Текст книги "У страха глаза велики"
Автор книги: Елена Колчак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
25
Лучше гор могут быть только горы
Мцыри
В школе пахло краской. Да, я понимаю, что фраза сильно отдает зачином аркановского романа «Рукописи не возвращаются». Но что делать? Действительно, в школе, и, действительно, сильно пахло краской. По углам лежали какие-то не то сгоны, не то муфты – что-то сантехническое, одним словом. Возле директорского кабинета стену подпирали два мешка с мелом. Один из них разошелся по краю и насыпал рядом пыльную кучку, в которую я – проклятье! – едва не наступила. Отмывать от мела кожаные босоножки – увольте, в моей жизни и так хватает развлечений. Когда я заставила себя вернуться к Вадиму на кафедру, дозвониться до приреченской школы и напроситься на личную беседу, я как-то не предполагала, что школа летом – это что-то вроде полосы препятствий.
Директриса являла собой разительный контраст окружающему хаосу. Строгий костюм – в такую-то жару! – белейшая блузка заколота круглой брошкой, стекла очков сияют хрустальной чистотой. И все это венчается аккуратнейшим начесом по моде тридцатилетней давности.
Звали директрису Галина Сергеевна. Она окинула меня пронизывающим взором и заявила:
– Вы Рита, – заявила примерно с той же убежденностью, с которой американские миссионеры сообщают папуасу или русскому «Бог любит тебя». Мне не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с этим утверждением. Было ясно, что номер с сумасшедшей теткой, оказавшийся столь результативным в учебной части, тут не пройдет. Да и кураж пропал. Ладно, попробуем напустить на себя таинственности в духе «ну вы понимаете…» Галина Сергеевна к обинякам и недомолвкам отнеслась вполне благосклонно – вероятно, разглядела на моих плечах несуществующие погоны – но сразу поставила точки над «и»:
– Ничего плохого я вам про Кристину сказать не могу, замечательная была девочка, лучшая моя ученица.
– Что вы, что вы, – всполошилась я. – Вовсе не нужно ничего плохого, наоборот. Просто расскажите о ней поподробнее. Хорошее – это даже еще лучше.
Удивилась ли Галина Сергеевна или усомнилась в цели моих расспросов – мне неведомо. Если и удивилась – ничем этого не выдала, кроме легчайшего движения брови и легчайшей же усмешки.
– Что вам сказать… Очень хорошая была девочка, очень старалась, у нас ведь обычная школа, особых возможностей никаких, вы понимаете? Но Кристина даже в наших условиях старалась свыше сил. Пятерки – это само собой, ей этого мало было. Знаете, – Галина Сергеевна слегка улыбнулась, и взгляд ее смягчился. – Я сама с ней французским занималась. По программе у них английский был, а это дополнительно. Она стремилась чего-то достичь, очень стремилась и все для этого делала. Я даже разрешила ей занятия по автоделу посещать, с мальчиками. – Галина Сергеевна поджала губы. – Обычно мы такого не допускаем, а то сплошные… – она поморщилась, – ну, в общем, не школьные настроения начинаются. А уж детдомовские, сами понимаете, они раньше начинают всем этим интересоваться, да и наследственность…
– Детдомовские? – удивилась я. – Разве Кристина?
– А вы не знали? – удивилась в ответ Галина Сергеевна. – У нас больше половины школы из детского дома. Им ведь тоже нужно где-то учиться, а мы тут рядом. Да вы его видели, когда к школе подходили, серое здание справа. Может, и не стоило про это упоминать. Впрочем, нет, вы как раз должны понять. Кристина выделялась, совсем на этих зверенышей не была похожа. Им ведь школа всем абсолютно не нужна, – Галина Сергеевна покачала головой. – У них уже со второго-третьего класса другие интересы.
– Наверное, Кристину в классе не очень любили? – предположила я.
– Как вам сказать… Тех, кто выделяется, вообще не очень приветствуют. Быть как все гораздо спокойнее. Кое-кто считал, что Кристина чересчур задирает нос, да.
– Кое-кто – это вообще или там были явные враги? Тем более, что внешностью Кристину бог не обидел.
– Если вы имеете в виду ту дурацкую историю с Лилей Макаровой…
– Ну, к примеру… – я слышала эти имя и фамилию впервые, но, естественно, сделала вид, что история мне знакома.
– Это все глупость, Кристина вела себя безукоризненно, она совершенно этого мальчика не поощряла. Но, конечно, рядом с ней Лиля сильно проигрывала. Во всех смыслах – и внешне, и по обаянию, и по манерам. Да и помладше она, а в переходном возрасте два-три года – разница колоссальная. Естественно, мальчик… как же его звали? Я в этом классе не преподавала, поэтому не очень хорошо их помню. Саша? Или Слава? Кажется, все-таки Слава. Конечно, он от Лили отдалился и начал ухаживать за Кристиной. Школа – не место для всех этих романов, но куда же от них денешься? – Галина Сергеевна тяжко вздохнула. – А в данном случае это было совершенно естественно. Тем более, мне с самого начала казалось, что он ухаживал за Лилей только из-за ее матери.
– А у нее было такое большое влияние? – кажется, мне все еще удавалось поддерживать впечатление собственной осведомленности…
– Ну что вы! Серафима Гавриловна – педагог старой закалки, самый требовательный человек из нашего коллектива, а химия – предмет серьезный. Этот Слава – или все-таки Саша? – ах нет, теперь я вспомнила, Станислав его звали, до этого он первым в классе шел, а когда с Лилей поссорился, сразу на тройки съехал. А Кристина – нет, как бы к ней не придирались.
– А Серафима Гавриловна сильно придиралась после этого?
Галина Сергеевна замялась.
– Вообще-то за ней такого не водилось, просто Лиля у нее была единственный свет в окошке, она в ней души не чаяла, понимаете, одна всю жизнь, поздний ребенок. Ее можно понять…
– Да-да, конечно, это очень понятно. Она еще работает?
– Нет, мы ее в прошлом году на пенсию проводили, они с Лилей из Приреченска уехали. Собственно, Лиля еще раньше уехала, учиться. У нас-то выбор небогатый.
– А куда она поступила, не знаете? Какая-нибудь химия или биология?
– На филфак, как ни странно. А вот в университет или в педагогический – не скажу, не знаю.
Под конец беседы Галина Сергеевна, расчувствовавшись, посоветовала мне поговорить еще и с заведующей детским домом и даже позвонила ей – предупредить о моем визите. Наплевать на такую предупредительность было бы чистым свинством. Пришлось соответствовать.
26
Дети – цветы жизни. Пока не распускаются.
Царь Ирод
Заведующая детдомом оказалась абсолютной противоположностью Галины Сергеевны – коренастая, простоватая, похожая больше на уборщицу или вахтершу, нежели на заведующую.
– Трудная была девочка. Они у нас тут все трудные, но как-то по-простому. Пошляться подольше, силу свою показать, перед дружками выставиться. Курят, клей нюхают, и не только…
– А деньги откуда? На развлечения-то? Им что, на карманные расходы выдают?
Мария Степановна замахала руками:
– Побойтесь бога, какие карманные, откуда? Даже если бы была возможность – да ни в коем случае! Они тогда весь детдом вверх ногами перевернут. Подворовывают, перепродают что-то, да мало ли!
– А Кристина?
– Нет, – отрезала Мария Степановна. – Кристина – нет. Никогда. За нее могу головой поручиться – копейки чужой не возьмет. Хоть и говорят, что яблочко от яблоньки недалеко падает, а иногда только руками разводишь – у полных никчемушников такие приличные дети случаются. Поперек всякой наследственности.
– Ну, этим, наверное, можно только гордиться?
– Было бы чем, – вздохнула моя собеседница. – Гордиться можно, когда это наша заслуга, педагогов, воспитателей. А Кристина себя сама сделала, нашего там ничего нет. А так-то, конечно, хорошо, что и из такой грязи что-то приличное может вырасти. Вы ведь знаете, как она в детский дом попала?
– В общих чертах. Родители-алкоголики, ну и… – выстрелила я почти наугад.
– Э-э… Если бы всех детей от алкоголиков забирали, у нас никаких детских домов не хватило бы. Тем более, сельские, там хоть до белой горячки допейся, всем наплевать, сами такие же. У Кристины родители погибли, угорели спьяну. Она сама чудом жива осталась. Сидела в пристройке, боялась в дом идти. Спать-то в пристройке холодно, вот она и дожидалась, пока совсем напьются и угомонятся. Навалила на себя всякое тряпье, чтобы согреться, и задремала. До пристройки угар и не дошел. Ну, а утром они уже холодные были. Кристина же их и нашла. Родственников никаких, они пришлые были, откуда приехали – никто не знает. Ну, значит, в детдом.
– Сколько же ей лет было?
– Девять.
Я поежилась. Девятилетняя девочка, дрожащая в холодной пристройке от страха перед пьяными родителями, а потом натыкающаяся на два бездыханных тела, – брр. Бедная Кристина!
– Она год после этого не разговаривала, по углам пряталась, по ночам кричала, я уж боялась, что придется ее в специнтернат отправлять. И наследственность, и нервное потрясение – тут и взрослый человек свихнуться может.
– Как не разговаривала? – не поняла я.
– Ну, как, совсем. Ладно, если хоть слово в день скажет. А то и неделю промолчать могла.
– А в школе как же?
– Как контрольная или диктант – не меньше четверки. Она очень старалась. Очень. А как к доске вызовут – молчит, как рыба об лед. Спасибо, Галина Сергеевна пошла навстречу, чтобы Кристине дали возможность письменно отвечать. Потом ничего, отошла. Хотя никого к себе близко все равно не подпускала. Все только на учебу. Да еще книжки и телевизор.
– А ребята ее не шпыняли за то, что она такая… ну, отдельная. Не такая, как все.
– Стычки, конечно, бывали, но… Вначале они все за первый год привыкли, что ее не видать и не слыхать. Как-то начали дразнить, щипать, ну, пристали, в общем. А у нас тогда плита на кухне еще дровяная была, и рядом, в тамбуре, топор стоял. Кристина его схватила, размахнулась и ждет – мол, подходите. И все это молча.
– И что?
– Плечами пожали и разошлись, чего с психованной взять, еще рубанет. Ну и оставили в покое. А потом она, по-моему, с ними договорилась: я вам списывать даю, хоть всем подряд, а вы меня не трогаете. А уж к последним классам самые отъявленные по колониям разбрелись, остальные притихли.
– А Кристина сейчас где? Она после выпуска сюда больше не приезжала?
Мария Степановна покачала головой:
– Нет. Да и что ей тут? Я даже не знаю, в какой институт она поступила.
– Вы думаете, что поступила?
– Конечно. Сейчас, наверное, уже заканчивает.
– Но, по крайней мере, в Городе?
– Вот не знаю, может, и в Москву подалась.
Я свернула разговор, не дожидаясь, пока в душу Марии Степановны закрадутся всякие подозрения: почему это я задаю всякие вопросы здесь, в Приреченске, но при этом не представляю, где Кристина сейчас и что с ней стало.
27
Трезвый пьяному не товарищ, а средство передвижения.
А. Р. Довженко
Сосед в автобусе с утомительным постоянством пытался использовать мое плечо в качестве подушки. Доверие, конечно, умилительное, впору расчувствоваться, но факел от него был такой, что даже открытое окно не спасало. В подобной атмосфере никакой гуманизм и человеколюбие выжить не в состоянии, и готовность подставить ближнему надежное дружеское плечо под давлением превосходящих ароматов мгновенно вытесняется из сознания.
Однако, когда я ухитрялась придать этому «утомленному солнцем» относительно вертикальное положение, он тут же просыпался и начинал со мной знакомиться. Потом, огорченный неудачей, вновь пытался устроиться на моем плече – должно быть, для того, чтобы я не подумала, что он обиделся. Далее процесс повторялся.
Столь милый индивид, вкупе со своим ароматом, основательно мешал сосредоточиться. А подумать было давно пора. Полторы недели я плыла по течению, редкие попытки рассортировать информацию не шли дальше расплывчатых «а если так». Жара всегда действовала на мои мыслительные способности крайне неблагоприятно, да и Борис Михайлович своим неземным обаянием сильно отвлекал от пути праведного. Но сколько же можно? Даже эта чертова авария как-то не сильно меня взволновала. Не то она была случайной, не то и впрямь преднамеренной.
Может, хватит уже расслабляться, а, Маргарита Львовна? Тебя зачем в дом пригласили? Наблюдать? Постараться выявить вредоносную личность? Так не попытаться ли уже наблюдения-то разложить по каким-нибудь полочкам?
Тем более, что после рассказа Марии Степановны мне захотелось этого с неожиданной силой. Жутковатое видение – девятилетняя девочка над трупами родителей – обдавало нездешним холодом. Ей-богу, нельзя же человека долбать всю его жизнь! Хватит, ей и так досталось. И ведь не сломалась, выросла – и как выросла! Из какого болота вылезла. Кстати, а ведь сказочки, которые Кристина рассказывала Регине – не так чтобы уж совсем сказочки. И директриса с ней французским занималась, и списывали у нее все подряд, и вспоминают сегодня с уважением. А что семью себе любящую придумала – у кого бы повернулся язык ее за это осудить. И ведь никто не посмеет сказать, что Кристине просто повезло – наоборот, жизнь ей только мешала, и вопреки этому она сама всего добилась. Так что, уж право на спокойное существование она себе заработала.
Для начала очертим круг поисков. Очевидно, всяких посторонних, то бишь пришлых гостей, надо вывести за скобки. Просто по соображениям физической возможности. Из миллиона разговоров, случившихся за это время, вывод следует один: чужие здесь не ходят. Гости в доме бывают нечасто и не подолгу. Выявить постороннего, который присутствовал бы перед всеми имевшими место быть неприятными эпизодами – увы или к счастью, не удалось. Можно еще предположить, что некто каждый раз проникал «с черного хода», в смысле, через овраг, но это, по-моему уже совсем из области ненаучной фантастики. Ну в самом деле – сильно исцарапанная незнакомая личность раз десять появляется в доме – и ее никто не замечает? Расскажите это Лене Голубкову, он у нас на всю Россию самый доверчивый. И, кстати, этот «незнакомец» должен каждый раз как-то проникать на территорию поселка – а заборы и охрана тут в полном порядке. Нет, ребята, все возможно, конечно, но этот вариант крайне маловероятен. Надо искать «своего».
Итак, в доме господина Шелеста есть некто, устраивающий разнообразные пакости молодой мадам Шелест. Это у нас будет Шутник. Чувство юмора у этого господина весьма своеобразное, но, в сущности, он (она?) ничего особенно страшного не делает. Очень злобно, очень неприятно, но безопасно.
Плюс имеется некто, злоумышляющий уже не против хорошего настроения упомянутой мадам, а против самого ее существования, то бишь угрожающий ее жизни. Это у нас будет Злодей.
Безусловно, Злодей и Шутник вполне могут оказаться одним и тем же человеком. Но для вящей чистоты рассуждений лучше их разделить. Более того, вполне возможно, что Шутников несколько. Злодей же, очевидно, все-таки один. Нетрудно представить, что несколько обитателей дома независимо друг от друга (а может, и совместно) в лучших традициях коммунальной кухни устраивают молодой супруге «веселую жизнь». Семейная ревность бурлит в этом доме, как головастики в летнем пруду. Так же чуть не каждый «обитатель» желал бы тем или иным способом ликвидировать мадам Кристину как данность. То есть, чтобы совсем не было. Но представить, что более чем один совершил шаг от желания к реализации – воля ваша, это уже перебор.
Значит, Злодей у нас наверняка один, а Шутников неизвестно сколько.
На самом-то деле, достоверно на присутствие в доме Злодея указывает только этот чертов ингалятор. Даже аварию можно еще посчитать результатом злой игры случая, но синильная кислота не тот «продукт», а ингалятор не тот предмет, чтобы им можно было совпасть случайным образом.
Злобные письма – явно работа Шутника. Разорванная – ну хорошо, хорошо, разрезанная – цепочка – тоже. И испачканное полотенце, «кровавые» пятна на котором при тщательном обнюхивании удалось опознать как один из лосьонов.
Разлитый шампунь может быть и случайностью, и результатом деятельности Шутника. Но может оказаться и первым приветом от Злодея. Авария – либо случайность, либо еще один «подарочек» от Злодея. Ну, а «заряженный» ингалятор – гарантированно.
Забудем временно про Шутника и попытаемся определиться с кандидатурой Злодея.
Сам Герман. Возможность – по всем трем «эпизодам» – да. Мотивы – более чем сомнительные. К тому же, если он замышляет что-то против Кристины – за каким дьяволом пригласил меня?
Боб. Увы, но возможности у него были. Мотивы? Не представляю.
Ольга. Возможности – да. Мотивы? Возможно. Тщательно скрываемая ревность, либо лояльность по отношению к матери, либо что-то еще, мне неизвестное.
Вика и Тимур. Да на оба вопроса. Но только если авария была случайной. Если нет, оба, по понятным причинам исключаются. Тот, кто подстраивает автокатастрофу, не станет садиться в испорченную машину. Стоп. Что-то там Герман такое странное говорил – мол, высшие силы Злодея покарали. Получается, что он считает Тимура именно таким – фантастическим! – идиотом? Ох, нет, не верю. Тогда зачем такую чушь городить? Очень странно.
Светочка. Возможности – да, в том случае, если у нее все-таки есть мозги, чего до сих пор не замечено. Мотивы – Герман, конечно. Он-то ей вовсе не интересуется, зато она – даже очень.
Стас. Возможности – да. И аварию мог бы сам подстроить. Водитель он классный и, зная заранее, что колесо отвалится, вполне мог рассчитывать на то, что останется цел, плюс отведет от себя подозрения. Мотивы? Может, он тот самый Станислав из Приреченска? Оно бы, конечно, очень логично. Но в машину-то сели Вика с Тимуром. А он не останавливал. Значит, не знал, что с машиной что-то не так. То есть, если авария спланированная – Стас не Злодей. Если случайная – может быть.
Любвеобильный алкоголик на очередной остановке, наконец, избавил меня от своего присутствия. Но, увы, две подсевшие тут же кумушки принялись с жаром обсуждать не то собственные семейные неурядицы, не то сюжетные сплетения какого-то сериала: и что ей теперь делать? представляешь, что будет, если он обо всем узнает? кошмар!
И в самом деле кошмар. Почему я с самого начала зациклилась на версии ревности, ненависти и тому подобных чувствах? Мотив действительно бросается в глаза, но это же не означает, что он единственно возможный? Что у нас еще есть, кроме эмоциональных стимулов?
Особых материальных выгод ликвидация Кристины никому не приносит. Если говорить о не совсем материальных… Ольга и Боб – по отдельности или вместе – могут приуготовлять возвращение бывшей жены. Нина может сама рассчитывать на роль супруги. Светочка – тем более (в ее представлениях). У Зинаиды Михайловны может иметься некая устраивающая ее кандидатура.
Н-да. Как-то сомнительно все это выглядит. Нина – если предположить в ней желание стать новой мадам Шелест – могла бы начинать действовать в предыдущий период – не дожидаясь, пока Герман снова женится. Возвращение Марины – вообще фантастика, ей и там очень даже неплохо.
Очень хочется подозревать Светочку – она явно стремится завоевать сердце, а точнее, кошелек хозяина дома – но я до сих пор не могу понять, зачем она при этом Стасу глазки строит. Кидается на все, что в штанах, абсолютно автоматически? Да и есть ли у нее какие-то осмысленные желания и стремления? Если же предположить, что вся ее безмозглость – лишь искусная игра, тогда рядом с ней Сара Бернар за компанию с Ермоловой сопят в тряпочку.
Как мотив гораздо богаче обладание чьим-то секретом.
Самый подозрительный тогда Боб. Если существует некая тайна, обнародование которой может лишить его нынешнего удобного положения – не поручусь, как он поступит при риске все потерять.
Зинаида Михайловна? Если следовать логике мыльных опер, она может скрывать, что Герман вовсе не ее сын. У Стаса ситуация как у Боба: например, при всей его молодости он может быть криминальное прошлое, и он боится, что Герман про это узнает и выгонит. Правда, хороший водитель работу себе найдет без проблем, так что мотив «сокрытия» в случае Стаса сомнителен.
Ольга тоже может опасаться, как бы папе не рассказали про нее что-то ужасно нехорошее. Но что она в этом случае теряет? Сошлют «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов»?
Ага. Нина вообще может оказаться резидентом трех разведок или, наоборот, главарем международной наркосиндиката. А Кристина в таком случае должна быть тайным агентом Интерпола. Эка меня занесло!
Но, кстати, Интерпол не Интерпол, однако кое-что меня и впрямь смущает. Портреты «Кристина вчера» и «Кристина сегодня» как-то не совмещаются друг с другом. Вчера: сильная, упорная, даже жесткая, великолепно соображает, абсолютно точно знает, с какой стороны на хлебе масло. Сегодня: хрупкая, почти беспомощная, не очень умная, заботы о собственном благополучии с милой улыбкой перекладывает на окружающих.
А может, это два разных человека? – робко предположил внутренний голос. Может быть, – уныло согласилась я. А что? Тоже вариант, не хуже и не лучше других. Не хуже «агента Интерпола» наверняка. От фотографий, которые удалось посмотреть в учебной части, в школе и в детдоме, толку было немного. На фото в личном деле девочку от мальчика не отличить. Выпускная фотография тоже передавала лишь самое общее сходство – Галина Сергеевна, к примеру, выглядела на ней двадцатипятилетней красавицей-герцогиней. Снимки из детдома к жизненной правде были поближе, но тоже дела не проясняли. Такие правильные лица, как у Кристины, вообще с уверенностью опознать затруднительно: вроде она, а может, просто похожа. Вот будь у нее внешность Вупи Голдберг… Или родимое пятно в четверть лица. Тогда никаких сомнений бы не было.
