Текст книги "У страха глаза велики"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

15

Поговорим о странностях любви

Зигмунд Фрейд

Налетел ветер, потемнело, по крыльцу застучали первые капли. Господи, у меня ведь в комнате окно не закрыто! Там сейчас такое море образуется – хоть международную регату устраивай.

Про окно я, впрочем, забыла сразу же, как вошла в комнату. При чем тут борщ, когда такие дела на кухне? Нашлась моя пропажа! То бишь, Кристина. Вовсе не бездыханная, даже наоборот, чересчур дышащая. Мне показалось, что она здорово чем-то напугана. Бледная до синевы, губы дрожат, и листок, зажатый в руке так, что костяшки пальцев побелели, аж ходуном ходит.

– Рита, я боюсь! – она протянула бумагу мне.

Текст был краток, эмоционален и невнятен: «Убирайся, откуда пришла! Тебе здесь не жить!» Напечатано крупно, во весь лист. Но больше всего меня заинтересовал не текст – чего-то подобного я и ожидала – а шрифт. Я сама неравнодушна к необычным его видам, так что моей коллекции могло бы позавидовать какое-нибудь дизайн-агентство. Однако, такого образчика плакатного искусства нет даже у меня. Буквы будто бы окровавлены, с вертикальных палочек «т», «п», «и», «р» «стекают» крупные капли. Очень натурально нарисовано. А принтер, похоже, свежезаправленный: чернила кое-где размазаны, и по краю какие-то брызги или потеки. Но рассматривать послание тщательно было некогда.

– Ну почему? – Кристина, казалось, сейчас разрыдается. – Что я им сделала? Чем помешала? Я что, виновата, что мы с Германом друг друга любим? Разве я у кого-то что-то отняла?

В общем, началось. А то я уже было начала скучать: враждебность чувствуется, а явных проявлений нету.

– Где нашла?

– На кровати лежало. – Кристина шмыгнула носом. – Это Вика подбросила! Герман с ней нянчится – ах, сестричка, ах, солнышко, а она… она меня убить готова!

– А что с твоим полотенцем случилось?

– Н-не з-знаю… Оно на полу лежало… Я сама испугалась, – голос Кристины предательски задрожал.

Только истерики мне для полного счастья и не хватало! Надо срочно ее чем-то отвлечь. Например, разгадыванием кроссвордов, ага. А еще, говорят, вязание хорошо нервы успокаивает… Н-да. Полезные советы из арсенала дамских журналов не всегда такие уж полезные. Попробуем по-другому.

– Погоди, погоди! Я чего-то не понимаю. Во-первых, почему ты здесь, а они уехали со Стасом?

– Регина позвонила, сказала, что у нее какие-то дела срочные, чтобы я завтра приезжала. Голову кладу – Вика постаралась. Ну как же! Регина меня только год одевает, а ее восемь лет. Конечно, она для Вики в лепешку расшибется!

– Регина – это ваша портниха?

– Ну да. Наверняка Вика ей позвонила и попросила меня передвинуть. Специально!

– Ладно, не переживай раньше времени, нервы дороже. Может, тебе и в самом деле на какой-нибудь курорт уехать? А тем временем все и успокоится.

Я, конечно, не слишком рассчитывала на успех своего предложения. Но и не ожидала, что оно окажется настолько «поперек».

– Ну уж нет! – Кристина едва не выскочила из кресла. – Я имею такое же право жить здесь, как и любой из этой семейки, может, даже большее, и из этого дома уйду, только если Герман сам меня попросит.

Дверь резко распахнулась, в комнату влетел Герман, за ним Боб. Не сказав ни слова, Герман обнял Кристину и увел. Она обернулась в мою сторону, как будто собиралась что-то сказать, но то ли передумала, то ли просто не успела. Боб остался, присел на краешек кресла, вздохнул.

С подоконника потекло. Я встала, прикрыла окно.

Ничего не понимаю. Что происходит?

Боб вздохнул еще раз, сцепил пальцы, выгнул – раздался слабый хруст.

– Сейчас позвонил Стас… – голос Бориса свет Михайловича странным образом напоминал ржавую консервную банку. – Они… ну, в общем, в аварию попали. Тимур умер там же, не приходя в сознание, Вика в больнице. Так-то она почти не пострадала, только ударилась… наверное… – Боб замялся.

– Ребенок? – догадалась я.

Он кивнул.

– Кровотечение сильное, сказали, что вряд ли удастся сохранить. Господи, ну ее-то за что?!

Так-так. Переживаем. Вика ему, конечно, родственница, но уж настолько дальняя – «седьмая вода на киселе». Да и вообще – чужая жена. Впрочем, теперь уже вдова. Интересно.

– А Стас? Он из больницы звонил?

– Ну да. Сам-то почти в порядке, слабое сотрясение, парочка ушибов и царапин, – он помолчал и добавил. – Герман сейчас в клинику поедет. Только Кристиночку успокоит и спать уложит.

Неприязнь, прорвавшаяся в его голосе, поразила меня едва ли не больше, чем страшное известие. Он тоже не в восторге от Кристины, но настолько?

16

Кто бы мог подумать, что такой пустяк наделает столько шума

Альфред Нобель

Следующие несколько часов я старательно изображала не то сфинкса, не то льва, не то химеру – в общем, что-то такое каменное. Как жук-притворяшка, который в экстремальных ситуациях прикидывается мертвым. Почти без движения, без мыслей, без желаний, даже кровь, и та, кажется, остановилась. Отвратительное состояние. Если это и есть хваленая нирвана, то я предпочитаю коловращение жизни.

Грозовые сумерки успели смениться ночной темнотой, небо расчистилось, высыпали звезды. Надо бы, однако, уже и окно открыть – дышать нечем, так надымила. Жаль, топора нет, интересно было бы проверить, правда ли он висит, или так, для красного словца болтают.

В раскрытое окно ворвался запах сырой земли и мокрых сливовых листьев. Но дымовая завеса не сдавалась. Еще бы! Пепельница после моих посиделок напоминала маленький Везувий. Неужели я успела столько выкурить? И главный вопрос – как бы это поаккуратнее донести до мусорного ведра? Для начала стоит хотя бы вылезти из кресла, – подсказал внутренний голос.

Вообще-то разумнее было бы принести ведро к пепельнице, а не наоборот, но внутренний голос ничего больше подсказывать не стал – управляйся, мол, как знаешь.

У массовиков-затейников, помнится, было два излюбленных аттракциона: бег в мешках и переноска куриного яйца в столовой ложке, тоже бегом. Ну уж дудки! Возьмем лист бумаги, подставим для страховки под пепельницу и осторожненько, как канатоходец по проволоке…

Тр-р-р-рах!

Искры, говорите? Из глаз, говорите? Не знаю, не знаю. Не видела. На мгновение сознание отключилось, а когда включилось, я обнаружила себя сидящей на полу рядом с дверью. На коленях аккуратно лежит «страховочный» лист бумаги, на нем – пепельница, из которой даже почти ничего не просыпалось. Возле меня на корточках сидит Герман и вроде бы пытается извиняться: стучал, мол, но… Только я не особенно хорошо его слышу: лоб трещит, перед глазами круги плавают, в ушах шумит, в затылке звенит – короче, полный оркестр.

– Черт! Хотел ведь раздвижные двери поставить. Мама с отцом на дыбы встали – вот еще, как в поезде.

Герман помог собрать мусор, довел меня до кресла, усадил, заметил на столе листок с «кровавыми» буквами, поглядел на него, помолчал…

– Вот, значит, как… Ну что же…

Должно быть, именно с таким выраженьем на заросшей морде древний охотник, наткнувшись в собственной пещере на незваных гостей – неважно, человечьего или звериного племени – перехватывал поудобнее дубину и начинал гвоздить пришельцев по лохматым головам. До полного размазывания по полу и стенам этой самой пещеры. И, должно быть, именно с такой интонацией кардинал Ришелье, выслушав сообщение об очередной «шалости» мушкетеров, нежно улыбался, цедил сквозь зубы «видит Бог, я не хотел», вздыхал и вызывал роту гвардейцев.

– Рита…

Это он хочет повежливее меня выпроводить? Да со всем нашим удовольствием!

– Наверное, сейчас мое присутствие в доме не особенно желательно?

Он покачал головой:

– Нет. В смысле, совсем наоборот. Кристина почему-то считает, что… Впрочем, неважно.

Мне показалось, что Герман успел порядком нагрузиться – каждое слово он произносил медленно, раздельно и очень отчетливо. Преувеличенно отчетливо я бы сказала. Запаха, впрочем, не чувствовалось.

– Как оно случилось? – осторожно спросила я. – Столкнулись с кем-то?

– С бетонной опорой они столкнулись! Что-то с колесом, машину занесло и… Вика-то скоро в норму придет, ну отдохнет еще недельки две-три. Стас вообще в порядке, пара ушибов. Я хотел… – он опять надолго замолк. – Я Вику завтра домой привезу. Она ведь почти не пострадала, весь удар пришелся на долю Тимура. У нее даже ушибов-то почти нет, только…

– Значит, все-таки выкидыш? – уточнила я.

– А… Ты уже знаешь? Срок не очень большой, для нее угрозы нет, они там сделают, что положено, и я думаю, сразу ее домой. Ну медсестру, конечно, приглашу, это само собой. Но ты тоже с ней как-нибудь…

– А похороны? – удивилась я. – Может, лучше ей эти дни в больнице побыть?

Герман отмахнулся.

– Тимура родственники забирают. Похороны – не наше дело. Мы же иноверцы, – презрительно уточнил он. – Наверное, все к лучшему. В конце концов… – он задумался. – Может, теперь все само наладится…

Тимур?!!

Мысль, конечно, интересная и, главное, в сложившейся ситуации, разрешающая все сомнения просто идеально. Но этого не может быть!

– Ты полагаешь, что все эти милые шалости были делом рук Тимура?

– А у тебя есть другое объяснение? – довольно резко спросил Герман. Как если бы я в беседе с Папой Римским усомнилась в идее непорочного зачатия. Впрочем Папа, вероятно, не стал бы возмущаться – что взять с еретички. Мягче надо быть, Маргарита Львовна, мягче.

– Да не то чтобы… Только неясно – зачем я-то тебе тогда понадобилась?

Совершенно неожиданно мой вопрос Германа как-то странно смутил. Он замялся, но ответил:

– Понимаешь, я, собственно, и предполагал что-то в этом роде, но… Вдруг я чего-то не замечаю. Со стороны, говорят, виднее.

– Ну предположим, что его боженька покарал. Очень удачно, надо сказать, – я почему-то решила не делиться с Германом своими сомнениями. – А если бы нет? Ну так, гипотетически. Представь, что никакой аварии не было, а вдруг выясняется, что письма и все прочее – шуточки Тимура. И что бы ты сделал?

– А-а… Сейчас-то какая разница? Сейчас надо, чтобы все забылось, правильно?

Да уж, куда правильнее. Герман вел себя мягко говоря странно, но голова болела – сил никаких не было терпеть, не то что соображать.

18

Я не матерюсь – это у меня голос такой

Вл. Вольфович

Проснулась я поздно. Впрочем, «проснулась» – это как сказать. Правый глаз открылся сразу. Левый пришлось уговаривать минуты две. Слева на лбу, аккурат в месте вчерашней стыковки с дверью, набрякла изрядная гуля. Попытка ее потрогать ясно продемонстрировала, что знаменитое небо в алмазах – отнюдь не поэтический образ, а нечто очень даже реальное. Хотелось заскулить, заскрипеть зубами и чего-нибудь расколошматить, желательно одновременно. Цыц! – прикрикнула я на собственный организм. Предметы не двоятся, голова не кружится, не тошнит – значит, сотрясения нет. Уже неплохо.

Убедившись, что немедленная смерть мне не грозит, я поднялась и отправилась в ванную, приготовившись увидеть в зеркале персонаж из фильма ужасов…

Ничего особенного. Физиономия как физиономия, надо лбом наблюдается легкая припухлость, если не присматриваться, то и не заметишь. Ни синяка, ни ссадины. Намочив полотенце самой холодной водой, я приложила его к шишке. Стало легче. Три полотенца спустя надрывная долбежка черепа прекратилась, сменившись легким царапаньем. Выхлебав два стакана воды и похоронив в очередной раз планы покончить с курением, я не то чтобы почувствовала себя хорошо, но, по крайней мере, уже не хотелось немедленно перестать себя чувствовать вообще. Приемлемо. Мозги на месте и даже, кажется, функционируют.

Опять я во что-то влезла. Овраг – о господи, на что похожи мои ноги! – окровавленные буквы, жуткие пятна на купальной простыне – пусть это всего лишь лосьон – дверью по лбу, авария… Авария! Может, мне это приснилось? После такого-то удара…

Увы. Не приснилось.

Утреннее появление Германа, к счастью, не сопровождалось столь разрушительными для моего организма последствиями, как вчерашнее. Но и его организму, похоже, досталось. Вряд ли его кто-то лупил по голове, но выглядел мой гость (он же хозяин) тем не менее далеко не лучшим образом. Обаяния не растерял, но в конкурсе на звание «мистер Вселенная» победил бы вряд ли. Воспаленные глаза и посеревшее, осунувшееся лицо наводили на мысль, что он, как минимум, не спал всю ночь. Что он при этом пил – кофе или более мужские напитки – судить трудно, однако определенные сомнения цвет лица вызывал.

Вдобавок визитер казался порядком растерянным и к тому же испуганным. Вчера он выглядел, как человек, столкнувшийся с неожиданным и неприятным препятствием и готовый его преодолевать. Сегодня – как тот, кто, доставая из кармана авторучку, обнаруживает вместо нее кобру.

Но воспитание, что ни говорите, дает себя знать. Прежде всего, как и положено вежливому хозяину, Герман проявил естественный интерес к моему драгоценному здоровью и еще раз извинился за причиненный ущерб – мне показалось, что, пока он автоматически произносит необходимые реплики, мысли его витают где-то далеко-далеко.

– Рита, у нас странный разговор вчера получился.

Ну да, конечно. «Странный» – самое подходящее определение, что и говорить.

– Неужели? – вместо того, чтобы сочувствовать Герману, я начинала злиться. – Так жизнь вообще довольно странная штука. И юмор у нее такой, своеобразный.

– В каком смысле? – он, кажется, даже не заметил моей язвительности. Поморщился, потер виски. Кажется, проблемы с головой сегодня не только у меня.

– Если бы Вика не стремилась бы так к первенству, осталась бы цела и невредима. Не говоря уж о Тимуре. Ехать-то Кристина должна была, не помнишь?

– Помню, – после паузы медленно проговорил Герман. – Я ведь так и не понял, почему все-таки Вика с Тимуром поехали.

Мне показалось, что собирался он сказать что-то совсем другое, а замечание про непонятное изменение «графика пользования автотранспортом» просто подвернулось в последний момент. Ну хозяин – барин.

– Кристина сказала, что ей позвонила портниха и сообщила, что хотела бы перенести мероприятие на следующий день, – отбарабанила я.

– Да? Это может быть, – он, казалось, чему-то обрадовался. Скажите пожалуйста, что такого приятного я сообщила? – Даже у Марины, помню… Регина Владимировна при всей своей гениальности далеко не сахар.

– Так ты ее знаешь?

– Еще бы! Старая гвардия, она Марину одевала, потом Вику, Ольгу иногда. И Кристину я к ней отвел. Опасался, правда, осложнений – Вика-то до сих пор у нее шьет. Но там сразу любовь началась до гроба.

– Даже так? Любовь? А вот Кристина уверена, что Регина позвонила не по своей инициативе. Ее, дескать, Вика попросила эту чертову примерку перенести. Из вредности.

Он опять ответил после долгой паузы:

– Да, может, и так, с Вики, по правде говоря, сталось бы. А что? Обычные бабские разборки.

– Дай бог. Слушай, а ведь Нина должна знать, какие были звонки. Трубку ведь она обычно берет?

– Да, пожалуй. Сейчас узнаю, – Герман пожал плечами и вышел.

Мне подумалось, что, когда мобильная связь накроет всю Россию, добывать информацию станет куда сложнее. Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения.

Конечно, для полной уверенности надежнее было пойти вместе с Германом. Не то чтобы я сомневалась в его правдивости, но даже если он абсолютно точно все перескажет – а интонации, паузы, мимика, в конце концов? С другой стороны, весьма вероятно, что при мне Нина закроется как устрица – да-да, нет-нет. Что ж, будем кушать, что дают. В конце концов она – отнюдь не единственно возможный источник информации. Журналист я или кто?

Так. Но ведь Герман пришел вовсе не за тем, чтобы выяснять, почему вместо Кристины поехала Вика с мужем. Просто схватился за первое, что подвернулось. А зачем приходил? Выяснить, что я думаю на свежую – ага! – голову? Зачем?

Герман вернулся очень скоро:

– Регина звонила дважды: сначала Кристине, минут через десять после этого – Вике. Ты довольна?

Я пожала плечами.

– Если перед первым звонком был еще один… Да ладно, проехали. Герман, а не стоит ли мне все же отсюда убраться?

Молчал он минут пять, не меньше. Германа свет Борисовича, судя по всему, раздирали два противоречивых желания: отправить меня немедленно куда подальше, дабы не лезла в шкафы со скелетами, и – поделиться «горячей» информацией. Неоднократно уже было замечено, что эту самую «горячую» информацию очень трудно держать при себе.

– Стас клянется, что и колеса, и вообще машина были в полном порядке. А в том, что касается транспортных средств, ему можно верить на все двести процентов.

Сообщение меня, в общем, не удивило. Уж очень вовремя случилась эта авария, и как ни крути пострадать в ней должна была Кристина.

– Герман, давай называть вещи своими именами. Во-первых, перестань себя обвинять, никто не обязан быть ясновидцем. Оставь эти глупости и давай думать. Ты считаешь, что машину испортили намеренно, в расчете на поездку именно Кристины?

Герман тяжело вздохнул, помолчал, снова вздохнул.

– Я не исключаю такой возможности. Технически это несложно. Стас машину облизывает все-таки не каждые две минуты.

– Хорошо, допустим. Тогда главный вопрос – ради кого это было сделано?

Герман замялся. Ну что ж, придется самой.

– В конце концов, все слышали, что ехать должна была Кристина. Все. Даже Света, ты же видел, она постоянно в холле мелькала. А вот про изменение планов – никто. Кристина сообщила Стасу, он Вике. Единственное возражение, хотя и очень слабое, – зачем такие сложности? Не проще ли испортить машину самой Кристины?

– Не знаю. Но эта дурацкая сцена за завтраком могла оказаться последней каплей.

– Да, возможно. Но тогда, наверное, пора уже подумать о настоящей охране?

– Нет. Пока… Нет.

Как мило. Интересно, «пока» – что?

20

Называйте вещи своими именами!

Гастон Галифе

Беседу с Кристиной я решила, не мудрствуя лукаво, начать с провокационного вопроса:

– Ты не знаешь, у Вики никого не было? Как-то она смерть Тимура восприняла… не вселенская трагедия, в общем. А вроде любимый муж. И ребенка еще потеряла.

– Да, пожалуй… – легко согласилась Кристина, но тут же предложила собственный взгляд на события. – Вика просто упрямая, как Герман. Но она правда удивительно хорошо держится, если и переживает, только за закрытой дверью. Да и то вряд ли. А зря. Говорят, нельзя все в себе держать, вредно, надо выплакаться или отвлечься. – Кристина неожиданно усмехнулась. Легонько так, чуть-чуть.

Да уж, симпатии к Вике тут и рядом не стояло, трагедия или нет, а отношение все одно так себе. Точно отвечая моим мыслям, Кристина добавила:

– Нет, ты не подумай, мне ее вправду жалко. Хотя она меня и шпыняет вечно.

Интересно. Над цепочкой рыдала, от письма, хотя и неприятного, но все-таки дурацкого, чуть в истерике не билась, а сейчас… Неужели в эту хорошенькую головку и вправду не заходила элементарная мысль – в разбившейся машине должна была сидеть вовсе не Вика? Да она должна бы пудовую свечку в ближайшем храме поставить – за чудесное избавление от смерти. Как человек, которому случайность помешала сесть в самолет… а тот возьми и разбейся. Но ставить свечку Кристина, кажется, не собирается.

А почему бы мне через нее не выйти на эту самую Регину, а? Из первых рук выяснить все эти чертовы непонятки с телефонными звонками, а при удаче – еще чего полезного услышать. Портниха, шьющая на семью уже мало не два десятка лет, должна об этой семье мно-о-ого знать.

– Слушай, Кристиночка. Все эти трали-вали вокруг портнихи заронили в меня неожиданную идею…

– Ну наконец-то! – Кристина поняла меня с полуслова. – Давно пора. А то все, что ты носишь… Ты не обижайся только, но джинсы эти, майки…

– Уж прямо одни джинсы и майки! – обиделась я. А честно сказать, сделала вид, что обиделась.

– Да не одни, но… Ты не думай, тебе все это очень идет, только какое-то оно…

– Да вот и я думаю, не пора ли чего-то новенького попробовать. Сделать подарок самой себе?

– Самой себе?!! – кажется, эта идея стала для Кристины сущим потрясением.

– Ладно, сама не сама – неважно. Ты лучше скажи – твоя Регина Владимировна дорого берет?

– Ну… – Кристина задумалась. – По-разному. Наверное, если по рекомендации, да будет знать, что ты журналист…

– Стоп. Погоди. Знаешь, костюм или не костюм, это как получится. Но из этого можно сделать оч-чень интересный материал. А если еще и… – я сделала вид, что быстренько просчитываю какие-то резоны, хотя все у меня было просчитано заранее. – Она на кого-то из известных шьет?

– Конечно. Например, эта… жена нынешнего… господи, как же они называются… жена вице-мэра, кажется, она двадцать лет у Регины одевается. Еще бы! с ее-то формами. Как же ее… Татьяна… Наталья… Мы же виделись там. О! Галина Викентьевна!

Для журналиста «Городской Газеты» вычислить «в верхах» Галину Викентьевну пара пустяков. Пусть даже должности вице-мэра в природе не существует – по крайней мере в природе нашего Города. Сочинить правдоподобную историю, чтобы получить у нее рекомендацию к Регине Владимировне – это нам и вовсе раз плюнуть. Конечно, можно было не заморачиваться и устроить то же самое через Кристину или Германа. Но мне почему-то показалось, что лучше этого не делать. Впрочем, я вообще всегда все усложняю.

Например, частная портниха – в общем, как образ – всегда представлялась мне толстой громогласной теткой. Хотя знакома я была с тремя – и ни одна из них теоретической картинке не соответствовала. Так что, должно быть, мое подсознание предчувствовало встречу с Региной Владимировной. Именно так я подумала, войдя в ее квартиру. Размеры Регины Владимировны еще не заставляли пугаться, но уже внушали легкий трепет. А голос был как у массовика-затейника. При этом, невзирая на такое точное совпадение с моими подсознательными предчувствиями, на портниху она была непохожа абсолютно и больше всего напоминала постаревшую пионервожатую. Знаете? Два прихлопа, три притопа, живенько, стенгазету, бодренько, на сбор металлолома. А вот глаза «пионервожатой» оказались неожиданно умные и даже едкие. Они «облизали» меня с ног до головы, тщательно оценив каждую деталь внешности. Результат осмотра Регину не восхитил, но и недоумения – а то еще и чего похуже – не вызвал. Меня это неожиданно обрадовало.

Вскоре выяснилось, что Герман звонил ей вчера, предупреждал о моем возможном появлении и просил оказать всяческое содействие. Пока Регина, как положено при знакомстве, несла всякую необязательную чушь, я немного собрала мысли в кучку. Лестно, что меня оценили, кажется, со знаком плюс. Приятно, что позаботились – в смысле, Герман позаботился. Почему же меня это пугает?

Собственно, единственный вопрос, который я хотела задать семейной портнихе – не звонила ли Вика с просьбой перенести кристинину примерку? Поглядев в маленькие острые глазки, я как-то сразу поняла, что юлить бессмысленно, – либо я задаю вопрос в лоб, либо могу сразу прощаться. Пришлось рискнуть.

– Кристиночка, конечно, маленькая фантазерка, – сообщила Регина Владимировна. – Но здесь она сказала абсолютную правду.

– А у нее бывают фантазии? Откуда вы знаете? – удивилась я.

Хозяйка усмехнулась:

– Рита, кто знает женщину лучше, чем ее портниха? Только ее парикмахер или косметичка. И то не всегда. Так что поверьте: фантазий у Кристиночки, как у дворняжки блох. Правда, все безобидные. Продавцы ей постоянно комплименты говорят, таксисты бесплатно возят. Родители ее холили и лелеяли, а в школе так чуть не на руках носили, сама директриса с ней французским языком занималась, и одноклассники с ней прямо по всем предметам консультироваться приходили. И теперь, когда она к родителям приезжает, полшколы сбегается с ней встретиться. Такая любовь…

Очень интересно! Если верить Герману, за время замужества Кристина ни разу ни к каким родителям не ездила. И на свадьбе их, между прочим не было. И Боб то же самое сказал. Значит, правда. А сказочки она Регине рассказывает.

– А почему вы думаете, что это фантазии?

Она усмехнулась.

– В дюжину поклонников я поверить еще могу, но чтобы все остальное… И эти рассказы про самый шикарный дом в поселке… Три верховые лошади – это надо же! Конечно, она все сочиняет. Только не стоит ее за это осуждать. Наверное, у нее было очень бедное детство при родителях-алкоголиках. Вот она и придумывает теперь, что все ее обожают, – потому что, когда была маленькая, никто на нее внимания не обращал. Кристина – милая девочка. И если уж жизнь ее не баловала – пусть сейчас утешается таким безобидным способом. Пусть сочиняет, если ей от этого жить легче?

Регина посмотрела на меня, как бы ожидая подтверждения своим рассуждениям. Я кивнула:

– Почему бы и нет, если от этого никому никакого вреда?

– В жизни вообще без вранья не обойтись. Я с голоду бы померла, если бы заказчицам правду говорила.