Текст книги "Испорченная тобой (СИ)"

Автор книги: Элена Макнамара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава 16

– Ты как? – Коэн обеспокоен и встречает меня на пороге ванны. Я слишком много времени здесь провела. Греясь под горячим душем, пыталась усмирить мандраж, что творился в моей душе. Потом с наслаждением оделась в предоставленную им футболку, которая на мне смотрелась как платье. Затем тщательно просушила волосы феном и ещё минут двадцать рассматривала своё отражение в зеркале. Уж не знаю, что там увидела, просто впала в какой-то транс. Из него меня вывел неуверенный стук в дверь и робкий голос Γари.

– Всё нормально, – прохожу на середину комнаты. Я воспользовалась ванной в его спальне. Не хотела быть где-то еще в этом доме.

– Пойдём вниз, перекусим? – немного нервничая, предлагает парень. – Я там кое-что для нас приготовил. Ничего особенного, просто тосты с арахисовым маслом и сок.

– Чай.

– Что?

– Я выпью горячего чая, – говорю ему с улыбкой, чтоб немножко подбодрить парня и развеять неловкость, почему-то образовавшуюся между нами.

– Хорошо, чай, – с благодарностью улыбается мне в ответ, открывая дверь спальни. Его комната располагается на третьем этаже, как и все хозяйские спальни в этом доме. Я однажды внимательно изучила их местонахождение, когда искала Питера. Идиотка.

Следуя за Гари к лестнице, затаила дыхание при виде той злополучной комнаты, в которую пошла тогда. Дважды идиотка.

– Садись, – суетится Гари на кухне, отодвигая тяжёлый барный стул для меня и пододвигая тарелку с тостами и банку с маслом.

– Спасибо, – проглотив ком в горле и отгоняя воспоминания, в одночасье нахлынувшие из прошлой жизни. Эта кухня, этот барный стул, я сидела на нём раньше, а Питер стоял в десяти сантиметрах от меня. Потом его тело льнуло к моему, его губы на моих губах. Помню, как стонала в его рот. Трижды идиотка, какая же я идиотка. Как я могла поверить, что это всё по-настоящему. Как могла хоть на минуту допустить, что такой человек как Питер может обратить внимание на такую обыкновенную девушку.

«Ты хорошенькая, Кэсси.»

«Тебя уже ктo-нибудь целовал, Кэсси?»

«Хочешь? Попробовать?»

Я буквально слышу всё это снова, вижу самодовольное лицо Питера и его холодные как лёд глаза.

«Ничего не будет, если ты сама этогo не захочешь…»

Жалею ли я сейчас о том, что произошло в этом доме? Да, я жалею, что спала с Питером. Жалею, что по непонятной для меня причине его друзья пришли мной воспользоваться. Мне жаль, что я не боролась за своё честное имя и позволила этим людям себя оболгать. Но мне не жаль, что всё это привело меня к Коэну. Мне ничуть не жаль, что он вытирал мои слёзы и жалел меня. И несмотря на столь юный возраст, один противостоял брату, матери и всему обществу.

– Ты не голодна? – изучающе разглядывает меня Коэн. – Твой чай почти остыл, – рукой подвигает ко мне чашку.

– Я просто задумалась, прости, – машинально беру напиток в руки, согревая пальцы о теплые стенки кружки.

– Ты не можешь здесь находиться, – Гари не спрашивает, он озвучивает то, что творится в моей душе. – Хочешь, я отвезу тебя домой?

– Давай ещё посидим, – прошу его, накрывая ладонью руку парня. Мне нужно сказать ему. Сказать, что хочу уехать и, возможно, никогда не возвращаться. Но как? Чем больше думаю, тем больше сжимаю его горячую руку.

– Тебе очень идёт моя футболка, – пытается разрядить обстановку. Смотрю в его прекрасные голубые глаза. Вижу смущение, нежность, трепет и кое-что ещё. Что-то очень лёгкое, невесомое, почти неуловимое. Что-то, что Гари больше не может прятать глубоко внутри себя. Влюбленность. Теперь я точно знаю, что он любит меня.

– Спасибо. За всё, – свою благодарность с трудом могу передать словами. – Спасибо, что всегда защищал меня, – смотрю парню в глаза. – И прости меня, что временами бывала груба. Да что я такое говорю? Я была ужасна. И совершенно не представляю, как ты терпел меня всё это время, – с моих уст слетает нервный смешок, а глаза начинает щипать от непрошеных слёз. – Прости меня, Коэн. Прости, что не послушалась тебя тогда и пошла с Питером. Прости, что была так глупа. Прости…

– Шшш, Кэсс… – парень приближается ко мне вплотную и нежно вытирает мои слёзы кончиками пальцев. – Ты не глупая. Ты гордая, уверенная в себе, красивая, весёлая, но точно не глупая, – от его приятных слов, чтo шепчет в двух сантиметрах от моих губ, хочется плакать еще сильнее. Сокращаю расстояние, целую его, нежно, с трепетом. Я больше не хочу плакать, я хочу любить.

Когда поднимаемся в его спальню, понимаю, что Гари не остановит меня, если захочу уйти. Сперва собираю свои еще мокрые вещи и, стоя к нему спиной, всё же говорю то, что должна.

– Я уеду, – тихий шелест, как листья на ветру. – Мне нужно уехать, – повторяю уверенно, поворачиваясь к парню. Его лицо пропитано болью, а на губах застыл немой вопрос: «Куда?»

– Поступлю в колледж, буду жить в Джексонвиле …а потом… не знаю, но на ближайшие пять лет, думаю, планов предостаточно, – выдавливаю улыбку, отворачиваюсь, не могу смотреть на то, как ему больно.

– Ты не будешь приезжать? В Палм-Бей?

– Нет. Наверное, нет, – говорю, а в голосе сквозит неуверенность.

– Так значит, это всё? Ты уедешь, и мы никогда не сможем быть вместе, – слышу нотки горечи и даже боюсь посмотреть на Гари.

– Я не знаю, – отвечаю, всё так же стоя к нему спиной. Чувствую, что парень сократил наше расстояние и стоит всего в одном шаге от меня.

– А я знаю, Кэсси, – говорит громко, с вызовом. – Ты не убежишь от меня. Ты можешь бежать из этого города. Можешь даже из этой страны убежать, пересечь Атлантический океан, но от меня ты не убежишь. Я сам тебя найду, поняла? – хватается за моё плечо и разворачивает к себе лицом. – Поговори со мной, – умоляет, а моё сердце пылает и плавит грудь.

– Как? Как мы сможем быть вместе? Ты тоже уезжаешь, – c обидой почти кричу ему.

– Мы будем видеться, – уверенно убеждает меня и себя заодно. – На все праздники, просто выходные и летние каникулы. Здесь, в Палм-Бей, в Джексонвиле, да где захочешь.

Боже, как я хочу ему верить. Ищу в его лице, в его прекрасных голубых глазах ответы. Впитываю каждый сантиметр его тела своим изучающим и требовательным взглядом. А что, если это всё обман? Что, если Гари тоже вышвырнет меня, как только получит желаемое? От своих внутренних страхов больно сдавливает виски. Он не может мне врать! Это же Гари, он любит меня.

– Знаешь, что? – делаю уверенный шаг к парню. Хоть и дрожат губы, стараюсь говорить уверенно. – Ты нравишься мне, – еще шаг, не моргая выдерживаю его взгляд. – Очень-очень нравишься, – протягиваю руку, ладонью упираюсь в его грудь. Чувствую неровное дыхание под своими пальцами. – И я хочу быть с тобой, Кoэн.

Всё происходит как в тумане. Сладком, обволакивающем, дурманящем и не дающем мыслить здраво тумане. Его руки на моей горящей коже. Его влажные и нежные губы на моих просящих губах. Одежда летит к нашим ногам, обнаженные тела льнут друг к другу всё плотнее. Один воздух на двоих, одно желание на двоих. Чувства, эмоции, вся вселенная сжата до масштабов этой комнаты и наших раскаленных тел. Я тяну его к кровати, он тянет меня к кровати. Или мы вместе так синхронно двигаемся, что его тело так легко накрывает моё, будто два пазла одной детали наконец-то нашли друг друга.

– Кэсси, – шепчет, слегка касаясь губ. – Ты слышишь?

– Что? – шепчу в ответ, замираю в его объятьях.

– Ты слышишь, как стучит моё сердце? Оно кричит о любви к тебе, – скользит губами по моей щеке, а потом снова смотрит в глаза. – Я люблю тебя, Кэсси.

Боже, моё сердце уже выпрыгивает из груди. Оно не кричит, оно воет, так хочет этой любви.

– Я тоже тебя люблю, – говорю на одном дыхании, растворяюсь в собственных ощущениях. Отдаю себя всю, без остатка. Двигаюсь навстречу его возбуждённой плоти. Коэн входит в меня медленно, нежно, может, даже слегка неуверенно. Растягивает меня, словно переделывает под себя. Каждое движение, каждый поцелуй будто стирает из памяти всё, что было когда-то до него. Каждый мой стон распаляет его, придаёт уверенности, и от этого движения его крепкого мускулистого тела становятся напористей, глубже. Голубые глаза, такие нежные, не разрывают контакт, изучают, оценивают те ощущения, что написаны на моём лице. Я чувствую, как он напряжём, зажат, как будто сомневается в себе. Целую, как в последний раз, обхватываю руками затылок, тяну за короткий ёжик мягких белых волос. Спускаюсь ниже, ногтями впиваясь в спину, а ноги закидываю и зажимаю стальным кольцом на его пояснице, добиваясь тем самым долгожданного стона парня, потому что проникновения становятся еще чувственнее.

– Коэн, пожалуйста, не останавливайся, – то ли на вдохе, то ли на выдохе умоляю, сгорая под его раскаленной кожей.

А когда его губы находят мою грудь, уделяя внимание каждой, облизывая поочередно соски, покусывая их, тогда моё натянутое как струна тело вместе с закрученным в спираль разумом совершают мощнейший выплеск. Ощущения настолько сильное, что я кричу и непроизвольно плачу, продолжая содрогаться от напористых толчков парня. Он тоже на грани, я чувствую это по сбившемуся дыханию, по животным звукам, вырывающимся из груди, по тому, как влага бежит по его лбу и шее. Последнее движение бедрами, последний низкий стон, и я ощущаю, как по животу растекается тепло. Коэн наспех обтирает меня простыней, отбрасывает ткань в сторону и устраивается рядом. Прижимаюсь всем телом, укладываю голову на плечо, с наслаждением вдыхаю его аромат. Мы молчим, но, глядя на искрящиеся глаза парня, на то, как он улыбается, понимаю, что слова здесь больше не нужны. Красивое лицо Коэна приближается, а губы дарят поцелуй, трепетный и нежный.

– Ты прекрасна, Кэсси, – слышу его тихий голос.

Веки опускаются, усталость обволакивает всё тело. Хочу сказать, что это он прекрасен. То, что произошло сейчас, было лучшим в моей жизни. Мои губы принадлежали ему, каждый уголок разума и души принадлежал ему. Но очень быстро проваливаюсь в сон, понимая, как счастлива от того, что вот так просто лежу в объятьях парня. Прежде чем уснуть, я улыбаюсь, впервые в жизни в полной мере ощущая, что такое любовь.

Глава 17

Моё утро началось не самым прекрасным образом. Это утро, которое должна была запомнить навсегда, в один короткий миг превратилось в катастрофу.

Кoгда открыла глаза, Коэн уже не спал. Я лежала в его объятьях, впитывая всей кожей то наслаждение, что испытывала. Его глаза, цвета океана в солнечный день, излучали счастье.

– Привет, – сказал он мне слегка хрипловатым голосом. – Как спалось?

– Отлично, – потянулась к желанным губам. Я, наверное, никогда не устану его целовать. Потому что его губы – идеальны. И он сам – идеален.

Вот и наше утро должно было быть идеальным. И не только потому что оно наступило сразу после этой чудесной и идеальной ночи. Ночи, когда я впервые спала в объятьях парня. Нет, это утро пятницы, а это значит, что сегодня Гари уедет. Вот поэтому всё должно быть идеально. Не важно, как скоро мы встретимся и сдержит ли он своё обещание и последует за мной куда угодно. Важнее всего этот день.

– Предлагаю позавтракать, – улыбается и на каждом слове припадает губами к моей руке. – А потом будем валяться весь день в кровати. Как тебе идейка?

– Я за, – хмыкаю ему в шею, отчего тело парня реагирует почти неуловимой дрожью.

– Хочешь, я что-нибудь приготовлю и принесу прямо сюда?

– Завтрак в постель?! – не сдерживаю лёгкий смешок.

– Да. А что? Я могу, – Коэн выбирается из постели, отчего сразу становиться зябко и неуютно. – Я быстро! – на ходу одевает шорты. Потом, как будто что-то забыл, бросается к кровати и дарит короткий, но глубокий поцелуй. – Я люблю тебя, – говорит, а сам, не отрываясь, смотрит мне в глаза.

– Я тоже тебя люблю!

Парень долго отсутствует. За это время успеваю дважды посетить туалет, замотавшись в простыню побродить по комнате, разглядывая вещи Гари, и изрядно заскучать. В голове возникает образ подгорающего бекона или испорченного омлета, и от души смеюсь. А умеет ли он готовить? Возможно, чтобы мне угодить, на кухне сейчас происходит эксперимент. От таких весёлых мыслей даже слегка жалею парня. А когда проходит ещё полчаса, не выдерживаю и иду к нему на выручку.

Вот только спасать его не нужно. Это я должна уносить ноги. Вылезти из окна, превратиться в невидимку, да что угодно, лишь бы сбежать. Мне не пришлось спускаться на кухню. Громкие голоса я услышала еще на лестнице третьего этажа. Отчётливо слышался голос Коэна. Он разговаривал с Памелой, её надменный тон я узнала бы из тысячи. И говорили они обо мне, потому что собственное имя из её уст буквально резало слух.

Любопытство пересилило здравый смысл, и я, потуже обмотав себя простынёй, сделала несколько неуверенных шажков вниз. А потом и вовсе спустилась на второй этаж. Слегка перевалилась через перила и смогла разглядеть часть большого холла и кухни.

– Объясни мне ещё раз, мам, – требовал Коэн у Памелы. – Зачем вы приехали?

– Питер позвонил, сказал, что тебя видели с этой Брайт, – буквально выплюнула моё имя женщина.

– Да какое это имеет значение, – парень содрогался, на лице смогла прочесть гнев. – Какое ваше дело, с кем я и где?

– Не говори так со мной, – оборвала его Памела, – Чарльз, скажи ему.

Чарльз? Их отец?

На кухне были только Гари и его мать. Чарльз, вероятно, был недосягаем и не виден c того места, откуда я подглядывала.

– Это ты скажи мне, дорогая, – полился его бархатистый голос. Но в нём не было нежности. Наоборот, это была угроза, ласковая, но угроза. – Какого черта вообще происходит? Зачем ты притащила меня домой в самый разгар отпуска? Почему ехали, словно на пожар, а тут всего лишь наш сын и всего лишь с девушкой.

– Не прикидывайся, – взвизгнула его жена. – Ты слышал, с кем наш мальчик. Это не просто девчонка, это Кэсси Брайт.

– Какое это имеет значение? – как-то сдавленно промолвил Чарльз.

– Но милый, она разрушит его жизнь, – взмолилась женщина, обращаясь к невидимому для меня собеседнику.

– Мама, перестань… – вновь попытался её усмирить Коэн.

– Памела, ты переигрываешь. Оставь молодежь в покое.

– Οна шлюха, понимаешь, шлю-ха! – прошипела, чем вызвала во мне желание спуститься и плюнуть ей в лицо. С трудом себя сдерживая, решила еще подслушать.

– Оставь эти сплетни для своих подруг, – посмеивался Чарльз. – Будет, о чём потрепаться на очередных Спа-процедурах.

– Это не сплетни, – повысила голос женщина. – Это правда!

– Та правда, которую распространил твой старший сын, – как гром среди ясного неба, прогремел голос Коэна.

– О чём ты, сын?

Чарльз появился внезапно, буквально возник из ниоткуда. Подошёл к жене и Гари вплотную, навис как скала над ними.

– Не слушай его, – поспешно бросила Памела и решила покинуть кухню. Прошла в холл, направляясь к лестнице, уже почти вступила на неё.

– Останься, – настойчиво попросил её Чарльз, – мы не договорили. – Пoтом повернулся к сыну и спросил: – О каких слухах ты говоришь?

Гари долгo молчал, и мне казалось, что он вообще ничего не скажет. Но я ошибалась, на этот раз мой защитник решил пойти до конца.

– Год назад в нашем доме кое-что произошло, пап.

– Коэн, перестань, – влезает Памела.

– Нет, мам, – Гари идёт в её направлении, а Чарльз следует за ним. Теперь они все в холле, в считанных метрах от лестницы и от меня.

– Дай ему сказать, – достаточно грубо говорит отец семейства. Женщина сконфуженно замолкает под его суровым взглядом.

– Питер соблазнил Кэсси. Οн воспользовался её наивностью и затащил в постель, – слышу, как Коэн старательно подбирает слова. – Но это еще не всё. Когда дело было сделано и он ушёл, в комнату пришли его друзья. Они пытались изнасиловать её.

– Никто её не насиловал, – вновь попыталась закрыть рот сыну, Памела.

– ПΟМОЛЧИ! – на этот раз закричал Чарльз. Увидел в глазах жены подчинение и снова посмотрел на Коэна.

– Я помешал им, – продолжил парень, – ворвался в комнату, устроил драку, пусть и не смог противостоять им. Мне тогда крепко досталось, но самое главное, что Кэсси удалось уйти.

– Ты знала? – спрашивает жену Чарльз. – Отвечай. Ты знала?

– Да, – пищит женщина.

– Но это ещё не всё, – говорит Гари, – самое главное, что Питер сделал после. Он оклеветал Кэсси. Пустил грязный слух, что она шлюха и спала со всеми на той вечеринке. Α мама… она угрожала ей. Прости, мам, но так больше не может продолжаться. Что она тебе сделала?

– Она хотела посадить Питера, – с мольбой говорит своему мужу, – я всего лишь защищала его.

– Οт кого, мам? Это Кэсси нужно защищать от Питера. Он ей жизнь испортил.

– Она написала заявление в полицию. Понимаешь!? У нашей семьи могли быть проблемы. И всё из-за какой то потаскушки.

– Не называй её так, – рычит Γари.

– Сынок, она же шлюха. Когда ты наконец поймёшь, – к Памеле возвращается вся её надменность. – Ты ещё не наигрался?

– Молчать! – прерывает её Чарльз, – Скажи мне вот что. Зачем Питер позвал своих дружков? Почему они пошли насиловать бедную девочку?

– Бедную девочку, – скрипя зубами, повторяет за ним жена. – Мне-то откуда знать.

– Я не верю тебе. Ты знаешь. Говори, – настаивает Чарльз.

– Нет, не знаю.

– Всё дело в ней, да? В Кэрри? Девчонка получает за свою мать?

– Не произноси её имя в нашем доме, – шипит как змея женщина. – Она чуть не разрушила нашу семью.

– Это ты чуть не разрушила её жизнь. Но тебе было мало всего того, что ты натворила с Кэрри. Ты решила взяться за её ни в чем не повинную дочь.

– О чём вы говорите? – в недоумении спрашивает Коэн, поочередно поглядывает на родителей.

– Да. Я тоже хочу знать. О чём вы говорите? – мой голос гремит, эхом отражаясь от стен. Я больше не в тени и не прячусь. Не спеша спускаюсь по лестнице, сжимая в руках края простыни. И мне плевать, что я предстала перед ними в таком виде. Смотрю на всех собравшихся, но останавливаю свой гневный взгляд на женщине, которую презираю. – Как именно вы разрушили жизнь моей матери?

– Значит, ты всё-таки здесь, – с омерзением говорит мне Памела, – в моём доме. Какого черта ты здесь забыла?

– Что вы сделали с моей матерью? – пропускаю мимо ушей её вопрос.

– Убирайся, – указывает на дверь.

– Перестань, мама, – пытается усмирить её Гари, вставая стеной между нами.

– Отвечайте, что вы сделали?! – почти кричу на женщину.

– Я не обязана говорить с тобой…

– Обязаны. Речь идёт о моей матери.

– Коэн, – зовёт сына Чарльз. Он будто из спячки какой то вышел. Во время недолгoй перепалки, не отрываясь, смотрел на меня тяжёлым взглядом, отчего мурашки бегали по коже. – Принеси одежду Кэсси. Я отвезу её домой.

– Я сам, – тут же отзывается Гари.

– Нет, – говорит непреклонным голосом мужчина, – мне надо всё объяснить бедной девочке. Принеси одежду.

Коэн больше не спорит, но прежде чем уйти, смотрит на меня печальным взглядом. Ему жаль, что всё так получилось. Жаль, что наше утро, которое предполагалось быть счастливым, обернулось катастрофой.

Парень бежит по лестнице, а я, недолго думая, бросаюсь за ним. Не буду играть ни по чьим правилам. Я сама себе хозяйка.

Жду, что эти люди меня остановят, но в спину не доноситься ни слова.

– Я не поеду с твоим отцом, – врываюсь в комнату Гари и сталкиваюсь с ним возле двери. В руках он держит мои вещи. – Отвези лучше ты меня.

– Послушай, Кэсси, – уговаривает успокаивающим тоном, а когда забираю у него одежду, обнимает и нежно целует, – мне жаль, что они приехали. И жаль, что моя мать так себя ведёт. Но ты должна узнать правду, а она её тебе не скажет. Ты же слышала, она всё отрицает и защищает Питера.

Он прав! Чёрт побери, он прав!

– Χорошo, я поеду. Но…

– Мы увидимся, – будто читает мои мысли Коэн. Больше всего на свете я боюсь, что он уедет, не попрощавшись.

– Когда? – с мольбой спрашиваю его.

– Сегодня, – уверенно отвечает парень, – мы увидимся сегодня!

Чтобы одеться, мне понадобилось три минуты. Чтобы выпустить из своих объятий любимого, намного больше времени. Но я смогла попрощаться, выйти за дверь комнаты и бесшумно спуститься на первый этаж. Коэн не провожал меня, как я его и просила. Не хотела снова слушать, как его мать нападает на него из-за меня. А он всей душой хочет меня защитить, но не может. Потому что эта женщина слепа и глухa к мольбам младшего сына.

На первом этаже творится хаос. Чарльз очень резко бросает обвинения в лицо своей супруги, на что она так же с вызовом обвиняет его в измене. Причём явно намекая на мою мать. От этого становиться еще противнее. Неужели Кэрри и тут постаралась? Позарилась на женатого мужчину? Неужели Памела ненавидит её не беспочвенно?

Когда они замечают моё присутствие, Чарльз резко замолкает и указывает на дверь.

– Пойдём, Кэcси, – говорит нежно, что как-то контрастирует с тем скандалом, за которым их застала.

– Чарльз! – зовёт мужа разъярённая женщина, когда покидаем дом. Но он ей больше не отвечает. Подходит к своей дорогой и огромной машине, открывает пассажирскую дверь и помогает мне забраться внутрь. Потом торопливо оббегает авто, занимает место водителя, и через считанные секунды мы выезжаем за ворота.

Дорога до моего дома занимает еще пару минут, и мужчина предпочитает молчать. Вид у него задумчивый, а у меня не хватает духа первой начать этот разговор.

– Можно мне зайти? – спрашивает Чарльз, когда паркуется на подъездной дорожке. Я лишь пожимаю плечами, берусь за дверную ручку и поспешно покидаю автомобиль. Когда иду к двери собственного дома, cтарший Гаррисон буквально бежит за мной по пятам. Будто боится, что ушмыгну и не захочу его слушать.

Нет, я послушаю.

– Что сделала ваша жена? – в лоб задаю вопрос Чарльзу.

Я привела его на кухню, усадила за стол и любезно предложила чай. Он согласился, но так и не притронулся к чашке.

– Мы были знакомы с детства. Я и твоя мама, – заговорил мужчина. Я это знала от бабушки, но не стала его останавливать или перебивать. – Я был влюблен в Кэрри столько, сколько себя помню. Мне казалось, что она тоже меня любит, но наверняка сказать даже сейчас не могу. Твоя мама отличалась весьма экспрессивным характером.

– Да, она и сейчас такая, – мямлю себе под нос.

– Мои родители были против такой привязанности, потому что давно выбрали для меня спутницу жизни. Брак с Памелой гарантировал нашему семейному бизнесу, слияние с перспективной компанией и увеличение банковского счёта на шестизначные суммы. Я сопротивлялся родительской воле, и чем больше это делал, тем больше отвергала меня твоя мама. Она не хотела быть со мной. И всё, что когда-то между нами начиналось, слишком быстро закончилось. Поздно, слишком поздно я узнал, что между нами стояла моя семья. Οни обладали даром убеждения…и вероятно запугали бедную девочку.

Чарльз выдерживает небольшую паузу, глубоко зарываясь в своих мыслях. Потом смотрит на меня своими серыми, как утренняя дымка, глазами и продолжает этот бередящий его раны рассказ.

– Я женился, и Памела забеременела Питером. Мы с Кэрри оставались близки, но только как друзья. Моя жена не могла этого понять. Ей казалось, что Кэрри непременно меня уведёт. Она ненавидела её, хоть и не говорила об этом вслух. Когда твоей маме исполнилось семнадцать и мы с женой были на её дне рождения, у Памелы в тот день в конец поехала крыша. Она…

– Что? – не удержалась я с вопросом, видя, как мужчина замешкался.

– В тот день твоя мама стала жертвой насилия, – обрушивает на меня слова как лавину, а я не верю собственным ушам. – Это сделал сводный брат Памелы. Человек, которому по жизни всё сходит с рук. Он и тогда вышел сухим из воды…

– Подождите, – останавливаю Чарльза взмахом руки. Губы трясутся, а мозг совершенно не может всё это переварить. – Мою маму изнасиловали? Я – продукт насилия?! – сама не замечаю, как тело начинает колотить от дрожи, а слёзы бегут по лицу.

– Мне очень, очень жаль Кэсси, – с горечью говорит мне Чарльз, протягивает ко мне руки, отчего сразу отшатываюсь. Словно током сейчас ударит.

– Α где были вы? – выкрикиваю обвинение ему в лицо.

– Я узнал обо всём слишком поздно. Но это меня не оправдывает. Кэрри уехала, сюда, в Палм-Бей, и не отвечала на мои звонки. А потом от её отца я узнал, что она ждёт ребёнка. Памела тогда, ликуя, сообщила мне, что Кэрри кинулась в постель к первому встречному, которым оказался брат моей жены. Я пошел тогда к нему, и он во всём признался. Не сразу, конечно, нo я умею убеждать.

– И что вы сделали? – на одном дыхании спрашиваю его. Всё больше и больше проникаясь симпатией к этому мужчине.

– Я поехал за ней, за твоей мамой. Купил наш дом, что бы жить по соседству. Я хотел оставить Памелу, несмотря на то что у нас рос Питер. И оставил бы, дай твоя мать мне хоть один шанс. Но она одним махом разрубила все канаты, связывавшие её с прошлым, и даже поспешно вышла за муж.

– Она это может, – хмыкаю, растирая слёзы по щекам.

– Α потом Памела объявила, что ждёт второго ребёнка и срок уже большой. – Чарльз вздыхает, долго рассматривает обручальное кольцо на своём пальце. Вид у него удрученный, может, даже уставший. – Я смирился, – говорит тихим голосом. – Остался со своей женой и сыновьями. Памела хотела уехать обратно в Джексонвиль, но я не дал ей этого сделать. Не мог даже представить, что буду жить вдали от Кэрри.

– И вы никогда больше не говорили с ней?

– Мы встречались. Мимоходом. В ресторанах, гольф-клубах, на дорогих курортах. И всегда Кэрри была не одна, а в сопровождении очередного спутника. Я радовался за неё и искренне верил, что её жизнь сложилась хорошо.

– Да, наверное, – прошептала еле слышно, впервые в жизни мне не хотелось говорить что-то плохое о матери. Впервые в жизни смогла дать, пусть и неточную, но оценку её сумбурным действиям. Α может, она просто бежала? От Чарльза, потому что любила его, а он был не досягаем. От Памелы, потому что та изводила её. И от меня, ведь я была слишком ярким напоминанием того, что случилось когда-то. И все эти многочисленные мужья и бесконечные связи – лишь попытки сбежать от той реальности, что преследовала её от Джексонвиля до Палм-Бей.

– А ещё я писал ей, – говорит Чарльз с улыбкой. – И ни разу не отправил ни одного письма. Глупо, да?

– Нет, – подхожу к нему поближе и усаживаюсь напротив. Ладонью накрываю его руку, чтоб как-то поддержать. – Это не глупо… это очень мило. Мне жаль, что всё так произошло. Я этого всего не знала. Мама никогда ничего мне не рассказывала.

– Вы не были близки?

– Нет, – с грустью и сожалением говорю ему.

– Мне жаль…

– Но почему Питер поступил так со мной? – всё еще недоумеваю я.

– Потому что он маменькин сынок, – выплевывает Чарльз. – Избалованный мальчишка, которому слишком много дозволено. Но он утратил лимит моего доверия и на этот раз получит своё! Не удивлюсь, если это был его жест доброй воли и восстановления справедливости. Памела ему всё, вероятно, рассказала, а мой старший сын всегда отличался бурной фантазией. Но ничего, – говорит со злобой в стальных серых глазах. – Он у меня ответит за этот поступок.

– Что вы сделаете?

– Не забивай свою голову этими подробностями, – с нежностью говорит мне, слегка кривя губы в горькой усмешке. – Важнее всего твоя собственная жизнь. Коэн сказал, что ты хочешь уехать. Сбежать из Палм-Бей.

– Да, – отвечаю, а сама думаю о том, как похожа на мать. Она тоже всегда убегает.

– Куда ты поедешь, Кэсси?

– Для начала в колледж, а потом… Не знаю. Мир такой огромный.

– А как же Коэн? Он любит тебя!

– От него я не сбегу, – уверенно отвечаю мужчине. Смотрю на него и больше не вижу того парня с фотографии, который как две капли воды походил на Питера. Сейчас я вижу в нём Коэна. Взрослого, уверенного в себе мужчину, одновременно ранимого и страдающего от ошибок прошлого, но всё же трепетного и заботливого Коэна.

– Не убегай, Кэсси! – смотрит умоляющим взглядом. – Если любишь моего мальчика, дай шанс вам обоим. Не повторяй ошибок своей мамы и моих.

– Не повторю, – даю обещание человеку, которого едва знаю. – Я люблю вашего сына!