Текст книги "Ангелы тоже люди"
Автор книги: Елена Ковальская
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
почему эта такая грязная, вся в земле какой-то....
И тут память начала постепенно возвращаться к ней... Вот она бежит, ударяется обо-что
то, падает и летит... Вот она карабкается в одной туфле из свежевырытой ямы, по мягкой,
прохладной земле... Где же туфля?!! Она еще раз заглянула под кровать, но уже знала, ее
там не будет... Медленно села на кровать... Бабушка! Буля!!! Слезы навернулись на глаза...
Нет, неправда... Сейчас Буля войдет... Это же был просто сон!!!
– Что такое? Где болит? Приляжь, полежи пока... – забеспокоился отец.
– Все в порядке... А где... бабушка? – она с надеждой смотрела на отца.
– Понимаешь... Вобщем, она... заболела и пока приходить не сможет...
– Что с ней, скажи правду, не тяни... Я все равно узнаю...
– В эту ночь, когда тебе вдруг стало плохо, она спасла тебе жизнь... Она была рядом, и
заставила медиков прийти в палату, ведь никто не ожидал, что тебе может стать плохо,
настолько плохо... Врачи до сих пор так и не сказали точно, что же это было: то ли
аллергическая реакция на лечение, то ли криз какой, то ли нервная перенагрузка вкупе со
всем дала провокацию, но факт есть факт – мы чуть не потеряли тебя. И если бы не
бабушка, не будь ее рядом, никто не знает, чем бы это все закончилось. Но когда врачи
откачивали тебя, ей стало плохо с сердцем, видимо, она сильно переволновалась, тем
более в ее возрасте. В суматохе никто не заметил, что она потеряла сознание – ну, прилегла
старушка... А когда позже сестра подошла к ней, уже было поздно... Врач сказал, она не
мучалась... Она тихо ушла. Светло жила, и ушла так же, по-английски, никого не
побеспокоив...
Вероника сидела молча, только слезы струились по ее бледному лицу.
– Похороны завтра. Я уже начал приготовления. Операцию перенесли на неделю,
перестраховываются после того, что с тобой случилось, решили провести дополнительное
обследование. Но тебе в твоем состоянии идти на кладбище совсем не обязательно. Даже
лучше не надо.
– Я пойду, – сказала Вероника. – Буля спасла мне жизнь.
– Я знаю.
– Ты не знаешь...
– Ладно... – отец встал. – Не хотелось бы оставлять тебя одну, но у меня сейчас много дел,
можешь себе представить. Данил уже в пути, сейчас будет здесь, так что будет с кем
поговорить. Пока, я к вечеру заеду... Не убивайся, ты же знаешь, Буля была уже
старенькая. Рано или поздно, это все равно бы случилось...
Он поднялся и пошел к двери.
– Ты не понимаешь, не понимаешь, – прошептала ему вслед дочь сквозь слезы, – она спасла
меня... Это из-за меня все... Никто меня не любил так, как она...
Потом началась странная неделя, полная печальных и радостных событий. Все было
вперемешку, непонятно, как будто кружился загадочный калейдоскоп, меняя картинки
жизни. Сначала похороны. Вероника всегда боялась их, еще с тех пор, как умерла мама.
Она ничего не помнила, потому что была маленькая, или память специально потеряла
именно этот печальный эпизод ее жизни. Но с тех пор она боялась похорон и кладбищ. И
вот судьба ей преподносила на блюдечке с золотой каемочкой именно то, чего она боялась
больше всего на свете. Сначала во сне, потом и на яву. Но в этот раз ей было уже не
страшно. Может, потому, что после всех событий смерть и жизнь так переплелись в ее
сознании, что она потеряла порог страха, она уже не знала, где нужно бояться. Может
потому, что теперь она стала путать сон с явью, и ей казалось , что все это происходит где-
то далеко и не с ней, как будто она смотрела на себя со стороны. Проводить Булю
собралось немного народа – близкие, а их было по пальцам пересчитать, папины
сослуживцы, никины друзья, да несколько соседок – пожилые женцины в платочках с
заплаканными глазами. Говорили все почему-то шепотом. Пряничный домик Були, где во
дворе выставили маленький гробик, было не узнать. Он был как будто прежний, но уже
какой-то чужой, будто с бабушкой ушел из него свелый теплый дух, а остались только
пряничные стены. На кладбище долгих речей не было, попрощались быстро. Потом все
бросали землю в яму, она с глухим стуком ударялась о крышку гроба. В кафе носили суп,
потом разносили какое-то глупое пюре с жареным мясом, компот, пирожки. Выпив и
закусив, люди повеселели, разговор стал громче, где-то послышаись смешки. Жизнь есть
жизнь, Вероника все понимала и никого не осуждала, но самой ей кусок в горло не лез, от
одного запаха еды ей становилось тошно. Поняв ее состояние, отец попросил Танечку
отвезти их с Данилом домой (та уже вовсю лихо водила отцовский «мерседес»). В эту ночь
она в больницу не пошла, осталась дома, и они рано легли спать, почти не разговаривая.
Она уютно сжалась в калачик в его теплых объятиях и, может быть, впервые за все это
время почувствовала себя надежно и спокойно. А потом она провалилась в черную бездну
сна без снов.
Наутро нужно было возвращаться в больницу.
– Можно я не пойду? – спросила она. – Я уже и забыла, как хорошо дома. Можно я
останусь с тобой?
– Конечно, любимая, я всегда буду с тобой. Но ты же знаешь, что для этого ты должна
вернуться в больницу. Скоро, очень скоро все закончится, и мы опять будем вместе,
всегда. Ну пожалуйста, будь умницей.
В больнице ей поменяли палату,чтобы ничего не напоминало ей о той ночи. А туфель так
и не нашелся...
А потом пришли радостные новости. Повторные анализы дали удивительный результат.
Случилось то, чего сами врачи даже и не ожидали: то ли то щадящее лечение, которое
велось все это время, дало такие замечательные результаты, то ли случилось чудо, но
опухоль значительно уменьшилась и результаты всех анализов стали значительно,
намного лучше. Врачи не верили своим глазам. Появилась надежда на то, что операции
удастся избежать, а, значит, появлялась возможность сохранить и ребенка!
Со Станислава Васильевича как будто тяжесть спала, каждый день он прилетал к ней в
палату окрыленный, несмотся на протесты медсестер с огромными кульками продуктов,
которые потом Вероника раздавала всем вокруг. Забегала Танечка, каждый раз красивая,
веселая, рассказывала новости про учебу, смешные случаи из их с «папиком» жизни,
только Вероника так и не могла привыкнуть, что этот танечкин «папик» – ее родной отец.
Вобщем, жизнь потихоньку начинала налаживаться и входить в свои привычные рамки.
Только рука иногда сама привычно тянулась к телефону, чтобы позвонить Буле... Тогда
она звонила и слушала гудки...
На радостях Данил притащил в палату огромный букет ярко-красных роз, который не
помещался ни в одну вазу, и их пришлось разделить на три части.
–Я не верю, – говорил он. – Как это могло случиться?!! Ведь тебя чуть не зарезали! Чуть не
погубили нашего ребенка!!! Да и тебя они чуть не потеряли. Безобразие! Надо поменять
врача, клинику.
– Не надо, прошу тебя. Мне здесь и так хорошо. Отец узнавал, это одни из лучших
специалистов в стране, да и аппаратура здесь самая современная.
– Да какие же они лучшие?!! Рассказывают про чудеса какие-то. Чудес не бывает! Есть
просто хорошие медики и плохие!
– Данил, чудеса бывают, поверь мне.
– И все же я настаиваю, мы должны поменять клинику.
– Хорошо, мне все-таки придется рассказать тебе... – она посмотрела в его родные, зеленые
глаза, как будто пытаясь удостовериться, что ему можно открыть эту тайну. Но как же она
могла не довериться ему, тем более, что груз чувства вины за Булю и радость, что все
получилось, давили на нее, ей хотелось поделиться хоть с кем нибудь здесь, в этой,
реальной жизни. Своей радостью от добытой победы, своей горечью от утраты, рассказать
что на самом деле сделала для нее Буля.
– Это может показаться тебе немного странным, но, пожалуйста, выслушай меня
внимательно и не перебивай. Если любишь меня, поверь, что все это правда. И еще: это не
только моя тайна, я пообещала одному человечку, что никогда и никому не расскажу ее,
иначе ему может быть очень плохо. Но ты – это я. Я доверяю тебе как самой себе, поэтому
– слушай...
И она начала сначала – про то, как она встретила Лейлу во сне, как испугалась сначала, как
потом они стали подругами, и, наконец, как она ее спасла, ее и их будущего ребенка. И
еще про Булю, как она отдала ей свой «пропуск», а сама осталась там... Данил слушал
молча, не перебивая и не задавая вопросов. Когда она закончила, он прижал ее к себе и
долго гладил по волосам. Потом, заглянув ей в глаза, сказал: «Мне кажется, все мы
здорово устали. У нас был тяжелый период, но после каждой зимы обязательно наступает
весна. У нас все будет хорошо. Давай, как только ты выйдешь отсюда, поедем вдвоем
куда-нибудь отдохнем, к морю, например. Маленький домик на берегу моря, шепот ветра,
шум набегающей волны, ты, я и наш малыш. Он ведь тоже все будет слышать и понимать,
правда? Эй, ты уже слышишь меня?» – и он прижался ухом к ее округлившемуся
животику. Вероника засмеялась, и ей показалось, что кто-то внутри толкнул ее сильной
ножкой.
– По-моему, он пихается! Вероника, объясни ему, что с отцом так вести себя нельзя! Вот
вырастет, тогда и поборемся!
– Нет, ну это просто удивительно! В моей практике такое вижу в первый раз, – причитал
доктор, радостно хлопая своими серыми маленькими глазками. – Знаете что, милочка,
похоже на то, что ваше лечение у нас подходит к концу. Вы можете отправляться домой, а
к нам приходить теперь только на процедуры и анализы. Но регулярно, настоятельно
советую вам. Мы постоянно должны быть в курсе, что там у вас творится. Ну что ж, могу
Вас выписать прямо с понедельника.
– А можно сегодня?
– Отчего такая спешка?
– Ну, пожалуйста, – Вероника умоляюще заглянула ему в глаза. – Не могу я здесь больше,
больничная атмосфера гнетет меня, дома, с родными, мне будет гораздо лучше, поверьте.
– Ну да, – доктор почесал затылок под голубой шапочкой своими толстенькими
пальчиками-сосисочками. – В свете последних печальных событий я все понимаю. Ну что
ж, сегодня так сегодня. Я позвоню Вашему отцу. Или лучше мужу?
– Никому не надо звонить, хочу сделать им сюрприз, – она представила удивленное лицо
Даньки, когда он вернется домой из университета. – Заеду куплю шампанского и торт.
– Но, но! Никакого алкоголя!
–Так я же не себе! Дитям и женщинам торт, мужчинам шампанское! Будем праздновать!
– Хорошо, хорошо, не забудь зайти за выпиской и процедурным листом.
Перед дверью он снова обернулся.
– Вот уж действительно, чудеса бывают. Или это просто я гениальный доктор? – и
улыбнулся: «Увидимся еще!»
Вероника шла по проспекту: солнце весело светило, деревья расцветали, щебетали птички,
в воздухе вовсю уже пахло зрелой, настоящей весной. На душе была тоже весна. В одной
руке у нее была небольшая сумочка с вещами (за остальными отец завтра пришлет
водителя), в другой пакет с шампанским и тортом. Она специально отпустила такси за
квартал до дома, очень хотелось пройтись, вдохнуть свежий аромат возрождающейся
природы. Только одно омрачало ее безмятежное настроение: с той самой ночи Лейла ей
больше не снилась, как бы она ни загадывала, ни настраивалась на это путешествие перед
сном. Интересно, как там она? Конечно же, она смогла выбраться, ведь ее охранники не
видят. Хотелось бы поговорить с ней, узнать, как и что дальше произошло. И, конечно же,
поблагодарить, ведь она так много сделала! Она настоящая маленькая подруга, смелая и
преданная! Наконец, показался знакомый дом. Вероника села на лавочку около подъезда и
достала ключ от квартиры. Заходить внутрь не хотелось, так было хорошо на улице. Но
надо поспешить, чтобы приготовить сюрприз! Ключ в двери провернулся с легким
щелчком. Похоже, сюрприза не получится: из комнаты доносилась музыка ( у Дани
великолепный вкус, обожаю Фрэнка Синатру!) и чьи-то голоса. Наверное, у нас гости. Ну
что ж, хоть и не такой, как хотела, но сюрприз все равно будет! Она представила, какие
удивленные будут у них лица, когда она внезапно появится, и улыбнулась. Что лучше
сказать «ГАВ!», «Сюрпрайз» или «А вот и я, а вы не ждали»? Вероника потихонечку сняла
туфли, достала из пакета шампанское и торт и на цыпочках вошла в залитую солнечным
светом комнату.
Она была похожа на мраморную статуэтку, та, что обнаженная сидела на чреслах ее мужа.
Его самого она не видела, только его слегка разведенные ноги и часть покрасневшей
плоти, с вожделением входившую в плоть женщины. В такт движению они постанывали
от удовольствия и, казалось, весь воздух был насыщен негой и запахом секса. Ее рыжие
волосы разметались по тонкой атласной спине, и она их придерживала рукой, другой
лаская Данила, ее Данила. Это было настолько неожидано, что Вероника не успела даже
удивиться. Словно почувствовав ее взгляд, рыжеволосая обернулась. «Какая она красивая
раздетая, я раньше никогда не видела ее голой», – подумала Вероника, и сердце оборвалось
в ее груди, как будто раненая птица забилась, а потом застыла и умерла. Так и Вероника
застыла, все ее чувства слились в одну больную, горячую точку, а потом как будто умерли.
Ведь если бы она все еще могла чувствовать, то просто умерла бы от боли. А сейчас она
смотрела на них как будто со стороны: вроде она, а вроде бы это был кто-то другой.
Танюшка медленно сползла с Данила, на ходу пытаясь нащупать простынь, чтобы
прикрыться. Ее зеленые глаза округлились, она не могла произнести ни слова. Еще ничего
не понимающий Данил сел на кровати, и, увидев жену, тоже застыл от неожиданности,
даже не попытавшись прикрыться. Его гордое достоинство медленно опадало,
превращаясь в вялую сосиску. Немая сцена. А вот и ревизор. Вероника засмеялась бы от
комичности ситуации, но было как-то не смешно. Первый очнулся Данил, пытаясь
впрыгнуть в белые трусы «Кельвин Кляйн» – она покупала их на рождественской
распродаже в ЦУМе.
– Не беспокойтесь так из-за меня, я, пожалуй, пойду, – сказала Вероника, и, подойдя к
столику, поставила на него шампанское и торт. – А это вам, – и, развернувшись, медленно
пошла к выходу.
– Постой, – Данил бросился за ней, и, чуть не сбив, преградил дорогу к двери. – Ты должна
выслушать меня!
– Я не должна, я не хочу, и так все ясно, что же объяснять.
– Я не пущу тебя, пока не выслушаешь...
Вероника устало опустилась прямо на пол возле стены.
– Можно я скажу? – Танюшка уже успела прийти в себя, и, завернувшись в простынь,
заняла оборонительную позицию на кровати. – Я тебе давно пыталась сказать, еще как
только ты познакомилась с Данилом. Тогда, когда я привела их с Санчо на твой день
рождения, помнишь? Данил тогда пришел к тебе, но со мной, а ты этого даже не поняла,
все твердила про своего принца. Не скажу, что у нас был особенный роман, но мы тогда
уже больше года время от времени встречались. А потом я увидела, как ты влюбилась, это
все произошло у меня на глазах. И Данил тоже как очумел. Я и раньше видела, как он
совращал разных баб, у нас была свободная любовь, но тут уж он расстарался. Этот
поплывший взгляд зеленых глаз, затягивающий, как взгляд удава, стандартный набор
фраз... Я же предупреждала тебя, и не раз, но ты ничего не хотела слушать! Да и жалко
мне было тебя, дурочку, первая любовь, видете ли! Думала, наиграешься в чувства и
бросишь, переболеешь в конце концов... А потом все стало слишком серьезно. Ты не
думай, мы не встречались все это время за твоей спиной, правда. С того злосчастного дня
рождения между нами ничего не было, клянусь, я не стерва последняя. К тому же я
действительно люблю твоего отца, да и Данил хорошо к тебе относится, насколько это для
него возможно, поэтому даже не знаю, как сегодня все это получилось. Мне Данил
позвонил, хотел поговорить насчет тебя, насчет всех этих твоих загробных фантазий. Он
правда беспокоился за тебя, советовался, говорила ли ты мне о своих кладбищенских
ужасах, может, это следствие перенесенного стресса и надо к психологу тебя записать... А
потом все случилось само по себе, я даже не поняла, как... Вино, музыка, вспомнилось
старое... Я не оправдываюсь, знаю, что виновата, вряд ли ты когда меня простишь...
Вероника не смотрела на Танюшку, она в ужасе разглядывала своего мужа, еще час назад
казавшегося таким родным, а теперь он стоял у двери такой чужой, с жестким, холодным
взглядом затравленного зверя.
– Ты рассказал мою тайну? Я же просила тебя! Я же говорила, что от этого многое зависит!
Ты обманул мое доверие, предал меня дважды... Я не знаю, как дальше жить с этим...
Данил подошел к ней и присел рядом на корточки, взяв в ладони ее лицо как в тиски.
Холодные зеленые глаза, казалось, как ножом проникли ей в самое сердце:
– А что ты хотела, дорогая моя. Все эти твои придумки, романтические бредни, потом
беременность, болезни... Тебе не приходило в голову, что я мог просто устать от всех этих
проблем, от тебя, в конце концов. Ведь я здоровый, молодой мужик, нянчусь с тобой, как с
ребенком. Но я пытался, честно пытался, чтобы все было хорошо. А тут еще ты с этими
бреднями, новая проблема. Понимаешь, ничего такого, что ты себе напридумывала – нет!
И выздоровела ты благодаря врачам и деньгам своего папашки, а не какой-то там
мифической мертвячке! Надо же было такое извращение придумать! Тут не только у тебя,
а от тебя у кого хочешь крыша поедет. К доктору тебе точно сходить надо, мозги
полечить, а то так тебя ни один мужик не выдержит.
Холодные, злые слова, хлестали Веронику как пощечины.
« Даже на войне побежденных не бьют, зачем же он так со мной, когда и так больно?» А
еще: «Что же теперь делать, я так виновата перед Лейлой. Может, поэтому я ее больше не
вижу? Может, ее наказали из-за меня? Или я и вправду больная шизофреничка, и мне пора
к доктору?»
Высвободившись из его рук, она встала и пошла к двери. Сначала медленно, потом
быстрее. Схватив сумочку в прихожей, она рванула дверь на себя и побежала, как будто за
ней кто-то гнался, внизу оступилась и чуть не упала. Резко заболел живот. Она медленно
осела на ступеньку, пытаясь убаюкать боль, и почувствовала, как заворочался ребенок.
«Не бойся, все будет хорошо, я не дам тебя в обиду», – прошептала она и заплакала.
Никогда еще в жизни Вероника так не плакала, даже в детстве, даже на похоронах
любимой Були. Слезы прорвались водопадом, казалось, они фонтаном били из глаз и даже
из носа, вырывались рыданиями из горла. Но так же внезапно, как они начались, так же
резко и закончились, оставив в сердце пустоту и ощущение усталости, выхолощенности.
Наверху раздался стук то ли закрываемой, то ли открываемой двери. Нужно идти,
подумала она. Вдруг это Данил, или Татьяна. Их она сейчас хотела видеть меньше всего на
свете. Не хотелось видеть вообще никого. Забиться бы куда-нибудь в норку и отлежаться,
чтобы никто не нашел. Чтобы прийти в себя, стать опять человеком, а не подобием
смертельно раненного, воющего животного. Один выход – бежать ото всех. Но куда? Да
все равно. Лишь бы подальше отсюда, от этих людей, из этого города... Вытерев рукавом
слезы, она вышла из подъезда и пошла вдоль дороги, пытаясь поймать пролетающие мимо
такси. Наконец, одно затормозило, Вероника рухнула в прохладные объятия
дермантиновых кресел и выдохнула: «В аэропорт!». Весенний яркий пейзаж поплыл мимо
нее, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, увозя ее подальше от злополучного
места, где она почувствовала себя сначала самой счастливой, а потом и самой несчастной
женщиной на свете...
На вокзале было многолюдно, шумно, никому не было никакого дела до того, что делает
здесь эта несчастная заплаканная девушка. Вероника читала названия далеких городов на
табло. Владивосток... Может, туда? Это далеко, там ее точно никто не найдет, а денег на
карте хватит, чтобы продержаться достаточно долго. Или вот, Краснодар... Три часа – и
уютный берег Черного моря. Туристов еще нет, можно за недорого найти приличную
гостиницу и каждый день гулять по набережной, слушать гортанный крик чаек, может
тогда она поймет, что же ей делать дальше со своей жизнью, как быть... Томск, Чита,
Красноярск...
В этот момент вдруг зычный женский голос сказал: «Открыта регистрация билетов на
рейс 237 «Москва – Владикавказ». Пассажиров, имеющих билеты на этот рейс просьба
пройти к окошкам номер 5 и 6».
Веронику как током ударило... Ну конечно, Владикавказ! Это где-то на Кавказе... Где-то в
Осетии... Там, где жила Лейла, ее единственная, настоящая подруга... Или не жила... Или
она действительно сумасшедшая, которая напридумывала себе всякой всячины, которую с
трудом терпят близкие, только из сострадания... Итак, есть два пути: вернуться домой как
побитая собака, слушать никому не нужные объяснения плюс обвинения, прятать глаза
оттого, что стыдно – и за себя и за них всех, и за нелепую ложь... Или второй путь:
полететь туда и – как же она раньше не догадалась! – посмотреть правде в глаза – нет
никакой Лейлы и никогда не было, не было дружбы, не было чудесного спасения, не было
метки, отданной Булей... Был только сон разума... Но если все же в ее снах было хоть
немного правды, это все изменит, это даст ей силы жить дальше. Значит, существуют и
добро, и зло, и мир состоит не из одних страданий и обмана, и она не одна, и никогда не
будет одна, потому что у нее есть близкие люди, которые ее любят, и которых она любит...
А значит, и в жизни есть смысл... Только бы были билеты... Но они будут, обязательно
должны быть! Таких совпадений просто так не бывает!
Как долетела Вероника не помнила – как только села в кресло, ее накрыл своим темным
непроницаемым крылом сон. Ее разбудила проводница, явно недовольная, что с кем-то
еще приходится возиться. Погода была сырой, но достаточно теплой. У выхода из
аэропорта толпились «таксисты». Веронику сразу взял в оборот длинный веселый парень в
черной рубашке и коричневом пиджаке поношеного вида. Преградив ей путь, он с явным
кавказским акцентом спросил: «Куда эдэт такая очаровательная дэвушка, совсем одна».
Вероника ответила – в Акдым, и затаила дыхание в ожидании ответа. Больше всего на
свете Вероника боялась, что во всей Осетии не окажется такого места – Акдам, именно
там, говорила Лейла, она родилась, именно его она описывала в своих рассказах как самое
красивое место на свете, расположенное высоко в горах, на небольшом плато, мимо
которого бежит быстрая горная река, а селение кажется как будто сказочным островом
Фата-Морганы, окутанным туманами. Парень почесал кучерявый затылок и произнес:
– Далековато будет. Сколько заплатишь, красавица?
– А сколько хочешь? – с облегчением спросила Вероника.
– Вообще-то Вам повезло, я сам родился в тех местах, поэтому дорогу хорошо знаю, если
поторопимся, часа за четыре доедем, главное в ночь не попасть, и чтобы дождь не пошел, а
то дороги там не ахти. Хотя, мой железный конь еще и не такое видел! – пообещал парень,
прокладывая путь сквозь толпу прибывающих и отбывающих.
– Вообще-то, вы смелая девушка, ехать одной, с незнакомым мужчиной – не каждая
решится!
– У меня нет выбора, – ответила она, и парень засмеялся.
– Выбор всегда есть. Я бы такую красавицу никуда одну не отпустил! Вам не нужен
жених?
– Спасибо, я замужем.
– Тем более нехорошо, что одну отпустил. Но не бойся, я зла тебе не причиню. Меня в тех
местах все знают. В гости к кому едете?
– К подруге...
Железный конь оказался ржавой пятеркой лет эдак двадцати, когда-то, видимо, зеленого
цвета. Распахнув незапертую дверь, парень широким жестом пригласил девушку сесть на
переднее сидение рядом с водителем. Но Вероника отказалась, решив сесть сзади, ей
совсем не хотелось выслушивать докучливые рассказы Эмира, так звали извозчика, тем
более – отвечать на его еще более докучливые вопросы. На заднем сидении можно было и
подремать...
Когда Вероника открыла глаза, уже смеркалось. Громкое убаюкивающее жужжание
мотора перебивало звук голоса парня, что-то напевавшего не незнакомом языке.
Почувствовав ее взгляд через зеркало, парень весело сказал: « Ну что, проснулась,
красотка? Скоро будем!» За окном было сумеречно, солнце едва пробивалось сквозь еще
молодые зеленые кроны деревьев, окружающих извилистую горную дорогу. «Сейчас мост
будет – местная достопримечательность! Советую вниз не смотреть!» Шум воды был
слышен издалека. Вероника с детства боялась высоты, поэтому заранее решила зажмурить
глаза и не смотреть вниз. Однако, когда они въехали на мост, любопытство все же
перебороло страх, и Вероника посмотрела из окна машины. Мостом это сооружение вряд
ли назвали бы в какой-нибудь другой стране – может быть мостик или переправа. Две
машины на нем вряд ли бы разъехались, к тому же создавалось такое впечатление, что и
одну то он выдерживает с трудом – кряхтит, сопит, скрипит. А под этим шатким
сооружением разверзлась узкая, длинная, невероятно глубокая пасть обрыва, и из самого
его чрева доносился бешенный шум быстрой горной реки. Наверное, в другое время и в
другой раз Вероника невероятно испугалась бы, но теперь, после стольких потрясений,
этот шум почему-то показался ей прекрасным, мелодичным, диким символом свободы и
новой жизни. Душа ее запела вместе с музыкой вод и она, наконец-то, улыбнулась,
впервые за весь этот безумный день. Солнце быстро садилось. Так всегда бывает в горах,
сказал ей Эмир, вот только что было светло, а уже и ничего не видно. Вскоре на склоне
показались огоньки селения, как в сказке, вдруг вынырнули из ниоткуда. Ну вот и Акдам.
Вы к кому? Куда вас везти?
– Ой, а улицу я не помню, – сказала Вероника, мысленно ругая себя, что заранее не
придумала никакой истории.
– Да мне улицы и не надо, говорю же, я местный, все тут знаю с детства.
– Знаете, отвезите меня в гостиницу, пожалуйста.
– Да что ты, красавица, какая гостиница в горном селении, гостиница – это только в
райцентре, туда еще как минимум полчаса пилить надо, а уже стемнело, да и дороги здесь
разбитые, по ночам ездить не особо приятно. Ты что, не хочешь сразу к своей подруге
ехать?
– Вы понимаете, я хотела ей сюрприз сделать, но не на ночь глядя... дело в том, что она
меня не совсем ждет...
– Или совсем не ждет... – подытожил догадливый парень. – И что же мне теперь с вами
делать? – он опять почесал кучерявый затылок. – Ну что ж, придется Вам ночевать у моей
тетки, а там уж утром разберемся, что с вами делать. Да и я там же переночую, а утром
опять на заработки. К тому же тетка чудесно готовит, да и дядю Асира я давно уже не
видел, посидим, пропустим по стаканчику... Решено, едем, – парень заметно повеселел в
предвкушении вкусного ужина и стаканчика доброго вина.
Веронике ничего не оставалось, как молча согласиться. В самом деле, не блуждать же по
незнакомому селению в потемках. К тому же, хоть и весна, но прохладный воздух гор
пробивался сквозь щели даже в машину, заставляя девушку ежиться и жаться.
Вечерний Акдам выглядел мрачновато – узкие разбитые неосвещенные дороги, серые
одноэтажные, похожие друг на друга домишки, тускло светящиеся окошки. Эмир
остановил машину около небольшого дома с аккуратным забором:
– Дома, слава богу, свет горит. Хотя, куда им деваться, они последнее время редко куда
уезжают. Выходи, приехали!, – и, выйдя из машины, подал руку пассажирке, проявляя
чудеса кавказского джентельменства. Потом подошел к калитке и что было мочи закричал:
– Хозяева! Открывайте!
Через минуту включился свет перед входной дверью и мужской голос спросил:
– Кого там еще принесло на ночь глядя?»
– Дядя Асир, открывайте, это я, Эмир.
– Эмирчик! Сейчас, подожди, – и звук шагов приблизился к калитке с другой стороны, а
через секунду она распахнулась, и парень бросился в объятья невысокого седого
мужчины, одетого в фуфайку, старые серые штаны и домашние тапочки, надетые на
толстый шерстяной носок.
– А это кто с тобой? Невесту привез знакомиться, что ли? Давно пора! – живые карие глаза
быстро оглядели Веронику. – Давно пора, а то здоровый парень вымахал, а все один, как
бобыль.
– Да не невеста это, просто моя знакомая, – смутился тот. – Одноклассница бывшая, вдруг
добавил и тайком дернув девушку за рукав, подмигнул, не выдавай, мол. – Ехали мимо, а
до села еще с час пилить, решили остановиться, заодно и повидаться.
– Что-то я не припомню таких красивых одноклассниц у тебя, – хитро прищурился
родственник, однако тут же миролюбиво добавил, – хотя, пусть будет одноклассница, мне
то какое дело! По мне – приехали навестить стариков, и на том спасибо. Нечасто у нас
гости нынче бывают, сам знаешь. Ну что стоите, проходите быстрее, – и подтолкнул
племянника к двери, пропустив вперед белокурую девушку с большими тревожными
глазами.
В доме было приятно натоплено. Забрав верхнюю одежду у ребят, мужчина позвал их в
большую светлую комнату.
– Посмотри какие у нас гости!
Навстречу им шла невысокая, немножко полная женщина с большими карими и почему-то
печальными, как показалось Веронике, глазами, с темными густыми, заплетенными в
тяжелую косу волосами. Одежду ее составляли темная длинная шерстяная юбка и вязаная
из козьей шерсти аккуратная кофточка. Тапочки , как и у мужа, были одеты тоже на
шерстяной носок. Выглядела она гораздо моложе своего мужа, который в темноте
показался стариком, однако, на свету оказалось, что он еще совсем не стар, а видимость
возраста создавалась просто его привычкой сутулиться и сильной сединой в волосах.
– Эмирчик! – воскликнула женщина радостно и большие глаза ее увлажнились от
нахлынувших чувств. Обняв и расцеловав в обе щеки племянника, она повернулась к
незнакомой девушке.
– Вероника, – поспешила представиться она, испугавшись, если вдруг спутник успел
позабыть ее имя.
– Эльвира Николаевна, – представилась женщина и рассмеялась, – впрочем можно просто
Эля, если хотите.
– Одноклассница нашего Эмирчика, – добавил дядька, не забыв при этом хитро
улыбнуться.
– Да вы проходите, проходите, садитесь вот, – засуетилась женщина. – Что ж ты Эмирчик
не позвонил, не предупредил, что вы едете, я бы заранее подготовилась к приезду дорогих
гостей.
– Проездом мы, говорил я уже. Сами не думали, что задержимся, но не рассчитали время, а
тут смеркаться начало...
– Вот и хорошо, что так получилось. Садитесь за стол, сейчас ужинать будем, – она усадила
их за круглый большой стол, накрытый белой скатертью с вышивкой.
– Я на минуту, пойду жене помогу, а вы пока не скучайте, будьте как дома.
Вероника огляделась вокруг. Жилище оставляло приятное впечатление. Стены и потолок
были свежевыбелены, из мебели, кроме большого круглого стола, стоявшего посередине,
здесь был большой старый комод, натертый до блеска и гордо сиявший чистыми стеклами,
большая старая софа, накрытая бежевым плюшевым пледом и два небольших диванчика,
накрытых пледами поменьше такого же тона. На стенах были развешены две большие
репродукции русской классики, а также картина, написанная, видимо, кем-то из местных
художников. На ней – очень красивый пейзаж – горы, окрашеные розовым закатным
