Текст книги "Любовь под бой курантов (СИ)"

Автор книги: Елена Полярная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16. Женская солидарность

Сказать, что я охренела, не сказать ничего.

Какая наглость хватать меня за грудь без всякого эротического подтекста!

Я специально прислушиваюсь к своим ощущениям.

Он деловито шарит и ощупывает меня.

Серьезно, Бергман просто проводит розыскные мероприятия!

Ах ты подлый фетишист!

Лифчик ему важнее!

В баре он тискал меня совсем по-другому.

Ни одна женщина не простит такого пренебрежения к своим прелестям, и я не исключение.

У меня на языке уже вертится подходящая гадость, но вселенная решает отомстить за меня сама.

– Дядя? Кого ты там жамкаешь? – грудной девичий голос веселится позади Германа. – Не староват ли ты для обжимашек в темном коридоре?

Да! Так его! Не знаю, кто ты, прекрасная дева, но я тебя уже люблю!

– Мерзкий подкидыш, – шипит разъяренный Гера. – Ничего я не перепутал. Я уже достаточно большой, и мне уже все можно!

– Об этом все соседи в курсе, – язвит та, которую мне по-прежнему не видно за широченными плечами. – Боюсь, ба не придет в восторг, если ты продолжишь… Ты и мне наносишь непоправимую психологическую травму своей возней.

Бергман с сожалением отрывается от увлекательной игры в детектива.

– Если это для тебя уже психологическая травма, то передай мои соболезнования Раевскому.

– Сам и передашь, он тут. Они с бабушкой уже довели друг друга до белого каления, так что не стоит усугублять. Теперь твой выход.

– Эля, не беси меня! У тебя для этого есть Раевский, а у меня для этого – Левина!

– Кто есть Левина? – любопытствует, как я припоминаю, племянница, на которую возлагались демографические надежды Бергмана.

Осознав, что досужая родственница не отстанет и не даст ему наконец разобраться с лифчиком-Гудини, Герман, скрипнув зубами, в конце концов отодвигается и перестает заслонять обзор.

– Знакомься, Яна Левина – восходящая звезда романсов девятнадцатого века и прочих пыточных талантов.

О божечки, мне наконец удается нормально вдохнуть, тем более, что слово, я так понимаю, предоставляется мне:

– Стоматолог я, здрасти, – выдыхаю я, стаскивая вязаную теткину шапку с электрическим пощелкиванием и являю миру две куцые и лохматые косицы.

Взгляд, брошенный мельком в зеркало, подтверждает мои догадки: выбившиеся из убогой прически волосы наэлектризовались и стоят дыбом.

Зато брошь из чешского стекла на месте и сверкает, как никогда.

Должна же была я украсить монашеский наряд, выбранный Бергманом.

Эля, разглядев меня в скудном освещении прихожей, приподнимает брови:

– А ты, похоже, небезнадежен. Движешься в правильную сторону, но эта все равно слишком молоденькая. Тебе бы постарше. Лет на десять.

Давай, Эля, куси его, куси!

– Мумии – это к твоему отцу, у меня другая специализация, – рявкает Бергман.

– Не повезло вам, Яна, с моим дядей, – наигранно сокрушается Эля, сдувая рыжую прядь с лица. – Хотите я вас с нормальным мужчиной познакомлю?

– Эля!

– Что, Эля? Иди выполняй сыновний долг, а мы с Яной попудрим носики и присоединимся.

– Какой еще сыновний долг? Цветы я утром подарил, денег перевел…

– Да иди уже, ба с Олегом доведут друг друга до инфаркта, они уже час упражняются в острословии. Отлепись ты от девушки, – Эля ненавязчиво оттирает от меня Бергмана.

Она, кстати, тоже явно без лифака. Но ей он почему-то нотации не читает! Раз ей можно, то и мне! Я можно сказать влилась в семью, как родная!

– Если она начнет петь, зови на помощь, – фыркает Герман. – Я пришлю Раевского.

Меня, разумеется, сразу тянет спеть, но Эля мне вроде ничего плохого не сделала, поэтому я сдерживаюсь.

Бергман опять сверлит меня подозрительным взглядом, словно ожидая, что я вот-вот выкину какую-то пакость.

С его стороны это настоящее свинство. Если не считать первой встречи, то я веду себя идеально, не то что некоторые.

– Ну и чего ради этот спектакль? – глядя дяде вслед, спрашивает меня Эля.

– Не понимаю, о чем ты, – делаю хорошую мину при плохой игре.

– Я про жуткий причесон, запудренные брови, шапку, из которой вот-вот выпорхнет моль…

– Я… – лихорадочно пытаюсь придумать, что бы такого соврать в оправдание.

– Я лечу зубы в «Тридцать три» у Антона Дмитриевича, и тебя, Яна, я помню очень хорошо. Память у меня фотографическая. Я – фотограф.

– Ты…

– Не выдам я тебя, – со смешком успокаивает меня Эля. – Но хотелось бы знать, на что я подписываюсь. Дядю давно пора щелкнуть по носу, и я чувствую в тебе потенциал. Но ты мне сейчас все выложишь.

Выложу, куда я теперь денусь.

Глава 17. Сложные семейные отношения

– Свадьба бывшего – уважительная причина почти для любого безумства, – соглашается Эля. Услышав мою возмутительную историю, она относится к моему маскараду не только с пониманием, но и одобрительно.

Закрывшись на кухне, мы шушукаемся.

Нормальная девчонка, и к дяде у нее тоже какие-то претензии. В общем, мы находим общий язык.

– Строго говоря, – вздыхаю я, – я не планировала обманывать Германа так долго. Не рассчитывала, что за первой встречей последует вторая. Если бы не Роза Моисеевна, скоммуниздившая мои перчатки…

Элька похохатывает:

– Ты просто не знаешь мою ба так хорошо, как я. Если она за что-то берется, то доводит до конца. Я, пожалуй, ее единственный прокол, да и то только наполовину. Предложение руки и сердца я все-таки получила, просто кандидат в мужья другой. В глубине души ба довольна, но никак не может смириться, что вместо хорошего еврейского мальчика у меня Олег, который за словом в карман не лезет и вообще не великий любитель церемоний. Про этикет он вообще слышал только в школе и считает чем-то вроде мифов Древней Греции.

– Я ведь все сделала, чтобы не понравиться не только Гере, но и Розе Моисеевне… – тоскливо жалуюсь я.

– Ты стреляла в молоко, – хлопает меня по плечу Эля. – Своим невзрачным видом ты запала ба в душу. Неужели ты думаешь, что у дяди раньше не случалось серьезных романов? Бывали. Но после знакомства с бабушкой все шло крахом, потом дядя Гера перестал знакомить с ней своих девушек, а теперь и вовсе втянулся в ненапряжные отношения. А вот если бы ты показала себя с выгодной стороны, скорее всего, тебе бы отказали от дома. Дядя любит ярких женщин.

– Какая непоследовательность со стороны Розы Моисеевны…

– Ты не понимаешь, – заливается Эля. – Это другое. Дива в семье должна быть одна. Слава богу, моя мать не претендовала на главные роли на семейных подмостках, поэтому отношения у них относительно ровные. Мама подложила бабушке Розе другую свинью, согласившись мотаться с мужем по миру, и у ба не оказалось возможности вмешиваться в их жизнь ежедневно. Зато, когда они возвращаются с раскопок, у бабушки праздник. С ужасом жду их следующего приезда.

– Ну и ладно, Герману-то я не понравилась, – приободряюсь я. – Вообще, мы живем в двадцать первом веке. Насильно нас вместе быть не заставят.

– По первому пункту, я бы не была так уверена, – усмехается член фееричной семьи. – Уж больно резво дядя тебя щупает. Но даже при таком раскладе у тебя был шанс отбиться, слово «свадьба» способно охладить самый сильный пыл Германа Бергмана. А вот по второму пункту… Бабушка – опытная интриганка, чего стоит только гипюр…

– Какой гипюр, – не въезжаю я.

Она отмахивается.

– Не важно. Просто судьбоносный гипюр.

В дверь кухни скребутся.

– Девочки, – до нас доносится контральто Розы Моисеевны, – если вы еще не съели там все, захватите с собой рыбу и сок.

Мы обе вздрагиваем и переглядываемся.

Кажется, Эля успешно демонизировала свою бабушку.

– Ты же меня не выдашь? – шепотом уточняю я.

– Не сейчас точно, – честно отвечает Эля. – Но в один прекрасный момент я могу не выдержать, так что ты, давай, шустрее. Уж больно мне хочется посмотреть на лицо дяди, который поймет, ради кого он отменялся своих девиц и кого пас по барушникам. Я уверена, всем будет пиздец, выживут немногие, но это того стоит.

– И соусник! – прерывает наш заговор напоминание из-за двери.

Так. Похоже, именинница нас настойчиво выковыривает.

Нагрузившись по заказу бабушки Розы, мы кочуем в гостиную. Собственно, гостей немного: сама Роза Моисеевна, еще одна бодрая бабуська, которую мне представляют, как Раису, Герман и Эля с Олегом.

Сборище весьма колоритное. Приглядываюсь к Раисе и понимаю, что это скорее всего она нашептала моей бабушке или маме, что Гера – хороший вариант для такой старой девы, как я. Ладно, Раечка, мы с тобой еще сочтемся.

Олегу я не очень интересна, его больше занимает Эля и то, как она успокаивающе поглаживает его по коленке под столом, заставляя Розу Моисеевну поджимать губы. Походу, Раевскому нравятся и поглаживания, и недовольство юбилярши.

А вот Герман с момента моего появления в комнате следит за мной неотрывно. Мне даже становится немного не по себе. Особенно, когда его взгляд застревает то на моих губах, то на незакомуфлированных глазах, но на, черт ее подери, брошке из чешского стекла.

Ну не может же он до сих пор горевать о ненадетом мною лифчике?

Или может?

Старшее поколение нагоняет на меня тоску.

Здесь явно на меня возлагаются матримониальные надежды, и, судя по комментариям Розы Моисеевны, наше с Бергманом мнение никого не волнует. Бабки переглядываются со знакомым блеском в глазах.

«Я же говорила, хорошая девочка», – посылает Раиса Розе.

«Да. Врач опять же. Берем».

Если это не первая попытка взяться за Геру, то я понимаю его резко негативный настрой. Моя мама в свое время тоже активно сводничала, но потом вроде смирилась и завязала. То есть это я так думала, а она возьми и подкинь мне Германа Александровича, постоянно разглядывающего меня в неглиже. Я бы и сама с удовольствием посмотрела на него без одежды, а то только пощупать удалось…

Ой.

Кажется, задумавшись, я не совладала с лицом.

Бергман, смотрит на меня, приподняв брови.

А Роза Моисеевна уточняет:

– Что пощупать, Яна?

Ой, бля… Я вслух сказала? Знать бы еще, все предложение целиком или только его заключительную часть.

– Кружева, ба, – давясь смехом, отвечает, похоже, догадавшая о моих мыслях Эля. – Воротничок у тебя изумительный.

Она указывает на действительно красивый ворот блузы бабушки Розы.

– Ручная работа, да… – с сомнением глядя на меня, хвалится Роза Моисеевна. – А я уж подумала… Ты, Яночка, так на Геру смотрела, что я подумала, пора подавать второе…

Нет, я не покраснею, не покраснею. Ни за что!

Раевский, пытающийся не заржать в голос, приходит мне на помощь:

– Как вам в нашем теплом семейном кругу?

– Э… Весьма… – я стараюсь подобрать цензурное слово, но у меня определенно возникают с этим проблемы. Недосып и легкое похмелье не располагают к политесу.

– Некоторые еще не вошли в него, – ворчит Роза Моисеевна с толстым намеком, что, будь ее воля, этого бы никогда не случилось.

– Ну раз уж мне повезло, и я совратил Элю Давидовну, то теперь уж никуда не деться, – нагло троллит бабушку Раевский.

– Бесстыдство – это проблема современного поколения, – морализаторствует она. – Я хотя бы воспитала порядочную внучку. Нынешние девицы – это ужас! Для них постель без брака – это ничего особенного!

В этом месте тирады Бергман мечтательно закатывает глаза. А Роза Моисеевна не унимается.

– Кругом сплошные хищницы. Мальчику из хорошей с семьи с правильными ценностями очень тяжело в таком окружении.

Эля стучит закашлявшейся мне по спине.

Это я подавилась, представив, как хороший мальчик Гера, ростом не меньше ста девяносто сантиметров, в плечах почти метр и имеющий, бог его знает, сколько еще интересных сантиметров, отбивается от обнаженной фемины с фразой «только после свадьбы»!

– Хорошо, что в этот раз Герочке повезло, и ты не из таких, Яночка! – заканчивает бабуся свою речь, а я весьма живо припоминаю, как в темном переходе бара вполне бодро забиралась к Бергману под одежду.

– Ага, – поддакивает Олег. – Если будешь продолжать в том же духе, Яночка, тебя позовут и на следующую проповедь.

Да уж.

Мне на выручку снова приходит прогресс. Из прихожей, где я оставила сумку, раздается звонок моего телефона.

Извинившись, я спешно дезертирую из зоны боевых действий.

Однако, мои надежды, что это Алка продрала глаза и жаждет меня видеть, терпят крах. Мне звонит Наташа. Троюродная сестра. Та самая невеста моего бывшего.

Мне становится так кисло, что хочется плюнуть. Желательно на подол ее свадебного платья.

– Алло, – мрачно отвечаю я.

– Яна? Я на минутку. Просто хочу сказать, что Димка сегодня привезет тебе приглашение на свадьбу.

Мне становится еще кислее.

– Я занята. Пусть он передаст его моей маме.

– Так не делается, – ядовито-сладким голоском царапает мне нервы эта кобыла. – Я понимаю, как тебе больно… Но мы так счастливы, попробуй за нас порадоваться…

Змеища подколодная!

– Вы друг друга стоите, – искренне отвечаю я.

– Ты же не будешь, устраивать сцен? Я должна была сама привезти приглашение, но так далеко в моем положении лучше не ездить…

– Не стоит беспокоиться, Наташ, – цежу я. – Кстати, у меня параллельный звонок. Как раз Дима.

И я бесцеремонно сбрасываю Наташку, переключаясь на мега-мудака.

– Яна… Привет… Нам нужно встретиться.

– Отдай приглашения моей матери, Наташке соврешь, что отдал в руки мне. Тебе же не привыкать врать, так? – зверею я.

Встретиться ему надо!

– Ян, дело не только в приглашениях. Нам нужно поговорить.

Глава 18. Двойные стандарты

Возвращаясь я гостиную, я костерю себя за слабость.

Любопытство и тяга к сплетням меня до добра не доведут.

Мой взгляд падает на Германа, и я злюсь еще больше. Эти мужики из меня веревки вьют, играя на слабостях! И хоть бы один хотел покуситься на тело!

Нет, они все мечтают поиметь мой мозг!

– Чего ты вертишься? – минут через пятнадцать не выдерживает Бергман.

Как чего верчусь?

Я договорилась увидеться с бывшим, и мне кровь из носа надо навести марафет. А тут ты сычишь! Увы, сказать это я Гере не могу.

Одна радость: пенсионерские утренники тем и хороши, что они заканчиваются в полдник.

– Мне домой надо успеть к шести, – шепчу я ему.

Я договорилась на восемь в кафе возле дома.

Не то, чтобы два часа были временем достаточным для наведения лоска, если ты должна встретиться с бывшим, но дольше я и сама не выдержу. Накручу себя, как пить дать, и при встрече сразу расцарапаю Димочке морду. Да и самого Диму, как я поняла, Наташа боится отпускать от своего тела надолго. А ему еще возвращаться несколько часов.

Пф-ф-ф.

Бесхребетный, но мудак. Удивительное сочетание.

У Бергмана поднимаются брови:

– Твоя мама, что, ввела комендантский час? Как-то безбожно… Любители романсов до шести вечера только распеваются.

Строю ему рожу, и тут же спохватываюсь.

Ну блинский блин!

Я постоянно выхожу из роли. Даже Раевский начинает на меня поглядывать с недоумением. То, что Герман еще меня не прижучил, это только благодаря тому, что я в принципе его бешу, и он ни при каком раскладе не готов увидеть во мне нечто интересное.

Смотрю в серые глаза, и понимаю, что я дергаю тигра за усы. Надо уже собраться, взять себя в руки и постараться не попасться на горячем до конца контракта.

Кстати, надо бы его на ночь перечитать. Я привыкла интуиции доверять. Неспроста она подавала мне знаки.

Ой, права Алка. Надо было сворачивать спектакль, когда стало понятно, что Германа не интересуют серьезные отношения, и он мне в этом ничем не угрожает. Поржали бы, договорились бы о взаимопомощи. Вряд ли бы подружились, конечно.

Дружить с таким самцом – это удар по женскому самолюбию.

Видя такого, ты понимаешь, что он просто обязан рухнуть к твоим ногам, или все. Поднять его на вилы, чтоб больше никому не достался.

В общем, мы вполне могли прийти к выгодным условиям. Или не прийти. И разойтись, как в море корабли.

Но нет. Левиной больше всех надо. Обязательно нужны приключения на последние девяносто, которые девяносто шесть, чтоб им пусто было. Это все сидячая работа, разумеется, а не сало с ржаным хлебушком ночью у Алки на кухне.

Зато теперь мы бесим друг друга обоюдно, и вроде как не так обидно, что этот мустанг объезжен не мной. Хотя тут еще вопрос, кто там кого…

Где-то в глубине души я сильно подозреваю, что я еще не смирилась с тем, что мне не надгрызть этот кусочек и не попробовать Германа в том качестве, в котором его отрекламировала моя мама. «Ебливый кобель».

На мой скромный вопрос, за каким хреном мне такой нужен, когда вон с Димой только разобрались, а с ущербом от него – еще нет, это я про подарок на их с кобылой свадьбу, мама спокойно ответила: «Зато опытный, а евреи – хорошие семьянины».

Интересно, он обрезанный?

Тьфу, блин!

У меня слишком богатое воображение. Куда-то я не туда думаю.

Элька, вон, со знанием дела сказала, что нам каюк, когда все вскроется…

Но это все потом.

Сначала хрен моржовый Дима.

– Левина, – шипит Герман, которого реально бесит все, что я делаю, – ты на вопрос отвечать будешь?

Что? А!

– Какая тебе разница, что у меня за планы? Или ты решил провести эту ночь со мной?

Бергман кривится:

– Ты поэтому не вся оделась? Рассчитывала на что-то? Древности меня не интересуют, а уж древние девственницы и подавно. Мне есть, с кем провести приятно время.

– Желаешь поделиться, с кем конкретно и как именно? – любопытствую я, а сама под столом наступаю Герману на ногу, благо они у него длинные, сидит он рядом, и дотянуться легко. Жаль только, что тапки – так себе орудие мести.

– Зачем тебе, хочешь набраться опыта в теории? Это так не делается… – подкалывает меня он.

– Может, я практиковаться иду, – ворчу я.

– Никаких сомнительных практик! – внезапно рявкает Бергман, переходят с агрессивного шепота на полную громкость.

Заметив, что на нас все уставились, он снова сбавляет:

– Ты – моя девушка, хоть и временная! Скромность украшает, Левина!

– Чего это сомнительных? – раздражаюсь я.

– Жди единственного! – приказывает Бергман, крылья носа которого побели от возмущения. – Не расстраивай Розу Моисеевну.

Я прям обтекаю. Он, значит, пойдет вечером кобелировать, а я должна ждать единственного? Это что за шовинизм?

– Чего ты раздухарился? – я прям злюсь. – Ты же считаешь, что на меня даже в темной подворотне никто не позарится!

Герман явно собирается ответить мне нечто эпичное, и я завожусь в предвкушении, но все портит уже звонок его телефона.

Выбираясь из-за стола, он принимает вызов, и мне, как сидящей достаточно близко, слышно девичий голосок, полный томных интонаций.

Бергман на мой насмешливый взгляд, делает морду кирпичом.

Ну-ну. Блюститель морали, йопть!

Когда он возвращается к столу, я демонстративно его игнорирую, участвуя только в общей беседе.

Мне на самом деле не по себе, и от зависти, что у Германа в отличие от меня личная жизнь кипит, и от того, что неизвестная баба бесит меня так, что я готова ей сделать какую-нибудь пакость. Меня не должны волновать постельные пассии, Бергмана! Для ревности нет никакого повода!

Только умные доводы плохо сочетаются с эмоциями, и к окончанию посиделок, я пребываю в довольно хмуром настроении. Надо что-то с этим делать. Еще не хватает вызвать сочувственный взгляд бывшего. Этого я точно не перенесу.

В прихожей Бергман помогает надеть мне пальто, умудряясь провести ладонью мне по спине между лопаток.

Ищет, зараза. Все никак не угомонится. Я ему на день рождения подарю лифчик.

– Левина, где перчатки? – прерывает мое внутреннее бурление Гера.

Машу перед его носом кожаной парой. Нет мне никто, а туда же! Дрессирует!

В общем, я раздражаюсь и накручиваю себя все сильнее.

Поэтому, когда мы выходим из квартиры Розы Моисеевны, а из соседней двери опять высовывается тот парнишка, стоит ему открыть рот, как я показываю ему кулак и веско обещаю:

– Высеку.

Рот захлопывается, затем дверь, из-за которой доносится:

– Мам, Герман нашел себе госпожу!

Злющий, как доберман, Гера молча подцепляет меня за шкирятник пальто и выводит из подъезда к тачке.

Дождавшись, пока я устроюсь на сиденье рядом с ним, Бергман нависает надо мной.

– Левина, ты специально? Специально меня бесишь?

Глава 19. Кто еще кого доконает...

Бергман разворачивается ко мне всем корпусом, и мне становится неуютно.

И почему-то не от страха, а от какого-то азартного предвкушения и неподходящих к случаю желаний.

– Ты появилась в моей жизни, чтобы доконать меня?

Я нащупываю рычаг у кресла, и откидываю его потихоньку, чтобы быть от разъяренного мужика подальше. Я и сама сильно не в духе. И желания опять же… Не стоит их сбрасывать со счетов.

– Не весь мир крутится вокруг тебя, – огрызаюсь я.

– А мне все больше кажется, что ты меня на что-то провоцируешь, – все давит харизмой и телом Герман. – Душишки эти твои… Недобелье… Если ты думаешь, что я куплюсь на родинку на левой груди, то ты ошибаешься! Левина, у нас договор. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. На этом все.

Меня будто кипятком окатывает.

Ах ты глазастая кобелина! Все-то он разглядел! И родинку крошечную, про которую я сама забываю, тоже! Это ему трех секунд хватило в примерочной, чтобы все уведеть? Опытный, блин! Глаз-алмаз! Не даром ювелир!

– Сейчас не я, а ты лег на меня! – защищаюсь я.

– Размечталась! – рявкает Бергман, но расстояние между нами увеличить не спешит.

Дальше мне уже откидываться некуда. Все. Предел.

Давлю Герману на грудь, чтобы отодвинулся, и чувствую пальцами под тонкой шерстью джемпера перекатывающийся мышцы.

Для кабинетного работника у него неприлично развитая мускулатура.

А Гера все сверлит меня глазами, видимо, пытаясь пробудить давно утраченную совесть.

Взгляд его снова останавливается на моих губах, и воздух между нами словно накаляется и густеет.

Совершенно разволновавшись, я применяю вторую руку… очень неудачно, потому что мне неудобно её поднимать, и я попадаю ладонью куда-то вниз, а там…

Блин!

У него стоит!

– Что, Яночка? – шипит он. – Перед пенсией все средства хороши в борьбе с невинностью?

Я с запозданием и нервно отдергиваю руку.

– У тебя… у тебя… – меня заедает, реально шокировалась, как институтка.

Бергман резко возвращается на свое место и заводит машину.

– Я разозлился, – будто это все объясняет.

– Я... – я все еще как заевшая пластинка патифона.

– Ты будешь молчать всю дорогу, женщина, – рявкает Гера так, что я затыкаюсь.

Молчу реально до самого дома, остро переживая ощущение члена Бергмана в своей руке. Хренасе он разозлился! Вот это темперамент…

Забежав домой, на ходу сдрыгиваю сапоги, поплескав холодненькой в лицо, пускаю горячую воду в ванну, а сама давай звонить Алке.

– У Германа на меня встал!

– Я вас поздравляю, – сонно отвечает Медведева и интересуется: – Это в честь юбилея?

– Не уверена, – хмыкаю я. – Мы к тому моменту уже покинули гостеприимный дом.

– Даже спрашивать не буду, как ты узнала, что стояк состоялся… Или буду. Так как?

– Как-как? На ощупь, блин! Эти поездки с Бергманом в машине прямо трясут мою реальность.

– Ну, судя по всему ты впечатлилась, – подкалывает меня язва.

– Ды-а, даже слишком. Аж ладошки вспотели, – признаюсь я. – Ничего. Сейчас посмотрю на Димана, и отпустит.

– Стоп! Какого Димана? – тревожной сереной воет Алка.

– Лосева… Работает гонцом-передастом. Он привезет приглашения на свадьбу и…

– Так, – обрывает меня Медведева. – По порядку.

– Наташка звонила. Позлорадствовать, ну и убедиться, что я не лягу ей назло под Димана, который привезет эти проклятущие приглашения на свадьбу. Сама она не может, видите ли в ее положении… – завожусь я.

– Ты же не ляжешь? – волнуется Алка.

– Нет, – решительно открещиваюсь я. – Больше на меня его чары не действуют. Я бы и вообще его на три буквы послала, но он жаждет о чем-то поговорить и не колется, о чем. И теперь я изнемогаю от любопытства. Просто не представляю, что теперь могло бы касаться меня после нашего фееричного расставания.

– Ну… – задумывается подруга. – Может, постарается зализать раны… Вы ж теперь как-никак одна семья. Так сказать, снять напряжение…

– Ой, зализывать он и раньше не умел, – фыркаю я, припоминая провал Димана на этом поприще. – И напряжение он тоже пусть снимает с кобылой. Какая нахрен семья? Даже если перевезёт Наташку в наш город, за каким хером мне с ними общаться? Пусть плодятся вдали. Совет да любовь! Ай бля! – шиплю я, потому что водичка, в которую я опустила татуировку оказалась горячевата. Прям как Бергман.

– А сейчас ты что делаешь? – подозрительно уточняет Алка, походу, услышавшая плеск.

– Да вот, перышки чищу…

– Не перестарайся! – авторитетно советует Медведева, съевшая собаку на растаптывании сердец бывших. – Нельзя, чтобы было понятно, что ты ради него старалась. И губы накрась, как я учила! Чтоб выглядели, как нацелованные и слегка обветренные!

– Хорошо, мам, – кривляюсь я.

– И ноги не брей!

– Да не буду я с Димкой спать…

– Всё равно, не брей! Мне так спокойнее!

Получив все ценные указания, я собираюсь на встречу с бывшим козлом.

Причём готова я вовремя.

Жду, что меня будет потряхивать от злости на Димана, но почему-то все мысли сворачивают не туда.

Давно, видать, пора поймать себе грелку на осень.

Так расчувствовалась, что чуть не вышла из дома вовремя.

Пф-ф! Нет уж. Пускай Диман подождет. Специально жду еще десять минут и только после этого, нарочито не торопясь, выхожу.

И с каждой минутой мне все больше кажется, что, отправляясь на эту встречу, я совершаю большую ошибку.