Текст книги "Никто не умрёт (СИ)"

Автор книги: Елена Лихачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

*Мария охнула, потому что она никогда и ни с кем так вежливо не разговаривала, и слышала такие интеллигентные речи только в сериалах про богатых москвичей.

*Ивана, видя, что не может заставить Сергея отказаться от смертельного напитка, собрала последние силы с единственной целью не дать Сергею ни капли спиртного. «У меня нет другого выбора», – подумала Ивана и честно призналась голосом Марии сильно приглушенным, потому что Мария зажимала себе рот собственный рукой:

– А ты знаешь, что в этих бутылках? Чистый растворитель, который стоит копейки, разбавленный спиртом, чтобы пахло водкой. Это – отрава.

Тут Мария не выдержала, вскрикнула, подхватила в руки тяжелую сумку, и припустилась по дороге на полусогнутых ногах с такой скоростью, что, когда Сергей пришел в себя от услышанного, ее уже и след простыл.

А Мария, добежав до баньки, первым делом кинулась к своему самогонному аппарату. Бросила тяжелую сумку в предбаннике и со слезами на глазах стала разбирать агрегат. Каждый проводок, каждая посудина, давались ей через душевные муки. Она стонала и причитала, как над покойником. И когда аппарат стал похож на груду бытового хлама, она решила избавиться от всех запасов самогона. Начала с сумки, оставленной у порога. Но душа ее, изболевшаяся во время уничтожения самогонного аппарата, не выдержала морального напряжения – она отвинтила крышку, намериваясь вылить содержимое бутылки в бочку для дождевой воды, и рука ее потянулась ко рту...

Глава 10. НАСЛЕДНИК

Якудза сидел перед алтарем. Он был в своем неизменном посеревшем от частых стирок кимоно, подпоясанном обесцвеченным по той же причине некогда черным поясом. В комнате стоял терпкий запах пота и индийских благовоний. Спарринги старших мастеров обычно продолжались дотемна. Но сегодня Якудза закончил тренировки раньше обычного. Его воспитанник задал вопросы, которые он от него не ожидал услышать, назвал имена, которые мальчик не мог знать.

Хан вошел и встал позади него. Ему не терпелось начать расспросы.

– Ты сегодня был очень не внимателен, – раздался бесстрастный голос Якудза, – Иди, отдохни. Акено тебя накормит. Завтра поговорим.

– У меня очень много вопросов, – сказал Хан угрюмо, – Я жил среди чужих людей. Я жил чужой жизнью. Ты обманывал меня. Почему? Расскажи мне правду сейчас. Еще один день во лжи для меня слишком большой срок.

Хан достал из перекинутой через плечо сумки фотографию рыжего мальчика и протянул ее учителю. Якудза поднялся с колен и встал напротив него, скрестил руки на груди. Он смотрел в глаза Хану, а не на фото, молчал. "Он хочет правду, а услышит очередную ложь, – думал Якудза, разглядывая взволнованное лицо ученика. – Я должен врать, чтобы исполнить долг. Но та ли истина, которой является то, что ты считаешь сейчас правдой? Для всех нас истина во лжи, которая приведет к желаемому результату. Правда, которая поставит наши планы под угрозу, не нужна никому".

Хан ждал, что ответит тот, которому прежде он верил, больше всех на свете, кого считал для себя чуть ли не Буддой на земле.

– Хорошо. Я буду говорить, но и ты будешь слушать, – начал Якудза, – Да, я скрывал от тебя правду и заставлял всех молчать. Было очень важно, чтобы никто не знал кто ты, откуда и что здесь делаешь. Олег и Полина – не твоя семья, это правда. Ты родился не в России, а в Японии на острове Окинава в семье кумитё клана якудза, Такахаси Кацуро. По преданию, твой род берет начало от аристократических корней. В те времена еще не было фамилий. Великого Токугава, оставивший своим наследникам умиротворенную Японию, за верность и воинские заслуги одарил главу военного клана Сэй-гью обширными владениями в Китае, а чуть позже, после гибели нескольких его врагов – клану отошла часть острова Окинава.

Хан сжал кулак, лощеная бумага старой фотографии с хрустом смялась, но Хан этого не заметил, слова Якудзы поразили его. Он ожидал чего угодно – что он внебрачный сын самого Якудза или его внук, что он похищенный из богатой японской семьи сын, за которого отказались платить выкуп. Но не то, что он услышал.

– У Кацуро было два сына в браке. Но только первый – Итиро – с младенчества проявлял невероятное упорство и способности. Воля малыша, его решительность вызывали у членов клана суеверное уважение. Отец еще при жизни объявил его "наследником" и дал тайное имя, которое никто, кроме него не знал. Испокон веков все наследство рода Такахаси передавалось первому сыну главы семейства. Все остальные становились воинами клана. Ты – второй сын, ты – воин.

В душе Хана, вымещая обиду, с которой он пришел к учителю, поднималось чувство восторга. Он начал понимать, что предназначен для большего, чем сидеть в офисе и перебирать бумаги. Он – сын главы клана якудза, а не какого-то уездного начальника милиции! И у него есть брат! И хотя было немного обидно, что он – всего лишь тень величия, второй номер, гордость переполняли его сердце.

– Кацуро в Китае взял в дом двух китайских девушек, и они жили вместе с ним на его вилле на правах гражданских жен.

Хан криво усмехнулся.

– Хотел бы я так жить!

– Не стоит этому завидовать, – покачал головой Якудза, – Твой отец в своих планах не учел китайский характер и попался на этом в коварную ловушку. Но об этом я скажу позже. Итиро, так на людях звали твоего старшего брата, остался на острове Окинава с матерью, а тебя отец забрал с собой в Китай...

– Итиро – это мой брат? Как же меня зовут?

– Я не учил тебя перебивать старших, – поморщился Якудза, – Хочешь знать, умей слушать.

– Все-все, я понял, извини, сэнсэй, я нервничаю.

– Я продолжаю. Клан был очень могущественен, и были времена, когда вся Япония склоняла голову перед бесстрашием твоих предков. Все они были великими воинами. В Маньчжурии у твоего отца был роскошный дом, он стоял на берегу Желтого моря недалеко от русского порта "Дальний". Оттуда, из своей китайской резиденции, он продолжал править своими "младшими братьями" в Японии и России. Его воля простиралась за два моря. Он был великий оябун, безжалостный и справедливый. Юношей я мечтал стать членом "семьи". Но, так как мои родители были очень бедны и не могли дать мне ни положения, ни денег, я стал заниматься борьбой "айкибудзюцу", надеясь, что когда-то он меня заметит. Мне повезло – в семнадцать лет меня заметил Мамору, начальник охраны твоего отца. Я был счастлив, что моя жизнь будет связана с Кацуро незримой и неразрывной нитью. Я готов был отдать свою жизнь за его одобрительное слово. Он был особенным человеком. Его взгляд проникал прямо в разум человека. Он знал, о чем думал его собеседник, раньше, чем тот успевал произнести хоть слово. И если слова его были лживы, горе тому смельчаку. Рядом с твоим отцом всегда были преданные и честные люди, свято чтящие Бусидо. Итак, я стал его телохранителем. Теперь я приближаюсь к самому главному и печальному моменту истории целого клана якудза и твоей биографии. В тот вечер праздновали день рождения первой дочери Кацуро...

– Так у меня еще и сестра есть?!

Хан старался выглядеть спокойным, но его состояние прорывалось наружу нетерпеливыми движениями и репликами.

– Уже нет, – ответил Якудза и чуть подождав, будто почтил память девочки минутой молчания, которую Хан, не смотря на испытываемое нетерпение, не решился нарушить, продолжил. – Что-то произошло во дворе. Оттуда послышались крики и выстрелы. Кацуро выскочил из-за стола и приказал всем женщинам и детям уходить вглубь дома, подозвал к себе Мамору и сказал ему что-то. Тот поцеловал перед ним пол и исчез, потом кумитё позвал меня, и приказал мне "Спаси Дайсуке (так тебя звали в младенчестве), даже, если сам Будда встанет на твоем пути". Я взял тебя на руки, к тому времени ты был уже тяжел. От испуга ты вырывался и царапался, как звереныш. Но я закатал тебя в старинный персидский ковер и выбросил его через окно санузла во двор. Потом выбрался сам, подхватил сверток и побежал. Я бежал, держа тяжелый сверток на плечах, и молился, чтобы с тобой ничего не случилось. Я слышал выстрелы и крики раненых. Мне безумно хотелось вернуться к Кацуро, чтобы защитить его, но я не мог нарушить его приказ.

– Дайсуке. – произнес задумчиво Хан, это имя ничем не отозвалось в его памяти, – Почему мой отец не смог победить врагов, если был таким бесстрашным и прозорливым, как ты говорил? А сестра? А младший брат? А мать? А Итиро? Где они теперь?

Хан не мог терпеливо внимать размеренному голосу Якудза. У него было много вопросов, и ему нужны были ответы немедленно. Но Якудза не спешил отвечать на них. Сделав паузу, он, как ни в чем не бывало, продолжил рассказ:

– Я прекрасно понимал, что не могу появиться с тобой среди людей. Мужчина с малышом на руках мог привлечь внимание врагов. Через "брата", который работал в местной милиции, я узнал, что пару дней назад у семьи русского милиционера, который приехал в Китай с дружественной миссией из России, на озере Ханка пропал сын. Скорее всего, он зашел в воду и провалился в одну из ям около берега. Мальчика искали безуспешно, видимо подводным течением его тело отнесло далеко от берега, и оно застряло в какой-нибудь расщелине под водой. Я уговорил отца и мать этого несчастного ребенка выдать тебя за своего сына. Я дал им много денег и обещал платить каждый месяц сумму, от которой они не могли отказаться. Я обещал, что у них не будет с тобой проблем, потому что я всегда буду рядом. И они согласились забрать тебя в свою страну. Ты что-нибудь помнишь из того, что услышал сейчас?

– Я не знаю, что сказать, нет, я не смогу объяснить, – покачал головой Хан, он был растерян, – Такое чувство, будто, я заново родился.

В памяти Хана всплыл сон, в котором большой и добрый мужчина ласково гладил его по голове и без звука повторял одно и то же слово, будто называл его по имени. Ни лица, ни обстоятельств, при которых это происходило, он не мог вспомнить. И имя не помнил. Может быть, это был просто сон.

– А как звали мою мать? То есть, как ее зовут? Она ведь еще жива?

– Ёшико, – коротко ответил Якудза.

– Никогда не слышал.

– Ты и не мог слышать.

– Не скажи, иногда я вижу странные... сны.

"Какие сны тебе могут сниться, мальчик, – подумал Якудза, – Только те, которые расскажу тебе я. Вот и главный момент нашей легенды, да простят меня духи предков".

Он отошел к алтарю, запустил руку в пространство между ним и стеной и выудил оттуда длинный сверток. Развернул и направился к Хану, торжественно держа его на вытянутых руках. Когда он приблизился, Хан разглядел в его руках свернутое черное кимоно, поверх которого лежал старинный, судя по ножнам и рукояти, самурайский меч. По всей поверхности изогнутых деревянных ножен сверху вниз до самой рукоятки располагались замысловатые иероглифы. К своему стыду, он не узнавал ни одного из украшавших меч иероглифов.

– Я не понимаю, что здесь написано, – Хан и растерялся, что он должен ответить, что спросить...– Разве это японские иероглифы?

– Это древний язык. Такой же древний и сам досу* . Ты заметил, что на мече нет украшений. Его ковали в те времена, когда драгоценности не имели силу над людьми. По преданию, мастер, сделавший меч, написал на нем предсказание, сделанное его первым хозяином, который был великим прорицателем.

Хан вытянул меч из ножен. Вдоль изогнутого лезвия тянулись два узких желобка. По все длине – туманно-белый замысловатый рисунок, похожий на цветок клевера. Верхняя часть клинка была плоской. Гарда и рукоятка клинка были такими же аскетичными, как и ножны. Рукоять была обтянута залоснившейся от рук предыдущих владельцев кожей, стянута плетением из кожаных ремешков, с двух краев укреплена элипсообразными кольцами, повторяющими форму рукоятки. По все поверхности колец располагались иероглифы. Небольшая по размеру гарда, прикрывающая руку от удара меча противника, имела округлую форму, представляющую собой замысловатое сплетение иероглифов, окружающих голову дракона. Пасть дракона была обращена к лицевой стороне меча.

– Предсказание гласит: "Меч разбудит великие силы, жертвенной кровью. Великий воин возглавит войска самураев. Духи объединят свои силы с земной властью. Сэй-гью выйдет на сушу, чтобы насытиться кровью непокорных..." До сих пор никому не удавалось исполнить это предсказание. Дракон спит в глубоких водах реки времени.

Хан поднял меч, любуясь красивым изгибом. Косая тень от меча метнулась по стене к потолку черной молнией. Ему почудилось движение за спиной. Хан оглянулся. Отблески стали заметались по комнате.

...Ему уже никогда не убить врага. Он стар, слаб, обманут и разорен. «Духи предков, примите меня, чтобы сохранить доброе имя воина, уставшего от старости и болезней. Примите и дайте мне еще один шанс исполнить перед вами великий долг. Я готов стать среди вас, чтобы вернуться к живым и повести новых воинов, я верну власть клану во имя добра и справедливости». Он поставил меч, уперев его гардой в земляной пол, и навалился на лезвие грудью...

Хан содрогнулся от острой боли. Что это?

Он только что был стар и безумен. В его голове только что бродили странные мысли и воспоминания, которые были полны беспомощной злобы. Он только что покончил с собой, но он жив и полон надежд, уверен в себе и готов идти к цели. Хан еще раз поднял руку к глазам. Крепкая загорелая ладонь, упругая кожа. Вытер испарину со лба. Он все чаще становился кем-то другим: то старцем, то младенцем, то полководцем, то заботливым семьянином... Догадка заставила сердце Хана часто забиться от волнения: к нему возвращается память предков. Он старше всех, хоть и моложе многих. Жил он в другое время, были рядом другие люди, но в своей природе они неизменны. Но теперь он знает больше, чем любой человек на земле. Он распознает любую ложь и предательство, он обойдет все хитроумные уловки и коварные замыслы злодеев, он будет править людьми, как бог – благородно и справедливо.

Хан прижимал меч к груди. Сердце билось неровно, гоня кровь по артерии горячими толчками: "С самого начала я должен был все помнить, все знать. Но я забыл. Как же я смог забыть? Что ж так? Вернее, что не так? Если я живу так долго, что помню времена Токугавы, если жил все время, то почему не помню остальные события своей многовековой славной судьбы. Только яркие значимые отрывки жизни, которые вспоминаются бессвязно друг с другом и относительно текущего времени. И почему я не помню главного события своей настоящей жизни – гибель отца. Ничего не помню. Совсем ничего из того, что рассказал мне Якудза. Персидский ковер, побег, пожар".

– И не будет высшей власти, чем власть справедливости, будут наказаны виновные, а невинные отпущены на волю. Прекратятся распри и войны, потому что будет только одна вера и один хозяин на всей Земле. Все люди будут равны, потому что не будет власти выше, чем власть дракона воды. Люди будут ценить, что имеют, потому что иначе они потеряют все. Никто не посмеет отнять жизнь у другого, потому что жизнь любого человека на земле будет принадлежать дракону, и, кто покусится на его собственность, будет уничтожен...

Хан говорил так, словно, слова рождались внутри и выливались из него готовыми фразами. На последнем слове Хан запнулся, посмотрел еще раз на призрачный блеск лезвия и направил клинок обратно в ножны. Задел лезвием палец, который держал между деревянной проушиной для тесьмы и отверстием для лезвия меча, но не почувствовал боли. Кровь брызнула из глубокого пореза и потекла по ножнам, заполняя желобки иероглифов.

Якудза суеверно ужаснулся – меч ранил хозяина. Но, глядя, как Хан спокойно слизывает собственную кровь с пальца, вдруг понял – это "жертвенная кровь". Кенсин проснулся после многовекового молчания. Да, именно так. Этот день ознаменует начало нового пути.

Якудза продолжил рассказ, не догадываясь, что творится в душе Хана. Он прикрывал глаза веками, боясь, что Хан увидит в его взгляде страх разоблачения, старался говорить напористо и убедительно – он не мог позволить сомневаться в своих аргументах.

– Я не сказал тебе главного. По моей просьбе "брат", который служит в китайской милиции, внес правки в протоколы опознания трупов. Все думают, что ты погиб вместе с отцом. Враги не ищут тебя, они ищут твоего старшего брата. Если за наследниками Кацуро объявлена охота, то под прицелом в первую очередь окажется его первый сын. А они непременно его найдут, как только он получит документы и захочет предъявить права на собственность клана. Я знаю это, потому что, кроме твоего трупа на пожарище не оказалось еще двух погибших – гражданской жены Кацуро – Сонг и ее сына, третьего сына Кацуро – Рензо. Я уверен, что именно Сонг, мать Рензо, организовала нападение на виллу. Кацуро взял девушку из семьи, имеющей большие связи в китайских триадах. Он надеялся, таким образом, заручиться поддержкой влиятельных китайских кланов и получить часть земель некогда принадлежавших его клану через соглашение. Он не хотел войны с триадами. Они слишком сильны на территории Китая и прилегающей к границе с Китаем территории России и Монголии. Я уверен, что Сонг хитростью хотела завладеть имуществом семьи Такахаси. Но даже самая умная девушка в мире, ни за что не смогла бы перехитрить Кацуро. Он попал в хорошо расставленные сети триад. Глава клана погиб, но предусмотрел и такое развитие событий. Он знал, что может погибнуть, и поэтому разделил сыновей и спрятал первого сына, а завещание оставил в Японии. Официально Итиро не признан мертвым, значит, наследство Сонг не видать. Но когда он объявится, ему предстоит противостоять ее козням и козням ее родственников. Но еще одного не знает коварная китайская желтая змея, что ты тоже жив и будешь наступать ей на пятки, не видимый, а потому непобедимый. Тебя будут сопровождать твои верные телохранители – Самурай, Ниндзя и Пончик. Мы должны быть готовы ко всему. Если Итиро откажется от своего предназначения, то у меня есть другой план. Ты заменишь брата... Завтра мы займемся твоим будущим. Ты поедешь в Японию как русский турист по своему нынешнему паспорту, а там...

Хан вспыхнул негодованием:

– Скажи, учитель, сын Такахаси Кацуро, о котором ты с такой гордостью сейчас говорил, стал бы прятаться под чужим именем?

Его рука продолжала сжимать меч, вложенный в ножны, словно императорский скипетр. Его голос был глух от волнения, но слова он произносил, четко, чеканя их с напряжением, словно выдавливая их из себя.

– Я хочу посетить место гибели отца, а потом найти мать и брата. Таков мой план. И я больше ни дня не хочу быть Борисом.

Якудза опустил взгляд на ножны, вздрагивающие в руке Хана, будто он готов был обнажить меч, чтобы доказать свое право решать свою судьбу самостоятельно.

– Ни дня? – Переспросил учитель, повернув лицо в сторону окна.

В полумрак молельни через открытое окно был виден только темный небосклон. Хан посмотрел в том же направлении, куда был устремлен взгляд учителя. На горизонте начинала алеть тонкая полоска зари, похожая на отблески пламени, зажженного в его сердце.

– Сейчас, – твердо сказал Хан.

Якудза постучал в стену. Почти сразу же в комнату вошла Акено. Она была одета так, будто собралась на утреннюю пробежку, в спортивный костюм и кроссовки.

– Отвези мальчика домой.

Акено не удивилась, не переспросила, о каком доме говорил ее муж. Она посмотрела на меч в руках Хана, сказав с улыбкой:

– Ты так рад своему подарку, что хочешь его увезти с собой? Такое оружие не понравится таможенникам. Но, думаю, мы что-то придумаем, – сказала она – Мой двоюродный дядя работает в таможне.

Якудза открыл ворот кимоно и вытянул за кожаный ремешок деревянный кружок с вырезанным драконом, таким же, как на гарде меча, который держал в руках Хан.

– Человек с таким знаком на теле в виде даймона* или ирэдзуми – человек из твоего клана. Мы все носим этот знак. Я, Ниндзя, Самурай и Пончик и еще очень много людей по всему свету хранят его на своем теле.

– Но Пончик – местный, то есть русский, – машинально возразил Хан.

– Кацуро лично назвал его "братом".

– Тебе еще много чему придется удивляться, – снова улыбнулась Акено.

Хан понял, что жена Якудза не так проста, какой она представлялась ему раньше. Тихий уют, создаваемый незаметной Акено, закрывал его глаза на многое в ее облике – резкие угловатые движения, низкий хрипловатый голос и не женская самоуверенность в глазах.

– Мы поедем на моей машине в Находку, – сказала Акено, – Оттуда отплываем в Японию. Там ты получишь новые документы. И с того момента у тебя будет много работы. В клане неспокойно, враги стали выпускать свои ядовитые жала. Мы рады, что ты – с нами.