Текст книги "Никто не умрёт (СИ)"

Автор книги: Елена Лихачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18. ЁШИКО

В прошлом осталась ноющая грусть о неисполненном обещании. А сейчас его мучил стыд за то, что он собирался сделать, но у него не было другого выбора. Итиро предал память предков. Где он ошибся? В какой момент воспитанник перестал верить идеалам клана? Легкая досада на себя за непонятные ему самому оплошности в воспитании ученика, которые он мог допустить, не могла поколебать решимость Мамору. Кто бы ни был виноват, клан должен получить нового кумитё, Кацуро должен быть отомщен, а враги должны быть повержены.

Если первый сын Кацуро не желает идти по пути отца, то это сделает другой человек. Мамору держал этот план на самый неблагоприятный расклад. Он зародился в его голове в тот момент, когда испуганная страшной гибелью бывшего мужа Ёшико решила спрятать старшего сына у дальних родственников в Корее.

Подавая Мамору сопроводительное письмо, она сказала:

– Мне больно расставаться с сыном, но я знаю, что так будет лучше для всех. Если мой мальчик погибнет от рук врагов, я не переживу этого горя. Отныне мы не должны видеться ради его безопасности.

Ёшико плакала одними глазами. Ни один мускул на прекрасном лице "старшей сестры" не дрогнул. Мамору верно служил Ешико с того самого дня, как Кацуро, забрав младшего сына Дайсуке, уехал в свою китайскую резиденцию. Ёшико редко разговаривала с ним на семейную тему, но он знал, как тяжело она перенесла сначала фиктивный развод, и затем расставание с мужем. И вот теперь она вынуждена была разлучиться с любимым сыном.

– Сделай для него все, что в твоих силах, – продолжала Ёшико. – Кацуро хотел, чтобы его сын продолжил его дело, вернул былое величие и отнятое врагами богатство его семье. Он мечтал поднять герб клана Сегью так высоко, как он возвышался во времена Такугава.

Ёшико примолкла, будто хотела сказать что-то еще, но внезапно забыла. Мамору воспользовался паузой, чтобы задать давно беспокоивший его вопрос.

– Прости, сестра. Я не решался. И теперь не должен. Но возможно, это наш последний разговор на долгие годы. Я хотел бы знать, если ты доверяешь мне...

Мамору встретил горестный взгляд Ёшико и невольно опустил глаза. Он знал, что влезает не в свое дело. Он не имеет право владеть этой информацией, но в истории гибели Кацуро слишком много странностей. Он хотел знать, к чему ему следует подготовить Итиро – к битве за честь семьи или к мести за гибель родных. Что угрожает самой Ёшико, если она решилась расстаться с сыном, спрятав его среди бывших якудза, предавших клятву данную своим оябунам.

– Спрашивай.

– Это может быть не легко для тебя, – сказал он, – Я хочу знать то, во что ты не считаешь нужным меня посвящать.

Ёшико наклонила голову, показав тем самым, что слушает своего собеседника очень внимательно. Мамору поклонился, не решаясь посмотреть в лицо "старшей сестры". Её талия в тридцать три так же тонка, как в двадцать два", – подумал он, а вслух произнес:

– Ты развелась с Кацуро, когда враги стали донимать его своими кознями, сменила имя, а потом вышла замуж за простого чиновника для того, чтобы отвести глаза врагов от сына?

Ёшико еле заметно кивнула. Тогда Мамору решился на большее, он, не поднимая головы и показывая своим видом покорное смирение, и задал главный вопрос:

– Почему же Кацуро не оставил тебе и младшего сына?

В ответ он услышал нетерпеливый шорох и невольно поднял голову и посмотрел в сторону, откуда он послышался. Ёшико стояла у окна спиной к нему. Ее осанка и вся ее напряженная поза выражали протест. Она не хотела слушать "об этом", не хотела отвечать "на такие" вопросы, не хотела вспоминать "те" мгновения своей жизни. Понимая, что затронул чувства Ёшико, которые не остудили ни время, ни расстояние, ни непоправимость, Мамору быстро увел разговор в сторону:

– Стоит ли мне рассказывать Итиро о том, что вместе с отцом погиб его брат. Раздели со мной мое беспокойство или развей мои сомнения – поможет ли эта информация воспитать храброго воина, готового исполнить долг или же кровная месть может увести Итиро от истинных целей?

Ёшико надолго задумалась. Вся отцовская любовь досталась первому сыну. Рождение второго произошло в его отсутствие. Кацуро полгода жил в России, занимался созданием русского звена клана. А когда вернулся, ушел с головой в разборки с семьями китайских триад, с которыми у него пересеклись интересы в Приморье и Маньчжурии. И для того, чтобы обезопасить жену, он велел ей сменить имя и выйти замуж за незаметного служащего государственного аппарата, который согласился на этот фиктивный брак за деньги. Она просила оставить ей обоих детей, чтобы они имели возможность выжить в войне кланов, которую затеял Кацуро, пытаясь получить в свои руки власть над прежде принадлежавшими семье территориями влияния. Но он не дал ей возможности решать судьбу сыновей. Оставляя Ёшико в Японии, Кацуро умолял не проклинать его, за то, что не может отказаться от счастья лично растить первенца. Это была его идея поменять имена детям. Никто, кроме них двоих, об этом не знает и не догадывается. Кацуро считал, что сможет запутать врагов и выиграть время. Ему нужно было время, но вот теперь его нет. Нет совсем. Кому нужны были его великие цели, если из-за них она осталась одна? О, как она страдала от ревности и одиночества, когда узнала, что Кацуро прижил дочь и сына от гражданских жен-китаянок. Никто не знал, какие мысли терзали бедную женщину.

Мамору сочувственно смотрел на притихшую у окна Ёшико. Он догадывался о ее душевном состоянии. Он умел читать по глазам и позам. С людьми Ёшико всегда была доброжелательна и рассудительна. Ни разу она не позволила себе сорваться и закричать на провинившегося слугу. Лишь Мамору понимал глубину ее боли и отчаяния. Он был хорошим другом и был готов стать лучшим воспитателем для будущего кумитё клана.

– Если мой сын изберет другую дорогу, откажется встать во главе клана...

Мамору не дожидаясь окончания реплики, прервал Ёшико.

– Тебе не стоит думать об этом, он не откажется, потому что в нем течет кровь потомков великих воинов Такаси, – сказал он, упрямо склонив голову.

Ёшико отвернулась от окна, подошла к Мамору так близко, что тот почувствовал аромат ее губной помады. Страдальческая складка у ее губ стала еще глубже. "Лучше бы отказался, тогда у него был шанс выжить", – прошептала она одними губами. Она знала, что наследнику семьи Такахаси придется сражаться за власть не только против врагов клана, но и с теми, кто растащил собственность клана после смерти ее главы. Когда появится законный наследник, единолично претендующий на власть в клане, вот тогда начнется кровавая бойня. Кацуро приготовил яблоко раздора, которое может закончиться междоусобной войной для многих могущественных семей якудза и триад. Сможет ли Дайсуке победить в этой борьбе без своего старшего брата, погибшего вместе с отцом? Она не вправе лишать сына выбора. Но лучше бы он отказался...

– Эта ужасная женщина, – Ёшико запнулась, она страшилась называть имя. – Ты думаешь, мы сможем ее обмануть?

– У меня достаточно связей в Корее, чтобы противостоять этой китайской бестии. Когда придет срок Итиро сам с ней разберется. "Старший брат" поступил мудро. Итиро может оставаться невидимым, пока наберется сил, чтобы самостоятельно защитить свои права. У него будет шанс, который судьба отняла у его брата.

Мамору виновато потупил взгляд. Он опять нечаянно коснулся больной темы. Но Ёшико не показала своей грусти, она лишь отвернулась на секунду, но только для того чтобы взять с журнального столика сверток. Мамору заметил его, как только вошел. По форме свертка он понял, что там находится старинный меч – реликвия семьи Такахаси. На нем Кацуро принимал клятву верности.

– Передай сыну, когда ему исполнится восемнадцать. Пусть он знает историю клана. Понимает, что ему предстоит совершить. Расскажи ему об отце и завещании. Пусть готовится принять наследство, когда ему исполнится 21 и защитить свои права...

– Ты хочешь, чтобы я скрывал его родословную до совершеннолетия?

– Нет, он должен знать своих предков, но тебе нужно быть осторожным, чтобы он своей детской непосредственностью через друзей, с которыми он может поделиться, или в случайных обмолвках, не привлек к себе внимание врагов, и убийц...

В глазах Ёшико блеснула ненависть. Она подняла подбородок, и Мамору увидел перед собой не печальную вдову, оплакивающую страшную кончину мужа, и не мать, обеспокоенную судьбой сына, а увидел "старшую сестру", готовую разделить его судьбу.

– Пусть он узнаёт правду через легенды, во время детских забав. Но за год до исполнения возраста, указанного в завещании, ты расскажешь ему все, как есть. Пусть он сам сделает выбор, кем ему быть.

Именно тогда у Мамору стал зреть план. Что если, Итиро вырастет и станет не тем, кого они все ждут, и, получив наследство отца, растранжирит его на удовольствия?

Тогда по его поручению Акено нашел в буддийском приюте японского мальчика того же возраста, что и сын, погибший вместе с Кацуро. Никто не знал его имени. Испуганного трехлетнего ребенка нашли на озере Ханка вместе с пятилетним белым мальчиком. Европейский ребенок говорил на незнакомом монахам языке, их обоих забрали в приют, как неопознанных детей. Акено был русским корейцем и хорошо знал русский язык. Он смог выведать у белого мальчика, что его зовут Борис, и отец у него милиционер. Бориса она оставил в монастыре, а его родителей Якудза убедил увезти в Россию вместо своего, якобы утонувшего в озере сына, трехлетнего безымянного найденыша. Акено и Якудза поехали в Россию вслед за ними. Они любили друг друга. С первых дней знакомства они были верной парой. Акено ради своего любимого изменил пол. Но никто из "братьев" не посмел его осудить и стали называть его "сестрой" с большим уважением за смелость, ум и преданность клану.

После разговора с Итиро, который высмеял его за его приверженность традициям, мысли Мамору крутились вокруг одного важного события, которое должно было поставить точку над прошлыми его стараниями и стать началом великих перемен. Якудза по его сигналу должен был привезти в Японию, якобы, чудом спасенного из огня Дайсуке, младшего сына Кацуро. Так будет думать Ёшико. Он объяснит ей, что Итиро выбрал другой путь. И теперь все зависело только от того, сумеет ли он убедить братьев клана, что он – первый сын Кацуро. Реликвия семьи Такаси – меч, который передала Мамору Ёшика – в руках найденыша должна была убедить даже самых недоверчивых в том, он – истинный сын Кацуро.

Что, если она не захочет помогать ему? Что если она, ослепленная любовью, захочет отдать любимому сыну богатства, положенные ему по праву наследования? Если случится такое, он сделает то, что никогда себе не простит: он убьет любовь своей жизни, нежную, как лепестки китайской розы, Ёшико, ее любимого сына, и умрет рядом с ними. Его дело продолжат Акено и Якудза вместе с Дайсуке, который после смерти брата уже по праву наследования примет на себя обязанности старшего семьи Такахаси, заставит замолчать недовольных и трепетать врагов.

Глава 19. ЧУНХУА

Шо хай Пин, отвечающий в организации за связи с общественностью, разъяренно ходил из угла в угол своего кабинета в загородном доме.

Двадцать два года назад в его подчинении появилась девушка по имени Сонг. В то время на территории, которую уже несколько десятилетий контролировала группировка триад под руководством Лонг Тао Фу, обосновался клан якудза. Он предъявил права на обширные территории вдоль Желтого моря. Открытые разборки с якудза ничего не дали. Кацуро был умен, бойцы его клана всегда одерживали верх в открытых стычках. Глава организации фу шан шу Сан созвал совет, на котором был утвержден план, как избавиться от непрошенного конкурента. Вербовщику синг фунг Чао было поручено найти соблазнительную образованную сироту, хорошо знающую японский язык. Ей предстояло исполнить главную роль в предстоящей операции. Требования к претенденткам были очень высоки. В поисках участвовали все от "большого брата" Ло, главы триад северного побережья, до рядового члена самой маленькой группировки. Наконец, в одном из борделей Шанхая, люди Чао нашли подходящую кандидатуру – соблазнительную Сонг. Девушка хорошо знала японский язык, потому что до 12ти лет росла в Японии. Хозяйка борделя призналась, что купила красивую девочку у ее китайских родственников, заплатив им круглую сумму. По рассказам самой Сонг, она поехала в гости к родственникам в Шанхай, но оказалась в борделе. Как это произошло, она не помнила, поэтому Чао не составило большого труда убедить её в том, что она попала в бордель по вине семьи Такахаси, что это якудза выкрали и продали ее в рабство. Девушка поклялась отомстить обидчикам. Тогда ее стали готовить к важному заданию. Она прошла длительный курс обучения шпионским премудростям и светским манерам. Над сознанием Сонг поработали именитые психологи и шаманы. Ей предстояло выполнить сложную работу – добиться любви Кацуро и завладеть его недвижимостью в России, Китае. Чао постоянно подпитывал решимость Сонг, якобы, "достоверными сведениями" о том, что и родители Сонг, и ее братья были убиты якудза, а все ее сестры распроданы так же, как и она, по всему миру.

Триады умеют терпеливо ждать прибыли от любого дела. Сонг должна была войти в доверие Кацуро, стать его любовницей, любыми путями родить ему сына и добиться от Кацуро признания его родным, а затем – наследником. Если бы Сонг сначала родила дочь, то все равно Триады терпеливо ждали бы рождения сына. После этого все мальчики – сыновья Кацуро, кроме сына Сонг, должны были умереть. А чтобы Кацуро был более покладист в выборе спутницы, для девушки была придумана легенда – она незаконная дочь главы триады "14К". Интересы этой организации никак не пересекались с планами Кацуро, он не имел притязаний на территории в Гонконге.

Кацуро "клюнул" и подписал с Сонг брачный контракт. И хотя контракт не давал ей никаких привилегий и, к тому же, она оказалась не единственной гражданской женой Кацуро (ее конкурентка по имени Цзиа была родственницей главы китайской диаспоры в Приморье) Сонг не унывала. Она в первый же год родила сына. Чуть позже Цзиа родила дочь. Кацуро очень любил дочку и почти не замечал существования Сонг и ее сына. Ненависть Сонг к своему гражданскому мужу перекинулась на его вторую жену и дочь. Сонг стала нервной и вспыльчивой.

Шо хай Пин понимал, что она в любой момент может сорваться и выдать мужу свои истинные чувства и намерения. Операция по ликвидации семьи Такахаси была назначена на день рождения дочери Кацуро. Об этом попросила Сонг. Предполагалось, что любящий отец соберет за праздничный обед всех своих детей. В тот вечер Сонг лично отнесла охранникам отравленное угощение, якобы с праздничного стола и сама проследила, чтобы еда была попробована каждым из них. Потом она взяла сына и тайно выбралась из дома, открыв ворота и калитку. Отряд наемников, завербованных для этой операции в трущобах Пекина, ворвался на виллу, не встретив сопротивления.

– Ты провалила план, в который тао ло Фу вложил четверть миллиона долларов. Почему Кацуро спрятал своих сыновей? Как это случилось, что ты не знала, что их в доме нет?

– Не знаю... это было давно...

– Куда исчез Итиро? Ведь это случилось на прошлой неделе. Ты говорила мне, что контролируешь каждый его шаг.

– Не знаю...

– Каждый раз, когда ты проваливаешь операцию, ты говоришь "не знаю". Ты должна была выяснить, где находится второй брат и уничтожить обоих. Но ты опять не справилась.

– Я... я найду этого ублюдка и принесу тебе его голову.

– Что ты несешь? Когда ты в последний раз видела себя в зеркало? Растолстела, обрюзгла. Ты пьешь? Мне не нужны головы якудза. Я не варвар. Ты не понимаешь, сколько труда и денег стоило выследить, где прячут Итиро. На эту операцию работали несколько сотен человек, я вложил в это столько долларов, что мне теперь легче тебя убить и найти другого исполнителя. Ты выдохлась...

– Нет! Никто, кроме меня, не знает в лицо Мамору. Он был воспитателем Итиро. Поверь мне. Я все исправлю. Мой сын вступит в права наследства и подарит все тебе...

– Когда мы начинали войну против Такахаси, мы надеялись, что она будет скорой и легкой. Что ты так на меня смотришь. Ты хотела скорее отомстить? Ты устала ждать, когда плод созреет? Ты поспешила и подвела нас. Это также ясно, как то, что ты полная дрянь ...

– Я все исправлю, – Сонг вскинула голову, – У меня есть верные люди. Они ненавидят Итиро всей душой, так же как я, и даже больше, чем я...

Мысль, вспыхнувшая в ее сознании, отразилась в ее глазах. Они зажглись надеждой и решительностью. Пин немного удивился такому превращению. Только что перед ним стояла понурая небрежная женщина средних лет. Затравленный взгляд из-под бровей, дрожащие губы, кривящиеся в неуверенной подобострастной улыбке. Но вот все в ее облике изменилось. Тело налилось статью, на лице вспыхнул румянец азарта.

– У меня есть девушка, которая имела влияние на Итиро. Эта девушка сделает все, что я прикажу.

"Что ж Чжоу, ты не справился, – думала Сонг, выходя из дома шо хай Пина, – Ты потерял не только право мстить за поруганную честь Чунхуа, ты потерял право жить. Потому что теперь в дело вступит твоя сестра. Она узнает еще одну страшную "правду" о своём бывшем любовнике – Чжоу вступился за честь сестры и был жестоко избит Итиро. От полученных ран бедный брат скончался. Об этом Чунхуа узнает из местных газет. И тогда девушка непременно возненавидит Итиро и захочет отомстить обидчику. А если не захочет... то у нее есть маленький сын, которого она очень любит. И если Чунхуа будет покладистой девочкой, с ним ничего не случится..."

***

В уезде, где Итиро жил до переезда в Сеул, никто не знал, куда пропал Мамору. Итиро пытался выяснить что-то о своей матери, но как только он касался этой темы, рты собеседников замыкались на замок. Итиро понимал, что, может быть, не достоин правды. Якудза не прощают предательства. Даже те, которые покинули свои кланы. Они просто выбрали другой путь, но сначала выполнили свой долг. Он же своим долгом пренебрег...

Вернувшись в Сеул, Итиро поехал домой – на квартиру, которую с первых дней их пребывания в столице, для него снимал Мамору. Итиро выбрался из внедорожника, расправил плечи. Несколько часов неподвижного сидения за рулем – нелегкая работа для парня, который привык к постоянным физическим нагрузкам. У дверей квартиры он на мгновение задержался. Она была приоткрыта. Эту квартиру в центре Сеула он снял вместе с Мамору. У Мамору оставались ключи. Он вернулся? Итиро обрадовался – его поездка в уезд была не напрасной. Мамору передали, что он его искал, и старик простил его.

Не раздумывая, Итиро влетел внутрь и остановился, как вкопанный. В полутьме комнаты, служившей ему своеобразным тренировочным залом, среди груш и манекенов он заметил женский силуэт. Он узнал бы этот силуэт из тысячи, миллионов, миллиардов женских фигур.

– Чунхуа – произнёс он одним дыханием.

Сердце бешено заколотилось, он шагнул к девушке, еще не зная, как поступит дальше.

– Здравствуй, – тихо ответила она.

Знакомый голос ворвался в мозг, путая мысли и желания. Когда Чунхуа была воспоминанием, Итиро часто разговаривал с ней. Каждый раз он задавал девушке один и тот же вопрос – "почему?", но никогда не получал ответа. Теперь он смог бы его услышать, но он больше не хотел знать правду. Сожаления и грусть покинули его разум, как только он увидел любимую.

– Ты, – сказал Итиро.

Он не мог придумать слова, которые выразили бы силу его ощущений. Они казались ему слишком простыми, не достойными той, которая стояла перед ним.

– Я.

Вдруг Чунхуа зарыдала. Она шептала "за что?" и тихо почти без звука рыдала, зарывшись лицом в ладони.

Итиро подошел ближе. Чунхуа была прекрасна. Красное платье, аккуратная прическа, темные туфли и даже маленькая театральная сумочка теперь не к месту болтающаяся у нее на руке – все говорило о том, что девушка тщательно подготовилась к встрече. Она пришла, чтобы произвести на него впечатление, она пришла, чтобы вернуться. И даже плач ее казался Итиро проявлением сожаления о содеянном и счастья видеть его. Он бережно обнял Чунхуа. Она сжалась в его руках. Но Итиро не насторожило это невольное движение. Его душа пела – Чунхуа вернулась. Он сможет ее простить, и тогда она, как и прежде, станет смело отдаваться его рукам. Он боялся спросить, что случилось с ее беременностью. Боялся причинить ей боль нечаянным словом. Она могла потерять плод еще до рождения. Такое бывает с молоденькими, неопытными девушками, какой и была его Чунхуа. "Ни к чему бередить раны", – подумал Итиро и ничего не спросил. Чунхуа была с ним, и все проблемы отошли на задний план. Мамору и тайны его семьи подождут. Чунхуа рядом – вот, что сейчас главное.

***

Крепкое кольцо рук сжало Чунхуа. Рыдания помимо воли рвались наружу. Зачем ей этот страшный мир, полный потерь, ничьи руки не смогут развести ее горе. А эти ужасные, несущие смерть руки... руки убийцы гладили ее плечи. Чунхуа дрожала от омерзения. Страх сковал ее душу. Страх за сына, которого отняла у него та страшная, как сама совесть, женщина.

Вся семья отвернулась от нее, ведь она прижила ребенка без мужа. Отец выгнал ее на улицу, как только она вернулась из больницы с сыном на руках. Только Чжоу не бросил ее. Любимый брат заботился о Чунхуа, как преданный муж. Он снял для нее квартиру в дешевых кварталах Сеула.

Сонг ворвалась к ней домой ранним утром, потрясая утренней газетой. Она кричала на нее, обзывала шлюхой, винила в смерти брата и потом забрала у нее годовалого сына. Чунхуа побежала вслед за ней, плач ребенка разрывал ей душу. Но люди из триад схватили ее и увезли с собой. Она жила в каком-то бараке целый месяц. Страшный месяц унижений. Она забыла, что такое гордость и стыд. Она пошла на все, лишь бы ей разрешали видеться с сыном. И теперь стояла перед своим бывшим любовником, мечтая о том, что сможет очень скоро выполнить порученное ей дело и вернуть себе сына и свободу.

***

– Я люблю тебя, – в страхе вскрикнула Чунхуа и обхватила голову Итиро обеими руками. Они были еще мокрыми от слез. Она целовала его лицо. Только бы скорее увидеть сына – билось в ее голове. Она опустилась перед ним на колени... Только бы он не заболел, пока она выполняет это ужасное задание. Она схватилась за ремень брюк. За этот месяц она многому научилась. Враг будет доволен, а затем повержен.

Итиро был удивлен поведением Чунхуа. Ее движения неприятно кольнули его самолюбие. Он понял, что Чунхуа хочет сделать, и с ужасом отшатнулся. Девушка тащилась по полу вслед за пятившимся Итиро, намертво вцепившись в его брюки.

– Прекрати, – закричал Итиро, – Перестань, сейчас же.

Чунхуа разжала пальцы и рухнула на пол. Она скорчилась в позе зародыша. Она больше не рыдала. Только тихо всхлипывала.

– Лучше бы я умерла, – прошелестел голос с пола.

– Не говори так, – Итиро склонился над распростертым телом, – Ты молода и прекрасна. Мы будем жить долго и счастливо.

– Лучше бы умерла я, – повторила девушка, – Я заслужила смерть.

Чунхуа говорила, думая о брате. В статье, которую Сонг заставила ее прочитать, подробно описывалась страшная кончина Чжоу. В статье упоминалось, что убийца Чжоу – парень, обесчестивший его сестру. Чжоу нашел его. Они подрались и в честном поединке, Чжоу отомстил обидчику сестры, сильно его избив. Но на следующий день Чжоу был найден в темном переулке. Он получил смертельную рану ножом в живот. Убийца бросил его умирать мучительной смертью на ночной улице Сеула. Полиция обвиняла в смерти Чжоу гражданина Японии по имени Итиро. Именно об этом вспоминала Чунхуа, подавляя в себе отвращение и зовя смерть.

Итиро гладил плечи вздрагивающей от его прикосновений Чунхуа. Он принимал страшные слова любимой за раскаяние. "Чунхуа соскучилась, – думал он, – Она сожалеет, что покинула меня, скорее всего, наш сын умер, она так страдает от этого, винит себя в случившемся, молит меня о прощении". Он легко поднял Чунхуа на руки и отнес в спальню.

В эту ночь он был особенно ласков и предупредителен. Он не позволил себе даже намека на прошлое и не обратил внимание на непривычную опытность Чунхуа. Он целовал ее губы, не ощущая ответных поцелуев, он ласкал ее тело, не получая взамен ответных ласк. Но при этом она делала все, чтобы доставить ему удовольствие. И ничего из этого не показалось ему подозрительным. Он был рад возвращению Чунхуа и собирался отогреть ее сердце своей любовью.

Но прошла ночь, и Итиро посетили первые сомнения. Чунхуа прятала глаза, когда говорила ему слова любви. Она часто срывалась в истерику без причины. А, наблюдая за ней в тот момент, когда ей казалось, что он ее не видит, он замечал на ее лице тревогу. Он заметил и холодность ее, и опытность ее ласк. Да можно ли было назвать эти привычные движения вдоль его тела ласками любящей женщины? Девушка знала много способов удовлетворения партнера. Слишком много для его нежной и неопытной Чунхуа. А может быть это не она? Итиро внимательно изучал спящую Чунхуа. Лучи восходящего солнца отражались в окнах соседних домов, падали на их брачное ложе. Несомненно, это тело принадлежало его любимой. Тогда что случилось с Чунхуа за время их разлуки?

Итиро нежно провел рукой по интимным местам своей возлюбленной. Кожа нежная, как цветок сакуры. Чунхуа вздрогнула и открыла глаза.

– Что случилось с ребенком? – спросил Итиро.

Он сам удивился тому, что сказал. Слова вырвались неосознанно, спонтанно. Наверное, он часто размышлял о причине грусти и нервности своей любимой. Где-то в подсознании сложилось впечатление, что все-таки ребенок существует. Чунхуа вела себя иначе, чем мать, потерявшая дитя. Такая глубокая печаль Чунхуа связана с тем, что с ее ребенком что-то не так. Он болен или инвалид.

Чунхуа вздрогнула, напряглась. Итиро смотрел ей в глаза и задал вопрос, на который она не знала, как ответить. Когда Сонг готовила ее к встрече с Итиро, она заставила ее назубок выучить такую легенду:

"Чунхуа вернулась, потому что очень сильно любит Итиро. Она избавилась от первенца, как он хотел. Долго переживала их разрыв. Но потом поняла, что готова на все, ради любимого. Она все это время любила только его. Отец спрятал ее в глухом уезде, пытаясь убить в ней чувства к нему тяжелой физической работой на рисовом поле. Он хотел выдать ее замуж за местного крестьянина. Но Чунхуа сбежала, и теперь у нее нет другого дома, кроме того, где живет Итиро. Если он ее прогонит, Чунхуа покончит с собой, так как больше никому не нужна..."

Ее легенда исключала вопросы о ребенке. Чунхуа запнулась, пытаясь найти подходящие по легенде фразы. Только сейчас Чунхуа поняла, что Итиро ни разу не спросил ее, зачем она вернулась. Она так сжилась со своей легендой, что даже не заметила того, что ей не пришлось ее рассказывать.

Чунхуа вспомнила тот день, который перевернул ее жизнь. Итиро растоптал ее. В той записке, которую вручили ей от его имени, он писал, что Чунхуа должна избавится от их нежеланного дитя. Что он не собирается связывать свою жизнь с китайской шлюхой, бросающейся в объятья первого встречного и отдающей ему свою честь. В тот день Чунхуа увезли в больницу с угрожающим выкидышем. Семь месяцев она находилась в депрессии между жизнью и смертью, не покидая стен больницы. Когда родился сын, он стал для нее единственной ниточкой, связывающей ее с жизнью. И вот теперь эта ниточка могла оборваться. Если она не сможет выполнить задание...

Что сказать? Чунхуа лихорадочно думала, но не найдя нужных слов в отчаянии впилась в губы Итиро, обвила его шею руками – только бы не видеть этот испытующий взгляд.

– Что с тобой такое? – Итиро оторвал ее от себя, вскочил с кровати.

Натянул спортивные шорты. Желание, которое всегда вызывало в нем обнаженное тело Чунхуа, ушло. Он не мог понять, почему ему больше не хочется целовать любимую. Почему ее губы не кажутся ему сладкими.

– Я люблю тебя, – дежурно сказала Чунхуа и стыдливо потянула на себя белую простынь.

Оказавшись под защитой легкой ткани, она почувствовала себя увереннее. Нужные слова сами пришли на память.

– Я сделала аборт ради тебя. Чтобы быть с тобой. Я поеду за тобой на край света. Куда ты, туда и я. Я буду помогать тебе во всем, делать все, что ты прикажешь. Я буду верной женщиной. Ты никогда не пожалеешь, что связался со мной. Я буду твоей тенью, твоей марионеткой. Приказывай. – монотонно проговорила она.

– Что ты сказала? – поразился Итиро.

– Я выполню любое твое желание, приказывай, – повторила Чунхуа тем же бесцветным тоном.

– Нет, повтори, что ты сказала о ребенке. Ты сделала аборт? И теперь ты хочешь, чтобы я стал твоим кем? Любовником? Как ты посмела ко мне прийти после этого?!

– Что?

Чунхуа медленно поднялась с кровати. Простыня сползла с ее тела, но она не замечала своей наготы. Она пылала гневом. Ее голос прерывался от рвущейся наружу ярости. Как смеет он, виновник всех ее бед, обвинять ее. Что за казнь он придумал для нее снова? В душе Чунхуа родился вулкан, он рвался наружу. Сейчас перед ней стоял враг, Чунхуа казалось, что если сейчас она убьет его, то ей станет легче. Все будет просто. Она освободится от страданий одним ударом. Чунхуа показалось, что мир затих, исчезли все звуки. Она сама удивилась, какими вкрадчивыми стали ее движения. Мысли, будто, чужие. На кухне есть нож. Чунхуа шагнула в сторону кухни, стащила с кровати простынь, в которую только что заворачивалась. Нож можно спрятать в складках материи и подойти близко, очень близко, лучше сзади.

Итиро удивленно проследил взглядом за Чунхуа, которая неожиданно резво спрыгнула с кровати и пошла на кухню. Лицо ее горело гневом. И это было странно. Потому что она должна была вести себя иначе, ведь она совершила страшное против его воли, лишила их ребенка жизни. И вела себя, как умалишенная. Конечно, она сошла с ума, – решил Итиро, и ему сразу же стало понятно поведение Чунхуа вчера вечером и ее холодность ночью.

Прежде, чем Итиро закончил анализировать поведение Чунхуа, она вернулась, красиво задрапированная в ту же простынь, которую унесла с собой. Разрумянившееся лицо ее было спокойно, на губах играла хитрая улыбка. В глазах больше не было печали и испуга. Она грациозно потянулась к нему ласковой кошкой. Он невольно раскрыл ей навстречу объятья и скорее чутьем, чем зрением угадал опасное движение. Он не видел блеска стали, только краем глаза заметил неестественно острую складку материи. Странная траектория руки Чунхуа, пытающейся обнять его со спины, зафиксировалась в его мозгу на подсознательном уровне. Она не успела приблизить хорошо спрятанный в простыни нож. Увидела злые глаза, тонкий изгиб поджатых в презрительной усмешке губ. Вот так выглядел убийца ее брата, когда всадил ему нож в живот по самую рукоять. Материя прорвалась, и нож блестел прямо перед ее глазами. В ладони впилась острые углы рукояти, пальцы Итиро сильно сжали кулаки Чунхуа. Зрачки девушки расширились от боли. Она старалась отчаянно вырываться, но это был напрасный труд. Итиро держал ее руки железной хваткой. Тогда Чунхуа рванула острие ножа к своей груди. Но не смогла ударить себя в сердце – Итиро крепко держал ее руку. Чунхуа завыла от яростного бессилья.