Текст книги "Венец Бога Справедливости. часть 3. Война двух начал (СИ)"

Автор книги: Елена Шихматова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Первые секунд десять все молчали, потрясенные и смущенные, но вот раздался громкий хлопок – взвилась вверх струя фейерверка из того самого фонтана.

– Давай, Дэвин, пора! – воскликнула маленькая Элина, ей очень понравилась речь невидимого ей оратора, хотя она решительно ничего не поняла, но, дочь своего отца, она почувствовала, что это именно тот момент, когда нужно начинать. – Ой, мама! – воскликнула девочка, оборачиваясь на неозвученный призыв. – А как вы нас нашли?

Волна фейерверка раскинулась на сотни падающих сверху искр, которые тонули в сбегающих вниз струях воды, от главного фонтана началось движение всех фонтанов, они "включались" один за другим, словно это была одна большая волна, вернуться на исходную позицию ей предстояло только, очертив круг, через почти сорок минут. Небо над Долиной окрасилось в яркие цвета, пространство наполнила торжествующая музыка и несмолкающий шум аплодисментов.

– Что дали тебе чувства, Амедео?

– Жизнь!

Конца не существует!

Из сказаний о первом короле.

I Прошли те дни, когда Каримы

Являлись гордостью племен -

Уж нет на площади знамен.

Все беды слишком ощутимы!..

Бессменны распри разных кланов

В войне кровавой за престол,

И меркнет радости посол

В пучине всяческих обманов.

Как волки меж собой грызутся,

Стремясь урвать себе кусок,

Ныряя в бездну мерзких склок -

Там хочет каждый искупнуться.

О, что же сталось, Каримэна,

С тобой, о, родина моя?

И где же гордость, честь твоя?

Им все, что есть – одно – измена.

II. Народ боится слово молвить

в обоих случаях молчит,

но под своим гербом построить

себе свободу обустроить,

из них там каждый норовит.

Настала ночь – и тьмы владенья,

но разошлись вдруг облака.

Луна, даря благословенье,

явилась – света вдохновенье -

чтоб путь устлать для седока.

Никто не слышал тени звука,

никто не видел никого,

так, конь ступал почти без звука,

и волшебство тому порукой,

то слово всадника его.

В твое благое возвращенье

никто не верил из врагов,

погрязших в распрях и сраженьях,

но отвергал народ крушенье

надежд своих и лучших снов.

Пришла пора сменить расцветки

у трона знамени царя,

но те достичь хотят отметки,

кого и вайлисковы ветки

должны отвергнуть от себя!

Народ мечтает о драконе,

сребристом в круге алых лент,

пока ж страна в багряном тоне,

застыв в оттенках боли, стоне,

но будет благостный рассвет!

Полки стояли под столицей,

князей Заварзиных, чтоб трон

отнять у временной царицы,

скрипят орудий грозных спицы,

чтоб нанести стенам урон.

Вот впереди уж ров, ворота,

улыбкой встретил их король,

коню шепнув на ухо что-то,

он перенесся за высоты -

и тихо вновь пошел гнедой.

Остановился за кустами

и дальше царь пошел один,

неспешно, тихими шагами,

не замечаемый огнями,

неся в руке своей кларин.

Меж тем царица Маргарита,

уж распустив военсовет,

сидела долюшкой убита:

в раскладе дел ей быть разбитой,

и устоять – надежды нет!

Сначала ей служанки пели,

но не смогли её развлечь,

потом играли на свирели -

прогнала: разом надоели.

Решив, что лучше всё же лечь,

царица встала, было, с трона,

спустилась вниз и вдруг пред ней...

Кого должна увить корона?

Не в силах скрыть царица стона:

из всех врагов он был сильней,

и, преклонив пред ним колени,

она сняла с главы венец,

и, взяв его, без грусти тени,

не продержав и двух мгновений,

на золотой сложил ларец.

– Венец вручать царю народу,

или царице, всё равно,

мы отстоим его свободу,

и будет кто ему в угоду,

тот и властитель для него.

– О, господин! В осаде город,

и нам не выстоять и дня,

уже Каримы точит голод,

и сил неравенство как солод

съедает горечью, о, я...

– Я знаю, знаю, Маргарита,

но нам отчаянье – не друг,

и будем завтра ль мы разбиты,

венцом победным ли увиты -

решать сейчас – не там, не вдруг.

Должно призвать народ к восстанью,

сначала в городе, потом,

благодаря тому старанью,

что я предпринял, уповаю:

главы не склоним пред врагом.

– У нас друзья есть за стенами?

– Надеюсь, да. Не только там,

нам нужно, чтобы нам друзьями

назавтра стали горожане -

и мы дадим отпор врагам!

– Но как поймут они, что ныне

их ты возглавишь?

– Мой кларин

им командира скажет имя,

как говорил о том доныне,

когда несли мой паланкин.

Так ты со мною Маргарита?

– Я в твоей власти, мой король!

– Король?! Смешной закон Давида

не потерял былого вида!

Зачем мне трон такой ценой?

– Но ты добился его дважды,

и по закону, просто так,

и по делам твоим...

– Однажды -

иль преступления не важны -

я помогал посеять мрак.

И я смогу им улыбаться?

И называть себя царем?!

О, никогда! Но может, статься,

не зря решил я им поддаться,

придти сюда, о, может, в том

возможность свята искупленья.

И все ж я шел, чтобы помочь.

Наверняка, в таком решеньи

увидят к трону устремленье,

но это ложь! Сомненья прочь!

Уже узнала Каримэна,

кто хочет власти для себя,

узнает завтра, что не сцена,

где в танце сменятся знамена,

моя страна есть для меня!

Лучи окрасили неясно

часть небосклона, город спал.

"Тревожно всё вокруг, опасно",

– всем говорило беспристрастно,

но звук в Каримах прозвучал.

Знакомый звук его кларина,

с волненьем стражник у ворот

призыв услышал господина.

Но город вспомнил без Давида,

кто заступился за народ.

Дворцовой площади пространства

все заполнялись с быстротой,

подобной с чарами коварства,

но здесь без тени злого танца,

с особой дружбы красотой.

– Мои сограждане, поверьте,

я против, как и вы, борьбы.

За это многие в ответе,

но мы в ином увидеть свете,

свою страну, наш дом должны.

Драконы – эльфов змии, верно,

коль позабыли разум, речь!

Не надо спрашивать – всё скверно,

и так то будет неизменно,

пока не сможем всё пресечь!

Зачем идти под чьим-то флагом,

делиться: ты, они и мы,

когда идти под общим стягом

единой мысли, целым станом,

за Каримэну мы должны!

Оставьте распри и раздоры,

немедля, тотчас, здесь, сейчас,

не возводите снова горы,

оставьте, бросьте ваши споры,

то Каримэна просит нас!

Его слова как камень в воду,

упав, рождает вдаль круги,

неслись над площадью, к народу.

Князьям Заварзиным в угоду

в то утро встали три дуги,

но где ж четвертая, чтоб город

опять сковал надежный круг?

Уж у ворот тех копий долог

конец встречал осады коло,

князьям ли ждать того от слуг?

Влекомы гордостью задетой,

негодованием горя,

отмстить предателям ответом,

раз дорожить не честь обетом,

но вдруг... подарок, и врата...

Подарок, точно ль? Расступились

солдаты, пропустив народ.

Князья вначале улыбнулись,

но очень скоро ужаснулись,

тому, что их в раскладе ждет.

Они бежали, оба брата,

остатки гордости стерев,

уже читая: нет возврата

без покаянья, и расплата

ждет тех, кто взял войны напев.

Подобно молниям летели

известья эти по стране,

подобно яростной метели

сметал он тех, что не хотели

давать пути такой волне.

Ш Противостояние с Долиной Времен Года

Поют Долине сладких песен

широкий веер. Ах, чудесен,

прекрасен тайный мир Долины,

где сосны, ели – исполины,

мороз свирепей, чем на пиках,

и тускнет жизнь средь жгучих бликов.

Но стоит сделать шаг, и только,

и ты увидишь в чащах столько

животных: их весна пленила,

и слуг в них верных получила.

Любовь. Любовь туманит разум -

никто не борется с соблазном,

и только вверх, к вершинам новым!

Их вверх по пикам бы суровым!

Прошу простить мне эту резкость,

но широка их дел известность,

и все поймут меня: Долина

рубеж однажды преступила.

Король пришел спасти драконов,

их жизнь он соткал из законов,

чтоб справедливости устои

не попирались в скверном слове,

и не могла бы прихоть чья-то

ломать судьбу и жизнь драконов,

и не должно быть то законом!

Он очертил страны границы,

открыв дороги из столицы.

Он очертил двенадцать княжеств

за место сотен прежних. Важны

отныне стали ум и сила -

не как судьба распределила.

Собрав Совет, он всем позволил

решать, и стерся груз сословий.

За взятки – казнь, за кражу – годы,

на счет лишенные свободы.

Земля – для всех, у государства.

Ценить с умом свои богатства:

земля твоя, но часть Отчизны,

и не должно быть здесь обидно.

То не понравилось Долине -

увидеть ум в простолюдине!

Им не понравились реформы,

не попадали те в их нормы.

И вот с высот благой Долины -

наук стремления невинны -

поднялся флаг, войны знаменье.

Так, в яро-гневном настроеньи

явился от главы Долины

поборник мыслей справедливых.

"Вы не помощник всем драконам,

но вы – душитель их свободам;

вам не нужны они, но только

всевластье сладостное. Сколько

хотите, юноша, объять вы?

Могу представить, что в занятьи

таком вы стали одержимы.

Так что вам нужно для поживы?

И если маги – не надейтесь!

В Долине ваших нет поместий,

нет, и не будет, так и знайте,

и вы на нас не уповайте:

мы помогать тирану будем

все лишь тогда, когда безумьем

мы будем полностью объяты,

да и тогда, скорее, святы,

нам будут наши положенья!

Каков же ваш устав? Сраженья?

Как, с кем и где войны хотите?

Так, что вам нужно? Говорите!"

Народ невольно ужаснулся,

печально принц лишь улыбнулся.

"Мне жаль, что всё в обманном свете

Долина видит..."

"Нет, ответьте!"

"Ответить? Что? Зачем? И нужно ль?

Когда в совете вашем дружном

давно решили: кто и что я,

я не уверен, что раскроют

мои слова реформ значенье.

Мне ваше ясно настроенье.

Так, передайте вашим магам,

что Каримэна с гордым нравом,

и нападать она не станет,

но отстоим, коль что, свободу!..

И кто из нас творит погоду?

Мы не хотим войны с Долиной -

лишь дружбы, нужной, дальновидной."

"В которой будешь господином

один лишь ты, ты над Долиной!"

"Вы сами так считать хотите

или по списку говорите?

"Я сам со всем во всём согласен,

знай, Амедео, ты опасен!"

"Спасибо вам на добром слове,

я вас задерживать не волен."

И так отец ушел от сына,

боясь признать в нем властелина.

К ребенку ненависть откуда

в душе отца? То сгустков груда,

с рожденья росших – не понятно.

Долина выразилась внятно.

В том хитрость также проявила,

чтоб злость к отцу набрала силу,

чтоб разум чувствами ослабить,

и мысль для русла их направить.

Пускай он злится – тем сильнее

на всех надавит в Каримэне,

тогда никто в укор поставить

не сможет им – Долина явит

великодушие и милость.

Огнем спасительным явилась.

Явилась. Тайно, в глубь проникнув

страны, посланцы-маги блику

подобно прыгали повсюду,

стараясь лишь посеять смуту,

но тщетны были все попытки,

миссионерам шли убытки:

им руководство поручило,

и рвенье в них не поубыло,

но вот драконы не хотели

ненужной яростной метели.

Зачем? Опять война друг с другом?

О, это было б неподспудно,

сейчас, когда реформ начало

одно лишь благо предвещало.

Но почему тогда Долина -

драконов больше половины

служило там – желает яро

низвергнуть новое начало?

Не трудно вывод было сделать:

здесь хочет кто делами ведать.

Кому нужны опоры власти.

Долина бременем напасти

явилась войском ко границам.

"Коль надо – встанем, будем биться!" -

тот разговор припомнив с сыном,

в порыве злом, неизъяснимом,

он, Эдвин Антвелле явился

к главе Долины и просился

он быть начальником над войском,

но тот ответил ему скользко,

что рад он видеть это рвенье,

что видит в том венцов знаменье,

но он решил уж: под началом

его пойдут одни. На самом

деле он боялся,

что как бы Эдвин не старался,

он всё равно ему стремится

помочь. "Мы вместе будем биться!"

Проникнуть внутрь никто не дал им,

но начинать войну недаром

они решили: те посланцы,

что внутрь проникли, там остаться

должны для боя были, только,

почти сподвижников нисколько

они набрали, но поднялись

как только маги показались

у пограничных территорий.

Они должны убрать дозоры

и часть охранных пунктов нужных,

чтоб пропустить своих сподручных.

Но в Каримэне не дремали

и всё попутно подмечали,

общаясь с эльфами, о войске

они всё знали: магов скольких

вела Долина к Каримэне.

На пунктах встречных в каждой смене

драконов больше становилось -

агенты вотще с ними бились.

Глава Долины хмурым взглядом

луга окинул: "Что ж, осада!"

"Но, господин мой, смысл в том есть ли?

Ведь то не крепость, а..."

"Известен

тебе ли, Эдвин, факт, что этот

участок важен. Для ответа

нам нужно захватить драконов

и приступить к переговорам,

и там потребовать."

"А биться?

О, я уверен, он боится,

что мы разрушим его стены.

Но что за взгляд? В том нет измены!"

"О, Эдвин, я на то надеюсь,

иначе я с тобой успею

разделаться, где ты бы ни был!"

"Посол от Каримэны прибыл!"

"Пускай войдет, зови, Арнива."

Посол вошел и неслезливо,

но гордо молвил: "Предлагаем

вам перемирье."

"Мы играем

теперь по-крупному. Мальчишке

там передай: зазнался слишком!

Мы стен волшебных не боимся!"

"О! От того лишь укрепится

стена волшебная. Сильнее

боритесь с ней и тем вернее

направьте силу нам во благо,

так наполняет реку влага."

От нервных яростных конвульсий

едва сдержался Амарусий.

"Угроз фальшивых не боимся,

тирану мы не подчинимся!"

"Ну, что же, это ваше право."

Он удалился к переправе.

За тем внимательно следили,

как путь невидимый открыли,

как беспрепятственно посланец

поднялся в воздух, крыльев танец

унес его в страну драконов.

"Пора увидеть груз укоров, -

так Амарусий молвил магам, -

под справедливым все мы флагом.

Коль не желают покориться

и с правотою согласиться,

тогда пускай же бьются с нами.

И знайте: бьемся мы с врагами!"

И вдоль страны, не тронув моря,

глава Долины их построил.

Прошло два месяца покуда,

уладив все те пересуды,

что появлялись в странах разных -

впустили магов все опасных,

от Каримэны заверенья

как получив – о, не стремленья

их магов мудрых побудили.

Так вот к стенам их подпустили.

Во вторник утром в девять ровно

огонь открыли, дымка словно

исчезла с глаз, узрели стены

они, границы Каримэны.

И как в пучине необъятной,

как в бездне темной, непроглядной,

все токи магии тонули.

И в ткань волшебную вдохнули,

в сплетенья новые движенья

и крепче стали укрепленья.

Но не сдавался Амарусий,

надеясь злостный мир разрушить,

мечтал и рвался, но напрасно!

Так, шесть часов держал он властно

свой сонм волшебников, покуда

не понял: в чем была причуда.

Он изумлен был, пораженный

глава признал, что побежден он.

Но как сумел он с этих токов,

к тому же в краткие столь сроки,

создать, такое, что отлично

от созданного? Непривычно

взирать на то, что раньше было

одним, и так оно служило,

лишь так и вовсе не иначе.

Глава был просто озадачен.

"Его Паллида не убила,

мне очень жаль, что проявила

Долина слабость, а не силу:

его публично не казнила.

Нет, казнь была не по заслугам!

Кому же был ты, Эдвин, другом?

Зачем ты так стоял упорно,

что от Паллиды сын твой должен

погибнуть был? Скажи нам, Эдвин!"

От возмущенья тот был бледным.

"Напомню я о том, что казни

отнюдь не все хотели. Я же

отдал решающее слово

и в пользу казни, что любого

страшила, в ужас повергала,

где, как бы тело не страдало,

но не могло бы жажду, голод

там утолить, и только жёлоб

плодов Паллиды с влагой яда -

обмана полная отрада.

Мгновеньем жажду утоляла,

а после жизни забирала."

"Так, почему же он не умер?"

"Не только он, но я с ним в сумме."

Глаза свернули гневом полны

вокруг него. И Эдвин молвил.

"Да, я молчал, молчал об этом,

но от незнания ответа,

ведь скольких мы туда послали,

и все они там умирали.

Так почему же Амедео

пил с этих жёлобов так смело?

И почему меня Паллида

своим напитком не убила?

Наоборот, я исцелен был.

Я падал, падал опаленный

огнем, что на него направил,

но он теченье сил исправил -

пытался дважды на горе той

его убить я, но заветной

мечты своей не мог добиться...

И яда дал он мне напиться

и исцелен я был, возможно ль

принять, понять такое? Сложно.

Да, умолчал я, в чем повинен,

а сына я убить бессилен..."

Молчали все, не понимая

в душе: из-за чего сгорает

такой он ненавистью к сыну?

Какую в чем нашел обиду?

Не удалось им шар разрушить,

и Амарусия послушать

лишь оставалось всем. Захватом

всех путешественников, самым

своим поступком возмутили

народы все, что ими были

обижены. Поднялся ропот,

готовый вырасти в сто крат,

коль маги не угомонятся,

в Долину коль не возвратятся.

Иначе дети Льва, и эльфы,

и даже хольви, люди, гвельфы,

тэнийцы, гномы – все восстанут.

Заслуги ж все Долины канут

в безмолвье вечное, отныне

их будут знать как злые силы.

Им мало власти? Что же,

им всё подать? Народ не может

как-будто сам решать проблемы?

Лишь им подвластные системы

существовать должны? Не будет!

Иначе каждый их осудит -

не будет больше власти полной,

покорства силе безусловной!

Всем Каримэна показала:

пора решать самим настала.

Но не сдавался Амарусий,

он обвиняет: это трусость,

в стенах волшебных лишь скрываться,

а выйти – страх берет сражаться!

В Каримах все негодовали

и к принцу с просьбою восстали,

чтоб на войну он дал согласье -

в таких делах единогласье

совет давать был должен, только,

не согласился принц нисколько.

"Умерьте пыл, друзья драконы,

довольно слушали мы стоны.

Опять война и кровь, и смерти?

Когда мы выйграли! Поверьте,

всё от отчаянья, от злости,

и вы им вторить тоже бросьте.

Чтоб не кричал там Амарусий,

конфликт с всем миром не допустит.

Пошлем гонцов ко всем мы, лучше,

на мировом совете вручим

ключи от мира – то согласье.

Сейчас наш подвиг не напрасен."

И был Совет в эльфийском граде,

и порешили, что осаду

забудут все, захваты тоже,

коли вернутся в такт всё сможет.

И согласился Амарусий.

И, соглашенью повинуясь,

ушел в Долину Времен Года.

Да в странах царствует Свобода!