наверх.

ЗАГРЕЙ задрал голову и тоже посмотрел наверх.

– Как ты думаешь, это солнце? – спросил Марк.

– Тебе лучше знать, ведь это ты видел солнце, а я никогда.

– Не помню… – неуверенно проговорил Марк. – Но, возможно, это солнце. Я точно не знаю.

ЗАГРЕЙ не сразу сообразил, что томящая его боль пропала. Будто не было никогда.

2

И тут послышался грохот – его ни с чем не спутаешь. Дрожали здания на берегу, дрожали камни на недостроенной набережной, сама земля вздрагивала, колыхалась у берега ржавая тина, и вода в реке взволновалась, зашепелявила тревожно. Зазвенели бутылки в ящике.

– Титаны, – пробормотал ЗАГРЕЙ и оглянулся, ища, куда спрятаться. Но спрятаться было некуда. Они стояли на берегу – место совершенно открытое, склады Тантала располагались гораздо ниже по течению – до них не успеть добежать.

А Титаны уже шлепали к берегу – они упирались маленькими, продолговатыми головами в зеленое небо. Ржавые облака тыкались им в лица, оставляя на губах и щеках влажные рыжие пятна. Впереди шел тот, что в драной тунике, испачканной бурыми пятнами, за ним ковылял, припадая на левую ногу второй, в черных брюках в обтяжку.

– Что здесь? – спросил тот, что шел впереди, и присел на корточки. Но все равно его лицо было заоблачно далеко.

– Вино! Хочешь выпить? – ЗАГРЕЙ протянул бутылку Титану. Тот взял осторожно, двумя пальцами, повертел, пытаясь разглядеть, что же таит в себе темное стекло. В красных его глазках вспыхнуло любопытство.

– Пить? Это можно пить? – От рокота его голоса ржавые облака пустились наутек.

Титан одним глотком опорожнил бутылку и замер с открытым ртом, лишь длинные розовый язык его шевелился, ловя последнюю драгоценную каплю, никак не желавшую падать из горлышка.

– Ну, что? – нетерпеливо спросил его товарищ. Титан пробормотал хрипло:

– Еще!

ЗАГРЕЙ протянул вторую бутылку. Титан и ее опорожнил одним глотком.

– А, хорошо, – выдохнул он. И струйка теплого хмельного ветра ударила в лицо ЗАГРЕЮ. – Держи! – Титан протянул сразу пригоршню бутылок товарищу.

Потом выпрямился. Шагнул. Его потянуло в сторону, огромные ножищи переплелись, как две виноградные лозы, и Титан едва не упал. Сделал несколько семенящих шагов – и по колено вошел в Стикс.

– Хорошо! – заорал он так, что слышно было на том берегу, и среди ожидавших переправы началось смятение.

Титан завизжал от восторга и принялся колотить кулаками по темной воде, поднимая тучу брызг. Харон из своей ладьи погрозил бузотеру веслом. В ответ Титан показал язык. Но все же выбрался назад на берег.

– Пошли, что ли! – он хлопнул собрата по спине.

– Пошли… – отозвался тот и икнул.

– Куда?

– А куда хошь! Теперь можно куда хошь ходить! Правда? – обратился Титан к ЗАГРЕЮ.

– Правда, – подтвердил тот.

– Тогда во дворец пошли, – сказал Титан.

3

Весь город гулял. По улицам метались какие-то возбужденные люди, мелькали факелы (где они взяли факелы и как сумели зажечь?), девушки плясали, все пели, что-то выкрикивали. Веселье плескалось через край. Никогда еще не бывало такого. Странно – пили немногие, а захмелели все.

– Я нашел! – кричал Марк, размахивая руками. – Я нашел побег лозы! Он рос в одном из ящиков! Честное слово! Клянусь!

– Ты молодец! – отвечали Марку. Все обнимали его, целовали, хлопали по плечу.

– У нас тоже будет вино, свое вино… – бормотал Марк и плакал от счастья.

– Будет свое вино, – повторяли все наперебой.

ЗАГРЕЙ забежал к себе на минутку – припрятать бутылку. Тут же раздался стук в дверь. И послышалось гавканье.

– Цербер! – позвал ЗАГРЕЙ.

Пес ворвался в комнату. А следом вошла Ни-Ни. Черный кожаный плащ стянут пояском на тонкой талии. Откуда у нее черный плащ Прозерпины? Ну конечно, взяла из шкафа – Прозерпина держит в шкафу ЗАГРЕЯ несколько плащей. Под плащом у Ни-Ни наверняка ничего нет. Только тело, белое, как снег. Нелепое сравнение. В этом мире не бывает снега. Здесь нет ни холода, ни жары – влажная теплынь, струи пара из земли и кисловатый или вовсе гнилостный запах. И оттого кожа всегда липкая.

– Восхитительная! – крикнул ЗАГРЕЙ.

– У тебя есть вино? – спросила она, глядя на него умоляюще и осуждающе одновременно.

– Есть… – Он не мог ей соврать.

– Налей мне!

– И мне! – гавкнул Цербер – все три головы разом.

ЗАГРЕЙ достал бутылку и налил Ни-Ни в бокал, а Церберу в миску. Бутылку выкинул в окно. Снизу послышался звон разбитого стекла. Теперь рядом с трупиком птицы и желтой нагой куклой – осколки стекла и в ракушке одного из осколков – капля вина. Пей, кукла! Я дарю тебе вино вместо хлеба.

Пес вылакал мгновенно темную жидкость.

– Похоже на трупную кровь, – поделилась впечатлениями одна из голов, – только куда вкуснее.

– И ничего подобного! – гавкнула другая. – Настоящее живое вино. Танат угощал две тысячи лет назад. Или забыл?

– У него склероз, – залилась гиеньим хохотом третья голова. Из трех она была самая веселая.

Ни-Ни пила осторожными глотками, делая после каждого длительную паузу.

– Хорошо, – выдохнула наконец она. – Очень хорошо. Я теперь совершенно здорова. Давай, уедем к морю. Я мечтала побывать на море. Никогда не бывала. Ни разу в жизни. Когда заболела, хотела поехать. Но мама отсоветовала. Сказала: понадобятся деньги на лекарства. Она предусмотрительная.

– Лучше бы ты поехала к морю.

– Но мы теперь поедем туда вместе.

Ни-Ни медленно отставила чашу. Медленно развязала кожаный поясок. Плащ упал на пол. Под плащом не было ничего – как и полагал ЗАГРЕЙ.

– Выйди! – приказала она Церберу.

Пес попятился задом, опустив к полу все три головы.

Ни-Ни обхватила ЗАГРЕЯ руками и ногами. Губы впились в губы. После вина кровь бежала по жилам быстрее.

«А ведь она была живая, – сообразил вдруг ЗАГРЕЙ. – Только забыла, что умерла».

Она застонала. Прежде она никогда не стонала во время их венериных забав. А теперь выгибалась, впивалась ногтями в кожу. И лицо ее строило нелепые гримасы, будто она сейчас заплачет или начнет безумно хохотать.

– Пусть Харон привезет нам целую бочку вина, – прошептала Ни-Ни, когда они, обессиленные, растянулись на ложе.

– Я ему прикажу, – пообещал ЗАГРЕЙ.

– Никуда не хочу уходить… – прошептал он.

– Я тоже… – отозвалась она сквозь сон.

Ему вновь приснились пляски. На голове – венок из виноградных листьев и спелые грозди свешивались ему на лицо. Ягоды лопались, и сладкий хмельной сок тек по коже. Из толпы танцующих вырвалась Ни-Ни, подбежала и стала слизывать капли.

– Ариадна, ты моя Ариадна… – прошептал он во сне.

4

Цербер метался по улицам и лаял от восторга. Его никто не боялся. Кидали трехглавому псу печенье. Цербер – упитанный, бока так и лоснятся.

– Фу, какая грязь, – фыркнула Ни-Ни. – Просто невозможно пройти. И перепрыгнула через лужу. Но туфельки все же испачкала. ЗАГРЕЙ поднял ее на руки и перенес через следующую лужу легко, как листок бумаги. Он был сильным. Прежде он никогда не ощущал в себе такой силы. Может, это и есть сила жизни?

Возле серой стены стоял художник Вин и рисовал на ней черные ирисы.

– Ирисы на самом деле желтые или фиолетовые. Бывают голубые, – пояснил он. – Но здесь только черные.

ЗАГРЕЙ протянул ему бутылку, художник затряс головой, замахал руками.

– Нет, нет, я уже пил. Больше нельзя.

– Почему? – удивился ЗАГРЕЙ.

– Нельзя. Иначе не смогу…

Тогда ЗАГРЕЙ взял и облил стену вином. Ни-Ни рассмеялась. Она ничего не могла выговорить. Только тыкала в стену пальцем. Все ирисы стали фиолетовыми.

– Пойдем во дворец, – предложил ЗАГРЕЙ.

– Зачем? – удивилась Ни-Ни.

– Хочу говорить с Дитом! Я хочу говорить с самим Дитом! И пусть этот мерзавец посмеет мне отказать.

– Не посмеет, – утвердительно кивнул художник.

5

Еще издали они услышали грохот. Сначала не поняли, что творится. Над дворцом поднималось облако ржавой пыли. Казалось, дворец горит тусклым огнем. Но нет, он не горел – это Титаны ломали левое крыло дворца. Никто не охранял вход, и потому ЗАГРЕЙ с Ни-Ни вошли беспрепятственно. Цербер бегал по пустым залам и лаял. Эха не было, звуки тонули, как в вате.

– Мне здесь не нравится, – сказала Ни-Ни и поежилась.

– Эй, Дит! Где ты! – нагло крикнул ЗАГРЕЙ и отхлебнул из бутылки. – Нам есть о чем поговорить. Думаешь, я пришел захватить твой дворец! А вот и нет. Не угадал. На кой ляд мне твой дворец! Здесь можно сдохнуть со скуки. Я пришел сказать, что теперь я буду выращивать лозу и пить вино каждый день. И ты мне не запретишь! И еще мы построим мост! Слышишь?!

На самом деле ЗАГРЕЙ хотел сказать что-то другое, что-то куда более значимое, что-то сокровенное и тайное, о чем он все эти годы мечтал. Но почему-то то думаное-передуманное высказать вслух оказалось невозможным, а остались какие-то простенькие понятные слова про вино и посадку лозы. ЗАГРЕЙ чувствовал, что говорит не то, и посмотрел на Ни-Ни, будто ожидал от нее подсказки. Но она лишь оглядывалась по сторонам, ежилась и плотнее куталась в черный кожаный плащ Прозерпины. Вот если бы Танат был здесь, он бы подсказал. Нет, что за чушь! Как мог ему, живому, что-то подсказать Танат?

– Я открою магазин по продаже вина. И новую таверну, где будут поить вином и еще у меня будет погреб, и еще… – ЗАГРЕЙ опять запнулся. Не то он говорит, не то.

И с каждой фразой уходит все дальше и дальше от того первоначального, сокровенного. И уже не вернуться назад – хоть плачь:

– Молчи! – крикнул он сам себе. И даже голос собственный ему не понравился – какой-то тоненький, мальчишеский, несерьезный голосок.

Впрочем, ерунда – неважно, что он тут кричит, – все равно его никто не слышит – весь дворец содрогается от грохота камней – Титаны все еще рушат стены. И Дит его не слышит. Дит куда-то сбежал. Вот его пустой трон, а на троне – золотой шлем. ЗАГРЕЙ схватил шлем и надел на голову. Ни-Ни испуганно ойкнула.

– В чем дело? – спросил ЗАГРЕЙ самодовольно.

– Ты исчез, – пробормотала Ни-Ни, оглядываясь. ЗАГРЕЙ снял шлем.

– Теперь ты меня видишь?

– Теперь да, – она через силу хихикнула. – Это шутка, да?

– Это волшебный шлем Дита.

ЗАГРЕЙ нахмурился. «Шлем, который дает Диту власть», – вспомнил он слова Прозерпины. Дит сбежал и оставил шлем. Так перетрусил, что оставил шлем. И теперь шлем у него, ЗАГРЕЯ. Теперь выходит он, ЗАГРЕЙ, – повелитель этого мира. Вот интересно. Зачем ему этот мир? Ему нужно что-то другое. Но он никак не мог придумать что.

И он вновь надел шлем.

6

Он вышел из дворца в золотом шлеме Дита и увидел Титанов. Теперь Титаны были ростом с ЗАГРЕЯ. Сила у них была та же, что прежде, – одним ударом они крушили огромные камни из фундамента дворца, но при этом казались малявками.

– Хватит! – Невидимый ЗАГРЕЙ поднял руку. И Титаны застыли. – Идите и стройте мост через Стикс. Ясно?

– Ясно! – отозвались Титаны. Им всегда все было ясно. И все равно, что делать – ломать дворец или строить мост.

– ЗАГРЕЙ, где ты? – позвала Ни-Ни. – Дай глотнуть вина. Мне холодно! – Она в самом деле дрожала.

Он снял шлем и протянул ей бутылку. Она сделала глоток и вдруг заплакала.

– Что случилось?

– Не знаю. Слезы сами полились. Прости. Он взял ее за руку и повел за собой.

«Надо спрятаться, – думал он. – И что делать со шлемом?»

От шлема хотелось избавиться – шлем вызывал у него отвращение.

– Эй, Цербер! – позвал он пса. – Хочешь, шлем подарю?

Три головы переглянулись. Веселая опять начала хихикать, а средняя потупилась и сказала:

– Хочу.

ЗАГРЕЙ тут же напялил на эту среднюю золотой шлем Дита. И голова исчезла. Пес стал двухголовым. Две видимые головы растерянно глянули друг на друга, рванули в разные стороны, лапы Цербера разъехались, и пес растянулся на мостовой. Смущенный, кое-как поднялся, пытаясь освоиться с новым своим состоянием. Потом поднял две уцелевшие морды к небу и завыл.

– А так он гораздо лучше смотрится, – сказал ЗАГРЕЙ.

ГЛАВА 6. ТАРТАР

1

Утром ЗАГРЕЙ и Ни-Ни вернулись посмотреть на стену с цветами. Ирисы опять стали черными. Художник сидел на корточках перед своей росписью и аккуратно соскабливал черные ирисы со штукатурки.

– Погоди! Что ты делаешь?!

– ЭТО ни к чему, – скучным голосом сказал художник.

– Выпей и увидишь, что очень даже к чему.

Художник оттолкнул бутылку и сам метнулся вбок. Упал. Вскочил на ноги, забился в угол.

– Не надо! – крикнул тонким срывающимся голоском. ЗАГРЕЙ пожал плечами и глотнул из бутылки сам.

– Что ты делаешь?! – закричал художник и затрясся всем телом.

– Пей! – ЗАГРЕЙ хотел влить вино художнику в рот насильно, но не получилось: драгоценная влага полилась по подбородку.

– ЗАГРЕЙ! – закричала Ни-Ни. Он обернулся.

К ним шел сам Дит, а за ним его прихлебатели – Фобос и Деймос. – Забрать вино! – приказал Дит.

– А ты попробуй!

Дит выхватил меч и замахнулся. Но он был слишком медлителен, и ЗАГРЕЙ без труда перехватил его руку и вывернул кисть. Дит был беспомощен без шлема – как и говорила Прозерпина. Пальцы Дита разжались, и меч очутился у ЗАГРЕЯ. Отличный меч, отличная сталь! ЗАГРЕЙ замахнулся и ударил. Клинок развалил божественную плоть до самого светящегося позвоночника. Дит закричал тонко и пронзительно.

И тут ЗАГРЕЮ явилась странная мысль: он схватил из рук Ни-Ни открытую бутылку вина и плеснул огненную жидкость в распоротую плоть Дита. И плоть закипела. Страшный крик пронесся по всему подземному миру. Теперь царство Дита никогда уже не будет царством Дита. Никогда!

Рядом никого не было – ни художника, ни Ни-Ни, ни Деймоса с Фобосом. Только обезображенное тело Дита. И над телом – победитель с мечом в руке. Что теперь делать? Нужно вино, много вина. Почему Харон не везет вино? А что если самому переправиться через Стикс? Зачем он отдал шлем Церберу? ЗАГРЕЙ почувствовал сожаление – чувство, чем-то похожее на боль. Надо было надеть шлем и захватить ладью… Но зачем ему переправляться теперь? Глупо, глупо. Надо всего лишь напомнить Танату про вино. ЗАГРЕЙ зашагал к берегу. Немедленно напомнить. И еще поглядеть, что за мост построили Титаны. Может, и ладья Харона уже не нужна.

Он вышел к Стиксу. От моста был лишь один пролет, вздыбленный в небо. Будто не через реку мост строили, а к облакам. И все. Титанов нигде не было видно. Вообще никого не было видно, даже Харона. И его ладья исчезла. Та сторона берега напоминала голубоватый колеблющийся студень – это бессчетное количество душ, дожидаясь переправы, скопилось на той стороне.

– Что-то у меня не получилось, – пробормотал ЗАГРЕЙ. – И куда все делись?

И тут он увидел ладью – она пристала к берегу гораздо ниже по течению. Харона в ней не было. ЗАГРЕЙ кинулся бежать. Он бежал, по колено проваливаясь в тину, падая и опять поднимаясь. Боялся что Харон вернется. Но Харон не возвращался. ЗАГРЕЙ забрался в ладью и ударил веслом. Поднялся фонтан брызг, но ладья не тронулась с места. Он вновь всадил весло в темные воды Стикса. Ладья качнулась. Еще гребок и еще. ЗАГРЕЙ закричал – все мышцы пронзила нестерпимая боль, будто он уже три или четыре часа греб непрерывно. А ведь ладья удалилась от берега всего лишь на несколько футов. ЗАГРЕЯ охватило отчаяние. Хотелось швырнуть весло в воду, лечь на дно лодки и заплакать. Неужели он так слаб и ничтожен по сравнению – нет, не с самим Дитом – с Хароном? А кто сказал, что Харон ниже Дита, слабее Дита? ЗАГРЕЙ стиснул зубы и вновь сделал гребок. Еще и еще. Ладони горели. Руки налились свинцом, перед глазами все плыло, ладья прыгала под ногами, как живая, будто норовила выбросить его за борт и уплыть. И тут ЗАГРЕЙ увидел, что тот, другой, берег рядом. Сколько лет он мечтал об этом! И вот… Он швырнул весло на дно лодки и уже перенес ногу через-борт… И тут в ладью хлынули души. Студенистый ком ударил ЗАГРЕЯ в грудь и опрокинул. А сверху навалились еще и еще. Когда ему удалось выбраться из-под этой липкой копошащейся массы, ладья была уже на середине реки. ЗАГРЕЙ попытался повернуть лодку, назад, к берегу живых, но ничего не вышло – ладья с душами была слишком тяжела, она плыла сама по себе. Все усилия привели лишь к тому, что ладья застыла неподвижно в нескольких футах от берега. Напрасно ЗАГРЕЙ налегал на весло – проклятая ладья не желала поворачиваться. А души причитали, плакали, стонали на все голоса, и хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этой заунывной тоскливой разноголосицы. ЗАГРЕЙ понял, что выхода нет. Он налег на весло, и ладья вновь заскользила к берегу мертвых. Еще взмах, и еще – и вот уже нос ладьи ткнулся в густую ржавую тину.

Обессиленный, ЗАГРЕЙ выбрался на берег. Он не шел – полз. И весь перемазанный в грязи растянулся на берегу, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Дайте им воды, – .пробормотал ЗАГРЕЙ и оглянулся.

Увидел Харона. Он загружал ладью. На этом берегу. Да, да, на этом берегу, он грузил в ладью лопатой из ржавого огромного сундука зеленые от времени оболы. Ладья так осела от тяжести, что едва не черпала воду. Наконец старик отчалил.

Кто-то подхватил ЗАГРЕЯ под руки и поволок. Он не знал – кто и даже не пытался разглядеть. В принципе, ему было все равно. Где-то вдали плакали души, не зная, куда им идти.

Его прислонили к стене, и он стоял, не понимая, что происходит. Боль, которая ушла, когда он пил живое вино, вернулась. Она пронизывала каждую клеточку тела. Может быть, это не боль, а что-то другое. Может, то, что он испытывает, не называется болью?

– На что ты надеялся, ЗАГРЕЙ? – крикнул Деймос.

ЗАГРЕЙ поднял голову и посмотрел на соратника Дита. Тот стоял на возвышении и указывал на пленника чем-то вроде длинного черного копья.

ЗАГРЕЙ хотел ответить, но не мог. Он забыл, на что надеялся. Пытался вспомнить и не мог. Перед мысленном взором непременно появлялся Харон и его лодка, груженная старинными монетами. При чем тут монеты? Зачем?

– Отвечай! – крикнул Деймос, из наконечника его черного копья вылетела огненная стрела и впилась ЗАГРЕЮ в грудь.

Боль лопнула возле сердца огненным шаром. Вот это – боль.

– Вино… – зачем-то пробормотал ЗАГРЕЙ, хотя в его ответе не было никакого смысла.

Вторая стрела впилась в руку. Боль отдалась в горле – и дыхание прервалось, боль стекла к коленям – ноги сделались ватными и колени подогнулись. ЗАГРЕЙ медленно сполз по стене.

– Отвечай! – крикнул Деймос.

– Харон… – едва слышно шевельнулись губы ЗАГРЕЯ.

– Займитесь им! – приказал Деймос Титанам.

Те занялись. Сначала порвали рот, затем вырвали кусок кожи со щеки. Засунули в дыру пальцы и, как тряпку, сорвали лицо. Маленькие Титаны бросали его лицо друг другу, забавляясь. Потом выбросили, подхватили обмякшее тело и куда-то поволокли. ЗАГРЕЙ остался без лица. Живая его кровь капала на мостовую, и капли шипели, испаряясь.

ЗАГРЕЙ почти ничего не видел – кровь заливала глаза, но почувствовал чье-то горячее дыхание, и грязь, облепившая его тело, высохла мгновенно и покрыла тело прочным панцирем.

Флегетон? Зачем его притащили к огненной реке… А впрочем, даже хорошо – можно набрать огненной жидкости для светильников. Вот только во что?

– Эй! – пробормотал ЗАГРЕЙ. – Ни у кого нет бронзового кувшина? – Титаны не понимали, что он говорит, ведь у него не было губ.

И вдруг он чувствует, что падает куда-то и летит, летит.

– Тебе понравится в Тартаре! – крикнули ему сверху Титаны.

2

Тартар оказался огромным колодцем, сложенным из грубых камней. Чудовищным колодцем. На дне – черная густая жижа, и в ней плавают головы. То есть не головы отдельно. В чавкающей грязи наверняка плавают тела. Но только головы торчат наружу. Тот, кому повезло, кто утвердился, стоит на тверди голов. А сверху, сброшенные руками Титанов, падают новые и новые тела. Тела шлепаются в грязь и окатывают стоящих брызгами. Но те, кто ловчее, приземляются на головы других и утверждаются. А особо ловкие пытаются еще вскочить на спины этим стоящим, вцепиться в загривок зубами. Их пытаются сбросить, но многим удается прилепиться намертво. Обычно стоят на двух головах: под каждой стопой темечко – так сподручнее. И равновесие держать проще, и головы не уходят в черную трясину. Но один парнишка в углу умудрился двумя ногами взгромоздиться на одну голову, как на болотную кочку. И голова эта то ныряла в грязь, то вновь появлялась на поверхности. А парнишка оказался ловкий – держал равновесие.

Загрею повезло. Он не рухнул в грязь. Он удержался на чьих-то двух головах подле самой стены. От жара Флегетона на ране образовалась корка, и кровь перестала течь. Теперь он мог видеть. Боль почти не беспокоила его. Он привык к боли и не удивился, что она вернулась. Все возвращаются, даже те, кому комиссия разрешает посетить мир живых. Загрей вскинул руки, ощупал кладку. Камни были такие неровные, что цепляться за них было легче легкого. Наверх. Подтянуться. Поставить ногу в яму. Еще выше. Еще… пальцы держали. Загрей оглянулся. Головы, с которых он только что сошел, были уже заняты. Какой-то широкоплечий новичок топтался на них, обживая пространство.

Загрей полз наверх с удивительной легкостью и не мог понять, почему другие не делают того же? Потом сообразил: у них мертвые пальцы. Им не удержаться на стене.

3

После того как он выбрался из Тартара, согласные звуки в его имени вновь поднялись до прежней величины, а вот гласные так и остались крошечными, скукоженными. ЗаГРеЙ – так должно было выглядеть его имя на бумаге. Тартар ни для кого не проходит бесследно. Чтобы не выглядеть смешным, Загрей все буквы уравнял, хотя это и стоило ему больших усилий. Теперь он был Загреем – как в Тартаре.

Загрей спустился к Стиксу. Винодел Марк стоял на берегу и смотрел на волны. Лицо его было перепачкано тиной.

– Ждешь посылки? – спросил Загрей. – У него вновь появились губы, но они были коротки и не прикрывали зубов.

Марк глянул на него и отшатнулся.

– Ты – к-кто? – с трудом выдавил толстяк. Губы его тряслись.

– Загрей…

– Кто тебя т-так?

Загрей неопределенно мотнул головой. Не хотелось почему-то говорить, что лицо ему разорвали Титаны.

– Как ящики с вином? Приплывали? – спросил Загрей, отворачиваясь.

– Ничего нету. Уже много дней ничего нету…

– Много дней? – Загрею казалось, что его сбросили в Тартар только вчера. Впрочем, дни здесь условны, и у каждого обитателя – свой счет.

– Да, много дней ничего нет, – подтвердил Марк.

– А ты ничего не спрятал?

– Спрятал немного. Но уже почти все кончилось. Скоро я все забуду. Как остальные.

– А лоза? Ты же посадил росток!

– Засохла. – Марк поднял голову. – Наверное, это все-таки не то солнце.

– Может, нам повезет и мы найдем еще одну лозу? – предположил Загрей, хотя знал, что это невозможно.

– Она все равно погибнет. – Они пошли с берега. – В принципе так даже лучше, – сказал Марк.

– Почему?

– Вино здесь ни к чему. В самом деле, зачем нам вино? Оно лишь будоражит наш ум и заставляет знать, что есть другой мир. А зачем? Нам годится лишь то, что принадлежит нашему миру. Ведь наш мир лучше… Да, лучше… – утвердительно тряхнул головой Марк. – Тот мир краток, наш – вечен. Оттуда все приходят сюда навсегда.

– Но мы несчастливы здесь.

– Кто тебе это сказал? – Марк внимательно посмотрел в глаза Загрею. – Кто?

– Я это чувствую.

– Ты – один…

– Мы могли бы построить мост. – Загрей обернулся и посмотрел на один-единственный пролет, вздыбленный в небо.

– Не… – покачал головой Марк. Вытащил из кармана бутылку и протянул Загрею. Загрей взял и, не прощаясь, зашагал к мосту.

Мост был хорош. Гулять по такому – одно удовольствие. Загрей дошел до края и остановился. Внизу катил ледяные волны Стикс. Не перепрыгнуть. Ни живому, ни мертвому – ни за что. По волнам плыл Харон. Лодка его полна была молодыми парнями. Перемазанные грязью и кровью, они вповалку лежали в ладье. С войны, сообразил Загрей.

– Харон! – крикнул Загрей. – Когда вернется Прозерпина?

Харон поднял голову, глянул на изуродованное лицо Загрея, и презрительно хмыкнул:

– Откуда мне знать…

– Но ты же ее перевозишь.

– Нет. Я никогда ее не перевожу.

– Как же она уходит?

– Так же, как и возвращается. Не в моей ладье.

4

Дворец напоминал почерневший грецкий орех – их часто выносят на этот берег волны Стикса. Черный орех напоминает мертвый человеческий мозг.

Значит, дворец напоминает мертвый человеческий мозг, сделал нехитрый вывод Загрей. Черные выпуклости, черные впадины, бесконечные извилины, ведущие в никуда. Извилины, что только множат поверхность. И если присмотреться, в каждой извилине – свои извилины, в каждой расселине стены – свои бесконечные трещины. Наглядный пример того, как может быть многое стиснуто малым – надо лишь найти нужное место, чтобы очертить круг. Трещины, проплутав по сводам, соединялись с другими бороздами в центре потолка. Но ясно было видно, что стыкуются они плохо – как будто был некий сдвиг и одна половина зала не сошлась с другой. Пол был тоже черным, из полированного мрамора, и в нем отражались бесчисленные стенные извивы.

Танат сидел на троне Дита. На Танате была черная в серебряных и золотых блестках мантия и белые башмаки на толстенных подошвах. На коленях Танат держал золотой шлем Дита. А у ног Таната сидел трехголовый Цербер и лизал Танату ноги. И Загрей этому почти не удивился. При виде Загрея одна веселая голова приветственно гавкнула, а две другие сделали вид, что посетителя не узнают.

Танат достал пачку сигарет и швырнул Загрею.

– Можешь курить. И поблагодари меня.

– За что?

– За то, что тебя выпустили из Тартара.

– Я выбрался сам.

– Ошибаешься, как всегда. Тебе позволили выбраться – и только. Потому что ты мне нравишься, дурачок.

– Ложь!.. – Загрей задыхался. – Все пили вино и были живыми.

– Жизнь – это слишком мучительно, ненадежно. Слишком разная жизнь у каждого. А в смерти все равны.

Танат усмехнулся. И все три головы Цербера подобострастно начали хихикать.

– Не все! – упорствовал Загрей. – Не все! А как же посмертная слава! Вечная слава?! – Он весь задрожал при этих словах.

– Она на той стороне. И здесь ты не можешь узнать, как велика твоя слава там. Впрочем, – Танат позволил себе вновь улыбнуться, – у тебя там никакой славы нет. А в остальном та сторона точно такая же, как эта.

– Не может быть! – не поверил Загрей. – Так просто не может быть!

– Все то же самое.

– Но ведь там живые…

– Ну если и живые, то лишь временно. И все равно в конце концов станут мертвые. Большая часть населения земли – мертвецы. И все придут к нам. Будущее всегда за нами.

– Я не мертвец, – прошептал Загрей. Он повернулся и вышел из дворца Таната.

Никто его не задерживал.

5

Лицо Ни-Ни потемнело – серый или даже серо-голубой оттенок – таков цвет стоячей воды. Воды, которая не может течь. В глазницах ни глаз, ни век – лишь темные кляксы, как лужи, переполненные слезами, но слезы не могли вытечь и лишь затопляли все больше ямины глазниц. Плащ – блестящий черный кожаный плащ Прозерпины – был изодран и перемазан в ржавой тине. К тому же прочнейшая черная кожа лопнула на спине. Так, что стали видны позвонки.