Текст книги "Размывая грани"

Автор книги: Елена Вавилкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– У тебя, что, долбодятел, совсем кукуха съехала? – провизжала она, напоминая в этот момент не искушенную демоницу, а перепуганную до смерти девчонку. – Чего тебе надо?

– Я уже говорил, что. Закира. – его голос был ровным, словно не он только что, грозился нарезать ее на ленточки, – У вас было три дня на раздумья. Конечно, будет жаль терять такие экземпляры как вы, но я всегда смогу поймать новые.

Девушка таращилась то на него, то на кровь, не собирающуюся останавливаться, пятясь к двери, желая как можно быстрее оказаться в своей импровизированной камере.

– Не советовал бы делать этого, переход может усилить кровотечение, но я могу помочь, тем более, поверь, вы не меньше меня должны быть заинтересованы в сотрудничестве. – Валентин говорил, растягивая слова, как будто она не истекала кровью возле его ног и у них была масса времени на рассуждения.

– Я не могу, – жалобно скулила девушка.

– Давай уточним, не знаешь или не хочешь говорить? – Вал выгнул дугой бровь, ожидая ответа, одновременно хватая вторую ее руку, которую девушка отчаянно пыталась вырвать из его хватки, но продолжала молчать.

Это было красноречивее слов для чародея. Вторая рука окрасилась алым цветом, вырывая еще один вопль из горла его жертвы.

– Ты кричишь очень музыкально, тебе кто-нибудь говорил об этом? Зачем так упорствовать, Закира? Неужели тебе это пришлось по вкусу? – Его глаза почти любовно оглядывали дело рук своих.

До девушки медленно, но верно доходило, что чародей не шутит и перед ее мысленным взором, проходили возможные варианты развития событий. Если она не скажет, то он не остановится, пока не закончит, начатое. Бездна, ну почему бы ему не выбрать для начала эту райскую пташку для своих увеселений?! Если скажет, то она все равно мертвец, стоит ей только переступить порог ада. В это время мужчина присел на корточки возле нее. Чертов ублюдок словно читал ее мысли.

– Если ты боишься, что Маммон прикончит тебя, так для него ты и так умерла в тот момент, когда я накинул на тебя сеть, а в мои намерения не входит ваше освобождение. У тебя есть выбор либо продолжать жить вполне комфортно в моем имении, либо умереть как человек. – Его палец нажимал на линию пореза, и она затягивалась. Излечив пару сантиметров кожи, Валентин остановился и вопросительно взглянул на нее. – Нам может быть очень хорошо вместе.

Глаза Закиры сверкнули решимостью.

– Я готова пойти на компромисс, – произнесла она, особо выделив последнее слово, – если ты скажешь, какую цель преследуешь.

Валентин задумался на секунду.

– Это создание из загона, она бесплотная темная сущность, опустошающая все вокруг себя, разрушая даже воздух, заменяя его собой. Я не знаю, как она будет воздействовать на людей, но скорее всего, так же.

Девушка всматривалась в его черты, пытаясь определить, насколько Валентин честен с ней. Чародей не лгал, но что-то не договаривал.

– И ты можешь поклясться, что не будешь использовать эти знания против нашего брата?

– А ты ответишь, если дам клятву? – усмехнувшись, спросил он.

– Да, в обмен на обещанные уступки с твоей стороны. Первое: я не хочу более находиться в одной помещении с Мариэль, ты сделаешь мне отдельную комнату, где я не буду подвержена человеческим слабостям, и обеспечишь обещанные комфортные условия в твоем поместье – в моем понимании. У меня должна быть возможность реализовывать свою природу. И второе: ты никому некогда не поведаешь о том, что я расскажу, хотя, не думаю, что открою тебе много нового.

Валентин, согласно кивнул. Пусть крохи, но это уже что-то.

– Я клянусь своей силой, что никому не передам полученную информацию, и не буду использовать ее во вред созданиям подобным тебе, – сказал чародей с ноткой торжественности в голосе, и вселенная приняла его клятву. А затем уже расслабленно добавил, – Что касается смены места жительства, то думаю, что моя спальня временно тебя вполне устроит, завтра я позабочусь о том, чтобы сделать ее более удобной.

Девушка протянула ему окровавленные руки, но он отрицательно покачал головой.

– Сначала информация, дорогуша.

Закира, несмотря на пугающую слабость, улыбнулась. Он был прав, ей нечего было терять. Мотивы Валентина были понятны ей как никому, будь она на его месте, поступила бы так же, если не хуже, поскольку в отличие от него ее не сдерживали никакие принципы. Единственное, что могло удержать ее – это клятва и то, если она не находила в ней лазеек. Будь он обычным человеком ему не избежать их врат. О, каких бы успехов он мог бы добиться у них. А потому она была удивлена, как эти чистоплюи, которые еще в детстве губили подобных ему детей, допустили, чтобы Вал выжил, и более того потратили на него уйму времени, уча контролировать свои порывы и действовать рационально, что в итоге помогло ему занять место в Совете. Жаль, очень жаль. Стоп! Девушка изучающе посмотрела на него.

– Вал, а Совету известно о ней? Или это личная инициатива?

Чародей демонстративно посмотрел на ее руки, намекая, что на пустые разговоры у нее времени нет. Но она успела заметить, что ее вопрос задел его.

– Закира, лапушка, давай ближе к телу.

– Ты не понимаешь, это не праздное любопытство. Бывает так, что не только фантазии создают существа в загонах. Самые сильные получаются, когда человек с большим потенциалом абстрагируется от какой-то части себя. Я помню, каким необузданным ребенком ты был, но сейчас в тебе нет ни капли этого. Извини за правду, но твой дерьмовый контроль чертовски раздражает. – Выпалила на одном дыхании Закира и, переведя дыхание, продолжила, осторожно подбирая слова. – Ты избавился от части себя, но она нашла тебя – твоя Тьма.

– Она сбежала из загона, но это не то, что я отринул в себе. – Его тон был сухим, а взгляд пустым, не выражающим ничего: ни мыслей, ни чувств.

Девушка была очень удивлена, что он вообще что-то ответил.

– Ты спрашивал, можно ли поймать и уничтожить ее сейчас, пока у нее нет тела, – она облизала пересохшие губы, – да, но это под силу только Творцам или… Виру.

– Продолжай, – коротко бросил он, сделав вид, что полностью поглощен лечением ее ран. – Как скоро она обретет его?

– Вал, когда мы вырвались на свободу, то были не просто сгустком энергии, как твоя Тьма, именно, поэтому чародеи и смогли создать сети. В твоем случае они не помогут. – Девушка вскрикнула, когда его пальцы с силой сдавили ее руку.

– Мы уже выяснили это, не так ли? Как насчет тела?

Девушка сделала глубокий вдох и скороговоркой выпалила: – Очень скоро ей захочется обрести плоть, и чем сильнее будет разгораться в ней эта жажда, тем большую опасность она будет представлять для своего создателя. Поскольку только он может дать ей желаемое в рекордные сроки, в противном случае это займет очень много времени.

Это должно было бы обеспокоить Валентина, но ни один мускул не дрогнул на его лице, а пальцы продолжали дарить успокоение ее измученной плоти, и Закира расслабилась. Раз это не разъярило чародея, то и остальное он должен воспринять спокойно.

– Вал, опасна – не значит губительна. У вас равноценные шансы на победу в поединке. Если хочешь выиграть, то не должен сопротивляться ее проникновению. Стоит раздразнить ее, и она поглотит тебя полностью, но если ты добровольно впустишь ее, то у тебя появится шанс исторгнуть ее из своего тела и попутно наделить еще и слабостями. Ты ее творец, и тебе в конечном счете решать, какой она должна быть. – Демоница чувствовала, что силы возвращаются к ней. Чародей держал свое слово. – Если хочешь познать ее, начни с себя, открой ящик Пандоры и попробуй выстоять против себя. Если тебе это удастся, то и с ней ты справишься, как бы она не изменилась за века…

Несмотря на то, что ее ответ, казалось бы, был полон, но в последних словах звучала какая-то недоговоренность.

– Это все, Закира? – Голос Валентина был тих, когда он поднял лицо и полоснул ее острым взглядом.

Девушка поежилась.

– Нет, стоит тебе начать копаться в себе, и ты будешь притягивать ее как магнитом.

– Понятно. – Мужчина медленно поднялся и потянул ее вверх за собой. – Иди в ванную, приберешься здесь и приведешь себя в порядок.

Закира смотрела как этот непробиваемый, невыносимый мужик, распорядившийся ею как служанкой, спокойно развалился на кровати, закинув руки за голову, и уставился в потолок, совершенно не обращая на нее внимания. Сделав пару нетвердых шагов, она уже более уверено прошествовала в указанном им направлении, радуясь, что в комнате нет ковров, так как за ней тянулся темно-алый след.

Оказавшись в ванной, девушка решила вначале привести себя в порядок, а уж потом приниматься за устранение беспорядка в комнате. К моменту, когда она вернулась, Валентин уснул, но сон его был беспокойным. У нее руки чесались прикончить его и освободиться, но она понимала, что не стоит недооценивать противника. У этого ублюдка – хотя и очень обольстительного, нужно сказать – всегда был припрятан джокер в рукаве. А потому отвернувшись от постели, она принялась за уборку, и как оказалось, не зря.

– Я рад, что ты настолько разумна Закира, не хотелось бы расставаться с тобой после того, как ты так помогла мне. – Демоница резко развернулась, но мужчина даже не открыл глаз, произнося все это.

– И все же ублюдок, чертов, обольстительный ублюдок, – бурчала она себе под нос, с остервенением оттирая пятна с пола.

Мягкий, хриплый смех донесся со стороны постели, заставляя ее кожу покрыться мурашками.

– Мне льстит твоя реакция, милочка. День в роли человека окажется незабываемым воспоминанием для тебя.

Это было последней каплей.

Сволочь, надменный слизняк!

Закира словно фурия, не отпуская окровавленного полотенца, пронеслась к кровати, нацелив свою импровизированную половую тряпку в его ухмыляющееся лицо. Но ее намерениям так и не суждено было осуществиться, полотенце отлетело куда-то, а она оказалась прижатой к матрасу мускулистой тяжестью чародея.

Ее глаза сверкали бешенством, но тело предательски дрожало. Банный халат распахнулся, оголяя бедра и низ живота, а его серебряная пряжка с острыми краями царапала ее нежную кожу. Эта легкая боль и полная беспомощность в его руках, так не свойственная ей, посылала огненные искры по оголенным, как провода, нервам.

И эта наглая морда, еще смеет понимающе ухмыляться ей!

Изловчившись, Закира, вцепилась зубами в его губу, прокусывая до крови, чувствуя, как приятная влага заполняет ее рот. Но почувствовав удушье от тисков, сжимающих горло, вынуждена была разжать зубы, чтобы втянуть в себя глоток воздуха. И тут же щека загорелась от сильной оплеухи, отрезвляющей и еще более распаляющей ее.

– Сучка!

Закира нахально, с вызовом взглянула на него.

– Да, милый, – произнесла с хрипотцой она, слизывая кончиком языка кровь из маленькой ранки в уголке рта – именно так, жестче, сильнее, грубее, резче. Я так хочу!

– Кто бы сомневался! – хохотнул мужчина, и демоница почувствовала, как руки освободились из крепко удерживающей их хватки. – Мы оба этого хотим.

Валентин стремительно расстегивали пояс и пуговицы на кожаных штанах, ее руки нетерпеливо разрывали его тонкую шелковую рубашку, карябая острыми когтями кожу на груди, вырывая из его горла хриплый стон.

Это было безумием, но именно сейчас мужчине просто необходимо было отрешиться от всего, забыться, выплеснуть напряжение и злость, не отпускавшие его на минуту последние три дня. Секс грубый, без прелюдий, без разговоров, вот чего жаждал он.

Наконец освободив свой напряженный член, он грубо насадил девушку на себя, сжимая в руках ее ягодицы. Ее острые зубы впились в основание его шеи, а пальцы сжимали в кулаках его волосы, с силой натягивая их в такт резким движениям.

Он крутил ее, изгибал под невообразимыми углами, сжимая, царапая, кусая, и эта дикая кошка, гнущаяся как заправский акробат, ни в чем не уступала ему, принимая все и отдавая в полной мере. Со стороны это могло показаться схваткой двух диких животных, но для них это было восторгом, упоением, освобождением, о чем возвещали их восторженные крики, шокирующие чуткие уши за стенкой.

Когда страсть утихла, и они успокоенные, не прикасаясь друг к другу, лежали рядом на развороченной постели, Валентин с насмешкой произнес: – Теперь я понимаю, зачем сохранил тебе жизнь, дорогуша. Ты неиссякаемый источник бодрости.

Но девушка лишь лениво покосилась на него глазами, не собираясь отвечать на эту издевку, слишком расслабленной и томной она ощущала себя.

Глава 3

Тьма была зла, очень зла, на себя, на него, на этот мир, полный этих хрупких людишек.

Почему? Почему несмотря на всю силу и неуязвимость у нее нет того, что доступно им?

Почему, несмотря на то, что она пустилась во все тяжкие, совершенно перестав контролировать себя, этот голод не проходит?

И почему, наконец, он не видит подсказок и не идет к ней?

На каждом столбе в городе красовались объявления о пропаже людей, заголовки газет пестрили названиями: НОВЫЙ РАК БОЛЕЗНЬ МОЛОДЫХ И СИЛЬНЫХ, ВРАЧИ УТАИВАЮТ ПРАВДУ ОБ ЭПЕДЕМИИ, ИНФЕКЦИЯ ПЕРЕДАЕТСЯ ПОЛОВЫМ ПУТЕМ.

Последний вызывал лишь усмешку, а на память приходила парочка молодых людей, погибшая на пике страсти. Пока те увлеченно и неистово отдавались друг другу в подъезде, она незаметно овладевала ими и с последним бурным всплеском убила их. Тьма наслаждалась каждым мигом этого слияния, одновременно с ними переживая их эмоции, впитывая и растворяя каждую каплю дурманящего безумия. Это было прекрасно, волнующе и ярко. Столько красок, оттенков, ощущений неведомых и недоступных для нее. Только так через чужую боль и смерть, и никак иначе.

Ненавижу! Ненавижу себя! Его! Всех!

На этот поступок ее толкнуло любопытство, ярость и желание привлечь к себе внимание. Такое происшествие трудно было бы объяснить, чем-то рациональным, но человечество упрямо не желало видеть сверхъестественного, предпочитая выдумывать очередные небылицы. Но он-то, он же другой! Он был просто обязан догадаться! Догадаться и прийти к ней! Оставлять после себя тела было для нее очень не просто, и требовало огромной концентрации. Тьме по-прежнему было проще просто высосать полностью и заменять собой живое существо, и таких безымянных, исчезнувших без следа жертв были сотни за последние дни.

Но после этих стихийных нападений она уже лучше контролировала себя и, утолив первый дикий голод, могла позволить себе играть, смаковать, наслаждаться, вкушая другие лакомства. Вот тогда-то в газетах и на телеэкранах появлялись новые шокирующие подробности.

Она стала сильнее, мощнее, сконцетрированее, но при этом ни одна из ее жертв так и не смогла дать ей того, что она так страстно желала.

Да, она могла теперь уплотняться, и тьма для кого-то приобретала пугающую форму, но все же это не было телом. Тьме уже начинало казаться, что ее мечта несбыточна, но последние два дня изменили это мнение.

Ее создатель думал, о ней. И каждая его мысль, каждая эмоция была легкой лаской для нее. Тьма могла почувствовать ее сквозь расстояние, разделявшее их. В отличие от остальных он не боялся ее. Она чувствовала, как его сознание пытается придать ей форму, и в такие моменты она текла, уплотнялась и снова распадалась. Ее чародей еще слишком плохо знал ее и никак не мог остановиться на чем-то конкретном. Тьма мысленно по слогам раскладывала его имя Ва-лен-тин, призывая к себе, а он звал ее в ответ, но ни один из них не решался сделать первый шаг навстречу друг другу, предпочитая продолжать знакомство на расстоянии. Все ее последние жертвы были попыткой привлечь его внимание, заставить думать о себе как можно чаще, но эта тактика так и не привела к желаемому результату.

Валентин, казалось, прирос к тому захолустному городишку и совершенно не собирался покидать его, а она была еще не готова появиться на его территории под обстрелом множества внимательных и досужих чародеев, слишком сильна была жажда, слишком неконтролируема. Но огни большого города уже начали терять для нее свою привлекательность, они не были такими яркими и жгучими, как глаза ее чародея. Пронизывающий взгляд которого заставлял хаотично кружиться ее частицы в замысловатых па. Она все чаще видела его глаза, когда он думал о ней, сходя с ума и совершая новые безумства. И вот снова и снова выходила на охоту, и этот день не был исключением.

Город, залитый светом ярких солнечных лучей. Толпа, снующих по своим заботам людей, и она невидимая незримая вместе с ними. Каждый вдыхает ее аромат, а она уносит частичку его или ее сути, воспоминание, чувство, а может и кусочек плоти.

Почему он решил, что она – Тьма?

Нет, она могла быть и Светом.

Как, например, сейчас, она смешалась с воздухом и последними теплыми солнечными лучами осени, и если кто-нибудь знающий пригляделся, то увидел бы, как она сверкает и переливается, наслаждаясь этим погожим днем и охотой. Это любовно-ностальгическое настроение передалось ей от девушки, спешащей к своему другу в парк. Она так восхищалась всем вокруг и одаривала, прохожих своей лучезарной улыбкой, глубокими вдохами втягивала в себя запах осенней листвы, а вместе с ней и ее. Девушка так щедро делилась с окружающими своим теплом, желая чтобы всем вокруг было также светло и радостно на душе, как и ей, что смогла даже осчастливить Тьму, без урона для себя.

Тьма задумалась над своими ощущениями, ей было хорошо, очень хорошо, от этого щедрого добровольного дара чистой души, и как ни странно впервые голод не терзал ее. Она могла контролировать его, сдерживать.

На ум пришла ее первая особенная жертва, та тоже была в какой-то мере добровольной. И в тот вечер Тьма чувствовала небывалый душевный подъем, и голод так же надолго отпустил свои тиски.

Идиотка! Всю эту неделю она искала и охотилась не на тех!

Если она хочет, подобраться к Валентину незамеченной, то ей нужно научиться контролировать свой аппетит. А ей очень хотелось продолжить знакомство и, значит, следовало попытаться продержаться хотя бы день на таких вот щедрых дарах. Неважно злость, ненависть, любовь ей все сгодится, главное чтобы добыча изливала это из себя сама.

Она искала маячки в потоке людей и устремлялась за ними, просто окружая и впитывая чистую энергию, не давая ей добраться до адресатов. Это было ново, это было вкусно и питательно, и, пожалуй, впервые она действительно почувствовала себя Светом. Ведь от той дозы негатива, которую она сожрала сегодня, можно было бы свалить не одну группу чародеев. Она была сыта и довольна собой, и лишь один большой ковш дегтя в бочке с медом все портил – это никак не приближало ее к цели, и наоборот отдаляло. Тьма чувствовала, как трудно ей сгруппироваться сегодня.

Внезапно в поток ее мыслей вклинился зов, его зов. Валентин думал о ней. Его глаза как будто нарезали душу на мелкие кусочки, отделяя, сортируя. Сегодня это была не ласка, сегодня это была боль резкая и сильная, ему надоело ходить кругами, и он бросился в омут с головой. От этого проникновения ему было также плохо, как и ей. Она чувствовала это.

Да что же, этот придурок творит! Разве так можно! – Успела подумать она в промежутках между приступами.

Она этого не вынесет, ей нужно остановить, вразумить его. Она неслась быстрее ветра, оставляя за собой разреженные белые полосы в вечернем розово-голубом небе, видя перед собой только его льдистые решительные глаза, и губы, сначала невнятно, а потом более уверенно произносящие Эфира.

У нее было такое ощущение, словно перед ней выросла стена, которая не поддавалась ее разъедающему воздействию. И каждая ее бесцветная частичка на огромной скорости влетела в нее, настолько плотно прилегая к первым, что Тьма почувствовала себя куском глины, который медленно сползал вниз на землю, размазанным по этой непонятной преграде.

Впервые эй стал понятен смысл, что значит вышибить дух, или в ее случае утоптать.

Он дал ей имя?!

Тьма пробовала и смаковала его воздушность и резкость на слух, и оно нравилось ей. Как ни странно боли больше не было, но и его глаз тоже. Чародей снова закрылся от нее. Но она уже была рядом совсем рядом с ним. И не собиралась поворачивать назад.

Валентин, несмотря на предупреждение Закиры, все же решился открыть замурованную дверь в своем сознании. Пусть сейчас был и не самый удачный момент для этого, но что-то внутри подгоняло его, настойчиво требовало сорвать цепи и выпустить на волю свою ярость, безудержность и бесшабашность. Попытаться примириться с ними и обуздать их вновь, но прежде ощутить полную свободу, как в те далекие времена, когда он был еще ребенком. Он мало, что помнил из детских лет, но внутри сохранился отпечаток испытанных когда-то чувств или их тень.

Однако это оказалось сложнее сделать, чем он предполагал. Ему никак не удавалось воссоединиться в единое целое с отринутой частью себя, слишком привык он к контролю за последние четыреста лет, а, может, и не в нем было дело.

Каждую свободную минуту Вал, посвящал поиску маленького мальчика в глубинах сознания. Блуждая по тусклым коридорам сознания, он забывал обо всем. На сон и еду просто не оставалось времени. Он намеренно доводил себя до крайней степени истощения, пытаясь отрешиться от всего насущного, земного, и сосредоточиться на внутреннем мире. Пробираясь сквозь лабиринты загнанных вглубь и отринутых воспоминаний о его слишком длинной жизни, он не прекращал думать о Тьме. Его маячками в длительном пути познания были чувства и ощущения.

От мыслей о ней ласкающее тепло разливалось по телу, и он как мотылек стремился на жар, чем сильнее жгло сознание, тем ближе он был к цели. Но насущная действительность всякий раз врывалась в его поиск, прекращая скитания, и каждый раз ему приходилось проходить весь лабиринт заново, однако с каждым днем это отнимало все меньше времени, и дорога все глубже уводила его, пока, наконец, сегодня он не столкнулся с объятой пламенем дверью, которая пугала и притягивала, как магнитом.

Вал потянулся к ней рукой, и миллионы жалящих искр впились в нее, заставляя сознание стонать от боли. Пальцы отказывались сжиматься на тяжелом раскаленном добела засове. Но он не сдавался, обращая, разъедающую боль в силу, заставляя сокращаться мышцы и резко открыть задвижку. Он сгорал заживо, но упорно тянул на себя разрушающую его дверь, отыскав в себе тот холод, лед который составлял его суть все последние годы, он резко рванул ее на себя. И та, жалобно скрипнув, поддалась, и как по волшебству пламя потухло.

Он устало сполз у двери, ноги не держали его, а руки так и продолжали держаться за злосчастную ручку двери. Откуда-то издалека доносилось: – Вал! Вал, придурок чертов, очнись! – и смутные ощущения крепко встряхивающих его тело рук.

«Это Закира пытается помешать мне», – пришла в голову отрезвляющая мысль, и, почувствовав как звуки действительности, отдаленным гулом нарастают в его ушах, он со злостью отгородился от них. – «Ну, уж нет, только не сейчас, когда я так близко к своей цели».

С трудом подтянувшись на негнущихся руках, Валентин встал, тяжело облокотившись на дверь, и заглянул в проем, влекущий своей неизвестностью. Нетвердый шаг, и вот дверь с грохотом захлопывается за ним, отрезая путь назад, а перед ногами пугающая воронка из кадров его жизни, только в обратном порядке, и где-то в самом начале ее был исток всего. Он не знал, хватит ли у него сил опуститься на самое дно и не потерять себя, но выбора уже не было, воронка разрасталась и засасывала его вглубь, как сводящая своей мельтешащей пестротой бездна. Все цвета и краски слились в одну черную точку, так что чародею, показалось, что еще немного и он ослепнет, но вот время замедлило бег, и он как зритель в кинозале увидел последний кадр, после которого его жизнь изменилась, изменилась навсегда, а прошлое осталось в небытии, как будто и не было его вовсе.

То, что происходило с Валентином сейчас, было очень странным. Чародей ожидал, что будет переживать заново все происходившее с ним когда-то, но нет, он просто наблюдал со стороны, при этом слыша все мысли персонажей, словно они произносили их вслух. Отмотка времени назад была кривой, так словно у него был пульт, и он перематывал пленку на начало эпизода просматривал его, переходил к другому и все повторялось вновь. И с каждой уходящей сценой Валентин опускался все глубже вниз по спирали.

Молодой юноша в одних лишь кожаных штанах стоял посреди пустынной комнаты. Казалось, он ничего не видит вокруг и его взгляд устремлен куда-то вглубь себя. Он мысленно ассоциирует себя со скалой над водами Арктики, покрытой толстым слоем льда, который не могут разбить ни ветер, ни бушующие о подножия воды, ни растопить теплые течения. Все вокруг него во мраке, и лишь одна его фигура в центре светового пятна. Но постепенно кольцо расширяется, выявляя других. Их трое: сильных, темных воинов, стоящих в боевой стойке и ожидающих приказа. Это его пороки: гнев, необузданность и одержимость, воплощенные Советом, чтобы юноша мог доказать, что изменился. Их глаза сверкают адским пламенем, в руках сверкают мечи, но молодой Вал продолжает медитировать.

Он скала, он вековой слой льда, он лишь отражает удары, а не нападает.

Он молния, сверкающая и пугающая своей быстротой и неотвратимостью.

Он сгусток энергии, и мечи лишь продолжение его, разящие и жалящие.

Он часть природы, и как и она, беспристрастен и гармоничен.

Нет ни света, ни тьмы.

Нет ни добра, ни зла.

Есть только природа и он, живущий по ее законам.

Войнам отдан приказ, и они кружат вокруг него, постепенно сжимая кольцо.

В руках Вала сверкнули клинки, они поют песню крови, но юноша ждет, и только глаза фиксируют каждое движение противника, он чувствует каждый вздох, каждый шорох, каждое дуновение ветра в этой закупоренной комнате, создаваемые тремя смертоносными иллюзиями.

Вал чувствует, как бушует Гнев, вырываясь вперед. Его лицо сменяет как в калейдоскопе маски. Укоряющий боязливый взгляд матери, пустой – отца, язвительно ухмыляющаяся рожа соседского мальчишки, из-за которого от него отреклись близкие и, наконец, надменно-презрительное лицо Главы Совета. Все они, сливаясь, отвлекали и побуждали растопить ярость, заледеневшую в крови. Но он сохраняет спокойствие и, предугадывая атаку противника, отклоняется вправо, припадает на ногу и наносит с боку разящий смертельный удар в живот, поднимаясь как пружина, распарывает его до ребер. Клинок в другой руке встречает меч врага и уводит его в сторону, высекая искры от скрежета стали об сталь. Иллюзия испаряется, но кровь смочившая оружие и стекающая по руке, остается. Клинки воют в экстазе песню боя, песню крови, соблазняя, искушая, взывая к его магической силе, но он гранит, а клинки и сила лишь продолжение его воли, а не он их. Кровь замедляет свой бег, и дыхание выравнивается. И его льдистый взгляд спокойно встречает алый Необузданности.

Меч в руках противника сверкает сияющим щитом от молниеносных кручений руки своего хозяина, пытаясь запутать, дезориентировать. Но адское пламя не может растопить лед. И два скрещенных клинка, встречают и отбрасывают оружие противника, заставляя того на секунду потерять равновесие. Но даже это не останавливает его, меч по горизонтальной дуге, рассекая воздух, несется в сторону Вала. Но юноша готов к этому, и меч встречает лишь пустоту на том месте, где секунду назад была его цель, которая, сделав сальто в воздухе, оказалась за спиной неуспевающей развернуться Необузданности, вонзая в шею вибрирующий от удовольствия клинок.

Еще одна иллюзия исчезла, но кровь не хотела успокаиваться в жилах, заставляя искриться золотом лед в глазах Валентина. Одержимость не нападала, она оскалено улыбалась, разрушая равновесие юноши. В ее руках не было оружия, но оно ей было не нужно, вместо него в ладонях краснел огненный шар. Чем сильнее бурлила кровь Валентина, тем больше и жарче он становился.

– Я остался один, ее больше нет, но моя смерть не вернет ее и последний шанс будет утерян. Я должен жить, я должен впитать каждую крупицу знаний этих чистоплюев, и тогда, мне не будет равных. Я еще человек и не сила выбирает меня, а я выбираю силу. Она подчиняется мне. Я одно целое с природой, я сам часть ее, я айсберг на краю океана, не вечный, но незыблемый и огонь не растопит меня, – эти слова юноша произносил вслух, убеждая в них себя и противника.

Кровь из лавы превращалась в родниковую студеную воду, освежая, успокаивая Валентина. Клинки исчезли так же, как и появились, – внезапно. И он стоял недвижимый, как скала, глядя, как огненная стихия несется в него, но, не долетая, рассыпается вместе с иллюзией.

И снова тьма вокруг и только он в пятне света.

«Эфира, я выиграл нам шанс», – мысленно произнес юноша.

Спустя несколько секунд в комнате появилось несколько мужчин, это были члены Совета и Вир, который, не входя в него, сумел выторговать Валу шанс на жизнь. В его черных бездонных глазах было одобрение. В тот момент Вал поклялся себе, что всегда будет предан этому конкретному чародею.

– Валентин, ты с честью выдержал испытание, – пафосно произнес Глава Ковена, привлекая к себе внимание юноши, – и теперь можешь занять место в рядах наших учеников. Цитадель теперь твой дом. Надеюсь, что ты понимаешь, что уже сделал свой выбор и не можешь вернуться к людям, и тебе придется подчиняться законам Ковена и решениям Совета.

– Понимаю, – холодно произнес Вал, и ни одна эмоция не отразилась на его лице.

– Хорошо, я принимаю твой ответ как согласие на мои дальнейшие действия от лица Совета.

В душе у Вала зрела паника, Вир потянулся, чтобы что-то возразить, но было поздно. Пламя, вырвавшись из пальцев чародея, прошло сквозь тело юноши, выжигая сознание изнутри. Секунда и в голове у Валентина была пустота, все воспоминания были стерты, кроме тех как его зовут, кто перед ним, и кем ему предстоит стать. И еще мысль его или чужая: – Сегодня я избавился от своей Тьмы.

Эпизод из его прошлой жизни закончился, а новый еще не начинался. И у Вала было время подумать и осмыслить увиденное. Ему стало понятно, почему у него было лишь отдаленное представление о тех годах, и почему он так долго плутал в лабиринтах сознания, и почему была объята пламенем эта чертова дверь в прошлое. Одно было не ясно: – Кто такая Эфира, и о каком шансе шла речь.

Эфира?! Странно!

Но отведенное на размышление время закончилось, и его ждал новый эпизод из жизни.

Юноша застывшей статуей сидел на полу все в той же комнате. Ничто не указывало на то, что в этом теле есть жизнь, и лишь редкие вдохи говорили об обратном. Казалось, что ничего не происходит, но напряженные действия разворачивались не здесь, а внутри Вала.