Текст книги "У страха глаза велики"
Автор книги: Елена Колчак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
10
Брак – это на всю жизнь
Генрих VIII
В холле меня перехватила Зинаида Михайловна:
– Риточка, что-то вы к нам и глаз не кажете. А уж кто про Герочку больше родителей знает? Пойдемте, я вас чайком побалую.
Ну, чайком так чайком. Авось и чего-нибудь интересное услышу. Размышления никуда не уйдут – сколько можно опилки пилить.
Представьте себе электричку с дымовой трубой и прочими паровозными атрибутами. Комнаты, которые занимают старшие Шелесты, производят такое же впечатление перепутанного времени: навесные потолки – и старая пятирожковая люстра, музыкальный центр «космического» вида – и рядом, в углу не то «Горизонт», не то «Рекорд», которому место на музейном стенде «История советской электроники». Диван… О! Таких диванов я за свою жизнь видела не больше трех. Честное слово, кажется, что «старики», как иногда называет их Герман, без малейших изменений перевезли в свои новые апартаменты всю старую обстановку.
– Зинаида Михайловна, а как Герману Борисовичу вообще пришло в голову собрать всю семью в одном доме? Это сегодня не очень-то типично.
Ответила Зинаида Михайловна непонятно:
– Герочка – хороший мальчик… – и после вздоха, – Только вот с женами ему не везло…
Если вы видите, что человек готов оседлать любимого конька – не мешайте ему, сам – в данном случае сама – все выложит. Надо только время от времени выражать свою заинтересованность бессмысленными восклицаниями типа «неужели?», «что вы говорите?», «ну надо же!» Не вредно добавить в голос толику сочувствия, а удивленную интонацию чуточку приправить легчайшим недоверием:
– В самом деле?
Естественно, Зинаида Михайловна мгновенно подхватила брошенный «мяч».
– Марина еще ничего была. Гонору, конечно, многовато, это ей не скажи и туда не указывай, она сама знает, как жить и что делать. В кино одна ходила, когда Гера занят был.
– Да что вы говорите?! – бурно удивилась я.
– Да-да. Пыталась я с Германом поговорить – мало ли куда она ходит, знаем мы эти кино – как об стенку горох. И то – ночная кукушка дневную всегда перекукует. Я как-то раз не поленилась, за ней пошла – две серии отсидела, и ничего. Домой пришла, я ей сразу – по киношкам бегаешь, а хлеба купить и в голову не придет. Ой, извините, Зинаида Михайловна, забыла, сейчас сбегаю. Вот и поговори с ней. Правда, как Оленьку родила, тут уж не до фанаберий стало, не поразвлекаешься, когда ребенок на руках. Но справлялась она хорошо, ничего не скажу. Повезло ей – Оленька здоровенькая родилась, и не болела совсем.
Ох, знаем мы это «повезло». Да пусть дитя хоть трижды здоровым родится – если не болеет, матери надо спасибо говорить, а не природе. Но Зинаиде Михайловне (как еще миллиону других свекровей) приятнее думать, что невестке «повезло». Спору нет, девушки разные бывают. Как, между прочим, и молодые люди. Но почему-то большинство свекровей убеждены, что такие растения как «невестка» произрастают исключительно на помойках. Если все складывается нормально – «повезло», а если уж вдруг молоко убежит или пуговица оторвется – туши свет, «чего еще от «нее» ожидать». Не все, конечно, так рассуждают, но – большинство, да.
– Тут все это безобразие началось, перестройки всякие. Но Герочка не растерялся. Дела у него сразу хорошо пошли. Живи да радуйся, раз уж с мужем так повезло, и копеек считать не приходится, и отчета никто не требует. А она фырь-фырь, новой жизни ей захотелось, чтобы тепло кругом и продавцы вежливые.
Мне подумалось, что Марина сбежала, наверное, не столько к благам европейской цивилизации, сколько от воспитательных упражнений Зинаиды Михайловны. За пятнадцать-то лет и ангельское терпение лопнет.
– Ну и уехала. Я надеялась, теперь Герочка найдет хорошую девушку, чтобы… – Зинаида Михайловна вздохнула. – А эта? Деточка, деточка, а палец в рот не клади – раз-раз и окрутила.
– Мне показалось, что она чего-то боится, – осторожно закинула я маленький крючочек, который, как мне казалось, Зинаида Михайловна должна была схватить наверняка. И я не ошиблась.
– Вот и пусть боится, страх должен быть, а то фьюить, фьюить, подолом махнет и… А вообще нечего ей тут делать. – Зинаида Михайловна заявила это твердо, как припечатала, – Чужая она здесь! Вот пусть только у Герочки глаза откроются.
– Зиночка, ты несправедлива, – робко вмешался Борис Наумович. – Кристина – очень милая девочка.
– Милая! А ты тут же и расскакался, как… горох! – Зинаида Михайловна, кажется, собиралась припомнить пожилое парнокопытное, но покосившись на меня, смолчала. – Всем вам одного надо! Глазки чистенькие, попка кругленькая – все, готово! Вспомни, как она тебя осадила, а? Забыл?
– Ну, Зиночка, я же не хотел ничего плохого. Робкая девочка, в чужой семье…
– Молчал бы уж… – Зинаида Михайловна последний раз бросила мужу взгляд типа «знаем мы вас» и вновь превратилась в радушную хозяйку. – Риточка, вам чаю еще налить? А вы что-то и печенье не попробовали, берите, очень вкусно. – Зинаида Михайловна окинула меня оценивающим взором, – вам, Риточка, наверняка и в голову не приходят все эти глупости? Взяли моду – калории считать! Даже Викуша, и то… – она укоризненно покачала головой. – Оленька тоже все салатиками пробавляется – ну как так можно? Ведь ребенок еще, ей расти нужно, а она, вишь, талию бережет. А уж Кристиночка вовсе как птичка поклевывает.
Да уж, интересно. Страх, видите ли, должен быть. То-то собственный муж ее, как цыпленок ястреба, шугается. Вот интересно: насколько активно Зинаида Михайловна воспитывает сыночка на предмет несоответствия его жен маминым высоким идеалам. Потому как одно дело, если ревность проявляется в нравоучениях, а если нет? Тогда она, простите за банальность, как паровой котел или, хуже того, фурункул: копится, копится, а после как рванет… Вдобавок, оказывается, у Зинаиды Михайловны, кроме понятной материнской ревности, есть еще одна причина не любить Кристину – тоже ревность, но супружеская. А это причина не менее, а может, и более серьезная.
А если еще и опасения за мужнину преданность носят не эфемерный, а вполне обоснованный характер? Если Борис Наумович народную мудрость про седину и ребро уже пытался подтверждать делом? И как на это могла отреагировать Кристина? В самом деле «осадила»? Или нет? И не обиделся ли в итоге сам Борис Наумович? Если судить по вспыхнувшей за чаем перепалке, то, скорее, наоборот, но ведь и движение солнца вокруг Земли очевидней очевидного, а на самом деле…
Господи! Народу в доме – по пальцам перечесть, а побуждения и мотивы напоминают орнамент, изготовленный неумелой вязальщицей. Путаница фантастическая. Кстати или некстати вспомнился анекдот времен начала перестройки, когда все торговали всем подряд – и преимущественно по телефону. «Вагон кофе возьмешь? – Конечно! – А вагон патефонных иголок? – Ну… ладно, возьму. – О кей, забирай, у меня на товарной станции два вагона этой смеси стоят». А мне теперь, значит, как Золушке, отделять кофе от патефонных иголок?
11
Мы продолжаем себя в детях
Папа Карло
Звезды тут потрясающие. Совсем не то, что в многоэтажных районах. Там за отсветами жилья, дорожных фонарей и рекламного сияния – ну и за смогом, конечно, – иной раз и луна еле-еле видна, не то что звезды. Так, искорки невнятные. А тут – крупные, как орехи, вот-вот посыплются. «Открылась бездна, звезд полна…» Воистину полна. Только глянешь – и зацепляешься за это мерцание, как за шестеренки этого, как его, общемирового механизма, и тащат они тебя все дальше, дальше, а ты и не сопротивляешься. Уплываешь, уплываешь, уплываешь…
Как же – уплывешь тут! Только начнешь сливаться с мировой гармонией – тебя тут же выдергивают оттуда. Прямо за шиворот, изверги! А если совсем точно – за уши. Не успела я толком погрузиться в созерцание вечерних красот, как с лестницы послышался крик. Не такой, каким доносят до сознания общественности информацию о пожаре, но тоже вполне… проникновенный. Раз уж я услышала его через закрытую дверь. Деликатно выражаясь, такой тип разговора называют беседой на повышенных тонах.
Голос принадлежал Герману и был, хотя и громкий, но такой усталый, что мне сразу захотелось его – Германа, а не голос – пожалеть.
– Папа, я тебя умоляю, подумай еще! Ты же взрослый человек!
Следом раздался стук двери. Однако же. Германа, видать, рассердили не на шутку. Двери-то здесь не на широкую российскую душу рассчитаны, мягонькие они и нежные. Беззвучные. Чтобы такими хлопнуть, надо оч-чень хорошо постараться. Через минуту раздался стук теперь уже в мою дверь. На пороге появился Герман. Прошел через комнату, плюхнулся в кресло и уставился на меня.
– Что стряслось? – поинтересовалась я.
– А-а… – он махнул рукой. – Мелкая домашняя война. Отец в больницу ложиться не желает.
– Батюшки! А что с ним?
– Да непонятно. Возраст, наверное. Вроде бы ничего явного, просто… ну, то, что называется «неважно себя чувствует». У ядерщиков что-то в этом роде бывает, но он никогда ни с чем таким не работал, ни в каких Красноярсках-16 не жил, в Белоруссии и на Украине, где чернобыльское облако проходило, тоже не был. Может, просто микроэлементов каких-то не хватает, может, возраст себя оказывает. Не знаю, я не медик. Лег бы на обследование, там посмотрели бы, что к чему, витаминчиков покололи. Я ему в лучшей клинике место устроил, а он фокусы показывает. Не надо мне никаких больниц, само утрясется.
– И что ты с ним делать будешь?
– А ничего, надоело, я на маму это оставил, она за два дня его обработает. Нельзя же так на себя плевать.
– Нельзя, – согласилась я.
– Как у тебя первые впечатления? – Герман круто сменил тему.
Наверное, подчиненные перед ним по струночке ходят, два раза повторять не приходится.
– Сильнее всех, на первый взгляд, ее не любит Вика. Но может, не сильнее, а просто откровеннее.
– Вика просто ревнует, – отмахнулся Герман. – Она и к Ольге ревнует. С Мариной отношения наладились только в последний год, когда она уже всерьез на ту сторону намылилась. Вика про это, правда, не знала, но, наверное, почувствовала. Да и вообще, ревность ревностью, но чтобы Вика… Она человек выдержанный. Даже с Тимуром не ссорится.
– Ну знаешь! По-моему, с Тимуром поссориться – это сильно постараться надо. Другой такой флегмы свет не видывал.
Герман усмехнулся.
– Ты его просто мало знаешь. Видела бы ты, что творилось, когда он за Викой ухаживал. Во все стороны пыль летела.
– Он машину водит?
– Водит, конечно.
– А своей нет?
Герман рассмеялся, но несколько натужно.
– Это все оттуда же. Гордый очень. На жестянке какой-нибудь ездить – тем более Вику обожаемую возить – не желает, а что-то достойное пока позволить себе не может. Я хотел им подарить, так он меня чуть не убил, как будто я ему не подарок, а гадость страшную хочу сделать.
– Ему? – удивилась я. Логичнее было бы, если бы подарок – тем более такой солидный – был адресован от брата сестре.
– Если бы Вике, тогда бы точно убил. Я, видишь ли, имел право о ней заботиться до свадьбы. А теперь она его жена, прочее соответственно.
– Но живут-то они здесь? – я решительно ничего не могла понять.
– Живут, потому что Вика это условие еще до свадьбы поставила. Или здесь, или до свидания. Пришлось Тимурчику смириться.
Похоже, Германа тимуровские попытки сохранить хотя бы видимость самостоятельности ничуть не задевали, скорее веселили.
– Значит, гордый? – уточнила я. – А как же его гордость позволяет пользоваться услугами Стаса, зарплату-то ему ты платишь?
– О! – Герман поднял указательный палец. – Это – история, причем гениальная по своей глупости. Гордость, естественно, не позволяет, абсолютно справедливо. Но когда я заметил, что Вика ждет ребенка… Короче, я был неумолим: это моя единственная сестра, и я не желаю рисковать здоровьем будущей матери. Вообще-то для меня это был повод, Вика – девочка очень осторожная и внимательная, обеспечивать ее безопасность таким образом не было никакой необходимости. Но мне показалось, что она под руководством любимого мужа потихоньку задыхаться начинает. В общем, нашла коса на камень.
– И как ты его убедил?
– А я его не убедил. Он теперь выплачивает треть зарплаты Стаса. Он настаивал на половине, но я ему с цифрами доказал, что его доля должна составлять треть. На том и помирились. – Герман задумался. – Может, это он Кристину изводит? Просто чтобы Вике приятное сделать. С него станется.
– Он что, дурак?
Герман пожал плечами.
– Он Вику очень любит. Когда она сказала, что ей не нравятся брюнеты – он на следующее утро явился… ну, как фотонегатив: сам смуглый, волосы и даже брови белые – можешь себе это представить? Вика хохотала полчаса, потом велела немедленно ликвидировать это безобразие и первый раз согласилась отправиться с ним… я сегодня уж и не помню – куда. Своего ближайшего помощника уволил, потому что Вике тот не понравился. В качестве свадебного подарка.
– Тимур? – я задумалась. По неясной причине я до сих пор ни на минуту не принимала мужа Вики всерьез. Или хотя бы как самостоятельную личность. Муж Вики – и все тут. Но если он мог уволить толкового работника только ради того, чтобы порадовать ненаглядную… Хотя еще неизвестно, насколько этот работник был толковый. – Вика Кристину не любит, мама твоя. Но и Вику, и Зинаиду Михайловну не устроит вообще ни одна кандидатура рядом с тобой.
Герман кивнул.
– Ну… Если Мила Йовович получит герцогский титул, три Нобелевских премии и вдобавок станет премьер-министром, например, Великобритании – и при этом еще будет глядеть на меня снизу вверх…
– А мама тебя часто учит, как надо себе пару выбирать?
– Регулярно… – устало подтвердил Герман.
– Бедный богатый мальчик. Тебе никогда не казалось странным, что Вика и Зинаида Михайловна довольно прохладно относятся друг к другу, но совершенно одинаково смотрят на твоих…
– На моих женщин. Чего уж тут странного? У них и между собой трения на ту же тему. Меня никак поделить не могут. Да пустяки, я привык. Понимаешь, я же люблю их. Всех. А помирить не могу. Даже и не пытаюсь уже. Просто стараюсь сглаживать острые углы, когда вылезают. До сих пор вроде удавалось, а теперь… Как будто где-то в доме притаился маленький тролль, невидимый и очень злой. Сидит и пакостит. Против Марины такого не было.
– Может, потому что таких денег не было?
– Ты с ума сошла! – возмутился Герман. – Я всегда о семье заботился, никогда ни в чем не отказывал. Никакая женщина этого изменить не способна. И они прекрасно это знают.
– Насчет злобного домового – идея интересная. Главное – перспективная. Побрызгаем все углы святой водой – он сам и вылезет.
– Ты что, и в самом деле в духов веришь?
– Угу. Особенно после второго стакана. Только мне все больше инопланетяне являются. Такие, знаешь, маленькие, с блюдцами. Иногда даже с чайниками. А если это и впрямь домовой, тогда тут не я, а батюшка с кадилом нужен.
– Да хоть десять батюшек – лишь бы помогло…
Мне хотелось хоть чуть-чуть расшевелить Германа – уж больно он был замороженный, как хек на прилавке. Но все мое балагурство пропадало втуне. Казалось, предложи я сейчас вызвать самого Папу Римского для сеанса экзорцизма – Герман лишь пожмет плечами и начнет выяснять, сколько это стоит. Вот допекли мужика! Мне его было жаль даже больше, чем саму Кристину.
– Герман, а у тебя, часом, в делах никаких неприятностей не нарисовалось?
– Да нет. Там-то как раз все в порядке. Только дома кавардак. Мистика какая-то! Говорят же – плохое место, хорошее. Энергетика там и все такое. Ты не думай, я не всерьез, только… Дом-то выстроен на старых развалинах.
– На графских?
– Не знаю, – Герман снова не принял шутки. А может, Гайдара в детстве не читал. – Какой-то загородный особняк тут стоял. Может, и графский.
– Ага, а теперь покойный владелец по ночам осваивает современную технику. Представляешь, сидит такой скелет в лохмотьях за монитором и костями по клавиатуре стучит?
Герман пожал плечами. Мои шуточки его ну никак не веселили.
– Но письма-то – штука вполне материальная, не привидение же их, в самом деле печатало.
– Да… письма… – как-то вяло согласился он.
12
Мысль изреченная есть ложь.
Герасим
Вдоволь нахлебавшись за неделю «домашнего уюта», я ожидала, что атмосфера за пресловутым семейным завтраком будет напоминать шкуру кошки, которую полчаса причесывали: только дунь – и ворох искр летит во все стороны. Ан нет! Никаких молний над столом не летало. Только Зинаида Михайловна пару ма-ахоньких стрелочек пустила:
– Кристиночка, вам обязательно нужно фасоль кушать. И сливочное масло. Очень освежает кожу, а главное – для нервов полезно.
Не знаю, как там «для нервов», а кожа Кристины сегодня точно нуждалась в освежении. Цвет лица, невзирая на косметику, был такой, словно она не спала по меньшей мере двое суток. Разве могла заботливая свекровь упустить такой случай?
Остальные присутствующие вели себя на удивление корректно. Кстати, любопытная деталь: в «семейном» завтраке участвовали действительно все жители дома. Даже Нина завтракала вместе со всеми, отлучаясь лишь для того, чтобы переменить блюда.
Семейная идиллия, одним словом.
Вообще-то статистика утверждает, что девять из десяти преступлений происходят как раз в такой вот милой домашней обстановке. Когда напряжение сбрасывается скандалами – жизнь получается бурная, но долгая. А когда все вежливы и предупредительны – жди беды.
Ох, Маргарита Львовна, что-то тебя опять в криминальную тематику заносит. Слава Богу, ничем таким тут не пахнет. Или все-таки пахнет? Ведь что-то все-таки есть. Духота какая-то и общее молчание. Ни шуточек, ни рассказов о своих делах – семейный ведь завтрак-то! Как замечалось в одной умной книжке, «они слишком вежливо передавали друг другу масло».
Может, просто погода меняется? Давит, как перед грозой. Ни ветерка.
– Стас, после обеда будь добр, съезди в аптеку. Зинаида Михайловна тебе списочек даст.
– Только недолго! – капризно заявила Кристина. – Мне к трем на примерку нужно. – Так – с ноткой неумолимого требования – высказывают просьбы несколько неуверенные в себе дети, для которых капризы – не развлечение, а способ привлечь внимание тех, кто, по мнению ребенка, обязан его любить.
– А почему не на своей? – мягко спросил Герман.
– Да, вот прямо так сразу, с бухты-барахты сяду и поеду? – Кристина слегка поморщилась, недовольная не то вопросом, не то качеством поедаемого омлета. Скорее всего, вопросом, потому что у омлета имелся один-единственный недостаток: от него невозможно было оторваться.
– Ну ничего, малыш, успеете, – улыбнулся Герман.
– А-а… – Вика растерянно посмотрела на мужа, на Германа, снова на мужа. – Мы ведь к Никитиным собирались, на крестины. Что теперь, такси вызывать?
– Ох, извини, родная, я и забыл, – смутился на мгновение Герман, но тут же нашел решение. – А давай я вас отвезу, мне все равно по дороге, а вечером Стас вас заберет. Годится?
Вика глянула на Кристину искоса, но почему-то сразу вспомнилось, как в далекие уже лета мальчишки пулялись исподтишка вишневыми косточками. Наверное, они и сегодня развлекаются так же – лишь вишни другие, не живут столько вишневые деревья, да и мальчишки… Те давно выросли, а нынешние, пожалуй, что и не косточками уже стреляют, косточками-то – безопасно. Хотя и больно. Но Вика тут же повернулась к Герману и улыбнулась:
– Конечно, Герман, если тебе не сложно. Спасибо! Я всегда говорила, что такого заботливого брата ни у кого на свете нет, – и еще один «вишневый» взгляд улетел в сторону Кристины. После минутного молчания, насладившись торжеством, Вика примирительно добавила: – Хотя не беспокойся, пожалуй, мы и правда можем сейчас такси вызвать. Или подождем, время пока терпит. – Герман хмыкнул, отодвинул тарелку, встал, проходя мимо Вики, ласково взъерошил ей волосы, поцеловал сестру в макушку и вышел. Бедный мужик! Можно, конечно, поселить в одной клетке хорька, ворону и кролика – только вряд ли обитатели будут наслаждаться этим… разнообразием. Если и будут, то недолго.
13
Сколько волка ни корми – он все равно ест и ест.
Вл. Дуров
После клубничного суфле, завершившего семейное сборище – и как они тут в гиппопотамов не превращаются? – состояние сытости приобрело просто патологические формы. С одной стороны тело полностью потеряло способность к самостоятельному передвижению, и это очень раздражало. С другой – совершенно ублаготворенный желудок распространял вокруг себя волны всепоглощающей любви к окружающему миру во всех его проявлениях. Даже таинственный злодей, подгрызающий фундамент теплого дома господ Шелестов, начал вызывать сочувствие: так старается, бедный, а толку – чуть. Его титанические попытки навредить Кристине казались теперь пустячными и даже, чем черт не шутит, случайными.
В конце концов два этих чувства скооперировались и привели мою противоречивую личность к вполне дурацкому занятию, которое, впрочем, можно было считать активным проявлением этой самой любви к миру.
Итак, я сидела на своем подоконнике и, спрятавшись за шторой, пыталась подманить кусочками ветчинного сала нахальную синицу. Она запросто прыгала на мой подоконник, когда меня на нем не было – а сало, наоборот, было. Причем иногда прилетала и просто так, без приманки. Но меня – в качестве безмолвного и бездвижного приложения к салу – осторожная птица не желала принимать абсолютно. Я ей подсвистывала, я сворачивалась в комочек, я вжималась в оконную раму – бесполезно.
Когда я совсем расстроилась от невозможности наладить контакт с младшей сестричкой по разуму, приехал Стас. Загнал машину в гараж – аккуратист! – и с небольшим пакетом отправился в дом. К Зинаиде Михайловне, надо полагать.
Сытость не стимулирует умственные способности. И мысль, явившаяся в мою полусонную голову, была вполне дурацкой: а может, она, синица, чувствует мой интерес и специально издевается? Значит, надо притвориться, что мне на нее наплевать, а на окне я сижу просто так, воздухом дышу, за населением дома наблюдаю.
Население, похоже, привыкло к таким «завтракам» и жизненную активность проявляло не меньше, чем обычно. Сперва я увидела Светочку. Сегодня ее внешний вид несколько более соответствовал времени суток: фиолетовые лосины до колен и желтенькая полупрозрачная рубашечка, завязанная на животе. Макияж, впрочем, был не менее боевым. Светочка огляделась и юркнула в открытую дверь гаража.
Через несколько минут из дома появился Герман с большим серым кейсом. Он что, и по воскресеньям работает? Похоже, что так: «мерс» величественно выехал из гаража и двинулся к воротам. Цвет у него, кстати, изумительный: не классический для «мерсов» черный, а – даже и не знаю, как назвать-то – как черная вишня, да еще с легкой металлической «сединой». В общем, с первого взгляда кажется, что машинка черная, а приглядишься – и ахнешь.
Но вот ведь чудеса! Я готова была поклясться, что Светочка из гаража не выходила. Вряд ли можно было не заметить ее ослепительный наряд. Однако каким-то неясным образом она оказалась возле ворот – и как раз в тот момент, когда к ним подъехал Герман. Светочка – насколько я могла со своего насеста разобрать – ослепительно улыбнулась, «мерс» притормозил, Светочка, изящно склонив головку, что-то сказала, дверца машины открылась, Светочка скользнула внутрь…
Н-да. И бесполезно ей доказывать, что в этом пруду рыбы нет – ради такой заманчивой добычи, как Герман, можно и из кожи повылазить. А попросить подвезти – один из способов приблизиться к преследуемому объекту. Но как она ухитрилась очутиться у ворот, не выходя из гаража? Телепортация, не иначе.
Едва «мерс» скрылся с глаз, из дома выскочила Ольга и понеслась по дорожке с такой скоростью, словно за ней гналась стая крокодилов, влетела в гараж… А через пару минут вышла уже совсем в другом темпе, как в том анекдоте – медленно и печально.
Синицу мое притворство не убедило, и она решила отплатить мне той же монетой. Усевшись на ближайшей веточке, принялась тщательно прихорашиваться – и при этом постоянно посматривала в мою сторону левым глазом.
Вскоре появилась Кристина. Ей полагалось сиять как лауреату международного конкурса – и машину новую пригнали, и Вику за завтраком победила. Более-менее.
Сияния, однако, не наблюдалось. Мне даже показалось, что она обижена на весь белый свет и господа бога в придачу – никогда не видела, чтобы чья-то спина выглядела настолько раздосадованной. На такое только кошки способны. Представьте, что прима Ла Скала вынуждена петь в дешевеньком ресторанчике. Исполнение-то, конечно, будет виртуозным – она, если действительно прима, по-другому не умеет. Но представьте себе выраженье, с которым она будет это делать. Вот именно такое – абсолютно непечатное – выражение было «нарисовано» в тот момент на спине Кристины.
Что бы это значило?
Синица закончила наводить красоту и вновь принялась меня дразнить. Вот вредная птица! Еще четверть часа мы с ней испытывали терпение друг друга, в конце концов мне это надоело.
Из гаража вышли Стас и Вика. Стас вытирал руки какой-то серой ветошью, Вика улыбалась.
Ну как можно думать без сигареты? Но пустая пачка ехидно сообщила, что «курение вредит вашему здоровью». Все, действительно пора бросать. Вредно. И вовсе не потому, что «Минздрав предупреждает». У сигарет есть еще одна крайне неприятная особенность: они любят заканчиваться в самый неподходящий момент. Отдаленные последствия – тьфу! А эта способность, ну очень на нервы действует. Только-только войдешь в рабочий режим, глядь, а в пачке сиротливо жмется одна-разъединственная сигарета. Последняя. И такая одинокая, что даже жаль ее, сиротинушку.
Впрочем, спасибо новым временам – магазинчики и киоски понатыканы на каждом углу. Даже здесь, где застройка исключительно индивидуальная. На соседней улочке есть павильончик, до которого не больше двух минут ходу – если обойти дом сзади и просочиться через живую изгородь, нависшую над оврагом с зарослями борщевика. И даже если не ломиться через овраг, все равно не больше десяти минут. Так что, бросать, конечно, надо, но займусь-ка я этим как-нибудь потом…
У гаража стояли Вика с Тимуром. Вид у Вики был довольный – видимо, планы в очередной раз поменялись, и едут все-таки они. Еще бы ей не быть довольной, ведь час назад пришлось согласиться, что первой поедет Кристина, а они потом. Но все-таки любопытно – как она ухитрилась обойти Кристину? Неужели пошла на принцип и решила сделать наперекор? Это моя песочница! Нет, моя! Забавно.
Вика уселась на переднее сиденье, а Тимур ее уговаривал переместиться назад: мол, мало ли что, тебе нельзя рисковать, вдруг тряхнет и вообще, в дело пошли уже аргументы типа «ты меня совсем не любишь»…
И зачем это люди женятся? Складывается впечатление, что официальная регистрация действует на мозги не хуже мощнейшего пылесоса: до свадьбы люди как люди, а едва создали «новую ячейку общества» – соображалка перестает работать в принципе. По крайней мере внутри этой самой «ячейки». А вообще-то есть семьи, которые от таких игр получают немалое удовольствие…
Стас делал вид, что его тут вовсе нету, только пальцы на руле выстукивали что-то нервное. После трехминутной перепалки, супруги наконец вспомнили о взаимном согласии и устроились на заднем сиденье вдвоем. Я пожалела, что не полезла по короткой дороге через овраг, и постаралась миновать компанию елико возможно незаметно и быстро.
Продавщица магазинчика, пышные формы которой карикатурно обтягивал слишком тесный голубенький форменный халатик, улыбалась так гостеприимно, что хотелось спросить – зачем у тебя такие большие зубы? Обычный магазинчик, обычные полки, монотонно-пестро, как в сотнях других таких же торговых сарайчиков, уставленные продуктами и напитками, – мне они вдруг показались плохой декорацией, за которой скрывается… Детективов надо меньше читать, вот что, тогда и мерещиться ничего не будет. Что там может скрываться?
Лоб и щеки упитанной продавщицы блестели от пота – кондиционер в магазинчике, как водится, отсутствовал, и вентиляция оставляла желать лучшего. Открытая задняя дверь не спасала положения – на улице-то ни ветерка.
Интересно, а в гараже есть задняя дверь? Не телепортировалась же Светочка к воротам, в самом-то деле. Жарко, вот чушь всякая в голову и лезет. Вероятно, напряженная духота за столом во время семейного завтрака напугала меня сильнее, чем я думала. Атмосфера была накалена, как утюг, атмосферой можно было гладить брюки.
Мне вдруг захотелось срочно убедиться, что с Кристиной все в порядке. Я попыталась себя успокоить: что может с ней случиться среди бела дня. Но тревога, совершенно необъяснимая тревога не отступала, и я рванулась домой со всей мыслимой скоростью.
Известно, однако, – ничто не съедает столько времени, как спешка. В попытке сэкономить пять минут я полезла через овраг, и, естественно, угробила куда больше времени. Дорога казалась простой и быстрой: чуть-чуть вниз, потом немного вверх, два шага – и в саду, прямо у дома. Как бы не так! Под зарослями дурацких зонтиков, похожих на укроп-переросток, было не разобрать тропинки – даже если бы она там и была. Приходилось ступать наугад, и не столько ступать, сколько стараться не съехать по неожиданно крутым склонам. Крошечный овражек оказался незапланированно глубоким. Даже ручеек на дне журчал. Ну пусть не журчал, но мешал изрядно. Да еще и крапива…
Шорты и шлепанцы – экипировка не для подобных прогулок. К тому моменту, как я добралась до дома, мои ноги можно было смело показывать на выставке татуировщиков-абстракционистов. Самым разумным было бы сразу переодеться – но когда же это я выбирала разумные пути? Вместо того, чтобы пойти надеть хотя бы джинсы и не пугать окружающую действительность, я бросилась разыскивать свою «подопечную».
Но Кристина изволила исчезнуть. В холле и в саду ее не было, в собственной комнате тоже. Зато на полу валялась скомканная купальная простыня, вся в каких-то коричневых пятнах…
На кухне Нина колдовала над разделочной доской и моего появления, кажется, даже не заметила. Нож в ее руке стучал не хуже швейной машинки. Интересоваться, не видела ли она хозяйку дома, я почему-то не стала.
Для очистки совести я пробежалась практически по всему дому, заглянула даже в спортзал – с тем же результатом. То есть ноль. Оставались сауна и гараж, но в этом и вовсе не было никакого смысла. Ну да, можно еще и сад обыскать – как раз к завтрашнему утру управлюсь.
Куда она, черт побери, могла подеваться? Обиделась на всех и отправилась погулять? По магазинам? На ту самую примерку? Пешком? Сомнительно.
Грозовая туча, заклубившаяся на востоке, не улучшила настроения. Мне начали мерещиться всякие кошмары. Бездыханная Кристина с куском проволоки на нежной шее или, если вспомнить об испачканном полотенце, с разбитой головой… Но где?
