Текст книги "Это не любовь (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

110

Лариса почти и не соврала Анваресу, когда сообщила ему, что больна.

Возможно, она бы и так придумала повод не пойти в институт, только бы с ним встречаться. Но она и чувствовала себя действительно прескверно. Правда, не оттого, что простыла, а после вчерашнего полусухого.

Никогда она так много не пила, а тут явно перебрала. Утром еле голову от подушки оторвала, а потом ещё и вывернуло её в придачу. Правда, после обеда стало понемногу отпускать, и она даже заставила себя добраться до поликлиники и взять больничный.

Но похмелье – это полбеды. Самое страшное ещё предстояло впереди. Анварес был настроен решительно, если уж узнав про её болезнь, он не стушевался, а всё равно сказал, что вечером приедет. И хотя Лариса понимала, что этот разговор неизбежен и отсрочка ровным счётом ничего не даёт – лишь растягивает агонию, но всё равно ждала вечера с тяжестью на душе. Про вчерашний же разговор с Толей Жбанковым старалась не думать.

Сегодня, чуть успокоившись и протрезвев, она, конечно, корила себя за эту выходку. Ну а с другой стороны, говорила себе, Анваресу будет полезно получить втык от Волобуева. Тот, насколько она знала, души в Анваресе не чаял, вечно его восхвалял и всячески продвигал. Даже какие-то гранты выбивал. Вот пусть посмотрит, что из себя представляет его высокоморальный протеже.

Серьёзно декан его, конечно, не накажет. Поорёт от души и всё. Тогда как другого, к слову, мог бы вполне выгнать взашей. Однако поездка в Сиэтл накроется, уже хорошо. И ещё, почти не сомневалась Лариса, Волобуев, скорее всего, поставит перед Анваресом выбор: либо карьера, либо эта халдейка. И Анварес – тут даже гадать не надо – выберет карьеру. Помучается, конечно, как следует угрызениями совести, погрустит над фото этой выдерги, но предпочтёт её бросить. Его Лариса знала, как облупленного.

Однако в среду он не приехал и даже не позвонил, что на него совсем было не похоже. В другой раз Лариса непременно бы поинтересовалась, но сейчас боялась. И даже в глубине души испытала облегчение, что он не объявился.

Но четверг вновь начался с тягостного ожидания…

Чем бы Лариса ни занималась – посуду мыла, лежала на диване с книгой, готовила обед – она непрерывно ждала, что Анварес вот-вот позвонит. Это ожидание изматывало, лишало сил, сводило с ума. То ей казалось – уж лучше бы всё скорее закончилось, то наоборот – накатывали отчаяние и страх.

Звонок раздался ближе к вечеру. Вздрогнув, она взяла телефон. Уверена была – это Анварес. Сейчас он ей скажет, что приедет и всё…

Но звонила Нина, коллега, которая преподавала на той же кафедре, что и Лариса. А в последнее время они ещё и сдружились.

– Ларочка, – защебетала Нина, – я в таком шоке! Только сегодня узнала… Хотела раньше позвонить, но пары были… Слушай, Ларочка, если тебе нужна моя поддержка или помощь, ты только скажи…

Лариса озадачилась.

– Спасибо, конечно, но помощь в чём?

– Ну не помощь – поддержка. Я же понимаю, как тебе сейчас трудно.

Лариса молчала, соображая. Какая поддержка? Про что она вообще? Неужто она тоже в курсе, что Анварес её бросить решил? Откуда? Неужто Жбанков растрепал? Так быстро?

Лариса, если уж честно, не хотела, чтобы все думали именно так. Потому что одно дело, когда расстаёшься с обоюдного согласия – тут ничего такого нет, обычная ситуация, не сложилось, бывает. Но совсем другое – когда тебя бросают. Это так унизительно! Лариса надеялась, что дальше деканата эта история не просочится.

– Видела сегодня его, – процедила Нина. – Приходил в институт перед первой парой. Вышагивал с таким видом, будто кронпринц, не меньше, а не обычный извращенец. Так хотелось высказать ему всё…

– Нина, – прервала её Лариса, – ты сейчас о чём?

На том конце воцарилось молчание. Потом Нина осторожно осведомилась:

– Ларочка, дорогая, ты… про Анвареса знаешь?

– Что, например? – Лариса сглотнула. Сердце вдруг сорвалось в безудержный галоп, колотилось так, что в ушах стоял грохот.

– О-о, не-е-ет, – простонала Нина. – Вот же гад он! Он тебе даже ничего не сказал? Вы же столько лет вместе!

– Нина, что случилось?!

– В общем, такое дело… Короче, Анварес, оказывается, шантажировал какую-то студентку оценками. Короче, требовал с неё секс за зачёт. Может, он и раньше этим промышлял, но никто не жаловался. А вот сейчас всплыло…

– Господи, Нина! Какой шантаж?! С чего ты это взяла?

– Анечка из деканата сообщила.

– Но это неправда! То есть... не может быть правдой.

– Я тоже так сказала, когда только услышала. Но он, вроде как, сам сознался.

– Сознался?

– Ну да. Анечка говорит – сознался. Слушай, я понимаю, как тебе неприятно! Таким подонком он оказался. Но ничего, Анечка говорит, что его не просто уволят, а даже, скорее всего, посадят. Дело-то подсудное.

Ларисе совсем подурнело. Она беззвучно открывала и закрывала рот, но с губ срывался только свист.

– Но ты знай, у нас все на твоей стороне. Мы все за тебя. Ну там Сумароков только вякнул, мол, не верит… А так – все его осуждают. И все тебе сочувствуют.

– Какой кошмар, – пролепетала Лариса. – Нина, извини, я просто должна всё это как-то переварить.

– Конечно-конечно! Ты только знай – если что, я готова помочь!

Несколько минут Лариса в оцепенении таращилась в стену перед собой, внутри же её буквально лихорадило.

Слова Нины не укладывались в голове. Извращенец? Пойдёт под суд? Это какой-то ужас! Просто бред! Этого не должно было случиться! Она не хотела ничего такого!

Дрожащими руками Лариса вновь схватилась за телефон. Жбанков, это всё он устроил!

«Возьми же трубку, подонок!»

– Слушаю вас, Лариса Игоревна, – раздалось наконец.

– Что вы наделали?!

– А в чём дело?

Лариса задыхалась. Он издевается, что ли?

– А вы как будто не знаете! Мне только что звонили с работы. Поделились новостью. Саша, оказывается, шантажом принудил ту девку к интиму. В обмен на оценки. Вот что мне сказали!

– И в чём проблема?

– Как в чём?! Это же неправда!

– Откуда вы знаете? Я, между прочим, не с потолка это взял. Поспрашивал у коллег насчёт этой девицы и выяснил, что её никто не аттестовал. Кроме, как вы можете догадаться, Александра Дмитриевича.

– Да вы же прекрасно понимаете, что он её не заставлял и не шантажировал! Вы его нарочно оговорили. Он всего лишь завёл романчик со студенткой, а вы его обвинили в преступлении! Вы хоть понимаете, чем это ему грозит? Сроком! Тюремным сроком!

– А вот тут не надо! Во-первых, он совершил подлог. Он её аттестовал на «отлично». Внёс ложную оценку в ведомость, заверил личной подписью и сдал в деканат. Тогда как она и в институте-то не появлялась, если верить журналу посещаемости. Я выяснил. А подлог – это, уважаемая Лариса Игоревна, уголовное преступление. И на него вашего Анвареса никто не толкал. Ну а во-вторых, вы же сами дали мне карт-бланш. Вспомните! Я вам все свои соображения подробно изложил, вы выслушали и согласились. А теперь даёте задний ход? Сами всё затеяли и хотите чистенькой в стороне остаться?

– Да вы не видите разницу, что ли? Одно дело порицание за аморальное поведение, а тут…

– Не истерите, Лариса Игоревна, – жёстко прервал её Жбанков. – Я сделал то, что вы просили. А теперь вы пытаетесь выставить меня мерзавцем. Не получится! Ещё раз напомню – это вы мне позвонили, это ваша была идея.

– Я не хотела этого!

– Ну вы даёте, Лариса Игоревна! Сделали чужими руками грязную работу и изображаете теперь из себя праведницу. Изящно! Но со мной такие номера не пройдут.

Ларису трясло так, что она и слова вымолвить не могла. Чем она думала, когда связалась с этим негодяем?

– Да успокойтесь вы. Если ваш бесценный Анварес невиновен, если к сексу девочку не принуждал и ставил заслуженные, то и нечего бояться – комиссия разберётся и всё выяс…

Не дослушав Жбанкова, Лариса сбросила вызов. Что же теперь делать? Неужели и правда из-за такой ерунды могут быть столь серьёзные последствия?

По-хорошему стоило бы проконсультироваться у юристов, но ответ, хотя бы приблизительный, хотелось знать немедленно.

Она лихорадочно искала в сети любые сведения, однако ничего утешительного не нашла. Поиск выдал уйму подобных ситуаций, и все они имели печальный исход для оступившихся преподавателей. Господи, да неужели из-за какой-то липовой оценки могут человеку сломать всю жизнь? Лишить свободы?

Она ведь правда ничего этого не хотела! Таких жутких последствий она и представить себе не могла.

111

Лариса буквально перехватила Анвареса на пороге. Он уже выходил из квартиры. Ещё минут пять, и они бы разминулись.

Лариса выхватила взглядом дорожную сумку.

– Саша, ты уезжаешь?

– Да…

Он закрыл дверь, убрал ключи, затем приостановился, посмотрел на неё с таким сожалением, что у Ларисы защемило в груди.

– Я столько должен тебе сказать… но сейчас мне надо на вокзал.

– А ты надолго?

– Дней на пять.

– Так давай я тебя отвезу, я на машине.

– Я уже вызвал такси.

– Подумаешь – проблема! Отменить можно.

Он равнодушно повёл плечом, мол, как угодно, ему всё равно.

Вместе зашли в лифт, Лариса нажала кнопку и обратила внимание, как дрожит у неё рука.

Половину пути Анварес молчал, безучастно глядя в окно. Она тоже долго не могла решиться. Но заговорила первая:

– Саша, почему ты так внезапно уезжаешь?

– Мне нужно повидаться с родителями, да и подумать о том, как жить дальше.

– Я знаю про скандал, – призналась она. Но сказать, что с её подачи всё это завертелось – не могла. Язык не поворачивался. Он же никогда ей этого не простит.

– Мне очень жаль, Лариса, что ты узнала всё таким образом. Я сам хотел тебе всё рассказать. Прости меня, если сможешь.

Может, Анварес и по-настоящему раскаивался, но сейчас, видимо, был настолько опустошён, что, казалось, говорил механически. Говорил не то, что чувствовал, а то, что должен сказать в такой ситуации.

– Давно вы…? – спросила Лариса. Её это действительно тревожило.

– Неделю, – столь же бесстрастно ответил он.

– Говорят, у тебя из-за того могут быть серьёзные проблемы…

Он пожал плечами.

– Ты кого-нибудь подозреваешь? Ну… кто это мог нажаловаться?

Анварес долго молчал, Лариса даже усомнилась, слышал ли он её вопрос, а повторить стеснялась. Но затем, тяжело вздохнув, ответил:

– Не знаю. Волобуев считает, что она нажаловалась.

Лариса охнула:

– Как?! Почему он думает, что это она?

– Потому что больше некому. Никто не знал.

– А ты как считаешь?

Анварес не ответил, нахмурился и отвернулся к окну.

От его слов Лариса вдруг ощутила облегчение. И радость. Странную, уродливую, совершенно неправильную радость. Хоть он и не говорит прямо, но в душе обвинил во всём эту халдейку! Такое он ей не простит, такое никто бы не простил. Значит, эта девица больше не стоит между ними.

Теперь нужно было повести себя с ним умно. Саша уязвлён, подавлен, всеми отвергнут и предан, всеми, кроме неё, Ларисы. И никому не нужен, кроме неё. В общем-то, получается, всё довольно неплохо сложилось. Она его, конечно же, поддержит, несмотря ни на что…

– Какая подлость! – возмутилась Лариса. – И как ты теперь с ней поступишь? Неужто спустишь ей это?

– Лариса, ты о чём? – изумился он. – Во-первых, она это или нет – ещё неизвестно...

– Но ведь больше-то и правда некому, прав Волобуев. Тебе просто не хочется в это верить, я понимаю, но взгляни трезво...

– А во-вторых, она же девчонка совсем. Я бы ещё с девчонками не воевал… И потом, даже если это и так – тогда она просто не соображала, что творит. И вряд ли отдавала себе отчёт, какие могут быть последствия. Она просто ещё ребёнок совсем.

Это больно царапнуло. Он допускает, что это сделала та девица, допускает, что она разрушила ему жизнь, предала его и всё равно находит ей оправдания?

– И что, ты её простишь? После такого?

Он посмотрел на неё пристально, Ларисе аж не по себе стало.

– Я не держу на неё зла. Но если ты о том, будем ли мы с ней вместе, то наши отношения закончились.

Ну хоть так... Лариса возликовала в душе. Затем робко спросила:

– А наши?

Он отвёл глаза. Опять его ответ пришлось ждать невыносимо долго. А он сказал лишь одно:

– Прости, Лариса...

112

Зря Юлька так страстно ждала пятницу. Семинар по зарубежной литературе отменили. Поставили английский, который должен быть по расписанию третьей парой.

Изольда вела себя непривычно: за всё занятие ни разу Юльку не спросила, изредка лишь поглядывала с неприязнью, но, вообще-то, слишком уж демонстративно показывала, будто её не видит.

В другой раз это может и озадачило бы Юльку, но не сегодня, когда все мысли о нём, об Анваресе и до всего остального просто дела нет.

После английского она вновь ринулась ему звонить, но всякий раз отзывался автоответчик.

Она ровным счётом ничего не понимала и сходила с ума от этой неизвестности. Куда он пропал? Что вообще происходит? У кого узнавать?

Алёна недоумевала вместе с ней и теперь уже и версий никаких придумать не могла, чтобы объяснить эти странности.

А выяснилось всё, как это часто бывает, случайно. И так обыденно…

После первой пары они с Алёной спустились в столовую. Поесть, подумать, всё обсудить.

Пока тихими шажками продвигались в очереди вдоль раздачи, сзади пристроились две старшекурсницы.

– Слышала новость про Анвареса? – спросила одна, и Юлька тотчас напряглась, многозначительно переглянулась с Алёной.

– Нет. Это испанец который? Зарубежку ведёт?

– Да-да, он самый. Прикинь, он какую-то девку со второго курса чуть ли не изнасиловал.

– Да ты что?

– Ну вроде как за это он ей зачёт поставил, а она потом побежала жалобу в деканат на него написала.

– Офигеть! И что ему будет?

– Посадят! Что!

– Блин, я вообще в шоке.

– Да все в шоке.

– Но по нему не скажешь, что он такой.

– Ой, а по кому скажешь? Вспомни Чикатило. Тоже педагог. И кто его подозревал?

Юльке аж подурнело.

– Вы что несёте, дуры?!

Старшекурсницы опешили, растерялись. Она, расталкивая всех, вырвалась из очереди, вылетела из столовой и… остановилась. Куда бежать? Что делать?

Следом за ней выскочила Алёна, такая же ошарашенная.

– Юль, это же всё неправда. Возьми себя в руки, Юль. Всё выяснится, – пыталась она успокоить Юльку, на которую страшно было смотреть. – Вспомни, какие про меня сплетни ходили...

– Нет, надо пойти и всё сказать!

– Что сказать, Юль? Куда пойти?

– Не знаю! Но этот бред надо опровергнуть…

– О, Аксёнова, вот ты где! – её окликнула Люба Золотарёва. К ним подбежала староста, как всегда взмыленная, будто с марафонского забега. – А я как раз тебя ищу, ношусь тут по всему институту. Ты почему на звонки не отвечаешь?

– Потому что я тебя давным-давно в чёрный список занесла, – ответила Юлька.

Люба в первый миг опешила, но потом с обидой произнесла:

– Ну ты совсем уже, Аксёнова! Как будто я тебе звоню по личному делу! Да моя бы воля, я бы лучше вообще тебя никогда не знала и не видела.

– Да, это было бы здорово! – огрызнулась Юлька.

– Тебя, между прочим, в деканат вызывают. Срочно. Это я тебе и хотела сказать.

Люба ушла явно в расстроенных чувствах. Но Юлька едва ли это заметила.

– Слышала? – повернулась она к Алёне. – Вызвали и меня. Ведь точно по этому делу. Ну ничего, я им сейчас всё скажу. Я им покажу Чикатило!

– Ты погоди, – Алёна придержала её за локоть. – Ты там не горячись, а то как бы хуже не вышло.

– Куда уж хуже? А как ты думаешь – лучше вообще всё отрицать или правду сказать?

Алёна помялась.

– Я, вообще, всегда за правду, но тут… даже не знаю, если честно. Ты по ситуации смотри.

113

В кабинете декана неожиданно обнаружилось целое заседание. Помимо Волобуева Романа Викторовича, восседавшего, как и положено, во главе стола, присутствовало ещё несколько человек. Юлька опознала из них двоих: пожилую даму, осенью замещавшую Анвареса, и мужчину, которого встретила вчера на кафедре. Остальные были ей незнакомы.

Такое скопление слегка поубавило воинственный настрой. Зачем эти люди тут? Неужто при них при всех придётся говорить о самом сокровенном?

Волобуев без всяких вступлений коротко спросил:

– Аксёнова?

Юлька кивнула. Он вынул из папки какую-то бумаженцию и передал ей через цепочку рук.

– Ознакомься.

Даже сесть не предложил! Юлька взяла бумагу, исподлобья взглянула на собравшихся товарищей, те наблюдали за ней тоже очень внимательно. Пробежалась глазами, нахмурилась. Снова перечитала, тихо бормоча под нос. Потом вперилась немигающим взглядом в Волобуева.

– Это что такое? – возмутилась. В груди так клокотало от возмущения, что от неловкости и следа не осталось.

– Я жду, что ты нам это пояснишь.

– А почему я должна объяснять чужие фантазии? Пусть объясняет тот, кто это сочинил.

Кто-то из присутствующих хмыкнул и что-то тихо произнёс. Слов она не разобрала, но тон различила – язвительный.

Юлька метнула в него злой взгляд: так это тот самый мужчина с кафедры Анвареса. Вот же сволочь! Ещё коллега называется. Вместо того, чтобы поддержать своего товарища, сидит и ухмыляется.

И такое зло её взяло! Скрестив руки на груди, Юлька снова уставилась на декана и выпалила:

– А знаете, что? Вот эта ваша бумажка – это клевета, порочащая меня и моё достоинство. И Александра Дмитриевича тоже. Потому что ничего из того, что тут написано, на самом деле не было. А клевета – это уголовное дело, даже я это знаю. Так что я сейчас пойду и тоже напишу заявление, но уже в прокуратуру. И не анонимно. Заявлю, что про меня кое-кто распространяет грязные сплетни, ложно обвиняет, позорит мою честь. По всему институту, между прочим, уже слухи ползут. Я почему должна такое терпеть? Нет! Пусть следователи разбираются. Я настаиваю!

– То есть, ты утверждаешь, что между тобой и Анваресом никаких отношений не было и нет? Он тебе не предлагал ничего такого и ты не соглашалась?

– Интимных отношений у нас с ним никогда не было и нет! – не моргнув глазом, твёрдо соврала она. – Он мне действительно помог с учёбой, но не так, как насочиняли в этой анонимке. Он занимался со мной по своему предмету дополнительно, объяснял…

– Занимался… – снова хмыкнул «коллега». – Знаем мы, что это за занятия. И каким образом он оценки вам выставлял, тоже знаем.

– Ну зачем вы так, Анатолий Борисович? – вмешалась пожилая дама. – Почему мы всегда так торопимся заподозрить человек в самом худшем?

– А вы сами-то в это верите, Эльвира Марковна? Девушка прогуливала занятия напропалую, все до единого её не аттестовали. Кроме Анвареса. Он поставил «отлично». «Отлично»! Вы вспомните, как перед каждой сессией к нам на кафедру таскаются студенты. Зачёт у него не могут получить. Он же у нас такой строгий и принципиальный, даже «удовлетворительно» просто так не поставит, а тут двоечнице и прогульщице поставил «отлично». Ну здраво-то посудите! Подлог чистой воды!

– Неправда! – возмутилась Юлька, но её уже не слушали.

Остальные присутствующие тоже загудели. Мнения разделились. Лишь декан молчал. Молчал и, прищурившись, сверлил Юльку взглядом. Будто изучал её или что-то пытался понять.

Гул нарастал, коллеги между собой начали жарко спорить. Затем Волобуев потребовал тишины.

– Выйди пока, – велел он ей. – Но не уходи. Мы кое-что здесь обсудим. Потом позовём.

Юлька гордо прошествовала к двери, ещё раз метнув напоследок убийственный взгляд в Анатолия Борисовича, которого она окрестила про себя «сволочь».

Ждать пришлось минут двадцать, а по ощущениям – не меньше часа. Обстановку нагнетала и секретарша, которая разглядывала Юльку исподтишка, но с явной неприязнью.

Впрочем, Юльке до косых взглядов секретарши дела и не было. Это она там, в кабинете декана разозлилась и выступила, а тут, когда запал поугас, стала нервничать.

В голове роились мысли: что будет с Анваресом? Неужто его уволят из-за этой анонимки? Если так – то она ведь и впрямь дойдёт до прокуратуры, ну или куда там надо идти с таким вопросом. Но на тормозах уж точно не спустит. Ясно же, что это писали наобум – про то, что у них было «всё», не знал никто, кроме Рубцовой. Значит, где-то кто-то нечаянно подглядел, увидел их вдвоём, а дальше насочинял. Потому и жалоба анонимная. Решили, видимо, так: выгорит – хорошо, не выгорит – не убудет.

За себя Юлька не волновалась, но терзало: как же Анварес. Он же такой щепетильный! Это ей чужая молва – как с гуся вода, а он так дорожит репутацией, честью и прочими анахронизмами. И где, вообще, он?

У секретарши пиликнул внутренний.

– Да, хорошо, – прошелестела она в трубку, затем посмотрела на Юльку строго. – Пройдите.

Юлька собралась, наказав себе держаться твёрдо, уверенно и холодно. Последнее – особенно трудно давалось. От таких, как «сволочь», она всегда заводилась с пол-оборота.

Он, этот тщедушный, язвительный тип, – хуже всех, казалось ей. От него, не от декана, чувствовалась особая какая-то враждебность. Притом что он и улыбался, и голоса не повышал. Вежливая сволочь. Она и не удивится, если узнает, что он и есть автор анонимки.

На этот раз Волобуев предложил Юльке сесть, точнее, просто указал на стул.

– Понятно, что анонимно можно написать что угодно, – сказал он. – Поэтому мы и пытаемся разобраться и всё выяснить. И я прошу тебя не горячиться. Если, как ты говоришь, ничего недозволенного Александр Дмитриевич в отношении тебя не допускал – я только рад. Но вот Анатолий Борисович настаивает, что подлог имел место быть.

– Ничего подобного!

– Его доводы не лишены логики. Мы подняли журнал посещаемости, итоги аттестации…, ну и я удивился, почему до сих пор тебя не отчислил. Если ты утверждаешь, что Александр Дмитриевич аттестовал тебя справедливо, то это легко проверить. Анатолий Борисович предложил... ну и мы согласились, чтобы ты нам продемонстрировала свои знания по предмету.

– Это как? – растерялась Юлька и тут же услышала очередной смешок.

– Ну а за что тебе поставил «отлично» Александр Дмитриевич? – спросила пожилая дама. – Ты же ему что-то отвечала? Готовилась по каким-то темам?

– Ну да.

– Ну так расскажи.

– Так вы задавайте вопросы. Мне Александр Дмитриевич вопросы задавал.

Дама улыбнулась, но кочевряжиться не стала. Бегло пробежалась по пройденным темам, кое-на-ком задерживалась, кое-кого касалась вскользь. Юльке всё это было как семечки – уж Анварес её гонял куда жёстче и требовательнее. Дама радовалась её ответам, даже подбадривала. Зато «сволочь» мрачнел.

Долго её не терзали – она бы и ещё рассказывала, если бы понадобилось. А потом Юлька случайно взглянула на Волобуева и удивилась – тот даже не скрывал, как доволен. Сидел и улыбался. Он, собственно, и прервал «проверку».

– Ну что, Анатолий Борисович, вопросы исчерпаны?

«Сволочь» молчал.

– Я бы тоже поставила девочке «отлично», – подала голос пожилая дама.

– Ну и прекрасно. Можешь идти, – разрешил Волобуев.

Юльке хотелось спросить его, а как же Анварес, что будет с ним. Но декан уже не смотрел на неё. Однако по его виду чувствовалось – беда миновала…