Текст книги "Шутки в сторону"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 27
Сюрприз для обладателя помятой физиономии

Ремезов зашел домой, чтобы принять душ и переодеться. После ночи, проведенной в автомобиле, он чувствовал себя разбитым. Каково же было его разочарование, когда, открутив кран горячей воды, он услышал лишь шипение и отдаленное бульканье. Пришлось ограничиться обтиранием полотенцем, смоченным холодной водой, что хотя и способствовало бодрости, но ощущения чистоты и свежести не прибавило.

Бриться проще – достаточно согреть немного воды в чайнике, что он и сделал. Прошелся помазком по лицу, не глядя в зеркало, зато, когда взялся за бритву, разглядел свою помятую, недовольную рожу. «Прямо как с похмелюги», – сказал он самому себе и тут же порезался. Чертыхнулся, прижал порез полотенцем, но кровь продолжала течь. Безуспешно поискал на полке лейкопластырь, после чего ограничился проверенным способом: оторвал кусочек чистой бумаги и приклеил к кровоточащей ранке.

Вспомнил, что неплохо было бы и перекусить, и полез в холодильник, где из продуктов быстрого приготовления имелись только сосиски, от резинового привкуса которых, казалось, теперь, после вчерашнего ужина, предложенного Светланой Коноплевой, ему никогда не избавиться. Посему Ремезов ограничился чашкой кофе и бутербродом с маслом и сыром.

«Как она сказала? Дом престарелых для ветеранов невидимого фронта?» – размышлял он, проглатывая без всякого аппетита куски засохшего хлеба.

Оставалось только немного пожалеть себя, бедного, немытого, голодного, изрезанного бритвой, а главное, непонятого женской половиной человечества.

Не успел он дожевать бутерброд, как зазвонил телефон. А уж когда взял трубку, все его нынешние огорчения отлетели прочь…

– Лихо все закручивается, однако, – это все, что Ремезов сумел выдавить из себя, выслушав сообщение Огородникова.

– Мягко сказано, – с энтузиазмом в голосе подтвердил тот.

О Румянцеве Огородников ничего рассказывать не стал. Даже когда Ремезов с нескрываемым восхищением отметил:

– Быстро же вы вышли на этого субчика, просто удивительно! Как говорится, честь и хвала!..

Огородников сидел как на иголках, ожидая от экспертов подтверждения того, что Васнецова убили из пистолета, найденного в сумке Илоны, хотя в этом он и без того был уверен почти на все сто. Побеседовать с самой Илоной пока не представлялось возможным: врачи все еще не разрешали ее беспокоить, хотя и перевели из реанимационной палаты в обычную.

В эти подробности он не стал вдаваться.

– Ты что, так всю ночь у телефона и просидел? – спросил Огородников.

– В какой-то степени, – дипломатично ответствовал Ремезов.

– Звонки были?

– Вчера два раза, – неохотно сообщил Ремезов, – около четырех дня и где-то между девятью и одиннадцатью вечера. Точнее сказать не могу, потому что ее тетка, с которой приходится иметь дело… ну, в общем, очень неуравновешенная особа, на нее совершенно нельзя положиться. Короче, всю ночь пришлось вести наблюдение за домом, сидя в машине. – После бессонной ночи голова у него звенела, как колокол, а потому спохватился он с запозданием: – А куда ты, собственно, клонишь?

– У меня для тебя сюрприз, – хмыкнул Огородников, – приезжай скорее, не пожалеешь. – И бросил трубку.

* * *

Огородников допрашивал Груздева. Ремезов при сем присутствовал.

При упоминании о Кате Черновой Груздев сник сильнее прежнего, хотя вид у него и без того был пришибленный. Такое впечатление, что он провел в камере не несколько часов, а, по крайней мере, неделю. Прежде тщательно уложенные и обильно сдобренные гелем волосы свалялись и падали на изрядно помятое лицо. Вчерашний красавчик превратился в испуганного истерика.

– Ну-ну, Груздев, – подбодрил его Огородников, – соберись. Ты же знаешь эту девочку, Катю Чернову?

– Н-нет, – он энергично замотал головой, – я ее никогда в жизни не видел.

– Но имя тебе известно? – настаивал Огородников.

– Это все Илона, это она… она меня надоумила, это вообще была ее идея… Я ей рассказал, что должен крупную сумму, а она говорит: знаю, где без всякого труда взять десять тысяч долларов. Вроде бы ее мать за десять тысяч баксов купила какое-то кольцо у матери этой девчонки, так что, мол, деньги есть.

– И ты решил воспользоваться ее советом, – вкрадчиво подсказал Огородников.

Груздев шмыгнул носом:

– А что мне оставалось делать? Знаете, сколько я должен Прокопу? Вот я и подумал… Позвонил один раз, а когда стал звонить во второй, там на меня наорали… Короче, я понял, что это дело гиблое – в милицию ни за что ни про что заметут. Я же ни сном ни духом, куда она могла пропасть…

– Как ты думаешь, сама Илона, когда предлагала тебе раздобыть деньги таким способом, знала, где Катя?

Груздев ненадолго задумался:

– Я так понял, что нет. Она узнала о том, что девчонка пропала, от своей матери, а ей вроде бы звонила мать этой самой Кати. Илона просто быстро просчитала, как добыть деньги, голова у нее всегда работала. Я бы сам в жизни не догадался… Это она придумала потребовать выкуп…

«Да уж, – подумал Ремезов, – эта самая Илона, похоже, и в самом деле еще та штучка, побыстрее бы оклемалась, любопытно будет на нее взглянуть. Хуже другое – по-прежнему не ясно, где искать Катю Чернову».

– Скажи-ка, – решил уточнить Ремезов, – а там, в квартире, куда ты притащил Илону, Кати быть не могло?

– Нет, всех, кто там был, я знаю.

Огородников достал из папки чистый лист бумаги и ручку из кармана:

– Давай пиши.

– Что? – не понял Груздев.

– Все, что только что рассказал. И не забудь перечислить всех, кто был на хате… Адресочки, адресочки тоже укажи.

Груздев посмотрел на лист бумаги, как будто ожидая от него какого-нибудь подвоха, тяжко вздохнул и взял ручку со словами:

– Да я уж столько написал, что у меня мозоль на пальце.

– Это что, – ввернул Огородников, – пока сидеть будешь, заработаешь мозоль на заднице.

Глава 28
Когда бывает польза от бестолковых сыщиков

Что уж такого вколол врач «скорой» Ольге, но она спала уже больше семи часов – тихо, не вскрикивая, не ворочаясь, вытянувшись в струнку. Обеспокоенная Светлана пару раз заглядывала к ней в комнату и прислушивалась, дышит ли она вообще. Ольга дышала, беззвучно и неглубоко, как младенец, лицо у нее было измученное и исхудавшее, с глубоко запавшими, плотно закрытыми глазами. Если бы кто-нибудь раньше сказал Светлане, что человек может так измениться за каких-то два дня, она ни за что бы не поверила.

Впрочем, сама она выглядела не лучше: давно нечесанные густые волосы, а глаза точно обведены жирным слоем черной краски.

– Нет, с этим что-то нужно делать, – сказала она своему отражению в зеркале и принялась отчаянно расчесывать массажной щеткой свалявшиеся волосы. Следовало бы немного подкраситься, но эта процедура и в обычные дни казалась ей утомительной, а потому она ограничилась тем, что пару раз мазнула по губам губной помадой.

– Хороша, ничего не скажешь, – самокритично подвела она итог своим усилиям, – еще бы «фонарь» под глазом, и можно смело присоединяться к вокзальным проституткам, которых водят в подворотню за бутылку портвейна. А ты еще рассчитываешь на десять тысяч «зеленых», кто ж тебе даст?

После этой тирады она кое-как изобразила румянец на щеках той же самой губной помадой и посмотрела на часы: стрелки подбирались к восьми утра.

«Удавленник» больше не звонил. Она не сомкнула ночью глаз ни на минуту и, выставив за дверь Ремезова, поклялась сама себе, что выполнит любое условие похитителя. Один шаг в этом направлении она уже предприняла – позвонила управляющему банком «Ариус» Голущенко и, не вдаваясь в подробности, откровенно сообщила, что нуждается в его помощи. Тот, судя по голосу, вдохновился, что хотя и внушало умеренный оптимизм, но еще не гарантировало пресловутой тарелочки с голубой каемочкой.

Голущенко обещал приехать в девять, и у нее оставалось еще полчаса времени. Она пошла на кухню и сварила кофе, такой крепкий, что в голове мгновенно прояснилось, и принялась представлять, как она станет производить изъятие денег у Голущенко. Вот похотливый банкир заявляется к ней с букетом, полный приятных предчувствий, и тут она его словно бревном по загривку погладит:

– Одолжите мне, пожалуйста, десять тысяч долларов.

Физиономия у него, конечно, вытянется, и он скажет… Что же он скажет? Что его интерес к ней на такую сумму не тянет? И что тогда делать ей? Устраивать импровизированный стриптиз на кухне? Чем она может поразить его воображение? Своими бледными мощами? Его, завсегдатая саун с девочками? Бесперспективное занятие! Что ж еще можно предпринять, где взять эти проклятые деньги? Судьба и жизнь Кати зависят только от нее, Ольга не в счет, а потому она сделает все, что в ее силах. Если понадобится, будет валяться в ногах у Голущенко, но деньги достанет!

От будоражащих душу мыслей Светлану буквально зашкаливало. Нет-нет, соображала она, необходимо еще что-нибудь предпринять, иначе ей не видать этих денежек, как своих ушей! Но что? Черт побери, как она одета! С этим нужно что-то делать. Может, порыться в Катькиных вещах, там непременно найдется что-то…

Светлана на цыпочках вошла в комнату, в которой спала Ольга, и открыла шкаф. Джинсы, кургузые свитерочки, все подростковое, можно сказать, бесполое, Ольга одевала дочь без всякой фантазии… Черт побери! А вот это уже кое-что! Светлана извлекла из груды одежды полосатые лосины и тут же, сбросив халат, их натянула. Что еще? Под руки подвернулась хлопчатобумажная майка, открывающая плечи. Ладно, подойдет. Пусть видит товар лицом. Фу, ну и гадость! Просто дешевый маскарад! А что еще можно предложить? Плевать на все, если на то пошло, то она займется с ним любовью прямо здесь!

Едва она закончила переодевание, в дверь позвонили. Светлана вышла в прихожую, тщательно прикрыв за собой дверь. Бросила короткий взгляд в зеркало. Красотой она, конечно, не блистала, но в общем и целом… Хотя поди-пойми, что этим козлам нужно!

Голущенко предстал перед ней с букетом красных роз. Что ж, выходит, она как в воду глядела. Вместе с ним в квартиру просочилось облако разнообразных запахов: дорогой кожи его пальто, хорошего одеколона. Хозяин жизни собственной персоной. От одной мысли о том, что ей придется вступить с ним в близкие отношения, ее внутренне передернуло.

– Здравствуйте, Светлана Николаевна! – Он, склонившись, галантно поцеловал ей руку, благодаря чему Светлане сверху открылась его тщательно маскируемая под остатками пегих волос лысина. А если еще прибавить солидное брюшко, дряблые щеки в сеточке лопнувших сосудов, бр-р! А ведь ему каких-нибудь сорок лет, не больше! Впрочем, выбирать не приходится.

Голущенко припал к ее руке, как измученный многодневным переходом через пустыню верблюд к долгожданному источнику, загородив своим массивным телом всю прихожую, что не позволяло ей закрыть открытую входную дверь. И тут в самый патетический момент лобзания руки, когда она рассматривала лысину своего воздыхателя, на лестнице раздались торопливые шаги.

Светлана подняла глаза и увидела Ремезова. Тот с откровенной насмешкой наблюдал за светской церемонией. Потом в знак приветствия стащил с головы кепку и раскланялся. Светлана отдернула руку, а банкир, пока еще ничего не поняв, продолжал стоять в своей дурацкой позе и чмокал губами, как лошадь, почуявшая свежее сено.

– Доброе утро, уважаемая Светлана Николаевна, – бодрым голосом произнес Ремезов. – Вы не могли бы мне уделить несколько минут своего драгоценного времени, у меня есть важная информация по интересующему вас вопросу.

Она замешкалась, поскольку возникла более чем нелепая ситуация. Выпрямившийся наконец Голущенко обернулся и с недоумением уставился на нежданного визитера, беспардонно нарушившего намечавшуюся идиллию.

Светлана передернула плечами, давая ему понять, что появление Ремезова никак в ее планы не входило.

– Одну минуточку, – сказала она, обращаясь к Голущенко, – пройдите, пожалуйста, в комнату и подождите меня. Я быстро переговорю…

– С гражданином, – язвительно подсказал Ремезов.

– Да-да, переговорю с этим назойливым гражданином. – Она с удовольствием восприняла его подсказку.

– С удовольствием, – ответил Голущенко. Никакого особого удовольствия на его лице не было написано, но он важно прошествовал в комнату.

– Ну, чем вы меня порадуете? – Светлана была так зла на бестолкового сыщика, что даже не подумала о том, что новости у него могут быть весьма печальными.

– Мы нашли человека, который вам звонил.

У нее перехватило дыхание:

– А Катя… Катю вы нашли?

Ремезов покачал головой:

– Дело в том, что этот человек, по всей видимости, не имел никакого отношения к ее похищению. Просто он узнал о деньгах, которые ваша сестра получила за кольцо, и решил нажиться… Такое бывает.

У Светланы возникло такое ощущение, словно ее окатили холодной водой.

– Ну вот, – сказала она тихо, – милиция, как всегда, на высоте: работа проделана, а результат нулевой.

Ремезов опустил глаза:

– Мы не прекращаем поиски.

– Ну, разумеется.

– До свидания, – откланялся Ремезов, – не буду вас задерживать, а то вас гость заждался. Не забудьте положить аспирин, когда будете ставить розы в воду.

Светлана поморщилась: она уже успела начисто забыть о розах.

Голущенко она выставила быстро и безо всяких объяснений, напоследок бесцеремонно сунув ему под мышку его букет. Тот настолько опешил, что даже не нашел подходящих слов для того, чтобы выразить свое возмущение.

Светлана захлопнула за ним дверь и перевела дух. Что ж, даже от бесталанных сыщиков бывает кое-какая польза. По крайней мере, ей не пришлось зарабатывать деньги позорным способом. Но откуда уверенность в том, что дело сдвинулось с мертвой точки?

Глава 29
Кто ты, маска?

На выходе из подъезда Ремезов с размаху наподдал дверь ногой, чем вызвал неодобрительный взгляд старушенции интеллигентного вида, достающей газету из полуобгоревшего почтового ящика. Правда, вслух она ничего не произнесла. Мало ли какие личности шляются по подъездам, почтовые ящики поджигают. Сделаешь такому замечание – не возрадуешься.

Пробормотав: «Извините!», Ремезов аккуратно прикрыл дверь и тут же нос к носу столкнулся еще с двумя бабульками. В этот ранний час они уже обменивались какой-то информацией. Но, увидев Ремезова, тотчас замолчали, исподтишка бросая в его сторону любопытствующие взгляды. Почему бы не воспользоваться моментом?

– Здравствуйте, уважаемые гражданочки, – он постарался вложить в приветствие все обаяние, на которое еще был способен.

Старушкам нужно было непременно понравиться, чтобы они приняли его в свою компанию и развязали свои бойкие язычки – от их односложных «да» и «нет» проку будет мало.

– Здрасьте, – с готовностью ответила та, что пониже ростом.

Вторая, высокая и худая, с длинным желтым лицом, только молча поджала узкие губы.

– Вы живете в этом подъезде?

– А тебе что? – подозрительно отозвалась высокая.

Ремезов полез в нагрудный карман за удостоверением, которое было при нем. Старушки принялись с пристрастием его изучать. Та, что пообщительнее, не удержалась от комментариев:

– На карточке ты, милок, покраше будешь и покудрявее.

– Были когда-то и мы рысаками, – объяснил Ремезов.

Старушка прыснула, а другая, метнув в свою товарку неодобрительный взгляд, спросила:

– Что, Катарина так и не нашлась?

Ремезов развел руками.

– Девка-то была без пригляда, – сообщила она как бы не Ремезову, а в пространство.

Круглолицая возразила:

– Девка она неплохая, на гитарке бренчит, всегда поздоровается…

– Я и не говорю, что она никудышная, – встряла худая и добавила тоном, не терпящим возражений: – Только пригляда за ней никогда не было. А дите оно и есть дите, в шестнадцать лет ума еще нет. Взять хотя бы этого парня, кто знает, что у него на уме?

– Парень? Какой парень? – насторожился Ремезов.

– Да он тут только один раз и появился, – сообщила добродушная старушка.

– А кто он, тебе известно? – отпарировали желчная. – Он ей не ровесник, не школьник – уж точно. Взрослый парень, и на уме у него наверняка одно… Это самое…

– Он живет где-нибудь поблизости? – закинул удочку Ремезов.

– Кто его знает, туг его раньше не видели. – Высокая снова недовольно поджала губы.

– А два дня назад, в понедельник, он здесь не появлялся?

– Меня в понедельник дома не было, я к дочке уезжала, только вчера вечером вернулась.

– Я, я была, – у добродушной появилась возможность перехватить инициативу.

– Ну, была и что ты видела? – встряла напарница, видимо, имеющая серьезные сомнения в способностях подруги.

– Да ничего особенного… Катерина со своей гитарой после обеда куда-то побежала. Должно быть, в школу, она часто туда ее таскает.

Теперь Ремезов знал, что у пропавшей Кати Черновой был парень, о существовании которого не знали ни подруги, ни мать с теткой. Этот неизвестный парень, судя по рассказу желчной старухи-соседки, был старше Кати, к тому же из тех, у которых на уме «одно».

– А вы вот, коль из милиции, взяли бы да расследовали, кто это у нас уже второй раз почтовые ящики поджигает, – снова встряла долговязая. – Совсем покоя нет от хулиганов.

– Ваш участковый должен разобраться, – развел руками Ремезов, – поджигатели наверняка местные.

– Разберется он, как же, ждите, – с неудовольствием заметила все та же старушка. – Видать, и правда придется скидываться на кодовый замок. Только их опять же, говорят, ломают…

Ремезов поблагодарил старушек и потопал к своей «пятерке». Жестянка снова заупрямилась, не желала заводиться, и по этой причине Ремезов увидел, как из подъезда выкатился тот самый мужик, которого он застал лобызающим руку Светлане. Вид у него был мрачный, наверняка эта заносчивая злючка не оказала ему должного внимания. С нее станется. Незадачливый визитер тяжело плюхнулся на переднее сиденье «шестисотого» «Мерседеса» рядом с шофером, роскошная иномарка стремительно сорвалась с места.

– Черт, где я видел этого типа? – подумал Ремезов, выруливая на улицу.

Как он ни напрягал память, припомнить, кто такой мужик в кожаном пальто, не смог. И немудрено: столько событий за последние два дня, голова пухнет! Убийство Кота – раз, убийство Васнецова – два, задушенная девушка – три, плюс странная болезнь Илоны Костецкой, а также запутанная история с лжепохитителем Кати Черновой. Не много ли за небольшой отрезок времени? Ну и, конечно, необъяснимое исчезновение самой Кати, занимаясь которым Ремезов набил немало шишек, но так ничего и не добился. Каждый новый нащупанный им след до сих пор оказывался очередной дорожкой в никуда.

Все, что пока удалось выяснить, сводилось к безрадостной картинке: Катя Чернова, шестнадцати лет, после полудня ушла в школу и не вернулась. В тот же день или ранее (этого никто не знает наверняка) из дома пропали десять тысяч долларов, приготовленные ее матерью в качестве отступного бывшему мужу, дабы тот не претендовал на квартиру. Что еще? Катиной матери, Ольге Черновой, угрожала дочь профессора Караянова, с которым та состояла в любовной связи. Впрочем, как выяснилось, у нее лично на момент исчезновения девочки имеется алиби, в отличие от новой жены Игоря Чернова. Как ни крути, именно она последней видела девочку в тот вечер. Неплохо было бы найти таинственного Катиного дружка, но скорее всего сделать это будет непросто – своих с ним отношений она, мягко сказать, не афишировала.

– И какой мы делаем из всего этого вывод? – спросил себя Ремезов, притормаживая на перекрестке. – Целых два. Первый – нужно сделать обыск у Ольги Черновой, поскольку она, как это ни прискорбно, мало что знала о жизни собственной дочери, и побывать у Игоря Чернова, который знал о дочери еще меньше, но был женат на женщине, беседовавшей с девочкой незадолго до ее исчезновения. Вывод второй – найти того самого парня, с которым Катю видели бабушки-старушки. А это будет очень непросто. По крайней мере, самая близкая подруга Кати, веснушчатая Женя до сих пор утверждала, что ни разу не замечала пропавшую девочку с каким-либо молодым человеком.

* * *

Женя Кислицына стояла в школьном коридоре и усиленно моргала своими рыжими ресничками:

– У Кати? Парень? Нет, я никогда его не видела.

– Тогда, может быть, что-то слышала? Она что-нибудь про него рассказывала?

Женя наморщила свой усыпанный веснушками лобик:

– Н-нет…

Ремезов уловил в ее словах некоторую неуверенность.

– А ты сама ни о чем не догадывалась?

– Честно говоря, она переменилась в последнее время, я бы даже сказала, за последнюю неделю. По-моему, ее что-то беспокоило, хотя знаете, вдруг это мне теперь просто кажется… В общем, я не уверена.

– А в чем конкретно выражалась эта перемена? – не отступал Ремезов.

– В ней появилось какое-то беспокойство, она, по-моему, из-за чего-то нервничала, но я, честное слово, не знаю из-за чего.

Ремезов понял, что ничего больше не добьется. Кто бы мог подумать, что шестнадцатилетние девочки могут быть окутаны такими тайнами.