Текст книги "Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!" (СИ)"
Автор книги: Елена Крыжановская
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Ему не пришлось продолжать, а ей – отвечать на очевидность. Но свой первый вопрос Виола не забыла.
– Без. Меня этому старательно учили. С рождения я слышал две версии, как говорят на улице, и как говорят дома. Мой папа тоже учился в Париже, и заранее позаботился о будущем сына. Думаю, ваша мама трезво и практично подстраховалась так же. Может быть, именно поэтому, – (он задумчиво убрал с глаз челку и демонстративно подергал прядь очень светлых волос), – потому что на мне сразу не написано южное происхождение, чувствую себя предателем, если пытаюсь его скрыть. Не хочу поддерживать всеобщий заговор. Я люблю Юг!
– Я тоже, – примирительно повела плечами Виолетта. Она видела, как нервно граф барабанит пальцами по колену, не зная, правильно ли она поймет его слова. – Но я бы не смогла так. И я скорее рада, что во мне сразу не видят коренную итальянку. А дальнее происхождение, повод для гордости, экзотика. Все ищут у себя "особенных" предков. Скучно ведь, когда все "просто французы".
– Наверное, – светски улыбнулся он. – Не пробовал. Давно привык, что куда бы ни сунулся, по внешности или происхождению я там чужой. Какой же смысл отказываться, всё равно узнают… рано или поздно. Уж лучше сразу! Приходится доказывать, что и такой, я кое-чего стою.
– Часто приходится?
– Порядочно. Вот, например, сейчас.
Они переглянулись. Виола игриво двинула бровью: "Ну-ну, доказывай и дальше!" Мысленно она всё чаще называла его на "ты", но даже себе в этом пока не признавалась.
32
Воскресным утром все, кто учил танцы к балу Равноденствия, на пару часов собрались в зале, а дальше могли считать себя свободными от уроков. Виолетта согласилась «на бис» пойти в кафе, только ей нужно взять легкий плащик для улицы. Гиацинт провожал ее до девичьего крыла.
В холле нижнего этажа бренчало фортепьяно. Вокруг него собралась веселая компания.
– Граф! Идите к нам! – обрадовались они. – Нам как раз нужен солист!
– Хотите сказать, тот, кто помнит слова песен, в отличие от вас? – засмеялся он. – Сто раз говорил, записывайте!
– Ну, просим, просим! – заискивающе защебетали девицы, их кавалеры аплодировали, уговаривая не словами. – Хотя бы одну песенку!
– Но я спешу и уже опаздываю, – Гиацинт виновато улыбнулся.
– Только одну! – уверяли соученики. Бойкий очень длинный парень на класс младше выпускного заиграл знакомую всем мелодию. Виола слышала ее впервые, но остальные реагировали так, будто на эту песню графа можно выманивать, как кошку ленточкой.
Он обреченно усмехнулся, видимо, действительно не мог отказать.
– Только одну!! – поставил он условие. – Простите, мадемуазель, они не отвяжутся. Надеюсь, я не надолго. – Получив молчаливое разрешение спутницы, он запрыгнул через ступеньку на низенький подиум, отделяющий ярко освещенный холл от коридора. Компания собралась там. – Ну это же не боевой марш, чтобы так греметь! – весело упрекнул он музыканта. – Помягче…
– Давай сам? – пианист собрался уступить ему место.
– Нет, ноты ты отлично знаешь, тебе и клавиши в руки! Поехали… – он запел известную "Песню моряка":
В этом мире шумном и широком,
Где-то за морями, за лесами
Ждет меня, тоскуя на пороге,
Девочка с зелеными глазами…
У графа Ориенталь было собственное мнение, как правильно петь эту песню, и он менял отдельные слова и мелодию как хотел, но в школе определенно предпочитали его версию классической. По ходу песни он пропадал за морем, боролся со штормом, а девочка росла. Но моряк всегда возвращался, зная, что его ждут. «Женщине вернуться обещал я, значит, не могу я не вернуться!..»
Слушатели пораженно перешептывались. Не может быть! «Милая»? Каждый раз по настроению история звучала иначе. То весело, то мечтательно, то с вызовом, то с надеждой. Он мог менять стиль и от куплета к куплету. Но всё-таки обычно Гиацинт пел в пространство, слегка насмешливо, с легкой грустью, скорее относящейся к тоске по морю. А девушка… что ж, обе принцессы могли принять эту песню на свой счет, особенно Бьянка. А уж если рядом стояла Амариллис, ее самодовольство сияло на милю вокруг. Но сегодня… «Милая?!» Такого слова в финале раньше не было! О, Боже! Он пел так, будто нашел ее! Кто же это?
Дав всей школе пищу для размышлений, ведь эта новость разлетится степным пожаром, солист собирался сбежать, но тут его окликнул курьер.
– Эй, молодежь! У меня письмо для графа Ориенталь! На входе сказали, что я непременно найду его сиятельство возле пианино…
Гиацинт мигом оказался рядом и нашел в кармане монетку:
– Благодарю! – он быстро развернул короткую записку. – Простите, мне пора! Концерт дам в другой раз! – не обращая внимания на недовольный шум за спиной, он подошел к Виоле. – Не судьба, мадемуазель. Когда я приглашал вас, думал, известие придет после обеда. Я не могу сейчас проводить вас в кафе. Простите.
– Ничего, в другой раз, – философски сказала Виола. – Это письмо из вашего театра?
– Да. Очень важная репетиция, трубят общий сбор.
– А… можно мне как-нибудь посмотреть? – скромница снова прятала лукавство за ресницами, но граф видел ее насквозь.
– Боюсь, что тема нашего спектакля не для благовоспитанной мадемуазель. Я бы рискнул… но режиссер будет категорически против. Простите ещё раз. Если не раньше, то встретимся во вторник на занятии.
– Последнее перед выступлением! Ужас!
– Не бойтесь, – мягко улыбнулся он. – Танцевать на балу проще, чем в классе! Никто не скажет, что не так, и всего один раз!
– Да, а потом? Маэстро Ильвен…
– Потом неважно. Мы ему нужны. Особенно ваш "полёт". За него маэстро простит всё! – он подмигнул ей и сбежал.
33
– Ну что, узнал, какого цвета? – вместо приветствия сходу спросила Амариллис. Ясно, змея хотела проверить, сообразит ли он сразу, о чем речь. Друг ее не разочаровал:
– Как море.
– Как у меня? – кокетливо сверкнула глазами актриса.
– Твои зеленее, – честно признал он.
Мэтр Жасмин не обманул: костюмы для "Лис Нуар" прибыли. Теперь и режиссер, и костюмерша Маргоша жаждали "смотра войск". Но если для оценки Марго достаточно сделать пару движений и повернуться вокруг оси, режиссер требовал репетиции в костюмах. Прогнать весь спектакль за один раз не получится, разве что условно, не меняя декораций, и вместо оркестра (у музыкантов выходной) довольствуясь одним фортепиано.
Мэтр предпочел выбрать три сцены, где хорошо видны и активны все главные герои.
– Как я "обожаю" такие оранжерейные платьица, кто бы знал! – Амариллис скептически встряхивала ядовито-салатный наряд с контрастными двухцветными оборками, поверяя длину пышной укороченной юбки. Городские наряды красоток по отделке были парадными, а по крою "уличными", с яркими чулочками. В них нужно ловко лавировать между столиками и болтать ножками, сидя боком на рулетке.
– Все знают, не капризничай! – погнал ее переодеваться режиссер. – Прикрытие в казино у твоей героини как раз школьница! Зато в гостинице у тебя другое платье, настоящий наряд соблазнительницы!
Вскоре Амариллис вышла в костюме и покрутилась перед первым рядом:
– Что скажете, мальчики?
– То же, что на примерке и раньше, – пожал плечами Гиацинт. – Нормально.
Натал молча выразил сдержанное одобрение. Они сидели в первом ряду, один, отлынивая от примерки костюма, другой – от работы за сценой. Помогал ставить декорации. Режиссер орлиным глазом высмотрел обоих и разогнал. Друзья встретились уже после показа двух сцен: все кавалеры и красотки в зале, вечерняя игра вплоть до появления залётного шулера, и все куплеты, которые там полагалось петь. И большая сцена в гостинице: серьезный разговор Гиацинта и Амариллис (с угрозой жизни), потом их танец и дуэт "Кораблекрушительная любовь".
Послушав замечания и похвалы от режиссера, Гиацинт спрыгнул со сцены в зал, спросить ещё одного критика. В черных глазах мелькнула тревога, граф заметил.
– Ну как тебе?
– Да что я понимаю? – отмахнулся Натал. – Лишь бы вам самим нравилось!
– Брось, старик. Говори, что видишь.
– Костюмчик, ничего. Тебя и не узнать! Только по голосу. Хотя в некоторых сценах и голос другой…
– Я знаю, не темни. Что не так? – граф упал в кресло рядом.
– Ты как-то по-другому смотришь, когда вы поете дуэт… В конце на рулетке и раньше звучало тревожно, но теперь просто обреченно! Аж страшно! Одно дело, когда человек стоит на краю, а другое, когда решил броситься вниз. – Друг оглянулся, чтобы лучше видеть его лицо: – Что случилось?
Гиацинт отвел взгляд. Нат встряхнул его плечо, требуя не прятаться.
– Змея не сказала? – недовольно уточнил граф.
– Нет… не прямо. Но я догадался. Кто она?
– Всё тебе расскажи… – несчастное лицо чуть осветилось уголком улыбки. Натал нахмурился:
– Это серьезно?
Ирония совершенно погасла.
– Да.
Гиацинт вопросительно поднял глаза на друга. "Старик, и что мне делать?!! Если ты, как обычно, собираешься меня убить, лучше сейчас. Пока ещё не так больно…" Чуть усмехнувшись, старший брат взглядом показал на Амариллис на сцене:
– А что ж она не злится?
– А что она теряет? – хмыкнул Гиацинт. – Я никуда не денусь!
Натал прикрыл глаза, подавляя вздох облегчения. На секунду крепче сжал плечо графа и встал, молча извиняясь, что надо идти, подтянуть декорации. Продолжим разговор позже.
34
Довольный репетицией, Жасмин провозгласил, что у нормальных людей генеральная репетиция одна, а они с сегодняшнего дня входят в сезон репетиций близких к выпуску. Летом гастроли с «Мелодией Парижа», а осенью сразу премьера. Пока главный герой с ними, надо спешить! Репетировать так, будто премьера грянет в любой день! Преувеличение минимальное, с их главным героем всего можно ожидать, кто знает, не явится ли он в следующий раз, ровно за пять минут до своего выхода в день премьеры!
– Я только для того подписываю с вами контракты, чтобы законно вычитать неустойки за сорванные спектакли! – грозно напомнил Жасмин (мэтр любил это повторять). – Гонорары – процент от сборов, а сборы нам не гарантированы! Но если будете стараться…
– Из жалости нам что-нибудь подадут! – жизнерадостно закончил Горицвет, играющий лопуха-клиента в пестром фраке. В его роли, рыжему долговязому парню труднее всего было смотреться городским франтом, а не деревенщиной. Изящный темноволосый Парис, наоборот, не мог играть крестьян и слуг, ниже старших лакеев. Но для кордебалета вокруг игорных столов требовались все свободные актеры. Все посмеялись привычной шутке, раньше заменяющей в их студии традиционное "ни пуха, ни пера" перед выходом на сцену.
Обед прошел торжественно. До ужина ещё репетировали, упирая на технические моменты из разных сцен, зная заранее, что разойдутся поздно. Нужно проверить костюмы во всех возможных в этом спектакле трюках. Нагрузка во время каскадных танцев и бурных объяснений им выпадала порядочная.
Гиацинт исполнил свое "Шулерское танго", исключительно потому, что в нем нужно взбегать на рулетку, разгонять барабан, как белка, потом кататься на вертушке, лёжа боком на перекладине.
Как он сиял! Дирижер собственной судьбы, всемогущий и независимый! Люди, деньги, карты, события послушны легчайшему мановению его пальцев! Во втором действии (на первой репетиции) он уже был совсем другим…
На сцене теперь царила главная героиня. Главная – та, чьим именем названа оперетта. Амариллис играла всего лишь лучшую ученицу. Режиссер полностью растворился в постановочных нюансах роли своей жены, на новый костюм и черный парик совершенно иначе пришлось выставлять свет. Лили стояла на верхней площадке рулетки, как раз там, откуда Гиацинт недавно собирался "шагнуть в пропасть".
– И что теперь? – оба друга освободились, Гиацинт успел переодеться в треклятый придворный камзол. Натал сел рядом и спросил. А что ответить?
– Понятия не имею, – граф судорожно глотнул, глядя в потолок.
– А в чем проблема? У нее жених?
– Да вроде нет. Имеется строгая мамаша, но это мелочи.
Старший брат снисходительно хлопнул соседа по колену:
– Так чего ж ты страдаешь? Хоть есть из-за кого?
– Нат… – Гиацинт подарил ему укоризненно-насмешливый взгляд. Такая наивная попытка вытянуть из него подробности, не сработает.
– Ну, я ж ее не видел, – наполовину иронично извинился, наполовину пожалел друг, признав поражение в первой партии.
– И не надо, – граф содрогнулся, представив сцену знакомства "скромницы" с "бандитом". – Пока я сам не разберусь.
– Боишься, отобью?
Гиацинт всё-таки не удержал смешок. Стукнул мерзавца кулаком в плечо и слегка оттаял. Чувствуя рядом плечо друга, увлекаясь постановкой собственной пьесы, азартно споря с актерами и режиссером о глубинах характеров их героев, он жил свободно и дышал полной грудью. Почти как раньше. Но с той же вечной горечью: всё временно, всё только до утра. Нет, даже двенадцатибальный шторм не вытащит его из этой жизни раньше, чем уйдет ночь! А дальше? Жизнь снова превратится в тыкву? И для Натала тоже. А прочие бесчувственные театральные эгоисты во главе с Амариллис живут по-настоящему круглые сутки! Дни напролет! Успехи, неудачи, радости, огорчения – неважно. Это их жизнь. Они там сами правят бал, а не танцуют на чужих.
35
Виолу он хотел бы показать друзьям. Очень хотел. Чего боялся, так это взгляда со стороны. Вначале многим может показаться, что они не пара. Он сам так думает, глядя со стороны. Но надо знать Виолу чуть поглубже бронированной стены ресниц и вежливости, чтобы понять, какая она внутри.
Можно подумать, он всё знает! Уже немножко знает. Ее реакции граф совсем не боялся, а вот друзей… Не Амариллис, нет. Других. Пытаясь раскусить "орешек", они осыплют ее тысячей колкостей, насмешек, вызовов, а упрямая девчонка только закроется, не поддаваясь на провокации. С ней надо по-другому. Хитрее. Взяв на борт полный груз терпения, а не динамита. Ему и самому с ней нелегко, "малютка" кого хочешь доконает!
Вообще-то, Нат дрессировщик получше него, знает подход и к тихим, и к буйным, мог бы что-то толковое посоветовать. Но… Наталу вот только не хватает ещё одной сестрички! Хотя они отлично споются два на два. Своим молчаливым упрямством и скрытой силой, Виолетта ещё даст фору старшему брату! Куда против них Гиацинту с Амариллис тогда деваться? Ужас! Нет уж, знакомить можно только, когда он будет полностью уверен в Новенькой.
Смешно, он представляет, как бы они гуляли или разговаривали, да честно говоря, жили вместе! Во всяком случае, рядом, очень близко. На одном корабле…
Чепуха! Размечтался! Будь такое возможно!..
Сказать: "Всё бы отдал!" – легко. А с чем останешься, когда действительно отдашь?
Когда это "всё" и есть твое желание, – что отдавать? Задачка не решается. Другого "всё" для жертвы у него нет. Есть только ненужная жизнь во дворце, от которой невозможно избавиться как раз поэтому: никто не заберет. Никто, кто может дать взамен что-то получше. Как же он так влип, что жизнь рядом с самыми близкими, это жизнь в аду? Хуже: они – на разных берегах, на твердом, а он посередине в адской пропасти. И что решать? Остаться и сгореть? Кого это порадует? Бросить их и сбежать? Совсем не вариант. Что делать?
Нет, делать что-нибудь когда-нибудь придется. Новенькая здесь Виолетта, ей и входить в круг его прежней жизни, не наоборот. Он готов лечь мостом через пропасть, нет проблем. Но тогда она должна узнать всю правду. А кто она такая, чтобы знать? Пока всего лишь "мышка" из адской лаборатории. Созданная специально, чтоб его мучить. Зубастая, но… трудно быть честным с тем, кто сам упорно всё скрывает. Он раньше никогда так не хотел заслужить чье-то доверие. Боялся потерять – да, но не лез в душу к незнакомым. Сами открывались.
Разве что… Если с кем-то он так и воевал характер на характер, так это с морем. Он это помнит с первых лет жизни. Ступая по соленому прибою, опуская ладошку в волны, глядя на синий горизонт… Ты любишь этот простор, запах соли, шепот прибоя, не можешь жить без них, а эта здоровенная зверюга томно вздыхает, нежится на солнышке, не прочь, чтобы ей иногда почесали брюшко, но в основном, ей на тебя плевать. В лучшем случае, посмеется. Как ее приручить? Как понять, чего ей хочется? Что можно с ней позволить? Как ухитриться быть как можно ближе, но чтобы не сожрала?
Да, с морем он примерно так и находил общий язык. Но женщина – не море. Ее характер ещё хуже, а гнев ещё страшнее!
Хотелось бы посоветоваться. Надо бы. С морем он разбирался не один. Потом уже не один. А раньше всякое бывало. Вот между кем на самом деле соперничество! Вот, кто готов разорвать его пополам, лишь бы он целиком не достался другой стихии.
Любовь и Море.
При чем тут Амариллис?! Она здесь третья сторона, и даже не Театр. Семья! Близкая родственница, которая никогда не станет бывшей, пусть даже сама его возненавидит. Эта связь навсегда. Но есть шанс, что она умнее. В отличие от него, Амариллис не отказывается от того, что по-настоящему любит. Ни ради кого.
А он так не умеет. Когда-то мог отстаивать свою правду открыто, перед всеми, пока она касалась лично его. А потом выяснилось, что сила мужчины в том, чтобы бесконечно жертвовать и жертвовать собой ради других.
Сначала он так отдал долг родителям. Правда, не думал, что те, кто дают жизнь, дают взаймы – чтобы при случае отобрать. Он согласился, потому что думал, это всего полжизни, ерунда! Не знал тогда, что жизнь не очень-то делится… Ему тогда было девять, а прошло больше семи лет. Действительно, полжизни. Неужели ещё не всё?
36
Жертвы ради любимых. Их душевный покой выше его жизни. Вот только непонятно, отчего они такие спокойные, если ему так плохо?! Так не бывает. Близкие должны понимать всю правду, иначе как назвать их близкими?
Натал ведь сразу понял, что дело плохо. Увидел. Песня выдала. Музыка часто открывает секреты, потому что не может лгать. А как скажешь? Они ведь оба меньше всего на свете понимают в тонкой науке "Как перестать беспокоиться о других и начать жить для себя". Научатся ли хоть когда-нибудь? Хотелось бы. Наверное, это весело, когда и для тебя всё хорошо, и за других беспокоиться не нужно. Да разве так бывает?
Он сейчас стоит на краю с очень нехорошими мыслями? Но так и есть. Он ведь на самом деле почти решился на то, что считал самоубийством. Почти. Мечтая, чтобы не пришлось. По крайней мере, всерьез рассматривает эту возможность.
Рассматривает так неохотно, как будто есть другой выход! А что тут думать? Что он может сделать? При всём старании, хоть убейся, ему не передвинуть Париж к морю! А даже если бы упрямая столица чуть сдвинулась, то в Гавр, а не к югу. Это ведь тоже жертва и немалая. А разорваться…
Пожалуй, это его и ждет. Сойти с ума от невозможности расстаться хоть с одной из своих главных жизней. В столице, ведь не только Виолетта. Она – последняя капля. С театром проще всего, театр путешествует, поедет на гастроли. Натал вообще в любой момент сбежит в свою ненаглядную Бразилию. Работая на море, это не так страшно. Его можно достать даже через океан. А так?..
Раскрой глаза и прими правду: не может всё бесконечно длиться, как ты хочешь! Нельзя получить всё! По крайней мере, не тебе. Не в этой игре, не в этот раз.
Чем-то придется жертвовать. "Чем-то" – как обычно, собой. Своей жизнью. Ты не можешь изменить расстояния, обстоятельства, жизненный выбор других. Можешь только исхитриться "вписаться" во все эти повороты, как в очень тесную, очень жесткую ещё и с острыми углами одежду и обувь. В доспехи рыцаря, в шкуру дракона, без разницы! И делать вид, что всё нормально. Пока хватит сил…
А дальше? Когда-нибудь они ведь всё равно закончатся. Но разве пытка может длиться вечно? Что-нибудь да не выдержит первым, лопнет! Либо он сам, либо проклятые условия. Заранее не угадаешь. Тогда и будем решать…
Господи, хоть бы посоветоваться с кем! Но свыше отвечают: "Решай сам". А друзья чем помогут? Решать в любом случае придется. Зачем мучиться всем, если можно пожертвовать одним? Математически так правильно. Но это же друзья.
Тем более не хочется их доставать своими неразрешимыми задачками! Он привык считать расклад жизни и смерти. До сих пор получалось.
Ну, а зачем тогда друзья? Разве не для того, чтобы помочь, когда нет выхода. Вернее, сам его не видишь? Наверное, он неправ… Наверно, всё-таки расскажет и посоветуется… Позже. Не стоит дергаться сейчас. У него будет несколько месяцев подумать, что-нибудь придумается, что-то изменится, тогда уж…
37
Для охраны вид графа Ориенталь, возвращающегося в стены дворца рано утром, зрелище привычное. Если это случалось реже трех раз в неделю, то, скорее всего, мальчишка просто не ночевал в своей комнате несколько дней подряд. Намного реже он являлся ночью, провожаемый развесёлой компанией пьяных студентов. Особенно ясные холодные рассветы – наилучшие декорации, чтобы идти во дворец хмуро и целеустремленно, даже не пряча шпагу в ножны. Это давало пищу слухам, но Гиацинта слава гуляки и бретёра устраивала.
Гораздо хуже, если б знали, что он водится с кем попало, постоянно получает работу там, где не пристало благородному графу, и далеко не зритель в театре. И в студенческом городке Сорбонны его каждая собака знает отнюдь не потому, что после Оранжереи выпускник собирался поступать в университет. Ленивым, но состоятельным студентам он писал на заказ литературные работы. Давал уроки игры на гитаре по своей личной системе, доступной даже не знающим нотной грамоты. Влюбленных часто выручал стихами.
Если в поздний час приятели рвались его проводить, то создавали ему правильную репутацию при дворе. По настроению он тоже брал бутылку и делал вид, что еле стоит на ногах. Хотя матросская школа научила не поддаваться ни крепким напиткам, ни сильной качке. И возвращаясь после дуэлей, граф вполне мог забраться в свое окно на третьем этаже так, чтобы обойтись без спектаклей.
В этот раз, до рассвета играя в шахматы с Наталом, вполголоса болтая, чтобы не разбудить сестру, он просто вернулся, независимо сунув руки в карманы. Коротко кивнул утренней страже и прошел в школьное крыло.
"Где шлялся?" – не спрашивали. Да и редко в последний учебный год он возвращался "со спектаклем". Упрекнуть могли учителя, особенно директор, но никак не стражники. До уроков оставалось ещё больше двух часов, но граф так и не спал. Лежал, глядя в потолок, и с тяжким сердцем считал дни до выпуска.
Первым уроком шла математика – Жестколист закатил контрольную со множеством задач, пропускать нельзя. Коротко поглядывая на директора, Гиацинт между решениями думал, что будет, если встать и сказать: "Прошу прощения, я даже сколько будет дважды два – не помню. Можно мне не тратить полтора часа своей жизни на эту чушь?!"
И что маркиз Бораго скажет? Выгонит? Вкатает "пару". И за экзамен тоже? А в первой паре маркиз сам с доченькой своего "тезки по титулу" танцевать будет? То-то же!
Шантаж приберегался на крайний случай, для экзаменов. Пока что граф старательно решал задачки. Следом шла сдвоенная общая география, на которой они обычно болтали с Розанчиком, за ней относительно веселая лабораторная работа по физике. И наконец – спортивные занятия. Вся школа только их и ждала.
Общие занятия – чисто университетская особенность Оранжереи, в обычной школе это редкость. Когда собираются одновременно все потоки разных возрастов, программа либо индивидуальная для каждого, либо сравнение уровня знаний – общая дискуссия по философии и теологии, вечное повторение пройденного и высокая планка для географии и латыни, естественно, и музыка, и живопись, и верховая езда, и светская речь – общие. Будь танцевальный зал побольше, как спортивный, были бы общие танцы для всех. А так – только для младших трех классов.
Однако спортивные занятия отличались тем, что общие для разных возрастов, они (как и народные навыки, попросту говоря – труд) раздельные для юношей и девушек. Мужской спортивный курс делился на гимнастику, тренировку силы и выносливости, борьбу разных стилей, фехтование. Чем занимались девчонки – великая загадка. Гимнастика у них точно есть, а что ещё? Об этом ходили противоречивые слухи и свидетельства посвященных.
Коварные представительницы прекрасного пола, напротив, не гадали. В виде исключения по мужской программе могли заниматься и девочки. Стоит лишь написать прошение директору. Два-три исключения, особенно в младших классах, присутствовали почти во все годы. Пока Амариллис не бросила учебу, одна точно была и среди старших. Нагрузки всё равно индивидуальные, учитель выбирает сам, что для каждого ученика считать хорошим результатом. Но сейчас девчонок в зале не было.
Для верховой езды приветствовалась специальная одежда попроще, а для занятий в зале – нет. Маэстро Фалькари любил повторять, что в жизни тебе придется драться в том, в чем был. Разве что куртку сбросить успеешь. Привыкайте!
38
Порядок и тема урока заранее неизвестны, неизменна и одинакова для всех только разминка. Сдав в гардеробную возле зала оружие, лишнее из карманов, камзолы и пажеские курточки, избавившись от стягивающих поясов, галстуков и лишних украшений, мальчишки нетерпеливо толкались в зале, завидуя тому классу, который уже вышел на позицию. А те поскорее разувались, примериваясь к полосе препятствий. Учитель с секундомером стоял в сторонке, дожидаясь, когда можно дать сигнал.
– Вперед!
Огромный зал сильно вытянут в длину. Один простенок до окна по длинной стороне занимает шведская стенка под самый потолок. Став на белую черту, по знаку тренера все шеренгой бросаются вперед, с воплем, как при абордаже, штурмуют стену. Но до нее, ещё нужно прыгнуть через "коня", пролезть сквозь бочку, пробежать по брусу, перескочить "яму". Всё это, отвоевывая очередь у трех-четырех противников: препятствия стоят не так уж густо. Только лестницы на стене на всех хватает, но добравшись до метки своего класса, нужно спрыгнуть, точно приземлившись на пружинистый, но узкий матрац. Он не скользит, надежно закреплен, но можно промахнуться. Внизу с разгону сделать кувырок на твердом полу и во весь дух бежать обратно. Обычно это занимало не больше минуты. Тренер отмечал рекорд первого и последнего в классе. Обуться и уступить место другим – быстрая, но действенная разминка.
Когда одноклассники, думающие, что бегут первыми, уже вскочили на ноги и неслись к черте, обычно они видели, что Гиацинт стоит там так, словно никуда и не собирался. Но также они помнили его слетающим с самой верхней перекладины вне зависимости от того, в каком классе он тогда был. Так что рекорд школы сверяли по нему.
В забегах любой дальности граф не был самым быстрым. Но на разминке делал меньше лишних движений и за счет точности и длинных прыжков между препятствиями, когда он с "коня" сразу нырял в бочку, а слетал со стенки (плюс кувырок) чуть ли не сразу в паре метров от черты, у него получалось быстрее всех. И сапоги носил особой выделки, как вторая кожа[14]14
Такие сапоги, которые и стираются как чулки и очень быстро сохнут, хорошо известны в свободных мирах, но это обычные доспехи странника, а не придворного. Потому что для них нужна особая кожа… из которой кому попало не шьют.
[Закрыть], к которым не нужны чулки, ещё выгадывал секунды, снимая и натягивая обувь.
"Отстрелявшись", кто уходил на фехтовальную, кто на боксерскую разминку, по выбору учителя. Проведя пару проверочных атак, менялись, дожидаясь, пока освободятся все классы. На втором часу шла лекция о боевых искусствах. Недлинная, посвященная истории, теории, военным хитростям и занимательным случаям разных поединков. Как правило, что-нибудь из нее они вскоре пробовали на практике.
– Что ж, господа! Сегодня вы прилично справились с разминкой. Все классы уложились в двадцать минут. Могли бы и за восемнадцать, но… Итак, сегодня, как бы презрительно ни морщились поклонники дуэльного кодекса, у нас тема самооброны без оружия. Да-да, шпага – наша вернейшая подруга, но и она способна на подлую измену! В драке против дубин шпаги легко ломаются! Умейте же, господа, отстоять свою честь в кулачном поединке, даже против превосходящих сил противника. Конкретнее рассмотрим уличные драки. Чем они отличаются от трактирных?.. Верно, вокруг меньше предметов, которыми можно швырять друг в друга и при случае закрыться как щитом, но больше путей к отступлению. В городе проще скрыться от бандитов, чем в четырех стенах? Казалось бы, так, но…
Наставника спортивных занятий, кроме верховой езды, маэстро Фалькари за глаза чаще звали Резаком[15]15
Резак обыкновенный (Falcaria vulgaris) – семейства Зонтичные. Любит теплые места, листья разрезанные, плоды тонкие, острые, выгнутые, похожие на семена тмина.
[Закрыть]. В учебном поединке он запросто оставлял ротозею и лентяю красные чувствительные полосы на руке или ноге. Тренировочное оружие затуплено, но, если свистнуть плашмя, мало не покажется. И тренер не считал это нарушением школьных правил или большой обидой для дворян. А многие, особенно младшие, очень боялись. И чем сильнее страх, тем больше ошибок.
Давно, ещё в первый год учебы, Гиацинт однажды нарочно напросился на тренировку с маэстро и тоже резанул его по предплечью. Будто случайно. Извинился и смотрел абсолютно невинно, пока Резак сверлил его инквизиторским взглядом. Весь зал боялся вдохнуть, гадая, что сделает тренер. Выдержав жуткую паузу, Фалькари усмехнулся и одобрительно пожал руку ловкому противнику. Развернулся к залу и сказал краткую речь на тему: "Вот все бы так! Только не с вашим счастьем, растяпы! Кто желает попробовать, прошу!"
Несколько желающих из старших классов попытали счастья и недовольно вернулись в ряды зрителей украшенные "орденскими лентами" за дерзость. Гиацинта фехтовальщик запомнил как одаренного мальчика и, подбирая ему индивидуальную программу занятий, завысить сложность не боялся. Порой не отказывал себе в удовольствии размяться с учеником по-настоящему, вне общих занятий, без зрителей.
За дополнительные уроки Гиацинт не платил. Это была дружеская услуга между поэтами клинка. Но злые языки упорно утверждали, что славу первой шпаги Парижа граф получил "по блату". Он ведь любимчик Резака! Ещё бы! Знает все тайные приёмы, которым других не учат! Кто же с ним сравнится! Ни десятки, ни сотни честных поединков их не убеждали. Гиацинта слухи только смешили. Он всегда мог сказать так же, как учитель: "Кто смелый, сам проверь!"
39
Маэстро Фалькари считал огромным одолжением со своей стороны согласие преподавать в Оранжерее. Маркиз Бораго уговорил его, больше взывая к престижу королевского двора, чем к кошельку, хотя платили приглашенным учителям немало. Кроме дрессировки будущей элиты, Фалькари держал собственную школу фехтования в городе. Его семья владеет такими школами в десятке столиц Европы, имя Фалькари как мастеров своего дела известно и уважаемо, какие деньги стоят этого престижа?
Хотя их род долгое время жил во Франции и Германии, итальянские корни давали себя знать. В том числе, Фалькари предпочитал, чтобы его всё-таки называли "маэстро", а не "мэтром".
Внезапно оборвав фразу, Резак хищно уставился поверх голов первого ряда, высматривая соколиным взглядом нарушителя тишины.
