Текст книги "Инквизиция"
Автор книги: Елена Ромашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Oh, panic!
Темнота накрывает неожиданно, будто набросили одеяло. Тишина. Лифт не движется, мы стоим. Поломка. Я нащупываю кнопки и начинаю нажимать их: может, что хоть одна сработает?
– Кажется, лифт сломался, – произношу я для той, что со мной в темноте. Но вместо ответа, я слышу странные звуки за спиной, которые сначала принимаю за писк какого-то прибора. Но через секунду осознаю – кто-то скулит. – Мел? Мелани?
Я произношу имя девушки, но не слышу ответа. Лишь этот пугающий звук и частое шумное дыхание, будто кто-то задыхается.
Страх накрывает меня: я в темноте, в ловушке с Химерой. Как я мог забыть кто она? И у меня ничего, кроме силкового фонаря. Я откидываюсь к стене, стараясь отойти как можно дальше, чтобы было расстояние для защитного удара, а сам нашариваю в кармане фонарь, который сунул перед отъездом.
Щелчок, и силковый фонарь выхватывает фигурку чудовища, сидящую на полу, всю скукоженную, уткнувшуюся лицом в коленки. И это она скулит. Я вижу, как она часто дышит и дрожит. И что-то шепчет. Заклинание? Я пытаюсь прислушаться, но понимаю, что это незнакомый мне язык. Силковый фонарь светит на нее, удерживая и парализуя. По крайней мере, у меня есть шанс выжить, пока нет света в кабине. Но тут чудовище нервно дергает рукой, схватившись за голову, и начинает раскачиваться, сильнее скуля и шепча что-то.
И холодное осознание, словно ледяной водой, окатывает меня. Химера не парализована фонарем. Если она Химера…
– Мел? Это ты? – Мой голос дрожит от страха, я медленно подхожу к девушке, пытаясь увидеть ее запястье левой руки. – Мелани?
И тут она поднимает лицо. Такого я точно не ожидал! Девушка плачет, ее зрачки расширены, в них плещется ужас и смятение. Она смотрит на меня и не узнает, продолжая скулить и шептать что-то. Я вижу, что девушку бьет озноб, будто током. У нее паника.
– Мелани, – шепчу ее имя, и протягиваю руку к заплаканному лицу. Тут наконец она замечает меня, остановив свой взгляд. И на долю секунды снова становится страшно: сейчас Химера кинется и убьет меня. Но вместо этого девушка издает жуткий мучительный стон, некрасиво искривив свой рот, и утыкается мне в шею.
Тепло девичьего тела, ее запах, горячие слезы, щекочущие длинные ресницы. Она обнимает меня, ища успокоения. И я даю это, крепко обняв дрожащую девушку. Мелани цепляется за меня, царапая ногтями. Ее длинные волосы хаотично разметались по нам обоим, словно шелковая паутина, они везде и приятно пахнут. Утыкаясь носом в ее макушку, шепчу, что всё в порядке, я здесь, всё будет хорошо, что просто лифт сломался.
Девушка в панике. Ее не отпускает страх. И я осознаю, что у нее что-то типа клаустрофобии со страхом темноты. Это так человечно! Это так просто. Это так обезоруживает.
– Тшшш… Мелани, успокойся. Всё хорошо, нас сейчас вытащат. Тшшш…
Мел очень сильно дрожит. Я глажу ее по спине, чувствуя, что девушку прошиб холодный пот. Она часто дышит, опаляя мою шею своим дыханием. И я ловлю себя на мысли, что мне нравится это ощущение, мне нравится ее обнимать и успокаивать.
Но как только начал наслаждаться ее беззащитностью, где есть только темнота, сладкий запах ее духов, горячее дыхание на моей шее, мокрая от ее слез рубашка, дрожь хрупкого женского тела, и во всем этом нет зрения, словно я ослеп, меня отрезвляет и возвращает в реальность заработавший лифт. Свет резко бьет по глазам, а уши заполняет сначала скрежет, а затем ровный звук заработавшей кабины.
Звучит сигнал, и лифт открывается, показывая нас, стоящих и обнимающихся, удивленным людям в коридоре. Мел все также прячет свое лицо у меня на шее; ее колотит озноб.
– Пойдем. – Я практически вытаскиваю её на себе из кабины, так как ноги девушки ослабли. Кажется, что еще чуть-чуть, и она рухнет в обморок. – Позовите доктора.
Я обращаюсь к людям в коридоре, которые удивленно таращатся на нас. Подтащив Мел к стульям, я ее сажаю и вижу, что лицо пепельно-серого цвета, будто передо мной мертвец, заплаканные красные глаза, в которых читается ужас и непонимание, кто она и где находится. Сильно знобит.
Через мгновение возле нас оказывается медсестра.
– Что с ней?
– В лифте застряли. Похоже, у нее клаустрофобия.
Медсестра пытается привлечь внимание Мелани, но та не реагирует.
– Ждите тут, – говорит медсестра и уходит.
– Красное… – шепчет Мелани.
– Что?
– Красное…
И вот снова медсестра. В руке у нее шприц.
– Это успокоительное. Теперь она проспит пару часов.
Я чувствую, как игла пронзает голубую вену Мелани. Девушка даже не реагирует на это, только шепчет: «Красное…».
Пара секунд, и вижу, как смеживаются веки, ее тело расслабляется, а голова запрокидывается с громким выдохом.
Она отключается.
– Я думаю, вам стоит переночевать в больнице.
– Нет. Мы на машине. Лучше дома, если что, мы вызовем скорую помощь.
И, не обращая на увещевания медсестры, хватаю Мелани на руки и несу к машине.
Всю дорогу я только и думаю о ней и о произошедшем с нами. Девушка беззащитным существом спит на заднем сидении, ее рука безвольно, будто тонкая ветка, свисает с сидения, но из-за низкой посадки машины ее кисть касается пола – лежит под неестественным углом, будто сломали. Это левая рука с отсутствующим знаком инициации. Сегодня я осознал, насколько все были правы. Мелани – обычная девушка со своими страхами и обидами, со своими радостями и печалью. Она обычная, пока магия дремлет внутри. И мне становится ее жалко. Ведь магия спать долго не будет, рано или поздно знак, предопределяющий всё, проявится и нарушит мирную жизнь обычного человека. Мне даже уже не хочется называть ее чудовищем.
Грустно. Но я давлю в себе жалость, говоря, что таков путь инициированных, рано или поздно мы все сталкиваемся с проблемой выбора, где велика вероятность, что ты будешь в одном лагере, а твой брат или сестра – в другом. Рано или поздно Мелани либо окажется на костре, либо станет разящей рукой Сената.
Машина резко вильнула из-за подрезавшего нас идиота, а я оборачиваюсь назад, чтобы посмотреть, как лежит девушка, не сползла ли на пол.
– Аккуратней веди, – рычу я на ни в чем не виноватого водителя.
Машина быстро проделывает нужный путь; вот уже впереди виднеется Саббат со своими башнями и серыми стенами.
Мы въезжаем во двор и плавно тормозим.
Я достаю спящую Мелани с заднего сидения и беру на руки, отметив про себя, насколько она легкая. Ее лицо уже приобрело здоровый оттенок, а слезы высохли на ресницах. Я вхожу в здание и останавливаюсь, окружённый своими же. Все ученики смотрят на меня, на лицах читаются самые разные эмоции: шокированный бледный Кевин, серьезные Курт и Ной, опечаленная Ева и довольный улыбающийся Стефан.
– Ну что? Мне идти готовить подземелье для церемониала? – Стефан кровожадно потирает руки, и я в ужасе осознаю, почему все пялятся на нас. Они думают, что Мелани стала Химерой и я ее вырубил, чтобы притащить сюда и сжечь.
– Господи, Стеф! – Ева шокировано смотрит на своего парня с явным отвращением, не находя слов для его довольного вида.
В эту минуту я слышу звонкие удары каблуков спешащей навстречу нам Реджины. Она практически подбегает ко мне, а у меня в мыслях лишь шок от поведения Стефана и осознания, что пару часов назад я сам бы вёл себя так же, если бы не эта поездка в больницу. Реджина хватает кисть Мелани и не находит знака. Пусто.
– Что с ней? – Её голос звучит сталью. Она успокоилась.
– В больнице мы застряли в лифте, и с ней случилась паника. Похоже, клаустрофобия. Медсестры ввели ей успокоительное. Проспит пару часов.
Я слышу пару облегченных вздохов.
Стефан стоит раздосадованный, что сегодня не будут пылать костры Инквизиции в подземельях Саббата. Злой, со своей неудовлетворенной жаждой крови, молча покидает нас.
– Отнеси ее в комнату, – говорит приказным тоном мне Реджина, после чего разворачивается на каблуках и, громко хлопая в ладони, кричит на всех: – Ну, чего встали? Девочка просто хлопнулась в обморок, а вы уже тут накинулись, как стервятники! Пошли вон отсюда! Вы, кажется, собирались на вечеринку!
И все расходятся. Остаёмся лишь мы с Евой и Кевином. Глядя на младшего Ганна, я испытываю странные чувства, будто забрал что-то, что по праву принадлежало ему. Неприятно. А тот, явно успокоенный, ухмыляется, потирая рукой затылок:
– Я уж думал, что она вспомнила, кто такая. Думал, что всё.
И я чувствую волну злорадства, вспоминая вчерашний разговор, когда бросил ему:
«В любую минуту она может вспомнить всё. И что ты будешь делать тогда? Пойдешь за бутылкой керосина, а потом на день рождения к Мике?»
Всё практически так и произошло. Будет ему уроком. Может, меньше будет волочиться за Мел?
Мы с Евой поднимаемся в спальни, оставив Кевина в раздумьях и растрепанных чувствах.
Комната девушки, в отличие от наших, еще толком не обжита. Это у нас они уже обросли вещами и мебелью, картинами и постерами. Единственное, что точно не отсюда – это горшок с землей, стоящий на окне, наверное, там скоро что-то прорастет. Я кладу девушку на кровать, а Ева разувает её и накрывает одеялом.
Мы оба стоим у изножья кровати и смотрим на спящую.
– Как прошла поездка? Если не считать приступа клаустрофобии.
– План Реджины сработал. Признаюсь, она обычная и пока не опасная девушка.
– Реджина специально отправила тебя с ней?
– Да, чтобы лучше ее узнал и пообщались. Я за завтраком догадался, а она подтвердила.
– И хорошо пообщались? – Ева проходит и садится в кресло. Я у себя от такого избавился: слишком уж неудобное.
– Ну, да. Я пообещал ей извиниться при всех за свое поведение.
– О! Оденкирк, это прогресс! Правда, готовься: Стефан в ярости на тебя.
Я тут же вспоминаю обозленный и расстроенный вид Стефана, когда тот узнал, что Мелани – всё ещё Мелани.
– Кажется, с ним будут проблемы.
– С ним всегда проблемы.
– Так ты идешь на вечеринку? – Я оборачиваюсь на задумчивую Еву, которая сидит в красивом блестящем платье с непозволительным мини, уложенной причёской и с макияжем. Ее такой не каждый день увидишь. Очень горячо выглядит.
– Иду. Только кто будет с Мелани, когда проснется?
– Я побуду.
– Смотри, Кевин заревнует. – Она встает с кресла, поправляя платье.
– Смотри, Стефан заревнует, – киваю я на ее длинные и слишком открытые ноги.
– Стефана легко отвлечь парой поцелуев. А вот Кевин не особо будет рад, если ты к нему полезешь целоваться.
– Мы договоримся с ним, – смеюсь я. – Кстати, Кевин идет с вами?
– Вроде бы собирался.
Она почти доходит до двери и останавливается.
– Есть последние новости из стана Химер. Кажется, они догадались, что Мелани жива. У них там идет какое-то движение. Реджина обеспокоена, что они будут искать ее, и узнают всё.
– И что? – Мне не нравится это. Если Химеры всё узнают – нам несдобровать: либо перебьют весь Саббат, либо отдадут на суд Сената за нарушение третьего правила – закон Равновесия.
– Не знаю. Артур и Реджина думают над этим. Наверное, обратятся к другим Светочам за помощью. – Она кидает взгляд на Мелани и выходит.
Не потому, что ты мне нравишься
Я медленно прихожу в себя. Такое ощущение, будто мое тело – чугун, камень, дерево, да что угодно, только не тело. Что-то тяжелое, неподатливое.
Глаза закрыты, но голова работает, при том не очень хорошо. Словно я переспала положенную норму. А во рту кислятина. Господи, надеюсь, я не проспала подъем, не хотелось бы получить нагоняй от мисс Татум! Заставляю себя подняться и сесть, но глаза все так же закрыты. Тяжелые веки не хотят открываться. Приступ зевоты словно подтверждает, что я не прочь дальше спать. Но если усну, то будут проблемы, а, во-вторых, так можно опять впасть в кому. Тру глаза-предатели, затем запускаю пальцы в волосы и чувствую, что у меня там все спутано в воронье гнездо.
Хорошенько проморгавшись, я поднимаю взгляд, чтобы привычно посмотреть в окно. Но первое, что вижу – цвет грозы. И он улыбается.
Рэйнольд сидит в кресле, подавшись вперед, облокотившись на колени, и смотрит на меня в упор. И улыбается.
– Рэй? – Мой голос ломается в конце, что приходится откашляться, чтобы продолжить. – Ты что здесь делаешь?
– Наблюдаю, – напевно отвечает он, будто действительно видит жутко интересное явление.
– Зачем? – выпаливаю я. А затем понимаю, что это не тот вопрос. – Что ты делаешь в моей комнате?
– Я уже сказал, что я делаю в твоей комнате. – Он откидывается в кресло, положив руки на подлокотники. Будто сидит на троне. И продолжает улыбаться! Это выводит из себя. Раздражает.
– Зачем? – Нет, все-таки первый вопрос был правильный.
– Чтобы узнать, как ты после вчерашнего?
Ага. Вчерашнее. А что у нас было вчера? Я пытаюсь вспомнить, но последнее, что я помню, это разговор про вечеринку за завтраком.
И тут замечаю, что одета: я спала в джинсах и майке. И воспоминания, словно из корзины, сыпятся одно за другим. Завтрак, спор с Рэем, больница и куча врачей, весть о смерти Салем и…темнота.
Только это не та темнота, которая дырой проходит в моей памяти о прошлом. Это живая Темнота, если так можно ее описать. Она давит мне на грудную клетку; невозможно пошевелиться, потому что Темнота огромным грузом придавила меня и ломает кости. А потом красный трепещущий цвет побеждает Темноту, но оставляет нереальное количество боли.
– Что со мной было? – Я слышу, как изменился тон моего голоса.
– Приступ клаустрофобии. – Рэй напряжен, его руки сжаты в кулаки. – Мы застряли в лифте, там, в больнице. И у тебя был приступ паники.
– У меня никогда не было приступов паники…
Рэй смотрит на меня, не отрываясь, будто ждет, чтобы я призналась в чем-то. Только вот беда, мне не в чем признаваться.
– Я не знаю, что еще ты хочешь услышать, – сдаюсь я, вызывая у него усмешку. Но лишь на мгновение, и вот он снова сама серьезность.
– Ты ничего не вспомнила?
– Нет. – Но то ли я патологически не умею врать, то ли дело в Оденкирке, который одним своим присутствием выбивает меня из колеи, мой ответ звучит неуверенно. И вот теперь мне есть что рассказать. – Просто последнее что я помню до аварии, это странный трепещущий красный цвет. А теперь добавилась темнота. Она словно душит меня, ломает, будто на меня навалилось что-то. А потом как раз красный цвет…
Звучит как бред сумасшедшей. Черт. Теперь Оденкирк будет думать, что у меня не все дома.
– А ты не знаешь, что это может быть? – Кажется Рэй все принял очень серьезно и теперь, как заправский психолог, сидя в кресле и водя своим изящным пальцем по подбородку, пытается докопаться до истины.
– Нет… Может, это и есть авария. Красный – это Корвет, а темнота – это когда в меня въехали…
– Да, наверное, ты права. Всё так и есть. – Он неожиданно прекращает играть в психолога, хлопнув ладонью по ручке кресла. – Я думаю, ты голодная.
– Да, голодная. А который час?
– Полдесятого.
– Я проспала подъем, – отлично! Жди выговора от Реджины и мисс Татум.
– Не беспокойся. Все в курсе вчерашнего твоего… приключения. Поэтому никто ругаться не будет. Наоборот, пока ты тут спала, многие заглядывали узнать, как ты.
– Правда? – Я не верю ушам. Надо же! Оказывается, приятно осознавать, что о тебе волнуются.
– Правда. Или ты ждешь кого-то особенного среди заглянувших? – Он вроде бы весел, и в тоже время взгляд у Рэя серьезный, колкий. Будто я опять что-то недоговорила.
– Нет, никого не жду.
Видно мой ответ и тон его полностью устроил. И он снова улыбнулся.
– Вот и отлично! Пойду распоряжусь, чтобы нам приготовили завтрак. А то я тоже его пропустил…
Он встает из кресла, морщась и разминая плечи. Я замечаю краем глаза, какие у него мускулы и вообще обалденное тело, спрятанное под рубашкой. А главное, насколько изменились наши отношения за один день.
И тут он замечает мой взгляд и удивленно вскидывает бровь.
– Я так понимаю, мы теперь друзья? – Не знаю, зачем это спрашиваю, но мне нужно знать ответ.
– А ты хочешь, чтобы мы были друзьями? – Опять вопросом на вопрос, особенность Саббата.
– Нет, неправильно. Хочешь ли ты, чтобы мы были друзьями? Ведь это ты считаешь меня не для вашего круга.
Я будто снова отчетливо слышу: «Возможно, ты права, я считаю, что ты не для нас…».
Рэй смотрит на меня как-то странно. Я не могу расшифровать этот взгляд, лишь замечаю, как его рука странно дёргается и останавливается на полпути.
– Да, Мелани, я хочу, чтобы мы были друзьями. – Он говорит медленно, будто сам прислушивается к тому, что произносит. А я замечаю, как приятно звучит мое имя в его исполнении.
И я улыбаюсь, получая взамен такую же улыбку – дружескую и теплую.
В этот момент дверь тихонько приоткрывается, но увидев, что никто не спит, со словами: «Эй! Да ты проснулась!» – входит Кевин.
– Ну, ты дала нам вчера понервничать, когда Рэй притащил тебя без сознания. – Кевин бухается ко мне на кровать и теперь его лицо близко к моему, а мои глаза на уровне его ореховых. И снова запах сандала. Я оборачиваюсь на Рэя, он стоит и просто наблюдает за нами, снова это выражение лица, будто изучает что-то любопытное: глаза чуть прищурены, серьезные, тело замерло в пространстве.
– Ты нес меня в бессознательном состоянии?
– Тебе ввели успокоительное в больнице, вот ты и отключилась. – Сказано, будто он каждый день меня носит на руках спящую.
– Ты как себя чувствуешь? – Кевин вновь перетягивает внимание на себя.
– Нормально. Правда есть хочется и в душ, – Только я сейчас с досадой отмечаю, что от меня неприятно пахнет. Снова больницей и немытым телом.
– Я уже сказал миссис Лонг, чтобы тебе оставили поесть. Сегодня был ее изумительный омлет с беконом. – Он улыбается, заражая своей улыбкой.
– Спасибо, только…Рэй тоже не ел.
Кевин оборачивается на друга, словно только что вспомнил о его присутствии.
– Извини, брат. Про тебя и вовсе забыл!
– Ничего. Думаю, миссис Лонг меня голодным не оставит. – Он как-то странно себя ведет, словно пытается быть ненавязчивым и уходить не хочет. Кевин явно нервничает. Они оба такие забавные.
– Как прошла вечеринка? – интересуюсь у Кевина, который косится на Рэя.
– Отлично. Но без тебя было ужасно скучно. Весь вечер просидел у стойки бара. Лучше бы остался здесь. Сменил бы Рэя на посту…
– На посту?
– Ну, да. Рэйнольд ведь здесь у тебя всю ночь провел. – Я снова кидаю взгляд на Рэя, который теперь отводит взгляд и рассматривает с интересом потолок и гардины.
– Рэй? – окликаю я. Он, не отрываясь от потолка, произносит:
– Просто тебя хотели в больнице оставить после успокоительного. Боялся, вдруг с тобой что-то не так. Я обещал вызвать скорую, если что… А у тебя потолок в углу не течет?
Резкая смена темы вышибает меня из колеи окончательно, и я с Кевином начинаем пялиться на потолок.
– Вроде бы нет, а что не так с потолком?
– Просто я помню, мисс Татум жаловалась на эту комнату и ту, что рядом, что у них течь из-за дырявой крыши на чердаке…
Я еще пару секунд пялюсь навверх и только потом осознаю, что это бред. Куда ушел разговор? С чего мы все стали волноваться из-за моих потолков?
Только я опустила глаза, как тут же поняла, что Рэйнольд все это время смотрел на меня, пока я таращилась наверх, ища течь.
– Ладно, ты, кажется, в душ собиралась, – Кевин как ни в чем не бывало напоминает о себе. – Тогда жду внизу.
Он легонько щелкает меня по носу, звякнув браслетом часов на руке. Всё это, как тогда, после поцелуя. И я краснею от воспоминаний и неловкости. – Пойдем, Рэй, – зовёт Кевин, и тот, чуть помедлив, следует за ним. А я смущенно прячу глаза, потому что Кевин не должен был этого делать при Рэе, это, вроде как, наш с ним жест. Уж больно личное.
Приняв душ, я переоделась, позволив себе сегодня то, что люблю – платье. Отчего-то хотелось выглядеть восхитительно и в тоже время ненавязчиво. Странный порыв. Но я не хочу задумываться над этим. Поэтому выбор пал на то самое платье, в котором я прибыла с шоппинга – бежевое и воздушное. Оно не вычурное, не официальное, может, чуть старомодное, но оно милое. И я в нем милая. Мы просто созданы друг для друга. Это любовь!
Именно в таком виде я спускаюсь в пустую столовую и сталкиваюсь с напряженно беседующими о чем-то Рэем и Стефаном. Заметив меня, парни тут же замолкают. Стефан кидает злобный на меня взгляд и зачем-то кидает Рэю: «Наслаждайся». В этот самый момент подходит Кевин и, обернувшись на уходящего недовольного Стефана, обменивается с Рэйнольдом многозначительными взглядами. После чего поворачивается ко мне, и я вижу, как ширится его зрачок:
– Вау! Мелани. Ты еще в первый раз поразила меня в нем. Пойдем, там уже все стынет. – Кевин хватает меня за локоть и ведет в столовую. Сзади следует тенью Оденкирк.
Безлюдная столовая – удручающее зрелище. Глянцевая поверхность обеденного стола была пустая и холодная, отражающая в себе лепнину потолка и свет окон. И никого. Тишина.
– Садись, – приглашает Кевин. Напротив меня садится Рэйнольд. Кевин заботливо подкатывает тележку и начинает ставить пред нами тарелки.
– Только не привыкай! Я стараюсь не для тебя, – смеется Кевин, обращаясь к Рэйнольду, тот вежливо улыбается, но как-то прохладно, стараясь на меня не смотреть.
Булочки с корицей уже холодные, как и омлет, но все равно очень вкусно. Кевин тем временем рассказывает Рэю о вчерашней вечеринке, о том, как Курт поспорил с каким-то крутым боксером, что его положит на лопатки в пару ударов и «конечно же, выиграл», как он встретил какого-то Джейса у барной стойки, но самое главное, что на вечеринку явился кто-то, кому были не рады.
– Прикинь! Это же наглость. Они себе никогда такого не позволяли. – Я замечаю, что Рэй кидает на меня настороженные взгляды, будто мне слышать что-то не положено, но Кевин не замечает и продолжает трещать. – Ева говорит, что у них там идет какое-то движение. Что они будто специально нарываются на наших. Зачем? Я не понимаю.
– Мел, ты как? – Рэйнольд прерывает Кевина и спрашивает меня, будто в любой момент снова могу впасть в панику или кому. Хотя я поглощаю завтрак, как тысяча голодных аборигенов.
– Нормально. А что?
– Думаю, тебе стоит найти мисс Татум, не думаю, что тебя сегодня освободили от дел.
Я чувствую, как в горле комком встал кусок омлета: так нагло меня ещё не отсылали! Я помню, как в больнице меня посылал на разные лады толстый развратник Джей, но чтобы так, да еще с указанием моего места здесь?! А еще, это больно слышать от Оденкирка.
– Не беспокойся. Я помню о своих обязанностях.
Я резко допиваю остывший чай с молоком, вытираю рукой рот, встаю и ухожу. Кевин даже не понял, что произошло. Он пялится мне вслед, удивленно окликая меня.
Мисс Татум я нахожу в её кабинете, похожем на стойку ресепшн, на первом этаже у самого входа. Она с кем-то говорит по телефону и, увидев меня, улыбается, бесшумно произносит: «Дело есть».
Я жду окончания разговора, рассматривая странную картину на стене, где изображена куча людей на каких-то сколоченных подмостках, сверху в кресле сидит священнослужитель, а внизу ведут мужчин на поводке. Мой взгляд переносится на название репродукции, которое выгравировано на табличке: «Педро Берругете, «Аутодафе», 1500». Мне это ничего не говорит, но знаю одно: мне картина не нравится.
– Мелани, сейчас привезут мешки с солью, нужно проследить за доставкой и за тем, чтобы их сложили в кладовую.
Кладовая находится рядом с входом в подземелья, там хранится всё: от круп, кетчупа и консервных банок до рулонов туалетной бумаги и средств для мытья посуды.
Выходя от мисс Татум, я все таки спрашиваю напоследок, кивая на репродукцию на стене:
– А что такое аутодафе?
– Сожжение ведьм. – Но, поймав мой опешивший взгляд, она шутит, обводя замок глазами: – Это же Шабаш, деточка.
Доставщик оказался нагловатым парнем, который сальным взгляд пялился на мои ноги.
– Ты здесь живешь? – Он улыбается мне отсутствием одного зуба и своими прыщами по лицу. В ушах туннели: две огромные пробитые дыры. Не удивлюсь, если он весь в татуировках.
– Нет, работаю.
– Ух, ты! Вам сюда никто не нужен? А то я с радостью переметнулся бы, тем более, когда есть такие красавицы, как ты.
Я стою на солнце и чувствую, как кожу лижут ультрафиолетовые лучи. Тепло приятно окутывает меня. Если бы не солнце, то я бы точно послала этого парня. А пока жду обещанную помощь от мисс Татум. Дело в том, что нужно снести эти мешки в кладовую, а соли много.
– Зачем вам столько соли? – удивляется парень, глядя на груду посреди двора. Я молча кое-как расписываюсь в его бумагах (моя закорючка напоминает что-то типа дрожащей галочки) и не показываю вида, что сама задаюсь этим вопросом.
– Надо.
На земле лежат десять огромных мешков. Из-за дурацкой заминки поставщики забыли прислать нормального парня, который должен снести их в подвал, в итоге мисс Татум ушла разбираться с фирмой, сказав, что сейчас пришлет кого-нибудь из учеников: "Все равно они любят тренировки".
Я молюсь, чтобы это был не Рэй, мне его хватило сегодня. И в тоже время хочется снова увидеть.
Мои молитвы услышаны кем-то, и этот кто-то имеет странное чувство юмора – мне на помощь идет сам Стефан Клаусснер, коренастый, словно специально надел майку, чтобы все видели его выпуклые железные мускулы и перевязанное плечо. Он надвигается, как туча, прекрасный, грозный, темноволосый со своим фирменным жгучим взглядом из-под четких широких бровей. На секунду мы словно чувствуем мощь, скрытую в этом парне. Я сначала задаюсь вопросом, почему мисс Татум пригласила помочь человека с травмой, но потом понимаю, что он выглядит не особо беспомощным.
– Что у вас тут? – Стефан спрашивает почти грубо, отрывисто, не смотря на меня.
– Нужно мешки перетащить. Я заказ отдал, все остальное – дело ваше. – Парень с безразличным видом отчеканивает Стефу, после чего разворачивается и уходит, оставив меня наедине с человеком-вулканом.
Стефан тут же смотрит на меня. И я кидаюсь открывать кладовую.
Распахиваю двери кладовой; оттуда тянет влажной прохладой подземелья. Включив свет, я едва успеваю найти место, куда все сложить, как уже появляется Стеф, несущий на спине огромный мешок соли.
– Куда класть?
– Сюда, – я указываю на найденное место. И Стефан проходит очень близко, что чувствую от него запах пота и мусса для волос.
– Может, стоит позвать кого-то другого?
Он останавливается, пронзая своими темными глазами.
– Зачем? Меня боишься? – Последние слова сказаны с вызовом и плохо скрываемой яростью.
– Нет, твое плечо, оно до конца не зажило. А тут мешки таскать надо.
– Справлюсь. – Он хмуро двигается к выходу.
На пятом мешке, я вижу, что парень весь в поту, а рана, кажется, открылась.
– Нет. Я все-таки позову кого-нибудь. Это не дело!
– Я сказал, справлюсь, значит, справлюсь. – Рявкает он в ответ, что я невольно содрогаюсь. – Мисс Реджина послала меня, значит, таскать буду я. Ее приказы не обсуждаются.
– Звучит, будто она военачальник твой… Или она хозяйка, а ты слуга.
Лучше бы я прикусила язык! Потому что он меня отшвыривает, как мячик, и я падаю на пол, ударяясь о мешки с солью. От моего удара один из мешков лопается под весом других и от угла рядом стоящих железных полок, и меня обдает сверху мелкой пылью соли. Это ужасно. Я чувствую, как она песком сыпется мне на голову, за шиворот и под ноги. Я зажмуриваюсь, чтобы, не дай бог, соль не попала мне в глаза. Откуда-то я слышу странный звук. И только, когда соль прекращает течь на меня, я осторожно открываю глаза и понимаю, что Стефан смотрит на меня и смеется. Только смех злобный.
Этого хватает, чтобы достичь пика ярости. К его изумлению, я вскакиваю и надвигаюсь, сжимая кулаки и распространяя клубы соли вокруг себя.
– Смешно, да?
– Ты смогла выйти? – Он ошарашенно пялится на меня.
– А ты думал, меня засыплет по самый нос? – И я кидаюсь с кулаками на него, не соображая, что делаю, а главное, с кем. Конечно, мои жалкие потуги сделать больно Стефу пресекаются его легкими движениями; он будто муху отгоняет. В итоге, я делаю нечестный ход – хватаю его за рану, вцепившись ногтями в кожу. Я вижу, как багровой струёй кровь течет по его горячей мускулистой руке. И тут понимаю, что наделала. Ужас, вина, стыд.
– Прости меня, – шепчу, поднимаю взгляд и вижу красное от злости лицо Стефана и черные ненавидящие глаза. Его трясет от ярости, Клаусснер замахивается и ударяет меня по лицу. Я отлетаю спиной к полкам, чувствуя, как боль разрастается на моей щеке и новыми синяками на хребте.
Последнее, что успеваю подумать, что Стефан сейчас меня убьет. И тут накрывает темнота. Что-то тканью падает сверху с шелестом, что-то мелкое сыпется мне на голову, и я падаю на колени, придавленная этим. Всё повторяется. Я задыхаюсь, потому что меня держит материя, ничего не вижу. Это страшнее, чем быть убитой Клаусснером. Это больнее пощечин и синяков. Так начинается паника. Я бьюсь внутри темноты, чувствуя, что тяжело дышать, мне не хватает воздуха. Я визжу, брыкаюсь, бьюсь в заточении, но не могу выбраться.
Освобождение приходит также мгновенно, как и темнота. Резкий поток свежего воздуха, свет и Клаусснер, держащий в руках брезент.
Мне хватает пары секунд, чтобы понять, что ткань и темнота – это был съехавший брезент с полок, а на голову мне сыпались коробки с зубной пастой.
– Спасибо, – бормочу Стефану, а саму бьет озноб. Сам же парень стоит и смотрит на меня, как на что-то необъяснимое.
– Я это сделал не потому, что ты мне нравишься. Не придумывай себе. – Он продолжает на меня удивленно смотреть. В этот момент у входа в кладовую с улицы доносится грозный холодный рык Реджины: «Клаусснер! Гриффит! За мной!».
Моя губа распухла, как и нос с левой стороны, там наливается хороший синяк. Моя кровь размазана по лицу самой же, когда боролась с брезентом на полу.
– Неудачный синяк. Неужели он от удара о стойку с продуктами? – Мисс Реджина напоминает талантливого следователя, который пытается меня поймать на лжи. Уж не знаю, как она узнала, что в кладовой творится неладное, но я продолжаю гнуть линию, что это я сама виновата в рассыпавшейся соли, что при падении на мешки запуталась в брезенте, а пока барахталась – ударилась лицом.
– И не такое бывает. Простите, я неловкая очень.
Мисс Реджина цокает недовольно языком и поворачивается спиной.
– Идите, приведите себя в порядок. Я подумаю о наказании для вас обоих. Стефан, ты меня разочаровал. Мелани, ты тоже.
И мы, извиняясь, уходим из ее кабинета.
– Зачем ты соврала ей? – Стефан грозно нависает надо мной.
– А мне стоило сказать, что ты пытался меня убить?
Он гордо откидывает голову, смотря на меня сверху вниз и о чем-то напряженно думает.
– Спасибо тебе. Но врать Реджине бесполезно, запомни. Всё равно она меня накажет.
Его голос потеплел, хотя тон все еще резок, кажется, что-то щелкнуло внутри него по отношению ко мне.
– Я это сделала не ради тебя. Как ты сказал? Не потому, что ты мне нравишься?