Текст книги "Ангелы тоже люди"

Автор книги: Елена Ковальская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

головы на манер тюбетейки. Стараясь быть очень тактичным, он объяснил, что в мозгу у

Вероники найдена небольшая опухоль, которая, вероятнее всего, существовала уже давно,

не причиняя ей особых неудобств. Однако беременность дала толчок к ее росту, и сейчас

опухоль развивается быстрыми темпами. Требуется срочная операция. В клинике работает

один из лучших специалистов по таким операциям в Москве, он уже дал свое согласие и

уверен в успешном исходе. Но есть одно «но». Ребенок длительного глубокого наркоза не

перенесет. К тому же рожать с подобным диагнозом вообще опасно.

Выслушав мягкую, вкрадчивую речь доктора, Вероника медленно сползла со стула, отец

едва успел подхватить ее.

– Я не позволю убить ребенка, – упрямо склонив голову и прижимая руками к себе

располневший животик, Вероника повторяла одну и ту же фразу в ответ на все уговоры

близких. Отец, буля и Данил сидели рядом с ее кроватью и не знали, какие еще доводы ей

нужны, чтобы понять – есть один реальный шанс выжить, и это – операция, и как можно

быстрее. Врачи дали на подготовку всего неделю, втечение которой ей проводили

дополнительную терапию, но это вряд ли могло что-то изменить. До операции оставались

считанные сутки, а согласия пациентки так еще и не было получено. Теперь головные

боли мучали ее ежедневно, но от чего точно, она не знала – то ли от растущей у нее в

голове опухоли, то ли от постоянных нервов и слез.

– Послушай, – опять начал Данил, – я обещаю, мы постараемся, ты вылечишься, и у нас еще

будут дети, много детей, если захочешь.

– Возможно, мне нельзя будет вообще больше иметь детей...

– Это только возможно. Но так остается надежда. А без операции шансов выжить

практически нет ни у тебя, ни у ребенка. Ты еще родишь другого.

– Я хочу этого! Он уже живет во мне, бьется! Как я могу убить его, подписав какую-то

глупую бумажку. И если есть хоть один шанс из ста, я его использую!

– Как я жалею, что ты уже совершеннолетняя! – не выдержав, взорвался Станислав

Васильевич. – Я бы сам подписал бумажку за тебя, сам все решил! А теперь вот сиди и

смотри, как собственный ребенок обрекает себя на медленную, мучительную смерть. И

ему наплевать, как это переживут его родные! – он выскочил из палаты, хлопнув за собой

дверью.

Вероника упрямо повторила: «Я не дам убить своего ребенка!», – из ее глаз медленно

покатились крупные слезы.

– Вероника, успокойся. Никто ничего насильно с тобой не сделает. – Данил взял ее за руку.

– Но ты уже большая девочка и должна все взвесить. Подумай, как будет нам всем, если с

тобой что-то случится.

Не дождавшись ответа, он встал.

– Ладно, дорогая, до завтра. Надеюсь все же на твое благоразумие. С утра буду у тебя, а

сейчас пойду, постараюсь успокоить Тасика.

Бабушка сидела молча. Когда звуки шагов в коридоре умолкли, внучка спросила:

– Буль, а ты почему не идешь домой, ты ведь, наверное, здорово устала?

– Я останусь с тобой до утра. Смотри, здесь есть вторая кровать, мне будет удобно. Вот

посижу, пока ты заснешь, и сама прилягу.

– Зачем? Не надо! Это уже тяжело в твоем-то возрасте!

– Спасибо, конечно, за напоминание о моем возрасте, я о нем не забываю. Но вот что я

хочу тебе сказать. В моем возрасте гораздо тяжелее другое – впрочем, как и в любом. Это -

терять близких. Родители мои умерли, когда я была совсем маленькой. Они были людьми

зажиточными, и их расстреляли коммунисты во время революции, а меня, дочь врагов

народа, рискуя собственной жизнью, чудом спасли и воспитали соседи. Много лет назад я

потеряла самого близкого мне человека, которого, как мне казалось, я любила больше

жизни, это был твой дед. Он не вернулся с войны и так и не узнал, что подарил мне

единственное оставшееся счастье в моей жизни – Олечку, твою мать. Потом она родила

тебя, и боль утраты постепенно стала утихать. Несколько лет назад я потеряла и этого

родного мне человека, тогда единственным моим утешением стала ты. Не знаю, зачем мне

дан такой удел – провожать своих близких в последний путь. Я не могу тебя просить ни о

чем. Я не знаю, как поступила бы сама на твоем месте. Но я так хотела бы прервать эту

глупую, бесконечную цепь утрат. Мне недолго уже осталось, а единственный близкий

человек на этом свете – это ты. Помни, я тебя люблю, что бы ни случилось, всегда буду

любить.

Больше буля с внучкой в эту ночь не разговаривала. Вероника металась на кровати – ей

было трудно заснуть: опять мучила голова, было страшно и тоскливо. Однако, перед тем

как упасть в пропасть сна, она почувствовала в полубреду прохладную ладонь були у себя

на лбу, как будто та хотела взять всю ее боль и все проблемы на себя...

Вероника медленно брела по направлению к белым воротам кладбища. Не то, чтобы она

хотела видеть Лейлу, она вообще сейчас никого не хотела видеть. Но ей надо было где-то

укрыться, укрыться от самой себя. Люди на улочках показались ей уже знакомыми, но ей

не было до них никакого дела, да и они на этот раз проявили к ней гораздо меньше

интереса: как будто рядом с ними и не было одинокой девушки в белой больничной

ночной сорочке уныло бредущей по странной, мощенной грубым камнем дороге.

В этот раз девочку искать не пришлось. Лейла накинулась на нее прямо около ворот:

– Ну где же ты пропадала, я чуть с ума не сошла, дожидаясь тебя!

– Не кричи, тише... Уже назначили операцию. Соглашусь – они убьют ребенка, откажусь -

скорее всего погибну сама, шансов почти нет.

– Я все знаю! Но шансы есть! Думаешь, я зря время тут теряла?!! Я все разведала. Мы их

обхитрим!

– Кого «их»? – недоверчиво прервала сбивчивую речь подруги Вероника.

– Как тебе объяснить? Я и сама не знаю, как их называют. Может, ангелы смерти, может,

стражи границы... Не знаю....

– И как мы их найдем? И вообще, зачем их дурить надо?

– Помнишь, я тебе рассказывала, что видела, как через кладбище в темную сторону

проходят люди, вернее, души? Мы с Дарсиком ходили туда на разведку и выяснили, что

там находится как бы «прихожая» для тех, кто умер. Души заходят туда и ждут, когда за

ними придет очередной ангел смерти, чтобы провести на суд. Это как бы своеобразный

«зал ожидания», как на вокзале. При входе там стоят стражники, абсолютно жуткие. Я

слышала, как души их называли некромонтами. Мертвым уже все равно, а вот живой бы в

жизни не подошел к эдакой страшной морде. Вернее, морды у них нет. На этой сущности

надет черный плащ с капюшоном, и когда душа подходит, некромонт этим отсутствием

лица заглядывает вновь прибывшему в глаза, а вернее, в самую душу. При этом он

считывает код души. С этого момента она считается официально стертой с «лица земли».

Некромонт заодно стирает всю информацию, в том числе и о болезнях, правда, оставляя

при этом память: она еще понадобится, чтобы помучать бедные души на разборках на том

свете. Только коматозников не вычеркивают из списка живых, на всякий случай, мало ли,

вдруг еще «оживут», но и болезни поэтому с них не стирают.

– Откуда ты все это знаешь?

– Слышала разговоры в предбаннике.

– Как же тебя никто не заметил?

– Некромонты меня не «улавливают» на входе, мой жизненный код ведь уже стерт. Другие

души меня просто не замечают, их заботят только свои проблемы, и говорят они все одно

и то же, скука... Ангелам я тоже не нужна, одному даже под ноги бросилась, а он через

меня просто переступил и взял другую душу. Я от возмущения заплакала, говорю: «А я

как же, надоело мне на кладбище торчать!» Правда он сжалился, оглянулся, и говорит мне

таким тихим, мягким голосочком: «А ты подожди еще, и за тобой придут. Значит, осталось

у тебя на Земле еще какое-то дело», – и спокойненько так ушел. Мне очень обидно стало,

думаю, ну какие у меня еще дела на кладбище могут быть? Значит, мне уже и умереть

спокойно нельзя? Несправедливо! Тут мне и пришел гениальный план насчет тебя. Все

очень просто! Тебе нужно туда зайти, чтобы Некромонт снял с тебя информацию о

болезнях! Так вот! Я нашла еще один выход, он находится в палате коматозников, а перед

ним стоит стражник, который выпускает только души, владеющие специальной меткой, ее

выдают ангелы тем, кого они отпускают из комы. Символы на ней они меняют каждый

день. Получается, что через дверь мы выйти не сможем. А если не сможем через дверь, то

пойдем через окно! Представь себе – я нашла его! Это единственное окно находится в той

же палате коматозников, видимо для того, чтобы у тех сохранялась хоть какая-то надежда.

Там спокойно, никто друг на друга не смотрит, поэтому мы проберемся туда потихоньку,

ты выскочишь через него и побежишь в сторону светлой части, побежишь, что есть силы

по двум причинам. Первая – если все таки будет погоня, охранники не смогут выйти за

пределы сумерек, они боятся солнечного света. Но ты должна покинуть пределы кладбища

до наступления темноты, иначе стражи могут схватить тебя даже на солнечной стороне.

Вторая причина – ты не можешь оставить свое тело без души на долгое время, находясь в

зале ожидания, тогда ты действительно умрешь и побег будет уже лишен всякого смысла,

поэтому на все у тебя есть примерно пять минут с того момента, как Охранник заглянет

тебе в глаза. Ну что, рискнешь?

– А мне терять нечего, я и так на краю. Меня люди-призраки стали видеть на здешних

улицах...

– Это действительно плохо, значит, у тебя реально мало времени. Нам надо торопиться,

необходимо успеть до заката на случай, если все-таки будет погоня. Ты и так сильно

задержалась сегодня, а следующего раза может и не быть вовсе, ты же не контролируешь

свои появления здесь.

Лейла быстрым шагом направилась в ту сторону, где клубился черный туман. Дарсик

кинулся за ней, но она, прикрикнув, приказала ему остаться, и, посмотрев в несчастные

собачьи глаза, полные тревоги, попросила: «Сегодня слишком опасно, не могу тебя взять с

собой, извини. Подожди нас здесь.»

Пес умным, почти человечьим взглядом провожал две тонкие девичьи фигурки, пока те не

скрылись из виду.

Из-за сгустившегося плотного тумана девушки почти ничего не видели даже на

расстоянии вытянутой руки. Они были окружены мглой, а еще маленькими призрачными

огоньками, светившимися в тумане.

– Что это?, – спросила Вероника.

– Свечки на могилах. Я не знаю, кто их зажигает. Например, на некоторых свечек нет

вообще, особенно на старых, а некоторые заставлены ими. Я думаю так: пока огонек

теплится, человека вспоминают.

Время от времени они натыкались на разбитые старые памятники, внезапно появляющиеся

откуда-то из темноты. Казалось, что в темноте бродят и перешептываются тени, Вероника

ощущала невидимое движение вокруг. Где-то вдалеке раздавались невнятные звуки: то

будто всхлип, то причитание, то как будто кто-то тихо плакал. Темнота жила своей

особой, только ей понятной жизнью. Было мрачно и странно, как будто они вступили в

совсем другой мир, ощущение пространства исчезло.

Лейла крепко держала подругу за руку, чтобы не потеряться, и тянула за собой. От

быстрого шага Вероника стала задыхаться, казалось, не хватает воздуха.

– Подожди немного, дай отдышаться, – взмолилась та, но девочка была неприступна.

– Времени нет, отдыхать будешь потом, когда проснешься здоровой.

– Или на том свете, – с сарказмом добавила Вероника.

– Смотри, огни! – Лейла с удвоенной силой потащила ее туда, где впереди маячил

призрачный свет. Однако, чем ближе они подходили, тем становилось понятнее, что это

что-то не то. Огненные пятна вдруг распались на несколько тусклых, поменьше, и

неожиданно подруги вступили на широкую, можно сказать, даже освещенную достаточно

яркими газовыми фонарями аллею, насколько могло быть вообще освещено место в таком

густом тумане. По бокам аллеи располагались высокие плиты из черного мрамора, на

которых золотом были высечено множество имен. Вероника поняла, что это были

братские могилы. Между плитами расположились несколько монументов, видимо,

военачальников, а посередине стоял огромный памятник неизвестному солдату. Он был

изваян в полный рост, ветер как будто развевал его бронзовую плащ-палатку, а в глазах

сквозила ненависть к врагу.

Лейла, замедлив шаг, растерянно оглядывалась, и, наконец, остановилась неподалеку от

центрального монумента.

– Аллея Героев... Здесь я еще никогда не была... По-моему, мы потерялись, – сконфуженно

призналась она. – Может, зря мы не взяли Дарсика...

– Не может быть, что же нам делать? – с отчаянием в голосе спросила Вероника.

– Дай подумать, – проботмотала девочка и замолчала, что-то прикидывая в уме.

Вероника ждала, пытаясь восстановить дыхание, когда почувствлвала чей-то взгляд у себя

за спиной. Она обернулась, никого не было. Однако ощущение, что за ними кто-то

наблюдает осталось. Внезапно подняв голову, она взглянула в бронзовое лицо солдата. Его

холодные безжизненные глаза были направлены прямо на нее и смотрели с холодной

яростью, как будто он обвинял их в том, что они явились сюда незванными гостями и

потревожили их покой. Веронике стало жутко.

– Пойдем отсюда, – сказала она, и потихоньку пошла в обратную сторону, потянув за собой

Лейлу. Та, отойдя от дум, на ходу внимательно оглядывалась вокруг, тоже как будто

почувствовав что-то неладное. Ощущение, что кто-то смотрит не прошло. Наоборот, стало

казаться что уже не одни глаза, а сотни наблюдают за ними, и с каждой минутой их, этих

глаз, казалось, становилось все больше и больше. Девочки побежали. Тени за ними

смыкались, как будто тысячи невидимых душ гнались за ними, чудилось, будто хор

солдатских голосов что-то кричал им вслед. Наконец, они вырвались подальше от этого

ужасного места и с облегчением вздохнули. Вокруг хоть и было мрачно, но не так жутко,

как на этой освещенной аллее.

– Представляешь, сколько там душ, убитых войной, – сказала Лейла. – Большинство из них

неуспокоенные, особенно те, которых родственники так и не нашли, в безымянных

могилах.

– Наверное, они до сих пор воюют, только уже сами с собой...

– Жалко их, – вздохнула Лейла, – но сейчас нам надо подумать о себе. Мне, честно говоря,

совсем не светит остаться тут бродить на веки вечные.

Вдруг откуда-то совсем близко раздался приглушенный звон колокола. Лейла

встрепенулась: «Нам туда! Это звонит колокол на башне нашей церкви, давая ориентир

всем заблудившимся душам!»

Воспрявшие духом девочки побежали на звук колокола, молясь про себя, чтобы его звон

не прекращался как можно дольше. Наконец, они заметили среди редких деревьев

очертания церкви – небольшой, приземистой, молочно-белой, в тумноте казавшейся

призрачной, как и все вокруг. Единственный купол был бледно-голубым с позотой, над

ним возвышался огромных размеров крест. Она стояла на пятачке, освещенная тусклым

светом, исходившим от единственного большого окна на первом этаже и из широко

распахнутой парадной двери, состоявшей из двух створок, украшенных золотом и яркими

камнями.

– Смотри-ка, и на том свете любят то, что блестит, – усмехнулась Вероника. Они подошли

ближе. По обеим сторонам от входа маячила темная фигура в капюшоне.

– Ну что, готова? – шепотом спросила Лейла.

Вероника на мгновение остановилась, не решаясь сделать последний шаг и выйти на

освещенный пятачок, в эту минуту ей показалось, что все то, что было с ней в реальности,

было не так уж страшно. Во всяком случае там была мягкая постель и возможность

пореветь в подушку, была буля, нежно поглаживающая ее по голове, отец, готовый

сделать все, чтобы хоть как нибудь ее порадовать. А еще Данька... Почему-то о нем она

вспомнила в самую последнюю очередь... Там была неизвестность, но она не шла ни в

какое сравнение с тем, что ждало ее за этим золотым входом... Может, просто вернуться,

забыть обо всем, как о страшном сне? Однако этот сон был сейчас более реален, чем жизнь

в больничной палате, и от него, судя по всему, слишком многое зависело в ее жизни.

– Обратного пути нет, – сказала себе Вероника и решительно шагнула в освещенное пятно.

– Позовите врача! Срочно! Веронике плохо! – Анастасия Петровна выбежала в коридор к

дежурной медсестре. – Срочно! Моя девочка умирает!

– Успокойтесь, – сестра с обычно равнодушным лицом сейчас выглядела недовольной. Ее

оторвали от чтения книги как раз на самом интересном месте. – Вашей внучке ничто не

угрожает, ее состояние стабильное.

– Говорю же вам, ей очень плохо, вызывайте врача, или я сейчас вам всю больницу с ног

на голову поставлю!

– Ну пойдемте, так уж и быть, посмотрю я вашу больную.

Буля бежала впереди, медсестра неторопливой походкой вошла в палату вслед за ней.

Подойдя к девушке, она в секунду оценила состояние пациентки, и ее меланхоличное

бледное лицо приобрело красный цвет.

– Так что же Вы меня сразу не позвали!» – заорала она и кинулась в кородор к дежурному

телефону. – Павел Иванович? У нас проблемы, спуститесь срочно!

Прибежавший через минуту запыхавшийся врач отдал команду: «Вызывай бригаду

реанимации!»

Анастасия Петровна присела на кровать – у нее сильно кружилась голова, в висках резко

стучало. «Перенервничала, наверное, надо взять себя в руки».

Вдруг резко кольнуло сердце, да так больно, что потемнело в глазах.

– Ох, – выдохнула она, хотела позвать медсестру, но не смогла – второй приступ накрыл ее

волной боли. За суетой никто и не заметил, как старушка без сознания осела на подушки.

Вероника и Лейла подошли к ярко освещенному изнутри большими хрустальными

люстрами парадному входу. У дверей маячила двухметровая фигура некромонта -

казалось, будто черный плащ с капюшоном парил в воздухе в сантиметре от белого

мраморного пола, не отбрасывая тени. Отсюда было видно длинный, уходящий куда-то

вдаль коридор, больше похожий на огромную белую воронку, которая только того и

ждала, чтобы засосать их в свое чрево. Стояла полнейшая тишина. У Вероники

закружилась голова.

– Я пойду первой, чтоб тебе не так страшно было, – сказала Лейла и пошла вперед. Фигура

не шолохнулась. Девочка поманила ее рукой.

Едва Вероника шагнула на церковный приступок, фигура с каким то странным шелестом

развернулась и тихо поплыла к ней навстречу. Взяв себя в руки, Вероника с решимостью

взглянула ей в лицо, и оторопела. Конечно, Лейла рассказывала, как выглядит некромонт,

но такого она не ожидала. Плащ был застегнут наглухо, а вместо лица в капюшоне зияла

дыра. Вероника хотела отвернуться, побежать назад, но уже не могла. Эта зияющая

пустота каким-то образом гипнотизировала ее, втягивала в себя. Весь ужас был в том, что

за этой пустотой не было пустоты, казалось, будто там было лицо, которое она никак не

могла рассмотреть. Она все глубже вглядывалась и вглядывалась в него, как в черное

зеркало. Казалось, что ее сознание находилось в полном плену этого засасывающего

мрака, будто летит она куда-то в темноту с ужасающей скоростью, и нельзя остановиться,

не за что зацепиться, вокруг одна пустота, бешенно несущаяся навстречу. Вероника

закричала от ужаса, однако крик растворился в бесконечности, и даже она себя не

услышала. Вдруг где-то впереди замаячила световая точка, которая, приблизившись,

взорвалась, и среди яркого потока света, хлынувшего ей в глаза, она увидела... себя

маленькой... Вот она идет по весенне-зеленому парку за ручку с мамой и с папой, светит

солнце, щебечут птички, а на клумбах цветут нереально красивые цветы... Мама с папой

улыбаются ей и друг другу, они такие счастливые, и Вероника тоже... Вдруг картинка

меняется, и уже они с булей сидят за огромным, застеленным белой хлопчатобумажной

скатертью с кружевами столом. Этой скатерти давно уже нет, а она ее раньше так

любила... Буля читает ей Чуковского, Вероника вслушивается в родной голос... А вот она

бежит в толпе школьников на перемене в буфет, рядом раздается звонкий голосок

Танюшки: «Ника, стой в очереди, а я займу столик!»... Постепенно одна за одной как в

калейдоскопе менялись сцены ее жизни – она танцует с Данилом, преданно глядя в

бездонные зеленые глаза; она бежит на экзамен, на ходу повторяя события и даты; она

смотрит на экран, где пульсом бьется сердечко ее еще не рожденного ребенка...

Потом вдруг все резко закончилось, и ее как будто что-то вытолкнуло наружу из этих

воспоминаний. Она очнулась, открыла глаза и увидела «спину» удаляющегося

некромонта. Он «отплыл» на прежнее место и опять стал на страже. Вероника не могла

пошевелиться, похоже, это «путешествие» забрало у нее все остатки сил и воли.

– Пойдем, – Лейла потянула ее за руку. – Пойдем, у нас совсем мало времени.

Вероника не шолохнулась.

– Пойдем!!! – голос девочки сорвался в крик, но до нее он долетал как сквозь подушку. -

Пожалуйста, бежим!!! Не хочешь же ты остаться здесь навсегда!!! Зачем тогда нужно

было все это?! Ты и так могла бы умереть, без всех этих приключений! Не жалко себя,

подумай о своем ребенке!

Ребенок... Эти слова привели Веронику в чувство, и она попыталась сдвинуться с места,

ноги были как ватные. Лейла помогала изо всех сил, поддерживая ее под локоть.

Постепенно сознание возвращалось, шаги становились увереннее, и, наконец, девушка

хоть не быстро, но смогла идти. Мимо них проплывали бесконечные стены абсолютно

ровного белого кородора, казалось, что они плывут в белом молоке, идут, но не

движутся... Наконец, впереди показался первый ориентир: это были полукруглые большие

золотые ворота на створках которых было изваяно большое солнце в традициях старинных

русских сказок и звезды, украшенные каменьями разного цвета. Вероника никогда еще не

видела такой роскоши и красоты, даже в великолепных музеях Москвы и Питера. При их

приближениии они сами по себе открылись, пропуская их в просторный холл с длинными,

как в некоторых церквях скамьями. На них сидели люди, некоторые разговаривали между

собой, другие сидели, задумавшись, по напряженным спинам и позам третьих было

понятно, что они напряженно чего-то ждут. Все они смотрели на огромные резные

золоченые врата, которые вдруг открылись, и оттуда появился ангел – женщина с

красивым, немного уставшим лицом и крыльями за спиной. От всей ее фигуры исходило

мягкое свечение. Поскольку ангелов Вероника не видела никогда, то она смотрела на все

это, приоткрыв от удивления рот.

Вероника уже хотела вступить в этот золоченый, дышащий тишиной и спокойствием холл,

когда почувствовала резкий толчок вбок и услышала сдавленный шопот Лейлы: «Очнись,

подруга, нам не сюда! Сюда ты всегда успеешь!». Повернув голову, она вдруг увидела, что

по бокам открываются еще два прохода.

– Нам сюда, налево, – сказала Лейла.

«Даже на пороге смерти можно сходить налево», – мелькнула у нее мысль и ей стало

смешно.

– Хихикать потом будешь, дома, – услышала она голос подруги и, подталкиваемая ею,

вошла в этот довольно узкий, по сравнению с широким белым коридором, проход.

Закончился он на удивление быстро и они очутились в другом огромном холле, уже не

таком красивом, без позолоты и украшений, больше похожем на огромную больничную

палату с койками. Стены здесь были какие-то серые, лица людей, сидящих на диванах,

лежащих на кроватях тоже казались какими-то серыми и безжизненными. Здесь никто

друг на друга не смотрел, только двое приглушенно разговаривали между собой, как будто

стараясь не мешать тем, кто в задумчивости сидел на беспорядочно расставленных по всей

большой территории неказистых, как в больнице, кроватях и диванах. Единственной

достопримечательностью здесь было большое окно, через которое во мраке можно было

рассмотреть поляну, на которой стояла церковь и окружающие ее деревья. Девочки шли

потихоньку, стараясь не привлекать внимание, хотя и так здесь все были заняты только

собой. Вероника опасливо покосилась на Некромонта, маячившего в углу и охранявшего

небольшую серую, ничем не примечательную дверь, слившуюся было совсем со стеной,

если бы не огромная старинная кованная бронзовая ручка, напоминающая, что выход все

же здесь. Они подошли к большому, полукруглому окну, состоящему из двух створок.

Рамы были деревянные и тяжелые, металические ручки на них выглядели внушительно.

Лейла изо всех сил повисла на одной из них, Вероника взялась за вторую. Ручки не

поддавались, холодный жесткий металл больно выкручивал пальцы. Несколько минут они

отчаянно пытались повернуть ручки, но бесполезно.

– Похоже, они здесь прикручены намертво, – после нескольких попыток с отчаянием

сказала Лейла.

– Ха-ха, намертво, хорошее слово для этого места, – Вероника села на ближайшую кровать

и неестественно засмеялась, уткнув лицо в ладони.

– Прекрати истерику, – возмутилась девочка, мы что-нибудь сейчас придумаем,

обязательно придумаем. Вдруг она увидела рядом с окном стул, большой массивный стул

из тяжелого дерева. Она подтащила его к окну.

– Помоги мне, – сказала она. – Мы должны разбить стекло, а потом ты беги, а я останусь

здесь, может получится как-то отвлечь погоню.

– Ничего не получится, я уже знаю. Я останусь здесь навсегда. У меня нет сил, я не

выдержу погони, я пропала...

– Не раскисать, – прикрикнула Лейла, – а ну ка давай, вставай, и она потянула Веронику с

кровати, но та была слишком тяжелая, чтобы худенькая девочка сдвинула ее с места.

– Хорошо же, я разобью стекло сама.

Она, собрав последние силы, подняла стул, и, благо, окно было невысоко, со всей мочи

ударила им в стекло. Раздался звук, как будто камень ударился о камень, стул отскочил,

больно ударив девочку, она упала на пол. На стекле не было ни царапины. Люди вокруг

стали смотреть на них, по палате пронесся тихий ропот...

– Видишь, я же тебе говорила... – Вероника безнадежно покачала головой. – Мне отсюда не

выбраться...

– Ты выйдешь отсюда, – вдруг раздался решительный, такой знакомый голос за спиной.

Вероника оглянулась и увидела... Булю...

– Бабушка, что ты здесь делаешь? – воскликнула она в изумлении.

– Неважно, главное, что я здесь и могу тебе помочь. Возьми это, – в ее руку лег небольшой

круглый из грубой кожи жетон, на котором была выдавлена коричневая с золотом печать с

неизвестными иероглифами. – Бери и иди через дверь, быстрее, и помни, я люблю тебя.

– Я не могу, это твой жетон. Если я возьму его, ты останешься здесь, а это значит, что ты

уже никогда не вернешься на Землю.

– Что мне там делать без тебя, красавица моя? К тому же свое я уже отжила, без тебя

только продлится мое мучительное бессмысленное существование. А у тебя вся жизнь

впереди. К тому же, у тебя должен родиться очаровательный малыш, или малышка. Жаль,

что я этого не увижу. Иди, прошу тебя, поторопись.

– Нет, я не сделаю этого.

– Тогда мы останемся здесь вместе. Ты, я и твой ребенок. Сделай это хотя бы для него.

Девушка сжала в руке жетон.

– Спасибо, Буля. Я буду скучать по тебе.

– Не надо, я буду всегда с тобой. А теперь, беги!

Вероника быстрым шагом пошла по направлению к двери. При ее приближении

некромонт пошевелился и плавно преградил ей путь.

– Вот, – сказала Вероника и разжала кулак. На ладони медленно «таяла» метка, как будто

вливая в уже остывающую кровь девушки какую-то неведомую, радостную силу.

Некромонт, помедлив, качнулся в сторону, освобождая путь, и Вероника что было сил

повернула ручку двери. Навстречу пахнуло прохладой и свежим воздухом. Она

обернулась, чтобы позвать Лейлу, но тут из коридора донеслось быстрое топанье

нескольких пар ног. Она заметила, как глаза девочки округлились, она по ее губам поняла

умоляющий беззвучный крик: «Беги-и-и!!!»

Вероника шагнула из двери и побежала, что было сил, через освещенную поляну во мрак

леса. Она не боялась этой темноты, гораздо страшнее было остаться там. Глаза постепенно

стали привыкать в мраку, вылавливая из него тускло-огненные точки на могилах. Сейчас

для нее они стали маячками, не дававшими заблудиться и упасть. Кусты царапали ей руки,

пару раз она сильно ударилась о каменные плиты, однако боли она не чувствовала. Все ее

существо рвалось как можно быстрей вырваться отсюда. Вдруг она споткнулась о

неосвещенную плиту, от удара туфель соскочил с ее ноги, и она почувствовала, как

кувырком падает куда-то. Земля была прохладная и мягкая. Яма оказалась свежевырытой

могилой, на ее счастье не слишком глубокой. Она лежала, воспользовавшись коротким

моментом передышки, пытаясь хоть немного отдышаться, когда услышала

приближающиеся звуки. В этой гробовой тишине они звучали особенно отчетливо. Это

был не топот ног, не крики, это был как будто звук нарастающего напряжения. Вероника

поняла, что времени на отдых у нее нет, надо спасаться. Времени на поиск отлетевшей

туфли тоже не было. Так она и стала карабкаться наверх, в одной. А потом она побежала

опять, почти физически ощущая приближение погони. Звук стал громче, она

почувствовала, будто что-то огромное на чудовищной скорости приближается к ней сзади,

дышит ей в затылок. Сейчас, через секунду, «это» ее накроет. А впереди где-то уже

виднеется солнечный свет. Такой любимый, драгоценный солнечный свет, она уже и

забыла, какой он красивый. Вероника как заправский спринтер сделала последний,

отчаянный рывок, и вдруг... выпала из мрака на освещенную часть кладбища. Заходящее

солнце ослепило ее так, будто оно было в зените, и придало ей новых сил, словно за ее

спиной и не было этого страшного, клубящегося мрака. Еще минута, так ей во всяком

случае показалось, и она уже была у ворот. Шагнув за их пределы, она упала и потеряла

сознание...

– Еще разряд, – донеслось до нее откуда-то издалека. Она открыла глаза и увидела над

собой бледное лицо доктора, мягкие полные щечки его были покрыты испариной,

маленькие серые глазки внимательно смотрели на нее. Голубенькая шапочка его сбилась

на затылок, а марлевая маска болталась на шее.

– Слава богу, – сказал тот, – принимайте вновь рожденную.

Дальше Вероника уже ничего не видела и не слышала, она погрузилась в долгий и

глубокий сон без сновидений.

– Как же долго ты спала! – отец сидел рядом на стуле.

– Сколько?

– Больше чем сутки.

В окно светило полуденное солнце.

– Как ты себя чувствуешь?

– Великолепно! Как заново родилась! Ничего не болит... Правда, немного слабость, но в

остальном, как говорится, прекрасная маркиза, все хорошо! И даже отлично! Солнце

светит, птички поют, что еще надо для счастья, – и Вероника потянулась, как довольная

собой кошечка.

– Действительно, как заново родилась... Это просто чудо какое-то... Вижу, и настроение у

тебя отличное... Не хотелось бы тебе его портить, но есть кое-что... Нам надо поговорить о

том, что случилось ночью... Но не сейчас, сейчас тебе надо хоть немного поесть...

Отец покачал головой. Только теперь Вероника заметила, что выглядел он очень усталым,

расстроенным, и чем-то чрезвычайно озабоченным.

– Ну ладно, сказала она. Если это так важно, съем твой обед, к тому же я действительно

голодна . Сейчас только умоюсь. А где моя вторая туфля? – она заглянула под кровать, – и