Текст книги "Шутки в сторону"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Ее деловой напор, замешанный на цинизме, видимо, пробил брешь в обороне противника, по крайней мере, в ее первом эшелоне. Андрогинчик дрогнул:

– Вы, конечно, специалист, вам виднее…

«Вот именно, – подумала Светлана, – уж если продаваться, то хотя бы подороже».

Теперь главное было не менять тактику, ибо стоит чуть-чуть ослабить хватку, и парень занудит ее насмерть. Нуте-с, сейчас добавим немного изящной фамильярности, решила Светлана, и приступим к закруглению тоскливого диалога.

– Знаете что, – сказала она, заводя глаза так, словно благая мысль посетила ее только что, – давайте-ка мне свою писанину, я с ней ознакомлюсь на досуге, прикину, что к чему, после чего мы можем смело приступить к более конкретному обсуждению.

Пресс-секретарь просиял:

– Приятно беседовать с деловым человеком!

Этот убогий комплимент он явно, извлек из обязательного набора, которым его напичкали на каких-нибудь ускоренных курсах секретарей-делопроизводителей, и вряд ли у него за душой водилось что-нибудь сверх программы.

Он нажал на какую-то кнопочку, и в дверь немедленно протиснулась высокая статная красавица – просто фотомодель! – с подносом в руках. Улыбаясь и едва заметно покачивая бедрами, она торжественно водрузила на стол кофейник, две чашки и огромную коробку конфет и, не произнеся ни слова, удалилась. Все эти действия были произведены с таким автоматизмом, что поневоле закрадывалась мысль, не посетил ли их биоробот?

Под конец пресс-секретарь «Квика» неожиданно расчувствовался до такой степени, что вызвался устроить Светлане небольшую экскурсию по офису. Осмотр местных достопримечательностей сопровождался необходимыми комментариями: «Здесь у нас зимний сад, а здесь картинная галерея». Невооруженным глазом было заметно, как его распирало от гордости от того, что он служит в столь замечательном оазисе бурно развивающихся рыночных отношений. Светлана доставила ему минуту-другую истинного удовольствия, интересуясь, чьей кисти пейзаж на стенах. Ей это ничего не стоило, а человеку приятно.

Когда они проходили мимо двери из мореного дуба с золотой надписью «Генеральный директор», мальчишка затрепетал и буквально запрял ушами. Там, за дверью, находилось святилище для этого набриолиненного клерка. Бедный маленький «белый воротничок»!

* * *

В подъезде родного дома скучной кирпичной пятиэтажки было темно. Кто-то с завидным упорством выкручивал лампочки. Среди жильцов ходили слухи, будто таким образом домоуправление боролось за экономию электроэнергии. Бамс – под ногами гулко что-то брякнуло и покатилось, наверняка бутылка, – значит, опять резвилось подрастающее поколение во главе с рыжей Сонькой с четвертого этажа. Неприкаянная девка – вконец измаялась от безделья и бунта гормонов.

Светлана привыкла пробираться домой в темноте, на ощупь, и встречные препятствия рассматривала в качестве необходимого дополнения к относительной независимости, которой пользовалась последние семь лет. Да, квартирка ее препаршивенькая – комнатенка четырнадцать метров, прихожая – ровно для того, чтобы разуться, кухня с вечно протекающим потолком, – но зато собственная. Единственное место, куда она возвращалась, как израсходовавший горючее самолет, дотянувший до своего аэродрома.

Переступив порог квартиры, Светлана включила свет и невольно вздохнула: взору открывалась картина, родная до боли, но не создававшая впечатление уюта: запыленный потолок в сетке трещин, облупившиеся окна, выцветшие обои в пошленький цветочек вздулись в углах, а кое-где отстали, причем настолько заметно, что Светлане пришлось заново приклеивать их «Моментом» за неимением под рукой чего-либо более подходящего. Мебель разношерстная, как второпях собранная команда, возглавляемая древним подагриком-диваном, занимающим полкомнаты. Бедняга всегда так жалобно стонал, когда белокурая хозяйка с размаху погружала в него свое крепкое молодое тело!

Здесь давно следовало навести надлежащий порядок, да у Светланы руки не доходили, вернее, как бы это поточнее сказать, не было у нее к этому морального императива. Перед каждым отпуском она мысленно давала себе клятву выдраить все кастрюли и пришить все пуговицы, но сначала откладывала, потом ленилась и, наконец, приходила к одному и тому же философскому заключению: «А что, собственно, изменится под луной, если мои кастрюли заблестят, как сапоги новобранца перед присягой?»

В общем, как бы там ни было, но квартирный вопрос у журналистки Светланы Коноплевой был благополучно решен с помощью первого и единственного законного мужа Сергея. Они прожили вместе целых три года и расстались по причине в высшей степени банальной: их отношения потеряли привкус новизны и только-только стали приобретать некоторые признаки привычки. И двое романтиков сказали друг другу, что так жить нельзя, лучше расстаться. Сергей ушел, оставив Светлане эту квартиру, когда-то принадлежавшую его покойной бабке. Они ничего не делили, на прощание даже всплакнули и пожелали друг другу счастья в личной жизни. Тогда им, юным идиотам, было слегка за двадцать. Теперь, в свои двадцать семь, Светлана понимала, как они сглупили, но уже ничего не могла исправить. Пару раз обжегшись и убедившись, что «счастье в личной жизни» – вещь сугубо условная, она даже попыталась склеить разбитые черепки, для чего организовала как бы случайную встречу с бывшим мужем на нейтральной территории. Бывший студент Сергей Коноплев к тому времени преуспел в бизнесе и подкатил к назначенному месту на собственном белом «Мерседесе», на заднем сиденье сидела и мурлыкала хорошенькая кошечка в песцовой шубке. Вот и все.

Два последующих брака – оба гражданских – не принесли ничего, кроме разочарований. Мужья приходили в Светланину квартиру со своими чемоданами, и к выцветшим обоям и потрескавшимся потолкам прибавлялись грязные носки под диваном, вечно влажные полотенца в ванной и засохшие хлебные крошки на кухонном столе, что, к сожалению, ничуть не добавляло счастья в личную жизнь.

Возникали время от времени и другие мужчины, воспоминания о которых Светлана не хранила, легко переворачивая одну страницу за другой. И только все чаще ловила себя на мысли, что читать эту книгу становится с каждым днем скучнее и скучнее.

Дзинь… Хрипло затарахтел старый, не единожды битый-перебитый и перемотанный изолентой телефон.

– Ну, – Светлана подняла трубку, на ходу нащупывая ногой тапок. Это ее «ну» вместо «да» или «але» частенько шокировало тех, кто имел удовольствие беседовать с ней по телефону впервые.

Зойку, ее старинную приятельницу по пиратству, подобное обращение не шокировало. Она была одной из очень немногих подруг, способных выдержать Светлану в больших количествах, хотя сама славилась отнюдь не ангельским характером. Зойка не блистала красотой, была тучной, малоподвижной и никогда не пользовалась успехом у мужчин. Она целыми днями сидела дома, трескала конфеты в неумеренных количествах и переводила детективы с немецкого, английского и испанского. В последнее время, правда, дела шли неважнецки, ибо, по заявлениям книгоиздателей, рынок требовал отечественных авторов, кои, что удивительно, не заставили себя долго ждать и ловко насобачились стряпать криминальное чтиво на местном материале.

Итак, Светлана произнесла привычное «ну».

– Поехали, – традиционно отозвалась Зойка.

– А, это ты, – Светлана приготовилась к Зойкиным телефонным жалобам на хроническое безденежье.

Против обыкновения, Зойка сообщила ей благую весть:

– У меня взяли перевод, сегодня деньги получила. Целый день от радости по потолку бегаю наперегонки с тараканами.

К немногочисленным Зойкиным достоинствам смело можно было причислить самокритичность: она действительно была страшной неряхой, и тараканы в ее квартире водились стадами.

– Надеюсь, еще не все деньги потратила? – поинтересовалась Светлана.

Зойка шумно вздохнула в трубку и сообщила:

– Раздала долги, заплатила за квартиру, жратвы накупила, ну и еще кое-что…

«Кое-что» в Зойкиных устах звучало более чем интригующе.

– Что именно? – спросила Светлана.

– Ну что-что? Не знаешь, что ли, что женщина покупает первым делом, когда у нее появляются дурные деньги?

Озадаченная Светлана прикидывала е голове самые разнообразные варианты женских прихотей, когда Зойка выдала:

– Комбидресс!

Однако! На этот раз Зойка превзошла саму себя.

Поболтав еще минут пять в том же духе – а такого рода разговоры Светлана считала бессмысленной тратой драгоценного времени, – они обменялись дежурными заверениями в необходимости как-нибудь увидеться. «Как-нибудь» уже давно переносилось по той причине, что Зойка редко покидала свою квартиру, а Светлане в последнее время некогда было ее навещать.

Светлана быстро перекусила и, вопреки обыкновению, завалилась спать уже в двенадцать. Заснула, как всегда, едва коснувшись головой подушки, в буквальном смысле провалилась. Во сне ей явилась Зойка в комбидрессе, и, уже проснувшись, она подумала: «Ох, не к добру все это…»

Прогноз оправдался: опять удавленником захрипел осипший телефон. Светлана схватила трубку, даже не успев окончательно проснуться.

– Светлана, у тебя нет Катьки? – спросили на другом конце провода.

– Что? – опешила Светлана.

– Кати до сих пор нет дома, я уже обзвонила всех ее подружек, никто ничего не знает, – сообщила трубка голосом Ольги, старшей сестры. Ольга помолчала и добавила: – Ты не можешь сейчас ко мне подъехать? Ладно, не буду больше занимать телефон, вдруг она позвонит.

Глава 3
Ночные открытия

Таблетка выскочила из флакончика, как живая, и немедленно затерялась на туалетном столике жены, среди бесчисленных коробок с духами, баночек с кремом и разбросанных клочков ваты. Жену, эту кухаркину дочку, никакие деньги не могли переделать – искать таблетку было совершенно бессмысленно, и он достал другую. Сунул под язык, потом, подумав, отправил туда еще одну. Станислав Николаевич Костецкий, с тех пор как занялся бизнесом, почти все время пребывал в состоянии постоянной тревоги и раздраженности, но сегодня он был взвинчен сильнее обычного.

Костецкий покосился на жену, та преспокойненько дрыхла, выставив на обозрение рыхлое бедро, обтянутое кружевной сорочкой. У кровати на ковре валялся пеньюар. Дохлый номер, подумал он, эту хуторскую корову во что ни одевай, ни ума, ни такта не прибавится. На роскошных туалетах жирные пятна, каким бы дорогим парфюмом не надушилась – за три версты несет «Серебристым ландышем». Пропиталась она им насквозь, что ли? А уж рот откроет – береги уши! Мало того, что чушь несет, еще и косноязычна, невежественна и нетерпима к чужому горю. Ни с кем не может найти общего языка. Как же, она такая важная, аристократка колхозная! Похоже, что дочка пошла в дорогую мамочку – очередная проблема, свалившаяся на его бедную и без того раскалывающуюся от забот голову. Где, спрашивается, она до сих пор шляется?

Он уже давно не находил общего языка со своей восемнадцатилетней дочерью Илоной, хотя, наверное, такая формулировка не совсем точна. Он никогда и не пытался его найти. Сначала не воспринимал ее всерьез. А как, спрашивается, можно было относиться к девчонке, которая с утра до вечера возится с куклами? Станислав Николаевич предоставил жене заниматься воспитанием дочери, полагая, что даже такая дура, как его благоверная, справится с элементарными заботами: накормить ребенка, отправить в школу, проследить, чтобы не щеголяла в тонюсеньких колготках, а надела теплое белье, рассказать, когда придет время, чего следует опасаться…

Если бы кто-нибудь сказал, будто его не интересовала собственная дочь, он бы с пеной у рта доказывал обратное. Интересовала, еще как интересовала! Он и планы на ее счет строил прямо наполеоновские. Иначе зачем ему было всю эту канитель затевать: сколько ни заработай – с собой на тот свет не прихватишь. Зато приятно думать, что ты обеспечил наследнице безбедную жизнь. А потому он рассматривал дочь как задел на будущее: вот дозреет, дойдет до нужной кондиции, тогда будет смысл браться за нее всерьез, научить уму-разуму, привить деловую хватку.

Дождался: дозрела, вернее, перезрела. Кинулся, ан поздно. Учиться не хочет, родителей ни в грош не ставит (ладно бы маман свою безмозглую, а то и его тоже), живет, как заблагорассудится. И это в восемнадцать лет, чего ждать дальше? После продолжительного периода затяжных семейных скандалов Костецкий плюнул на свои заманчивые прожекты и утешился тем, что приставил к строптивой Илоне специально нанятого парня, вроде телохранителя, следующего за ней по пятам. Таким образом он если даже и не всегда знал, где находится дочь в данную минуту, то, по крайней мере, был уверен, что рано или поздно охранник либо пригонит домой ее, либо приволокет на руках – случалось и такое. Слава Богу, парень был не из болтливых, впрочем, его неразговорчивость очень даже неплохо оплачивалась.

Как бы то ни было, но в данный момент бурная жизнь дочки занимала его гораздо меньше, чем предстоящая предвыборная кампания. Он собирался баллотироваться на пост мэра. Почему бы и нет? Фирма давно приносила солидный доход, особенно после того, как он расширил сферу деятельности, решив не ограничиваться только продажей электроники, но и взяв на себя обязанности регионального представителя солидной компании сотовой связи. Он не прогадал – клиент валом повалил в «Квик», и какой клиент! Контингент, прямо скажем, довольно специфический: сплошь малиновые пиджаки и собачьи золотые цепи. Впрочем, было бы странно ожидать, что обзаводиться мобильной связью стали бы учителя или пенсионеры, откуда у них деньги? Опять же, вряд ли они в состоянии оценить преимущества сотового телефона: нет у них ни скоростных автомобилей, ни срочных дел в Америке, которые молниеносно решаются – буквально в два слова.

Генеральный директор «Квика» Станислав Николаевич Костецкий отнюдь не был честным рыцарем частного бизнеса. Не многого бы он достиг, исповедуя вечные истины. Нет уж! Вечные истины гораздо удобнее проповедовать, нежели исповедовать. Но справедливости ради отметим, что, во-первых, Костецкий начинал свое дело достаточно корректно, во-вторых, упорно отказывался от криминальной «крыши» и, соответственно, никому, кроме налоговой инспекции, не платил (едва ли не единственный в городе), в-третьих, по-прежнему чувствовал в себе силу необъятную и желание приложить ее к чему-то еще.

Он прекрасно ориентировался в обстановке, связанной с разделом сфер влияния в городе, где на первый взгляд до последнего времени все было более-менее стабильно, если не считать новейших тенденций – постепенного сращивания теневого капитала с властно-административными и правоохранительными структурами. Сращивание происходило столь активно, что уже не разобрать, где теневики, а где власть, вроде как две стороны одной медали: орел и решка.

Костецкий усмехнулся: очень точный образ, именно орел и решка. Двуглавый орел и решка со скромной цифирью, но чего стоит эта гордая птица, если за ее спиной не будет денежного подкрепления? Да уж, рассказать бы об этом какому-нибудь бойкому борзописцу, такую бы обличаловку состряпал! Впрочем, торопиться некуда, потому что он, Костецкий, именно на этом и собирался строить свою предвыборную риторику. И она должна была иметь успех, ведь лично у него связей с мафией никогда не было.

Что же все-таки с утра мучило удачливого бизнесмена Костецкого? Если по порядку, то накануне ночью был убит известный в городе предприниматель Котов, в течение последних трех лет контролировавший большой кусок бензинового пирога и метко прозванный «королем бензоколонок». По слухам, «король» до последнего боролся за жизнь и, отстреливаясь, уложил одного из киллеров, а все же помирать ему пришлось, истек кровью и ушел в лучший из миров. Там, в аду, черти ему уже давно заготовили персональную сковородку! Теперь снесут на кладбище в гробу за десять тысяч долларов, завалят сверху венками, туда и дорога. Костецкий прекрасно понимал, что убийство Котова – не просто эпизод в криминальной хронике, но и сигнал к очередному разделу сфер влияния. Его натренированное чутье сразу же уловило некие флюиды, как бы электрические заряды в предгрозовом воздухе. Костецкий стал ждать гостей, и они явились.

Показательно, что первыми его посетили представители одной из партий, рассчитывающих «сорвать банк» на следующих парламентских выборах. Двое молодых, подтянутых, бойких, с хорошо подвешенными языками, они говорили о том, что с их партией лучше дружить, поскольку ее шансы на будущее достаточно велики. Заодно прощупывали его самого на предмет вероятности стать мэром. В общем-то, конечно, их пламенный спич представлял собой закамуфлированное вымогательство: вы нам деньги, мы вам гарантии того, что для вас лично после очередных выборов ничего не изменится, а если изменится, то в лучшую сторону. Впрочем, это как посмотреть, потому что под другим углом зрения – это уже не вымогательство, а достаточно выгодное вложение денег, как бы в рост, под проценты. Кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов и тот факт, что он сам собирался во власть, и поддержка со стороны общественных организаций могла ему очень даже пригодиться. В общем, Костецкий обещал подумать, но, в принципе, уже решил раскошелиться.

Не успели идейные сборщики дани покинуть его кабинет, как раздался телефонный звонок. И весьма примечательный.

– Станислав Николаевич? – уточнил вкрадчивый голос, от которого у него заныло под ложечкой.

Звонили те, что усиленно предлагали себя в качестве «крыши». Не то чтобы он их боялся, скорее они ему безумно надоели.

– Полагаю, вы в курсе последних событий?

– Какого черта! – прорычал Костецкий. – Вы мне надоели своими бессмысленными звонками. Запомните, я не собираюсь менять своего решения.

– Ну-ну, – звонивший был явно раздражен, – хочешь быть самостоятельным, тогда вспомни про Кота.

Костецкий так и застыл, это уже была неприкрытая угроза. Но любой идиот знает, что «бензиновый король» поплатился отнюдь не из-за своего стремления к самостоятельности, а, наоборот, из-за его рабской зависимости от «крыши». Крутые ребята давно и прочно внедрились в его прибыльное дело, а потом наступил день, когда Кот перестал их устраивать, и они решили его заменить. Здесь как в пословице: «Коготок увяз – всей птичке пропасть».

Вряд ли они станут убивать его, Костецкого. Что они с этого будут иметь? Для острастки? Сомнительно. И все же надо быть поосторожнее. Хоть кое-что предпринял вовремя, похвалил он себя, нанял охрану для дочери.

Под эти мысли Станислав Николаевич начал постепенно забываться сном, а заснуть в последнее время удавалась ему с большим трудом.

* * *

Костецкого разбудил звонок. Звонил не будильник и не сотовый телефон, прямо-таки разрывался домашний. Чертыхаясь и с трудом соображая, что к чему, он присел на краю постели, жена, как ни в чем не бывало, спала сном праведницы. Костецкий не торопился подходить к телефону, прикидывая, кто бы это мог быть. По всему выходило, что звонок скорее всего или случайный, или не столь важный. Обычно ему звонили по сотовому, особенно в экстренных случаях.

«Может, не брать трубку?» – подумал он в надежде, что ему еще удастся заснуть.

Тот, кто звонил, словно догадался о его колебаниях: на минуту трезвон прекратился, а потом возобновился с новой силой.

Костецкий встал и на ватных ногах поплелся к телефону. Он уже не сомневался в том, что этой ночью сон его больше не посетит.

– Слушаю, – с дрожью произнес он в трубку. Тело мгновенно покрылось мелкими пупырышками: Костецкий с детства был мерзляком и даже летом спал под пуховым одеялом.

В трубке что-то всхлипнуло, и женский голос невнятно забормотал:

– Извините, ради Бога… Я ваш телефон нашла в записной книжке дочери…

Костецкий напрягся, решив, что речь идет об Илоне, а женщина – теперь он понял, что звонила женщина, – заговорила сквозь всхлипы:

– Наверное, то есть наверняка я вас разбудила, но моя дочь Катя до сих пор не пришла домой… Я очень волнуюсь и не знаю, что мне делать… Я нашла в ее записной книжке ваш телефон… Они с Илоной вроде не были подружками, но, кажется, до девятого класса учились в одной школе… Господи, я не знаю, что мне делать…

С большим трудом Костецкий разобрал, в чем суть дела. Мать неизвестной ему Кати Черновой сходила с ума из-за того, что эта самая Катя до сих пор не явилась домой. Что ж, неудивительно, поначалу, когда подобные номера стала откалывать Илона, он так же рвал на себе волосы и глотал валидол, но за последнее время научился смотреть на выкрутасы дочки философски.

– Я ничего не знаю о вашей дочери. Думаю, Илона тоже. Она ведь теперь в институте учится, а ваша дочь, как я понял, еще школьница. Не думаю, чтобы у них были общие интересы.

– А с самой Илоной можно поговорить? – наседала взволнованная женщина. – Она дома?

– Конечно, – соврал Костецкий, его коробило от одной мысли, что ему придется делиться своими проблемами с неизвестной женщиной, – она давно спит. Видите ли, у нее сейчас сессия, экзамены, зачеты… э-э, она очень устает… Если вы хотите с ней поговорить, позвоните лучше завтра, после одиннадцати.

Кажется, женщина совсем упала духом и тихо запричитала:

– Боже, что же мне делать, что делать? Где мне ее искать?

– Ну, не стоит так сразу убиваться, – успокоил ее Костецкий. – У молодых это обычное дело, загулялись, заплясались… Найдется ваша Катя… В крайнем случае наведите справки в милиции, потому что ни я, ни Илона вам скорее всего не поможем…

Он положил трубку, и в этот момент его окликнула жена – надо же, очухалась.

– Кто это звонил?

Костецкому стоило большого труда сдержаться и ответить относительно спокойно:

– Мать какой-то Кати Черновой. Ты ее знаешь?

Валентина Костецкая пожала пухлыми белыми плечами:

– В первый раз слышу. Кто она такая?

Еще бы! Что она вообще слышала, что вообще знала? Например, она хотя бы приблизительно догадывалась, где до сих пор шляется ее собственная дочь?

– Говорит, что они учились в одной школе, только эта Катя моложе Илоны на два года. – Костецкий по-прежнему прилагал неимоверные усилия, чтобы не завестись с пол-оборота.

– Ну и что? – Жена оттопырила толстую нижнюю губу. – Илона теперь студентка, что у них может быть общего?

Так же, как и он, жена рассуждала умозрительно, ибо тоже практически ничего не знала о своей беспутной дочери. Какие у нее интересы, с кем у нее что-то общее, где она болтается почти до утра и чего хочет от жизни. Костецкий почувствовал, что неравная схватка с раздражением кончилась отнюдь не в его пользу. Дамбу прорвало, Костецкий завелся.

– Девка совсем от рук отбилась, – не выдержал он. – Ты хоть в курсе, что ее самой до сих пор нет дома?

– Ну и что? Твой бугай все равно ходит за ней по пятам. Если тебе интересно, где твоя дочь, свяжись с ним и все узнаешь. Что ты, зря ему деньги платишь? – Валентина демонстративно отвернулась лицом к стене, показывая, что не намерена ввязываться в ночные дискуссии.

Костецкий сжал кулаки, постоял, покачиваясь на носках, и, немного успокоившись, в самом деле попытался связаться сначала с охранником, а потом и с дочерью, благо они оба были снабжены сотовыми телефонами, но ни тот, ни другой не отвечали. Встревоженный, он позвонил начальнику службы безопасности своей фирмы, и тот обещал немедленно заняться поисками Илоны.