Текст книги "Ангелы тоже люди"

Автор книги: Елена Ковальская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

заметил, что случилось, все были заняты друг другом, разговорами и пивом, в рекламе

которого значилось, что очередь идти за ним предоставлялась всегда самым молодым и

самым красивым. Видимо, самым молодым и красивым на этот раз оказался Вик.

– Держи! – невесть откуда взявшись, он сунул холодную бутылку ей в руку. Она хотела

отказаться, но Вик уже отвернулся, раздавая бутылки остальным. Вероника раньше пиво

не пила, даже не пробовала, так как отец всегда говорил, что пиво пьет пролетариат,

предпочитая изысканные вина и коньяки. Но все когда-то бывает впервые, и, глянув на

весьма довольные лица соседей, она тоже решила отдать должное этому весьма

демократичному напитку. Тем временем Данил уже завладел всеобщим вниманием:

– Архитектура этого собора была такова, что все его колонны, порталы и залы в общей

сложности представляли собой шестилистник, а он, в свою очередь, служил определенным

символом в ордене и соответствовал определенному числу, – разглагольствовал Данил. –

Если посмотреть на другие соборы этого времени…

– У него просто «бзык» какой-то на этой почве, он даже кандидатскую собирается на эту

тему защищать, – перегнувшись через соседку полушепотом сообщил ей Вик, тем не менее

с восторгом и обожанием глядя на своего друга.

– Мне нравится его бзык, – с блаженной улыбкой сказала Вероника и крепче прижалась к

теплому свитеру своего неожиданно свалившегося на голову счастья.

Как пролетело время, Вероника не заметила. И если даже кто-нибудь у нее спросил, о чем

они говорили, не ответила бы. Она даже не запомнила лиц, не заметила, когда ушла

Танюшка. Та несколько раз пыталась увести ее домой, но, когда поняла, что все старания

тщетны, подруга оглохла и ослепла, попросту махнула рукой, и была такова. В конце

концов, за столиком остались они втроем с Даниилом и Виком. За столом повисло

неловкое молчание.

– Ну, что ж, ребята, мне пора, – засуетился Вик, глядя на сладкую парочку.

Данил не отрываясь смотрел на нее.

– Пока, – сказала Вероника. – Мы тоже сейчас пойдем.

На улице было прохладно. Немного моросил дождик, и в расплывчато-желтых пятнах

фонарей было видно, как летят маленькие капельки. Данил распахнул свою куртку и

укутал ею плечи Вероники.

– Что будем делать? – робко спросила она, с ужасом ожидая, что он сейчас скажет, что надо

идти домой. Однако, Данил, развернув ее к себе и заглядывя в глаза, спросил: «А что ты

хочешь?», – и тут же в них прочел ответ.

Он медленно притянул ее к себе поближе, и кровь запульсировала в висках умирающей от

ожидания Вероники. Он поцеловал ее с такой страстью и нежностью, что Веронике

захотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно. А еще можно было бы так и умереть. Все

равно большего счастья уже и не надо, просто сердце не выдержит и растворится в этом

бесконечном пространстве любви. А потом Данил небрежно махнул неподалеку

караулившему постояльцев кафе таксисту, и они помчались в ночи, как сквозь вечность, не

выпуская друг друга из объятий и продолжая дарить друг другу нежные и долгие поцелуи.

Куда они ехали, Вероника не знала, да и не хотела знать, если она с Даниилом, значит, все

идет так, как надо. Темный подъезд, его губы, шелковистые волосы, звук ключа в замке, на

минуту вспыхнувший свет, потом опять темнота, жаркие объятья при призрачном свете

ночника, его жаркие губы на теле, кто-то вскрикнул, наверное, это она сама, от страсти.

Надо же, она и не знала, сколько ее в ней. Она не заметила, как осталась без одежды, он

тоже был голый и красивый, как греческий бог Аполлон, волны безумия и страсти то

возносили их вверх, в рай, то опускали вниз, в темные пучины животной чувственности.

Она ощущала его в себе, как корень жизни, как источник наслаждения и существования,

сжимала его всем своим существом, хотела, чтобы он пронзил ее всю, вошел в нее весь,

без остатка, а он отдавал и отдавал ей всего себя, до последней капельки, до последнего,

похожего на предсмертный, вздоха. Когда последние судороги наслаждения покинули их

тела, она положила голову на его влажную от пота грудь, и они провалились, как в бездну,

в глубокий безбрежный сон.

Она шла по пустынной, мощеной плоскими камнями улочке, вернее, не шла, а выделывала

на дороге па, подпрыгивала, делала пируэты, вобщем исполняла тот ритуальный танец

счастья, который у каждого свой, но его знает каждая влюбленная девушка. Погода была

солнечная, и легкий ветерок, казалось, доносил откуда-то щебетание птиц. Сейчас будет

белый забор. А там Лейла с печальными глазами и ее верный Дарсик. Влюбленным море

по колено. Она вошла в резные ворота и пошла, всматриваясь вглубь в поисках знакомого

силуэта.

– Ты все-таки пришла? – голосок раздался за ее спиной. Большие, всегда печальные глаза

смотрели на нее с удивлением и радостью.

– Как дела?

– Нормально. Только Дарсик подвернул лапу и теперь немного прихрамывает.

Собака подошла к Веронике и приветливо сунула ей в ладонь свой мокрый нос. Она

потрепала ее по холке и сказала:

– А у меня отлично.

– Я вижу, – девочка внимательно посмотрела на нее, а потом безапелляционно заявила, -

наверное, ты влюбилась.

– Как ты узнала? – удивилась Вероника. – Ты влюблялась когда-нибудь?

– Нет, никогда. Наверное, я еще не доросла, хотя девчонки из нашего класса влюблялись, а

некоторые даже не раз. Но я читала много книжек. К тому же у тебя на лбу написано: «Я

счастливая». И уж, конечно, не оттого, что сдала зачет. Думаю, с зачетами у тебя проблем

не бывает.

– Верно. Как ты угадываешь? Или привидения все знают?

– Во– первых, я не привидение, не называй меня так, если не хочешь обидеть. Во-вторых, я

не угадываю, а чувствую. Но наверняка, конечно же, не знаю. Вот, например, я

чувствовала, надеялась, что ты придешь. И ты пришла.

– А что ты еще чувствуешь? Скажи мне, что будет со мной?

– Я же сказала, что не знаю, я не предсказательница.

– Жаль. А так бы хотелось узнать, что будет дальше со мной, с Данилом…

– Так зовут твоего парня?

«Действительно, ведь у меня теперь есть парень! Нет, не просто парень, а любимый, мой

принц зеленоглазый…»

– Да, его так зовут.

– Какой он?

– Красивый, безумно красивый. И еще умный. Вобщем, самый лучший.

– Здорово. Я бы тоже хотела испытать что-нибудь такое… когда– нибудь... – глаза девочки

опять загрустили.

– Не переживай так. Я много читала про то, что бывает жизнь после смерти. Как будто бы

бог нам дает по нескольку шансов. Может, и у тебя будет новая жизнь, а в ней любовь.

– Но почему тогда я здесь? Почему бог не забирает меня к себе? Я устала, мне хочется

домой. Но это теперь невозможно. Тогда где мой новый дом, кто заберет меня отсюда? -

глаза девочки наполнились слезами. Веронике стало неудобно за свое счастье, когда кто-

то вот так страдает. Она подошла к Лейле и дотронулась до ее плеча.

– Все будет хорошо. Мне кажется, тебе просто надо подождать. Знаешь, по-моему, это

похоже на то, как родители иногда опаздывают забрать ребенка из детского сада. И ему

кажется, что его тут навсегда оставили. А у родителей просто важные дела, и нужно

немного проявить терпения.

– Тебя когда-нибудь забывали в садике?

– Нет. Я в садик не ходила, меня буля воспитывала. А тебя?

– Не забывали. Мама меня очень любила, всегда приходила вовремя и обязательно

приносила с собой что-нибудь вкусненькое. Мне сильно ее не хватает. Она переживает,

думает, что мне плохо. Я так хотела бы прижаться к ней, рассказать, что мне не больно,

сказать, чтоб она не плакала…

– А отчего ты... умерла? – абсурдность вопроса, да и самой ситуации, конечно, доходили до

Вероники, но она сама себя успокаивала: «Я же сплю».

Лейла помолчала, как будто думая, хочется ли ей об этом вспоминать.

– Я болела, рак крови. В последнее время жить было тяжело, умирать было легко…

– Расскажи, как это умирать? Страшно?

– Нет… Я даже сразу и не поняла, что умерла. Просто было больно, до потемнения в

глазах, а потом стало легко и свободно… Потом я ничего не помню. Очнулась я уже

здесь… А мама у меня красивая была, у нас в Акдаме, в Осетии, все женщины красивые:

стройные, высокие, гордые… Ты могла бы познакомиться с моей мамой, она бы тебе

понравилась.

– Она не приходит сюда?

– Приходит. Я вижу, как на плите цветы появляются, но ее увидеть не могу.

– Послушай, у меня сегодня такой счастливый день, я не хочу о грустном… Извини,

наверное, я эгоистка…

– Ничего. Хорошо, что ты пришла. Спасибо. И спасибо, что ты такая счастливая. Здесь

слишком много печали, ты – как лучик солнца.

– Мне надо идти.

– Я знаю. Не забывай меня.

– Не забуду.

Вероника взяла Лейлу за руку. Рука была маленькая, теплая и живая. Она пожала ее и

пошла к воротам.

– И еще, пожалуйста, – Вероника оглянулась, девочка смотрела на нее просительно, -

никому не говори, что мы встречались. На самом деле, мне нельзя ни с кем разговаривать.

Иначе ты меня никогда больше не сможешь увидеть. Я думаю, это как сбой в

компьютерной программе. Если о нем узнают, его исправят.

– Хорошо, не скажу.

Открыв глаза, Вероника увидела Данила. Спящий, он напоминал ребенка. Вероника

улыбнулась. Какой он красивый! Она огляделась. Комната представляла собой полный

бардак, сразу можно понять, что это логово волка-одиночки. Совковская «стенка», о

которой в прежние времена мечтали многие советские потребители, была покрыта

плотным слоем пыли, волнообразные следы на ней от взятых с полок книжек напоминали

следы лыжника на девственном снегу горной трассы. На бельевой тумбе стоял дышавший

на ладан телевизор, который пытался все еще быть цветным, некоторые ручки-крутилки

были безвозвратно утеряны. Занавески были тюлевые, к удивлению, не сильно грязные, в

контраст к окнам, которые, наверное, были не мыты как минимум год, а то и больше,

поэтому солнце, беспощадно светившее в окно, практически не мешало. На подоконнике

сидел кот, черный до безобразия, и, не мигая, смотрел на Веронику. Никаких эмоций

взгляд его не выражал, он просто сидел и смотрел. Вероника решила поиграть с ним в

гляделки, она тоже уставилась на него немигающим взглядом, и тут вдруг кот шепотом

очень отчетливо произнес «мяу». Вернее его усатый рот открылся, но оттуда не вышло не

единого звука, хотя по артикуляции котячей пасти было вполне понятно, что это именно

«мяу», и ничего другого.

Наверное, жрать хочет, подумала Вероника, потому что слово «есть» к этой наглой черной

роже не подходило.

– Ну, пойдем, – тоже шепотом вздохнула Вероника и перелезла через аполлонопрекрасное

тело возлюбленного.

Кухня была приблизительно в том же виде, что и комната, хотя грязной посуды в раковине

не оказалось, а в разверзшейся пасти старого холодильника, похожего больше на сундук,

царил, на удивление, порядок. Там же стояла начатая банка китекэта, закрытая

целлофановым пакетом. Наверное, чтобы не воняла. Вероника открыла форточку и

выложила остатки кошачьей радости в мисочку. Кот довольно заурчал.

– Как тебя зовут? – Вероника присела и пальцем пригладила вихорок на котячей шубке,

такой же пыльной, как и вся обитель.

Ответа не последовало, мозг и пастик животного были заняты проблемой скорейшего

набития желудка.

– О кей, поговорим потом, – сказала Вероника и пошла обратно в комнату. Принц все еще

спал. Она, стараясь не шуметь, собрала свои вещи с красно-коричневого потертого ковра и

оделась. Пора было идти. Во-первых, наверное, буля извелась, во-вторых, бог с ней, с

первой парой, но вот вторая… Она представила себе полное сарказма усато-неприятное

лицо профессора Терницына, преподавателя истории философии, и ее передернуло. Надо

идти, хоть и не хочется… На тумбочке она нашла огрызок карандаша и тетрадку. Вырвав

листочек, написала номер своего мобильного и пририсовала сердечко, пронзенное острой

стрелой любви. Послав воздушный поцелуй Данилу, она вышла в коридор.

– Убегаешь от меня? – вопрос застал Веронику в не совсем удобной позе, когда она

пыталась застегнуть туфлю. – Давай помогу…

Данил присел рядом, но вместо того, чтобы помочь застегнуть замочек, снял с нее туфель

и стал целовать ее лодыжку, медленно продвигаясь горячими губами все вверх и вверх.

Балансируя на одной ноге, Вероника подумала, что из нее, вероятно, получилась бы

неплохая балерина, потом мысли о балете исчезли вместе с остатками разума. Последним

всплыл профессор Терницын. Это было в то время, как Данил, подняв ее на руки, нес

обратно в постель.

– К черту Терницына, к черту все… Хочу только тебя…

Буля проворчала: «Отцу позвони, он тебя обыскался. Телефон-то ты отключила! Хорошо,

Таня сказала, что ты у нее, а то бы он весь город вверх тормашками перевернул. Чай

будешь?»

– Ничего не хочу. Я сыта собственным счастьем.

– Эх ты, свирестелка моя. Счастьем сыт не будешь, надо что-нибудь и в рот положить, а то

сил не будет, даже на то самое счастье.

– Не хочу. Где телефон?

Вероника схватила трубку со стола и набрала Татьяну.

– Танька, я счастлива!

– Дуреха! Где тебя носило? Хотя, я представляю где…

– И не ошибаешься!

– Как Варфоломей поживает?

– Это кто?

– Котяра.

– А ты откуда знаешь?

– Да было дело как-то… С ребятами заходили после дискотеки…

– М-м-м… Значит, вот как зовут это наглое прожорливое чудовище. Поживает нормально.

– Ладно, от лирики к тексту. Мне тебя увидеть надо, поговорить.

– Мне тебя тоже. Не терпится все рассказать… Ты же у меня самая лучшая, самая близкая!

Я так тебя люблю, Танюшка! Ты знаешь об этом?

– Да знаю, знаю… Завтра в шесть на Пушке?

– Пойдет, целую!

Вероника чмокнула в трубку и посмотрела на булю.

– А что, Буль, может, и правда по чайку? А пирожок есть?

– Конечно, есть. Правда, вчера пекла, но с капустой на следующий день еще вкуснее…

Пушкин как всегда не подвел. Он стоял все на том же месте, услужливо подставив свои

неширокие плечи голубям.

– Привет! – на Танюшке было клетчатое пальтишко, ладно облегающее ее стройную

фигурку.

– Как всегда опоздала, – констатировала Вероника и чмокнула подружку в щеку.

– Трафик бешеный!

– У тебя всегда все бешеное. Кстати, что это у тебя там в руке? Пакетик из «Бенетона»?

Тогда с трафиком все ясно. Что ж, бешеной собаке миля не крюк, особенно когда речь

идет об обновке.

– Хватит ворчать, я никак не могла выбрать, то одно померяла, то другое…

– Куда пойдем?

– Давай в «Восточные сладости», если хочешь.

Официант приветливо улыбнулся постоянным посетителям:

– Зеленый чай с медом?

– Как всегда. И парочку клубничных чизкейков.

Официант понесся выполнять заказ, а Танюшка полезла в сумочку за сигаретами.

– Ты раньше днем не курила, только когда выпьешь, – улыбнулась Вероника. – Случилось

что?

– Нет, ничего… Девчонки на работе покуривают, вот и я приобщилась.

– Ты хотела о чем-то поговорить?

Танюшка замялась и нервно подожгла сигарету:

– Даже не знаю с чего начать, да и стоит ли вообще об этом говорить…

– В чем дело? Деньги? Говори, сколько, ты же знаешь, я тебя всегда выручала.

– Спасибо, с деньгами у меня сейчас все в порядке… Ну да ладно, может и не стоит… У

тебя-то как?

– Я просто сумасшедшая от счастья. Ну, как тебе объяснить… Я влюбилась по самые уши

с кисточкой.

– Знаешь, я хотела тебе сказать… Будь осторожней… Ну сколько ты знаешь этого Данила,

чтобы так от него фанатеть? А вдруг он не тот, кем кажется, а ты себе уже напридумывала,

я же тебя знаю. Ну, понравился он тебе, переспи с ним пару раз, полезно для здоровья, а

там видно будет, но только не влюбляйся вот так сразу, очертя голову, послушай меня.

– Во-первых мы уже переспали. Фу, как некрасиво. Нет, мы не переспали, мы занимались

любовью всю ночь, а потом еще и все утро. И это были самые чудесные ночь и утро в

моей жизни. Я люблю его. Я полюбила его сразу, как только увидела, с первого взгляда.

Мое сердце не могло ошибиться.

– Любовь сначала окрыляет, тем больнее потом падать. Не набирай высоту так быстро.

Соверши тренировочный полет.

– Не хочу жить наполовину, быть счастливой наполовину, бояться непонятно чего…

– Просто будь осторожней.

– М-г…

– Вы хоть с резинкой?

– В смысле?

– Презервативом пользовались?

– Наверное, нет. Ну кто же думает о подобных глупостях в такой момент. Представляю…

Вот, смотрит он на меня такими зелеными, страстными глазами, а я тут, ап,

презервативчик откуда-нибудь вытащила. Извольте натянуть. Он начинает пыхтеть,

натягивая одно на другое, а я в это время лежу, тупо уставившись в потолок. Никакой

романтики!

– Лучше меньше романтики, да больше здоровья. Знаешь, сейчас через одного – то

больной, то шальной.

– Он особенный.

– Ты хоть сама себе веришь?

– Я обижусь…

– Ладно, прости, я за тебя переживаю…

Прибыл чизкейк, как всегда вкусный и жутко вредный для фигуры.

– Это все, о чем ты хотела поговорить?

– Не совсем… Ну да ладно, будь все как будет. Я у тебя еще совета хотела спросить.

– Ну, давай.

– Я, наверное, на юрфак на следующий год поступать буду…

Вероника чуть не поперхнулась жирным куском и побыстрей запила его чаем, так как

смех грозился вытолкнуть его обратно к своим еще не разжеванным братьям.

– Ты что, шутишь? Ты, на юрфак?!!

Таня обиженно надула губки.

– Нет, не подумай, что я смеюсь над тобой. Конечно, ты можешь поступить. Но зачем? У

тебя же всегда были другие приоритеты в жизни. К тому же, после того, как ты

поступишь, надо будет еще учиться пять лет, а потом и работать. Не ты ли мне говорила,

что от работы кони дохнут?

– Знаешь, я тут подумала недавно о тебе… обо мне... О том, какие мы разные, и о том, как

быстро бежит время. Не хочу я ждать своего богатого говнюка в дорогом магазине, как

кукла на витрине, тем временем нюхая носки клиентов. Звезд, конечно, я никогда не

хватала, но и дурой не была. Вот выучусь, найду хорошую перспективную работу. А там и

шансы повысятся, и ставки. Представляешь, выхожу я вся такая бизнес-вумен, в

обтягивающем костюмчике, в модных очках и с папкой…

– Наконец-то узнаю брата Колю, а то я уже испугалась, – с облегчением засмеялась

Вероника. – А вокруг мужики падают и сами по себе в штабеля складываются….

– Только мне твоя помощь нужна. Я уже все позабывала, а там экзамены сдавать надо.

Позанимаешься со мной?

– Не вопрос! А еще лучше, давай я поговорю с папой! Он юрист со стажем, сможет тебе

помочь. Может, даже кого из преподавателей знает!

– Как-то неудобно…

– Ты ведь знаешь, как он к тебе относится!

– Я тоже его люблю, он всегда был моим идеалом и детской мечтой. Но ведь он так всегда

занят.

– Ничего, для тебя – найдет время. Я с ним поговорю.

Прошла неделя, такая долгая и вместе с тем очень быстрая и напряженная. За эту неделю

теплая золотая осень как-то сразу вдруг превратилась в скучную слякотную и промозглую.

Такое же настроение царило и в душе Вероники. Она старательно занималась, ходила в

университетскую библиотеку, готовила конспекты, доклады, а потом, как бы очнувшись,

хваталась за телефон. Вдруг он звонил, а она ничего не слышала и все пропустила.

Однако, телефон продолжал безмолвствовать, никто не звонил, и, казалось, весь мир забыл

о существовании Вероники. Сначала это ее не особо беспокоило – может, занят человек,

тоже ведь учится, решает какие-то свои проблемы. Но прошли выходные, и опять он не

позвонил. Мог бы хоть эсэмэску прислать, много времени не заняло бы… К концу второй

недели ей стало совсем невыносимо одиноко, в голову лезли разные дурные мысли: «А

вдруг он заболел или случилось что-нибудь?» «А если он обо мне и вовсе забыл, а я, как

наивная дурочка, не расстаюсь с телефоном?» Проверить первое предположение было

просто. Скрыв свой номер с помощью услуги, как будто специально предназначенной для

влюбленных дурочек, ревнивых супругов и их любовников, она набрала заветные цифры и

после пары непродолжительных гудков услышала его бодрое «алло»… Положив трубку,

она еще несколько минут пыталась успокоиться и прийти в себя, но сердце билось часто, а

в ушах стоял такой родной и любимый голос. Вариант с болезнью отпал, что было весьма

к сожалению, так как приходилось подумать над предположением вторым.

«Ну, конечно, что я для него значу, – думала она, уныло бредя по не менее унылому парку,

расшвыривая ногами жухлые остатки когда-то зеленой и свежей листвы. – Мимолетная

знакомая, без году неделя, сразу же в кровать прыгнула. Ну, переспали, чего теперь о ней

думать, звонить. Вокруг вон еще сколько других интересных и таких же

легкодоступных…» Она то ругала себя за то, что так быстро поддалась охватившему ее

чувству, то, впав в сладкие воспоминания, уже ни о чем не жалела и мечтала об одном -

увидеть его и снова оказаться в его жарких объятьях. Буля, понимая ее состояние, ни о чем

не спрашивала, только с сочувствием и глубокой нежностью смотрела своими добрыми,

все понимающими глазами. У Тани спрашивать о нем тоже не хотелось, зачем самой

нарываться на промывку мозгов типа «я же предупреждала». Однако, Вероника

поговорила с отцом насчет подруги, и тот, несмотря на всю свою занятость, с охотой

взялся помочь. Вероника так и предполагала, она прекрасно знала, как хорошо отец

относится к Татьяне, жалеет ее. Иногда ей даже казалось, что, может быть, Таня была бы

лучшей дочерью, чем она, они были бы более счастливой семьей. У них было схожее

понимание мира и задач в этой жизни, оба не такие сентиментальные и ранимые, как она,

легче преносят одиночество. Хотя, может, она ошибается, это все маска, защита, ведь

любил же отец так безумно и преданно ее мать...

Вероника позвонила Тане и сообщила ей приятную новость. Та обрадовалась, долго

щебетала о перспективах, как ее жизнь теперь преобразится и обретет новый смысл, а

потом предложила пойти назавтра в кафе, она видела Пансу и тот доложил ей, что завтра

опять будет тусовка. Конечно же, Вероника с радостью согласилась, втайне лелея

надежду, что там она увидит Данила и все выяснит. Она решила, что не будет кидаться

ему на шею, но и не покажет, что обижена, просто посмотрит на все со стороны и

постарается понять, что происходит.

Теперь по ночам Вероника часто «ходила навестить» девочку из своих снов. Вернее, она

сама не старалась туда попасть, но сны все чаще и чаще приводили ее в это пустынное

место, где они подолгу разговаривали с Лейлой, и повсюду их сопровождал добрый и

верный Дарсик. Они разговаривали обо всем: о том, почему пришла осень, и справедливо

ли она поступила с летом, что выгнала его так скоро. И про то, что будут носить в этом

сезоне, Лейле это было очень интересно, она выспрашивала все в деталях. Девочка умела

слушать и оказалась на редкость хорошей и умной собеседницей, несмотря на свой

небольшой возраст. Будучи не погодам развитой, она могла поддержать разговор

практически на любые темы, а в иных случаях ее рассуждения даже были мудрыми, и

Вероника все больше и больше удивлялась и привязывалась к этой одинокой девочке. И,

конечно же, она поведала ей все свои сомнения и переживания. Лейла огорчилась, узнав,

что ее единственная подруга так страдает, но потом сказала:

– Знаешь, и все-таки ты – счастливая, ведь ты любишь. Ты влюблена и жива, а значит, не

все еще потеряно. Возможно, все еще наладится, ему просто необходимо время, чтобы

подумать обо всем. Но даже если ты никогда его больше не увидишь, с тобой останутся

шепот ветра, мерцание звезд, плеск волны и пение птиц по утрам, а это уже не так мало,

поверь мне. К тому же они напомнят тебе о нем, и, погрузившись в воспоминания, ты

опять станешь счастливой. А потом ты можешь встретить кого-нибудь другого…

– Но дело в том, что я не хочу никого другого. Я люблю Данила и буду его любить всю

жизнь. Я знаю себя, в нашей семье однолюбы… Но в одном ты права, шансы у меня еще

есть, и я постараюсь их использовать. И насчет птичек ты права. Знаешь, мне теперь

кажется, что они даже петь стали как-то по-другому, более проникновенно, что ли…

– Мне тоже раньше нравилось, как наш кладбищенский соловей выводит рулады, но

теперь надоело, – капризно поджала губки Лейла. – А другие птицы почему-то сюда не

залетают. Только Дарсик еще меня развлекает. Да, малыш?

Словно поняв, что речь идет о нем, Дарсик улыбнулся, как умеют улыбаться собаки, и

завилял хвостом.

– Ну ка, спой, – и Лейла затянула протяжную унылую песню на незнакомом ей горском

языке. Дарсик посмотрел на нее печальными, сочувствующими глазами, и, не выдержав

напряжения мелодии и чувств, взвыл, что есть мочи, подняв свою крупную морду вверх,

туда, где скоро должна была появиться луна. Девочки не выдержали и от всей души

рассмеялись. Дарсик перестал завывать и недоуменно посмотрел на обеих, но его тут же

стали трепать по рыжей спине, гладить морду, и он от счастья забыл про все свои обиды.

– Смеркается, – сказала Вероника, – мне пора…

– Не забывай меня, – попросила Лейла и помахала рукой вслед уходящей подруге.

Солнце светило в окно, день был не по-осеннему ясным.

– Странно, – подумала Вероника, – время во сне идет как-бы наоборот, когда у нас утро -

там вечер, когда у нас ночь – там день.

Потом она вспомнила, что вечером они идут «на тусовку», и на душе у нее стало так же

ясно, как и за окном. Сегодня, может быть, она его увидит!

Время тянулось медленно, как всегда, когда ждешь чего-то для тебя очень важного. Но

вечер наконец-то все-таки наступил. Буля обрадованно смотрела, как оживленная

Вероника укладывала волосы в незатейливую прическу. Такая Вероника ей нравилась

гораздо больше, чем притихшая и несчастная, какой она казалась все последнее время.

– Вот и хорошо, – говорила она, – Наконец-то ты снова пришла в себя. Вот и покушала,

щечки зарозовели, глазки заблестели, приятно посмотреть. Не знаю, что уж у тебя там

случилось, но я уже готова сказать спасибо тому, кто, наконец-то, тебя развеселил.

– Это Таня, бабушка. Мы с ней идем в кафе. Скажи, мне идет эта розовая кофточка?

– Розовое всегда блондинкам к лицу. Не знаю, Танюшка ли виной этой перемене, но она

мне нравится. Может, оденешь юбочку? Не нравится мне эта нынешняя мода на джинсы,

все какие-то одинаковые, по-мужски «блатные». Так это, кажется, называется?

– Ну, не совсем одинаковые. К тому же я предпочту сойти там за свою, чем, как в прошлый

раз, выглядеть белой вороной в наряде принцессы Дианы на благотворительном аукционе.

– Ну, тебе виднее, дело молодое. Да ключи возьми, если поздно вернешься, – крикнула

Буля вслед убегающей Веронике и перекрестила ее, так, на всякий случай.

Санчо Панса обнаружился сразу же и на том же месте. Он радостно окликнул девушек и

тут же «разгреб» для них места среди дружественных тел, как всегда забивших небольшое

помещение кафешки. Вероника, полюбившая с прошлого раза абсолютно

неинтеллигентный напиток пиво, с удовольствием попивала «Миллер» с лимоном прямо

из маленькой бутылочки, которую принес официант – молодой услужливый паренек,

видимо студент, подрабатывающий здесь по вечерам. Ближе к ночи народ стал

подтягиваться, яблоку некуда упасть. Пришли знакомые ребята, их лица постепенно

всплывали у нее в памяти, хотя имен не запомнила. Они шумно поприветствовали Таню и

Пансу, поздоровались с Вероникой и стали обсуждать какие-то свои проблемы,

касающиеся их факультета.

– Спасибо за то, что поговорила насчет меня с отцом, – прокричала ей в ухо Танюшка,

стараясь заглушить шум музыки и разговоров вокруг. – Станислав Васильевич пообещал

завтра же встретиться, чтобы обсудить план моей подготовки...

Затем ее опять понесло на тему «когда я стану крутой леди-босс…», и Веронике стало

неинтересно. Она слушала вполуха, время от времени посматривая на дверь. Если бы

последняя могла нагреваться от взглядов, то сейчас бы напоминала раскаленные врата ада.

Она заказала себе еще бутылочку пивка и постаралась расслабиться, но это у нее не особо

получалось. Время шло, в дверь время от времени вваливались шумные стайки студентов,

однако, Данила среди них не было. Наконец, нервы у Вероники сдали, и она спросила у

Санчо натянутым голосом, как ни старалась не выдать своего волнения:

– Как поживает твой друг?

– Какой друг? – сначала не понял вопроса Санчо, – сегодня он изрядно подпил, и все до

него доходило, видимо, как сквозь туман, – Данька, что ли?

– Да, Данил.

– Так он же только сегодня вернулся с конференции в Вологде, почти две недели там

проторчал. Он доклад делал, там, по-моему, вся их компания собралась, повернутая на

этой теме. Он что, не говорил тебе? Ну дает, фанатик чертов! За работой и девушку забыл,

да еще какую... Не ценит своего счастья... Он должен был прийти, но, видимо, устал с

дороги и заснул. Вот что, у меня есть предложение. Давайте-ка сейчас все вместе к нему и

завалим! Здесь все равно уже все расходятся, а я знаю, где он прячет замечательную

бутылочку коньячка!

Танюшка, догадывавшаяся о душевных терзаниях подруги, идею одобрила, и Вероника,

сама не зная, правильно она делает или нет, пошла за ними вслед.

Пока они ехали в такси, несколько чувств сменялись друг за другом в ее душе. Сначала,

конечно, она обрадовалась, что у Данила были причины ей не звонить, он действительно

был занят. Но потом снова пришло уныние, напомнив, что уж минутку для того, чтобы

набрать номер или послать смс, найти всегда можно. Затем она сказала себе, что, наверное,

он не хотел беспокоить ее по пустякам и завтра бы обязательно появился, и непременно с

букетом алых роз, и снова заволновалась, будут ли они кстати, завалившись без

приглашения на ночь глядя. Эту мысль она и высказала вслух, когда Санчо спросил, что

это она притихла.

– Не волнуйся, – ответил он. – Ну, во-первых, было достаточно времени, чтобы проспаться,

а, во-вторых, у него всегда в доме такой бардак творится, он уже к этому привык, к нему

все приходят без приглашения. К тому же, он и сам так нередко поступает. Только он

живет один и свободен как ветер, а мне потом приходится объясняться с «маман», кто это

приходил в столь поздний час, съел все запасы в холодильнике, и, даже не сказав

«здрасьте», умотал, прихватив остатки запасов спиртного. Однако Данилу все прощается,

он умеет произвести впечатление даже на строгих дам бальзаковкого возраста. Включая

мою болонку Рею. Увидев его, она от радости неприменно делает лужу мне в ботинок.

Вероника засмеялась, живо представив эту картину. Что ж, раз так, на душе у нее стало

гораздо легче. К тому же, как ни крути, она жутко рада тому, что все-таки увидит своего

пропавшего возлюбленного.

Лифт не работал, поэтому наверх пришлось взбираться пешком. Звонок тоже не работал, и

Панса забарабанил в деревянную хлипкого вида дверь, что есть мочи. Она открылась

после второй серии ударов. На пороге стоял заспанный хозяин квартиры в исподнем и

старательно раздирал слипшиеся спросоня глаза, силясь понять, что происходит.

– Ну что так долго, – нагло заявил Панса, и, посторонив еще ничего не успевшего сказать

Данила, добавил, – Девочки, проходите, чувствуйте себя как дома.