Текст книги "Это не любовь (СИ)"
Автор книги: Елена Шолохова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
106
Лариса позвонила в среду утром сама.
– Саша, меня сегодня не будет. Не могу дозвониться до кафедры, сообщи нашим, пожалуйста. Я что-то совсем разболелась.
– Что с тобой? – озадачился Анварес.
– Да, видимо, в поезде продуло. Ещё вчера прихватило, выпила на ночь таблетки, думала, пройдёт, но нет. Стало ещё хуже. Попробую прорваться к врачу. Но ты предупреди там...
– Конечно. Может, тебе что-то нужно?
– Нет, всё есть, спасибо, – Лариса швыркнула носом. Дышала она шумно и тяжело. – Саш, вроде у тебя какое-то важное дело было?
Анварес, помолчав, ответил:
– Да, важное… но это не телефонный разговор. Если тебе станет полегче, я могу вечером заехать?
– Ну если не боишься заразиться, – глухо хохотнула Лариса, – созвонимся, в общем.
Эта вынужденная задержка вкупе с неопределённостью лишала равновесия. Всё шло совсем не так, как надо. А он к такому не привык, и это буквально сводило с ума. То, что хотелось быстрее решить – затягивалось. И хуже всего то, что от него тут мало что зависело.
Ещё и Юле как сказать? Снова кормить причинами и обещаниями?
Он прекрасно понимал, что это её нервирует. Они даже чуть не повздорили, ещё до приезда Ларисы. Юля позволила себе высказаться о ней бестактно, Анварес пресёк… ну, возможно, резковато. Юля надулась. Анварес, конечно, извинился за резкость, Юля затем – за бестактность. Помирились.
Да, долго дуться она не умела, но и нервировать её понапрасну тоже не хотелось. Особенно когда сам на взводе.
Это взвинченное состояние мешало сосредоточиться на работе. Да и вообще мешало всему.
Он даже сорвался на Жбанкова, можно сказать, на ровном месте. Тот между первой и второй парой поинтересовался у Анвареса, приехала ли Лариса Игоревна. А Анварес – нет, чтобы ответить спокойно, вдруг вспылил:
– Вам-то что за дело? Что вы вечно всё выспрашиваете?
– Да ничего, – обиделся Толя Жбанков. – Просто спросил, без задней мысли. Не знал, что нельзя к вам обращаться, когда вы не в духе.
Анварес пригвоздил его ледяным взглядом – тот аж стушевался и съёжился. Но вслух вежливо произнёс:
– Извините, Анатолий Борисович.
И опять хотелось увидеть Аксёнову. Даже не поговорить, просто обменяться взглядами. Этого, казалось, хватило бы, чтобы унять дурацкую тревогу, зудящую в груди. Ну хотя бы на время.
Но и тут не повезло. На лекцию она не пришла.
Вот что могло с ней стрястись? И даже не сообщила... Мало ему забот? Анварес заставил себя пока не думать об этом. Отведёт лекцию – позвонит сам, спросит.
Наверное, его настроение читалось невооружённым взглядом, поскольку даже самые разбитные студентки, которые позволяли себе лёгкое кокетство с ним, сидели, присмирев, и смотрели так, будто не знали, что от него ждать. А когда одна из студенток заявилась после начала пары, и он отправил её прочь, и вовсе заробели, даже смотреть на него перестали, уткнулись все в тетрадки.
И минуты не прошло, как он выгнал первую опоздавшую, в аудиторию ворвалась запыхавшаяся Люба Золотарёва. Сговорились они, что ли?
Староста двести пятой затараторила с порога какие-то отговорки, чем лишь разозлила его ещё больше. Он, не дослушав, прервал довольно грубо:
– Меня это не волнует. Пара началась – всё. Кто опоздал, тот идёт гуляет дальше. Ступайте.
– Но я не специально! Меня задержали… – возмутилась Люба.
– Правила для всех одинаковы. До свидания.
Люба ушла расстроенная.
В общем-то, ему нравилась эта студентка – она старательная, прилежная, ни единого пропуска, на семинарах всегда работает. Но выгнать сначала одну, а затем впустить другую – это двойная мораль, что, конечно же, недопустимо. Хотя и жаль девчонку.
Едва он собрался с мыслями, как двери аудитории вновь скрипнули. Обернулся раздражённый донельзя, готовый отчитать наглеца по полной программе, а там – она, Аксёнова. Что-то говорит, улыбается...
Сглотнув образовавшийся в горле ком, он попросил её покинуть аудиторию. Она не стала оправдываться или возмущаться, но смотрела на него так недоумённо и пронзительно, что сердце кровью обливалось. Мысленно он говорил ей: «Прости...», а вслух повторил неживым голосом: «Покиньте аудиторию».
Лекцию Анварес отвёл с трудом, по инерции. Сухо прочитал материал и до свидания. Ещё и Рубцова Алёна таращилась на него своими плошками, как будто он не опоздавших выдворил, а устроил тут всем кровавый террор. Да и плевать.
Еле дождался, пока все выметутся из аудитории, затворил дверь, чтобы не мешали, позвонил Юле. Но череда звонков оборвалась механическим голосом автоответчика. Не берёт трубку. Обиделась… Ну конечно, обиделась! Даже представить страшно, что она себе напридумывала, глупая его девочка. Если б знала она, что ему в тот момент было ничуть не меньше больно.
Набил ей смску – не ответила. Только бы не наделала глупостей сгоряча! От неё ведь что угодно можно ждать.
Анварес прошёлся по коридорам института, спустился в холл, заглянул в столовую – нигде её не обнаружил. Может, с расстройства просто ушла домой? Вряд ли ведь отправилась на пару. Она такая – как ей плохо, так надо куда-то бежать. Беспокойство не умолкало.
Вернулся на кафедру. Эльвира Марковна тотчас привязалась с расспросами:
– Александр Дмитриевич, у вас всё хорошо?
Он кивнул.
– Вполне.
Зачем, не понимал он, практически посторонние люди задают такие вопросы? Ждут, что он начнёт изливать душу? Но нет же. На самом деле, всем, по большому счёту, плевать, всё у него хорошо или всё плохо. Просто любопытно – с чего это вдруг такой сдержанный Анварес вспылил. Вот и прячут любопытство за притворным сопереживанием.
– Вы так сегодня напугали бедного Анатолия Борисовича, – хихикнула аспирантка Таня.
Её реплику Анварес и вовсе проигнорировал.
Наконец обе от него отстали. И хорошо. Ему надо подумать. Хотя что тут думать? Доработает до конца дня и поедет к ней, объяснит всё.
Юля, может, и вспыльчивая, но зато понятливая и отходчивая. И даже лучше, что они поговорят вечером – она успеет остыть и сможет спокойно его выслушать.
Раздумья прервал звонок по внутреннему номеру.
Ответила Эльвира Марковна:
– Да… да… да
С каждым её «да» менялась интонация от благодушной к изумлённо-встревоженной. Затем Эльмира Марковна вернула трубку на место и, повернувшись к Анваресу, сообщила:
– Анечка из деканата звонила. Говорит, Роман Викторович там рвёт и мечет... и вас, Александр Дмитриевич, к себе срочно требует. Что ж случилось-то…
Анварес равнодушно пожал плечами. Ну что могло случиться? Впервые, что ли, Волобуев выходит из себя? Да он спокойным реже бывает. Что сразу панику устраивать?
107
Анварес встретил Юлю на лестнице, совсем неожиданно. И как назло поговорить толком не мог – Волобуев ждал.
Он понимал, что она обиделась. Однако она вела себя совсем иначе, чем раньше. Обычно, если её что-то задевало, она хмурилась, дулась, смотрела исподлобья, психовала. И, конечно, сразу сообщала, что обиделась и на что обиделась, и это, кстати, очень упрощало их общение и ускоряло примирение.
Тут же на него как будто взирала совсем чужая девушка, холодно, бесстрастно, отчуждённо. Девушка с лицом-маской.
Обида обиде рознь, конечно, но он никак не ожидал, что его Юля может быть вот такой. Он уверен был, что она и захочет – не сможет ничего изобразить, просто потому что не умеет притворяться. Она же всегда сама непосредственность. А тут... Анварес даже растерялся.
Однако добило другое. Возмущённое шипение:
– Что вы себе позволяете?! Уберите руки!
Анварес отшатнулся, точно его водой ледяной окатило…
* * *
В деканате его, видно, поджидали.
Анечка, едва Анварес возник на пороге, тотчас изменилась в лице. Вместо привычной приветливой улыбки на мгновение проступило странное выражение. Недоумённо-неприязненное. Но затем она отвела взгляд и больше уж на него не смотрела.
– Роман Викторович, – залопотала в трубку, – к вам Александр Дмитриевич. Да, сейчас. – И уже ему сухо: – Входите.
Волобуев сидел, откинувшись в кресле, но поза эта, вроде и вальяжная, выдавала напряжение.
На приветствие Анвареса он не ответил, молча указал, куда сесть. Молча смотрел, как Анварес пересёк кабинет, отодвинул стул, присел, сложив руки перед собой. Молча, небрежным жестом подтолкнул ему какую-то бумагу. Лист скользнул по полированной столешнице, остановился прямо перед ним.
Анварес взглянул на декана вопросительно. Тот смотрел куда-то поверх него. Тяжёлое лицо ещё больше, чем обычно, набрякло и потемнело от гнева.
Анварес без лишних слов взял бумагу. Прочёл первые строки и почувствовал, как вдоль позвоночника заструился липкий холодок.
«…считаю своим долгом сообщить, что старший преподаватель кафедры зарубежной филологии, кандидат филологических наук Анварес А.Д. состоит в интимной связи со студенткой группы 205 факультета английского языка Аксёновой Ю.
Пользуясь должностным положением, Анварес А.Д. принудил Аксёнову Ю. к действиям сексуального характера в обмен на помощь в решении проблем с учёбой…».
Строки перед глазами плясали и расплывались. А мозг и вовсе отказывался воспринять увиденное. Сквозь оцепенение прорвался Волобуев коротким и зычным:
– Ну?! Поясни-ка мне это.
Анварес смотрел перед собой невидящим взором и не знал, что сказать. Оправдываться, что кое-что здесь не совсем так? Ну это совсем уж унизительно.
– Молчишь? Значит, это правда? Ты с ней, с этой Аксёновой действительно…?
Он лишь мельком посмотрел на декана и сразу опустил взгляд. Волобуев грохнул по столу кулаком.
– Твою ж мать! Вот же мерзость! Теперь я понимаю, почему ты тогда просил за неё. И я ведь чуял, что здесь что-то не то…
Анварес молчал. Возникло ощущение, что это какая-то дикая фантасмагория.
– Тебе что, не с кем было потр***ться? Или захотелось острых ощущений? Ну так теперь я тебе острые ощущения гарантирую! С лихвой!
Волобуев вопил, не умолкая, и время от времени бил по столу рукой. Слова его слились в сплошной рокочущий гул.
– Уж от кого угодно я мог ожидать такой пакости, но только не от тебя. Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Ты не просто сам осрамился и себя под монастырь подвёл, ты всех нас подставил! Грязный скандал накануне государственной аккредитации!
Волобуев то срывался на ор, пересыпая фразы крепкими ругательствами, то угрожающе шипел и прочил Анваресу не только служебное расследование, но и скамью подсудимых, ибо одно дело – нарушить внутренний устав и совсем другое – преступить закон.
– Как хочешь уговаривай эту девку, чтоб молчала. Потому что вот это вот, – Волобуев потряс бумажкой, – не просто крах твоей карьеры, об этом я даже уже молчу. Это уголовная статья! Точнее, даже три статьи. 292-я «Служебный подлог», 285-я «Злоупотребление должностными полномочиями» и 133-я «Понуждение к действиям сексуального характера». А это реальный тюремный срок, чтоб ты знал. И не маленький! Если она с этой своей писулькой пойдёт в прокуратуру…
Она…? Анваресу казалось, что жизнь ускользает из него, унося все краски, звуки, ощущения, и он превращается в каменное изваяние. Осознать умом происходящее никак не получалось.
– Это она… написала? – глухо спросил он. Слова дались с трудом.
– Сигнал анонимный, если ты об этом. Поступил буквально полчаса назад. Я не знаю, она это написала или кто другой. Пока это анонимка, разбираться будем на месте. Но если этим займётся следственный комитет, а такими делами именно они и занимаются, то тебе хана. Ты не просто больше никогда не сможешь работать преподавателем, ты сядешь. И все газеты будут об этом трубить. Так что думай, кто мог это накатать, кто знает про эти ваши… тьфу... Анонимки прокуратура, конечно, не рассматривает, но где уверенность, что наш аноним не пойдёт дальше и не вскроется ради такого дела? Раз, тем более, это правда.
Волобуев мурыжил его ещё час, не меньше, потом, устав, бросил:
– Всё, ступай отсюда. От работы на время проведения служебного расследования, ты отстранён.
Анварес тяжело поднялся и вышел из кабинета на негнущихся ногах. Словно сомнамбула прошёл вдоль коридора, свернул на лестницу, спустился в холл.
По пути ему встречались студенты и коллеги, с ним здоровались, но он не отвечал. Некоторые пытались что-то спросить или завязать разговор, но он с безучастным лицом проходил мимо, никак не реагируя на слова. Ему удивлённо смотрели вслед или переглядывались между собой.
108
Как добрался домой – Анварес и сам не помнил. Всё было как будто в тумане.
Но к ночи шок стал отпускать, и тогда уж вовсю развернулась боль. Накинулась, как голодный зверь.
Анварес и не предполагал, что может быть так больно, будто внутри всё искромсано, изодрано. Каждый вдох отзывался спазмом.
Голову разрывали мысли: это конец… конец всему… мама не переживёт… всё было зря… и как теперь дальше… почему она так поступила? Неужели он так в ней ошибался?
К своему стыду, Анварес поймал себя на том, что самым мучительным для него был даже не грядущий позор, который неминуем, не крах всех его устремлений и даже не угроза поплатиться свободой, хотя и от этого впору удавиться. Однако сильнее всего его ранила её подлость.
Вот в это верить отчаянно не хотелось, но беспощадная логика твердила одно: больше-то некому. Никто, кроме неё и её подруги, не знал про их отношения.
Рубцову в роли доносчицы как-то совсем трудно было представить.
Впрочем, как могла пойти на такое Аксёнова, даже в пылу обиды, тоже в голове не укладывалось. Главное, зачем ей это? Просто сделать больно в ответ? Но это даже для неё чересчур.
Может, всё-таки их кто-нибудь случайно увидел вместе?
Ну, допустим, увидел и что с того? Это, возможно, выглядело бы странно, ну, может, подозрительно. Но в докладной было чётко и однозначно написано именно про секс. И про учёбу. А об этом знать никто не мог. Никто, кроме…
А ещё на ум сразу пришла её давняя угроза: «Скажу в деканате, что вы до меня домогаетесь…». Ну вот, видимо, и сказала…
* * *
Ночь Анваресу показалась сущим адом. Он места себе не находил, задыхался, словно в горячечном бреду.
Но и с наступлением утра лучше не стало. Надо уехать, решил он. Иначе просто сойдёт с ума. Всё равно от занятий его отстранили. Возможно, Волобуев даст ему кратковременный отпуск без содержания.
Появился в институте Анварес перед обедом, чтобы наверняка застать декана. В это время тот обычно бывал на месте.
На этот раз Анечка взирала на него уже с нескрываемым отвращением, но Анварес сделал вид, что не замечает её брезгливого выражения.
– Добрый день, – поздоровался сухо. – Роман Викторович у себя?
Здороваться она не стала. Поджав губы, процедила:
– Я узнаю, сможет ли он вас принять.
Звонить почему-то не стала, прошла в кабинет декана сама. Через несколько секунд вернулась в приёмную.
– Пройдите.
Волобуев сидел почти в той же позе, что и вчера. На Анвареса не смотрел, читал какие-то бумаги. На приветствие тоже не ответил. И вообще вёл себя так, будто в кабинете он один.
– Могу я оформить отпуск без содержания на время служебного расследования?
Волобуев наконец оторвался от своих бумаг. Вперился в него тяжёлым взглядом. Ответил не сразу, выждал сначала длительную паузу.
– А если понадобятся твои показания? А если это дело придётся передать в следственный комитет?
– Я буду у родителей и оставлю свои контакты в отделе кадров. Если понадобится моё присутствие, я сразу же приеду.
Волобуев вновь молча уставился на него, но Анваресу эти его взгляды были мимо. Что ему какие-то взгляды в сравнении со всем остальным?
– Ладно. Даю неделю… Дурак! Кем бы ты мог быть… А теперь… Стоило оно того?
– Я могу идти?
– Иди, – вздохнул Волобуев.
К родителям Анварес решил поехать ещё и затем, чтобы рассказать им о случившемся лично. Это их и так подкосит, особенно маму. Но пусть уж лучше они услышат это от него, чем от других. А то, что найдутся такие доброжелатели, он и не сомневался.
Перед уходом Анварес заглянул к себе на кафедру, забрать кое-какие личные вещи.
Едва он возник на пороге, как оживлённые разговоры резко смолкли.
В первый миг на него воззрились, как на прокажённого, а потом смущённо отвели глаза, сделав вид, что не услышали его «здравствуйте». Ответили ему только Жбанков, Эльвира Марковна и аспирантка Таня. Таня при этом пялилась на него с неприличным интересом, завкафедрой – с плохо скрываемым осуждением, а Толя на него не смотрел, лишь поглядывал украдкой.
Находиться среди коллег было совсем невмоготу, поэтому Анварес быстро собрал свои вещи и попрощался.
Пока спускался вниз, пока пересекал холл, то и дело ловил на себе взгляды, цепкие, любопытные, презрительные, взгляды-укусы, взгляды-плевки…
109
Юлька мучилась, изводилась, ночь не спала. Никак не получалось избавиться от гнетущего чувства, от ощущения близкой беды.
Она несколько раз промотала в уме эпизод с опозданием и их встречу на лестнице. Обида, что душила её поначалу, постепенно стихла, а вот горечь осталась. Ещё и злилась теперь на себя. Анварес ей хотел сказать что-то важное, а она его оттолкнула. Может, у него была причина так себя повести? Ведь он же прощения попросил.
Ну почему его не выслушала, сокрушалась Юлька. Зачем, к тому же, сказала ему так нехорошо? Оскорбила зачем?
От одной мысли, что они могут расстаться внутри всё холодело от страха и накатывала тошнотворная паника. Ну почему позволила глупой обиде заслонить всё остальное?
Надо с ним поговорить, решила Юлька. Она предложит помириться, предложит первая. И пусть это не гордо, плевать. Лишь бы избавиться от этого мерзкого, тяжелого чувства. Лишь бы снова быть с ним.
Лёжа в кровати, она бормотала про себя: «Пожалуйста, пусть всё получится! Пожалуйста, пусть мы помиримся!».
А утром Юлька гадала: позвонить или лично сказать? Решила – лучше лично. Она будет видеть его лицо, его глаза и всё по ним прочитает. Телефон не то. Вот не захочет он с ней говорить и сбросит вызов или вообще не ответит на звонок. Лично же, хочешь-не хочешь, а выслушать придётся.
По дороге в институт Юлька нервничала так, как сроду не нервничала. Её аж потряхивало внутри, словно знобило. Как пришла – первым делом сверилась с расписанием и бегом в указанную аудиторию, пока пара не началась. Но вместо Анвареса обнаружила там другого преподавателя.
Обескураженная, Юлька отправилась на занятия, гадая, где он? Может, позже придёт? Может, расписание поменяли?
Отсидев как на иголках пару, Юлька решила узнать всё у него на кафедре. Поднялась, но зайти долго не решалась, кружила по коридору, то подходила к двери, то отскакивала, заслышав шаги. Терзалась: как его вызвать? Там же люди… А если он не пожелает к ней выходить? Она там опять будет стоять на пороге, опозоренная, и хлопать глазами.
В конце концов, набралась смелости и, постучав, заглянула. В кабинете и правда оказалось людно. Несколько женщин среднего возраста, одна девушка, одна пожилая дама – та самая, что осенью замещала Анвареса, Юлька её узнала, – и один мужчина. Но Анвареса не было.
– А Александр Дмитриевич где? – спросила она, растерявшись.
– А его нет, – ответила одна из женщин. – И сегодня уже не будет.
– Да? – Юлька растерялась ещё больше: – А разве у него нет пар? По расписанию же есть…
– У него нет пар, – сухо ответила всё та же.
– А вы по какому вопросу? – поинтересовался мужчина.
– По личному, – пробормотала Юлька озадаченно.
– А из какой вы группы? – зачем-то продолжал выспрашивать он.
– Из двести пятой.
Юлька заметила, что все они как-то странно на неё поглядывают. И вообще, возникло навязчивое ощущение, что здесь что-то не так. Недомолвки какие-то, взгляды эти… Как будто происходило нечто плохое и они это скрывали.
Вот что они так на неё все косятся? А этот мужчина и вовсе рассматривал её, не стесняясь.
Может, зря она ляпнула, что по личному вопросу?
Юлька неловко извинилась и вышла.
Хорошо, что следующей парой была лекция – семинар бы сейчас в таком состоянии она не вынесла. Юлька забралась в самый конец аудитории, Алёна подсела рядом.
– Вы не помирились? – зашептала.
Юлька качнула головой.
– Что, так сильно обиделась на него?
– Его почему-то в институте нет, хотя по расписанию у него пары.
– Мне кажется, у него какие-то проблемы. Вчера на лекции он жутко злой был. До тебя ещё двух выгнал. Золотарёву и ещё одну. Так та вообще опоздала всего… ну, может, минуты на две.
Юлька пожала плечами.
– Я ничего не понимаю… Почему его нет? Заходила на кафедру, они там все на меня уставились так, будто у меня рог на лбу вырос. И ничего не сказали. Нет его, говорят, и всё тут. А сами точно что-то знают!
– Позвони ему.
– Я лично хотела, – вздохнула Юлька, – но, наверное, тогда и правда позвоню.
Всю лекцию она продумывала, что ему скажет. Надо ли упомянуть про вчерашнюю их размолвку? Или сразу заговорить с ним как ни в чём не бывало?
Нет, всё-таки лучше она сразу признает, что вчера погорячилась, а потом всё обдумала и поняла, что зря его не выслушала. Да, решила Юлька, так она и скажет.
После пары уединилась в дальнем конце коридора на самом верхнем этаже – чтобы никто случайный не помешал. Набрала Анвареса, но тот поначалу не отвечал. Не хочет или не слышит? Она позвонила снова – опять без ответа.
Это одновременно и обескураживало, и злило. Теперь, что ли, он будет из себя уязвлённую гордость изображать? Ну уж ему-то такое совсем не к лицу! Или всё-таки не слышит?
Однако Юлька решила не сдаваться. Раз за разом она упорно вызывала Анвареса, удивляясь собственному терпению. И, очевидно, всё-таки взяла его измором. Он, наконец, ответил:
– Да…
После бесконечной череды гудков его голос прозвучал так неожиданно, что Юлька в первый миг растерялась. Но затем взяла себя в руки и выпалила буквально на одном дыхание всё, как продумала заранее:
– Я вчера погорячилась! Повела себя так глупо! Просто я опоздала не специально, там такой ужас вчера был! Пришла расстроенная, ну и поэтому так сильно обиделась... Я всю ночь не спала, переживала. А теперь понимаю – не надо было обижаться и так злиться, ну или хотя бы надо было выслушать тебя. Мне теперь так неудобно… Но я не со зла, то есть со зла, конечно, но не всерьёз...
Юлька перевела дух. Ну вот, сказала…
– Далеко пойдёте, – после недолгой паузы произнёс Анварес. Почему-то на «вы».
– Куда пойду? – не поняла Юлька. Но Анварес уже нажал отбой.
Она сразу же перезвонила, но он, очевидно, вообще выключил телефон. Юлька недоумённо таращилась на экран телефона и не понимала: что значит пойдёте? Куда это – далеко? Это он послал её так или что? И почему вдруг на «вы»?
В полном смятении Юлька спустилась в холл. Там её поджидала Алёна.
– Ну что? Поговорили? Выяснили всё?
– Да если честно, – пробормотала Юлька, – ещё больше запутались. Во всяком случае, я ничего не поняла. А теперь он и вовсе недоступен, отключил телефон…
– Попробуй позже, – неуверенно предложила Алёна. – А даже если и не получится сегодня, завтра у нас же его семинар. Вот и поговорите…