Текст книги "Люби сильнее (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Сама решаюсь на Ярика посмотреть лишь тогда, когда вода достигает моей шеи. Скрещиваем взгляды и застываем в паре метров друг от друга. Периферийно отмечаю, как спящие волны ласкают крупные плечи.
Я тоже хочу к нему прикоснуться… Так сильно хочу, пальцы ломит.
Дрожь выходит на постоянную основу. Что ж… Пусть думает, что мне холодно, когда я горю.
– Давай начистоту, – предлагает Яр, глядя мне прямо в глаза.
– Давай!
– Ты сказала, что ждала. В качестве кого?
Почему-то этого вопроса я не ожидала. Теряя почву под ногами, суматошно расставляю руки. Хотя сейчас, кажется, предпочтительнее уйти под воду, чем взгляд его выдерживать.
Вокруг нас вода закипает. Так и вижу утренние новости по центральному каналу: «Аномальное явление в Одессе. Проснулся подводный вулкан, о существовании которого не подозревали ученые…»
– Маруся, – хрипловатый голос Яра взбивает и превращает сумасшедшую массу эмоций в ту самую извергающуюся магму. – В качестве кого ты меня ждала? – повторяет вопрос.
С трудом сглатываю и зачем-то подплываю ближе. А ведь без того уже дышать не могу… Чтобы восполнить кислородное голодание, разрываю зрительный контакт. Вместо этого смотрю на его губы, крепкий подбородок, шею, ключицы и поблескивающие на смуглой коже капельки воды.
Слишком громко возобновляю жизненно необходимую вентиляцию легких и обратно к глазам поднимаюсь.
– В качестве того, кем ты был для меня всю жизнь.
Яру такой ответ явно не по душе. Стискивает челюсти. Выразительно вдыхает. И, наконец, достаточно терпеливо уточняет:
– И кем же?
– Первым по степени важности. Единственным. Самым-самым. Всем.
Он шумно выдыхает и замирает.
Взглядов не разрываем. И не двигаемся. Так смотрит, будто физически касается. Захватывает в единовластный контроль все мое тело. Я реально опасаюсь, что не выдержу накала. Мышцы от множественного сокращения и перманентного напряжения отзываются ноющей болью. А внутри каждый мало-мальски важный орган пульсирует и набирает массы.
– Я тебе все отдала, Ярик. У меня больше ничего не осталось.
– Ошибаешься.
Что это значит? Что он хочет? Способна ли я дать?
«Ошибаешься…»
Хочу ошибаться. Хочу… И все же ужасно сильно боюсь новых ран.
– Спасибо, что предложил снова дружить. Я очень счастлива. И это… безопасно для нас.
– Не думаю, – выговаривает хрипло.
Сейчас его лицо никаких эмоций не выдает. Только в глазах буря не утихает.
– Будешь со мной… – это вопрос, но голос срывается и не позволяет окрасить слова нужными интонациями. – Каждый день… – снова вместо вопроса – дрожащий и низкий шепот. – Каждый час…
Замечаю, как он сглатывает, медленно вдыхает и… все. Молчит. Не отвечает.
– Ладно… – спешу с выводами, но стараюсь улыбаться. Думаю, у меня хорошо получается. Граду я люблю улыбаться. Даже когда больно. – Поплаваем, Ярик?
Понимает, что именно предлагаю. Рискую, но очень сильно хочу к нему прикоснуться.
Очень-очень сильно…
Не могу сдержать счастливого задушенного смешка, когда Град поворачивается ко мне спиной и окунается чуть глубже в воду. Тотчас обвиваю его шею руками. Прежде чем сомкнуть их, жадно скольжу ладонями по каменным и горячим грудным мышцам. Прикрывая веки, прижимаюсь всем телом и, подтягиваясь, обвиваю ногами талию.
– За буйки, Ярик. Далеко-далеко.
Пока я это тараторю, нежно трогаю губами везде, где удается: плечи, шею, уши, щеки. Мы так делали миллион раз… Но сейчас ощущения буквально сводят с ума.
Вербально Яр продолжает динамить меня, не балует разговорчивостью. Знаю, что у него бывают периоды такой замкнутости. Это не беспокоит. Кроме того… Я вижу, как он на мгновение прикрывает веки. Слышу, как утяжеляется его дыхание, хотя мы еще не плывем. Значит, эти реакции вызываю я. Это будоражит еще сильнее. Содрогаюсь и крепче его сжимаю. И Ярик за мной вздрагивает, космическое удовольствие – чувствовать все это телом.
Так ничего и не говорит. Прочищает горло и просто начинает плыть. Большой, твердый и горячий – обожаю ощущать, как движется подо мной его мощное тело. Касаться Ярика, быть с ним – потрясающее блаженство.
Вместе…
У меня отрастают новые крылья. Я свечусь в темноте. Ее больше нет. Я – лампа, которая освещает весь наш мир.
Наш…
[1] Куликовое поле – одна из самых больших исторических площадей Одессы.
12
Ярослав
Мария Титова: Ты сегодня будешь свободен?
Выдыхаю последнее кольцо сигаретного дыма и пару минут просто дышу тяжелым июньским воздухом. Смотрю на улыбающееся личико святоши, и в который раз думаю, какая она красивая. В груди заламывает и методично точит, только сейчас это все больше похоже на удовольствие и голодное предвкушение. Если бы на службе позволял себе пялиться на ее фотки, точно бы сорвался. Теперь мне вроде как не нужно фильтровать свои чувства. Постепенно отпускаю контроль.
Ярослав Градский: После семи. Поздно заканчиваем.
Мария Титова: Дома будешь? Или куда-то собираешься?
Суббота. Наверное, поэтому спрашивает. Все нормальные люди куда-то выбираются.
Ярослав Градский: Ты куда-то хочешь?
Заставляю себя отложить мобилу. Должен работать, для этого и нахожусь на стройке. Только едва вскрываю новый мешок цемента, прилетает ответ. Поглядываю в сторону светящегося дисплея и даю себе установку: прежде, чем смотреть, закончить с последним раствором.
Придет ли, как вчера и позавчера, посидеть вместе на крыльце? Или мы двинемся дальше?
«Я тебе все отдала… Больше у меня ничего нет…»
Я хочу больше. Я возьму больше.
Сейчас нам обоим нужно время. Все и сразу, как бы ни стремился, получить не удастся. Слишком много незакрытых обид и вздернутых эмоций. С ее стороны еще и блоки, инстинктивно подстраиваюсь. Наблюдаю все время, что находимся вместе. Маруся не делает ничего вызывающего и даже не дерзит. Одевается, как обычно: майки, шорты, а у меня при каждом ее появлении «подъем башни», словно у озабоченного сопляка. И это притом, что нынче я, вашу мать, стабильно дважды в сутки передергиваю.
«Будешь со мной… Каждый день… Каждый час…»
Она хоть понимает, что спрашивает, и какую реакцию вызывает? Все, что сказала тогда, отложил, так и не придумав стоящего ответа. А если бы придумал, не уверен, что смог бы озвучить.
«Первым по степени важности. Единственным. Самым-самым. Всем».
Тяжело все это переварить постфактум. По инерции продолжаю закрываться. Пока железная броня не разлетается, как куски пластмассы под гусеницами танка.
Долго тогда плавали. Ощущал, как нежно и отчаянно жмется. Все ее тело, каждый изгиб чувствовал. Старался не думать о том, чтобы повернуть к себе лицом. Похоть, конечно, присутствовала, не без этого. Но в тот вечер мы соединились по-другому. Как когда-то, всеми контактами сошлись.
Мария Титова: Я сейчас не дома.
Мария Титова: В городе.
Мария Титова: На Итальянском бульваре.
Мария Титова: Ярик?
Такого я не ожидал. Не знаю, на что конкретно рассчитывал, но почему-то не подумал, что она куда-то без меня вырвется.
Ярослав Градский: С кем?
Мария Титова: С Амиром.
За грудиной слету огонь разливается.
Че за шняга блядская?
Понимает же, что еще пару таких маневров, урою, на хрен, этого бальника.
Вот так мы и дружим, вашу мать. Сам предложил, чтобы утихомирить ее тогда и обойти защиту. Теперь что?
Мария Титова: Ярик? Ты сердишься?
Нет, блядь, я не сержусь. Я в ярости.
Но ей, конечно же, хрен признаюсь. Не сейчас.
Мария Титова: Хочешь меня забрать?
Маньячка…
Сходу свободнее выдыхаю. Напоминаю себе, что у нее никого кроме меня не было. И не будет, блядь. Если три года ждала, и сейчас не натворит дури, что бы ни говорила.
Тем более, вижу ведь, как мне открывается. Пусть чешет о своей дружбе и прочей хрени хоть до старости, знаю, что моя она. Была, есть и будет.
Маньячка, вашу мать, блядь.
Ярослав Градский: Адрес?
Мария Титова: Посейдон.
Полчаса спустя заруливаю на парковку чертового общепита, обзываемого в народе пафосным словцом «ресторан».
Ярослав Градский: На месте, стрекоза. Выходи. Снимаю ремень.
Мария Титова: Ярик……..♥
На хрена вот это сердце? Чтобы у меня все полыхнуло в груди? Что она вытворяет? На стеклах танцует?
Лучше бы дома, мать ее, сидела.
Святоша выбегает из ресторана вместе с Алиевым. Сражает счастливой улыбкой. Нет сомнений, что рада видеть. А я просто стараюсь не смотреть в «третий угол». Мог бы подойти, грузануть, только осознаю, капитально рванет. А силы ведь изначально неравны. Алиев – интеллигент прилизанный. Если по-простому, чтобы слету стало понятно – говно вялотекущее. О такого мараться грех. Ни папка, ни характер, ни личные заслуги – трогать не велят.
Фокусируюсь на том, как Машка, позабыв о принце-мать-его-черноморском, вприпрыжку несется ко мне, и медленно цежу кислород.
– Что будем делать? – тормознув, раскачивается и вовсю улыбается.
– Сначала домой. В душ нужно.
Окидывает меня взглядом, какую-то горючую смесь выдает и краснеет.
Чудно… В дýше придется задержаться.
– А потом?
Миллион раз подряд повторяю себе, что ждала меня, что вся эта игра в дружбу не всерьез и ненадолго.
– Посидим где-нибудь, – пытаюсь переключиться на этот мир. Что должны делать люди нашего возраста? Вписки с мажористой алкотой меня больше не качают. – Куда ты хочешь?
– Мм-м, ты, наверное, устал, да? – прижимает к груди ладонь, и я невольно прослеживаю. Сразу в вырез. Рост позволяет увидеть все, что надо. Даже кромку розового лифчика. – Давай я просто что-нибудь приготовлю, и мы поедим. У меня.
Ага, под неусыпным контролем папы Тита и мамы Евы.
– Родителей нет дома.
Это уже совсем другой разговор.
– Но они появятся, – уточняю достаточно беспалевно.
– Нет. То есть, в общем, они допоздна, – сообщая это, святоша стесняется, словно в спальню меня зазывает. А хотелось бы… Черт… – Придешь?
– Приду, – еще бы я отказался. – Едем уже.
– Угу.
Решаю, что лишних баллов себе накинуть не помешает, открываю перед ней дверь. Ладно, раньше я делал так всегда. Не обломаюсь и сейчас. Нехрен век обиженку строить.
– Запрыгивай, девочка Президент.
Машка издает смущенный смешок и, подбирая юбку, забирается в салон.
– Ты помнишь? – спрашивает, когда за руль сажусь.
– Я все о тебе помню.
– Да… Но это ерунда. Я больше так не хочу.
– Это я тоже помню, – информирую, прежде чем завести мотор. – Ты говорила. В бункере.
Святоша вздрагивает и принимается суетливо искать ремень. Походу это слово как спичка теперь. Вспыхнет, лучше не раздувать. Пока.
Делая вид, что не замечаю ее волнения, выезжаю на дорогу. Жду, что начнет перебирать станции, либо же использует аукс, чтобы подсоединить свою мобилу. Но она сидит без движения. И молчит, что совсем уж странно.
Что ее стопорнуло? Это шутливое прозвище? Или упоминание чертового бункера?
Пока я копаюсь в своих мыслях и незаметно за ней наблюдаю, святоша вдруг выдает:
– Ярик, ты правда хотел меня отшлепать?
С опозданием резко даю по тормозам, поздно соображая, что еду на красный. Хорошо, «задний» не понадеялся, как это часто в Одессе бывает, что проскочим. Видимо, сам заранее притормаживать начал, иначе не успел бы среагировать.
Сталкиваемся взглядами. Маруся своим словно в дурман какой-то меня погружает. Волна горячего возбуждения рывком поднимается из паха вверх. Через весь торс прямиком в голову.
– Почему ты так смотришь?
– Как?
– Так, – пытается говорить спокойно, но рваное дыхание и ерзанье по сиденью выдают, что взбудоражена не меньше меня святоша.
Наверное, потому что я хочу забросить тебя на заднее сиденье и на всяк лад отжарить…
– Так ты шутил? Или… Мы все решили, правда?
Ни хрена мы не решили!
– О себе или об Алиеве волнуешься?
– Зеленый!
– Вижу, – выжимаю сцепление, дергаю коробку и плавно давлю на газ. – Отвечай. Слушать я могу.
– Честно?
– Естественно.
– Ни о себе, ни о нем.
– Отчаянная смелость или пофигизм?
– Не знаю.
– Судя по тому, как отвечаешь, первое.
– Ярик… – вздыхает.
Каждый раз с таким придыханием мое имя шепчет. Если бы не адский стояк, я бы ржал. Когда-нибудь, дай Бог, еще буду.
– Что?
– Я скучала по тебе.
Сглатываю и крепче в руль вцепляюсь.
– Вообще? Или…
– Сегодня, – признается искренне. – Много думала о тебе.
Разгоняет кровь. Выжигает вены.
Я к таким откровениям пока не готов. Поэтому молчу.
– Что с Алиевым? – все силы собираю, чтобы голос прозвучал ровно.
– Он хороший парень.
Воздух становится жгучим и тяжелым.
– И? Тебе он нравится?
– В каком плане?
Она издевается или реально не понимает?
– В том самом, – выталкиваю жестче, чем требуется.
– А-а… – еще одна убийственная пауза. – Нет, конечно.
Обвал эмоций. Щекотный и безумный вихрь за ребрами. И сердце гулкими толчками прямо в грудину бьет.
– Кстати, насчет дружбы, – бросаю будто между делом, но хрипота выдает. – Я обманул тебя.
– В смысле?
– В прямом.
– И что же мы тогда делаем вдвоем? – запальчиво всплескивает руками.
– Догадайся.
– Овсянникова…
– Да не было у нас ничего! – повышаю голос, ибо достала эта тема. В целом же не считаю, что должен оправдываться за все, что было до заплыва. – Успокойся уже.
– Успокоиться? – ее тон резко меняется. Это слишком знакомо мне, чтобы я не понял, что Титоша взбесилась. – Если бы ты не был за рулем, лицо бы тебе расцарапала.
– Ты с этим в тот же вечер успешно справилась.
– Мало.
– Имей в виду, в следующий раз подставляю только плечи.
– Мм-м? – так же возмущенно.
Только Машка умеет одними лишь звуками все эмоции передать.
– Ты, естественно, должна будешь лечь под меня.
Короткая пауза. Резкий вздох с пассажирского.
А потом…
– Вай, Ярослав-Божище-Градский вернулся! – ерничает моя Маруся и тут же смеется.
– Да, – подергиваю бровями и, закусывая губу, давлю улыбку.
Потом плюю на служебную выправку. Поворачиваюсь к ней, подмигиваю и ухмыляюсь.
13
Мария
Дышу слишком часто и не могу прекратить улыбаться. Хорошо, что мамы с папой нет. Иначе дразнили бы меня и смущали еще сильнее. А я и без того под собственные эмоции не успеваю подстраиваться.
Он не был с ней… Не был…
Хочу кружиться с этой мыслью по спальне. Только времени нет. Раздеваюсь и отчего-то смущаюсь собственной наготы. Тело пышет жаром. Нервная система, как электрическая проводка при токовой перезагрузке, искрит и потрескивает. Пульс молоточком в виски отбивает. Гул в ушах стоит. Голова кругом идет.
Натягиваю футболку и шорты. Волосы перехватываю зажимом. Замирая перед зеркалом, бурно перевожу дыхание и призываю себя успокоиться.
Посмеиваясь и пританцовывая, сбегаю на первый этаж. Над тем, что приготовить, долго голову не ломаю. Если нужно быстро накормить родителей, всегда фирменный соус тети Ники навожу и отвариваю спагетти. Ярик уж точно такую еду одобрит.
Пока вожусь с готовкой, время всегда быстро пролетает. В промежутках разговариваю со снующей под ногами Десси, отвечаю на мамин звонок и заверяю, что у меня все чудесно, переписываюсь с Бусмановой. Последняя напоминает о контрольной примерке платья в понедельник. Хихикаю над трясущимся стикером и набиваю, что все помню и буду рядом.
Яр появляется, как обычно, вовремя. Только вижу его через стеклянную дверь и начинаю волноваться. Сердце скачет. Смущение затапливает. Перевожу дыхание и пытаюсь расслабиться. Никак не удается. Впускаю его в дом и понимаю, что от напряжения готова воспламениться под воздействием внешних и внутренних факторов.
– Приготовила спагетти и соус… Еще теплый овощной салат, – болтаю, чтобы как-то скрыть свое учащенное дыхание. Вот только голос предательски дрожит и прерывается. – Ты не против?
– В любом случае лучше, чем полуфабрикаты, – сдержанно отвечает Град.
– Ну да… Ты всегда можешь приходить к нам, знаешь же…
– Знаю, – бросает он и невозмутимо оглядывается. – Так ты одна?
– Да…
Это не должно что-то значить. Ничего и не значит! Только, как бы то ни было, следующая за этим пауза ощущается еще более смущающей.
Не хочу этого делать, сражаюсь с собой и все равно, будто под воздействием невиданной силы, откровенно пялюсь на него. Не могу насытиться. Всеми фибрами души тянусь и снова желаю коснуться физически. Но это, конечно же, в данный момент абсолютно неуместно. Поэтому я откашливаюсь и зову Града к столу.
– Завтра выходной? – спрашиваю чуть позже, когда сбиваем первый голод, и тишина начинает казаться давящей.
Ярик вскидывает взгляд.
– Да.
Сделать паузу, дождаться, чтобы он сам что-то предложил… Где там?
– Чем планируешь заняться? – выпаливаю, слишком усердно тараща на него глаза.
– Особо не планировал. В сервис нужно заехать. Фильтры и масло заменить.
– Ясно.
Хотя ничего мне не ясно. Я эту информацию мимо сознания пропускаю. Ведь меня беспокоит совсем другое… Будет ли у него время, чтобы встретиться со мной? Захочет ли он этого? Как сделать, чтобы захотел?
– Тебя интересует еще что-то?
– Нет… С чего ты взял?
– Так смотришь, будто интересует.
Да, я снова слишком пристально его разглядываю. Нужно прекращать. Только как? Без того со своей излишней прямолинейностью уже несколько раз напоролась на игнор Ярика. В ту ночь своим «будешь со мной…», а сегодня – этим «скучала». Не желаю быть надоедливой атакующей стороной.
– Так вопросы есть?
– Нет-нет… У меня на завтра планы грандиозные! – выдаю и сама себя удивляю. Мысли начинают суетливо топтаться по свернувшимся в вязкий комок извилинам. – Сначала прогулка с подругами, потом шопинг, маникюр, библиотека, фотосет, волонтерство… А вечером с Амиром договаривались в кино пойти, – все, что выпаливаю, вкупе бессвязным бредом кажется. – Кстати, слышала, мы с тобой в паре на свадьбе будем... – давлюсь водой, которую в промежутке своей пылкой трескотни глотнула. – То есть… Я имела в виду, как свидетели! Конечно же!
– Конечно. В паре, – с излишним нажимом поддерживает Градский. – У меня уже есть на примете несколько конкурсов. С тобой.
– Правда? Придумал? Боюсь предположить, честно говоря… – похоже, ко мне возвращается привычная ирония. Улыбаюсь, перед тем как заметить: – Я думала, этим положено заниматься тамаде.
– Почему бы нам не помочь ей? – по тону кажется, будто он раздражен.
– Действительно! Ярик… – не выдерживая, принимаюсь, как когда-то, канючить. – Что ты задумал?
Градский, очевидно, произведенным эффектом доволен. Не улыбается, как было в машине, но я без того это чувствую.
– Придет время, узнаешь, святоша.
– Не очень люблю, когда надо мной смеются, а ты…
– Никто не будет смеяться.
– Ладно…
С ужином мы закончили, и теперь я начинаю волноваться о том, что он скоро уйдет. Заставляю себя подняться и собрать посуду.
Не удерживать ведь его силой. Это будет чересчур жалко.
– Во сколько тебя завтра забрать?
От неожиданности вцепляюсь в края раковины и замираю. Хорошо, что тарелки в посудомоечную машину успела загрузить, иначе бы выронила. Дыхание, как ни пытаюсь его тормозить, сбивается на частый поверхностный тон.
Ярик стоит за спиной. Чувствую колоссальный накал. Тело звенит и полыхает.
– Мм-м?
– Из кино.
Меня бросает в жар. От радости и от стыда за вранье. Но радость, конечно же, пересиливает. Все на свете она перекрывает.
– Может, я… – прочищаю забившееся горло. – Еще не решила. Возможно, не пойду…
– Не ходи.
Понять, что это: приказ, просьба или предупреждение, практически невозможно.
Прерывисто вздыхая, заправляю упавшую на лицо прядь за ухо и поворачиваюсь. Встречаясь взглядами, поджигаем воздух.
– Хочешь… – голос отказывается подчиняться. – Хочешь пройтись с собаками к морю?
На самом деле изначально думала предложить Яру посмотреть какой-нибудь фильм в гостиной, но быстро сообразила, что идея плохая. Нам просто необходимо выйти на улицу, иначе рванет.
Только Градский почему-то не отвечает. А потом и вовсе… Делает шаг вперед и, заставляя задыхаться, упирается ладонями в раковину по бокам от меня. Обоняние слету забивает его запах, и сознание будто чумная дымка поддергивает. Возникает реальное желание откинуть голову и прикрыть блаженно веки. Заторможенно наблюдаю, как пульсирует жилка на его шее, движется кадык, и кожу подергивает мелкая-мелкая дрожь.
– Ярик… – сама не знаю, что сказать хочу.
К счастью, мой распустившийся язык не успевает выдать ничего постыдного или странного. Мешает пронзительная трель телефона. Спохватившись, отодвигаю руку Градского и ускользаю в сторону.
– Да, мам! У меня все нормально, – выпаливаю раньше, чем она спрашивает.
– Ты так поздно бегала?
– Нет, я не бегала... – но понимаю, почему ей так показалось. – К мобильному спешила.
– Точно, все нормально? – голос мамы становится настороженным. – Мы с папой можем вернуться прямо сейчас…
– Нет-нет, отдыхайте. Я не одна, – сглатываю и, отворачиваясь от Града, сжимаю трясущимися пальцами переносицу. – Со мной Яр.
– Ага, – протягивает мама. – Тогда понятно… Ну, хорошо. Привет передавай.
– Передам. Пока, – отключаюсь и нервно сжимаю телефон.
– До сих пор настолько тебя контролируют? – приглушенно интересуется Градский.
А я взглянуть на него стесняюсь.
– Они просто беспокоятся.
– Есть причины?
Такой простой вопрос, а ответить на него как? На глаза слезы наворачиваются. Грудь с невыносимой силой сжимается. Ни слова вымолвить не могу. Да даже посмотреть в лицо Яру не нахожу смелости. Махнув рукой, выхожу из кухни. Слышу, что он движется следом, и машинально ускоряюсь.
Даже Десси подозвать не могу. Просто открываю входную дверь и, выбравшись на крыльцо, жду. Овчарка выбегает и, уносясь в сторону сада, вроде как, оправдывает то, что я, не дожидаясь Градского, спускаюсь по ступенькам и прячусь в тени.
Стараюсь не думать о том, что вокруг меня сгущается мрак. Постепенно замедляюсь и, в конце концов, оборачиваюсь, чтобы убедиться, что не одна.
– У тебя какие-то проблемы с темнотой?
– Конечно, нет, – уверяю, обхватывая себя руками.
– А если я предложу двинуть с ночевкой на дикий пляж?
– То я, конечно же, откажусь, – выдыхаю взволнованно.
И без того никак не удается сердце успокоить, а Ярик еще такие вопросы задает и надвигается.
– А ты не отказывайся.
– Я… откажусь… – вовсе неуверенно звучу. – В понедельник у меня экзамен? – спасительная отмазка почему-то выходит как вопрос.
– Так «да» или… «да»?
Причин для отказа на самом деле миллион: я не могу спать в темноте, на улице, рядом с ним…
– Да!
14
Ярослав
– Палатку одну берете? – интересуется между сборами папа Тит.
Я не сразу нахожусь с правильным ответом. Машка реагирует быстрее.
– Ну, конечно. Я же не буду в одиночку спать. Брр… Вдруг змеи или медведь...
– У нас? Около моря? – приподнимает брови. Но уже через мгновение на полном серьезе поддерживает Марусину теорию: – Логично.
Вижу, что таит беспокойство, и недоумеваю. Сколько можно ее опекать?
– Все будет нормально, пап. Там связь нормальная. Если что, скорую, полицию и тебя в момент вызвать можно.
Святоша с видимой беззаботностью тянет улыбку, а я, чтобы не видеть вытянувшегося лица Адама Терентьевича, с беззвучным вздохом глаза прикрываю.
– Вот зачем ты это сказала?
– Это просто факты, – крайне спокойно поясняет Машка. В сравнении с вчерашним вечером, чересчур она сегодня уравновешена. Не удивлюсь, если «колес» каких-то наглоталась. – Так, как в бункере, не случится! Не беспокойтесь.
Оба родителя кивают. Мама Ева усерднее. Пытаясь незаметно расслабить папу Тита, обнимает его и улыбается.
– Значит, завтра утром вернетесь?
– Да. На рассвете. У Маши – экзамен, мне – на работу.
– И охота вам целую ночь там мучиться, а потом еще в такую рань просыпаться, – замечает и смеется.
Все время сборов я стараюсь гнать из сознания мысли о ночевке. Они же только об этом и говорят.
Предвкушаю, конечно. Разве может быть иначе?
Смотрю на Марусю и сам понимаю, что взглядом с головой себя выдаю. Ей хоть бы что, пожимает плечами и улыбается. Я же… Жадно ее поглощаю. Ничего святого, блядь. Вдоль и поперек прямо при достопочтенной родне.
– Ярик, на минуту, – окликает папа Тит.
Ожидаемо, но все равно хвост подбираю. Кровь в голову ударяет, даже скулы жаром подергивает. Мысленно награждаю себя всеми известными нелицеприятными позывными, но морду лица кирпичом выдерживаю, сдержанно киваю и иду за будущим тестем обратно в гараж. Благо долгих вступлений и мхатовских пауз он не нагоняет. Как только останавливаемся, пронзает взглядом и внушительным тоном выдает лишь самый цимус.
– Надеюсь, в этот раз ты с полной сознательностью подошел к ситуации, – все-таки берет перерыв, но, как мне кажется, не с целью усиления эффекта. Давление с его стороны нехило бодрит. Призывает собраться, словно перед ответственным марш-броском. – Будь внимательнее. И осторожнее. Вам больше не восемнадцать, пора понимать и принимать все сферы ответственности.
– Да, – так же интуитивно делаю паузу. – Не волнуйтесь. Обещаю, что все будет нормально.
– Хорошо, – кивает, но визуальный натиск не сбавляет. – Я тебя тогда не поблагодарил. За то, что вытащил Машу. Собирался, и все как-то…
– Меня не нужно благодарить, – искренне и решительно отсекаю я.
– И все же.
Опускает мне на плечо широкую пятерню и крепко стискивает. Это и есть та самая признательность, рвущаяся из сердца, а не для красного словца.
В глазах двоится. Сознание на миг будто расслаивается. Но я, безусловно, нахожу силы, чтобы кивнуть.
Спустя пару секунд выхожу из гаража. Как только появляюсь на улице, Маруся летит навстречу. В какой-то момент даже кажется, что на шею бросится, но она тормозит и лишь встревоженно вглядывается мне в лицо.
– Давай, – показываю, чтобы возвращалась к машине. – Выдвигаемся. Иначе на окружной встрянем в пробку.
– Все нормально? – не выдержав, вопрошает она.
– Да.
Таки приходится подтолкнуть Титошку к автомобилю. Напряжение резко скидывает мама Ева.
– Если он выдержит ее этой ночью, можно будет расслабиться, – неожиданно громко шепчет папе Титу.
Тот смеется. Маруся оборачивается, всплескивает руками и издает какой-то возмущенный возглас. Я невольно тоже ржать начинаю.
– Давай, принцесса, запрыгивай.
– Вы все… Я…
– Давай, давай.
В дороге святоша, конечно же, повторяет попытки пробраться на закрытую территорию. Не без этого.
– Что папа тебе говорил?
– Это между нами.
– Но касается меня?
– Да.
– Ярик….
– Порядок, Маруся. Расслабься.
Этого хватает, чтобы она притихла и переключила внимание на выбор музыки. До дикого и отдаленного пляжа добираемся относительно быстро. Под ритмы каких-то стремноватых ретро-песен удается проскочить пробки по городу и трассу пролететь на повышенных скоростях. Сам бы я подобное ни за какие бонусы не слушал, но со святошей даже по приколу. Осознанно увеличиваю скорость. Басы стучат и множатся, исполнитель с каким-то поражающим оптимизмом и едва сдерживаемым восторгом вещает неизвестной избраннице, что умрет за нее, мы с Марусей то и дело встречаемся взглядами, она улыбается, и я ей в ответ улыбаюсь.
Прилетающий ветерок треплет ее светлые волосы, у меня же по-хорошему дух захватывает – такая она красивая.
– Мы тут совсем одни, – первое, что произносит святоша, когда я глушу двигатель.
– Да.
Сейчас зрительный обмен выдается крайне напряженным. Этот накал не причиняет дискомфорт и не вызывает какое-то неприятие. Напротив, будоражит и за пару секунд разгоняет кровь.
– Ладно.
Понимает ли на самом деле, на что соглашается? Вряд ли. Но то, что Титова вновь слепо доверяет мне, вызывает за грудиной очередную вибрирующую и горячую волну предвкушения.
Шорты не способны скрыть весь размах возбуждения. Однако сидеть и ждать, пока лихорадка блядства схлынет – тупейшая тактика. Выбираюсь и направляюсь к багажнику, уповая на то, что Машка следом не поплетется.
Мать вашу…
Естественно, она идет за мной. Чуть наклоняется, чтобы забрать один из пакетов, и, конечно же, натыкается взглядом на вздыбленную ширинку. Густо краснеет и отворачивается, я же делаю вид, что это мое обыкновенное состояние.
Пиздец просто…
Устанавливаю палатку и навес для импровизированной походной кухни. То и другое рассчитано на большую семью и имеет приличные размеры. При упорном нежелании физически взаимодействовать необязательно, но я, безусловно, рассчитываю на самый плотный контакт.
Машка раскладывает стулья, помогаю ей со столом. Потом она занимается какой-то мелочевкой, а я стаскиваю футболку и иду к морю окунуться. Титову намеренно с собой не зову. Глаза из орбит, до вечера взорвусь. Необходимо остыть. Только вода, как чай, мало этому способствует.
Когда возвращаюсь, святоша уже тарелки раскладывает.
– Проголодался?
Оглядываю парующую яичницу и поджаренную ветчину, понимаю, что капитально хочу есть. Желудок начинает посасывать.
– Спасибо, что не каша, – схватив горбушку, откусываю до того, как опуститься на раскладной стул.
– Вообще, я думала набадяжить для тебя овсянки, – на виде крупы акцент делает. Знаю, к чему, но клею беспристрастную мину. – Потом решила, что сегодня буду великодушной. От начала и до конца.
– Боюсь представить, – бубню между делом.
– А не надо представлять! Лучше вытрись, – бросает мне полотенце.
Машинально ловлю и закидываю на шею.
– Может, еще запасные плавки мне дашь? – вырывается без всякой задней мысли. Я ведь еще помню то время, когда пятилетними по кустам прятались, чтобы по настырному указанию предков сменить мокрое белье. Только тогда мне демонстрировать нечего было, а сейчас… Если придется стянуть трусы, то прямо перед святошей. Оценит ли? – В такую жару и так обсохну, – пытаюсь смазать оплошность.
– Угум… – вижу, как, справляясь со смущением, ерзает на стуле. Смотрит куда угодно, только не на меня. – Чем займемся после завтрака? Может, прогуляемся?
– Далеко не пойдем же, – резонно замечаю. – Вещи надолго не оставишь.
– Ну да… Тогда, может, просто поплаваем?
– Можно. Мясо к вечеру промаринуется. Думаю, разожгу мангал, когда стемнеет.
– Согласна, – активно кивает. – Тогда я уберусь, и пойдем?
– Давай. Я пока покурю.
– Не кури ты сразу после еды.
Маруся звонко цокает языком, а я мысленно применяю его для другого дела.
Что ж за блядство-то?
– На голодный желудок не кури, после еды не кури… Когда можно-то?
– Никогда!
– Фиговый ответ. Надеюсь, не на все действует, – ничего поделать не могу, вновь взглядом свои грязные мысли выдаю.
– Не на все. Но… Следует уточнять. Предельно понятным языком.
– Не любишь полутонов, но сама ими грешишь, Маруся.
– Стараюсь… Нет, я правда стараюсь откровенно выражать свои мысли, – так забавно выглядит, не могу не рассмеяться. – С чего ты прешься?
– Это ни хрена не правда, – подкуриваю, затягиваюсь и выпускаю кривоватую струйку дыма. – Нет, порой ты выстреливаешь и вгоняешь в ступор своей предельной откровенностью, но чаще всего тебя вообще понять невозможно.
– Раньше понимал, – снова это повторяет.
– Понимал ли? Может, просто делал то, что хотел, – это мои мысли вслух.
– Хм… – розовеет и долго подбирает слова. Потом как поднимет глаза – сходу прямым ударом в грудь прилетает. Калечит душу сильнее, чем когда-либо. – Ну, ты чувствовал, когда именно это сработает.
