Текст книги "Любовь под бой курантов (СИ)"

Автор книги: Елена Полярная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 20. Накрылася ёлка звездою

Все, что под ногами таяло и киселилось в последние дни, прихватывает морозцем, и оно превращается в опасный для дамочки на каблуках каток. Можно было и не задерживаться специально – так медленно я еще никуда не добиралась.

Если бы я назначила встречу на другом конце города, но поехала бы на такси, я бы успела вовремя. А так я успела только разозлиться окончательно. Ну и отморозить задницу. Потому что ноги я все-таки побрила и напялила чулки.

В общем и целом, я вырядилась максимально закрыто и между тем, не оставляя простора фантазии. Спецом нашла платье, которое не решилась надеть на последний корпоратив, ибо с момента его покупки я похорошела килограмм на пять.

А сегодня я пришла к выводу, что эти килограммы натягивают платье в удачных местах, поэтому, снимая тонкую дубленку, я нарочно выгибаюсь, усиливая эффект. Правда, этот призыв достается кому-то, сидящему почти у самого входа в зал. У мужчины падает вилка из рук, но я не могу оценить, кого я сразила наповал, ибо замечаю уже дожидающегося меня Диму и двигаюсь к нему походкой от бедра.

Димка, как всегда, выглядит весьма сокрушительно, я же сокрушительна вполне умеренно, но тоже ничего. Это мне подсказывает голодный взгляд, застревающий на всех моих выпуклостях. Задница так вообще чуть не задымилась, пока мне отодвигали стул.

– Я заказал твое любимое вино… – начинает Дима, и меня все-таки пробирает. Голос у него шикарный. Я поначалу на него и купилась.

Чтобы прекратить эту вакханалию вылупившихся мурашек, я резко обрываю эти бесполезные попытки напомнить мне, как он хорошо меня знает.

– Дим, ближе к делу, – я изображаю наиболее скучающий вид и полное отсутствие интереса.

– Я…

Но Диму опять прерывают, впрочем, уже не я, а звонок мобильника.

Лосев смотрит на экран и его перекашивает. Трубку он не берет, лишь выключает звук. Могу поспорить, что это Наташка.

– Приглашения давай, – с усмешкой командую я, давая понять, что я обо всем догадываюсь.

Димка достает из внутреннего кармана пиджака и протягивает мне конверт, украшенный белыми искусственными цветами флёрдоранжа и невыносимо благоухающий приторными Наташкиными духами.

Мобильник все еще жужжит и елозит на столе, но Лосев его игнорирует.

– Ну-с, я тебя слушаю, – подталкиваю я Димку.

– Ян, я не знаю, с чего начать…

– Ты всегда долго запрягал, зато кончал слишком быстро, – отзываюсь я.

Честно говоря, я преувеличиваю, однако, какая женщина осудит меня в этой ситуации?

– Вот поэтому мы и не нашли с тобой общий язык, – вскипает Димка.

– Потому что ты – скорострел? – уточняю я.

– Нет, потому что ты – язва!

– Зато Наташенька мягко стелет. Чужим парням. Да?

– Ты обещала меня выслушать!

– Но не обещала сдерживаться, – пожимаю я плечами, на мой взгляд, правда на моей стороне. – Вперед, изливайся. Я жду.

Набрав в грудь воздуха, Лосев продолжает:

– Ты же понимаешь, что в сложившейся ситуации я обязан был жениться на Наталье. Как честный человек…

В этом месте я закатываю глаза.

– Скажи мне, честный человек, как долго ты драл ее в своих командировках, пока она не залетела, а?

– Я не знаю, как это произошло! Я всегда предохранялся!

– Бог шельму метит, Димочка, – ехидно подсказываю я и на секунду замираю, услышав в своем голосе Бергмановские интонации. – Ты меня, что ли, позвал поплакаться? Можешь это сделать Наташкиному отцу, но советую дождаться, когда он уберет в сейф свой дробовик.

– Нет, – вздыхает Лосев, осознав, что я планирую и дальше точить на нем коготки. – Я хочу предложить тебе… не прекращать общение…

Я ошалело хлопаю ресницами, нехило прихренев от подобного заявления.

– Ты меня в любовницы, что ли, таким образом зазываешь? – осторожно интересуюсь я, остро сожалею, что нам еще ни одного блюда не приносили.

– Да… Нет… Не знаю. Но может быть, ты готова подождать?

Я аккуратно откладываю столовые приборы, которые как раз на столе присутствуют, особенно нож манит. А ну как я прирожденный Фаберже?

– Подождать чего? – продолжаю выяснять я. – Развода? Совершеннолетия ребенка? Твоей пенсии? Чего ждать-то? А главное, зачем бы мне эта канитель?

– Нам же было хорошо вместе, – Димка подпускает поволоку во взгляд и накрывает мою ладонь, лежащую на столе, своей рукой.

Гипнотизируя мои губы, он решается наконец что-то озвучить.

– Мы…

Я уже на низком старте коплю яд для плевка или укуса, это как повезет.

Но неожиданно на стол падает тень, и Лосев наконец отвлекается от моей небесной красы и поднимает глаза на подошедшего.

– Звезда моя, с кем это ты ужинаешь? – саркастичный вопрос сопровождается демонстративным поцелуем в щеку и поглаживанием у меня между лопаток.

Охренеть! Он каждый раз будет проверять наличие на мне лифчика?

Совершенно неподготовленная к появлению Бергмана, я ляпаю:

– Это последний русский…

И горячий шепот опаляет мне ухо. Задевая губами сережку, Герман обещает:

– Звезда тебе.

Глава 21. Пугающая неопределенность

– А кто у нас такой красивый?

– Это ты мне? – подозрительно уточняю.

– Нет, – Медведева безжалостно разбивает мои надежды. – Кошка пришла.

– Могла бы и соврать, – ворчу я.

– Ты не отвлекайся, дальше-то что? Он тебя раскусил?

– Я не знаю-у-у… – душераздирающе скулю я, из последних сил борясь с желанием закурить. Как, однако, несвоевременно я бросила… Кто ж знал-то? – По его породистой морде хрен поймешь.

– Да ты, небось, опять не на морду смотрела, – фыркает Алка. – Все веришь в легенды про длину пальца. А еще медик.

– А как еще мне прикажешь искать своего суженого? Ну должны же быть хоть какие-то приметы, что мужчина перспективный, – огрызаюсь я. – Не туфельку же ему мерить.

– Ну так и хватай за самое главное, – паскудно хихикает эта зараза, а я мгновенно вспоминаю казус в машине Бергмана.

И как-то мне сразу не по себе.

Волноваться я начинаю.

Почему-то.

Прям даже и не знаю, с чего бы.

– Иди в жопу, – с чувством посылаю я ехидну, будто это она виновата в моем фиаско и некоторых неудовлетворенных желаниях.

– Так ты расскажешь, чем вчера все кончилось? Или мне готовить дыбу?

– А я зачем звоню по-твоему? Расскажу…

Пообещав мне красочное будущее, Бергман, не церемонясь, выдвигает себе стул и без всякого приглашения присоединяется к нашей теплой компании.

– А ты сам тут как оказался? – наконец беру я себя в руки.

– Я с младшей сестренкой зашел кофе попить, – на сером глазу врет кобелина, у которого ни одной сестры, ни младшей, ни старшей, а только брат-археолог.

– Так чего ж она не подошла поздороваться? – сверлю я Геру пытливым взглядом, подозревая, что как раз эта «сестренка» сегодня домогалась по телефону его внимания. Голос у нее еще такой. Шлюший.

– Ей пора было убегать, так что она уже в такси, – невозмутимо отвечает Бергман.

Хренасе. Быстро он сплавил девицу. Или она уже ждет его в постели?

Черт, а я даже ее и не видела. Что я Алке рассказывать буду? Кому кости перемывать?

Скрипнув зубами, я вспоминаю об этикете:

– Знакомься, дорогой. Это Дмитрий. Дима, Герман – мой… э… – у меня все никак не получается подобрать определение для наших отношений с Бергманом.

– Мужчина Яны, – приходит он мне на помощь, протягивая руку Диману для рукопожатия. – Я правильно понимаю, вы и есть счастливый жених, к которому мы приглашены на свадьбу?

Смотри-ка. Глазастый. И памятливый. Запомнил Димкину фотку.

Немного стушевавшийся Лосев кивает:

– Приятно познакомиться, но мне тоже уже пора бежать, – скомкано сливается товарищ. – Хорошо вам посидеть…

Внутренний голос ехидно отмечает, что, кажется, сегодня мне никаких предложений озвучивать не будут. Диман выглядит уже совсем не таким уверенным, что «нам же хорошо было вместе» – теперь достаточный аргумент для убеждения.

Холеный Дима на фоне матерого Бергмана как-то блекнет.

И вроде уже не такой уж и высокий, и плечи у него шириной уступают, и губы у Бергмана красивее… Герман, пожалуй, выглядит мужественнее.

Так что, Димочка, увянь.

Я испытываю одновременно и злорадство, и страх.

Вот сейчас Лосев скроется за дверями кафе, и останусь я один на один с Бергманом, который смотрит на меня таким взглядом, что я готова наложить в штанишки.

– И как ты мне это объяснишь? – оправдывая мои опасения, сурово вопрошает он, когда мы остаемся вдвоем. – У мамы, к которой ты так спешила, потрясающая щетина…

Я нервно запиваю нагрянувшую панику вином, своевременно принесенным официантом.

– Это не то, что ты…

– Нам предстоит серьезный разговор, Яна, – мрачно предрекает Бергман, окидывая меня тяжелым взглядом.

Как бы невзначай он задерживается глазами на моей укладке, накрашенных губах, игриво поблескивающих сережках…

Мляяяять…

– Прямо сейчас? – пищу я и стараюсь оттянуть момент казни, живо припоминая обещанный Элей армагеддон, когда Бергман узнает правду. – Мне надо к маме…

Герман фыркает.

– А у этой мамы усы или бакенбарды?

Я залпом допиваю оставшееся вино в бокале.

Пиздец котенку.

Меня накажут.

– Не-е-ет, – блею я и краснею.

Отчего-то фантазия подкидывает мне парочку вариантов наказания, от которых я бы не отказалась.

– «Не-е-ет», – передразнивает меня Бергман. – Ты вообще понимаешь, как ты встряла?

Повисшая пауза доводит меня почти до инфаркта.

У меня все холодеет внутри. Раскусил. Поймал на горячем. А вина был только один фужер.

Но прежде, чем я начинаю каяться, Герман продолжает:

– Ты нарушила столько пунктов нашего договора, что ты мне теперь должна, как земля колхозу, Левина.

Я хлопаю глазами. Какие пункты? Что я там нарушила?

Так. Стоп. Проблема только в этом? Или не только?

Вглядываюсь в лицо Бергмана, но ему только в покер играть. Кроме азартного блеска в глазах ничего не видно. И не поймешь, ему просто хочется потыкать меня носом, или он будет мстить за мой маскарад.

– Значит, так. Ты, я смотрю, уже приняла на грудь, поэтому разговор откладываем на завтра…

Не разберу даже, я испытываю облегчение, что чихвостить меня будут не сегодня, или ужас от того, что в неизвестности мне придется пробыть аж до завтра.

Прям хоть сейчас сдавайся.

– Сейчас я отвезу тебя домой, надеюсь, что небритые мамы у тебя кончились. Жду тебя завтра с твоим экземпляром договора у себя в шесть часов вечера. Запомнила, Левина?

Я кисло киваю:

– Поняла. Завтра в шесть на Ленинской с договором.

– Нет, Яночка, – похабно склабится мерзавец. – Не на Ленинской. Для серьезных встреч у меня есть другая квартира. Адрес скину. Отрабатывать будешь там.

Глава 22. Ожидание последствий

– Ну и? – не унимается Медведева. – Дальше-то что?

– А дальше он довёз меня до дома, спросил, где окна, и потребовал, чтобы я посигналила ему светом. Я проверяла. Бергман потом ещё полчаса стоял под окнами.

– Ха! Сто пудов, проверял, не рванешь ли ты к Димасику!

– Ну этого Димасика в жопу. Я вчера так психанула, что нажралась селёдки на ночь, и его приглашение заляпала. Че делать-то?

– Полить его еще и пивом, – вносит Алка непрошенный конструктив.

– Да я не про то… – вздыхаю я.

Пива захотелось. Похоже, Герман пьяненьких не ругает. Идея, блин.

– Я поняла, что не про то. Ты договор перечитала? – строго вопрошает подруга.

– Пыталась, но ты же знаешь, у меня от этих терминов сразу все перед глазами расплывается, и в голове начинается белый шум. Я так и не смогла толком продраться сквозь эти дебри…

– И в кого-то ты у меня такая? – вздыхает Медведева, юрист по первому неиспользуемому образованию.

– В тебя?

Алка закашливается.

– И что? Никаких намёков, что ты там запорола?

– Пусто, как в вакууме.

Медведева вздыхает:

– Дай хоть потом почитать… Слушай, раз он тебя вчера еще полчаса караулил, значит, к бабе той не поехал…

– Или поехал, или не к той, – не верю я в Бергмановский аскетизм.

– Лучше бы поехал. После бабы добрее будет, – фантазирует Медведева. – И вообще я не понимаю, что у вас там за договор? Какая-такая отработка? Полы, что ли, мыть заставит?

– Нет, уж лучше я телом… – ненавижу мыть полы.

– Не вздумай, – рявкает Алка. – До Димкиной свадьбы тебе с Бергманом нельзя!

– Почему именно до Димкиной свадьбы? – заинтересовываюсь я.

– Потому что кровать ломать вы будете всего два дня, а рыдать ты потом будешь два месяца. А с грустной рожей на Наташкину свадьбу – это только ее порадовать!

– И ничего-то мне нельзя, – горюю я.

– И ноги не брей, – Медведева по-прежнему настаивает на самом надежном способе контрацепции. Волнуется.

– Да поздно, – скрепя сердце, признаюсь я. – Ещё вчера побрила.

Алка на мое признание цветисто ругается, да так, что заслушаешься. Дочь профессора филологии.

– Тогда держись за трусы.

– Как?

– Двумя руками! И джинсы надень самые узкие.

Точно. Лайфхак номер два.

Узкие джинсы-резинки элегантно и соблазнительно ни за что не снимешь.

Может, конечно, есть уникумы, но лично я стаскиваю их, наступая одной ногой на соседнюю штанину и коряво задирая ноги.

Нормальная женщина на первый секс в них точно не пойдет.

– Ты так говоришь будто я на оргию собираюсь, – ворчу я. – Я не собираюсь спать с Бергманом.

Хотя уже и не так чтобы против. Алке я этого не озвучиваю, но она и так догадывается.

– А чего тогда ноешь?

– Стыдно. Вдруг он меня все-таки раскусил? Непохоже, но вдруг?

– Дави на жалость. Растопи его сердце.

– Боюсь, оно у него каменное, – вспоминаю я, как он по телефону отменял свои свиданки.

– Может, у него ещё кое-что каменное. Профессия обязывает, – не удерживается от ехидных намеков Медведева.

– Он ювелир, а не геолог! – фыркаю я.

– Ещё лучше, – ржет зараза. – Нефритовый стержень...

– Слышь, ты, знаток китайской эротической прозы, – вскипаю я, сидящая на голодном пайке. – Ты знаешь, кто? Ты стерва!

– Я – персик, – не соглашается она.

– Ты – метис.

– Короче, ты вчера по стобалльной шкале насколько вырядилась?

Прикидываю в уме:

– На восемьдесят пять.

– Перестаралась. Жирно Лосеву восемьдесят пять, надо было на семьдесят и хватит. Ладно. Сегодня сделай на шестьдесят. В баре ты светанула на сотку, но там было темновато. Авось не признал. Гера все-таки неновый уже. Может, у него уже близорукость.

Я тут же вспоминаю, как он в три секунды разглядел родинку над левой грудью, определил размер бюстгальтера. Почему следом за этим припоминаются поглаживания по спине, случай в тачке, как он меня в прихожей Розы Моисеевны зажимал, и меня накрывает весь каскад неположенных эмоций.

И пальцы у него длинные. Перспективные…

При мыслях о руках Бергмана внизу живота подозрительно тянет.

Блядь, как ехать-то?

Он такой весь будет меня чихвостить, носом в договор тыкать, а я слюни пускать. Витаминов мне надо. Е-Б-Ц. Полный комплекс. Месячный курс.

Телефон возле уха жужжит.

– Погоди… – торможу я Медведеву. – О! Адресок скинул... Ах он гандон! – взрываюсь я.

– Чего? Че там? Он тебя в мотель зовёт?

– Нет, – скриплю я зубами.

– В баню?

– Нет…

– Блядь, да, куда? В цирк? Выступать под куполом? Хорош интригу разводить! – психует жертва любопытства.

– На хатку бобра. Знаешь, адресок-то недалеко от той кафешки.

– И что? – не сразу врубается Медведева.

– Все у Германа Александровича на мази. Он в ту кафешку бабов водит, ужинает и в квартирке рядом в койку укладывает!

– А тебе то что? – не понимает она моих переживаний.

– Не знаю, но бесит.

И бесит-таки довольно сильно.

– Так, моралистка, угомонись. Суй свои бритые ноги в скиннис. Через сколько казнь?

– Через час.

– Ага. Звони. Желательно с места событий, но я, так уж и быть, подожду, – и, похихикивая, эта стервь отключается, оставляя меня кипеть в одиночестве.

Чуть не забыв дома договор, на наличии которого так настаивал Герман, я уговариваю себя двинуться навстречу пиздецу. А что он будет, сто пудов. Не важно. Узнал меня Бергман или нет. Договор, кстати, вчера тоже пострадал, но селедкой он пахнет не так заманчиво, как приглашение на свадьбу Лосева.

Через час я прохожу через просторный холл дома по присланному Бергманом адресу и под бдительным взглядом консьержки вызываю лифт.

В кабине меня слегка потряхивает. Когда я позвонила в домофон, голос Германа был очень суров. Я рассматриваю себя, пытаясь понять, какой меня видит Бергман, но сдаюсь.

На двенадцатом этаже всего три квартиры, и дверь нужной мне уже гостеприимно приоткрыта.

Ладно. Где наша не пропадала. Выкручусь. И останусь при кавалере на Димкину женитьбу.

Меня никто не встречает, но услышав клацание язычка замка, откуда из глубины квартиры до меня доносится:

– Левина, проходи. Я почти готов.

Снимаю сапоги и пальто. Тапочек не предусмотрено. Небось неэротично на девочках смотрятся. Ну, полы вроде теплые и чистые.

Бреду на запах кофе и логично попадаю на кухню. Там пусто, но кофеварка еще шипит.

– Ты куда-то не туда пришла, – слышу я из-за спины Бергмана.

Развернувшись к нему, я цепенею.

Матерь божья! Держи меня семеро!

Герман Александрович явно только что из душа. В одном весьма скромном в своих размерах полотенчике на бедрах. На плечах его еще искрятся в электрическом свете капли воды, и некоторые особенно наглые из них стекают по мощной рельефной груди на плоский в кубиках пресса живот.

Я неконтролируемо сглатываю.

– Ну, что, Левина? Я готов. А ты?

Глава 23. Прогрев целевой аудитории

Не обращая внимания на моё состояние, Бергман, придерживая одной рукой короткое полотенце, еле сходящееся на узких бёдрах, проходит к кофеварке.

Видя, как при любом движении жгуты мышц напрягаются и скрываются под белой тканью, я без труда могу в своем воображении дорисовать, как выглядит Герман без всего.

Более того, я впервые понимаю мужиков, которые пялятся на мини-юбки на улицах: с каждым шагом полотенчик чуть-чуть сдвигается, и, кажется, вот сейчас я вижу самое главное… Это гипноз.

Сокрушительный эффект не пропадает, даже когда, наливая кофе, Бергман поворачивается ко мне спиной. Она шириной со столешницу, и, пожалуй, я бы на ней полежала. Она такая блядско-матёрая, накаченная, с просушенным рельефом.

И меня капец как триггерит толстая короткая серебряная цепочка на мощной шее. Еле удерживаюсь от стона. Бергман – секс-машина, животное. Это видно невооруженным взглядом. Вот не удивлюсь, если все это мышечное богатство – заслуга не спортзала, а акробатических этюдов в постели. Есть пара поз, практикуя которые достаточно часто, достичь подобного результата не сложно…

– Тебе налить чего-нибудь? – не оборачиваясь, спрашивает Бергман.

– Вод… вод… – хриплю я.

– Воды? – приподняв четкую бровь, уточняет Герман, и, дьявол меня раздери, если его глаза надо мной не смеются.

Вообще-то, я имела в виду водку. Ну, пусть будет воды.

Кивком подтверждаю согласие, пока не уверенная, что мне стоит открывать рот. Вечер перестает быть томным.

Так вот ты какой, хороший еврейский мальчик.

Ну, мамочка!

– Тебе в стакан? – он указывает на стоящие рядом стеклянный бокал и умилительную эмалированную кружку с муми-троллем на боку.

Тянет ответить: «Не надо, я так слизну», но я сдерживаюсь.

Кажется, понемногу начинаю приходить в себя.

Или нет.

Герман протягивает мне стакан, и у него вид змея-искусителя, впаривающего Еве яблоко греха.

Наши пальцы соприкасаются, и меня прошивает электрической молнией от пальцев вниз, туда, где все сладко сжимается. Его руки такие горячие, они манят проверить температуру всего тела Бергмана. Так ли он горяч?

Сердце заходится в волнительном стуке, шумит в ушах и пересыхает во рту.

Почему-то это легкое прикосновение намного более интимно, чем то, когда я подержалась за член.

Мгновение, и насмешка в серых глазах, тая, уступает место чему-то тяжёлому, тёмному, животному. Внутренняя самка уже готова игриво убегать, но не слишком быстро, а чтобы догнал, навалился и сзади…

Ох… Жарко.

Дрогнувшей рукой, я подношу стакан ко рту и жадно пью. Герман скользит взглядом от моих губ по горлу, ключицам и ныряет в скромный треугольный вырез джемпера, где виден лишь намёк на ложбинку.

Словно рукой погладил. Будто откликаясь, у меня напрягаются соски. Даже не буду опускать глаза, чтобы проверить, выщелкнулись ли они на обозрение Бергмана, хотя очень хочется посмотреть на провокационное полотенце. Там должно быть отчётливо видно, как Герман отнёсся к результатам осмотра.

С влажных волос Бергмана срывается очередная капля, разрывая наш затянувшийся зрительный контакт, похожий на прелюдию.

Первым стряхнув с себя этот морок, Герман прищуривается на меня:

– Пора углубиться в наш договор.

Да что ж ты делаешь, подлец?

– Прежде, чем углубляться, – нарочито бодро говорю я, – тебе стоит принять подобающий вид. На тебе слишком мало одежды.

– Или на тебе слишком много, это как посмотреть. Все ведь зависит от сферы, в которой лежат наши интересы… – многозначительно произносит он, отпивая из крошечной чашечки для эспрессо, смотрящейся в лапище Бергмана почти нелепой.

Я вижу, что он меня подкалывает, намеренно провоцирует. Но вот на что?

– А прикрываться ты будешь договором? – допытываюсь я.

У Германа на роже написано, что прикрываться он не привык.

А мне что делать, если даже от вида тёмных волосков на его запястьях меня потряхивает?

– Иди в комнату, – усмехается он. – Я сейчас догоню.

И это «догоню» настолько многообещающее, что я позорно дезертирую без всяких возражений.

Плутать не приходится. Бергман таки имеет студию.

Скотски огромная жилая комната превосходит размером всю мою квартирку. Буржуй. Ну посмотрим, как живут миллионеры, раз меня не пустили в квартиру на Ленинской.

Так-так-так. Что тут у нас?

Нет, блин, ну а я что говорила? Обстановка самая что ни на есть «деловая».

Траходром на восемь полос по числу посадочных мест занимает центральное место. В прямом смысле слова. Заправленный бархатистым черным покрывалом монстр мебельной промышленности установлен посередине комнаты. Несколько подушек в тон разной формы разбросаны по нему в художественном беспорядке, но по кровати не похоже, что Бергман принимал душ сразу после активного отдыха. Подушки, разумеется, для красоты, а не чтобы подкладывать под… гхм…

Что тут еще? Минибар, большое кресло, за той панелью, похоже, встроенный шкаф, пара пуфов, черные плотные портьеры, подставка с подсвечниками… мягкий ворсистый коврик у постели и тумба, на которой лежат какие-то мужские мелочи и стоит флакон с массажным маслом.

Мои мозги, вывихнутые сегодня напрочь в неправильную сторону, подкидывают мне картинки, как я, сидя верхом на обнаженном теле, оставляю дорожку из капель масла на мускулистой спине… или как широкие ладони проводят вдоль моего позвоночника от самой шеи вниз к талии и завершают все дружеским крепким пожатием ягодиц.

Блядь!

Надо отвлечься.

Так, а в тумбочке у нас что?

Но сунуть туда нос мне не даёт возможности возвращение Бергмана.

И если я надеялась, что он приоденется, то все зря, Герман по-прежнему в полотенце, но с договором. Правда, сейчас я уже вижу, что что на тёмном покрывале лежат какие-то штаны. Это вселяет в меня надежду.

Мимо меня, обдавая горьковатым запахом геля для душа, Бергман проходит к кровати и, бросив договор на постель, тянется к тумбе.

Полотенце, не удерживаемое более никакими обстоятельствами, падает к ногам Германа.

А этот мерзавец, стоя ко мне спиной абсолютно обнаженным, не торопясь, надевает… часы!

Я пожираю глазами упругие ягодицы с ямочками, узкую талию, не в силах отвести взгляда.

И меня чуть не застукивают на горячем.

Бергман разворачивается за брюками и оказывается ко мне… гхм… лицом.

Я мгновенно задираю голову вверх, делая вид, что ни хрена не рассматривала его задницу. И охреневаю.

Потолок зеркальный.

Весь.

Бергман надевает спортивные мягкие штаны прямо на голый зад, и, как на грех, он не выглядит приличнее ни на йоту.

Пошуршав бумажками, Герман усаживается на постель и хлопает по покрывалу рядом с собой.

– Левина, пришла пора отвечать за свои косяки.