Текст книги "У страха глаза велики"
Автор книги: Елена Колчак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
6
Улыбка – это флаг корабля
Веселый Роджер
Стас, как обычно, драит одну из машин – так бармены в кино тратят все свое время на протирание и без того сияющих бокалов. Заглянув в распахнутые гаражные ворота, я в очередной раз восхищаюсь размерами помещения – в нем запросто поместилось бы небольшое семейство индийских слонов. Или даже африканских, хоть они и крупнее. А оставшегося пространства как раз хватило бы для небольшой съемочной группы. Запустить еще парочку макак и попугаев попестрее – и можно снять очень оригинальное продолжение «Тарзана». Что-нибудь вроде «Тарзан в городских джунглях».
Джунгли в гараже были еще те: какие-то полки, закоулки, стеллажи, забитые всевозможными непонятными мне предметами. По большей части металлическими, хотя кое-где даже мой неискушенный взгляд опознавал пластмассу, а то и резину. Размеры предметов отличались еще большим разнообразием: от таракана до средних размеров кабанчика. На самых нижних и на самых верхних полках размещались особо крупные экземпляры, а средние полки были заняты железками помельче – такими, что даже я смогла бы каждую из них поднять без риска заработать на этом грыжу.
Впрочем, очень может быть, что «всякого» тут не так уж и много, но при взгляде на изобилие разных штуковин их количество увеличивается прямо пропорционально непонятности назначения. К примеру, когда садишься в стоматологическое кресло, страшных блестящих железок на стеклянном столике видишь сотню, а то и две – хотя чистым счетом их там не больше дюжины. И дорога, которая несет вас к некоей цели, в первый раз оказывается куда длиннее, чем в двадцатый.
Я вежливо здороваюсь и передаю просьбу Ядвиги Леонтьевны. Стас кивает, продолжая сосредоточенно протирать «вольво», который и так уже можно использовать вместо зеркала. В комнате смеха, конечно.
– Тут у тебя целый автобатальон разместить можно. Или самолет…
После небольшой паузы, как будто он оценивал реальность такого размещения, мой неулыбчивый собеседник серьезно сообщает:
– Самолет в ворота не пройдет, – несмотря на очевидную скупость ответов, непохоже, что мое присутствие мешает. Стас отвечает вполне охотно, только очень немногословно. Ну что же, уже успех, попробуем его развить.
– Не маловато машин на такое помещение?
– Скоро больше будет, – без улыбки информирует он. – В субботу для Кристины тоже «вольво» пригонят.
– А почему снова «вольво»?
Стас пожимает плечами.
– Кристина на этом училась, говорит, привыкла.
– Тебе, наверное, интереснее было бы, если бы все машины были разные? – вот ей-богу, ничего я не понимаю в автомобилях и не знаю о чем спрашивать, тыкаюсь наобум. Но последний мой вопрос, хотя и дурацкий, кажется, попал в цель. Наконец-то я вижу, как Стас улыбается. Черт, на кого же он похож? Вот голова дырявая, честное слово!
– Герман Борисович к осени собирается лендровер купить, на охоту ездить, – заискрившиеся глаза и осветившая лицо мечтательная улыбка делают шофера удивительно похожим на самого Германа. Воистину, у всех мальчишек одно на уме – хлебом не корми, дай с железками повозиться.
– Еще не решили, ка… – Стас, замолкает на середине слова, уставившись на что-то за моей спиной. Я оборачиваюсь. Да…
От входа к нам приближается Светочка. До того, я видела ее только в рабочей, так сказать, форме, а тут… Шествует осторожно и сосредоточенно – точь-в-точь вдовствующая королева, которую общественный долг вынудил посетить припортовые трущобы. Тщательно вытравленные волосы сияют нимбом а ля Мерилин Монро. На снежно-белом лице с нежнейшим цикламеновым румянцем ярко выделяются раскрашенные под кошку глаза. Картина довершается интенсивно-морковными губами и золотыми, размером с небольшой браслет, кольцами в ушах, на которых – на кольцах, а не на ушах – болтаются «рубиновые» подвески.
Переливающееся вроде павлиньего пера узкое платье открывает приятной формы коленки и подчеркивает в меру пышные формы. Черные босоножки, усыпанные стразами, опираются на каблуки высотой если не с Эверест, то уж как минимум с Монблан. Где-нибудь в ночном клубе светочкин наряд выглядел бы вполне уместно. Но в девять утра?
Приблизившись, Светочка одаряет нас милостивой улыбкой. То есть, не «нас», а только Стаса – ему и приветствие, и какой-то нежный щебет. На меня обращают внимания не больше, чем на муравья в траве.
В самое первое утро в доме Шелестов я застала Светочку у себя в ванной – она протирала идеально чистое зеркало. Надо полагать, естественное любопытство погнало ее выяснять – какой косметикой пользуется нежданная гостья. Однако вместо положенной каждой уважающей себя женщине выставки у меня на полочке размещается лишь флакон пенки для умывания да сиротливый тюбик крема «для увядающей кожи» московской фабрики «Свобода» – не знаю, как он действует на физиономию, а вот для рук лучшего средства не найти. Это убожество так разочаровало Светланочку, что она окинула меня оскорбленным взглядом и перестала замечать. Вообще. Как класс. Такая трагедия… Зеркало теперь приходится протирать самой.
7
Я встретил вас, и все…
Чикатило
Боб явился сам. Я как раз решала сложнейшую проблему: не то лечь поспать, не то прогуляться по саду, не то просочиться на кухню и выпросить у Нины пару бутербродов. Последний вариант выглядел наиболее вдохновляющим и весьма перспективным – едят здесь как кому бог на душу положит. Точнее, на желудок. В любое время суток можно прийти на кухню и раздобыть какой-нибудь еды. Исключение, о котором мне сообщили сразу же, – общесемейный воскресный завтрак. Вот интересно будет посмотреть.
Незваный, хотя и жданный визитер с ироническим поклоном вручил мне пушистый голубой ирис:
– Приветствую вас, прелестная гостья, столь же загадочная, как этот волшебный цветок! Откройте бедному пилигриму, сильно ли ваша несравненность занята и чем?
Он сразу располагал к себе: не то улыбкой, не то атмосферой легкой игры и необязательности – принося ее всюду, как цветы несут свой аромат – не задумываясь и не стараясь. Я, подхватив игру, ответила:
– Да вот, стражду, раздираемая сомнениями: предаться сну, насладиться красотами ландшафтного дизайна или проникнуть во владения Нины с целью стащить у сей достойной особы чего съестного.
– О мадемуазель! Вы зарождаете искру надежды в моем измученном сердце. Нельзя ли совместить два последних варианта? Устроиться на террасе, любуясь буйным цветением природы, и выпить на брудершафт… по чашке кофе? Быть может, перейдя на «ты», я перестану вас, чудная, бояться? – он забавно склонил голову набок и поглядел на меня самыми жалобными глазами, какие только можно представить.
– Как интересно! – постаралась я попасть в тот же тон. – Разве вы меня боитесь?
– О да, таинственная незнакомка! Хотя для психиатра вы чересчур молоды… Но это, пожалуй, пугает вдвойне…
– Вот как? Разве в этой профессии существует возрастной ценз?
Вообще-то я хотела бы спросить совсем о другом. Например, с какой стати ему вздумалось принять меня за психиатра. Вроде по поводу официальных причин моего присутствия мы с Германом договорились. Или Бобу он чего-то еще рассказал?
Когда мы спустились на кухню, Боб театрально прижал руки к груди и даже сделал вид, что пытается встать на колени:
– Нина Витальевна, голубушка, не дайте погибнуть во цвете лет двум страждущим личностям!
Она – кажется – улыбнулась. Поручиться не могу – мимолетная тень, пробежавшая по ее лицу, могла быть не улыбкой, а чем-то совершенно противоположным. Хотя на тираду, которую с истинно театральным пафосом выдал Боб, улыбнулся бы, наверное, даже гробовщик. Нина же только сказала спокойно:
– Сейчас что-нибудь найдем. Посытнее или слегка перекусить?
А ведь реплика «не очень-то вы похожи на умирающих» прямо-таки просилась на язык! Вотще. Я, кажется, начинала понимать, в чем секрет ее незаметности – Нина никогда не высказывала своего мнения. Конечно, для квалифицированной прислуги это естественно. Но ведь Нина – не совсем прислуга, а свой человек, почти друг семьи. Но сдержанность поразительная. Тут мои попытки завязать разговор явно пропадут втуне. Перед этим высокогорным спокойствием даже веселое буйство Боба несколько поблекло и увяло.
– Так, кормилица наша, поклевать аки птицы небесные.
Получив виноград, сыр и кофе, мы продолжили наш словесный бадминтон на террасе.
– Ох, боюсь, вы сочтете меня скучным… Увы, неумолимые годы погасили мой высокий пламень, превратив юного мечтателя в средней руки бизнесмена.
Шутит он или не совсем? Если только шутит – это мой потенциальный союзник. И совершенно неважно, как он при этом относится к Кристине. Человек, способный шутить над собственной глубокоуважаемой персоной, не станет гадить соседу в компот. А если в этой восхитительной демонстрации самоуверенности есть хоть чутошная доля искренности… Рядом с Германом-то он вечно второй.
– Не могу тебя представить в бизнесе. Деловой партнер? Фантастика! И на работу ты, кажется, вовсе не ходишь…
– Вот так всегда… – подвижное лицо моего визави превратилось в маску огорченного клоуна. Актером бы ему быть, а не бизнесом заниматься.
– Что – всегда? – поинтересовалась любопытная я.
– Женщины никогда не верили, что я могу чего-то добиться. – Боб сокрушенно развел руками. – Впрочем, меня это скорее спасало, чем огорчало. И, кстати, можешь спросить у Немца – я очень ценный кадр.
– У немца? Какого немца? – искренне удивилась я.
Он довольно ухмыльнулся.
– Герман, германец, немец. Я его уж лет пятнадцать так зову. На работу ходить? Когда надо, я и по шестнадцать часов вкалываю – как египтянин на пирамиде.
– И чем же ты занимаешься, если не секрет?
– Да какой там секрет! – отмахнулся Боб. – Придумываю всякое разное.
– Рекламные идеи, что ли?
– Чаще производственные или маркетинговые. В общем, специалист по неясным вопросам. Немец не даст соврать, я свой хлеб недаром ем. Он со своими юридическими мозгами все абсурдные идеи отметает сразу. А именно эти идеи – если, конечно, грамотно их использовать – приносят максимальный доход.
Не могу судить, насколько идеи Боба помогали Герману в делах, но меня прямо таки восхитило, с какой виртуозностью он избежал ответа на вопрос. Вроде бы и ответил, а вдуматься – не сказал вообще ничего.
– Пардон, что значит «юридическими мозгами»? Мне казалось, что Герман занимается торговлей, ну и отчасти производством.
– Зато вскормили эту акулу бизнеса именно на юрфаке, Викушка-то по его стопам пошла. А экономическое образование – это он уже потом добавлял, для комплекту, значить.
– Ясно. Инженеры торгуют пивом, а биологи в поте лица вяжут детские шапочки. Загадочная русская душа.
– Ну да, ну да. А юридическое образование в любой деятельности полезно.
– Ага, особенно в производстве газонокосилок, – съязвила я непонятно зачем.
– Да и там тоже. Хотя это уже крайности. Тебе никто не говорил, что ты споришь только ради того, чтобы поспорить?
– А я разве спорю? – мурлыкнула я самым нежным и тягучим голосом, на который была способна – примерно как сгущенка – и для усиления эффекта заложила руки за голову и сладко-пресладко потянулась. Прямо одалиска в гареме. «Султан» зевать не стал и легонько щелкнул меня по животу, так что я мгновенно сложилась вдвое, едва не сбив со стола кофейную чашку. Вот и пытайся после этого изображать сладкую идиотку! Не с этим кадром, во всяком случае. Ну ладно.
– С чего это ты меня психиатром обозвал? Вроде никого не трогаю, починяю примус, собираю материал для биографии. Акула бизнеса в семейном интерьере. Или Герман…
Молчал он с минуту, не меньше. Покачал головой, хмыкнул:
– Немец мне скормил ту же версию, что и всем. Балбес. Сперва Степа все компьютеры в доме поковырял – типа рутинная антивирусная проверка. Ага! Начальнику службы безопасности больше делать нечего. А теперь ты. Вообще-то я с Германом не со вчерашнего дня знаком. Эта, как ты выражаешься, биография ему нужна, как удаву подтяжки. И на фига же он тебя пригласил? Компаньонка-наблюдатель, какие еще варианты? Юная супруга не может вписаться в коллектив и нервничает. А про психиатра я уж так, для красного словца сказал. По моим наблюдениям для психиатра пока еще рано.
– По наблюдениям, говоришь? И с кем ты ими уже поделился?
Боб покрутил пальцем у виска.
– Ага, вот прям хожу и всем нашептываю: а что же тут эта девушка делает? С какой стати? Да ты не напрягайся, никто про тебя ничего такого не думает.
9
Главное в путешествиях – не красоты природы, а новые незабываемые встречи
Красная Шапочка
Сокурсникам Кристины я представилась, как есть, журналистом – это обычно дает широчайшее поле для маневра. Народ почему-то полагает, что журналист – это такая помесь Карлсона, фотоаппарата и Джеймса Бонда. Скачет, как взбесившийся вертолет, туда-сюда, а потом вдруг что-то «интересненькое» начинает публике рассказывать. Как это у него, болезного, выходит – публика не понимает да кстати и не стремится понять. Какая, в сущности, разница, из какого потайного кармана фокусник вытащит кролика, главное, чтобы кролик появился. Улыбки, аплодисменты, общее веселье – короче говоря, восторг. В результате профессия журналиста по загадочности и р-романтичности для большинства людей стоит где-то между шаманом и летчиком-испытателем. Хотя на самом деле это что-то среднее между бухгалтером и почтальоном: сложить два и два, а потом принести итог «в каждый дом».
Зато такое вот трепетное отношение оказывается весьма удобным для самого журналиста. С каким бы дурацким вопросом и к кому бы ты ни пришел – это сочтут естественным поведением. Вот и мой интерес к Кристине никакого удивления у ее одногруппников не вызвал. Только плотная стриженая девушка в просторном джинсовом сарафане скептически усмехнулась:
– Вы о ней писать будете?
– О ней в том числе. – я постаралась напустить как можно больше тумана. Сами все додумают и сами все расскажут.
Все не все, но в первые полчаса, как это нередко бывает, информация сыпалась, как горох из дырявого мешка. Всевозможная. У Кристины всегда можно было списать. Кристина сама безбожно списывала. Кристина зарабатывала оценки томными взглядами. Кристина поглощала учебный материал с неумолимостью мясорубки и знала куда больше, чем нужно по программе. Кристина, напившись, подралась с девицей с соседнего факультета. Кристина в рот не брала спиртного, а на факультетские вечеринки не ходила в принципе, предпочитала дорогие ночные клубы. Кристину интересовали только деньги. Кристину интересовала только учеба и карьера. Кристину интересовали только мужчины, но хватало мозгов, чтобы крутить романы так, чтобы про них никто в институте не знал. Кристина нюхала кокаин. Кристина бегала по утрам и три раза в неделю ходила в бассейн. Кристина никогда никому ничего не одалживала. Кристина запросто могла подарить дорогую помаду, а уж перехватить у нее деньжат до стипендии вообще было раз плюнуть. Смотрела на всех, задрав нос, сходить с однокурсниками попить пивка – было ниже ее достоинства. Добрая душа, всегда посочувствует. И прочая, и прочая… Еще немного, и была бы драка.
Через полчаса, оставшись в количестве пяти человек и выговорившись, народ несколько успокоился и согласился промеж собой, что все это лишь болтовня, а на самом деле… Что же там было на самом деле, никто сказать не мог.
– Очень замкнутая. Если не знаешь, никогда не догадаешься, что она из села. У нас сельских много, так они все… знаете… ромашки спрятались, поникли лютики. А Кристина… Кристина была такая… такое оранжерейное растение, – со вздохом подытожил парень, больше похожий на кинематографического бандита, нежели на студента. Я мысленно отметила, что может оказаться перспективным вариант обиженного поклонника. Во-первых, как источник информации – отвергнутый ухажер обычно знает о своем «предмете» куда больше, чем «просто знакомые». А во-вторых, запавшая в память обида приводит иногда к совершенно замечательным, даже глобальным последствиям. Ах, у тебя, Кристиночка, все в порядке? Так я тебе перцу в компот подсыплю – чтобы жизнь медом не казалась (и перцу – это в лучшем случае). Да, вариант интересный. Особенно, если кто-то из этой публики знаком с Викой, к примеру, или с Ольгой. Или даже со Светочкой.
– За ней, должно быть много ухаживали?
– Ухаживали-то многие, да только…
– Я занята, и весь сказ, – процитировала девица в джинсовом сарафане.
– Ни в группе, ни вообще на факультете у нее никогда никого не было.
– Козлик ее в какие-то клубы водил. Хотя тоже… без последствий.
– Козлик, простите, это кто?
– Козицкий, сын нашего декана, – чуть не хором сообщила компания.
– О-о… – я постаралась изобразить на лице глубочайшее почтение. – Он, должно быть, сильно обиделся, что кто-то посмел ему отказать…
– Кто его разберет? – повела круглым плечом «джинсовая» девица. – Он же белой кости, до нас не снисходит.
Великолепно. Запомним и переменим тему.
– А на экзамены, на зачеты Кристина первая или последняя ходила? Обычно девушки больше тянут…
– Ну да – последняя! Чем скорее – тем лучше. Да у нее нервов вообще нет. Одни мозги. Потому и романов не заводила – ей это было просто неинтересно, – сообщил молчавший до сих пор чернявый худой парень. – Знаете, как народ сопромата шугается? Так она эти эпюры, как семечки, щелкала.
– Скажешь тоже – нервов нет. Это вы, мужики, бесчувственные. Ну и что, что сопромат? Знаешь, как она рыдала, когда у нее ручка в кармане пиджака потекла? И день плохой, все против нее, и вообще на улицу выходить не надо было.
Так. Ясно, что близких приятелей Кристины среди этой пятерки нет. Явных врагов, впрочем, тоже.
– А кто ее лучше всех знает? С кем-то ведь она наверняка дружила?
– Мы же и говорим – ни с кем, – заявили они опять почти хором. Странно. Им что, неприятно вспоминать? Или они чего-то опасаются? Непонятно. Ну ни с кем, так ни с кем.
– Какие у нее вообще были отношения в группе, на факультете? Ссорилась? Могла вспылить по пустякам? Обижала? Обижалась?
«Бандит» покачал головой и усмехнулся:
– Кристина – самый неконфликтный человек на свете. Свято уверена в том, что все ее любят, и не просто любят, а готовы в любой момент все для нее сделать – потому что вот такое она солнышко и всем ужасно приятно с ней общаться – и ничего другого ей в голову прийти не может. И, кстати, тут она в чем-то права.
– Ну не скажи, – вмешалась жгуче-черная девица с черным же лаком на ногтях. Помада у нее при этом была сиреневая, а блузка пронзительно-зеленая. Казалось бы – кошмар, ан нет, в целом получалось ярковатое, но вполне приятное зрелище. – Это с мужиками она такая мягкая, а могла и по стенке размазать. Я как-то раз пошутила неудачно, так она меня чуть живьем не съела: мол, лезешь не в свое дело, неприятностей захотелось? И конечно, неприятности тут же и начались.
– Большие?
Девица с черными ногтями поморщилась.
– Ну… достаточные. Неважно.
Ага, надо полагать, Кристина ей перебежала дорожку, в смысле кого-то увела.
– Ерунда все это, – решительно возразила «джинсовая». – Вам с Левчиком надо поговорить. Уж он-то ее знает как облупленную.
– Ну… Левчик скажет… – недовольно протянула «обиженная».
– Больше нас, по крайней мере.
После двухминутной перепалки все решили, что «джинсовая» права, а Левчик «наверняка в нашей лаборатории очередную железку облизывает». «Бандит» – самый доброжелательный из всей компании – проводил меня в подвал. Без него я точно заблудилась бы в нескончаемом лабиринте плохо освещенных серых коридоров, сворачивавших и пересекавшихся под какими-то немыслимыми углами. Похоже, проектировщики или строители – или и те, и другие сразу – одновременно с работой над объектом ставили мировой рекорд потребления напитков.
Левчик оказалося белобрысым розовощеким пухляком с очень светлыми, неожиданно колючими глазами. От подскочившей к нему девицы в зеленом – «Лёвчи-ик, а тут журналист Кристиной интересуется, ты же про нее больше всех знаешь» – он отмахнулся, как от комара, а на меня взглянул без малейшего дружелюбия:
– Журналист? Светская хроника, что ли?
– Вроде того.
– Сплетни, значит, собираете, – буркнул он.
– Ну почему же сразу сплетни? – «обиделась» я. Но – не помогло. Все попытки убедить этого сфинкса в абсолютной чистоте моих намерений остались тщетными. Я даже «проговорилась» об анонимных посланиях, мол, это может быть опасным, надо помочь – но единственным результатом стало:
– Вы думаете, что это моя работа?
– Да что вы, что вы! Но кому как не вам, знать – кто мог на Кристину затаить зло…
Безнадежно.
Странный персонаж. Может, зря я ему про анонимки сказала?
