Текст книги "Это не любовь (СИ)"
Автор книги: Елена Шолохова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
43
Отец позвонил в понедельник рано утром, весь на нервах. Анварес едва успел проснуться и наспех принять душ.
– С мамой плохо! Её в больницу увезли ночью, – задыхаясь, почти кричал он в трубку.
– Что с ней? – тревога мгновенно передалась и ему.
– Криз какой-то. Я ничего не понимаю… Приезжай! Сегодня сможешь выехать?
– Постараюсь.
Мозг работал чётко: взять зарядное устройство, планшет, документы из ящика письменного стола, заехать в институт, оформить краткосрочный отпуск, затем заскочить в банк – снять немного налички, ну и на вокзал. Время сейчас не разъездное, билеты должны быть. Так что, если всё сложится, завтра утром должен быть уже у родителей.
Декан заявление подписал без лишних разговоров. Посетовал, конечно, что только с расписанием будет бардак, но оба понимали, что это ворчание лишь для проформы.
Банк из маршрутного списка выкинул, обналичив часть в банкомате, и отправился прямиком на вокзал. Ларисе позвонил уже по дороге. Хотя мог бы, конечно, заглянуть к ней на кафедру, предупредить лично, но сказал себе, что нет времени. Хотя в глубине души понимал, что вовсе не цейтнот его останавливал. Просто не хотелось с ней видеться последние дни. Он никогда не умел хорошо лгать и притворяться. А то, что творилось сейчас у него на душе, – ей знать не следовало.
С билетами тоже повезло. Взял на ближайший поезд и ждать пришлось всего полтора часа. Место, правда, так себе – боковушка, но зато с разговорами вязаться никто не будет. Эти вагонные знакомства он терпеть не мог.
Время до отправления Анварес скоротал в привокзальной забегаловке, довольно приличной, к счастью. Подкрепился, прикупил в дорогу бутылку с минералкой и журнал.
Журнал так и не открыл, всю дорогу, если не спал, думал о том о сём. Думал о матери, хотя старался раньше времени не отчаиваться. Думал о жизни своей, которая шла по накатанной и всё было хорошо… до последнего времени. Думал о том, как вывернуть снова на привычную колею и не терзаться о том, о чём терзаться бессмысленно.
Это вот тоже неприятно поражало – как бы сильно ни тревожился он за маму, а на ум всё равно то и дело лезла Аксёнова, чёрт бы её побрал.
Отец звонил раз двадцать, как будто это могло как-то ускорить приезд. Но Анварес не раздражался, понимал, что тот почти невменяем. Мать для него всегда была смыслом жизни. Ну и темперамент никуда не денешь. Андалузская кровь давала о себе знать, особенно в такие острые моменты.
Отец его не встречал – Анварес сам попросил. Но когда увидел на пороге сына, горячо обрадовался, точно ребёнок, истосковавшийся сидеть дома в одиночестве.
Сразу поехали в больницу, где их и ошарашили.
– Забирайте, – сказали, – вашу больную домой. С гипертоническим кризом мы здесь не держим. Сейчас давление стабилизировалось. Так что дома лечитесь, дома. Если снова давление скакнёт и препараты не будут действовать – вызывайте скорую.
Отец горячился, ругался, грозился припереть к стенке заведующего отделения вместе со всеми остальными «бесчувственными чурбанами». Заведующий взирал на отца пустым взглядом и невозмутимо объяснял, кого они могут лечить в условиях стационара, а кого – нет.
–Двести на девяносто было, – причитал отец, пока ехали в такси домой. – Двести! И никак не сбивалось. Даже скорая приехала – сбить не могли. А тут, гляди-ка, лечить не могут. Сбили и выпнули домой. Я этого так не оставлю.
– Перестань, Дима, не нервничай, а то сейчас и у тебя криз случится, – улыбалась мама. – Саша приехал, хорошо же.
44
Всю неделю они с отцом усердно выхаживали мать: делали уколы, давали по часам препараты, варили жидкие супы без грамма соли, мерили давление, фиксируя цифры в блокноте – отслеживать динамику велел врач.
Первые два дня ближе к вечеру мама ещё пугала обоих, когда экран тонометра показывал под двести.
Отец сразу начинал громко паниковать. Анварес тоже тревожился, но старался сохранять спокойствие. Дробил таблетку, давая матери мизерные крупицы через определённые промежутки времени.
«Резко снижать давление нельзя, – предупредили в больнице, – иначе можно спровоцировать инсульт».
К выходным криз миновал. Участковый терапевт навыписывал препаратов, которые, сказал, пить нужно теперь всегда. Но успокоил, что, в целом, такой уж опасности нет.
Анварес провёл с родителями ещё понедельник, вторник и кусочек среды – отпуск брал на десять дней. Уговаривал их переехать к нему, они благодарили, но отказывались:
– Ну как мы без нашего сада будем?
Три года назад, когда мама вышла на пенсию, отец на свои сбережения купил дом в городе своего детства. Двухэтажный дом с мансардой и просторным, правда, очень запущенным садом.
Сначала мама не хотела уезжать из большого города, боялась оставлять сына одного, а вот теперь какой-то стал сад ей очень дорог. Они, конечно, его оживили, облагородили. Но это же всего лишь клочок земли, недоумевал Анварес. Даже их хвалёные вишни не плодоносили, только цвели – Сибирь как-никак. Но спорить не стал. Раз им тут нравится, что он мог поделать?
И если уж откровенно, ему и самому здесь нравилось. Всё это место – и дом с мансардой, и сад, и вся здешняя атмосфера, полная неги и умиротворения – рождало ощущение чего-то вечного и прекрасного. Возможно, и он хотел бы жить так – в доме у реки, коротать вечера в саду, любоваться закатами и рассветами. Но он отдал себя науке, а она – бескомпромиссна и требовала жертв.
Перед отъездом мама нашептала, что очень ждёт внука.
Анварес поморщился.
– С этим придётся подождать. Я не хочу, не готов. У меня защита, какие мне дети, мам?
– Ты можешь защищаться сколько угодно, а с внуком или внучкой будем сидеть мы с отцом. Да и Лариса твоя, она умница, конечно. И она мне очень нравится. Но ей уже двадцать восемь. Время уходит…
– Мам, ты думай лучше о своём здоровье. Это сейчас самое важное, – ушёл он от неудобной темы. – Обязательно выполняй все предписания!
45
Домой вернулся в четверг. Мог не ходить в институт, но наведался, прикрывшись разными делами. Придумал забрать какие-то бумажки, переговорить с Сумароковым, своим научным консультантом, и всякое по мелочи. В общем, основания нашёл и приехал.
– Ох, Александр Дмитриевич! Вы вернулись, – обрадовалась Эльвира Марковна, когда он заглянул на кафедру. – А ваши студенты уже испереживались все, потеряли вас. Как здоровье вашей мамы?
– Спасибо, сейчас уже всё хорошо.
Удивительно – короткая беседа с завкафедрой, и он тотчас включился в эту жизнь, будто и не уезжал. И все сомнения, что накатывали, пока был у родителей, все крамольные мысли – а не бросить ли всё к чертям и остаться жить там, канули в никуда, будто их и не бывало.
Про переживающих студентов, думал Анварес, она, конечно, загнула. Но ответил ей улыбкой. Всё-таки приятно ощущать себя нужным.
Он ещё побеседовал о том о сём с коллегами, узнал последние новости – к счастью, ничего катастрофичного в его отсутствие не случилось – и, взяв кое-какие свои бумаги, решил зайти в деканат, отметиться.
Там и столкнулся с Ларисой.
– Саша? Ты уже приехал? – удивилась она.
– Да, утром.
– А почему не позвонил? Я бы тебя встретила. А ты разве не с понедельника выходишь?
– Вообще – да. Но выйду завтра. Да я просто на минуту заскочил, документы вот забрал, – он потряс пластиковой папкой.
Разговор начал его напрягать, но Лариса продолжала наседать.
– А давно ты здесь?
– Чуть больше получаса.
Вернее было бы сказать чуть меньше часа.
Лариса улыбнулась, но Анварес заметил – ей обидно.
Так и оказалось. Она всё улыбалась и улыбалась, пока они шли вдвоём по коридору из деканата, пока им навстречу попадались студенты и коллеги, но как только остались одни, от её улыбки не осталось и намёка. Лицо исказилось обидой и горечью. Такой Лариса почему-то вдруг показалась ему намного старше своих лет.
– А если бы мы случайно у деканата не встретились, ты бы так и ушёл. Не заглянул, не поздоровался, не позвонил?
– Я бы позвонил, – серьёзно ответил Анварес. – Не сейчас, так вечером.
Лариса качнула головой, отвела взгляд на минуту, потом снова уставилась на него с прищуром.
– Саша, по-твоему, это нормально? Тебя не было почти две недели. Вот ты приехал, зашёл в институт, зная, что и я здесь, но не подумал хотя бы поздороваться со мной…
– Я знал, что ты занята. Да и я зашёл по делу, ненадолго. Вечером я бы тебе позвонил, говорю же…
– Анварес, ты – человек вообще или робот? Тебя не было…
– … меня не было всего-навсего десять дней.
Лариса устало вздохнула и вновь покачала головой.
– Ладно, я и правда занята. Мне на пару надо. Рада была тебя повидать, – с обидой в голосе сказала она.
От встречи с Ларисой остался на душе неприятный осадок. Он не хотел её обижать. Просто действительно не подумал, что надо непременно к ней зайти – зачем? Ведь вечером они бы и так созвонились.
Анварес спустился на первый этаж.
Как раз закончилась пара, и холл наводнили студенты. С ним здоровались, он машинально отвечал, а сам скользил ищущим взглядом по толпе. Тело изнутри будто вибрировало от лёгкого возбуждения, какое бывает в ожидании волнующего события.
Он озирался по сторонам, всматривался в лица, как вдруг увидел её – Аксёнову. Сунув руки в карманы толстовки, она торчала у стенда с объявлениями. Рядом с ней он заметил Рубцову и ещё какого-то парня. Высокого блондина. Все трое стояли к нему спиной и не видели, с каким напряжением он за ними наблюдает.
Потом блондин приобнял Рубцову, и Анварес облегчённо выдохнул, только тогда заметив, как в груди неприятно сдавило и вот теперь отпустило… Заметил и тут же сам на себя разозлился. Да какая, чёрт возьми, ему-то разница? Аксёнова может быть с кем угодно. Его это вообще никаким боком не касается. Ему на это плевать.
Анварес устремился к выходу. Зачем вообще приходил? Лучше бы дома побыл, ванну бы принял, отдохнул, отоспался – в поезде храпели со всех полок, и он всю ночь слушал нескончаемые рулады. Ну да, поговорил с Сумароковым, с Эльвирой Марковной, но с ними вполне можно было пообщаться по телефону или завтра. Вовсе необязательно было мчаться. И с Ларисой вон поссорился.
«Зачем, зачем? Приходил, чтобы увидеть её, – констатировал зло, словно стараясь себя же ткнуть побольнее. – Потому что воля у тебя, Анварес, ни к чёрту. Нет у тебя никакой воли».
Но вечером он простил себя.
«Ну и ладно. Подумаешь – зашёл повидать. Никакой катастрофы не случилось. И вообще, ничего это не значит. Просто не видел её аж целых десять дней. Увидел – отлегло и всё. Не из-за чего тут, собственно, терзаться. Хотя и глупо, конечно. В пятницу всё равно семинар у двести пятой – уж можно было подождать один день. Просто не подумал…».
46
Юлька страдала – не видела Анвареса почти две недели, которые показались ей бесконечными и невыносимо тоскливыми.
Если бы ещё та последняя их встреча не была настолько волнующей, если бы не перевернула всё в душе в один миг – она бы жила себе и жила. Грустила бы, конечно, жаждала увидеть, но не так! Ведь он внушил надежду и… исчез.
Была даже страшная мысль – вдруг он женился на той своей мышке, и они вместе укатили в какой-нибудь ханимун. И она же не поленилась – отыскала её на сайте института по фотографии, выяснила, что Лариса Игоревна Шубина преподаёт на кафедре лингвострановедения. Сунулась на эту кафедру и аж обрадовалась, обнаружив её там.
Но всё равно Юлька настолько измучилась этим затянувшимся ожиданием, что не вытерпела и разоткровенничалась с Рубцовой. По реакции подруги, правда, поняла, что та и сама, видимо, догадывалась о чём-то подобном.
Алёна не удивилась ничуть, только посмотрела сочувственно и пробормотала:
– Угораздило же тебя...
Юлька дёрнула плечом.
– Почему – угораздило? Вроде не самый плохой вариант.
– Я не о том, – Алёна замялась.
Пытается состряпать какую-нибудь дипломатию, догадалась Юлька и жёстко спросила:
– А о чём?
– Ну он всё-таки преподаватель…
– И что? Хочешь сказать – гусь свинье не товарищ?
– Юль, я не говорю, что ты его недостойна или что-то ещё. Не в тебе дело. Мне кажется, он хоть кому не товарищ. Просто он такой… нет, он классный, конечно, но он на всех смотрит как будто свысока. И вот знаешь, есть поговорка: «Ничто человеческое не чуждо». Так вот ему – чуждо... ну такое ощущение. Короче, к нему вообще, по-моему, невозможно подступиться, поэтому я так и сказала.
Юлька чуть было сгоряча не выболтала про то, что едва не случилось после семинара две недели назад. Но, к счастью, вовремя спохватилась и прикусила язык – почувствовала, что не стоит об этом никому говорить.
И всё-таки слова Алёны её задели. А жалость в глазах подруги и вовсе вызвала злость. Много та понимает – что ему чуждо, а что нет!
Настроение, и без того кислое, стало совсем тягостным. Все вокруг шумели, галдели, смеялись, а она лишь мрачно взирала на всеобщий ажиотаж, вызванный грядущим Хэллоуином.
Последние несколько лет на факультете английского языка его отмечали в спортзале под предлогом приобщения к англоязычной культуре. В холле уже и объявление вывесили о том, что в эту пятницу всех ждёт грандиозное шоу.
В прошлом году тоже обещали шоу, а получилась банальная дискотека с выпивкой из-под полы. Единственный культурный штрих – тыквы и мётлы в качестве декораций. Ну, некоторые, правда, отнеслись более или менее серьёзно: нарядились в балахоны, колпаки, жуткие маски. Но в целом – обычная студенческая гулянка.
Юлька бы и внимания не обратила на афишу – мыслями она была далеко от всей этой суеты, хотя ещё совсем недавно очень даже любила подобные мероприятия.
Алёна сначала подтянула её к стенду, а потом и уговаривать начала:
– Давай сходим? Смотри – сказано, что будет весело. «Всех, кто явится в костюме, ждёт сюрприз».
– Да хрень какую-нибудь всучат, а ты ходи весь вечер разряженная, как дура.
– Ну, наряжаться и необязательно. Можно и так. Я вот ни разу не бывала на дискотеках. А одной идти как-то не очень…
– Ни разу? Как такое возможно? – вяло удивилась Юлька.
– Ну… вот так, – пожала плечами Алёна.
– Ты как из монастыря явилась, честное слово. – Юлька криво улыбнулась, потом вздохнула. – Извини, мне что-то не хочется. С Максом своим сходи.
– Ну… Макс, да… Но тут вроде сказано – для студентов факультета английского языка…
– В прошлом году писали то же самое, а явились все, кому не лень. Никто никого не выгонял.
– О, ну это даже хорошо. Но тогда давай всё же с нами? Втроём пойдём. Если не понравится – всегда можно уйти. Да и тебе надо отвлечься. Ну что, идём?
– Привет. Куда это мы идём? – За их спинами неожиданно возник Явницкий. Чмокнул Алёну в висок и уставился на афишу. Беззвучно шевеля губами, прочёл приглашение, потом удивлённо посмотрел на подругу: – Хочешь поучаствовать в этой вакханалии?
Потом взглянул на Юльку, в шутку нахмурился:
– Твоё влияние?
– Между прочим, это я её уговариваю пойти. Ну интересно же! Да и какая вакханалия? Тут ведь будет вечер, не где-то. В спортзале. И потом, гляди, – Алёна ткнула пальцем в нижнюю строчку объявления, – «Организаторы: студсовет под чутким руководством старшего преподавателя Шубиной Ларисы Игоревны». Преподавателя! Старшего!
Юлька вздрогнула, среагировав на знакомую фамилию. Так это "мышка" замутила вакханалию? Тогда это и в самом деле интересно.
– Хорошо, договорились, завтра после пар пойдём плясать, но наряжаться я не буду, – предупредила Юлька.
Алёна обрадовалась, они ещё с Максом что-то говорили, смеялись. Но Юлька уже их не слышала – ей вдруг стало не по себе. Возникло странное дискомфортное ощущение. Так бывает, когда кто-то пристально смотрит тебе в спину. Она даже обернулась, но ничего такого не заметила.
47
Юлька и сама удивлялась – откуда у неё такой жгучий интерес к этой Ларисе Игоревне, да ещё смешанный с резкой неприязнью.
Впрочем, неприязнь-то вполне понятна и объяснима, а вот интерес… По фио она отыскала её и в контакте.
Это была ценная находка, потому что в альбомах Шубиной Юлька нашла несколько фотографий Анвареса и обрадовалась примерно так, как радуется старатель, добывший крупный самородок.
Конечно же, все до единой сохранила себе. Разглядела каждую его чёрточку, причёску, руки, длинные пальцы, одежду.
«Пижон», – с блаженной улыбкой прошептала она.
Правда, было всего два фото, где он один, остальные – с «мышкой», но её можно запросто отчикнуть в редакторе. Не нужна она ей тут.
Вообще-то, Рубцова всё-таки права – он так всегда держится, что на кривой козе к нему не подъедешь. Но в то же время у неё есть кое-какое преимущество – она ему тоже нравится. Юлька это знала, ну или чувствовала. А значит… может быть… Ох, скорее бы его увидеть!
48
Анвареса Юлька встретила ещё в холле, перед первой парой.
Он стоял у подножия лестницы вместе со своей «мышкой» и ещё двумя мужчинами и что-то говорил. Серьёзный, сосредоточенный.
Сердце её тотчас дёрнулось, подпрыгнуло и бешено заколотилось у самого горла.
Он тоже поймал её взгляд, замолк на полуслове. На кратчайший миг лицо его изменилось. Потом Анвареса потрясла за локоть Лариса, он сморгнул и вернул внимание к собеседникам.
Анварес не посмотрел на неё, даже когда она проходила мимо них, даже когда выдавила глухое: «Здрасьте». Сделал вид, что не видит и не слышит. Зато «мышка» ответила любезно и с улыбкой, а заодно цепким взглядом осмотрела её с ног до головы. Неприятно.
На семинар Анварес явился буквально за минуту до начала пары. Девчонки встретили его радостным гудением, только Юлька молчала, ликуя в душе. Алёна ей многозначительно улыбнулась. Мол, знаем, знаем, ваши чувства.
Анварес, видимо, хорошо отдохнул, потому что никого не допекал, не язвил, ни к чему не придирался. Слово давал тем, кто сам вызывался отвечать. Юлька не вызывалась – он её и не спрашивал. И даже не смотрел на неё. И пусть. Зато она могла вдоволь налюбоваться им.
Сегодня он выглядел чуточку неформально: тёмно-серые брюки без стрелок, белая рубашка с закатанными по локоть рукавами, ещё и две верхние пуговицы расстёгнуты. И никакого вам галстука, никакого пиджака.
Однако после пары подошла к нему и, пылая, сообщила, что подготовила доклад.
Анварес бросил на неё быстрый взгляд и заметно напрягся. И это его напряжение, исходящее мощными волнами, тотчас передалось и ей. Оно покалывало кожу, поднимало изнутри жар и мелкую дрожь, отзывалось россыпью мурашек вдоль позвоночника. Оно, словно статическое электричество, вздымало волоски на руках и сзади на шее.
Юльке казалось, что если они соприкоснутся, то её неминуемо шибанёт током. И тем не менее до одури хотелось коснуться его, а ещё лучше – чтобы он её сам коснулся. Но Анварес наоборот обошёл свой стол, словно оградившись им от неё. Взял в руки какую-то тетрадь, толстую, большую, похожую на журнал, и глухо спросил:
– А почему вы во время семинара не вызвались ответить?
– Я постеснялась, – честно ответила Юлька.
– Вы? И постеснялись? – он, взметнув чёрную бровь, посмотрел на неё и усмехнулся. – Это просто оксюморон.
Усмешку она проигнорировала.
– И потом, семинар же был по творчеству Кронина, а у меня доклад по Фицджеральду. Как бы не в тему…
Он нахмурился, помолчал с полминуты, затем, глядя в окно, заговорил:
– Сейчас я не смогу вас выслушать, у меня семинар в двести четвёртой. А вот в понедельник давайте встретимся после третьей пары. Зайдёте ко мне на кафедру.
– Хорошо, – промолвила Юлька и вышла из аудитории, практически не дыша, потому что чувствовала спиной его взгляд.
И это чувство было таким явственным, что, даже спустившись в холл, она ощущала жжение меж лопаток.
49
После третьей пары к спортзалу стекался народ. И не только «иностранцы». Пожаловали и «журналисты», и «менеджеры».
На удивление, добрая половина студентов идею с косплеем активно поддержала. Большинство, правда, ограничились масками из магазина ужасов, но некоторые подошли к делу очень творчески. Даже Алёнкин Макс при виде некоторых образов вздрагивал.
Особенно впечатляла правдоподобная до жути "Самара Морган". Да и вообще зомби, вампиры, мумии, медсёстры в окровавленных халатах выныривали порой так неожиданно, что тут и там раздавались вопли, визг и смех.
Весь спортзал оформить, наверное, не хватило времени или усердия, так что украсили паутинами, летучими мышами из бумаги и, традиционно, расписными тыквами только один угол, где восседал ди-джей в маске Франкенштейна, управляя музыкой.
Там же, на сдвинутых столах организовали мини-бар, где наливали в одноразовые стаканчики загадочный ведьминский напиток – обещанный сюрприз для тех, кто явился в костюме.
Находчивые студенты менялись по очереди маской, одной на целую группку, ради стаканчика этого пойла, которое, по словам тех, кто испробовал, «здорово штырит». На разливе, хищно улыбаясь, хозяйничала "Харли Квинн".
В паузах между композициями за микрофон бралась Шубина Лариса Игоревна – Юлька её с трудом, но всё-таки узнала. Та нацепила колпак и балахон и хорошенько загримировалась, но ведьма из неё получилась какая-то нелепая. Больше смешная, чем страшная.
Она что-то вещала, пытаясь организовать толпу, но её мало кто слушал – все уже вошли в весёлый раж и хотели просто, без затей пить и танцевать.
Макса неожиданно приветила шумная компания старшекурсниц. Он подтянул за собой Алёну, та – Юльку.
Девушки угощали вином, от которого Алёна наотрез отказывалась. Юлька кочевряжиться не стала – праздник же. Пропустила за знакомство стаканчик.
Постепенно подходили ещё всякие незнакомые личности. Пили, друг друга подкалывали, обнимались, флиртовали, вспоминали полунамёками только им известные случаи. Алёне всё это веселье было явно не по душе. Юлька тоже заскучала, не понимая чужих шуток и разговоров.
Кто-то обмолвился про Яковлева, и Алёна сразу напряглась, а Макс и вовсе ощетинился. Одна из девушек, пьяная совсем, прищурилась на неё:
– Веселишься? А Дэну сейчас не до веселья…
– Ты рот свой закрой, – зло оборвал её Макс, – а то как бы тебе самой сейчас не взгрустнулось.
Девица возмутилась, заверещала, понесла всякую околесицу. Максим тоже в выражениях себя не ограничивал, быстро распаляясь. За девицу вступились парни, и перепалка грозила вылиться в потасовку. Поэтому Юлька с Алёной всеми правдами и неправдами оттащили Макса подальше от тёплой компании.
Тот всё равно рвался вернуться и разобраться со всеми, кто не прав.
– Да достали уже! Они будут про тебя всякую хрень нести, а я молчать должен? – негодовал он.
Тут, как нельзя кстати, ди-джей объявил белый танец, врубив «Dragged Down and Out», и Алёна утянула разбушевавшегося Макса за собой, вглубь зала, где медленно кружили парочки.
Юлька решила по-английски смыться. Им и без неё прекрасно, а вот ей быть третьей лишней совершенно не нравилось.
Она, осторожно лавируя, пробиралась на выход. Впрочем, ближе к выходу толпа значительно поредела, так что можно было идти спокойно, не опасаясь, что отдавят ногу или кто-нибудь в угаре налетит на тебя.
Юлька почти дошла до дверей и вдруг замерла на месте. Дыхание тотчас перехватило.
Прямо перед ней, буквально в шаге, стоял Анварес всё в той же белой рубашке с закатанными рукавами и расстёгнутым воротом. Стоял, заложив руки в карманы, и смотрел прямо на неё. Правда, выражения его лица не разобрать – темно.
Кого-нибудь другого в таком полумраке она бы, скорее всего, и не узнала, и вообще не заметила, проскользнула бы мимо и всё. Но его она просто не могла не узнать. Даже если бы здесь сгустилась кромешная мгла, она бы его тогда почувствовала – во всяком случае, сама Юлька была в этом абсолютно уверена.
