Текст книги "Любовь под бой курантов (СИ)"

Автор книги: Елена Полярная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 28. Овощной день

Это что еще за заявления?

Я застываю и, как террористы на ликероводочном заводе, не могу внятно сформулировать свои требования.

– Чего застыла? Шустрее!

Охренеть!

Кто-то совсем берега попутал!

– Может, так справимся? Не раздеваясь? – мой голос сочится ядом. – Ты же говорил, у тебя обширный опыт.

– Ты это будешь надевать прямо на пальто? – изумляется Герман.

– Что это?

Честно говоря, у меня в этот миг перед глазами проносится калейдоскоп нарядов из секс-шопа: горничная там, медсестра, полицейская…

– Сама полюбуйся. Оно там, – и тычет пальцем в сторону комнаты.

Что ж, там такое?

Снимаю пальто и сапоги и, крадучись, иду на разведку, опасаясь подставы от Бергмана.

А в гостиной на огромном бежевом кожаном диване разложено реально Оно…

Хрень приковывает к себе все внимание, не позволяя даже секунду его уделить интерьеру.

Два очумительных свитера.

Огромные рыжие вязаные монстры оттенка бешеного апельсина с аппликацией на груди. На первом какой-то гном, а на другом – тыква. Подцепив последний на палец, я понимаю, что он ещё и тяжеленный нехило.

Шкура с жопы дракона, не иначе. В нём стрела лучника застрянет.

Я перевожу скорбный взгляд на Бергмана:

– За что?

– Не за что, а для чего, – ехидно поправляет меня он.

– И нах.. гмх… и зачем? – тоскливо переспрашиваю я.

– Чтобы «соответствовать выбранной тематике». Там вся квартира в тыквах.

– Роза Моисеевна, – догадываюсь я.

– Нет. Подкидыш. «Я художник, я так вижу» …

Ну, я в этом участвовать не собираюсь и уверенно озвучиваю свою позицию:

– Я это не надену.

Хотя бы потому что оранжевый мне не идет ни в каком виде.

– Наденешь, – рявкает Герман. – Я не собираюсь один, как придурок, стоять в этой похабщине.

С самым грозным видом подходит и нависает надо мной. Авторитетом, блин, давит.

– То есть, если придурков будет двое, тебе станет легче? – закатываю я глаза.

– Естественно, меня заставила страдать Элька, а я заставлю тебя. Это справедливо. И потом твои парадные наряды не лучше. Чего стоит только бархатная плащ-палатка.

Уел.

Ладно уж. Позориться, так вместе. В конце концов, он на место поставил Лосева. Будем считать, отдаю долг.

Но надевать уродца на свой джемпер – это гарантированно получить тепловой удар. Отопительный сезон в разгаре, а свитерок явно предназначен для сна на снегу в безветренную погоду.

Вздохнув, я капитулирую.

– Где я могу переоде…

Слова застревают в горле, потому что Герман, не заморачиваясь, снимает водолазку, вызывая у меня при этом слюноотделение.

– Тут. В свою спальню я тебя не пущу, а то ты опять начнешь свои динамо-штучки, – склочничает Бергман.

Я аж давлюсь от такой наглости. Во-первых, обвинения откровенно несправедливые, а во-вторых, просто не надо ходить за мной в спальню, когда я там переодеваюсь! Похоже, такой вариант Гере в голову вообще не приходит.

– Ну без спальни я обойдусь, есть же ванная и ещё одна комната. Это же, очевидно, трёшка.

– Разведываешь? Или ты там опять голая? – взор Бергмана буравит джемпер на груди.

– Не голая, – фыркаю я.

– Тогда тут переодевайся. Я не верю тебе на слово.

Ах ты говнюк! Смутить решил?

Психанув, отворачиваюсь и стаскиваю джемпер.

– У тебя до сих пор следы от купальника, – задумчиво комментирует Герман, судя по всему и не подумавший отвернуться.

– Что тебя удивляет?

– Я думал ты на пляже в гидрокостюме загораешь…

– В следующий раз буду без купальника, чтоб тебя не смущать, – ржу я и тянусь за свитером.

– А мой подарок почему не носишь? – слышу я в недрах вязаного кокона.

Ну, писец вообще.

– Я чередую подношения поклонников, – рявкаю я.

Вопросики у него, конечно.

Бергман затыкается.

Натягиваю свитер, и меня почти прибивает к полу, как одинокую камышину.

Обернувшись к Герману я честно обещаю:

– Я сдохну.

Зверюга жутко колется, и от нее все чешется.

Поскрёбывая перси, я уныло смотрю на Бергмана, который в отличие от меня даже в этом ужасе выглядит охренительно. Такой себе суровый мамин пирожочек, который сейчас скинет шкурку, под ней… Ой. Об этом не будем.

– Мы быстро. Я не в том настроении, чтобы это все затягивать.

Пока Гера закрывает квартиру, из соседней двери высовывается давешний пацан.

Я к этому готова и с интересом жду его очередного пассажа.

Окинув меня взглядом, он пялится в район моей груди, которая благодаря свитеру выглядит, как будто я полродины вскормила.

– Какие тыквы! – искренне восхищается он.

– Так, – рычит Бергман. – Это мои тыквы, и я их ем. А ты по своей тыкве сейчас у меня получишь.

Ойкнув, пацан скрывается за дверью, и до нас доносится:

– Мам, Гера совсем плох. Он теперь сыроед!

Бергман медленно закрывает глаза, делает долгий выдох и под мое хихиканье толкает дверь к Розе Моисеевне.

Она не заперта, и нас сразу встречают вкусные запахи выпечки и специй.

Снует деловито Элька, похожая на мандаринку, в рыжей замшевой юбке и оливковой рубашечке, плывет нам на встречу Роза Моисеевна, тоже ограничившаяся скромным декором в виде кирпичного цвета шарфа.

– Хорошо, что хоть вы вовремя, – радуется она, пока я сверлю рыжую ненавидящим взглядом. Вот что я ей сделала? Все люди как люди, одна я как бахчевая грядка. – А то некоторые Федорасы так до сих пор и не приехали…

Эля, строя невинный вид, лишь молча разводит руками. Мол, ты попала под раздачу.

– Что за Федорасы? – шепотом уточняю у Бергмана.

– Раевский.

– Он же Олег, – удивляюсь я.

– Он многогранный.

Элька встревает, чтобы тему ее парня оставили в покое:

– Пока групповое фото откладывается, давайте я вас вдвоем пофоткаю.

– Не надо! – в один голос мы с Бергманом открещиваемся.

– Надо-надо, – Роза Моисеевна сверлит нас своим прищуром. – И что это мы упираемся? Неужели стесняшки?

Герман, как главная стесняшка, закашливается, а я покрываюсь красными пятнами, вспоминая нашу последнюю встречу.

– Идемте, – ржет уже в голос рыжая. – Я там кресло украсила, сейчас на нем и отснимем.

Переступая через тыквы, мы обреченно плетемся к фотозоне.

Кресло украшено шикарно: уютный плед, красивая думочка в осенних оттенках, на спинке кресла, распушив шерсть, сидит рыжий котенок.

– Мам, ты же говорила, у тебя аллергия, – ехидно вопрошает Бергман.

– Прошла, – невозмутимо отвечает Роза Моисеевна. – Вы пока сфотографируйтесь, а я нам чаю сделаю. С настоечкой.

А я все смотрю на кресло и понимаю, что настоечка мне необходима.

Оно слишком узкое для двоих.

Подтверждая мои подозрения, рыжая стерва командует:

– Дядя, садись в кресло и бери Яну на коленки…

– А может, он за спинкой встанет, – жалобно блею я.

– Тогда не будет видно красивый свитер, – злорадно пресекает мои надежды Эля, стремящаяся запечатлеть позор дяди.

И начинается наше мучение. Меня заставляют елозить на коленях Геры, который с каждой минутой сопит все сердитее, обнимать его за шею, Бергману приходится класть руки мне в разные труднодоступные места, прижиматься губами к моему виску…

В общем, через десять минут, когда на горизонте появляется Роза Моисеевна, мы с Герой взмыленные, злые и готовы начать убивать.

Роза Моисеевна же, ставя чашки на столик рядом с креслом, отвлекается на кота и неловко повернувшись, выплескивает чай на проклятущий свитер.

Я сначала взвизгиваю, потому что ожидаю кипятка, но то ли чай не так горяч, то ли свитер спасает от всего, так что обходится без травм.

– Деточка, прости старую. Я дам тебе сейчас рубашечку переодеться… – хлопочет Роза Моисеевна.

Элька за ее спиной ржет как конь, уронив лицо в ладони.

– Да не надо… – теряюсь я. – У меня джемпер есть…

– Ты соглашайся, а то опять, что-нибудь прольется, а так хоть будет в чем домой ехать, – завывает рыжая в обнимку с фотоаппаратом.

– Да-да… Мало ли, – поддакивает Роза Моисеевна. – Я в комнату занесу рубашку. Гера помоги девочке переодеться…

– Девочке уже много лет, она справится! – отзывается Гера, который безнаказанно щупает мокрое пятно на мне.

– Я могу помочь, – раздается внезапно откуда-то из угла комнаты.

Я приглядываюсь, а там скукожился прыщавый очкастый вьюнош лет девятнадцати, незамеченный мной ранее, по причине абсолютного слияния с интерьером.

– Я сам! – взвивается Бергман и под одобрительным взглядом матери тащит меня за руку в другую комнату, ворча: – Развелось охотников на чужие тыквы, блядь…

Это все так нелепо, что меня начинает душить смех. Я смеюсь всю дорогу до комнаты и даже тогда, когда Герман закрывает ее уже изнутри. Смеюсь и не могу остановиться.

Не сразу я замечаю, что Бергман разглядывает меня со странным выражением.

– Что? – все еще хихикая, спрашиваю я.

– Левина, а Левина…

– Да?

– Мне нужна компенсация. Прямо сейчас.

Глава 29. Вся грядка в сборе

– Почесать тебе спину? – похохатываю я.

– И это тоже, – соглашается Бергман, делая шаг ко мне. – Но этого недостаточно.

Мне драпать некуда, я и так стою, прислонившись к двери.

Да и прямо сейчас мне совершенно не хочется убегать.

Магия момента, и в кои-то веки Бергман ничего не портит.

На задворках сознания зудит мысль, что не надо нам целоваться, но её запинывают гормоны. Все еще улыбаясь, я сквозь опущенные ресницы наблюдаю, как Герман склоняется ко мне, и…

Дверь за моей спиной начинает содрогаться от стука...

Выражение лица Бергмана непередаваемо!

– Полиция нравов, чтоб ее… – досада настолько неприкрытая, что я опять смеюсь.

– Я принесла рубашку на смену, – извещает нас Роза Моисеевна.

Я отлепляюсь от своего места, чтобы пропустить ее, но Герман приоткрывает дверь лишь только на узкую щель, достаточную только для того, чтобы просунулась рука с вешалкой.

– Ну, мама! – свирепо ревёт Бергман, рассмотрев принесённое.

Блузка как блузка. Чего ему не нравится?

– Зато чистая и сухая! – отвечает ему Роза Моисеевна под ржач Эльки на заднем фоне.

Гера захлопывает дверь и сверлит меня взглядом.

– Смешно тебе? Это семейный артефакт, реликвия, можно сказать. Она в этом совратила второго мужа и чуть не выдала замуж рыжую!

– Я не понимаю, и чем ты таки недоволен? – раздается из-за двери, и по звуку становится понятно, что Роза Моисеевна прижалась ухом, чтобы подслушать. – Красивая блузка, приятно посмотреть!

Элькина реплика ничуть не лучше. Давясь от смеха, она подсказывает:

– Ба! Надежнее было бы оставить эту парочку там и не трогать, авось завтра бы в ЗАГС заявление понесли.

– Не учи ученого, – огрызается бабуся. – Надежнее, это когда до свадьбы не дают! Смотреть, но не трогать! О! Давид! Ты наконец-то пришел! Не прошло и года! Я в бинокль видела, ты уже час, как дома, и только сейчас соизволил появиться! Кому нужны пожилые люди, правда?

Роза Моисеевна переключается на нового гостя.

Я уже больше не могу… С подвыванием я сползаю вниз.

– Видишь, какие люди меня окружают? – сопит Бергман.

Почти успокоившись, протягиваю руку:

– Давай сюда свою легенду.

Но Гера подает мне не вешалку, а ладонь, чтобы помочь подняться.

Почему-то этот невинный жест выходит таким интимным, что я смущаюсь и, оказавшись на ногах, сразу отворачиваюсь, чтобы Бергман не прочитал ничего по моему лицу.

Стянув рукава, я изнутри пытаюсь снять чудовищный свитер так, чтобы колючей шерстью не возить по лицу, и мне почти удается. Но петли крупной вязки зацепляются за сережку.

– Что? – реагирует Герман на мой писк, и голос его звучит над самым ухом.

Он подошел поближе, чтобы рассмотреть?

От этой мысли у меня побежали мурашки.

– Я зацепилась, а он тяжелый, – не очень понятно объясняю я, но Бергман ориентируется в ситуации почти сразу.

Чтобы помочь, он запускает руку под свитер, только я его уже почти до конца сняла, и Бергману приходится действовать снизу.

Мать моя женщина!

Определенно блузон Розы Моисеевны устарел, новый писк в соблазнении – свитер сторожа Васи.

Широкая ладонь скользит вдоль спины, проходится между лопаток по кошачьему местечку, вверх к шее, и это больше всего напоминает ласку.

Бергман стоит вплотную, я чувствую, как касается обнаженной спины его свитер, вдыхаю его парфюм и, как только Гера справляется со своей задачей, я, вынырнув из плена, ощущаю, как шевелит мои волосы его дыхание.

– А тебе спинку не почесать? – шепчет он мне на ухо, и я плыву.

Не дожидаясь моего ответа, его руки снова проходятся по спине, ребрам, перебираются на живот…

– Ах ты паразит! – врывается в нашу идиллию вопль снаружи.

– Это она Давиду? – хрипло спрашиваю я, пытаясь разрядить обстановку.

– Вряд ли… – Бергман неохотно выпускает меня из хватки, и я тут же накидываю на себя блузон Розы Моисеевны.

Герман пристально разглядывает меня пару минут, страдальчески вздыхает, а выйдя из комнаты, он первым делом отбирает очки у того прыщавого парня.

– Но я так ничего не вижу! – возмущается тот.

– И в этом твое счастье, – ворчит Бергман. – Зато на фотке не будешь таким задротом.

Ну прозрачный блузон, но на мне же лифчик!

Не успеваю я додумать эту мысль, как меня заматывают в отобранный у Розы Моисеевны шарф.

– А это зачем?

– Чтобы израильские родственники не радовались чересчур сильно, – отрезает Герман.

– А кого тут убивали? – спрашиваю я Эльку, которая уже не пытается никого фотографировать. Она забралась с ногами на подоконник и взирает на происходящий вокруг бедлам.

– Олега. Но еще не доубивали… Процесс в разгаре…

В этот момент из кухни выскакивает чучело, в котором я не сразу признаю Раевского в костюме раввина. Он даже где-то раздобыл пристяжные пейсы. Ума не приложу, как они держатся на его бритой голове. Его преследует Роза Моисеевна с половником.

– Иди сюда, говнюк!

Но Раевский не будь дурак на приглашение польститься не спешит.

– Одного удара было достаточно!

– Я со стыда сгорю с таким пополнением в семье! – бушует Роза Моисеевна. – А если бы тут были верующие? Ты бы оскорбил их чувства!

– Я уточнил у Геры. Вы все атеисты.

Герману достается тот самый мамский взгляд, который в переводе означает «тебе пизда», но Бергман только пожимает плечами:

– Он не говорил, для чего ему эта информация.

– Ее инфаркт не хватит? – интересуюсь я у Эльки, глядя на то, как Роза Моисеевна в неожиданном полупрыжке сдергивает с Раевского шляпу вместе с пейсами. Оказывается, они составляют единое целое.

А Роза Моисеевна для своих лет в отличной форме. Я бы, провернув такой финт, точно потянула себе спину.

– Не, – отмахивается рыжая. – Похоже, они друг другу нравятся, но не признаются. Олег ей такой букет прислал на день рождения, каких мне не дарил. А она ему самые вкусные кусочки подкладывает за столом. Вот сама посмотришь.

В этот момент в гостиную заходит высокий мужчина с растерянным взглядом.

– Это мой папа, Давид Александрович, он немного археолог, так что не обращая внимания, если что… – представляет мне его Эля и, склонившись к уху, шепчет: – Дядя Гера считает себя единственным нормальным человеком в семье, но он заблуждается.

В этот момент Бергман, не слышавший характеристики племянницы, оправдывает ее на все сто. Он метким пинком отправляет одну из тыкв под ноги брату, тот успевает заметить подставу, перепрыгивает своеобразный мяч, но поскальзывается. Чтобы удержаться, Давид хватается за спинку кресла и тащит плед на себя. Котенок, придремавший в общей суете, зашипев, прыгает ему на голову.

– А я-то думаю, прям не как дома… Ан нет. Дома, – складывает руки на груди появившаяся кругленькая женщина.

– Родная, сними с меня животное, – сдавленно просит Давид, и я понимаю, что это жена археолога.

Раевский ржет, Герман уворачивается от подзатыльника Розы Моисеевны.

– У нас тут так всегда. Привыкай, – радует меня Эля.

А мне становится немного грустно, потому что как раз привыкать мне и не стоит. Через пять недель все закончится.

Глава 30. Деловое предложение

Этот вечер я определенно запомню.

Более того, бережно положу в копилочку приятных воспоминаний.

После того как все наконец утрясается, Эле удается сделать групповые фотографии, потом мы ужинаем за большим круглым столом и пьем чай.

Роза Моисеевна перекидывается язвительными фразами с Раевским, но, приглядевшись, я понимаю, что рыжая права. Именно Олегу достается самый смачный кусок курицы, хотя на него уже навострился Давид, и кусок пирога без корочек тоже отходит Раевскому.

Я узнаю, что подпольное имя Эли – Жопа Давидовна, что Давид Александрович способен игнорировать почти все и обладает недюжинным терпением, а лишенного очков парня зовут, прости господи, Лев. Я долго пытаюсь не ржать, потому что даже котенок и тот больше на льва тянет.

Бергман остается в своем ворчливом амплуа, но чувствуется, что и он расслабляется.

Я серьезно никогда не задумывалась, что у богатеньких буратино может быть такая семья. Если верить сериалам, то должны быть дрязги и холодные пустые дома с прислугой. Оказывается, не всегда.

– Левина, ты чего притихла? – заметив, что я немного осоловела, спрашивает Герман.

– Думаю. Ты же при бабках. И больших. Тачка у тебя закачаешься, стоит как половина квартиры в центре…

– Может, это кредит? – ехидничает Бергман.

– Ой ну давай не будем, – морщусь я. – Так вот, скажи мне, как это ты до сих пор не отгрохал себе усадьбу где-нибудь в Умете?

– Кто тебе сказал, что не отгрохал? – искренне удивляется Гера.

Блин. Вот теперь мне хочется увидеть, что там себе понастроил Бергман. Отчего-то в голову полезли воспоминания о той квартире, где мы… э… скажем так, искали консенсус по некоторым пунктам договора.

Кошмар, Левина. Ты совсем испортилась!

С другой стороны, я ведь так и не рассмотрела квартиру, где Герман живет постоянно. Впрочем, у меня еще будет сегодня такая возможность.

И таки да. Когда, распрощавшись со всеми, мы возвращаемся к Бергману, я разглядываю обстановку уже внимательнее.

И прихожу к выводу, что тут уютно.

Особенно меня пленяет коллекция джаза на виниле. С горящими глазами я перебираю конверты с Фицджеральд, Армстронгом…

– Не едиными романсами, да, Левина? – посмеивается надо мной Бергман.

Окончательно мы меня теряем возле полки с печатными изданиями историй о кровавых драгоценностях. У меня почти трясутся руки, так мне хочется все это стырить себе домой. Я буквально пропадаю, пожирая глазами тисненые корешки.

Правда, недолго.

– Левина, у меня к тебе деловое предложение, – начинает Гера, откровенно говоря, пугая меня подобным вступлением.

Вздрогнув, я оборачиваюсь, и оказывается, что Бергман снова подобрался ко мне вплотную. Теплая ладонь гладит мою щеку, а его колено вклинивается между моих. Я, как загипнотизированная, не могу отвести взгляда от серых, стремительно темнеющих глаз. Между его свитером и блузоном Розы Моисеевны происходит обмен жалящими электрическими зарядами, но мы не обращаем на это никакого внимания. Что нам до физики, когда включается химия.

Подушечкой большого пальца Бергман проводит мне по губам, и их начинает покалывать. Он склоняется ко мне так медленно, будто давая шанс оттолкнуть. Только это иллюзия. Второй рукой он плотно прижимает меня за талию к своему телу.

За секунду до очередной катастрофы положение спасает телефонный звонок.

Мобильник – бич современного человечества, но иногда они кстати.

Скривившись, Герман достает телефон и, посмотрев на экран, хмыкает.

– Я на секунду. Вернусь, и мы продолжим.

Он выходит поговорить, я судорожно привожу мысли в порядок.

Напоминаю себе, что неспроста мы Бергманом пришли к решению встречаться только по необходимости. Любая интрижка, даже невинная может спровоцировать чувства. Не у Геры, конечно. Он-то бесчувственная кобелюка. А мои. И это сильно осложнит нашу сделку.

Не то чтобы я думала, что сразу начну на него вешаться, но играть роль подставной девушки станет сложнее и болезненнее.

Нарезая круги по комнате, уговариваю себя, что дело не в Бергмане, а в том, что я давно ни с кем не встречалась. Надо просто снова окружить себя мужиками, и тогда Герман станет не единственным рядом, а одним из многих. И скорее всего, кто-то понравится мне больше. Даже уверена. Кто-то у кого нет списка баб на все случаи жизни…

А это что?

На журнальном столике в вазочке какие-то бумажки. Мне, разумеется, нет никакого дела до них. Только одним глазком если глянуть…

Пошевелив пальцами бумажный ворох, я понимаю, что это номера телефонов. Ира, Кристина, Жанна, две Светы, Катя, шесть Лен.

Охренеть!

В нынешние времена мужики забивают номер телефона сразу в мобильник. Значит, эти записки ему совали женщины сами! И он их не выбросил! Одна вот на чеке из винного магазина от позавчерашней даты!

С каждой бумажкой я зверею все больше.

Куда ему столько? У него, что, манечка?

Да он небось и сейчас разговаривает с бабой. Что-то он долго! Там уже секс онлайн?

Булькая так, что крышечку вот-вот сорвет, я на цыпочках крадусь в сторону кухни, куда ушел Бергман, чтобы поговорить без лишних ушей.

Мои уши нифига не лишние! Мы, кажется, партнеры, и Герман лезет постоянно, куда не надо. Взять хотя бы встречу с Лосевым в кафе. Раз ему можно, то и мне тоже позволено!

Выставив ухо в коридор, я улавливаю часть беседы.

– Ну, прости! Марго, я виноват! – тон у Бергмана почти ласковый. – Исправлюсь. Ты же знаешь, что всегда вне очереди! Завтра заскочу, сможешь поточить об меня коготки.

Локатор от полученной информации раскаляется.

Мозг оперативно обрабатывает сведения.

Это точно не сестра. Никакой сестры у него нет.

Марго! Пф-ф. Королева, тоже мне. Вне очереди!

Ну, блин, и бабник. И я такая: ой чувства могут возникнуть. Угу.

Пока я злюсь, Гера заканчивает беседу и, спалив меня, широко улыбаясь, идет ко мне.

– Что, Левина? Не можешь без меня и пяти минут?

Я еще моргаю от подобной наглости, а Бергман уже зажал меня у стены.

– Ты что-то говорил о деловом предложении? – напоминаю ему я.

– Мне кажется, что нам пора расширить границы договора, – его рука ложится мне на грудь, и сквозь тонкую ткань бабырозиного блузона я чувствую ее приятное тепло.

– Что ты имеешь в виду? – невинно хлопая глазами, я возвращаюсь к роли старой замшелой девы. – И что ты себе позволяешь?

Я стряхиваю наглые пальцы со святого места.

– Я имею в виду, что готов приоткрыть тебе неизвестные стороны отношения мужчины и женщины. Не в теории, а на практике, – усмехается Бергман, и не думая отодвинуть свои прочие конечности от меня. Знает, засранец, что соблазнить меня можно.

– А ты готов после этого жениться? – спрашиваю я в лоб.

– Об этом я смогу сказать тебе сразу после, – ржет эта скотина.

– И всем своим бабам отставку дашь? – сверлю я его взглядом.

– Ты просишь от меня невозможного.

Ему еще и смешно.

– Ну тогда я не доверю тебе мой цветочек, – отталкиваю я Германа.

Он, конечно, козел, но я-то чего так завелась? Я, что, не знала, что он из себя представляет?

– Ты сейчас так пыхтишь, потому что тебе хочется, но ты будешь ждать до тех пор, пока твой сад не превратится в заброшку!

Нет, ты посмотри на него! Эпитеты, блин, пошли!

– Не превратится! – огрызаюсь я. – Ты же видел, мужчины от меня не шарахаются!

– Это пока ты не начинаешь требовать положить ночью между вами меч, что ли? Да от тебя любой сбежит!

– Ничего подобного! Лосев был готов жениться!

Это правда, но я его выгнала, узнав, что он потрахивает мою двоюродную сестру.

– Что ж ты его отвергла, он же твой типаж?

– Не могла разрушить счастье сестры, разбить ее любящее сердце – рявкаю я.

– Ну конечно… – тянет Герман. – Сама-то ты занудная фригидная бессердечная стерва!

– Тебе откуда знать, что я фригидная? – взвиваюсь я.

– Да я уже и знать ничего не хочу!

Звонок в дверь не дает мне сказать Бергману мерзость.

Свирепый Герман распахивает дверь, за которой обнаруживается Раевский с пейсами подмышкой.

– Вы чего орете на весь подъезд? Пацану небось даже подслушивать не надо, все и так слышно.

– Ничего… – я шмыгаю носом.

Гадский Бергман все испортил.

Олег оценивающе разглядывает нас обоих и приходит к какому-то выводу.

– Яна, я могу отвезти тебя домой…

А он не дурак.

Но не успеваю я ответить, как Герман рыкает:

– Я сам!

И захлопывает перед Раевским дверь.

Совершенно злой он поворачивается ко мне, и я даже раздумываю пускать слезу.

– Ты... Я сейчас соберусь… – нервно сглатываю я.

– Не спеши, – шипит он. – Сначала я кое-что проверю.