Текст книги "Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!" (СИ)"

Автор книги: Елена Крыжановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Пары прошли по садовой галерее, по нижнему коридору в дворцовом крыле, где комнаты придворных, и ждали своего выхода возле маленькой дверцы в бальный зал. Многоножка должен держаться очень скромно в толпе гостей и только вовремя давать сигнал ученикам к следующему танцу. Выйти и поклониться, когда его пожелают поблагодарить при всех, хореограф может один раз, если позовут.

Подглядывая в щелочку, ученики видели зал, уже полный гостей и придворных. Некоторые даже заметили там своих родителей. Бал Равноденствия официально начинается с закатом, вскоре после шести вечера, когда день равный ночи перейдет в сумерки. Тогда пробьют часы, затрубят фанфары, принцессы и король (если он будет), займут почетные места, и церемониймейстер Майоран зычно объявит всё, что полагается. В том числе первый танец.

Гиацинт уступил любопытным место возле двери, сам стоял сбоку и постоянно поглядывал на Виолу. Смотреть, не отрываясь, он не мог, мадемуазель уже научилась чувствовать его взгляд. Если бы он мог советовать партнерше, как на сцене, то попросил бы стереть искусственный румянец. Даже самый легкий сейчас он лишний. Какой бы бледной от волнения она ни вышла в зал, во время танца нужная краска появится сама собой. И тени с блестками вокруг ее прекрасных глаз могли быть другой формы и цвета. Менее "драматичные", более вытянутые к вискам, добавляя долю лукавства легкой улыбке.

– Приготовьтесь! – выдохнул маэстро Ильвен Вудс. – Сейчас!..

Мадам Эльбина уже была в оркестре за роялем. Дюжина пар тихонько проскользнула в зал и выстроилась для парада. Жезл церемониймейстера ударил в пол, зал зазвенел, как колокол. Танцоры глубоко вдохнули, словно перед прыжком в воду. И музыка привычно повела их к тронам. Прежде – воображаемым, теперь – реальным.

46

Короля пока не было. Кто-то разочарованно вздохнул, у многих отлегло от сердца. Первый танец шел безупречно, зрители милостиво кивали, глядя, как крутятся «часы», и первая пара завивает хоровод пружиной. И вот пошла волна: взлет солнца. Вместо того, чтобы поднять Виолу за талию, как обычно на занятиях, они с партнером сделали лишний круг, потом Виолетта прошла одна, точно разгонялась и – ах! – взлетела, плавно вскинув руки, прогнувшись так, словно сейчас нырнет головой вниз. Но граф уже кружил ее и как всегда неуловимо опустил, поддержав и развернув лицом к тронам. Ахнули все, другие пары, не ожидающие взлета, и зал, поддерживающий взволнованных принцесс. Они так давно этого не видели!

"Общий реверанс!" – напомнил окружающим кавалер первой пары. Спохватившись, они так же "волной" склонились. Гиацинт последним опустился на одно колено, склонив голову, а Виола стояла, вытянувшись в струнку, указывая рукой в зенит. Мол, солнце поднялось!

Аплодисменты даже нельзя было назвать "светскими". Правда, хлопали только мужчины, дамы трепетали раскрытыми веерами в знак восторга. Считалось, это похоже на шорох ангельских крыльев.

Соученики сперва решили, "полёт" – импровизация. Зная авантюрную натуру графа, все верили, что он мог рискнуть. Но после трех общих танцев в центр зала выбежали мальчик и девочка из первого класса. Начался "Первоцвет", где от "каравана рабов" участвовала только пара Ориенталь-Одората. Им достался испанский танец. И, сойдясь с разных концов зала, покружив "восьмеркой", не касаясь друг друга, всё больше сближаясь, когда они сошлись на расстояние руки, Гиацинт снова легко вскинул Новенькую над головой и пронес ее даже три полных круга! Тогда, молча страдая от зависти, все поняли, что так и задумано. В конце пара застыла в фигурном реверансе: образовав единую скульптурную группу, глядя в разные стороны, в профиль к тронам.

Принцессы аплодировали по-настоящему, не веером, чуть не выпрыгивая с золоченых кресел. Соученики, не участвующие в разновозрастном танце, поздравляли старшую пару с разной степенью искренности и восторга.

– Это невероятно! Граф! Ну ты даешь… Виолетта, как же ты не боялась? Невиданно, неслыханно, такой сюрприз! Вот это полёт!!

– Какой "полёт"? – снисходительно хмыкнул Гиацинт. – Обычный арабеск. Совсем не сложный при… определенных условиях.

Что-то в этом роде граф говорил всем и тогда, на далекой премьере этого трюка во дворце Тюильри. Восторг сейчас был почти тот же, что в первый раз. Но эта оговорка вознесла Виолетту в глазах завистниц выше, чем она могла взлететь в танце. Ах, это ерунда? Доступная буквально каждой? Но почему-то за много лет сделать это смогла только одна? О, нет, так тайна не в партнерше?! Он просто не хотел учить других?!..

Озарение накрыло "караван" и расползалось по ученикам Оранжереи. Ведь "полёт" обсуждали все. Студенты старших классов танцевали наравне со взрослыми, естественно, обе принцессы не упустили случай станцевать с Гиацинтом вальс. Вначале Бьянка пригласила его на белый танец, а следом он вернул долг Скарлет.

Были обычные танцевальные игры, столики с закусками, сплетни, отдельные кружки возле записных остряков и высоких гостей… всё как всегда. Торжественное поздравление от иностранных дипломатов зачитал тощий высокомерный лорд Альберт Бильд[18]18
  Вьюн Альберта (Bilderdykia aubertii) – в Европе часто культивируется под ошибочным названием, происходит из Китая и Тибета.


[Закрыть] – традиционно эта честь при дворе Алой и Белой Розы принадлежала англичанам. От французских дипломатов выступил месье Маршан.

Очковая змея Эфа вертелась возле мамочки, княгини Ефросиньи Ростковой[19]19
  Очанка Росткова (Euphrasia rostcoviana) – семейства Норичниковых (очевидно, в другом прочтении из князей Нарышкиных), известное лекарственное растение для глаз. Европейский, западно-сибирский и субокеанический вид. Есть другой вид – Очанка татарская. Судя по темным глазам матушки и особому темпераменту доченьки у Эфы есть татарская кровь.


[Закрыть], дамы с гладкой прической, томным взглядом карих очей, роскошными округлыми плечами, увешанной бриллиантами. Вместе с маркизой Ночецвет и маркизой Одората княгиня без ажиотажа соперничала за титул нынешней фаворитки его величества. Поскольку короля не было в зале, проверить ничего нельзя. Мамы Виолы тоже не было, не только на балу, вообще во Франции. Мирабель не стремилась под крыло родительницы, а Эфа – Ефросинья-младшая, тарахтела без умолку, пересказывая оранжерейные новости. Княгиня слушала ее со скучающим видом, явно надеясь на приглашение на танец, зато маркиза Ночецвет живо интересовалась хроникой выпускного класса.

Когда принцессы чуть устали от кружения и светских разговоров, выпили прохладительных напитков, съели горку эклеров и даже не знали, чем ещё заняться, в нужный момент грянула кадриль.

47

Рисунок танца неслабо привлекал внимание и выглядел рискованным на высочайшем балу, но Многоножка любил смелые эксперименты. От него всегда ждали сюрприза. Зажигательный танец отшумел и схлынул. Очнувшись, придворные почувствовали прилив сил и бодрости ещё на несколько часов. Оркестр заиграл народную фарандолу, которую тоже вели танцоры школы, вовлекая всех остальных. Змейка хоровода бежала по залу, как огонек бикфордова шнура. И ни один не отказался подать руку и присоединиться к ней. Даже княгиня Ефросинья весело отплясывала рядом с лордом Альбертом.

Когда "змейка" в изнеможении распалась, все гости сошлись во мнении, что кульминация бала уже пройдена. Принцессы пожелали вызвать хореографа и поблагодарить за его искусство. Маэстро Ильвен скромно поклонился.

Бал постепенно успокаивался, как море после шторма. Мадемуазель Одората ни разу не танцевала с постоянным партнером, кроме как "по заданию". Не успевала. Ее настойчиво приглашали другие ученики, а он был постоянно занят, если не танцуя с принцессами, то непринужденно болтая с ними. Рядом крутился паж, тот самый, одноклассник Поля. Сам Поль Маршан как раз пригласил Виолетту на правах старого друга. Все четыре с половиной часа, пока длился бал, выступающие пары только на краткие моменты сбрасывали напряжение и веселились, как все. Но чаще настороженно переглядывались с маэстро: всё ли в порядке? Не пора ли снова развлекать гостей?

Наконец квартет струнных (две скрипки, виолончель и арфа) под капельный аккомпанемент рояля позвал всех на ночной вальс. По залу распускались "звезды", точно кувшинки на пруду. В этот раз вместе сходились по четыре пары, первая и последняя оказались в соседних "звездах". В зале была открыта настежь дверь на длинный, изогнутый подковой балкон. Ночной прохладный воздух смешивался с музыкой.

Праздничный бал не обходился без фейерверка, и в финале, под глушащие залпы салюта фанфары, в небо выстрелило двенадцать серебристо-зеленых стрел, рассыпающих трескучие искры. Гости поочередно кланялись принцессам и, говоря пожелания теплой весны и спокойной ночи, расходились.

48

– Граф, стой! – поймала его за руку Эфа. – Их высочества тебя звали!

– Зачем?

Очковая змея загадочно поиграла глазами. Эфа никогда не носила очки, но отличалась такой зоркостью и вытворяла глазками и бровями такие спектакли, что по-другому ее прозвать просто не могли. Хотя в природе "очковая змея" – кобра, а не эфа. Гиацинт обреченно поплелся за сплетницей обратно к тронам. Увидев Виолу, по пути прихватил ее, чтобы не сбежала. Хотел вежливо проводить мадемуазель после их первого совместного бала. А если повезет, чуть погулять по саду. Разгоряченным дамам в холодные ночи после танцев полагалось сразу набрасывать плащи (слуги только успевали выдавать их на выходе), а он и так не замерзнет.

– Граф, ты куда собрался? – удивлено и непринужденно, как одноклассница, встретила его принцесса Скарлет. – Раз папочка не удостоил нас своим присутствием, мы собираемся устроить маленький семейный ужин. Ты приглашен!

– Я думаю, вы здорово проголодались во время танцев, – весело добавила Бьянка. – Лично я – очень!

– Я не могу…

– Граф, перестань! Какие возражения? И кто нас будет развлекать?

– Вам мало моего общества сегодня? – недоверчиво усмехнулся Гиацинт. – Я не о том. Я не могу пойти без своей пары!

– Я не хочу на ужин, – напряженно шепнула Виола, невольно сжав его руку.

– Сейчас принципиально только, позовут ли нас вместе, – тихо ответил он ей на ушко.

– Разумеется, граф, мы хотели видеть за столом вас обоих! – не сговариваясь, уверяли принцессы. – Но это очень узкий круг, без церемоний. Не бойтесь, мадемуазель, скучно не будет! Правда, Гиацинт?

– Если я буду один на вашем девичнике, мне будет ого-го как весело! – саркастично взвыл граф. – Возьмите хоть кого-нибудь в пару!

– Будут брат и сестра Маршан, не плачь! – заверила Эфа. Судя по всему, тоже одна из приглашенных. Если бы кроме нее пришли только Маршаны, а не Мирабель, было бы совсем удачно.

– Ну что, мадемуазель, решились?

Виола скромно кивнула. Родителей, гувернанток и слуг не звали. Пажи поставили сервировку в малой столовой, домашней комнате принцесс. Слуги принесли несколько простых блюд: сразу горячее, закуски, сладкое, напитки – места хватало.

Пока они шли по коридорам следом за принцессами, Гиацинт предупредил партнершу, что им придется изображать непринужденное общение.

– Простите, мадемуазель, я буду вынужден говорить вам "ты". Вы отвечайте, как удобней, но этот ужин далеко не светский. Принцессы подумают, что это розыгрыш, если мы будем держаться как всегда. Так что, если вы не стремитесь привлекать внимание…

– Хорошо, граф. Я тоже… постараюсь, – обещала она.

Откуда взялся Поль Маршан они не знали, но Поль ждал их, болтая с Розанчиком и другим пажом, Шпажником, стоящими на часах у двери в малую столовую.

– Ужин готов, ваши высочества, – Розанчик церемонно открыл дверь перед хозяйками и гостями.

– От имени их высочеств и гостей сердечно благодарим вас, шевалье де Розан, – преувеличенно поклонился ему друг. – Ты с нами?

– Издеваешься? Я на службе! – "пиранья" гордо щелкнул каблуками.

– Как знаешь, – пожал плечами Гиацинт, пропуская вперед всех дам. Они с Полем зашли последними.

Вплоть до десерта и коктейлей без умолку трещала только Эфа. При этом как-то умудряясь что-то грызть. Остальные действительно ужинали, заботясь об этикете не больше, чем в школьной столовой. Кто всегда орудовал ножом и вилкой, так же деликатно ел и сейчас. Это касалось Поля, Виолетты и Бьянки. Остальные держались проще. Даже Мирабель не разыгрывала "аристократку до мозговой косточки".

Принцессы по-настоящему, не стесняясь, обсуждали бал который все видели с разных точек зрения. Виолетту считали звездой, гвоздем программы. Мирабель закусывала обиду пирожными и скрипела зубами. Мысли выпускниц крутились вокруг будущих экзаменов, но говорить о школе в такие вечеринки – табу. Это условие поставил Гиацинт давным-давно. За нарушение полагался штраф, что-нибудь смешное, как в игре в фанты. Например, высунуть язык. Схлопотав пару штрафов, показав друг дружке "ослиные уши", Эфа и Мирабель заткнулись. Потом Полина взахлеб вспоминала забавную экскурсию по Люксембургу, вот, мол, как надо вести уроки!

49

– Такая «светская беседа», смешнее не придумаешь!

– Да-да, очень забавно! – подтвердила Виола.

– Ах, покажите нам! – загорелась Скарлет. – Граф?

– Не-ет, за столом в присутствии августейших особ это неприлично! Я не решусь! – смеялся Гиацинт. Когда его умоляли, перевел стрелки: – Пусть Поли покажет!

– Мда, пожалуй, всё дело в итальянском, – смутилась бойкая подружка скромницы. – Его здесь не все знают… Тогда придумай что-нибудь такое же! Повеселей!

К солистке присоединился хор просительниц. Гиацинт окинул стол оценивающим взглядом.

– Да я-то знаю старую проверенную любимую игру принцесс, в которую мы раньше не играли. Но для нее нужны ресурсы…

– Говори! – Скарлет царственно взмахнула вилкой.

– Для начала, двое пажей и два платья ваших горничных.

– Ну, это есть, – кивнули сестры. Граф велел им переодеться в платья служанок и вертеться вокруг стола, когда Мирабель позовет пажей из коридора.

– Почему я?

– Эфа будет хихикать и сразу провалит розыгрыш!

При таком аргументе мадемуазель Ночецвет смягчилась и, когда две почти неузнаваемые принцессы с кружевными наколками в волосах явились "прислуживать", вызвала пажей. Те, как и ожидалось, не сразу узнали своих хозяек, чем очень повеселили всех, особенно самих высочеств.

– А ты кем будешь? – подколол Поль.

– Я буду… королем. Нет, лучше первым министром, советником! – перебирал роли Гиацинт. – Эфа и Поли, бросьте жребий, кто из вас будет королевой!

– Почему только они? – снова поджала губки Мирабель.

– Нужна веселая королева, с которой не соскучишься, а не Ее Кисличество Клюква Первая! Вы с Виолой будете День и Ночь, понятно, кто есть кто! Это как добрая и злая фея. Нет, советником будет Поль, а я…

– Ты как всегда будешь шутом! – скептически подсказала Мирабель.

– Тогда мне нужны знаки отличия! Хотя бы колокольчик. Или жезл. А лучше жезл с колокольчиками! Ну-ка, крошки, живо найдите пару колокольчиков! – велел он принцессам-горничным. Те фыркнули и принесли из комнаты шкатулку со всяким хламом. В ней нашлись игральные кости, стаканчик для них и мелкий колокольчик. Гиацинт прицепил его на длинную вилку от мяса и уверял, что это настоящий царский жезл! Эфа, которой выпало быть королевой, подтвердила с умным видом, что в царских палатах "именно так и носят".

– Так, господа и слуги есть! Теперь это приличный ужин! – вытянув скрещенные ноги, Гиацинт откинулся на резную спинку стула, дирижируя жезлом и рассматривая четверку "слуг" как картину.

– Что будем делать? – заинтересовалась Бьянка. – Только не танцевать!

– Да уж, на это вы сегодня не способны! Хотя народные танцы это забавно, как в трактире, нужно устроить в следующий раз. Будем играть.

– Опять в карты? – Эфа почти извивалась от любопытства.

– Не-а, это уже было. В кости. На мелкие невинные желания!

– Но это так… вульгарно, – воодушевленно вздрогнула Мирабель.

– И отлично! То, что нужно! – хором вмешались Поли, Бьянка и Очковая змея.

– Ваши высочества, то есть, вы, девчонки, играете на желания с пажами. – продолжал Гиацинт. – Вчетвером на общую сумму. День и Ночь играют между собой, королева с советником, а мы с Поли.

– А кто я? – уточнила Поли.

– Кто хочешь! – граф звонко тряхнул шутовским жезлом, благословляя любой выбор.

– Тогда я знатная иностранка, посланница страны эльфов.

– Почему мы так разделились? – подала голос Виола.

– Так смешнее всего исполнять желания, увидишь. Только приличные! – строго предупредил шут, погрозив всем вилкой. – Ваше величество, выбирайте, какая пара сыграет первой?

– Пожалуйста, называй нас по именам, – напомнила Бьянка, – мы же твои горничные!

– Ладно же… – Эфа закатила глазки. – Тогда пусть День и Ночь по жребию решат, кто из них красивее!

– Змеюка! – обозвал Гиацинт. – Уволю из королев!

– Но таково мое желание! Пусть не по правилам, но я же королева?

– Вылитая! – заверила Скарлет. – Чешуйчато-очковая!

Мирабель и Виола по очереди метнули кости… и каждой выпало по десять.

– Настоящее Равноденствие! – с важностью оценил Розанчик. Он держался смелее Шпажника, который разыгрался только через несколько ходов.

50

Другого пажа прозвали по-птичьи – Кардинал, за хохолок на макушке и редкую способность заливаться краской по уши, быстрее, чем Розанчик. Пиранье это доставляло огромное удовольствие, и он старался чаще стоять в карауле именно со Шпажником[20]20
  Гладиолус или шпажник черепитчатый, южноафриканский вид «кардинальский» (Gladiolus cardinalis). Многие культурные сорта – гибриды европейских, кавказских и южноафриканских видов.


[Закрыть]. Вот и сейчас Кардинал не мог сдержать румянец, когда ему выпало назначить что-нибудь в счет проигрыша принцессе Скарлет. Мальчишка был ровно одного цвета с ее «розочкой» – нашивкой на груди форменного платья. Но всё-таки потребовал дрожащим голосом у «горничной» налить ему водички.

Пары метали кости по ходу светской игры, в рамках образов. Желания придумывали соответствующие. По сюжету ко двору прибыла посланница загадочной страны эльфов, которая вот-вот объявит всем войну, если не выполнить ее желания. Шут и советник спасали королеву как могли, давая противоположные советы. Слуги угождали капризной посланнице, но всё напрасно. Тогда вмешались феи: добрая предлагала умилостивить посланницу, а злая просто уничтожить. Чья позиция будет воплощаться в жизнь, каждый раз решали кости. А проигравшие выполняли маленькое желание победителей. Все веселились до упаду. В буквальном смысле. Розанчик, придумал желание для Бьянки: пролезть под столом. Хоть не мяукать оттуда, и на том спасибо!

Когда Поли пожелала, чтобы Гиацинт съел орех или конфету, не трогая руками, шут подцепил арахис в глазировке черенком вилки, хлопнул по запястью, как по трамплину, и забросил орех точно в рот. Все мигом забыли другие желания и стали бросать сладости. Лучшая точность оказалась у Поля, как будто он тренировался. Другим, хотя все бросали еду прямо с кончика открытой ладони, удавалось поймать упрямую конфету далеко не с первой попытки и даже не с десятой. Но роли не забылись. Когда у каждого хоть по разочку получилось, "слуги" собирали упавшие орехи, а "господа" развлекались, высматривая, куда ещё закатились сладости.

Незаметно пробило и полночь, и час ночи. Принцессам слишком нравилось в "домашнем" обществе, чтобы отпускать гостей. Но пришло время расходиться. Об этом напомнили пажи, которым нужно встретить смену.

– Доброй ночи, вашим высочествам! – поклонились все. – Не скучайте, девчонки!

Поль и два пажа, сменившись, вызвались проводить всех дам. Гиацинт прихватил с пустой гардеробной стойки забытый темно-зеленый плащ с "розочкой" на воротнике. Набросил на Виолу, и они незаметно выскользнули в сад. Ночная свежесть и яркое звездное небо властно тянули к себе, как в танце. И невозможно просто уйти спать.

– Простите, мадемуазель, что втравил вас в эту глупость. Вы могли уже видеть десятый сон!

– Я не жалею, – улыбнулась Виола. – Мне было весело…

– Всем было весело, – хмуро согласился королевский шут. – Мне тоже. Но это развлечение бессмысленное и пустое, как орех. После такого "веселья" обычно чувствуешь именно такую грусть! Вы же ее чувствуете? Здесь, на воле… – он кивнул на звезды. Виолетта тоже смотрела вверх.

– Пожалуй, – согласилась она. – Я думала, это тоска по дому. Разве нет?

– Это тоска по настоящей жизни, – хрипло ответил он. – Я провожу вас?

– Я пока не хочу уходить. А почему вы опять не говорите мне "ты"?

– Даже почти не пришлось притворяться, повезло! – он хмыкнул, и снова помрачнел: – Не говорю, потому что это не по-настоящему.

– А принцессы? Откуда вы так хорошо знакомы?

– Да так же познакомились, как вы сейчас, – неохотно ответил он. – Сначала бал, только дневной, потом семейный ужин… Тогда за столом был сам король! Давно. Когда я только приехал сюда учиться. С тех пор и покатилось…

– А мне их жаль, – еле слышно прошептала Виола.

– Себя лучше пожалейте!

– Или тебя? – тихонько съехидничала спутница. Он пожал плечами:

– Как хочешь, – и предложил ей руку.

Они гуляли вдоль дорожек пустого сада, смотрели на звезды и ни о чем не говорили.

51

– Миррис! Райграс! Побольше скрытой страсти! – сердился режиссер. – Сопротивляйся, черт возьми, от этого зависит твоя жизнь! Так, стоп… В чем дело? Райграс, тьфу… Гиацинт! Ты что творишь? С галёрки видно, что тебе наплевать! Где чувство силы? Что ты ее одной рукой… Ну?! Когда ты неожиданно сдаёшься, должен быть такой контраст, чтоб – ух! Мороз по коже! А ты? Что за желе в кружевах, хуже Париса!

Из группы молодых актеров послышались смешки.

– Да он не хочет ей сопротивляться, мэтр! – помурлыкал Парис. – Это естественно!

– На сцене хочет! Обязан! Должен! – отрезал мэтр Жасмин.

– По-моему, страстей как раз достаточно, – вполголоса предупредил Триллиум, помощник режиссера.

– В том-то и дело, Амариллис убедительно хочет его зарезать! – хмурился постановщик спектакля. – Стоит ей чуть поднажать, и у нас будет труп на репетиции! С ценным реквизитом в груди!

– Так, может, принести кольчугу? – ехидничали не занятые в сцене актеры. – Нет, хуже будет, ещё в ней застрянет… Потеряем с главным героем два ценных реквизита!

– Вот ерунда, кольчуга не выдержит! – фыркнула Стэлла[21]21
  Стелярия или звездчатка ланцетовидная (Stellaria holostea) – белый цветок из Гвоздичных, характерно блестит, усыпанный росой, даже разрезанный на части продолжает жить, каждая часть дает корешки (как луковицы гиацинтов).


[Закрыть]. – Нужен щит!

– Зачем, у змей своя кольчуга, природная, чешуйчатая! – со знанием дела подмигнул Горицвет[22]22
  Горицвет или адонис летний (Adonis aestivalis) – однолетник из теплых областей Европы. Цветки ярко-красные с черным пятном у основания (редкая форма лимонно-желтая). По легенде вырос из крови юноши Адониса, убитого на охоте диким вепрем.


[Закрыть], рыжий приятель Париса.

– Ты проверял?! – вспыхнула Стэлла, имея в виду, что змей в их труппе парочка, и одна – женского рода, та самая, что с кинжалом. Горицвет неосторожно хихикнул и получил щелчок по макушке "клювиком ревнивой ласточки", как точно прокомментировал Парис, Вороний глаз.

В начале репетиций убедив режиссера, что они с Амариллис умеют обращаться с оружием, Гиацинт сам настоял, что кинжал должен быть настоящим. Кончик затуплен, но клинок сверкал режуще. В зале всегда полно дворян, они знают, как блестит острая сталь.

В сцене покушения в гостинице, они боролись на диване очень рискованно. Другой партнерше Гиацинт не доверил бы так близко угрожать ему кинжалом, но Амариллис, как бы это ни выглядело со стороны, эмоциям не поддавалась. На сцене она жила двойным сознанием: бурными чувствами героини, и холодным взглядом со стороны. Гиацинт умел так же. Когда забылся на минутку, все заметили.

– Повторить всё с начала! Реквизитор! Несите второй бокал… – мэтр подавил вздох жадности. До первого успеха они так привыкли экономить, что каждый раз ловили себя за руку на лишних расходах.

– Да обойдемся, – попросил Гиацинт. – Представим, что я его разбил.

– Это главная сцена, репетиция близкая к генеральной, не обойдемся, – угрюмо буркнул мэтр, жестом вызывая ученика на авансцену. – Ты понимаешь, что мы должны открыть этим сезон? Буквально, в первые дни сентября премьера! Понял?!

– Угу.

– В глаза смотри! Без фокусов. Ты нужен вовремя! В самом начале осени! Не как обычно…

– Я буду, – очень тихо ответил Гиацинт.

– Сорвешь премьеру, – внушительно зарокотал режиссер, – я тебя прикончу! Поставлю на замену Париса, сам пойду на каторгу, но "Лис Нуар" всё равно станет сенсацией! И выйдет вовремя! Ты понял?

Граф невесело вздохнул:

– Так, может, вам и лучше без меня? Автор всегда мешает…

– Я тебя сейчас сам зарежу! – Жасмин недвусмысленно полез на сцену.

– Не нервничайте, мэтр! Я понял. Я всё понял! Счас сделаем! – с привычной мальчишеской легкостью вскочил исполнитель главной роли. Но, сидя на краю дивана, погруженный в свои мысли, это снова был сильный мужчина, рассчитывающий в неразрешимых случаях только на себя. Он медленно поднес бокал к губам, а за его спиной наемная убийца, разрывающаяся между симпатией и долгом, уже занесла кинжал…

52

– Другое дело! – одобрил режиссер. – Песни не надо, вы всё знаете. Чудовище, у тебя когда экзамены?

– Всё время! – сердито буркнул Гиацинт.

– Это, что, в среду? – недобро прищурился Жасмин.

– Угу.

– Делай, что хочешь, ты мне нужен здесь!

– Везде я нужен… – Гиацинт обреченно махнул рукой: – Ладно, придумаю что-нибудь.

На сцену вышла Стэлла в красном вечернем платье красотки Канны. Главную парочку оставили в покое, мэтр проходил арию красоток. Солировала Стэлла. Амариллис, не занятая в этом трио, спустилась в зал, сев рядом с Гиацинтом.

– Кошмарно выглядишь.

– Так плохо играю? – он покосился на подругу, зная, что неправды не услышит.

– На сцене хорошо. А в жизни… – она предупреждающе покачала головой, мол, дальше так нельзя. Он прикрыл веки, соглашаясь. Она прильнула щекой к его плечу:

– Когда ты уедешь?

– Через месяц.

– Вернешься осенью пораньше?

– Не знаю. Рейс не от меня зависит. Если торчать весь август на берегу, без Африки, тоже месяц теряю.

– Но есть короткие рейсы, на недельку.

– По "блюдечку"? – он поморщился. – Нормальных мало, в основном, баржи. Мне нужна тренировка с парусами. И стаж рулевого. После Парижа я плохо чувствую ветер, теряю форму.

– Но театр…

– Я знаю, успокойся. Куда я денусь, у меня контракт. Только… Иди сюда, – собираясь сказать грустную новость, он перетащил собеседницу к себе на колени. Прижал обе ее руки вместе к своей груди: условный призыв не драться. – Я не смогу жить в городе и тайком бывать при дворе. Просто не получится. Раз-другой появлюсь, тут же все будут знать, что я в Париже. Грянет скандал и большие трудности для меня… вернее, для… Это такая же данность, как погода. Не злись заранее, пожалуйста.

– Ты кого из нас уговариваешь? – так же безжизненно спросила она.

– Всех. Я не знаю, что делать! Что придумать? Как раньше, кажется, не получится. Оказывается, школу прогуливать удобнее!.. – он горько усмехнулся. – Кто знал, что мне ещё когда-нибудь придется бывать там!

– Это добром не кончится, – мрачно предсказала Амариллис. – Видел бы ты себя! От них ты возвращаешься, как кот, который шлялся на помойке и дрался с крысами!

– Думаю, они видят то же самое, – со вздохом согласился он. – Только с их точки зрения мне на "помойке" нравится больше, чем на бархатных подушках. И они правы.

– Я думала, этого больше не будет, – печально прижалась к нему Амариллис. И другу не требовалось подтверждать, насколько он сам мечтал о свободе. – Ты ведь не только устаёшь и тратишь на них жизнь. Ты потом даже говоришь по-другому. Отравлено.

– Мне что после общения с ними драить язык с мылом, как советуют английские гувернантки? – хмыкнул Гиацинт.

– Хоть бы разок попробовал! – невесело отозвалась Амариллис.

– Не поможет, солнышко. Это смертельный яд.

– Хуже, чем мой? Умеешь ты успокоить! – всё-таки хотела стукнуть его Амариллис. Еле сдержалась. – Кто думает, что ты легкий и беззаботный, как перышко, полнейший идиот! И хуже всех разбирается в людях. Вы мрачный тип, ваше сиятельство!

– И что? Таких не любишь? – улыбнулся он.

– Мне, в основном, такие и достаются, – скривилась актриса. – А с кем-то ты веселый!

– А с тобой нет? – уже по-настоящему засмеялся он.

– Со мной – по-разному. А для кого-то всегда лапочка!

– Зато, не настоящий. Выбирай!

– А с ней? – ревниво встряхнула его за плечи актриса. Он промолчал. Она притворно вздохнула: – Ну, что ж, беру, что есть! Обними меня крепко-крепко, чтобы я до осени помнила, – попросила она уже всерьез.

– Так не бывает.

– А у нас бывает! – настаивала актриса. Он крепко сжал объятья, так же, как и она, затаив дыхание, проваливаясь в пропасть разлуки.

Чувствовал рядом ее сердце, тепло, щекочущие пружинки волос, пахнущих весенним ветром – далеким простором и свободой… И его накрывала с головой и разрывала грудь огромная горечь и злость на судьбу. Разве может быть ему кто-то роднее нее? Разве можно обнимать кого-нибудь так, и чувствовать, что это ещё не всё в жизни? Зачем ему такие сложности? За что все мучения? Почему всё не может быть нормально – легко и ясно? Разве не сами мы строим себе судьбу?

– От настоящего нельзя отказываться, – первое, что выдохнула она, когда друг ее отпустил. – Ни от чего!

– А как же выбор?

– Зачем? Выбор между жизнью и жизнью? Ты столько лет каждую осень упорно отрезаешь часть себя, что, от привычки стало меньше болеть?

– Нет.

– Значит, жизнь у тебя срослась неправильно. Лучше сломай и заживет, чем так… Я очень хотела быть с тобой, но не могла больше жить в школе. И стало лучше всем, признай! Так почему же?..

– При всём старании перенести море в Париж или Париж к морю не в моих силах. А если так, куда мне уходить? Куда и кого звать за собой? У тебя есть свой остров. Театр.

– У тебя тоже!

– Но мне этого мало, – вздохнул он. – Для моряка на острове спасение от смерти, но жить на острове всегда… Мне нужно море.

– Париж стоит моря? – перефразировала она известную жертву, принесенную королем Генрихом[23]23
  Под угрозой смерти сменив веру, перейдя в католичество во время Варфоломеевской ночи, король Генрих IV позже сказал: «Париж стоит мессы». И он не прогадал: династия Валуа вскоре сменилась Тремя Лилиями и Генрих, всего лишь Наваррский, стал королем всей Франции. Он больше не был «бедным родственником» в Париже.


[Закрыть]. – У всех гасконцев так?

– У меня наоборот, – чуть усмехнулся он. – Море стоит Парижа!

– Но ты всё равно вернешься?

– Да.

– Смотри… – она снова тревожно покачала головой. – Когда-нибудь придет время собирать жизнь вместе.

– Но ведь ещё не завтра? – преувеличенно испугался он. – Что за напасть! Сплошные экзамены!

53

После бала Равноденствия прошло две недели без привычных занятий танцами. «Студенческие» то есть старшие классы захлестнула экзаменационная лихорадка. У младших конец года ощущается позже.

В программе Оранжереи значились разные формы экзаменов. Общие – сдавать проще всего. Что-то вроде отбора для спортивных соревнований, или показательного диспута по праву, приема по этикету или светской речи, работы для выставки по изящным искусствам, подготовки к концерту в музыке. Всё на виду, зато, привычно и не один.

Письменные – вообще ерунда. Сдаешь работу, взятую где угодно, составленную по любым книгам (пусть даже и не тобой), только не забудь выучить ее и понять, о чем речь, ведь потом ее защищать придется! Так проходят история, философия, теология, вторая часть права, литература в нескольких направлениях и прочие занудства.

А вот индивидуальные… когда стоишь перед профессором или "трибуналом" учителей в одиночку и отвечаешь устно, без подготовки. Им нужно оценить уровень знаний, процесс мышления… Логика, математика, физическая и политэкономическая география, основы дипломатии, этикет, основы военной стратегии, физика, химия, которые делятся на основы механики, фармацевтики, теорию ядов… Ставить опыты и решать задачки надо непосредственно перед специалистами. Иностранных языков в обязательной программе нет, экзамены по ним тоже индивидуальны, но не для всех.

Первая подлость в том, что страдают разные классы в разные дни. А первый экзамен для выпускников – математика. Принимает директор лично. Он профессор, ему комиссия не нужна. Разговор в кабинете один на один. Всего-то одна задачка. В ней намешано из разных областей математики: есть арифметика и алгебра, геометрия, какой-то параметр из высшей… Решай на доске, объясняя ход мыслей. Вызывают учеников не по принципу – кто смелый, даже не по алфавиту. По жребию. Секретарь директора тянет из коробки листки с именами.