Текст книги "Инквизиция"

Автор книги: Елена Ромашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

За беззакония наши

Эту ночь я внесу, как жирную точку в окончании предложения, «Я – Мелани Гриффит из Саббата».

Это ночь разбитого доверия, ночь сломанного ребра и осознания, что мир перевернулся.

У меня нет памяти, у меня есть знания.

Но даже они стали бесполезны после этой ночи.

Утро началось с прихода ко мне в комнату мисс Татум. Одетая в строгий костюм, она велела не покидать мне пределов комнаты и гостиной, так как в Саббат приедут какие-то очень важные проверяющие, а, так как я пока еще нелегально учусь в этом заведении, то лучше мне не попадаться на глаза этим чиновникам. От работы на кухне я освобождаюсь на сегодня.

– А как же миссис Лонг?

– У нее будут помощники из города. Не волнуйся.

Всё. И она вышла из комнаты.

На окне стрелой зеленел мой тюльпан – моя «любовь до гроба».

На столе лежал недочитанный «Дориан Грей».

На кровати сидела я, не знающая, что делать.

Читала, училась писать, красила ногти, перемеряла наряды – делала всё, чтобы развлечь себя. Служанка, нанятая из города на сегодня, принесла мне завтрак. Ко мне даже заскочила Ева на пару минут, узнать как дела и успокоить. Только после ее ухода я не была так обижена на Реджину, как по началу.

Мне все казалось, что меня стыдятся: вдруг моих манер не хватит на важных персон? Мои синяки давно прошли, и лицо снова было чистым. А Стефан так и не возвращался… И я не знаю, вернется ли.

Проверяющие приехали пополудни, на черных машинах школы Саббат, я их видела из окон своей спальни, выходивших на внутренний двор замка. Все ученики вышли встретить их, встав в линию: Валльде, Ганны и Оденкирк. Они были одеты в серые костюмы с нашивками и красные водолазки. Никогда не видела их парадной одежды. К слову, она совершенно не шла им, делая какими-то серыми. Мисс Реджина и мистер Артур были одеты во всё черное, контрастом к их длинным седым волосам. Они все стояли на ветру и ждали приезда гостей. Странное зрелище: шесть человек, так похожих друг на друга, и только Рэй, как неповторимое существо этой вселенной.

Машины медленно въехали в школу черной процессией из металла и блеска. Их было три: из первой вышла ярко-рыжая, высокая и худая женщина с алой помадой на губах. Из второй появилась маленькая пухленькая светловолосая дама с черными розами по платью. Третья машина выпустила пару близнецов. Снова. Опять. Казалось, этот мир состоит из близнецов, братьев и сестер. Только вот я одна.

Приехавшая пара была противоположностью Артуру и Реджине своими черными волосами и белого цвета одеждой. Особенно впечатлила женщина – ее руки были все татуировках, но, несмотря на это, смотрелась она роскошно и грозно.

Поздоровавшись с улыбающейся Реджиной, весь этот монохром людей с яркими рыжими всполохами волос Ганнов и новоприбывшей инспекторши величественно взошел по ступеням крыльца Саббата и исчез внутри.

Час, два… Скучно. Иду в гостиную – там пусто. Включаю телевизор и начинаю бездумно щелкать каналами. Можно залезть в интернет, но я толком не научилась обращаться с компьютером без помощи других. Да и неинтересно там. Наконец засыпаю прямо на диване в гостиной.

Сначала легкое прикосновение к моим губам, а затем что-то щекочет нос… Муха? Травинка? Отмахиваюсь. Прячу нос, зарывшись в волосы. И только потом слышу хихиканье.

Открываю глаза: на меня льется медный цвет, и Кевин смотрит сверху смеющимися ореховыми глазами. Он улыбается своими губами, у которых медовые поцелуи. И я расплываюсь в улыбке в ответ.

– Оказывается, сказка про спящую красавицу – правда, поцелуй срабатывает.

И тут он снова наклоняется и целует в губы, так что я не успеваю отвернуться или оттолкнуть его. Кевин приникает к губам, мне остаётся лишь одно – просто не отвечать.

Слышится чей-то вежливый кашель со стороны входа, и Кевин моментально отшатывается от меня.

Я не вижу, кто это, потому что лежу на диване и обзор закрыт спинкой и подлокотниками.

– А! Рэй! Тебя отпустили?

Рэй? О боже! Только не он.

– Да, отпустили. Я не столь интересный, как Ева и Курт.

Нет, это он. Его голос звучит четко и ясно. Иногда мне кажется, что этот голос узнаю из тысячи, потому что только Рэй может вызывать дрожь по телу, достаточно только заговорить. Да что уж там! Достаточно появиться в комнате.

Он проходит в гостиную и подходит к дивану, на котором лежу я, вся пунцовая от стыда, прикрывающая рот рукой, а рядом, как ни в чем не бывало, сидит Кевин.

Рэйнольд кидает взгляд всего лишь на мгновение, и я читаю в его глазах свое предательство.

Только не это! Он проходит дальше и садится в свое любимое кресло, которое стоит вдалеке. Это его способ отстраняться от всех. Рэй включает телевизор и делает вид, будто ничего не происходит.

Я сижу и смотрю на него, всё пытаясь понять, кто мы друг другу. Враги? Разве врагов так целуют? Влюбленные? Разве влюбленные так ведут себя, будто ни в чем не бывало? Чужие? Разве чужие кидают такие взгляды, как сейчас? Мы оба что-то незавершенное.

– Как день проходит? – спрашивает Кевин, будто не замечая моего взгляда на Рэя.

– Скучно. Уж лучше на кухне отбывать наказание, чем слоняться без дела между гостиной и комнатой.

Кевин смеется, крутит на руке браслет из кожи с железными вставками, закрывающий его татуировку.

– Не говори только об этом Реджине, а то она точно возьмет на вооружение, в качестве сурового наказания. – Он смотрит на меня, словно не решается что-то спросить, нервно запустив руку в свои рыжие волосы и играя ими, ероша. И вот, все-таки решился. Вопрос звучит, а мое сердце делает кульбит от нежелания, чтобы его слышал Рэй. – Слушай, может, сходим куда-нибудь, как уедут гости? Завтра, например?

Я кидаю взгляд на Оденкирка. Вроде спокоен, будто не слышит; разве что поза стала неестественной, он словно замер на вдохе перед объективом фотокамеры. Я не хочу отвечать при нем, потому что не могу понять, кто мы друг другу.

– Ну… не знаю…

– Эй, кстати, ты мне задолжала вечеринку! Забыла?

– Хорошо. Давай сходим куда-нибудь. – Я отвечаю согласием, чтобы спровоцировать хоть на что-то Рэя. На долю секунды он морщится и меняет положение тела.

Мда. Вот и всё. Не густо.

Так, хватит с меня!

– Ладно, Кевин. Пойду в комнату, почитаю…

– Что читаешь?

– Уайльд, «Портрет Дориана Грея».

– «Лучше было бы, если бы всякое прегрешение влекло за собой верное и скорое наказание. В каре – очищение. Не «Прости нам грехи наши», а «Покарай нас за беззакония наши». – Кевин процитировал так, словно прочитал.

– Ничего себе!

– Это любимая книга Реджины. – Но, увидев мой саркастический взгляд, Кевин пояснил: – Она считает, что произведение раскрывает всю нашу натуру.

– Не натуру, а свободу выбора. – Голос Рэя прозвучал громогласно и неожиданно, будто в комнате ожила статуя.

– Ну, и это тоже… – Кевин как-то замялся в ответ на выпад Рэя. После чего почти шепотом произнес: – Просто, эта книга любимая и у Рэйнольда тоже.

– Понятно.

Я закусила губу, чтобы не спросить, не считает ли себя Рэйнольд Дорианом Греем? Хотя, вроде, прожигателем жизни не славится. Ладно. Оставим все эти размышления на потом…

Встав с дивана, под улыбающимся взглядом Кевина, я пошла к выходу, но перед уходом обернулась на Рэйнольда; я встретила прямой взгляд красивых глаз. И в них таилось что-то… Что-то большее, чем просто интерес. Кто ты, Рэйнольд Оденкирк?

Ева пришла перед сном и принесла мне чай. Она о чем-то говорила, рассказывала, но я слушала ее рассеянно.

– Ева, а куда отослали Стефана? – Я не удержалась и задала вопрос, который мучал меня последние дни. Ева напряглась.

– Он уехал.

– Это из-за меня, да?

Она ничего не ответила, отвернувшись к окну, где на синем сумеречном небе желтой пуговицей горела луна.

– Я сама ударилась о полки…

– Мелани! Прекрати! Не ври, пожалуйста. Мы все уже давно знаем, что он тебя ударил. И почему ты его так защищаешь?

– Я его не защищаю!

– Почему тогда говоришь неправду?

Теперь была моя очередь делать паузу, внутренне борясь с противоречиями, которые воздвигла сама же.

– Я просто не хочу, чтобы у кого-то здесь были проблемы из-за меня… Это наше с ним дело, и ничье больше. Я вообще стараюсь быть как можно больше незаметной. Это почему-то другие приписывают мне больше качеств и ожиданий, чем есть на самом деле!

И снова повисло молчание – момент для решений и умозаключений.

– Реджина наказала Стефана и отправила его… в другую школу.

– Навсегда?

Ева отрицательно замотала головой. Я видела слезы в ее глазах.

– А что там? В другой школе?

– Там воспоминания Стефана, от которых он хочет с радостью избавиться, но не может.

– Ты поэтому так расстроена? – Я испытывала горечь за то, что Ева переживает, и косвенно, но стала причиной ее непролитых слез.

– Нет. Наоборот, Стефану надо принять эти воспоминания и понять, что он ничего изменить не может. Я расстроена из-за его поступка, хотя, внутренне понимаю причины, но принять не могу. Поднимать на женщину руку – низко. Сегодня ты, завтра я.

Я ничего ответить не могла. Возможно, это из разряда Дориана Грея, где каждый ищет свой предел, а, найдя, думает, пересекать его или нет. Я привлекла Еву к себе и обняла. Впервые.

Впервые я обнимала человека, подставляя плечо для слез и поддержки.

Через час наших откровений и обсуждений мальчиков, где я открылась Еве, что у меня намечается свидание с Кевином, но умолчав про поцелуй с Рэем, подруга покинула меня, пожелав спокойной ночи.

Знаете это чувство, будто в комнате кто-то присутствует помимо вас и смотрит, наблюдает за вами? Именно это ощущение разбудило меня. Открыв глаза, я поняла, что этот кто-то – сама луна, светившая в окно, как прожектор. Сон словно рукой сняло. Чувство легкости, приятной неги и какого-то родства с луной, которая раскрашивала темноту в фиолетово-желтые цвета. Интересно, как выглядел замок лет сто назад, кто просыпался в этой комнате? Какие дамы здесь жили? Как одевались? На мгновение мне показалось, что могу представить себя одной из них.

Выпорхнув из кровати, я прошлась по комнате, а затем стала легонько пританцовывать, изображая средневековую даму в танце с галантным кавалером, где моя длинная ночная сорочка была роскошным платьем со шлейфом. Сделав нескольких движений и тихо посмеявшись над своим ребяческим порывом, подошла к окну и обомлела, позабыв про всё.

Сначала мне подумалось, что вижу галлюцинации или сон, но нет: средневековье разыгралось не только у меня воображении, но и на улице.

Они были одеты в белые рясы и черные накидки с капюшонами, под которыми не видно лиц, талии перевязаны обычной толстой бечевкой. Держа в руках горящие факелы, они вышли из центрального входа Саббата медленной торжественной процессией. Сначала одна пара, потом вторая, третья пара людей… На третьей паре я увидела ведомую женщину. И охнула. Женщина была одета в какое-то рубище, босиком и с завязанными руками. А за ней – еще люди в рясах и с факелами. Я насчитала четыре пары и одного человека, если не считать эту бедную женщину. Наверное, ей холодно босой и в рубашке. Ночью всегда здесь пронизывающий ветер, а весь двор выложен камнем.

Но вот эти люди окружили несчастную и повели к подземельям, где, спустившись по ступеням вниз, начали исчезать в темноте также неспешно и по парам, как и выходили.

Минута, две, их всё не было, а вход, зиявший темнотой, манил меня. В конце концов, я гляну одним глазком и вернусь обратно. Безумие становилось все более реальным и решительным. И я кинулась из комнаты через весь Саббат к подземельям.

Только оказавшись на улице, я почувствовала страх и адреналин в крови. Может, я зря это делаю? Но на холодном ветру в одной ночной сорочке стоять не хотелось, да и поворачивать назад тоже было бессмысленно и глупо. И я вошла в темноту, нащупывая ногой ступени, держась рукой за стену, чтобы не упасть. Пальцы сильно окоченели и превратились в ледышки, но отогреть я их не могла, потому что они стали моими глазами в темноте.

В коридоре был сильный сквозняк, который с монотонным стоном носился по подземелью, от чего мурашки побежали по спине. Только спустя пару минут мои глаза стали различать стены и коридор. Я услышала странные звуки где-то впереди. Я шла медленно на шум, пока коридор не превратился в развилку. Справа тянулись какие-то двери с табличками, на которых стояли номера, слева виднелся свет – именно там находились люди. Стараясь держаться у стены, я пошла на него. Чем ближе подходила, тем явственнее различала голоса и слова. Там явно шло какое-то действие.

И вот, спрятавшись за дверью, я стала рассматривать, что там происходит. То был круглый зал, где люди в рясах стояли вокруг той женщины в рубище – красивой, с темными вьющимися волосами, а лица людей невозможно было рассмотреть из-за капюшонов.

– Зачем ты это сделала? – Голос женщины был незнаком.

– Хотела ученика себе найти.

– С каких пор Вороны стали себе учеников искать? Сколько себя помню, они никогда не опускались до такого. – Голос мужчины был басист, низок и угрожающе спокоен.

Женщина в рубище лишь улыбнулась в ответ.

– Карл, давай уже переходить к тому, ради чего собрались. Я вам ничего не скажу.

– Откуда такая самоуверенность, а, Мария?

– Наташа! Ты ли это? – Она развернулась на женский голос, прозвучавший рядом с дверью. – Вот уж не ожидала тебя увидеть! Уж кто-кто, а ты больше всех среди находящихся должна знать, почему мы такие самоуверенные.

– Это всё из-за новых инициированных?

Женщина опять начала смеяться грудным, каким-то пугающим смехом.

– Одна сестра мертва. Вторая у вас. Какой у нее дар? Какой смысл от одной сестры, когда второй нет? Открой секрет.

Женщина еще больше стала заходиться в смехе, будто ее забавляло все это.

– Неужели ты такая наивная? Так я вам и рассказала!

– А, может, мне прочитать твои мысли? – Голос женщины из под капюшона прозвучал тихо, но мне показался знакомым.

– Попробуй!

– Sepelite*? – это опять была та самая женщина, которую назвали Наташей. – Вы перестраховались заклинанием против чтецов.

– Простое заклинание, но очень древнее.

– Хоронит не только воспоминания, но и силы. Поэтому ты так быстро попалась? – Это был снова мужчина со своим зловещим спокойным голосом.

– Ну, хватит! Делайте, что хотели делать! Надоели! Вы не Старейшины! Вы просто их мусорщики, прислуга!

– Зачитывайте приговор.

– Именем Инквизиции, властью данной нам Верховным судом всех инициированных – Сенатом, от лица Старейшин, ты, инициированная и выбравшая путь Химер, обвиняешься в нарушении ряда преступлений: за попытку украсть заклинание у Архивариусов Сената, убийство трех человек, применение своего дара на людях, применение запрещенных заклинаний и сделки с дьяволом с продажей своей души. Сенат постановил: наказание – смертная казнь через сожжение. Да свершится суд. Да свершится день. Dies irae, dies illa. Твое последнее слово, Химера.

– Да пошли вы все. Когда вы сдохнете, я сама лично вас провожу в ад.

Они монотонно начали что-то читать в то время, как вокруг женщины загорались знаки на земле: я только сейчас увидела, что она стояла на полу, на котором выложены камнем мозаика иероглифов. И они замерцали вокруг нее оранжево-красным цветом, будто эти самые камни кто-то снизу сильно раскаливал. К женщине в кругу вышел один в рясе и начал поливать ее какой-то жидкостью. Резкий запах бензина разнесся по помещению, ядовито щекоча ноздри.

Я стояла уверенная, что все это какая-то часть представления: ну не собираются же они серьезно сжигать?! Ведь правда?

Женщина стояла мокрая, к ней прилипла эта белая безмерная рубашка, которая теперь нагло открывала соблазнительные изгибы тела и тонкую полоску черного нижнего белья. Она злобно засмеялась. И вот один в рясе взял факел, подошел и коснулся рубища.

Такого я никогда не забуду! Она хохотала и горела. Пылала каким-то зеленым огнем, который заходился вокруг нее, облизывал и сжигал, словно бумагу. Каждый мускул, каждый волосок, каждую косточку. И этот зеленоватый огонь высвечивал самое красивое лицо мужчины, которого я знала. Рэйнольд смотрел с отсутствующим видом, как горела женщина. Я не выдержала и зашлась в крике ужаса, отшатываясь от двери и пячась назад. Ноги еле слушались…

Все повернулись на мой вопль, кто-то откинул капюшон, и теперь видела практически всех: Хелмаки, Ганны, Валльде!

– Реджина? – обратился кто-то к директору.

– Я упустила ее. Я слушала лишь Марию!

Она пустилась что-то объяснять, а я рванула по коридору на ватных ногах, пытаясь укрыться от них и забыть тот ужас, что мне открылся…

Примечания:

*Sepelite – (лат.) "похоронить".

От альфы до омеги

Я убегаю от них, слыша крик: «Ловите ее!», но делаю одну оплошность – сворачиваю не туда, а в коридор, где много дверей с табличками. Хотела вернуться, но преследователи уже выбежали навстречу и перекрыли путь к выходу, поэтому, как загнанная лиса, бегу по туннелю, спасаясь от охотников.

– Мелани! Стой! – Голос Евы разносится эхом по коридору. Я бегу вперед, пока есть возможность. И вот мой туннель сворачивает, и у меня есть возможность спрятаться. Хватаюсь за ручку первой попавшейся двери, нажимаю на нее и вбегаю в открывшийся проем.

Сначала меня пронзает радость, так как мои легкие наполняются свежим воздухом, а уши шумом. "Я выбралась! Я нашла выход!". Вбегаю по ступеням наверх, открываю еще одну дверь и охаю: я на крыше какого-то дома, подо мной с гулом проносятся машины, где-то играет музыка, неоновые вывески яркими всплесками горят на фасадах, уличные фонари освещают улицы и праздно идущих пешеходов.

К а к т а к о е в о з м о ж н о?

Я только что была в подземельях замка, а сейчас стою на крыше какого-то городского дома, притом в одной ночнушке…

Но долго раздумывать не приходится, потому что дверь с грохотом открывается, ударившись о кирпичную кладку, и вбегают они: кто-то уже без рясы, кто-то стаскивает ее с себя и кидает под ноги, словно ненужную тряпку. Я пячусь и упираюсь в кирпичную ограду, за которой уже всё – край, пустота. Все, кого я считала своей семьей, смотрят на меня: Ева, Кевин, Курт, даже Ной, и он – Рэйнольд. Я их теперь боюсь. Если они спокойно сожгли ту женщину – что же сделают со мной?

От страха забираюсь на ограду. На самом краю, подо мной, несколько этажей свободы и в финале – смерть, если повезет – мгновенная.

– Мелани, пожалуйста… – Рэйнольд протягивает мне руку, его голос дрожит, а сам он бледен, как полотно.

Его голос так нежен, так напуган, будто моя смерть принесет ему страдания. Хочется протянуть руку в ответ. Но я не верю этому человеку, который поднес факел к женщине и поджег ее, как спичку.

– Она смертная, мы можем просто на нее воздействовать, – подаёт голос Курт из-за спины застывшего Кевина, который выглядит испуганным ребенком.

– Нет! – взвизгивает Ева. – Она тогда упадет!

– Мелани, – голос Рэя мягок, бархатист. Он никогда так не обращался ко мне. Господи, как он прекрасен сейчас в своей беззащитности. – Мелани, пожалуйста, слезь с ограждения. Мы тебе все объясним, только слезь.

Я плачу от страха, чувствуя, как ветер щиплет мокрые щеки. Не могу говорить, просто отрицательно качаю головой, еще больше отодвигаясь к краю, наблюдая, как Рэй становится еще бледнее, и, кажется, забывает дышать. Все равно они меня убьют, как ненужного свидетеля преступления, но уж лучше упасть и разбиться, чем сгореть заживо.

– Мелани… – он шепчет и тянет руку, после чего оборачивается в сторону остальных и кричит с нотами отчаяния, – Кевин, что ты молчишь? Уговори ее!

"При чем здесь Кевин? Он не нужен мне. Его слова – пустое," – проносится в моей голове, но слышу испуганный голос Кевина.

– Мел, послушайся Рэя, отойди от края. – Нет, мне не хочется слушаться Кевина. Как можно довериться, если его голос сама неуверенность?

Отвожу глаза от них, чувствую спиной ветер и пустоту. Мои ноги будто приросли к краю ограждения. Я нахожусь между небом и землей, между жизнью и смертью. Один шаг… Один маленький шажочек.

И тут мой взгляд находит спасение: справа от меня, в нескольких метрах – пожарная лестница. Только бы не сорваться! Я собираюсь с духом и снова поднимаю взгляд. На меня смотрят пять обеспокоенных пар глаз, и каждый из Саббата прорабатывает план, как стащить меня с ограждения.

Последняя пара глаз цвета грозы – смотрит на меня, умоляя о пощаде. Рэйнольд медленно подходит ко мне, думая, что я не замечу.

И я делаю те несколько шагов рядом с пропастью, покрывая расстояние до лестницы.

Хватаюсь за нее, чувствуя шершавую ржавь и мокрую грязь под ладонями. Спешу, хватко перебирая руками перекладины, порой срываясь ногой и наступая на подол своей длинной сорочки, но спускаюсь быстро. На меня сыплется что-то сверху мелкой пылью и грязью, поднимаю взгляд вверх и вижу, что следом спускаются Рэйнольд и остальные. Ускоряюсь. На последних перекладинах срываюсь, оступаюсь и падаю, вскрикнув от страха. Но я была слишком близко к земле, чтобы повредить себе что-нибудь, поэтому, не мешкая, встаю и бегу к ярко освещенной улице с пешеходами.

Меня оглушает звук и свет. Люди смеются, гуляют, мимо проносятся машины, желтые такси, автобусы. Я бегу, кажется, никто не замечает девушки в ночной сорочке, лишь пара парней вслед присвистывают и что-то кричат. На повороте чуть не спотыкаюсь о бездомного попрошайку, который ругается на меня с криком "Смотри, куда прешь!". Яркой вывеской горит плакат: "Добро пожаловать в Нью-Йорк". И я останавливаюсь, глупо пялясь на этот плакат. Не может быть! Я же только что была в Англии! Какой, к чертовой матери, Нью-Йорк?

– Мел!

Оборачиваюсь на звук и вижу бегущих ко мне Рэя, Еву и Кевина. Черт! Из-за плаката потеряла пару драгоценных секунд, чтобы оторваться от них. И я решаюсь перебежать дорогу, чтобы скрыться в проулке напротив. Это даст мне фору.

Но только добегаю до конца, как слышу визг тормозов и меня что-то чудовищное на скорости сносит в сторону. Я пролетаю по гладкой поверхности капота, ударяюсь в стекло, и меня отбрасывает назад под колеса. Удар. И снова темнота. Ничто.

***

Я никогда не видел ничего прекраснее и страшнее, чем ее, стоящую на крыше. Хрупкая, беспомощная, напуганная, в легкой кружевной ночнушке, добавляющей сходства с нимфами с картин Альфонса Мухи или Ленуара – белое фарфоровое пятно на фоне темно-синего ночного неба с яркими искрящимся городом у ее ног.

– Мелани, пожалуйста, слезь с ограждения. Мы тебе все объясним, только слезь. – У меня ужас внутри, страх, потому что она находится слишком близко к краю. Слишком близко к смерти. А я боюсь этого безотчетно, по-звериному. Хочу, чтобы она слезла с этого ужасного ограждения, чтобы подала свою руку, и я смог заключить её в объятия, потому что, только ощутив это, буду уверен, что она в безопасности. А дальше будь что будет.

Я вижу, что Мелани хочет протянуть руку, но знаю, что она видела, как я поджигал Марию Смит. Вместо этого Мел отрицательно качает головой, по ее щекам текут слезы. Боже, девушка напугана до чертиков. Остановись, прекрати, пожалуйста, эту пытку. Я уже готов воздействовать на нее с помощью колдовства, но Мелани, как нарочно, отодвигается еще ближе к краю, и внутри у меня все холодеет и немеет от ужаса. Кажется, она готова прыгнуть, лишь бы не оказаться рядом с нами.

– Мелани… – шепчу я, как заклинание, уже не в состоянии уговаривать спокойным голосом. Ну, давай же, милая, пожалуйста, подай руку! Но вижу лишь ужас в красивых глазах, которые стали бездонны. Теперь я для нее чудовище. Как быстро мы поменялись местами.

Как уговорить ее? И тут понимаю, если я чудовище, то нужен тот, кто еще сохранил человечность в ее глазах, тот, к которому испытывает нежные чувства, тот, в кого она влюблена – Кевин. Кстати, почему он молчит, где он? Я оборачиваюсь и кричу ему, чтобы, в конце концов, снял ее с ограждения.

– Кевин, что ты молчишь? Уговори ее!

– Мел, послушайся Рэя, отойди от края. – Я слышу, как напуган Кевин, он сейчас напоминает мальчишку, но никак не Инквизитора. Кажется, будто Ганн не понимает, что сейчас происходит, что все реально, шутки никто не шутит. Я оборачиваюсь на Мелани, чтобы увидеть – возымели хоть какое-то действие слова ее возлюбленного, но вместо успокоения, чувствую, как волосы встают дыбом: Мелани присматривается и заносит свою ножку над пропастью, готовая рухнуть с огромной высоты. Мгновение, другое. И внезапно она делает пару стремительных шагов к пожарной лестнице, которая находится рядом, после чего исчезает с крыши, стремительно спускаясь вниз по перекладинам.

Все кидаются к лестнице, но я удерживаю жестом.

– Дадим фору, она испугана, одно движение – и сорвется.

– Может, используем гипноз или притяжение? – Это Ной, единственный, наверное, у кого сейчас голова работает так, как надо. – Ева, ты что-нибудь видишь?

– Нет, я испугалась, когда она кинулась к ограждению. Видела лишь ее падения из-за магии. А сейчас не могу взять себя в руки. Все вижу пятнами. – Ева расстроена, чуть ли не плачет и дрожит от холода. Мы все знаем, что когда она выбита из колеи, будущее не видится.

Когда девушка достигла середины лестницы, я стал слезать, догоняя ее. За мной пошла Ева, а там все остальные. Мелани поднимает голову и замечает нас, пытается ускориться. Через пару мгновений я слышу ее вскрик и с ужасом устремляю взгляд вниз, но вижу лишь Мелани, убегающую по переулку.

Мимо меня проносится Курт, использовавший заклятие левитации, и мягко приземляется на землю. Все остальные, наплевав на осторожность, проделывают тоже самое, я чувствую, как под рукой дрожит лестница, так как все резко отталкиваются от нее. Я тоже шепчу заклинания, чувствуя, как кровь магией отзывается во мне, а в районе лопаток приятное покалывание, будто невидимые крылья. И прыгаю вниз, легко приземлившись на ноги, словно пролетел не три этажа, а соскочил со стула.

Все бегут за Мелани, расталкивая зевак, прохожих. Вокруг кипит жизнь Нью-Йорка, мы недалеко от легендарной Пятой авеню, но сейчас скопление народа лишь мешает нам. Слишком много свидетелей. На секунду мы притормаживаем. И я командую, так как охота – моя стихия.

– Ной, Курт в обход. Надо окружить ее!

Парни бросаются в сторону, через дворы, чтобы успеть перегнать и схватить Мелани. Мы с Евой и Кевином продолжаем бежать за девушкой. И вот она поворачивает за угол.

Через несколько секунд я вижу ее, стоящую и смотрящую куда-то в одну точку.

– Мел! – зову её. Вдруг она одумалась? Но мой крик лишь вспугивает, и Мелани решает нестись через проезжую дорогу, не удосужившись посмотреть по сторонам.

Всё страшно. Всё резко и замедленно быстро, будто мгновение растянули, как в каком-то фильме.

Я вижу, как таксист жмет по тормозам, но машина по инерции летит вперед и сшибает хрупкое тело Мелани. Она с глухим ударом падает на капот, влетая в стекло, после чего скатывается белым, некрасивым комком плоти и длинной ночной сорочки под колеса с противным глухим ударом о землю. Всё, что я могу испытывать, так это боль, но не свою. Будто меня вместо нее сбили.

Я бегу к ней. Кевин опережает меня и падает на колени возле Мел, закрывая доступ.

Онемение проходит, и реальность вместе с холодным потом прошибает меня. Задыхаюсь.

– Мел? Мел! – Кевин держит в руках ее голову. Глаза закрыты, она без сознания.

К нам подбегают Курт, Ной и Ева. Вылезает водитель, который что-то нам объясняет в панике, уговаривая, что девушку надо срочно в больницу. Кевин озадаченно оглядывается.

– Это Нью-Йорк. А нам нужно сейчас в Саббат, – Ева полна решимости, хотя видно, что напугана не меньше. Пока мы решаем что делать, Курт и Ной разбираются с водителем: двойная доза магии для смертного.

– Кевин, увеличь мою силу. Хочу, чтобы люди прекратили смотреть! – Я оглядываюсь на словах Евы и вижу толпу зевак. Кевин посылает мощный заряд сил в сторону Валльде, так что даже я, находясь в стороне, его чувствую его. Ева начинает шептать магические слова в сторону смертных, попутно рисуя рядом с нами знаки для отвода глаз. И вот один за другим люди начинают отходить, и толпа расходится, не замечая нас.

– Кевин, увеличь и мою силу, – прошу младшего Ганна, который положил голову девушки себе на колени. – Хочу узнать степень повреждений.

Тот кивает, и дар течет огромной дозой магии в мою кровь, я чувствую мощный прилив сил, будто стал Атлантом. Только главное не мешкать, скоро это ощущение кончится. И я концентрируюсь на Мелани, накрыв ладонью ее яремную впадину, и пытаюсь сканировать ее тело. Синяки, ушибы, ссадины, они на поверхности зудят и ноют, иду вглубь… Вроде бы ничего не повреждено… Да, все цело. Кроме одного: яркой вспышкой горит ребро справа.

– Перелом ребра…

Я переношу руки на голову Мел и пытаюсь сосредоточиться. Это очень сложно. Мозг человека – очень сложная система. Я никак не могу понять: сотрясение это, ушиб мозга или просто шишка… И через мгновение понимаю:

– Кажется, ничего серьезного… Просто легкое сотрясение.

– Всё это – ерунда. Нам нужно в Саббат! А там мы узнаем конкретно, что с ней, – Ева начинает паниковать и злиться, ведь магия отвода глаз скоро прекратит действовать.

– Уходим! – это уже Курт обращается к нам. Тем временем Ной мысленно управляет водителем такси и заставляет его сесть в машину, и уезжать. Сегодня этот таксист продрыхнет всю ночь, как убитый, и не вспомнит, что сбил девушку. Обычная реакция смертного на большую дозу магии.

Я подбираю Мелани и беру на руки, ощущая практически невесомость тела – какая же она худенькая! – , осторожно, чтобы не повредить еще больше ребро, уношу с улицы. Все это напоминает, как я нашел ее среди завалов, слабо подающую признаки жизни. Тогда Мелани была Химерой, тогда была вся поломана и разбита, так что любое прикосновение к ней отзывалось адской болью. Тогда я был уверен, что несу труп, что у девушки нет шансов выжить, что ее бросили свои же сестры. Мной тогда двигала жалость и человечность, и ничего больше.

Сейчас все повторяется – правда, сломано лишь одно ребро, а я переживаю так, как будто от этого зависит моя жизнь.

Кевин посылает Ною мощные приливы магических сил, чтобы тот защищал нас и чтобы люди не видели, как идет группа молодых людей и один из них несет девушку без сознания в одной ночной сорочке.

Обратно мы возвращаемся тем же путём: переулок, дом, прыжки с заклятием левитации, крыша с проклятым мной ограждением, дверь на чердак, которая для нас еще и вход в подземелья Саббата.

Войдя в темноту и холод замка, мы почувствовали неприятную тревогу.

– Как вы думаете, гости уже уехали? – Ева зажгла факел, чтобы не идти в темноте.

Курт с Кевином тем временем подбирали наши рясы Инквизиторов – официальные наряды для суда, которые мы снимали, когда погнались за Мел. Они жутко неудобны для передвижения из-за грубой холщовой ткани, которая путается в ногах при беге.